Нильс Б. Телин ВИД И СПОСОБ ДЕЙСТВИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Каждый из нас не раз испытывал чувство неудовлетворенно­сти, пытаясь при помощи обычных грамматических описаний ло­гически убедительно и исчерпывающе объяснить самому себе или своим ученикам употребление глагольных видов в русском языке.

Традиционная грамматика — как структуралистская, так и до- структуралистская, — обычно исходит из текста как из некоторой данности. С помощью индуктивного метода с текстом или его ком­понентами (например, видовыми формами) соотносятся определен­ные значения. Таким образом, текст является исходным пунктом, а парадигматические отношения (такие, как морфологическая по­лярность видовых форм) приобретают решающее значение для семантического анализа.

Другая отличительная особенность господствовавшей до сих пор «поверхностной» аспектологии может быть охарактеризована как представление о полном и однозначном соответствии между семантическим содержанием и морфологической реализацией. Это представление отразилось в попытках «генерализовать» видовую семантику, то есть найти «общее значение» вида и описать всю видовую семантику с помощью единственной оппозиции. В рамках

Nils В. Thelin. Aspekt und Aktionalitat im Russischen. — In: «Die Welt der Slawen», Halbjahresschrift fiir Slawistik, XXV, 2; N. F. IV, 2, S. 428—440. Verlag Otto Sagner, Miinchen, 1980. Данная статья написана на основе доклада, прочи­танного автором 15 июня 1979 г.

© Verlag Otto Sagner, 1980, этого статического, индуктивного метода понятие контекста иг­рает роль модифицирующего фактора внутри текста.

Альтернативу указанному типу описания мы находим в пред­ставлении о тексте как о результате языкового кодирования и одновременно исходном пункте языкового декодирования. Такому процессуальному пониманию языковой коммуникации соответ­ствует процессуальный, дедуктивный метод лингвистического опи­сания. В соответствии с этим текст рассматривается в первую очередь как реализация иерархически организованных глубинных структур в общем процессе перехода «смысл текст» (ср. А п - ресян 1974). В рамках процессуальной, или генеративной, се­мантики описание видовых значений естественным образом мо­жет осуществляться вне непосредственной зависимости от спосо­бов их морфологического выражения. Таким образом, обеспечи­вается возможность внутрисистемного анализа, позволяющего с достаточной полнотой отразить комплексный характер и иерар­хическую организацию видовых значений. Кроме того, указанный метод дает возможность рассматривать видовую семантику как универсальное языковое явление и, исходя из этого, использовать такие семантические признаки, которые могли бы трактоваться как общие для всех языков. В рамках дедуктивного метода кон­текст уже относится не к внутритекстовым факторам, модифици­рующим употребление видов, а представляет собой, скорее, сово­купность важнейших понятийных пресуппозиций, которые лежат в основе порождения каждой видовой формы.

Эта последняя альтернатива, избранная нами, лежит в основе излагаемого ниже иерархически организованного компонентного анализа категории вида в русском языке. Однако мы начнем с критического рассмотрения наиболее распространенной индуктив­ной теории вида, так называемой теории предельности (ср. В и - ноградов 1947; Воронцова 1948 и 1960; Бондарко 1967; Маслов 1976) и одновременно проанализируем соотношение между семантикой вида и семантикой способов действия.

Понятие предельности применяется к двум морфологически различным классам глаголов: глаголам совершенного (СВ) и не­совершенного (НСВ) вида. На основании этого обычно вводится одна-единственная привативная оппозиция, где СВ приписыва­ется значение ‘достижение внутреннего предела действия’, в то время как у НСВ это значение считается невыраженным.

Эта теория связана с представлением о том, что все глаголы в отношении выражаемого ими способа действия являются либо предельными, либо непредельными, то есть в значении глагола либо содержится, либо не содержится указание на предел, к ко­торому направлено действие. Ср.:

(1) Предельные глаголы: делать, совершенствовать, чинить и т.д.

Непредельные глаголы: знать, лежать, беседовать и т. д.

Согласно этой теории, вся семантика вида и способов действия основана на двух оппозициях: а) на лексико-семантической (verb- semantisch), то есть на наличии или отсутствии указания на пре­дел в значении глагола; и б) на аспектуально-семантической, то есть на наличии или отсутствии указания на достижение этого предела.

Существенный недостаток этой теории в том, что противопо­ставление по виду считается возможным только у тех глаголов, которые указывают на предел. СВ таких глаголов означает до­стижение предела, тогда как НСВ выражает движение к пределу или ориентацию на предел соответствующего действия (ср., на­пример, переделать — переделывать). Однако что касается непре­дельных глаголов, то они, согласно рассматриваемой теории, оста­ются, так сказать, целиком вне видового противопоставления. Это положение противоречит традиционной точке зрения, в соответ­ствии с которой в принципе все глагольные формы выражают то или иное видовое значение. Е. Курилович (Kurylovicz 1956, 25) сформулировал этот тезис следующим образом: «Так же как существительное может обходиться без артикля, глагольная си­стема может функционировать без формального различения вре­мен (ср. семитские языки). Однако вид является конститутивной категорией глагола, существующей во всех языках».

Другой слабой стороной этой теории является необходимость рассматривать СВ как несовместимый с непредельными глаго­лами. Например, Ю. С. Маслов (Маслов 1976, 129) пишет: «Именно поэтому в славянских языках непредельные глаголы принципиально являются одновидовыми, глаголами imperfectiva tantum». Этой точке зрения противоречит существование так на­зываемых делимитативного и пердуративного значений у произ­водных непредельных глаголов типа полежать, простоять, пробо­леть, побеседовать, почитать и т. д. Правда, А. В. Бондарко вы­сказывает мнение, что перфективация такого рода может иметь место только в сочетании с изменением лексического значения глаголов. Однако это положение А. В. Бондарко не кажется нам убедительным. В таких сочетаниях, как почитать книгу и пере­читать книгу, основное значение ‘читать’ в обоих случаях сохра­няется. Источник различий — не в основном значении глагола, а в типе префиксации. Определяющим здесь является то, что дели- митативное значение в глаголе почитать выступает как временная модификация, вызывающая целостное представление о действии и, следовательно, не допускающая имперфективации для выраже­ния актуального значения, тогда как пространственная модифика­ция [48], выраженная префиксом пере-, совместима также с неце­лостным представлением о действии. Это означает, что глагол перечитать может быть трансформирован в форму несовершен­ного вида для выражения, например, актуального значения в пре- зенсе: перечитываю.

Данные различия не могут быть объяснены теорией, по кото­рой СВ всегда выражает достижение предела. Ведь в значении глаголов совершенного вида, относящихся к делимитативному и пердуоативному типу, указание на предел отсутствует. Иными словами, мы бы предпочли такую теорию, которая позволила бы избежать подобных «исключений».

Итак, мы можем констатировать, что исходный глагол читать может быть подвергнут перфективации с помощью временной мо­дификации, не выражая при этом значения достижения предела. Этот же глагол приобретает значение предельности в результате пространственной модификации.

(2) Глаголы, нейтральные в отношении признака „предельность": читать, писать, смотреть, слушать, строить, работать, идти и т. д.

Такие глаголы приобретают предельное значение, только сочета­ясь с префиксом пространственной семантики или же приобретая вносимое контекстом значение целенаправленности действия (се­мантика префиксации и традиционное понятие способа действия, а также их связь с семантикой вида подробно рассмотрены в на­шей монографии).

Итак, если мы будем исходить из предположения, что то или иное видовое значение свойственно всем глагольным формам, то мы сможем отказаться от теории, исключающей из рассмотрения большие группы весьма употребительных непредельных или ней­тральных глаголов. Отсюда следует, что теория, основанная на понятии предельности, не объясняет сущности видовых значений. Приведенные здесь факты указывают на то, что предельность следует рассматривать скорее как лексический признак исходных (бесприставочных) глаголов и их пространственных приставочных модификаций, а также на то, что значение предельности следует описывать отдельно от видовых значений.

Каким же образом, учитывая все сказанное, можно описать то общее значение совершенного вида, которым обладает и гла­гол почитать и глагол перечитать? В этом вопросе мы придержи­ваемся той точки зрения, в соответствии с которой СВ выражает представление о действии в целом, то есть целостность (ср. S а - ussure 1949; Dostal 1954; Исаченко 1968а и др.). У дели- митативного непредельного глагола почитать значение целостно­сти является необходимым результатом временной делимитатив- ной модификации, с ее значением ограниченной протяженности во времени.

Семантика НСВ представляет собой более сложную^ картину. В качестве члена привативной оппозиции СВ обычно считался маркированным по признаку „целостность", тогда как НСВ — немаркированным, то есть, в соответствии с такой точкой зрения, НСВ мог обладать, но мог и не обладать положительным значе­нием Признака „целостность".

Таким образом, у НСВ внутри одной и той же морфологиче­ской сущности усматривали два различных значения: как неце­лостное (в случае так называемого «процессуального» значения), так и целостное (в случае итеративного значения). Эту попытку объединить в одной форме НСВ противоположные значения при­знака „целостность" обосновывали предположением, что итера­тивное значение выражает особого рода «процесс».

Индуктивный подход к данному видовому противопоставле­нию, разумеется, не может служить основой для построения мо­дели, обладающей объяснительной силой. Тот факт, что как «це­лостные», так и «нецелостные» действия могут подвергаться ите- ративизации, скорее, свидетельствует о том, что итеративность следует рассматривать как самостоятельный и иерархически под­чиненный признак в системе видовой семантики. Если мы будем связывать итеративность с выражением особого противопоставле­ния, то мы сможем не только объяснить выбор вида, но и пред­сказать его. Следовательно, подобное решение согласовывалось бы с дедуктивным подходом к видовой семантике.

Таким образом, понятие целостности может лежать в основе простой эквиполентной оппозиции ± ЦЕЛОСТНОСТЬ, где под от­сутствием целостности в действительности имеется в виду парци- альность [частичная реализация] действия. Действия могут быть представлены как полностью или частично связанные с времен­ной осью. Частичный контакт с временной осью отражает как бы ограниченный во времени взгляд на внутреннюю фазу действия. Что же касается традиционных терминов «дуративность» и «про­цессуальное™», то они затемняют то обстоятельство, что в опи­санных условиях релевантно именно указание на некоторую часть процесса, а не на процесс в целом. Как известно, в финском языке так называемое Процессное значение выражается не чем иным, как партитивным падежом объекта, ср.:

(3) Eilen han kirjoitti kirjetta (партитив), kun mina tulin.

‘Вчера он (а) писал (а) письмо, когда я пришел’

Данное видовое противопоставление может быть представлено графически следующим образом:

(4)

+ ЦЕЛОСТНОСТЬ-

- ЦЕЛОСТНОСТЬ------------------------ л------- и».

(б)

Если мы, в соответствии с нашим дедуктивным подходом, введем два видовых признака, ЦЕЛОСТНОСТЬ и ИТЕРАТИВНОСТЬ, то мы сможем сформулировать следующее правило выбора видо­вой формы (ср. ниже (5)): формы несовершенного вида могут описывать как неитеративные парциальные действия (так назы­ваемое «процессуальное» значение), так и итеративные действия, причем в последнем случае действие может быть как целостным, так и нецелостным (парциальным); формы совершенного вида описывают только целостные и неитеративные действия:

/+ ЦЕЛОСТНОСТЬ-

+ ИТЕРАТИВНОСТЬ ;

СВ

^ИТЕРАТИВНОСТЬ — ЙСВ

Дедуктивный метод, таким образом, предполагает иерархизацию видовых значений и соответственно динамическое (prozessuell) порождение видовых форм — фактических результатов реализации процесса порождения на морфологическом уровне.

До сих пор мы исходили из того, что рассматриваемые дей­ствия связаны с временной осью или полностью, или частично; иными словами, мы имели дело только с действиями, локализо­ванными во времени (zeitbezogen). Однако действия могут быть представлены в языке и как нелокализованные во времени. Мы имеем в виду те случаи, когда форма НСВ выражает простую констатацию факта; ср.:

(6) Вы читали «Анну Каренину»?— Читал.

Перед нами — важнейшее видовое противбпобтавление, кбторбе часто не принимается во внимание или оценивается неверно. Ис­пользуя наименования типа «общефактическое значение» или «simple denotation», этот признак обычно рассматривают как вто­ричное значение НСВ наряду с его прочими значениями (ср. Бондарко 1971, 28, 32). Между тем мы считаем это противо­поставление (мы будем обозначать его как «± время»), которое дает возможность, с одной стороны, конкретизировать действие, привязав его к определенному участку временной оси, или, с дру­гой стороны, просто констатировать его осуществление, описывая его как находящееся вне временной оси, одним из основных в си­стеме видов. Схематически его можно представить следующим образом:

(7) + ВРЕМЯ---------------------- К---------------------- ^

X

- ВРЕМЯ—---------------------------------------------------------

Предложенный анализ согласуется с точкой зрения (ср. Т h е 1 і п 1978), что видовые значения исторически развились в ходе «вре­менного осмысления» (Temporalisierung) так называемых чистых видов, то есть из общего противопоставления ОПРЕДЕЛЕН­НОСТЬ : НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ. Сходное развитие Ф. Рунд- грен считал вероятным для семитских языков (Rundgren 1959, 91, 307). Это представление о связи между видовыми и времен­ными значениями имеется и у Э. Кошмидера (Koschmieder 1929, 13; 1934, 228), который писал о «придании временного ха­рактера различным значениям глагольной определенности („Ver- zeitlichung der Verbaldetermination")». К сожалению, эти плодо­творные сами по себе идеи Э. Кошмидера были затемнены его менее убедительной теорией видовой «направленности» (Rich- tungsbezogenheit).

Уже с точки зрения системного синхронного языкового опи­сания ясно, что тип контакта с временной осью — полный или частичный — может быть определен только тогда, когда известно, что действие вообще локализовано во времени. Из структурных соображений мы также должны рассматривать противопоставле­ние «± время» как иерархически более высокое по сравнению с противопоставлением «± целостность». Насколько нам известно, на принципиальное значение данного противопоставления указы­вал только Ю. С. Маслов (Маслов 1973, 82). Он предполагает (по нашему мнению, вполне обоснованно), что это противопо­ставление носит универсальный характер. А. В. Бондарко (Бон­дарко 1971, 10, 14, 31—32) вводит для описания данного явле­ния противопоставление «± локализованное™», но в его модели оно занимает иерархически подчиненное положение.

Если речь идет о значении ‘+ время’, то имеется в виду опи­сание действия как соотносящегося с конкретным временным окружением (zeitlicher Kontext) или с определенной ситуацией. Мы хотели бы подчеркнуть, что указанное временное окружение никоим образом не следует смешивать с временной последова­тельностью (temporale Ordnung), то есть с категорией (собствен­но) времени. Действия, представленные как находящиеся вне вре­менной оси (то есть имеющие значение ‘—время’) и выража­ющие простую констатацию факта, тем не менее могут быть упорядочены во времени ср.:

⁽⁸⁾ X X X

- ВРЕМЯ------------------------------------- У

момент речи Прош. Йаст. Вуд.

Система времен подробно рассматривается в нашей монографии (см. Thelin 1978).

Тот факт, что нелокализованные во времени действия могут подвергаться итеративизации, свидетельствует о необходимости описывать признак „итеративность” отдельно от собственно про­тивопоставления «± целостность», имеющего отношение лишь к локализованным во времени действиям.

Правило порождения видовых форм может быть теперь пред­ставлено следующей схемой:

Вернемся теперь к отношению между значениями вида и зна­чениями способа действия. Мы уже отмечали, что противопостав­ление ПРЕДЕЛЬНОСТЬ : НЕПРЕДЕЛЬНОСТЬ должно считать­ся в принципе «лексическим». В связи с этим важно подчеркнуть, что мы не разделяем точку зрения, согласно которой вид явля­ется «грамматической» категорией в традиционном смысле этого сдова, то есть в противоположность семантическим категориям. Сторонники этого взгляда считали лексическую семантику гла­гола (прежде всего представленную оппозицией ПРЕДЕЛЬ­НОСТЬ : НЕПРЕДЕЛЬНОСТЬ) иерархически более значимой ка­тегорией по сравнению с семантикой вида, как если бы лексиче­ская семантика глагола предопределяла видовые значения (ср. Бондарко 1967, 11). Это снова следствие индуктивного под­хода. Если мы применим к описанию видовой и лексической се­мантики глагола дедуктивный метод, то есть построим модель, отражающую фактический процесс порождения этих языковых сущностей, то мы будем вынуждены рассматривать вид как семантическую категорию, иерархически более высокую, чем лек­сическая семантика глагола. В пользу этого анализа свидетель­ствует то обстоятельство, что для реализации значения предель­ности необходимо, чтобы признак „время” принимал положитель­ное значение. Если же действие не локализовано во времени, то значение предельности не выражается, и префиксы, которые обычно сочетают значение предельности с пространственным зна­чением, теряют первое значение, ср.:

(10) — Ты когда-нибудь перешивала платье? — Перешивала. Выше мы уже отмечали, что приставочные образования от непре­дельных или нейтральных глаголов также могут выражать поло­жительное значение признака „целостность”. В связи с этим не­обходимо, однако, тщательнее исследовать видовой характер так называемых стативных глаголов. Они, безусловно, являются не­предельными. Возникает вопрос: могут ли приставочные образо­вания от стативных глаголов выражать значение целостности? Если вслед за А. В. Бондарко (Бондарко 1967, 26) считать такие глаголы, как лежать, стоять и т. д., стативными, то ответ будет утвердительным (ср. полежать, простоять). Однако дей­ствительно ли глаголы этого типа являются стативными? Тот факт, что они могут выступать в форме императива, свидетель­ствует скорее о том, что они выражают значение деятельности (ср. Lakoff 1966). Нам представляется, что стативное значение, например, глагола лежать, всегда возникает на основе некоторой деятельности (например, лечь) или представляет собой результат этой деятельности. Поэтому эти глаголы нельзя считать чисто стативными. К тому же стативные глаголы, как правило, не до­пускают формы императива, ср.:

(11) Собственно стативные глаголы: знать, видеть, состоять, су­ществовать, бодрствовать и т. д.

Если отвлечься от префиксальных инхоативных производных типа узнать, увидеть и т. д. (на наш взгляд, здесь представлены слож­ные образования, а именно комбинации инхоативно-предельного и стативного значений), то можно заключить, что стативные гла­голы принципиально не могут иметь производных со значением целостности,

Если мы утверждаем, что глаголы типа лежать выражают деятельность, это не означает, что стативное значение у таких глаголов всегда проявляется в тексте одновременно со значением деятельности. Эти глаголы могут выражать и только стативное значение. Такая возможность двоякой — активной или статив- ной — интерпретации действия существует также у другой, менее сложной по своей структуре разновидности стативных глаголов. Речь идет прежде всего о глаголах со значениями местонахож­дения или эмоционального состояния, ср.:

(12) Глаголы, допускающие как стативную, так и активную ин­терпретацию: находиться, присутствовать, отсутствовать, оставаться; грустить, радоваться и т. д.

Возможность различной интерпретации действий в отношении зна­чений признака „стативность” свидетельствует о том, что этот признак является не только и не столько лексическим, сколько отражает характеристику действия как такового в семантико-син- таксической глубинной структуре. Эта гипотеза находит под­тверждение в том, что противопоставление «dz стативность» с необходимостью должно быть признано иерархически более вы­соким, чем видовые противопоставления. Это последнее становит­ся очевидным из того, что наличие стативности, как было пока­зано, предполагает отсутствие целостности или, точнее, полную иррелевантность противопоставления «± целостность».

Если мы будем исходить из предположения, что порождение предикатов (вообще говоря, не только глагольных), основано на относящемся к способу действия противопоставлении «± статив­ность», то в этом случае правило выбора видов можно изобра­зить с помощью следующей схемы:

(¹^ + СТАТИВНОСТЬ —

Универсальный характер этой модели подтверждается тем, что она, с одним небольшим изменением, может быть применена и к английскому языку, ср.:

В заключение мы можем отметить, что понятие способа дей­ствия, отраженное здесь в противопоставлениях «± стативность» и «± предельность», в действительности соответствует иерархиче­ски различным семантическим категориям. Так, последний при­знак подчинен первому, но не наоборот:

15) + СТАТИВНОСТЬ -> — ПРЕДЕЛЬНОСТЬ (существовать)

- СТАТИВНОСТЬ -> + ПРЕДЕЛЬНОСТЬ (совершенствовать)

± ПРЕДЕЛЬНОСТЬ (читать)

— ПРЕДЕЛЬНОСТЬ (беседовать)

Как мы и предполагали, одно противопоставление «dz статив­ность» не может служить достаточным критерием для проведения лексической классификации глаголов, а функционирует скорее как признаковая характеристика действий в семантико-синтакси- ческой глубинной структуре. В системе порождения предикатов это противопоставление выполняет основополагающую функцию и, как было показано выше, в семантической структуре иерархи­чески подчиняет категорию вида. Противопоставление же «dh пре­дельность» связано с такими семантическими сущностями, кото­рые иерархически подчинены категории вида: с одной стороны, со сферой глубинных падежей (в понимании Ч. Филлмора, ср. Fillmore 1968), так как, например, для этого противопостав­ления может быть релевантно наличие или отсутствие объекта действия, и, с другой стороны, с лексической семантикой исход­ного глагола и его префиксальных пространственных модифи­каций.