Моррис Сводеш К ВОПРОСУ О ПОВЫШЕНИИ ТОЧНОСТИ В ЛЕКСИКОСТАТИСТИЧЕСКОМ ДАТИРОВАНИИ[35]

1. Введение.

2. Метод.

3. Точность.

4. Опытный список.

4.1. Универсальность.

4.2. Отношение к культуре.

4.3. Простота.

4.4. Межъязыковая двусмысленность и неясность зна­чений.

4.5. Потенциальное дублирование.

4.6. Идентичные корни.

4.7. Звукоподражание.

4.8. Служебные слова.

5. Устойчивость элементов.

6. Проверка.

6.1. Частично совпадающие истории языков.

6.2. Скрытая дивергенция.

6.3. Оценка количества времени.

6.4. Датирование образцов.

6.5. Подсчет.

6.6. Модифицирующие факторы.

7. Предварительные итоги.

1. В течение нескольких последних лет мы были сви­детелями целого ряда сравнительно удачных эксперимен­тов, произведенных учеными для определения количе­ства истекшего времени методом подсчета родственных слов в опытных словарях. Развитие этого метода представ­ляет большую ценность для восстановления фактов предыс­тории, поскольку он позволяет установить датирование доисторических этнических контактов, выявленных язы­ковым родством.

Используя исторические данные о расселении народов, этот метод позволяет установить их доисторическое место­положение и пути миграций в определенные периоды вре­мени в прошлом. Эти данные могут быть соотнесены с по­казаниями археологии, сравнительной этнографии, гео­графии заимствованных слов, с фактами географического распространения фонетических и морфологических осо­бенностей и со многими свидетельствами иного порядка. Такое сравнение часто дает нам ключ к правильному соот­несению мест археологических данных с исторически извест­ными народами.

В пределах языкознания как такового лексикостатистика освещает не изученную до сих пор тенденцию словаря из­меняться с постоянной скоростью. Поскольку исследования в области лексикостатистики до сих пор касались только сведений о количестве истекшего времени и в ней намеренно рассматривались только те лексические единицы, которые меньше всего подвержены культурным влияниям, есте­ственно, что оказалась изученной только небольшая часть всех языковых явлений.

Несмотря на многообещающую роль, которую, каза­лось бы, лексикостатистический метод мог сыграть в ка­честве дополнительного инструмента исследования доис­тории, несмотря на то, что лексикостатистика могла бы явиться ключом к более углубленному пониманию языка как общественного явления, она до сих пор отставала. То, что было нами обозначено «константой», но могло бы точнее быть названо «индексом» сохраняемости лекси­ки, основывается лишь на частичном изучении тринад­цати контрольных языков. В этой области наиболее цен­ный вклад был первоначально внесен Р. Б. Лизом, который работал совместно с автором настоящей статьи, а также использовал в своих исследованиях данные, полученные некоторыми другими учеными. Различные эксперименты по применению лексикостатистики к изучению доистории

и ряд исследований, в которых делалась попытка подтвер­дить пригодность индекса сохраняемости и проверить дей­ствие специфических факторов,—все это способствовало лучшему пониманию как методологии лексикостатистики, так и теории, на которой она основана.

Однако, несмотря на это, все же ощущается необходимость всесторонних контрольных исследований, куда должны быть по возможности включены не менее ста исторически засвидетельствованных случаев.

Если бы существовала гарантия того, что в ближайшие годы будут проведены и успешно завершены исследования, посвященные основным, ведущим проблемам, то лучше было бы избегать мелких, частных исследований и даже вре­менно прекратить рассмотрение вопросов, связанных с до­историей. Однако, поскольку сейчас не существует подоб­ной перспективы, стоит продолжать экспериментировать, в надежде на то, что постепенно накапливаемые знания в конечном итоге усовершенствуют практику и теорию лекси костатисти ки.

Настоящая работа, в которой автор только касается всех этих вопросов, ставит перед собой очень скромную задачу. Автор не разбирает ни одного ноеого контрольного языка и даже по методологическим соображениям опускает не­которые из приводимых Лизом данных.

Автор настоящей статьи пытается продолжить анализ- прежних списков слов и использовать критические заме­чания и пожелания, которые исходят от его коллег и появ­ляются в печати, а также высказываются в обсуждениях к в личной переписке.

Основная ценность этой работы, возможно, со­стоит в исследовании имеющихся в нашем распоряжений- средств для тщательного усовершенствования лексикостати­стического метода.

2. В методике лексикостатистического датирования ис­пользуется твердо установленный список опытных элемен­тов. Они выражаются в словах какого-либо взятого за ос­нову языка, например английского, испанского или ка­кого-либо другого, причем в список должно включаться такое значение используемого элемента, которое абсолютно не связано с семантическими особенностями данного языка. Например, tongue «язык» относится к словам, обозначаю­щим части тела, а не к словам, обозначающим язык как средство общения (language), и не к словам, обозначающим

части телеги. Для каждого элемента списка в языке, на который переводится данный список, должен быть подоб­ран простой, общеупотребительный эквивалент. К при­меру, если бы мы стали сравнивать английский с фран­цузским и испанским, мы должны были бы выбрать langue в первом случае и lengua во втором в качестве эквивалента к английскому tongue; к английскому head «голова» экви­валентами явились бы соответственно франц. tete и исп. cabeza. Обычно выбирается один, выраженный только од­ним словом эквивалент для каждого используемого эле­мента; элементы, состоящие более чем из одного слова, включаются в список только в тех случаях, когда нет ни­какой возможности найти соответствие среди простых слов данного языка.

Списки слов двух сравниваемых языков сопоставляют друг с другом, а затем производят подсчет родственных и неродственных элементов.

Наиболее общее уравнение, по которому мы можем вы­числить время, исходя из процента родственных слов, таково:

(i+^logC: log г,

где t_x и t₂ относятся к двум различным языкам или диалек­там, которые развились из первоначально единого языка. В этом уравнении ^ — время, выраженное в тысячеле­тиях (или еще в какой-либо удобной единице времени), которые отделяют один из языков от периода их совместно­го существования в одном языке, a t₂ — время самостоятель­ного существования второго языка; С — процент родствен­ных элементов, найденный при сравнении двух опытных списков, а г — индекс сохраняемости, т. е. установленный контрольным исследованием предполагаемый процент ле­ксических единиц, сохранившихся в языках по истечении каждой единицы времени.

Если речь идет об одной линии развития, т. е. если сравниваются две различные ступени одного и того же языка, то одна из ступеней может совпадать с периодом совместного существования; при этом убудет равно нулю, и, таким образом, 0+/₂=logC:logr, или /₂=logC:log/\

Если оба сравниваемых языка являются более поздними ступенями развития некогда единого языка, то мы имеем дело с проблемой языковой дивергенции.

Если языки находятся по времени на одной ступени раз­вития, то

t_x = t_% = t, откуда 2t=log С: log /',

или

Z = log С: 2 log г,

или

/ = logC:logr².

Если t_x и t₂ не равны, то можно вычислить одно из них, зная другое: t₁ + т = log С:log г (где т — известный нам период времени), или, если мы знаем разницу между ними, то t_x + t_x + d = log С:log г, или 21₁ + d = logCrlog r.

Наиболее простым является отношение между процен­том родственных слов и количеством истекшего времени в условиях полной или несокращенной диверген­ции, т. е. когда не существует контактов между двумя разо­шедшимися диалектами, которые могли бы помешать один другому развиваться своим собственным путем.

При наличии контакта дивергенция будет протекать медленней. Чтобы сделать поправку на это, мы можем обо­значить дивергенцию как st — (средняя) степень расхож­дения языков, умноженная на время; в исправленном виде формула будет выглядеть следующим образом:

/ -log C:s log г²,

отсюда

min/=logC:logr².

В первом варианте s представляет собой число, кото­рое никогда не превышает 1 и равно 1 только в случае •полной дивергенции; во всех остальных случаях s пред­ставляет собой дробь, обратно пропорциональную степени, в которой влияние контактов взаимодействует с диверген­цией.

Значение уравнения с s состоит в основном в том, чта с его помощью можно сделать заключение о влиянии кон­тактов; вычислить s нельзя, если мы не знаем t. Поэтому исследование надо начинать с определения времени рас­хождения между всевозможными парами языков в род­ственных группах, не забывая при этом, что время рас­хождения в действительности может оказаться больше,, чем то, которое указано; в этом состоит значение второго* уравнения, где применяется min t.

Дальнейшая работа носит реконструктивный характер. Здесь можно руководствоваться различными правилами, из которых следующие два являются, пожалуй, самыми? важными.

1) Там, где имеются свидетельства о полной террито­риальной изоляции двух языков друг от друга, диверген­ция не тормозилась влиянием контактов.

2) В ряде случаев установленной исследованием дати­ровки, характеризующей время расхождения в группе род­ственных языков, самое большое число скорее всего ука­зывает на время, фактически истекшее с того момента как все языки, входящие в данную группу, представляли¹ собой один единый язык.

Индекс сохраняемости, вычисленный Лизом на основе тринадцати контрольных языков, рассмотренных по перио­дам времени от 1000 до 2200 лет, равен 80,48% Ч-_ 1,76% на тысячелетие.

Пределы, в которых допускается ошибка в подсчете,, вычисляются «как 9/10 ошибки в среднем при использо­вании метода рассмотрения языкового материала по корот­ким отрезкам времени».

Процент сохраняемости, принимаемый в большинстве исследований, равен 80,5 — 81%, а г² — суммарный ин­декс сохраняемости в двух родственных языках — соот­ветственно равен 65 — 66% за 1000 лет.

3. Мы располагаем вполне достаточным количеством* данных, на основании которых можно было бы утверждать,, что устанавливаемое лексикостатистикой время расхож­дения языков в известной мере приближается к действи­тельному. Это подтверждается целым рядом соответствий* включая различные исторические и установленные с помощью археологии данные, куда входит также и дати­рование, установленное радиоуглеродным методом.

Свидетельством правильности лексикостатистического метода в целом является внутренняя последовательность датирования, устанавливаемого этим методом внутри язы­ков одной семьи или племени.

Не претендуя на безупречность точного инструмента, лексикостатистика, несомненно, имеет большое значение для приблизительного датирования и уже сейчас может служить полезным орудием при реконструкции доистории.

В то же время есть все основания полагать, что лекси­костатистика еще не достигла, даже не приблизилась к максимальному раскрытию своих потенциальных возмож­ностей. Это объясняется тем, что основные понятия лекси- костатистики — индекс сохраняемости (первоначально на­званный константой) и определительный список — бази­руются на слишком ограниченном материале.

Разные ученые, изучавшие данный метод, отмечают ряд его слабых сторон, большинство которых кажется под­дающимся исправлению. Хотя окончательная доработка метода сейчас пока еще невозможна, мы можем устра­нить его отдельные мелкие недостатки и совершенствовать, методику его применения.

В настоящей работе основное внимание обращается на определительный список. Делаются попытки внести в него некоторые изменения и выяснить количественное влияние этих изменений на точность лексикостатистического дати­рования.

Ниже будет показано, что результаты в значительной степени благоприятны.

4. «Элементы, пригодные для опытного списка, должны быть универсальными и не относиться к каким бы тони было областям культуры... Более того, они должны представ­лять собой легко распознаваемые общие понятия, к кото­рым нетрудно подобрать соответствия среди простых слов большинства языков» («Лексикостат. датир.», стр. 38). Эти установленные нами нормы не всегда последовательна соблюдались при создании первоначального опытного спис­ка. Начать с того, что уже 15 из 215 элементов в списке Лиза, приводимом в его основном исследовании, в статье «Лексикостатистическое датирование», мы рекомендуем опустить (эта работа была закончена после того, как была написана статья Лиза, но появилась в печати раньше).

В дополнение к этим нормам в процессе исследования выяснились еще некоторые положения, включая сюда и те отрицательные моменты, которых в исследовании необ­ходимо избегать, именно: потенциальные дублеты (отмечен­ные Дугласом Тейлором), идентичные корни, звукопод­ражания, смысловые оттенки.

Автор уже указывал на то, что «несомненно, можно было бы составить лучший опытный список, чем настоя­щий», но, основываясь на собственном опыте в данной об­ласти, он вынужден заметить, что это достигается не так-то легко («Лексикостат. датир.», стр. 38).

Первый опытный список в его наиболее раннем виде после некоторых исправлений и уточнений включал в себя около 200 элементов, причем в то время автор надеялся увеличить его с целью достижения еще большей статисти­ческой точности в исследовании; однако ему удалось подо­брать только небольшую горсточку действительно подхо­дящих элементов, в то время как, напротив, обнаружива­лись все новые и новые элементы, которые надо было исключить из старого списка. Поэтому он пришел к убеж­дению, что улучшить список можно только при решитель­ном его сокращении в строгом соответствии с установлен­ными нормами, имея при этом в виду, что качество по край­ней мере так же важно, как и количество.

Новый список, состоящий из 100 элементов, включает в себя 92 слова из старого списка, приводимые в табл. на стр. 78, плюс 8 новых элементов: say «сказать», moon «луна», round «круглый», full «полный», knee «колено», claw «ко­готь», horn «рог», breast «грудь».

Даже этот новый список имеет свои недостатки, но их сравнительно немного, и они незначительны.

4.1. Если лексикостатистика должна найти широкое применение в научном исследовании, то необходимо, чтобы к опытным элементам списка было бы легко найти соответ­ствие во всех или почти во всех языках. Поэтому, чтобы не отступать от данного правила, мы исключаем из нового списка элементы ice «лед», snow «снег», freeze «замерзать», snake «змея», sea «море».

Выдвигалось и другое предложение: создать варианты опытного списка для различных больших участков земного шара. Эта работа требует большой тщательности в отборе местной лексики и в определении колебаний в индексе сохраняемости, связанных с каждым отдельным списком.

4.2. Причина, обусловливающая необходимость избе- гать слов, относящихся к области культуры, заключается в том, что их утрата или сохранение находятся в слишком тесной зависимости от изменений, происходящих в куль­турных областях,— отсюда их непригодность служить по­казателем количества истекшего времени.

Первоначально мы предполагали, что некоторые поня- тия, относящиеся к культуре, например различные про­дукты и виды деятельности, настолько древни и настолько широко распространены, что свободны от общих недостать ков, присущих терминам культуры.

Поэтому в первую редакцию старого списка входили такие слова: father «отец», mother «мать», husband «муж»,, wife «жена», spear «копье», горе «веревка», stab «вонзать», sew «шить», hunt «охотиться», play «играть», fight «сражать- ся». Но эти элементы оказались непригодными по другим причинам: во-первых, они не являлись универсалиными* во-вторых, имели дублеты, в-третьих, иногда страдали не­точностью, были звукоподражательными и т. п. Числи­тельные также следует считать относящимися к культуре. В Мексике существуют языки индейцев, которые заим­ствовали числительные из испанского; то же самое произо­шло и с японским языком по отношению к китайскому. Это указывает на тесную связь чисел с областью коммер­ции и технологии. Чрезвычайная устойчивость числи­тельных среди контрольных языков — а именно среди раз­личных европейских языков, египетского и китайского,— возможно, обусловлена той ролью, какую играет счет в жизни этих народов. С другой стороны, существуют языки, в которых, как известно, отсутствуют названия чисел выше двух и которые пользуются сложными словами, чтобы вы­разить «три» и т. д. В новом списке сохраняются числи­тельные один, два и опускаются все остальные.

Существует ряд предметов природы, культурная роль которых настолько велика, что они принимают характер терминов культуры. Таковы, например, следующие слова* входившие в старый список: соль (которая является пред­метом торговли), цветы и фрукты (поскольку культиви­руемые разновидности их все время являются чем-то новым с точки зрения культуры), лед (в некоторых областях предмет, изготовляемый искусственно). Одной из харак­тернейших черт так называемых терминов культуры яв­ляется необычайная легкость, с какой они заимствуются вместе с новым предметом или новой разновидностью уже известного предмета. Эта черта позволяет нам определять вторичные термины культуры. Безусловно, любое слово может приобрести значение такого термина, и поэтому мы должны избегать употребления тех слов, которые от­носятся к области культуры в наибольшей степени потен­циально.

Названия видов животных не могут использоваться в опытном словаре как из-за их неуниверсальности, так и в силу того, что они легко переходят из языка в язык, особенно когда народ переселяется в те области, где су­ществуют новые виды или новые разновидности уже из­вестных животных. Единственными названиями живых существ, которые сохранены в исправленном опытном спис­ке, являются следующие: bird «птица», fish «рыба», dog «со­бака», louse «вошь».

4.3. Необходимо избегать различных специальных тер­минов, поскольку они слишком часто выражаются не прос­тыми словами, а целыми фразами.

4.4. Слова, обозначающие определенные виды деятель­ности, такие, как cut «резать», pull «тянуть», dig «копать», squeeze «сдавить», «сжать», обладают двумя особенностя­ми, благодаря которым они становятся неудовлетвори­тельными в качестве опытных элементов. Первая особен­ность заключается в том, что к этим словам зачастую очень трудно подобрать соответствия в исследуемых языках, а вторая — в том, что они гораздо менее стабильны, чем большинство других наших опытных элементов. Возможно, эти две особенности взаимосвязаны.

Ср. устойчивые drink «пить», eat «есть», sleep «спать» (нем. trinken, essen, schlafen) с неустойчивыми cut «резать», pull «тянуть», dig «копать» (нем. schneiden, ziehen, graben).

Встречаются также и слова неустойчивые и двусмыс­ленные (неясные) по своему значению в целой группе род­ственных языков.

Даже в группу слов, обозначающих части тела, входят такие слова, как leg, back, guts, значение которых нечетко и перекрещивается со значением других слов. Например, значение слова leg «нога» включает в себя значения calf «икра», shin «голень», knee «колено», thigh «бедро», foot «ступня», ankle «лодыжка». Во многих языках английским foot и leg соответствует одно слово. В других же языках английскому leg соответствуют два самостоятельных слова.

Поэтому не удивительно, что leg оказывается одним из наименее устойчивых элементов в списке.

4.5. Совершенно так же, как нельзя было бы вклю­чить два или несколько раз в один и тот же список одно и то же слово, надо избегать слов с тенденцией к синонимии.

Сравнивая два языка, в которых слова, соответствую­щие английским wife «жена» и woman «женщина», идентич­ны, можно установить, что либо оба этих слова родственны по происхождению, либо нет.

Чтобы избежать перегрузки, которая может получить­ся в результате применения большого количества слов, лучше всего исключить слово wife «жена» из списка. Ис­ходя из тех же соображений, мы исключаем из списка river, lake и sea ввиду наличия слова water «вода»; far «далекий» из-за наличия long «длинный»; short «короткий», thin «тонкий», near «близкий» из-за наличия small «малень­кий»; dust «пыль» из-за присутствия earth «земля»; fog «туман» из-за наличия cloud «облако»; leg «нога» из-за нали­чия foot «ступня»; they «они», he «он» из-за наличия that «тот». Трудно было бы устранить каждый из потенциаль­ных дублетов, и поэтому несколько случаев такого возмож­ного дублирования все же остаются в исправленном вари­анте списка: water «вода»— rain «дождь», skin «кожа»—bark «кора», big «большой»—long «длинный», how «как»— what «что», who «кто»—what «что», this «этот» —that «тот».

Мы надеемся, что после соответствующих исправлений количество языков, имеющих дублеты, может быть суще­ственно сокращено и что останется очень мало языков, которые будут иметь более одного дублета.

Если подойти к решению вопроса о потенциальных дуб­летах несколько иначе, то упомянутые выше случаи дуб­лирования можно было бы оставить в списке, но сделать при этом особые пометки и применять эти слова только тогда, когда будет ясно, чтэ в сравниваемых языках они не являются словами-дублетами. Это позволило бы нам добавить к списку несколько элементов, вполне удовлет­ворительных во всех других отношениях, включая сюда и слово lip «губа», которое имеет тенденцию дублировать слово mouth «рот» или передается в виде сложного слова со значением mouthskin «кожа», а также слово arm «рука» в добавление к вышеупомянутым словам; вместе с тем под­счет был бы усложнен вследствие необходимости проверять каждое сравниваемое слово с точки зрения синонимии.

4.6. С описанным выше явлением сходно употребление идентичных корней, образующих систему типа this «этот» — that «тот», who «кто» — what «что» — when «когда» — where «где» — how «как», I «я» — we «мы», thou «ты» — уе «вы»* die «умирать» — kill «убивать» (последняя пара слов пред­ставляет собой каузативное образование). Переработанный список не содержит уже таких слов, как when, where, how, уе, но сохраняет все остальные с гораздо меньшим риском.

Если язык имеет два слова, эквивалентных английскому we (включающее и исключающее говорящего), то в список должно быть включено первое из двух, поскольку в этом случае гораздо меньше вероятность того, что оно повто­рит корень первого лица единственного числа.

4.7. Слова различных языков, обозначающие «дуть», стремятся использовать лабиализованные или шипящие согласные или те и другие наряду с лабиализованными гласными. Ярким примером является исп. soplar, состоя­щее из подражательных звуков, которые сконцентриро­вались в слове в процессе его развития из лат. sub-flare. Даже если гласный и сибилянтный согласный происходят из префикса (sub- «под»), который первоначально не имел ничего общего с идеей дуть, предположение, что оба они стали ассоциироваться со старым корнем fl в основном вследствие звукового символизма, кажется вполне вероят- н м.

Назовем слова, которые считаются потенциально зву­коподражательными и поэтому исключаются из списка: breathe «дышать», laugh «смеяться», puke «рвать» (тошнить), scratch «чесать», cry «кричать».

Тенденция к звукоподражанию вызывает возражения двоякого рода: во-первых, довольно трудно учесть устой­чивость подобных слов и также трудно установить, с ка­кого рода элементами имеем мы дело — с» родственными словами или со случайными звуковыми совпадениями. Трудность при учете звукоподражательных слов объясняет­ся еще и тем фактом, что в огромном числе они заимствуют­ся соседними народами, даже если обычное заимствование слов, обозначающих различные понятия культуры, в эта время не имеет места. Эта тенденция присуща также и детским словам, включая название матери и отца (ра, papa, dad, ma, mama).

4.8. Хотя мы с самого начала старались избегать слов, слишком тесно связанных с морфологическими особенное-

тями языка, некоторые из таких слов, например at, in, be­cause, if, and, все же пришлось включить в список. В ис­правленном списке этих слов нет.

5. Чтобы опытный список был пригоден для определе­ния отрезков времени разной протяженности, он должен быть составлен из элементов, обладающих приблизительно одинаковой сохраняемостью в языке. В случае если это условие соблюдаться не будет, менее устойчивые элементы будут рано утрачиваться языком, благодаря чему в остав­шийся список войдут элементы с постепенно возрастаю­щей устойчивостью, пока процент сохраняемости не станет выше первоначального.

Основное исследование Лиза мало что говорит относи­тельно решения этой стороны проблемы, так как все изу­ченные им контрольные случаи имеют сравнительно неболь­шую продолжительность во времени, от 1000 до 2200 лет, в развитии одного и того же языка. Учитывая, что лекси­костатистическое датирование применяется скорее к случаям дивергенции двух языков, чем к линии развития отдельно взятого языка, отрезки измеряемого времени гораздо боль­ше — они приближаются к 8000 лет. При этом тысячеле­тие в развитии одного языка эквивалентно пяти столетиям дивергенции, а 2200 лет в развитии одного языка соответ­ствуют 1100 годам дивергентного развития.

Таким образом, контрольные исследования ограничи­ваются лишь исторически засвидетельствованными случая­ми, охватывающими только небольшую часть необходимой сферы исследования. Для того чтобы преодолеть этот не­достаток, нужно вычислить индекс сохраняемости инди­видуальных опытных элементов. Процедуру измерения ре­комендуется проводить следующим образом: «Стабильность, или устойчивость, элементов нуждается в объективной проверке: необходимо отмечать, как часто встречаются дан­ные элементы и как долго сохраняются они в исторически засвидетельствованных языках. Этот подсчет устойчивости мог бы быть принят во внимание при создании исправленно­го опытного списка» («Лексикостат. датир.», стр. 39). Ввиду того что необходимое количество языков практически не может быть привлечено к исследованию, такое исследование пока что невозможно. Однако можно вычислить сохраняе­мость отдельных элементов в контрольном материале, что и проделано нами в таблице № 2 (см. прило­жение, стр. 78—87).

Мы ограничили количество языков, необходимых для подсчета, восемью языками, с тем чтобы избежать случаев частичного совпадения. Мы использовали отрезки времени, которые даются у Лиза, хотя в случае с коптским языком есть все основания полагать,что здесь в действительности имел место гораздо более длительный период раздельного существования языков. Ценность вычисляемого таким об­разом процента сохраняемости весьма относительна из-за небольшого количества рассмотренных языков. Так, хотя не существует такого явления, как неизменяемая лекси­ческая единица, в списке все же оказался целый ряд слов, которые показывают стопроцентную устойчивость. Безус­ловно, этого бы не было, если бы мы рассмотрели доста­точное количество контрольных случаев. Интересно отме­тить, что большинство показателей стопроцентной сохра­няемости относится к числительным, в то время как опыт изучения языковых групп в других частях света, где эко­номика либо более примитивна, либо развилась в отно­сительно недавнее время, показывает значительную не­устойчивость числительных.

Мы можем исцользовать эти экспериментальные таб­лицы устойчивости, сравнивая показатели дистрибуции старого и нового списков. Результаты подсчетов, которые мы записываем, группируя процент сохраняемости по де­сяткам (1 — 10%, 11 — 20°/₀ и т. д.), следующие:

старый список 3 4 7 18 22 33 26 23 37 42 (итого 215)

новый список 0 0 1 6 8 8 14 12 23 20 (итого 92).

Нетрудно увидеть, что сохраняемость в старом списке в основном достигает 51—60 и 81—100 процентов, в част­ности же процент сохраняемости может быть выражен любым из возможных чисел. Эти показатели получены при использовании смешанных критериев и разнородной сохраняемости. Если бы новый список был создан ис­кусственно, путем простого устранения слов, так, чтобы только за счет этого повысить выраженный в процентах по­казатель дистрибуции, то нет уверенности, что исполь­зование его в лексикостатистике дало бы более надежные результаты, чем результаты, полученные от первого списка.

В действительности, однако, ни одно слово не было опу­щено, даже если его индивидуальный процент сохраняе­мости становился незначительным. Вместо этого изменения были внесены в целые категории соответственно общим критериям, о которых говорилось выше и которые сформу­лированы на основе определенных методологических сооб­ражений, осознанных нами в процессе лексикостатистиче­ского исследования задолго до того, как были приняты таблицы устойчивости.

При этих обстоятельствах новый список внушает боль­шие надежды на то, что будут внесены исправления в те искажающие действительность результаты, которые были обусловлены первым списком.

В дальнейшем будет показано, что новый список обус­ловливает более высокий процент сохраняемости, чем ста­рый,— около 86% вместо приблизительно 81% на тыся­челетие. Этот процент соответствует проценту устойчивости отдельных элементов и при этом позволяет вычислить предполагаемое искажение, к которому приводил первый список. Так, если для половины первоначального списка индексом сохраняемости являлись 86%, а для полного списка—81 %, то вторая половина должна была бы в среднем показывать 76%. Если перейти от единой линии развития языка к случаям дивергенции, то получим 74% для верхней половины, 58% для нижней и 66% для всего списка.

Мы можем распространить эти цифры на более продол­жительные периоды времени и таким путем выяснить раз­меры искажения, вычисленные очень приблизительно (см. вывод).

Оставляя в стороне другие недостатки и принимая во внимание только искажающее действие смешанного процента устойчивости в старом списке, мы отмечаем, что применение единого процента сохраняемости, равного 66, вместо ис­пользования смешанной устойчивости элементов старого списка дает нам определенный просчет от одного до трех веков на 20 столетий по мере того, как увеличивается коли­чество прошедшего времени (в пределах, доступных для изучения при помощи лексикостатистического метода).

Этот подсчет не объясняет, однако, всего искажения целиком, а только указывает на разницу между прежним и исправленным вычислением, которое дает приблизи­тельный анализ устойчивости.

Нет сомнений в том, что новый список все еще дает оп­ределенную меру искажения. Не следует думать (впрочем, это и не имелось в виду при составлении таблиц устой­чивости), что все составляющие список элементы обладают одинаковой устойчивостью. Однако мы можем заключить, что искажение, которое показызает новый список, зна­чительно меньше того, которое дает старый. К тому же, поскольку мера колебания значительно уменьшена в новсм списке и поскольку она в большей степени приве­дена к единому критерию, мы можем заключить, что ос­тавшееся искажение является лишь малой частью преж­него. Как бы ни обстояло дело, не следует пытаться вы­числять (по-видимому, при помощи дифференциального ис­числения) искажающее воздействие нового списка до тех пор, пока в нашем распоряжении не будет действительно по­казательных таблиц устойчивости, основанных на большем количестве контрольных случаев. Как только мы будем рас­полагать точной мерой искажения, мы сможем внести поправ­ки в уравнение вычисляемого времени или, что было бы еще более удобным, получить готовую таблицу, указывающую время и предполагаемое соотношение родства.

6. Некоторые аспекты нуждаются в пересмотре в самом процессе контрольного исследования.

6. 1. Некоторые из контрольных примеров пред­

ставляют собой родственные языки, которые до опре­деленного момента имели общую историю. Например, случай 2-й у Лиза: латынь Плавта (которая относится к 200 г. до и. э.) — ранний новоиспанский (1600 г. и. э.). Случай 3-й: латынь Плавта — французский язык Молье­ра (1650 г. и. э.). Упомянутые языки являлись единым языком на протяжении примерно 1000 лет и только по прошествии этого общего периода начали развиваться совершенно самостоятельно. Поэтому, используя в иссле­довании оба случая, мы в основном повторим один и тот же пример, а для этого, безусловно, нет никаких оснований. Чтобы избежать дублирования, можно было бы разделить периоды времени на три неперекрещивающихся периода:

а) латынь Плавта — поздняя латынь;

б) поздняя латынь—ранний новоиспанский;

в) поздняя латынь — французский язык Мольера.

Таким же образом надо было бы подойти к португальско­му, каталанскому, итальянскому и двум типам греческого языка.

Подобный порядок рассмотрения потребовал бы нового списка по крайней мере для одной определенной ступени развития поздней латыни, для иберийско-романской, и для промежуточной ступени в развитии греческого, кото­рая была бы применена для распадающихся афинского и кипрского диалектов греческого языка. Однако из-за отсутствия подобных опытных списков мы должны опус­тить все примеры, кроме одного, по каждой системе при­мыкающих друг к другу случаев.

6. 2. В качестве контрольного примера выбирается один язык и рассматривается на его ранней и поздней ступени развития, причем большая часть случаев может быть про­верена на исторически засвидетельствованном материале для обеспечения полной или почти пслной уверенности в том, что эти случаи отвечают предъявляемым к ним тре­бованиям.

Например, в последовательности латынь — французский исследуемый язык известен из письменных памятников на протяжении всего отрезка времени, лежащего между ними, так что мы можем быть в значительной степени уверены в том, что имеем дело в основном с единой линией раз­вития. Что же касается среднеегипетского и коптского языков, то здесь мы находим значительный пробел в на­личии памятников между 1700 г. до н. э. и 300 г. н. э. Мы не можем быть полностью уверены в том, что коптский яв­ляется прямым потомком среднеегипетского. Возможно, он развился из устной речевой формы, которая к 17С0 г. до н. э. уже отошла от египетского языка, сохранившегося в письменной форме. Эту неопределенность необходимо иметь в виду при анализе наших результатов, ибо мы обнару­живаем, что процент общих элементов в египетско-копт­ском значительно ниже той величины, которую мы могли бы ожидать, исходя из других разобранных примеров.

Действительно, если рассмотреть процент родственных слов с точки зрения среднего процента сохраняемости, полученного при анализе других примеров, можно кон­статировать, что египетский и докоптский, относящийся к 1700 г. до н. э., должен был уже иметь в соответствии с найденным эквивалентом 10 столетий самостоятельного развития. Возможно, аналогичные ситуации имеют место, хотя и в меньшей степени, и в случаях с другими языками.

Исходя из задач настоящего исследования, коптский язык мы в рассмотрение не включаем.

6. 3. В исследовании Лиза каждому из контрольных случаев придается одинаковое значение независимо от про­должительности охватываемого ими периода времени. Это, вероятно, можно считать некоторым упрощением матема­тической процедуры, принимая во внимание тот факт, что результаты могут получиться приблизительно одина­ковыми. Более точное вычисление требует рассмотрения каждого случая в связи с рассматриваемым периодом вре­мени. Настоящее исследование придерживается послед­него принципа.

6.4. Датирование языковых образцов может представлять известные трудности; поэтому Лиз допускает, что в его исследовании могут оказаться ошибки в датировке. Од­нако расхождение в несколько десятков лет (до одного столетия) в отдельных примерах фактически не оказывает значительного влияния на конечные величины; во всяком случае, мы не находим причин для того, чтобы в настоящем исследовании отказаться от датировки, приводимой Лизом.

6.5. Существует определенная опасность чересчур субъек­тивного подхода к заполнению опытного списка для дан­ного языка и к подсчету родственных слов из двух опыт­ных списков.

Арндт, производя подсчеты в германских языках, сделал следующее заключение относительно предыдущих подсче­тов: «В них (в этих подсчетах) ощущается постоянное стремление находить больше родственных элементов, чем это допускает строгий анализ». Приводимый им процент для шведского языка равен 79,7% вместо 85,4%, для не­мецкого—82,0% вместо 85,4%, для английского—67,8% или 74,8% вместо 76,6%. Поскольку Арндт имел возможность посвятить этому вопросу больше времени и внимания, чем Лиз и его коллеги, и поскольку он подошел к решению своей задачи с самых строгих позиций, есть все основания предполагать, что его данные более точны, чем данные его предшественников.

Однако автор во время подготовки настоящей статьи не располагал записями Арндта и поэтому был вынуж- ден пользоваться старыми подсчетами. Это очень досадно, так как именно с немецким и шведским языками связано значительное отклонение, которое обнаруживается при исследовании.

Вычисления Арндта в области германских языков до известных пределов уменьшили бы высокий процент, по­лученный Лизом, и, если новый список дает такую же раз­ницу между вычислениями Арндта и нашим подсчетом, его вычисления внесли бы исправления и в новые данные, что для нас явилось бы большим разочарованием.

Другим контрольным случаем, подлежащим рассмотре­нию, является китайский язык. Здесь можно основы­ваться на списках, которые так любезно предоставил в наше распоряжение С. Я. Фанг. Подсчеты по этим спискам произведены автором настоящей статьи, но не проверены так тщательно, как это необходимо для того, чтобы гаран­тировать максимально надежные результаты вычисления.

6.6. Вопросы, о которых говорилось выше, касались точности отбора определительных слов и процедуры вы­числения индекса. Сейчас мы должны рассмотреть вопрос о влиянии иных факторов, а не только фактора времени.

Все эти иные факторы, во-первых, необходимо обнару­жить и, во-вторых, определить их количественное и каче­ственное воздействие. Это нужно для того, чтобы точно установить их влияние на процент сохраняемости, или для того, чтобы каким-либо другим путем устранить их воз­действие на окончательный результат. Последнее в значи­тельной степени было уже проделано: из определительного списка устранялись слова, связанные с культурой, и раз­личные другие категории слов; однако нет доказательств, что благодаря этому устраняется воздействие всех других побочных факторов.

Арндт сообщает, что он обнаружил изменение в индексе сохраняемости в английском языке, которое явилось резуль­татом междиалектных заимствований. Он приводит общий процент сохраняемости, равный 67,8% за 1000 лет и исправ­ленный, с допуском на междиалектные заимствования, равный 74,8%. Из всех германских языков, которые он исследовал, он отмечает действие этого специфического фактора только на английский язык.

7. Теперь мы можем провести сравнение старого и но­вого опытных списков, чтобы определить, насколько нам удалось исправить старый список.

Мы видим, во-первых, что новый список содержит более универсальные и легко поддающиеся определению слова, которые нетрудно найти во всех языках. Во-вторых, бла­годаря тому, что мы стали вычислять устойчивость слов на протяжении более коротких промежутков времени, мы уменьшили искажение результатов, которое необходимо вытекало из характера первого списка, где рассматрива­лись длительные периоды дивергенции.

Однако эти преимущества лишь в незначительной сте* пени сказываются на статистическом анализе, основанном на наших семи контрольных языках, поскольку все они принадлежат к относительно одинаковым культурам и ступеням развития и поскольку рассматриваемые проме­жутки времени относительно коротки.

Другие преимущества нового списка заключаются в уменьшении количества элементов, которые являются по­тенциальными терминами культуры и т. п. Эти преиму­щества выявляются при сравнении среднего процента со­храняемости и размеров отклонения в старом и новом списках.

С другой стороны, малое количество контрольных при­меров и некоторая неточность в подсчетах могут обусло­вить недостаточную точность результатов.

Результаты, полученные нами для двух опытных спис­ков (подсчет количества родственных слов, процент сохра­няемости за 1000 лет для каждого отдельного языка, а также суммарный процент и, наконец, стандартное от­клонение), таковы:

Одно из очевидных преимуществ исправленного списка состоит в том, что индекс сохраняемости повысился на 6%. Но это еще не является особым достижением. Более высо­кий индекс принесет определенную пользу, если будут рас­ширены рамки исследования в сторону более древних времен.

Более низкий индекс, если он вычислен с не меньшей точностью, позволил бы сделать более тонкие различия во времени, охватывающем сферу его действия.

Говоря абстрактно, желательно было бы иметь после­довательный ряд различных опытных списков с более высоким и более низким процентом сохраняемости для того, чтобы они могли отвечать различным нуждам иссле­дования, которые могут возникать без конца. Однако нет возможности подбирать необходимый опытный материал в неограниченном количестве, и поэтому трудно устано­вить более чем две различные шкалы времени.

Если бы это было сделано, оба списка не совпадали бы совершенно. Другими словами, наш новый и старый списки нельзя было бы рассматривать как два параллельных опытных списка, которые должны использоваться в соот­ветствии с исследуемым отрезком времени. Напротив, задача состоит в том, чтобы решить, который из двух является подходящим и точным как список, имеющий отно­сительно высокий процент сохраняемости. Мерой точности, которой мы пользовались в этой работе, является стан­дартное отклонение, определяемое как квадратный ко­рень из среднего квадратичного отклонений от нормы. (Это не синоним стандартной ошибки, т. е. меры, при­менявшейся Лизом в его исследовании, которая, по оп­ределению, является меньшей частью стандартного от­клонения.)

Как правило, список тем надежнее, чем меньше стан­дартное отклонение.

Приведенные выше цифры показывают, что отклонения в предыдущих показателях процента сохраняемости колеб­лются в известных, ограничивающих его пределах. Даже данные коптского языка, который на первый взгляд пока­зывает очень низкий процент сохраняемости — 74,9% (исправляем небольшую арифметическую ошибку у Лиза, на которую указали Луи Кот и Альберт Рейд), обусловлен­ные, по нашему мнению, скрытой дивергенцией, могли бы быть согласованы с другими цифрами, не на много повы­сив стандартное отклонение. Исключение шведского языка, для которого, как мы имеем все основания полагать, был вычислен слишком высокий процент, дает нам только не­большое сокращение отклонения.

Исключение трех других случаев, для которых, по нашим предположениям, были сделаны неточные подсче­ты, обеспечивает лишь незначительное улучшение.

Исправленный список резко отделяет неточно вычис­ленные случаи от других. Рассмотрение языков румын­ского, французского и афинского греческого дает сход­ные результаты. Интересно, что эти три случая представ­ляют собой языки, рассмотренные на протяжении перио­дов времени около 2000 лет. Большая точность нового списка может частично объясняться тем фактом, что ошибки в подсчете, когда вычисление ведется короткими перио­дами времени, могут исчезать при рассмотрении продол­жительных отрезков времени; большая точность дости­гается также в результате тщательно проведенного вычис­ления; иногда имеют место оба фактора одновременно. Если включить в рассмотрение коптский, то новый список обусловит отклонение немного меньшее, чем старый спи­сок, т. е. около 4 процентов. Исключение шведского вместе с коптским сокращает отклонение почти наполовину. Исклю­чение в дальнейшем трех остальных случаев, где подсчет кажется несколько сомнительным, доводит стандартное отклонение до 0,4 процента. Нельзя придавать этому ободряюще низкому проценту отклонения особо большого значения до тех пор, пока не будут проделаны многочис­ленные эксперименты. Если эта цифра хоть сколько-ни­будь сможет приблизиться к той, которая получится при правильном использовании нового списка, то лексикоста­тистика приобретет характер почти что точного инстру­мента. Ввиду того что исправленный опытный список имеет огромные преимущества перед старым, работу по улучше­нию списка нужно считать необходимой, даже если не будет достигнута заметно большая точность. Но нет осно­ваний сомневаться в том, что определенные улучшения в статистической точности сопровождаются другими улуч­шениями.

В то же время это побуждает нас искать дальнейших путей к улучшению списка. Более того, мы надеемся про­вести самое обширное исследование, которое могло бы точно установить возможности и границы лексикостатистиче­ского метода.

Таблица 1 Сохраняемость элементов по семантическим группам

(в процентах)

а) Личные местоимения

б) Вопросительные слова

кто — 83

где — 75

что — 74

когда — 74

как — 70

в) Коррелятивные слова

и — 57

если — 31

потому что — 25

г) Пространственные слова

возле — 100

в — 57

с — 51

е) Слова, обозначающие движение и покой

приходить — 100

сидеть — 100

давать — 85

лететь — 82

стоять — 77

держать — 69

падать — 67

плавать — 59

поворачивать — 59

идти — 59

бросать — 49

тянуть — 43

плыть — 40

течь — 33

лежать — 33

толкать — 17

ж) Действия

мыть — 83

расщеплять — 75

заиязывать — 74

ударять — 69

вытирать — 58

резать — 56

тереть — 56

копать — 42

чесать — 31

сжимать — 28

з) Периоды времени

год

день

ночь

— 100

— 85

— 82

и) Числительные

один — десять — 100 двадцать — 83

сто — 82

92

74

58

40

к) Количество

все —

мало —

много —

несколько —

85

83

82

79

59

48

41

25

л) Величина

широкий -

толстый -

длинный —

тонкий -

узкий -

большой -

маленький —

р) Части тела и вещество

м) Предметы и явления природы

короткий —

п) Человек

74

71

50

45

человек

женщина

ребенок

мужчина ступня

ф) Описательные элементы

— 90

— 81

— 83

— 83

— 77

— 74

— 74

— 74

— 71

— 71

— 68 - 66 — 66

— 65

— 56

— 55

— 50

— 49

— 48

— 40

— 17

яйцо

спина

хвост

мясо

глаз

перо

кожа

кость

голова

рот

нос

крыло

сердце

жир

кишки

живот

шея

волосы

печень

нога

) Ощущения и деятельность

пить — 92

умирать — 92

слышать — 85

видеть — 82

спать — 82

жить — 75

есть — 68

знать — 59

кусать — 57

бояться — 43

думать — 33

дышать — 25

рвать (тошнить)— 19 нюхать — 0

— 92

— 83

— 75

— 68

— 56

— 56

т) Действия, производимые ртом

смеяться

петь

сосать

кричать

плевать

говорить

— 83

— 83

— 66

- 51

— 51

у) Цвет

черный

зеленый

красный

белый

желтый

Сохраняемость опытных элементов в языках коптском, китайском, английском, немецком, шведском, французском, румынском и афинском; сохраняемость или утрата в испанском, португальском, каталанском, итальянском и кипрском диалекте греческого языка -

385/1289

712/1239

312/1239

804/1239 1С 54/1239 1032/1239 1032/1239 1032/1239 629/1139 597/1239 1239/1239 739/1054 724/1019 1054/1239 804/1239 497/1024 854/1239 712/1032 734/1054 922/1137 732/1239 712/1239

r

Оо

о>

1 Н—I—Ь I I I ++ I + I + + + I ++ I

Гарри Хойер

ЛЕКСИКОСТАТИСТИКА

(КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР)^[36]

1. Моррис Сводеш в ряде статей, опубликованных им за последнее время ^[37], описал метод, при помощи которого устанавливается дата первоначального расхождения ге­нетически близких языков. Он утверждает, что этот метод, называемый им лексикостатистическим или глотто­хронологическим, обеспечивает «датирование доисториче­ских этнических контактов, выявленных языковым род­ством» (стр. 54). Достигнуть точности в подобном дати­ровании нелегко, однако Сводеш утверждает: «Мы рас­полагаем достаточным количеством данных, на основании которых можно было бы утверждать, что устанавливаемое лексикостатистикой время расхождения языков в извест­ной мере приближается к действительному». «Не пре­тендуя на безупречность точного инструмента, лекси­костатистика, несомненно, имеет большое значение для приблизительного датирования и уже сейчас может слу­жить полезным орудием при реконструкции доистории» (стр. 58—59).

Более того, «есть все основания полагать, что лексико­статистика еще не достигла, даже не приблизилась к макси­мальному раскрытию своих потенциальных возможно­стей» (стр. 59). Дальнейшее применение данного метода ко все большему количеству языков и языковых семей должно, по мнению Сводеша, так усовершенствовать ме­тод, что он станет точной и действенной техникой датиро­вания.

2. Данный метод основан на случайно сделанном «от­крытии», которое состоит в том, что «основная часть сло­варя изменяется с постоянной скоростью» (стр. 28). Под «основным словарным запасом» Сводеш подразумевает небольшой опытный список, состоящий из определенных семантических единиц или значений (первоначально в ко­личестве 215, а затем сокращенных только до 100 единиц), куда включаются значения, универсальные для каждого человеческого общества, т. е. такие, которые находят себе выражение в любом языке Более того, в дальнейшем утверждается, что единицы, составляющие опытный спи­сок в каждом языке, могут быть выражены простыми языковыми формами (т. е. одной морфемой или одним словом); они принадлежат не к узкоспециальным сферам, входящим в общий словарный состав языка (и известным только ученым или специалистам), но к общепонятной, общеупотребительной лексике, которой владеет каждый взрослый человек, говорящий на языке, являющемся для него родным. Короче говоря, опытный список включает в себя ряд значений, которые настолько неизбежно яв­ляются частью общечеловеческого опыта, что легко пре­ступают преграды, возводимые национальной культурой между членами общества и той социальной и физической средой, в которой они живут.

3. Анализ опытного списка (как в старом, так и в но- ъом варианте), составленного Сводешем, обнаруживает следующие включенные в него типы значений:

Тип значения Колич. в ста- Колич. в но-

1 ип значения _{ром списке вом списке}

Личные местоимения ................................................ 6 3

Вопросительные слова............................................... 5 2

Коррелятивные слова ............................................... 3 0

Пространственные слова........................................... 3 0

Локализирующие слова............................................. 8 2

Слова, обозначающие покой и движение 16 8

Действия..................................................................... 10 0

Периоды времени....................................................... 3 1

Числительные............................................................. 12 2

Количество 4 2

Величина 8 3

Предметы и явления природы .... 22 13

’Растения и их части ................................................. 10 5

7

4 26 14

6

5

15-

В

7

13

6

9

О

О

5

Животные.......................................................

Человек .........................................................

Части тела и вещества .................................

Ощущения и деятельность...........................

Действия, производимые ртом . . . .

Цвета .............................................................

Описательные элементы...............................

Предметы культуры и культурная

деятельность Родство . . . Разкоэ . . .

100

215

Итого.

При создании первого списка Сводеш утверждал, что «не предстарляет трудности составить список приблизи­тельно в 200 относительно стабильных лексических эле­ментов, обозначающих части тела, числительные, опре­деленные явления природы, элементарные, свойственные всем людям действия» (стр. 32). Элементы, составляющие этот список, по его словам, «должны быть универсальным» и [в то же время] не относиться к каким бы то .ни была областям культуры», к тому же «они должны обозначать легко распознаваемые широкие понятия, к которым не­трудно найти соответствия среди простых слов в боль­шинстве языков» (стр. 38). Этот оптимизм оказался не­сколько обманчивым: он основывался на слишком огра­ниченном опыте перевода списка на различные языки- В действительности, создается впечатление, что первона­чальный список был составлен более или менее a priori* на основании очень удобного, но ошибочного представле­ния о том, что «универсальные и не относящиеся к облает» культуры» слова являются относительно стабильными в ин­доевропейских языках.

Интересно, например, отметить, что числительные » термины родства, приведенные в старом списке в коли­честве соответственно 12 и 6, в новом списке сокращены до 2 и нуля. Подобные же сокращения произошли и с мес­тоимениями, с пространственными словами, со словами, обозначающими покой, движение, действия, предметы и явления природы, предметы культуры и различные ВИДЬ», человеческой деятельности.

4. Необходимость подобных сокращений возникла тогда, когда были сделаны попытки перевести опытный список на различные языки, особенно на языки, далекие от ев* ропейской культурной традиции. При переводах обнару­жилось, что при составлении первого списка не всегда последовательно придерживались установленного крите­рия — выбирать только «универсальные и не имеющие от­ношения к культуре» слова. Сводеш был вынужден зна­чительно сократить первый список, поняв, что «качество так же важно, как и количество» (стр. 38, 60).

Особые причины, обусловившие подобное сокращение списка, суммированы в следующих параграфах.

1) Поскольку опытный список должен быть универ­сально применимым, необходимо опустить все слова, слиш­ком тесно связанные с определенной географической сре­дой или климатическими зонами, такие, например, как лед, снег, замерзать, море. Те же причины требуют исклю­чить из списка ряд названий живых существ (кроме птица, рыба, собака, вошь), которые, помимо того, что они не универсальны, еще очень легко заимствуются одними языками у других. Однако интересно отметить, что Сво­деш сохраняет такие слова, как семя, корень, кора, лист_г дерево, которые также могут быть подвержены влиянию определенной среды. Кроме того, действительно ли соот­ветствует истине утверждение о том, что птица, рыба_г собака и вошь универсальны? ^[38]

2) Некоторые слова, имеющие отношение к культуре, поскольку «они настолько древни и настолько широко рас­пространены, что свободны от общих недостатков, присущих терминам культуры» (стр. 61), были дополнительно-вклю­чены в первоначальный список. Однако слова эти (именно — термины родства, слова, обозначающие предметы мате­риальной культуры и некоторые виды деятельности) иэ второго списка исключены, поскольку практически все они «оказались непригодными по другим причинам: во- первых, они не являлись универсальными, во-вторых, имели дублеты, в-третьих, иногда страдали неточностью, были звукоподражательными и т. п.» (стр. 61). Числительные, за исключением один и два, опущены по тем же причинам, так же как и названия некоторых предметов природы и названия растений (например соль, цветок, фрукты), «культурная роль которых настолько велика, что они принимают характер терминов культуры» (стр. 61).

Из этих рассуждений видно, что вообще трудно про­вести грань между «относящимися к области культуры» и «не относящимися к области культуры» элементами спис­ка. Очевидно, не существует чисто теоретической возмож­ности для установления различий между ними. Определе­ние различий должно производиться исключительно на эмпирической основе, что заставляет нас предполагать, что любое.слово в списке может в том или ином обществе начать играть настолько активную роль «термина куль­туры», что «примет его характер». К этому вопросу мы вер­немся ниже, в § 9 и 10 настоящей статьи.

3) «Необходимо избегать различных специальна \ тер­минов, поскольку они слишком часто выражаются не прос­тыми словами, а целыми фразами» (стр. 62). Не ясно, что обозначает это требование, тем более что Сводеш не приводит примеров элементов, которые были исключены им из списка по этой причине. Раньше Сводеш уравнивал «специальную» и относящуюся к области культуры лек­сику (стр. 24); если здесь имеется в виду то же самое, то это требование было уже нами рассмотрено. Но «спе­циальная лексика» определяется еще и структурно: нас просят «найти один простой эквивалент для каждого эле­мента списка, игнорируя специальные и связанные формы» {стр. 38), а в цитате, которую мы привели выше, эле­менты специальной лексики определяются как «выражае­мые чаще целыми фразами, чем отдельными словами». Здесь опять мы сталкиваемся с чисто эмпирическим кри­терием отбора слов: действительно, как мы можем узнать, какие из элементов списка являются «специальными», пока мы не сделаем попытки перевести их на данный язык? Кроме того, подразумевается — трудно сказать, на каком основании,— что значения, выражаемые целыми фразами, более культурно обусловлены, чем значения, облеченные в более простые языковые формы.

4) Определенные элементы, особенно те, которые клас­сифицируются как «действия» (например, резать, тянуть, копать, сжимать), вычеркиваются, «поскольку зачастую к ним бывает трудно подобрать соответствия в исследуе­мых языках» (обозначает ли это, что данные элементы не­универсальны?) и потому, что они «гораздо менее стабиль­ны, чем большинство других опытных элементов» (стр. 62).

Нестабильными элементами, по Сводешу, являются те, которые подвержены сравнительно быстрой замене во вре-

мени. Поскольку определенная таким образом нестабиль­ность ранее была отмечена как характерная для элемен­тов, относящихся к области культуры (вследствие сравни­тельно более быстрых изменений в иных аспектах куль­туры, чем в языке), это утверждение (т. е. утверждение о том, что некоторые, «не относящиеся к области куль­туры элементы также нестабильны») вызывает сомнение в обоснованности установления различий между «относя­щимися» и «не относящимися» к области культуры эле­ментами списка.

Стабильность определяется при помощи «учета сохраняе­мости», вычисляемого при изучении лексических единиц, принадлежащих к языкам с зафиксированной историей. Поскольку число языков, доступных изучению, невелико, выясняется, что учет сохраняемости крайне неточен (стр. 66). Тем не менее Сводеш утверждает, что новый список отражает более точный «процент сохраняемости», чем ста­рый список, по крайней мере для тех языков, в которых подсчет уже произведен. Но где доказательство тому, что «процент сохраняемости», установленный в зафиксирован­ных языках, точно совпадет с «сохраняемостью» в языках, которые получили письменность совсем недавно, если кри­терий, опирающийся на различие между «относящимися» и «не относящимися» к области культуры словами, признан нами необоснованным?

5) Некоторые элементы исключаются из списка, по­скольку во многих языках они могут быть выражены фор­мами, употребляемыми также и для выражения других^ элементов в опытном списке. Например, слово жена часто* выражается формой, обозначающей, кроме того, «женщину», поэтому жена исключается из списка. Точно так же по­ступают со словами река, озеро и море, так как в списке есть уже слово вода; далекий исключается из списка из-за слова длинный; короткий, тонкий и близкий — из-за ма-~ лый\ пыль— из-за земля; туман — из-за облако; нога—из-за ступня; они, он — из-за тот (стр. 63).

Таким же образом одна и та же лексическая единица, может употребляться для слов этот и тот, для слов кто, что, когда, где и как, для я и мы, для ты и вы, для умирать. и убивать.

Поскольку оказывается трудным или даже вообще не­возможным определить заранее все потенциально возмож­ные и частичные дублеты, Сводеш сохраняет некоторые

из них в надежде на то, что те, которые были исключены, значительно уменьшат количество языков, вообще имею­щих дублеты, и оставляет только небольшое число имею­щих более одного дублета. На каком основании одни элементы оставляются, а другие исключаются из нового списка, остается неясным. В новом списке остаются кто, что, тот, этот, идти, приходить (частично дублируемые в некоторых языках), длинный, большой, дождь, вода, яшса, /сора и целый ряд других. В действительности нет критерия иного, как эмпирический, для внесения или исключения из списка, и мы вправе ожидать, что по мере того, как новый список будет применяться к различным языкам, будут обнаруживаться все новые и новые дублеты.

6) Два последних принципа, согласно которым из спис­ка исключаются определенные опытные элементы,— это звукоподражательность и особенности языковой структу­ры. Некоторые из элементов оказываются выраженными звукоподражательными формами, и поэтому «довольно труд­но учесть устойчивость подобных слов и также трудно установить, с какого рода элементами мы имеем дело — с родственными словами или со случайными звуковыми совпадениями» (стр. 64). Возможными звукоподража­тельными словами, которые исключаются из списка, яв­ляются слова дуть, дышать, смеяться, рвать, царапать, кричать. Надо заметить, что критерий здесь снова чисто эмпирический: не существует способа определить заранее, какой из опытных элементов будет настолько часто вы­ражаться в различных языках звукоподражательными сло­вами, что потребуется исключить его из списка. Первона­чально опытный список содержал некоторые коррелятив­ные и пространственные элементы — и, если, потому что, у, в, в,— которые, как оказалось, во многих языках выра­жаются структурными элементами, т. е. словами, тесно связанными с морфологией языка и ею определяемыми. Подобные элементы поэтому опускаются. Надо отметить, однако, что Сводеш оставляет кто, что, этот, тот, все, какой-либо и не, которые тоже могут быть в некоторых языках связаны с их морфологической структурой.

5. Краткая история создания опытного списка, приве­денная выше, показывает следующее: 1) первоначально этот список был составлен в основном на базе европей­ских языков и культур (возможно, в основном в их совре­менных формах); 2) он был исправлен и отшлифован глав- шым образом в применении к неиндоевропейским языкам ш культурам. Как выясняется, первоначальный список включал большое количество элементов (более чем 50 про- дентов), не отвечающих установленным требованиям, од­нако этот факт не был обнаружен до тех пор, пока не были «предприняты попытки перевести список на другие языки. Более того, кажется вполне вероятным, что отмеченные трудности появятся снова, когда список будет приме­няться к еще большему количеству различных языков. Следовательно, теория лексикостатистики не дает в наше распоряжение ничего, что позволило бы нам раз и навсегда «создать твердый опытный список, переводимый без вся­ких помех на любой язык. Чтобы проиллюстрировать это положение, я предлагаю свидетельства, почерпнутые «з моих собственных попыток перевести новый список Сводеша на язык навахо и на другие атабаскские языки.

6. Делая перевод опытного списка на язык навахо, я использовал в основном три источника — рукописные материалы Эдварда Сепира, словари и грамматические исследования Берарда Хейла и работу Роберта Янга я Уильяма Моргана.

Трудности, с которыми я столкнулся, приводятся в нижеследующих разделах; каждый из них озаглавлен соот­ветствующим элементом или элементами из последнего опытного списка Сводеша.

1) Этот, тот. В языке навахо слово dii, обычно пере­водимое англ. this «это», принадлежит к следующей сис­теме форм, каждая из которых является указательной я относится к людям или предметам: dii «этот» (один из яисла нескольких), «этот» (указывается в присутствии го­ворящего и слушающего), ?ei «этот» (поблизости), ?ei «тот» ^вдалеке или отсутствующий), щаі «этот» (рядом с вами), •nlei «тот» (там, далеко). Здесь совершенно очевидна труд­ность в выборе лишь двух форм. Язык навахо содержит ^большое количество форм, и, кроме того, система его форм яо-иному отражает действительность. Подобные примеры специфической ориентации в системе указательных место- ямений не необычны. См., например, иллюстрации из язы­ков квакиутл и эскимосского, приведенные Боасом ^г.

2) Кто, что. Здесь возникает та же самая трудность. Навахо имеет четыре вопросительных местоимения: ха£ «кто» и хаа, daa, yaah, которые могут быть переведены как «что», хотя здесь существуют небольшие различия в значении, подобно различиям, имеющим место в указатель­ных местоимениях.

3) Большой. В навахо употребляются две общераспро­страненные формы -со и -саа; различие в их значении не совсем ясно, но, очевидно, оно относится к таким разли­чиям, которые в английском языке никак не выражают­ся. Имеются еще двеформы: -dill, употребляемая для обозна­чения, например, большой ломовой лошади и «большого», «грубо скроенного» мужчины, и -caaz «большой, громозд­кий» (как колода).

4) Малый. Существуют три формы: -dhic/>cisi «быть небольшого размера», «быть карликовым» (по отношению к людям, животным, предметам)», -yaazcA-yazi «маленький (о людях, животных, предметах)», «ребенок», «детеныш» и -cudi «небольшой»(по количеству),«малый»(малочисленный)^

5) Мужчина, человек. Существует две формы, но гра­ница, разделяющая их, не совпадает с границей, разделяю­щей в английском языке слова man и person.

Hastiin в навахо обозначает «мужчину», «мужчину зрелого возраста», а в притяжательной форме — «мужа»,, «супруга». Это слово часто употребляется и как составная часть мужского имени,например hastiin daxaana baadaani — имя собственное — «зять старика Тексана»; hastiin ни­когда не обозначает то, что в английском языке передается словом «person». Вторая форма dine обозначает мужчину (в противоположность женщине), человека (в противополож­ность животному), человека, принадлежащего к племени навахо (в противоположность человеку другой националь­ности). Это слово является именем собственным для обозна­чения племени навахо. Значение, присущее английскому слову «male», не получает достаточно ясного выражения в данных словах, а передается формой -к^, антонимом к которой служит слово -?aad «существо женского пола», «женщина»; -kq? может обозначать мужчину, мужа, по крайней мере в притяжательной форме, но с несколько вульгарным оттенком.

Иногда человек, человеческое существо обозначается еще одним словом— bila^asXa^ii. Как. однако, легко за­метить, эта форма чисто описательная и буквально озна­чает «пятипалые».

6) Птица. ddii является единственным родовым словом для обозначения птицы, причем оно обозначает только ма­леньких птиц. Иногда для обозначения птицы можно упо­требить слово naat’a^i «летающее существо», но сюда вклю­чаются также летучие мыши и другие летающие животные* которые не являются птицами.

7) Дерево. Для его обозначения может быть использо­вано слово сіп, но нужно отметить, что значение этого термина более широко. Он обозначает не только деревья, но также и пиломатериалы, столбы, колья, бревна, вообще любой вид древесного строительного материала. Произ­водная форма Clin — служит для передачи названия

сердцевины дерева, ствола, деревянной ручки, как в выра­жении bi-ciin «это ручка» (топора) или бгРа-сііп «кочерыж­ка кукурузного початка». Надо отметить, однако, что сіп не обозначает дерево в значении «дрова» или «горючее», для этого в навахо употребляется несоотносимая форма ciz.

8) Семя, глаз. То, что в языке навахо является наиболее общим словом, соответствующим англ. seed «семя», именно* -паа?, столь же часто употребляется для обозначения «глаз». Берард определяет -пагР как «глаз», «семя (растений и трав)». К этому он добавляет: к’єеіуеі «семена злаков» (букв, «те, которые сеют»), ?alasciP «семена (дыни или тыквы)» и -к’[)(Р «семена (косточки яблок, персиков, вообще фруктов)» ^г.

9) Корень. Существует три формы. Во всех трех формах используется основа -X’oot «веревка», «канат», «шнур». Слова, соответствующие англ. root, проанализировать не так легко. Эти слова следующие: -heX’oolj-keX’ool и сёЬёХ’ббк Берард приравнивает-кёХ’661 к идентичной форме «root»,ко­торая означает завязку от мокасин, шнурки от ботинок^[39].

10) Кора. Для этого слова Берард приводит три формы: -kasfoos, -hasfooz, -last’ooz. Все три обозначают кору сосны. Кора (верхний покров) этих деревьев называется -kagi, что значит также «кожа», «покров». Кора кедра, поскольку она мягкая, называется -znh ^[40]. Очевидно, любое из этих слов может употребляться в зависимости от того, какая кора имеется в виду — твердая, грубая или, наоборот, мягкая.

И) Жир. Имеется две основных формы: k’ah, употреб­ляемая для обозначения жидких мазей или легко размазы­ваемых жиров, а также жира на теле и на мясе, и Vah, также обозначающая мазь, жир (в частности, тот, который служит основой в косметических притираниях). Клейкие мази, подобно тем, которые употребляются для смазывания колес вагонов, передаются словом зёёЬ, что обозначает также сосновую смолу.

12) Волосы, голова. В навахо формой -сіР (-сіі-, -сіР- мли -сіis- в сложных словах) можно перевести и слово «голова» и слово «волосы», если речь идет о человеческих волосах. Волосы животных, мех или шерсть обозначаются словом -уаа?. Взятое отдельно, оно никогда не обозначает волосы человека, однако может встречаться в таких слож­ных словах, как -сіі-уа? «волосы на голове» и -da-yaa? «борода» («волосы на губах»).

Следующие сложные слова иллюстрируют, какова сфера значения -ciP: с'ГР-аа: «подушка» («поддерживающая го­лову»), ciP-beetodi «лысый» («тот, у кого голова гладкая»);

cii-t’aad «венец», «крона», «макушка», cii-ciin «череп» («ко­сти головы»), cii-ziz «скальп» («головной мешок»)^ сіі-ЬгР «седой», сіі-уееї «прическа» («груз из волос»), ciis-cil «вью­щиеся волосы», cii-nneezi «длинноволосый».

13) Есть. В‘навахо существует, по-видимому, один глагольный корень -уНЬ, -у+ отвечающий требованиям Сводеша. Эта форма используется также и для обозначения акта принятия пищи в тех случаях, когда не указывается, что представляет собой эта пища, или в тех случаях, когда отмечается, что она состоит из нескольких компонентов. Мы находим, однако, большое количество и других гла­голов, которые значат «есть», «принимать пищу». Берард ^[41] леречисляет их. Двенадцать форм различаются между собой по роду принимаемой пищи (например, «есть пше­ницу, травы, овощи, каши») и еще большее количество глаголов обозначает манеру принятия пищи (например, последовательно глотая,, беря пищу пальцами, ложкой, чавкая и т. п.).

14) Видеть. Встречаются два глагола: нейтральный -?{ «видеть», «иметь (кого-либо) в поле зрения» и активный -ceeh, -сц «смотреть», «глядеть».

15) Знать. Существуют четыре различных способа пере­вести это слово на язык навахо: -niih — нейтральный глагол «знать что-то», «располагать определенными сведениями или знаниями» (ср. активный глагол -niih «узнать», «получить сведения о чем-либо»); -у4 — нейтральный глагол «обладать

знанием, мудростью, опытом» (активный yV*h «стать

мудрым, разумным; получить знания, опыт»); форма, про­изводимая от корня -zin «думать», «ощущать», например ьИЬёёЬбгт «я знаю это», букв, «я имею знание этого при себе»; наконец, форма -qih «знать» (в смысле «выполнять определенный вид работы», «иметь некоторые специальные знания»).

16) Умирать. Перевод этого элемента на язык навахо заключает в себе трудности, которые, очевидно, встречают­ся и в других языках. Эти трудности связаны с категорией числа. Глагол, обозначающий в навахо «умирать (вообще)», передается формой -caah, которая одновременно означает «заболевать» (какой-либо роковой неизлечимой болезнью). Другой глагол имеет более узкое значение — -пёёЬ «не­сколько человек умирают». Надо при этом отметить, что народ навахо, как и многие другие народы, старается не обсуждать вопросы смерти и поэтому особенно избегает употреблять эти глаголы. Он заменяет их различными эвфемизмами, которые можно сравнить с английским pass away «покинуть мир». Чаще всего употребляется глагол -dijh «исчезать», «переставать существовать».

17) Убивать. Этот элемент в навахо может быть пере­дан тремя глаголами в зависимости от того, в каком числе выражено дополнение: -уё «убить одного», -у4 «убить мно­гих» и -ceed «убить очень многих», «устроить резню». Надо отметить также, что глагол -пёёЬ «несколько человек уми­рают», о котором говорится в пункте 16, имеет каузативную форму: «убить», «заставить нескольких умереть».

18) Плавать. В навахо имеется два глагола beeh

«плыть» и -kpph «плавать», «продвигаться (к определенному месту) при помощи плавания». Здесь, по-видимому, пере­дается разница между плаванием как определенным видом времяпрепровождения и плаванием как видом движения.

19) Идти, приходить. Язык навахо не располагает глаголами, при помощи которых можно было бы точно перевести эти формы. Иными словами, оба элемента зна­чения выражаются в навахо весьма приблизительно и оба основаны на системе одного и того же корня, в данном случае представленного -уа, что означает «одно существо движется». Если этот корень употребляется в прогрессив­ном наклонении и не имеет наречных приставок, то он обозначает «одно существо движется» (без указания на способ передвижения), т. е. его значение приближается к англ. walk; та же система корней, употребленная в лю­бом другом наклонении, кроме прогрессивного, означает «одно существо движется (без указания на способ передви­жения) к определенному месту» или «одно существо под­ходит (к определенному месту)», что приблизительно экви­валентно англ. come. Если в движении принимают участие два или несколько существ, то система корней меняется на -?аа§ «двое или несколько движутся» или на -kaah, если речь идет о большом количестве людей, или на -zeeh «движется целая группа людей», если имеется в виду масса людей или какая-то группа людей.

20) Лежать, сидеть. Эти элементы разделяются в на­вахо по числам (следующие примеры приводятся в третьем лице среднего рода среднего залога): sitI «одно существо лежит», siteez «двое или мало существ лежат», sijee? «несколько лежат», sida «одно существо сидит», 5іке«двое или мало существ сидят», dinfbin «несколько сидят».

21) Давать. Здесь мы обнаруживаем еще более слож­ное деление, которое зависит от характеристики предмета. Существует двенадцать глаголов, которые могут быть пере­ведены с помощью английского глагола give «давать». Все они имеют один и тот же комплекс приставок О-аа-, где О представляет собой местоимение цели, а аа после­лог, обозначающий направление движения к; однако си­стема корней у каждого глагола неодинакова. Так, если употребляется корень -?aah, то это значит «давать кому-

либо продолговатый предмет», если ЩЬ— «давать кому-

либо длинный предмет», если teeh — «давать кому-либо

одушевленный предмет» и т. д. Подробно относительно классификации глагольных корней см. мою статью в «In­tern. Journ. of Amer. Ling.», 11, 1945, p. 13—23. Далее надо отметить, что все 12 систем корней не составляют вместе значения английского give «давать», так как каждая из них обозначает движение определенного класса предметов и четко отличается от других по структуре и по семантике.

22) Солнце, луна, ночь. Две формы в навахо могут обозначать солнце, а две — луну: зоЬ6паа?аі и sa «солнце», a X’eh6naa?ai и ?661зёё?—«луну»; з6Ьопаа?аі иХ’еЬопаа^аі являются описательными формами. Первая обозначает «круглый предмет, который движется вокруг ночью». «Ночь» на языке навахо — Х’ёё?.

Слово 'зоЬбпаа^аі может быть лучше всего определено как обычная, разговорная форма для обозначения солнца; форма sa, по-видимому, ограничена употреблением в раз­личных ритуалах. Тем не менее sa встречается в обычной речи в следующих сочетаниях: sa hadiiui «греться на солн­це», sa tidim «солнечный свет» и sabiX’ool «солнечные лучи». Согласно утверждению Берарда, форме ?661зёё? «луна» отдается предпочтение в разговорном языке, но остается неясным, имеется ли здесь четкое различие между обыч­ным и ритуальным употреблением.

Вполне возможно, что та и другая описательные формы возникли как результат той огромной роли, которую оба небесных светила играют в обрядах навахо. Эти описа­тельные формы являются, по-видимому, средством избе­жать в разговоре слов, которые употребляются в рели­гиозных обрядах.

23) Дождь. Здесь также встречаются две формы — nfcq и nahaftin. Разница в значений не совсем ясна, но nlcq является более обрядовым словом, чем nahaHin.

24) Земля, зола. Слово 1ёёг может быть передано анг­лийскими словами earth, soil, dust, clay «земля», «почва», «пыль», «глина»; оно употребляется (в форме 1ёё-, иногда

1ёёэ-) в целом ряде сложных слов, например 1ёё-саа? «гли­няная посуда», 1ёё-уР «в земле», \ee-s?aan «пища, приго­товленная в горячей золе или в земляной печи». Одно из этих сложных слов — 1ёё^-с1Ь «зола»,— очевидно, соот­ветствует английскому сложному слову earth-chaff. Зна­чение «зола» выступает в 1ёё-: k^-sibeez «это выпечено в горячей золе».

25) Дым, гореть. Навахо имеет два глагола, соответ­ствующих англ. burn «гореть». Первый из них — -k’q^h,—

по-видимому, определяет горящий костер, второй Hid —

горящее дерево, траву и другие легко воспламеняющиеся материалы.

Англ. smoke «дым» соответствует в навахо слово lid, которое почти наверное соотносится со вторым словом.

26) Черный. Этот элемент передается в навахо либо как tizin, либо как сШхі}. Насколько я могу судить, эти слова употребляются в одном и том же контексте: горы, облака, кожа, пещера, одежда,, тело, птицы, различные изделия могут быть либо Hzin, либо dibci¹. Обе формы могут упот­ребляться для обозначения «черный» и «темнота». Един­ственный вывод, к которому можно прийти, заключается в том, что обе эти формы передают различия в черном цвете, которые в английском языке воспринимаются как одна и та же категория. Ключ к пониманию различий в значениях между указанными двумя формами можно най­ти, вероятно, при рассмотрении активных глаголов, про­изводных от этих форм. Глагол, соответствующий англ. to blacken «чернить», произведенный от ^тizin, означает «чернить, окрашивая», «делать белее темным то, что прежде уже было во что-то окрашено»; inn обозначает также чер­ный цвет кожи у людей. Слово негр звучит как naakai-Mzinii, букв, «чернокожий мексиканец».

Слово черный, произродтое от dibri’, обозначает «де­лать черным при помощи древесного угля, золы», «делать черным, добавляя черную краску». Сепир определяет difxil как «черный как смоль, действительно черный», очевидно, в противоположность не вполне черному, псевдочер­ному.

27) Хороший. Перевод данного элемента несколько за­труднителен: значение good «хороший» в английском языке чрезвычайно многогранно. Согласно Сводешу, значение «хороший», которое включается в список, должно соответ­ствовать значению английского слова useful «полезный», например в выражении a good tool «полезный инструмент».

В навахо встречается по крайней мере четыре формы, которые могли бы быть переведены английским словом good в том или ином его значении.

-zenf (~-zon, -zp) «быть хорошо сделанным», «хорошо приготовленным», «тщательно выполненным», а также «быть красивым», «иметь приятную внешность», «быть приятным в обращении, манерах». В основном это слово обозначает нечто хорошее, что имеет это качество благодаря органи­зованности и гармонии.

-teeh «быть хорошим, приятным», н: пример, «(стре­лы, весны, пища) хороши»; «хорошие гещи, условия (вооб­ще)», «хорошая, приятная, красивая (местность, страна и пр.)», «хорошим, приятным, удовлетворительным спосо-

бом»; «иметь хорошее здоровье»; «хорошо жить»; «говорить хорошо и отчетливо и то, что подобает», и т. д.

Третья форма базируется на корне -?{ «быть в опреде­ленном состоянии», эта форма с приставкой со- дает-со-...-^j, что означает «быть полезным». Данное значение, однако, довольно узко и обозначает только «быть пригодным», как в выражениях: «эти палочки пригодны в ткачестве» или «шерсть и мясо овцы приносят большую пользу».

}ikan (букв, «быть сладким») может также соответст­вовать good в основном смысле «хороший (для еды)»,’ «вкусный, аппетитный».

28) Сухой. Навахо имеет два глагольных корня, оба обозначают сухое, но не совсем одинаковое вещество: -саг обозначает «сухое дерево», «сухую дорогу», «пересохшую реку», a -gan — «сухую кожу или шкуру», «сухое зерно или сушеное мясо» либо сам процесс высушивания этих предметов. Это слово может также означать «увядшии- (растения)» или «истощенный (голодающий)».

7. Из двадцати восьми элементов, взятых для перевода, семь являются или могли бы являться словами-дублетами. Это — одна из трудностей, заставившая Сводеша пере­смотреть первый список (см. § 4, 5). Сюда входит, конечно, не очень большое количество слов, но важно, что перевод, списка на другие атабаскские языки, даже близко род­ственные языку навахо, обнаруживает не только некото­рые из тех же самых дублетов, но также и другие, не встре­чающиеся в навахо.

В цирикахуа мы находим, например, дублеты муж­чина — человек, семя — глаз, волосы — голова, идти — при­ходить, луна—ночь, дым—гореть, которые мы встре­чаем в навахо, но не обнаруживаем примера с земля — зола (соответствующая форма в этом языке для «зола» — gocscii).

Однако в цирикахуа появляется два новых дублета — ^lgonaa^ai и X’enaa^ai, которые обозначают соответственно* солнце и луну, а в примере кора — кожа оба слова выра­жаются с помощью формы -кауё ^[42].

Язык хупа (надо сказать, что я располагаю неполным: списком этсго атабаскского языка Калифорнии) обнаружи­вает следующие дублеты: кто — что (имеют общую мор­фему da-), малый — птица (вторая морфема слова k^yi-yahj

«птица» является формой -yaaW, соответствующей англ. small «маленький»), солнце — луна (оба передаются через Waa), кровь — красный (соответственно -ceelirj и -ceeli), рот — язык (-sa? «рот» и saa-staan «язык» [букв, «то, что на­ходится во рту»]), дым — гореть (соответственно }id и -lid), зеленый — желтый (оба слова передаются через -cow?) и огонь — зола (хот)? «огонь» и сложное слово, обозначаю­щее «остатки от огня») ^[43]. Почти все эти дублеты не совпа­дают с теми, которые встречаются в навахо. Хотя бы частичное рассмотрение языка чиппевеев (северный ата­баскский язык) обнаруживает следующие дублеты: кто — что (оба значения выражаются формой ^edla); мужчина — человек (как и в навахо); малый — птица (соответственно — yaze «маленький», ?iy£Ss «птицы или маленькие существа»); мясо — желудок (оба слова выражаются посредством bar); умирать — убивать (выражаются различными формами гла- хола -Sir «действовать», «делать»); идти — приходить (как навахо) и солнце — луна (как в хупа; общая форма -sa) ^[44]. Приведенные факты показывают, что новый список Сво- деша не решает проблемы устранения дублетов и, более того, приводит к мысли, что эта проблема не может быть решена. Если, как предлагает Сводеш, дублеты просто опустить и заменить другими элементами из числа допол­нительных 100 элементов, входивших в старый список, то окажется, что мы будем иметь более или менее различные списки для каждого языка, к которому будет применяться данный метод. Применительно к атабаскским языкам это предполагает различные списки для навахо, хупа и др., что явилось бы очевидным препятствием к установлению точной даты их расхождения.

8. Большое количество элементов, для выражения ко­торых навахо обладает двумя или несколькими одина­ково возможными вариантами перевода, противоречит ос­новной мысли Сводеша о том, что при переводе списка -«для каждого элемента должен быть найден один простой эквивалент» (стр. 38). Возможно, что навахо — един­ственный язык, представляющий в этой области такие боль­шие трудности. Ни один из исследователей не заявлял о таком количестве элементов, которые так трудно было бы перевести точно. Однако я должен высказать предположе- яие, что видимое отсутствие трудностей в переводе яв­ляется результатом недостаточно тщательных определе­ний, которые даются этим элементам. В своих исследова­ниях языка навахо я основывался на материале, который •собирался Сепиром в течение значительного периода вре­мени, и использовал работы различных исследователей, из которых по крайней мере один — Берард — обладал практическим знанием языка. Мне кажется, я вполне спра­ведливо предполагаю, что лингвисты, занимающиеся в основном структурными исследованиями (сюда включает­ся и большинство изучающих языки американских индей­цев), по-видимому, довольствуются, ввиду недостатка вре­мени и интереса, лишь очень краткими определениями для объяснения собираемых форм.

Трудности, отмеченные нами, выявляются лишь после тщательного семантического исследования, которое осно­вывается на гораздо большем материале, чем обычно тре­буется для структурного исследования.

9. Трудность в отыскании одного простого эквивалента, соответствующего каждому элементу опытного списка, не­сомненно, является результатом того, что каждый язык обладает не только особой, свойственной ему структурой, но также и своей особой системой семантических моделей.

Уорф не раз указывал на то, что природа и опыт разде­ляются по типам и категориям не потому, что опыт под­сказывает такое деление, но большей частью потому, что сам язык указывает и устанавливает определенное семанти­ческое группирование. Сепир утверждает то же самое, когда он называет язык ^[45] «самостоятельной созидающей системой символов, которая не только относится к опыту, в значительной степени приобретаемому без ее помощи, но которая фактически формирует наш опыт для нас благодаря ее формальной целостности и вследствие того, что мы подсознательно переносим ее невыраженные пред­положения в сферу опыта». «... (значения) не столько вы­ражаются в опыте, сколько навязываются ему благодаря той тиранической власти, которую имеет языковая форма над нашей ориентировкой в мире».

«Ориентировка в мире», присущая языку навахо, ясно проявляется на примере многих элементов, приведенных в § 6, хотя бы на примере элемента дерево, переводимого» нп навахо как сіп, что, кроме дерева, означает также «кол», «столб», «бревно», «сердцевина дерева», «строительный ма­териал», «деревянная ручка»; иными словами, сіп обозна­чает дерево как материал, из которого производятся раз­личные древесные изделия. Второе слово — ciz — обозна­чает дерево только как горючее.

Элемент 8 семя — глаз обнаруживает семантическую- модель, также специфическую для навахо. Здесь значение слова глаз расширяется и включает в себя слово семя, однако семена лишь определенных растений и трав. Се­мена других растений — злаков, дынь и кабачков, фрук­тов — обозначаются отдельным словом для каждого вида. Частично подобное разделение обусловливается историей культуры навахо, где интерес к семенам и вообще к зем­леделию ягляется недавним.

Другие, специфические для навахо семантические мо­дели (свойственные также и другим атабаскским языкам), объясняются характерной особенностью этих языков — различать действия, учитывая количество действующих лиц и предметов (см. элементы 16, 17, 19 и 20)_; а также тем фактом, что движение выражается также различными элементами в зависимости от того, какой класс предметов в нем участвует.

10. Указанные соображения неизбежно приводят к вы­воду о том, что ни один из элементов опытного списка не является необходимо относительно нейтральным к культуре (стр. 38), не говоря уже о том, что элементы списка вообще не являются универсальными и нейтраль­ными по отношению к культуре (стр. 38). Напротив, нам представляется, что любой элемент списка может подвергаться культурным влияниям просто благодаря то­му, что он является продуктом всей культуры, в которую должен быть включен и язык с его структурными и семан­тическими моделями.

Безусловно, верно, что мы можем избежать тех эле­ментов, которые совершенно очевидно связаны с культу­рой народа (например, большинства терминов родства или слов, относящихся к определенным политическим систе­мам или системам религиозных верований). Мы можем также исключить элементы, имеющие отношение к геогра­фическим и климатическим факторам ограниченного рас­пространения. Чего нельзя избежать, так эта определен-

ных моделей различных категорий и типов, которые язык и культура (куда язык, собственно говоря, и включается) навязывают лексике языка, моделей языка, которые ока­зывают влияние на весь словарь, на все лексические еди­ницы, в отдельности на то и на другое, хотя первое больше связано с культурой, а второе с ней не так тесно связано.

Это заключение рождается, как мне кажется, из раз­бора того материала, который здесь представлен.

Каждая попытка перевести опытный список на какой- либо определенный язык, если задача выполняется тща­тельно и точно, неизбежно выявит некоторое количество оставшихся элементов, для которых не может быть найден единственный простой эквивалент, отвечающий всем тре­бованиям, выдвигаемым Сводешем. Необходимо подчерк­нуть, что этот остаток не будет одинаковым во всех язы­ках, и обратить внимание на различные остатки в навахо, цирикахуа, хупа и чиппевейском языках. Это означает,, что опытный список, взятый в целом, возможно, и представ­ляет собой сферу опыта, присущего всему человечеству, од­нако он не обеспечивает разделение этой сферы на сто «легко* распознаваемых общих понятий, к которым нетрудно найти соответствия среди простых слов в большинстве языков». Вряд ли какой-либо другой опытный список, спланированный таким же образом, как список Сводеша, достигнет цели, поскольку мы не знаем способа заранее исключить все особенности отдельных индивидуальных культур. Вероятно, этот неизбежный недостаток объясняет довольно большую величину ошибки в лексикостатистиче­ском датировании. Из атабаскских языков мы рассмотрели, язык навахо и отметили в нем 24 элемента, которые можно было бы перевести различным образом. Если это остается верным в приложении к другим языкам (а есть все осно­вания полагать, что это так), то легко можно было бы для каждого из 24 элементов сделать один выбор в одном языке, а другой в другом и, таким образом, одинаково легко обнаружить как утраты в словаре, так и их сохра­няемость. Достаточно допустить ошибку лишь в несколь­ких случаях, и сам метод и полученные с его помощью датировки приобретут характер иллюзорности.