Модифицированные причинные отношения

4.2.1. Причинно-следственное отношение выделяют в предло­жениях типа Neco se stalo, protoze zhaslo svetlo ‘Что-то случилось, потому что свет погас’; Его нет, так как комната закрыта.

Суть гипотактического и паратактического соединения одна и та же: вторая часть суждения выражена эксплицитно, первая — имплицитно, как предложение: Что-то случилось, потому что свет погас =«Если что-то происходит, то свет гаснет (т. е. свет гаснет, значит, должно что-то происходить); свет погас, значит, что-то случилось». В паратактическом предложении (Погас свет, значит, что-то случилось) эксплицитно выражено отношение следствия, заключенного в выводе, тогда как его гипотактический эквива­лент с этой точки зрения немаркирован, поскольку выражает лишь общее причинно-следственное отношение, в которое включен вы­вод: Погас свет, потому что случилось что-то—Что-то случилось, потому что погас свет.

4.2.2. К причинно-следственному типу мы отнесли выше (3.2.2.) предложения с так что/takze, считая их — в отличие от традици­онного взгляда — паратактическими, так как для этих предложе­ний характерна постпозиция и между ним и предыдущим предло­жением отсутствует отношение детерминации. Сложноподчинен­ный эквивалент таких предложений отсутствует. Как явствует из вышеизложенного, сущность модификации причинно-следственного отношения («явление А вызывает явление В») состоит в контра­сте между имплицитной недостаточностью предположения об А и его фактическим наличием, неизбежно ведущим к наличию В: «яв­ление А не предполагается, но А имеет место, а поэтому имеет место В» (Никого нет дома, так что придется подоокдать).

4.2.3. К причинно-следственным в русской традиции относят сложные предложения типа: Ешь за столом, иначе будет худо; Говорите, а не то я потеряю терпение; чешек. Nebudeme о tom mluvit, jinak by bylo s tebou zle ‘He будем об этом говорить, иначе тебе будет плохо’ и т. п. Грамматика 1970 называет такие предложения предложениями альтернативной мотивации, относя их к сложноподчиненным (с. 714); в чешской традиции их чаще относят к сложносочиненным (к дизъюнктивному типу, очевидно, из-за частого здесь союза nebo: Pospes si, nebo prijdes pozde ‘Поторопись, иначе опоздаешь’)¹⁶. В русском языке данное отно­шение также может быть выражено разделительным союзом или (Уходи, или я убью тебя), но преобладающими являются другие средства. Но во всех случаях значение одно: во втором предло­жении обосновывается желательность/необходимость действия в первом предложении (путем указания на возможность В как не­желательной альтернативы в случае отсутствия А). Таким обра­зом, речь идет о сложном значении: «явления А, В возможны, наличие А желательно; желательность А вытекает из возмож­ности нежелательного наличия В, обусловленной недостаточ­ностью А».

Это сложное значение может быть отчасти замещено простым дизъюнктивным отношением, основанным на импликации: «воз­можно А или (если не-А) возможно В», ср. союз или, чешек, nebo. Это значение может быть выражено и бессоюзным способом, т. е. синтаксически немаркированно, если второе предложение пред­ставлено только адвербиальным выражением со значением ‘в про­тивном случае’, т. е. иначе, jinak; Ешь за столом (А), иначе будет худо (В). Данное отношение выражается и гипотактически, с по­мощью союза со значением причинной мотивации, ср. а то, чешек, nebof: Ешь за столом, а то будет худо; Jdi nebof miizes prijit pozde, ср. в других предложениях с причинной мотивацией: Оставь его на вечер, а то ты стала очень плохо спать.

4.2.4. Особый тип причинно-следственных отношений в русском и чешском языках представляют гипотактические предложения типа: Он сразу снял дом, благо был дешев. Шампиньоны нужно чистить, тем более что растут они всегда ближе к навозу; Я бы на вашем месте прошлялась до позднего вечера, тем более что дома очень скучно; Eva Eusebie mu vsak uverila, Um spise, ze Lang projevoval nejlepsi vuli ‘Ева Эусебие ему все же поверила, тем более что Ланг старался изо всех сил’. Svedene zene by se dalo snad porozuntet, Um spise, ze byly ve hre rodinne zajmy ‘Обману­тую женщину, наверно, можно было понять, тем более, что были затронуты интересы семьи’ и др.

В чешском языкознании этот тип не выделяется как специаль­ный ¹⁷. Грамматика 1970 (с. 710) вычленяет такие предложе­ния на основе признака „непосредственная — отдаленная обуслов­ленность" в рамках причинных предложений негибкой структуры как выражающие «благоприятствующее (способствующее) обстоя­тельство»— (с союзом благо), и «дополнительная, но существен­ная причина» (с союзом тем более что) (с. 714).

В основе причинных предложений с благо, тем более что, Um spise ze (с тем же значением, тем более если, Um spise jestlize) лежит не противопоставление «отдаленная — непосредственная причина» (выраженная союзами потому что, protoze), а некото­рые другие признаки, которые наслаиваются на основное значе­ние. Союзы потому что, protoze указывают на однозначную при­чинную связь между главным предложением и придаточным, и этой связью исчерпывается их причинная зависимость. В предло­жениях с союзами благо, тем более что, Um spise ze положение иное: ведь явление А вытекает из явления В лишь частично (то есть не исключаются другие причинные мотивации, при этом мо­тивация А наличием В представлена как добавочная и естествен­ная, а не основная.

Различие между благо и тем более что скорее стилистическое, чем семантическое; тем более что — основной и гораздо чаще ис­пользуемый союз, чем благо.

4.2.5. Вариант данного типа представлен в таких предложе­ниях, как Тихая штилевая погода была тем более невероятна и непонятна, что давно наступила пора штормов; Это тем более странно, что я больше всего в жизни ненавижу хождение по ма­газинам; Bylo to setkani tim ptisobivejsi, ze bylo zcela necekane ‘Встреча была тем более впечатляющей, что произошла совсем неожиданно’; Problem ideologicke diverze se stava tim aktualnejsi, ze plany na vojenske zatlaceni staly nerealnymf ‘Вопрос об идеоло­гической диверсии становится тем более актуальным, что планы военного подавления оказались нереальными’ и т. п. В этих пред­ложениях придаточное причины также выступает одной из причин явления А, но явление А вытекает в большем объеме именно из В (см. компаратив).

4.2.6. Модификацией причинно-следственного отношения, осно­ванной на логическом выводе, следует считать предложения с при­чинным союзом/частицей ведь, vzdyf (vsak)¹⁹: Сима чувствовала, что и на работе к ней относятся по-другому, ведь раньше пользова­лись ее безотказностью; Трюм был мышеловкой, — ведь если бы у нас и имелись спасательные пояса, мы все равно не выбрались бы наверх; Vzdaluje se kazdym okamzikem, ale to nevadi, vzdyf (vsak)¹ do vecera se vrati ‘Каждую секунду он отдаляется, но это ничего, ведь до вечера он вернется’; Ale nic si z toho nedelaji, vzdyf si pe- nale planuji ‘Но они не обращают на это внимания, ведь они за­ранее планируют неустойку’. Такие предложения можно считать гипотактическим эквивалентом паратактических предложений с и/а следовательно, поэтому, a tedy и т. п. — в обратном порядке данное отношение можно выразить с помощью именно этих средств, ср.: Ничего (А), он ведь вернется до вечера (В)->До ве­чера он вернется (В), поэтому ничего (А).

4.2.7. Обзор типов сложноподчиненных предложений, выража­ющих причинно-следственное отношение «явление А вызывает яв­ление В/явление В вытекает из явления А», показывает, что их можно считать вариантами причинного предложения в узком смысле, потому что в них эксплицитно выражены следствие и по­рождающий его импульс (будь то истинная причина действия, или логическая мотивация). Элементарное условное отношение, при­сутствующее в некоторых вариантах, дано лишь имплицитно. Но в действительности сфера функционирования условного отношения более широкая.

Выше (4.1.2.) было показано, что элементарный тип условного отношения «возможное наличие А предполагает наличие В» пред­ставлен в сложноподчиненных предложениях типа: Если будет хо­рошая погода, мы пойдем на прогулку; Надо мной смеяться будут, если я приму ваш совет и т. п. В сложносочиненном предложе­нии это отношение сочетается с модальными значениями: «Воз­можно А, но/однако должно быть В». Потенциальное наличие А ограничено предположением о наличии В.

Условные предложения этого типа располагают рядом соеди­нительных средств, различающихся стилистически. В русском языке это прежде всего основное и стилистически нейтральное вела, затем книжные в том случае если, ежели, а также разговорные и просторечные коли, коль скоро, как; в чешском — kdyz, -li, pokud, jestlize разговорное jestli. Здесь интересен союз kdyz, показываю­щий, что есть точки соприкосновения между временными отноше­ниями (kdyz — основной временной союз) и условными.

Кроме условных предложений со значением потенциального условия выделяются еще предложения ирреального и реального условия (см., например, различение трех типов условных предло­жений в Грамматика 1970).

4.3.1. Отношение ирреального условия представлено в русском языке в предложениях с союзом если и условным наклонением, а также в бессоюзных предложениях, причем сказуемое придаточ­ного часто имеет форму императива, в чешском языке это предло­жение с союзом kdyby или двучленные придаточные с предикатным инфинитивом: Если бы вы пришли вчера, вы бы ее застали; Я ви­дел бы все это еще отчетливей, если бы карта не была покрыта броней; Этот вопрос никогда не пришел бы мне в голову, если бы не один литературный вечер; Если бы не густая вуаль, я бы и не узнал ее; И не успей он прибежать сюда вовремя, неизвестно, чего бы натворили эти грузчики; Операции на Дону могли бы уже вылиться в широкое наступление, не свяжи мы здесь столько на­ших сил; Kdyby nebylo uz pozde, sli bychom s vami ‘Если бы не было так поздно, мы пошли бы с вами’; Byt tu tatinek poradne bys dostal ‘Будь здесь папа, тебе бы досталось’; Nebyt valka, bych byl studoval ‘Если бы не было войны, я бы учился’ и т. п.

Ес.ли сравнить эксплицитно выраженное значение этих предло­жений со значением предложений, выражающих потенциальное условие, то окажется, что они в сущности не отличаются друг от друга; разница между условием ирреальным и потенциальным обусловлена не природой отношения, а сопровождающим его им­плицитным значением. В обоих случаях в главном предложении речь идет о возможности наличия А, вытекающей из предположе­ния о наличии В в придаточном: Если вы придете_х вы eg застане-

Ге = «Вы можете ее застать, но вы должны придти»; Если бы вы пришли вчера, вы бы ее застали = «Вы наверняка могли ее за­стать, но вы должны были придти вчера». То же значение пред­ставлено в предложениях с формой императива в русском и инфи­нитива в чешском. Очевидно, что различие между первым и вто­рым типом заключено не в синтаксическом отношении между А и В (в обоих случаях одинаковая обусловленность), а в характере (= степени реальности) коррелирующих событий.

В обоих случаях соединяются не реальные, а потенциальные события. Но в первом случае возможен переход от потенциального к реальному (хотя не исключена и другая альтернатива — нужно допустить и недостаточную реализацию условия); во втором слу­чае этот переход исключен, а содержание двух предложений, свя­занных синтаксическим отношением, остается на уровне абстракт­ной возможности. Фактическая реализация исключена, что вы­текает из имплицитного значения: говорящему известно, что

условие осталось нереализованным, и следовательно, невозможен результат, который при реализации условия был бы возможен²⁰.

Итак, перед нами комплекс значений: «Могло быть А, но/од­нако [для этого] должно было быть В; но В не было, поэтому не могло быть А». Из этого комплекса эксплицитно выражена лишь первая часть; вторая часть (вывод) относится к «глубинному» уровню; нечто подобное можно сказать о предложениях, описан­ных в 4.2.1, однако здесь, напротив, представлен вывод, а сужде­ние, на которое он опирается, выражено имплицитно.

Различие между потенциальным и ирреальным условием, разу­меется, не сводится к имплицитному/эксплицитному выводу. Пред­ложения, выражающие так называемое ирреальное условие, по данному признаку не маркированы, в отличие от предложений, исключающих имплицитность вывода. Предложения потенциаль­ного условия это основной тип условных предложений, в них отсутствует ряд временных ограничений: Prijel-li vlak vcas, stih- li/stihnou autobus ‘Если поезд пришел вовремя, они успели/успеют на автобус’; Prijede-li vlak vcas, stihnou autobus ‘Если поезд при­дет вовремя, они успеют на автобус’. Предложения ирреального условия могут выразить ирреальность только по отношению к про­шедшему или настоящему, т. е. к тем временам, в рамках которых может проявиться опыт говорящего в виде имплицитного вывода. Если же речь идет о будущем, отсутствие опыта ведет к стиранию различия между потенциальным и ирреальным условием: Bude-li рёкпё, sli bychom ven ‘Если бы была хорошая погода, мы пошли бы гулять’. Этот факт отражается и в том, что совершенно нереальные желания относительно будущего говорящий представляет как опи­рающиеся на потенциальное условие без какого-либо вывода: Kdy- bych vyhral milion, cestoval bych kolem svёta ‘Выиграй я миллион, отправился бы я в путешествие вокруг света’.

Отсутствие вывода обусловлено здесь будущим временем, но это говорит о том, что имплицитный вывод не обязательно должен сопровождать каждое предложение ирреального условия, то есть вывод здесь потенциален (в отличие от предложения потенциаль­ного условия, где вывод исключен!). На это указывает — по край­ней мере в чешском языке — контекст, где предложение ирреаль­ного условия стоит в позиции, в которой обычно представлено предложение потенциального условия: Uz jsou jiste doma. Prijel- li/Kdyby prijel vlak nacas, mohli byt doma v sedm ‘Они наверняка уже дома. Если (бы) поезд пришел вовремя, они могли бы быть дома в семь’.

Наряду с примерами, в которых предложения ирреального усло­вия не сопровождаются обязательным, хотя и имплицитным логи­ческим выводом, можно отметить противоположные случаи, когда имплицитный вывод, опирающийся на «содержание от противно­го», необходим. Грамматика 1970 включает сюда предложе­ния с отрицанием, поскольку в них очевидным образом подразу­мевается обратный вывод: Неизвестно, что осталось бы от мешка и старика, если бы не медведь; Он бы не поехал, если бы не жена; Я и не запомнил бы весь этот разговор, если бы отец не рассказы­вал о нем маме и т. д. (с. 716). Предложения с если бы/kdyby в конечном счете не исключают использование в значении потенци­ального условия не только по отношению к будущему, но также к прошедшему или настоящему. В отличие от них предложения с несогласованным императивом в русском и инфинитивом в чеш­ском обозначают только ирреальное условие, не обращенное к бу­дущему; ведь именно по отношению к будущему стирается раз­ница между потенциальным и ирреальным условием при недо­статке опыта говорящего. Но если говорящий заранее опирается на нереальную действительность, то предложение с императивом/ инфинитивом возможно и по отношению к будущему: Верни он тебе сеть, ты ее завтра же опять поставишь; Vyhrat milion, budi cestovat kolem celeho sv&ta ‘Выиграй я миллион, я поеду путеше­ствовать вокруг света’²¹.

4.3.2. Наряду с предложениями ирреального условия грамма­тики выделяют предложения реального условия. Так, в Грамма­тика 1970 различают предложения «узуального и единичного ре­ального условия», ср.: Если с ним заговаривали/заговаривают, то он отвечал/отвечает односложно; Раз все пошли (идут, пойдут), то и я иду (пойду, пошел) (с. 718—719).

В предложениях узуального условия отношение главного и при­даточного близко к предложениям потенциального условия: Если люди не успевали или не хотели украшать цветами могилы, земля сама украшала их; Если ему удавалось решить шахматную задачу, он заливался смехом; Майор сатанел прямо, если замечал неува­жение к артиллерии; Если вкусное что-нибудь, она им троим раз­даст, а сама скажет...; Ve tfi hodiny rano б1оуёк neleze z postele, kdyz nemusi ‘Человек не встает с постели в три часа ночи, если Hef необходимости’; Byl-li autor Spatne zapsan, zustala jeho prace lezet« ‘Если у автора была плохая репутация, его работу не печатали’.

Сущность этих предложений представляет отношение: «имеет место (как правило) А, однако/но должно быть В», т. е. каждая из возможных реализаций А предполагает наличие В. Характерно, что в чешском языке в этих предложениях наряду с условными союзами jestlize, -li используется также kdyz, русское когда этой функции не имеет. Это не исключает точек соприкосновения между предложениями узуального условия и узуального времени: услов­ный союз если проникает в сферу временного когда ²².

Предложения единичного реального условия (в отличие от предложений узуального условия) не обнаруживают сходства с предложениями потенциального условия. В русском языке к ним относятся предложения с союзами если, ежели, коли, а также со специализированным союзом раз: Какой прекрасный город, если его заселяют такие люди! Друг действительно стал взрослым, если у него уже есть невеста; Ощущение было в какой-то мере оправ­дано, раз он был танкистом; Староваты мы становимся, раз кло­нит к постоянству; Раз еще не смотрели в меню, нечего шелестеть, В этом типе представлен и союз когда, в отличие от чешского kdyz не встречающийся в других типах условных предложений: Неужели я буду мучиться из-за Любы, когда вокруг разгорается такое утро; Абсолютно прав Ф. де Соссюр, когда утверждает...²³.

Основу этого типа условных предложений составляет сложный комплекс значений, частью имплицитных. Так, предложение Kdyz na to mam, tak to koupi'm ‘Раз у меня на это есть деньги, то я это куплю’ толкуется следующим образом: «Я не купил бы этого, если бы не имел на это деньги (= я мог бы не купить, но/однако должен был бы не иметь деньги); но у меня есть на это деньги, следовательно/поэтому я это куплю (= могу купить)». В данном случае эксплицитно выражено по сути дела только заключение, имеющее вид причинно-следственного отношения логического типа, т. е. его можно было бы свести к предложениям вывода (duvodo- уёти, см. 4.2.1.)²⁴. Но общее значение этих предложений не со­впадает полностью с предложениями вывода. Отношение между главным и придаточным в предложении Neco se stalo, protoze zhaslo svetlo ‘Что-то случилось, потому что свет погас’ предпола­гает в качестве отправного пункта узуальное условие («если что-то происходит, свет гаснет»), и с этим общим условием сопоставляв ется реальное событие и делается заключение («Свет погас, стало быть, что-то случилось»). Предложения реального условия также сопоставляют действительность с предположением, но в данном случае условие нереально («Если бы не имел денег, не купил бы»), Обесцененное фактическим содержанием предложения («[но] у

m

меня есть деньги, и поэтому куплю/могу купить»). В этом предло­жении, пусть имплицитно, есть значение возможности («то, что у меня есть деньги, делает возможным покупку», ср. по отноше­нию к прошедшему: Раз у меня были деньги, то я это купил = «То, что я имел деньги, сделало возможным покупку»), отличающееся от модального значения главного предложения в предложениях вывода: Свет погас, значит что-то (наверное, видимо, определен­но) произошло.

Поэтому предложения реального единичного условия можно считать переходными между собственно условными и предложе­ниями причины—вывода. Переходный характер отражается в воз­можности ввести в главное предложение соединительный элемент со значением вывода-следствия: Раз жив, значит все в порядке; Но раз про эту птицу сложили такую песню, значит, птица была красивая; И уж если он вышел добывать чужой крови, стало быть, сама земля оскорблена была; Rekla prosie, abych si tedy cetl, kdyz me kniha tak zaujala ‘Она просто сказала, чтобы я читал, раз книга меня так захватила’ и т. п.

Мы относим такие предложения к условным потому, что между реальным и потенциальным условием нет четкой границы (ср. ис­пользование одних и тех же соединительных средств, за исключе­нием русск. раз). Такие условные предложения, внешне как будто бы указывающие на реальное условие, могут быть представлены и как предложения потенциального условия, хотя бы тогда, когда речь идет о предположении их непременной истинности: Если дают, почему не взять? (= «почему не брать, раз они в самом деле должны давать»).

4.3.3. Сомнение в истинности реального условия, а значит и проистекающего из него следствия может быть выражено не только имплицитно (см. выше), но и эксплицитно: И они спешили поскорее скрыться, если только их не задерживал светофор на пло­щади; Ни в первом, ни во втором вариантах мышление не может являться материалом языка, если только под языком не понимать инструмент; Нм хотелось, чтобы вместе с ними радовались все — и этот любознательный гость, если только доступно ему бескорыст­ное ликование. [...] Если в предыдущих типах возможность нали­чия одного явления зависела от предпосылки наличия другого, в данных предложениях наличие А принимается как готовый факт (включая и потенциальное наличие А) и лишь дополнительно возможность А ставится под сомнение из-за возможного наличия В как единственного фактора, который исключает истинность/воз­можность А. Здесь мы встречаемся с предложениями с ограничи­тельным значением, которые выходят за рамки условных предло­жений.

К этому типу принадлежат в чешском языке предложения с союзом ledaze by: Ani nejsem prave obetovan, ledaze bych о tom nevedel букв. ‘Как раз мной и не пожертвовали, разве только я об этом не знал’. Значение такого предложения приблизительно сле­дующее: «(не)реальность А абсолютна; полнота (не)реализации А ограничена/исключена возможной (не) реализацией В, пока мы считаем (не)реализацию В фактором, ограничивающим полноту (не) реализации А».

В русском и чешском языках к области условных предложений с ограничительным значением относятся такие предложения с лишь/только бы и jen kdyz/kdyby: И только, найдя большой гриб, радуются больше, чем когда найдут молоденький и маленький, лишь бы этот гриб не был червивым; I kruty zivot stoji za to, jen kdyz poctivy ‘И тяжелую жизнь стоит прожить, лишь бы она была честной’; Kazdy tady ochotne umfe hladem, jen kdyz budou alespon ceske hroby svobodne ‘Здесь каждый готов умереть с голоду, лишь бы чешские могилы были свободны’.

Реальность А представлена в предложениях как не зависящая от условий, которые могли бы на нее повлиять, исключая един­ственное условие, которое, однако, неизбежно.

4.4. Уступительные отношения

В рамках причинно-следственных отношений сформировался особый тип, не сводимый ни к простому причинному отношению, ни к его модификациям (4.2., 4.3.), но опирающийся и на то, и на другое. Это — уступительные отношения, выражаемые пред­ложениями с придаточным уступительным, которые традиционно отграничиваются и от причинных и от условных предложений.

В 3.5. приводились примеры паратактических предложений, по­строенных с помощью соединительных средств (и/а/но) все-таки, все же, все равно, тем не менее и т. п., чешек, (a) presto, pfece, nicmene и имеющих сложное значение: «наличие А имплицирует как правило наличие В; А имеет место, значит, следует ожидать наличия В, и/а/но все-таки В не присутствует (или имеет место напр. С, Д ...)». Это же значение может быть оформлено в виде гипотактического предложения, т. е. как подчинительное отноше­ние с помощью ряда соединительных средств.

В русском языке — это придаточные предложения с хоть/хотя (и), хотя бы, пусть/пускай и, несмотря на то что, даром что, даже если (и), если бы и/даже если бы, на что уж, в чешек, trebaze, prestoze, ас, абкоіі, і kdyz, і kdyby, jakkoli и т. п. Он всех перему­тил, даром что недавно работает; Корзина не вмещала добычи, если я даже брал одни молоденькие; Мы шагаем, несмотря на то, что шествия запрещены; На что уже Володина барышня держа­лась стойко, и та колыхнула ядрами грудей; Я долго смотрел в окно, хотя уже не видно было ни мамы,...; Clovek lie, і kdyz ani nechce ‘Человек лжет, хотя и не хочет этого’; Uz roku 1574 se stal tfiestskym radrrim, ackoliv ho mestska politika nezajimala ‘Уже в 1574 году он стал членом магистрата, хотя городские дела его не интересовали’ и др.

Данное значение реализуется не только в сочетании предложе­ний, но и в сочетании членов предложения со значением признака: достоверная, хотя материально различная модель; uspesne, trebaze s potizemi zdolaval prekazky ‘Он успешно, хотя и с трудом, преодо­левал препятствия’ и др. Это гипотактический аналог паратакти­ческой конструкции: материально различная, но несмотря на это, достоверная модель; starsi, ale presto vykonny pracovnik ‘пожилой и все еще стоящий работник’.

Основа таких конструкций одна и та же, см. описание сложного значения выше. Эксплицитно выражается лишь часть данного зна­чения, другие элементы значения присутствуют имплицитно^2б. Между главным и придаточным предложением нет различия по модальности, т. е. сослагательное наклонение не изменяет отноше­ния между ними.

Для уступительного отношения характерно, что предшествую­щая придаточная часть, вводимая союзами если (и) не, пускай/ пусть, хотя/хоть (и), чешек, аб, і kdyz, byt’, af не исключает в глав­ном предложении паратактического соединительного элемента, экс­плицитно указывающего на уступительное отношение: Дать, если и не всегда конкретное, но четкое определение; Пускай его слова не облегчают механикам их тяжелого труда, но он все же сказал все, что думает; Хотя мы промахнулись, но все же гордились этим выстрелом; И хоть без компаса, а домой человек добирался; Ма­чеха хотя и молодая, но самая лютая на ругань; Af mluvila s Janem sebenezneji, presto nenpochodila ‘Хотя она была с Яном очень нежна, все же успеха не добилась’.

Из примеров видно, что чешский язык в отличие от русского избегает паратактических соединительных элементов. Исключе­нием является сочинительное sice A, ale (presto) В (sice, в отличие от русского хотя, хоть, не выступает как самостоятельный союз).

4.4.1. Вариант уступительных (в чешской традиции — условно­уступительных, см. напр. Bauer — Grepl 1972, 301) конструк­ций можно видеть в русских предложениях типа: Что я ни говорил, сколько ни просил, все разбивалось о хорошее настроение Григо­рия Федоровича; Как бы ни хотелось спать после мороза у горя­чих батарей, приходилось крепиться; Вокруг — куда ни повер­нись— белели спины рабочих, ср. также сложные предложения типа: Хитри не хитри, а жизнь кончена, Таймень ушел, и хоть вой, хоть кричи, никто не услышит и т. п. В чешском языке: Af pri§el kdokoli, nikdo neodesel s prazdnou ‘Кто бы ни пришел, никто не уходил с пустыми руками’; Delej со delej, mas to тагпё ‘Делай не делай, все напрасно’; V^chova deer byla touto kupeckou moralkou poznamenana, af uz se о otciiv obchod zajimaly 6i nikoliv ‘На воспи­тании дочерей отразилась купеческая мораль, интересовались они делами отца или нет’ и т. д.

Но на самом деле здесь нет модификации уступительного зна­чения. Только возможность В представлена альтернативно (т. е. должно быть а или b или ... х), из этих альтернатив лишь одна (теоретически любая) приведет к ожидаемому результату. Воз­можность А (потенциальная или реализованная) осуществляется независимо от выбора альтернатив, представленных в В.

4.5. Модифицированные отношения цели

В 4.1.3. мы привели отношение между главным и придаточным в целевых предложениях как элементарный тип причинно-след­ственного отношения: Шофер вел машину тихо, чтобы бойцы хоть немного передохнули; Чтобы не огорчать мать, я радостно уди­вился; Для того чтобы руководить таким обширным пароходным предприятием, мне понадобилось много знаний; Museli jsme opatr- пё kanoi manipulovat, abychom se nepfevrhli ‘Мы должны были очень осторожно обращаться с каноэ, чтобы не перевернуться’; Aby с1оуёк zil эргаупё, р1пё a dlouho, тё1 by mit hluboke znalosti ‘Чтобы человек жил долго, правильно и полноценно, он должен иметь глубокие знания’; Podnikla vse pro to, aby ideje byly rozsi- feny ‘Она сделала все для того, чтобы эти идеи распространились’ и т. д.

Значение данного отношения: «возможность реализации В по­нимается как желательная; возможность реализации В предпола­гает наличие А; наличие А вызвано желательностью реализации В».

Если оставить в стороне различия в отдельных соединительных средствах, представляющих желаемое явление как результат (чью-то выгоду и т. п.) и не изменяющих характер синтаксиче­ского отношения между главным и придаточным цели, можно сказать, что целевые предложения, в отличие от других типов при­даточных, не знают модификаций. Нужно, конечно, отличать соб­ственно целевое предложение с главным союзом чтобы/зЪу от других употреблений этих союзов, когда речь не идет ни о значе­нии цели, ни (естественно) о его модификации.

4.5.1. Особое синтаксическое отношение между главным и при­даточным складывается в целевых предложениях типа: Спим на ходу, лишь бы оторваться от противника; Я не знаю, чем готов пожертвовать, лишь бы моя главная героиня удалась; ...и грози­лись умереть, только бы не платить; Vyrazila ven §ра1пё odlicena, jen aby ui byla s mm ‘Выбежала на улицу, не сняв косметики, лишь бы быть с ним’; Plazi se frontami, jen aby se dostal na druhou stranu ‘Переходит с фронта на фронт, лишь бы попасть на другую сторону’ и т. п. В плане выражения данный тип соприкасается с вариантом условного отношения (4.3.3.), в котором наличие А представлено как не зависящее от каких-либо условий, кроме од­ного, считающегося необходимым. Аналогом этому значению мо­жет служить модифицированное целевое отношение: явление А, которое могло бы быть вызвано при случае другими причинами, вызвано желательностью явления В, и только желательность яв­ления В рассматривается как достаточная причина, вызывающая явление А.

Точки соприкосновения между условным и целевым отноше­нием обнаруживаются в тождественности соединительных средств не только в русском, но и в чешском языке, где в одном и том же контексте могут употребляться как целевой jen aby, так и услов­ный союзы: jen kdyby/jen kdyz: Vseho by se vzdal, jen kdyz budu/ jen kdybych byl/jen abych byl zdravy ‘Все бы отдал, лишь бы/ только бы/чтобы быть здоровым’.

4.5.2. В особый тип целевых предложений выделяют иногда такие предложения с aby, в главной части которых есть модальные глаголы muset ‘быть должным’, smet ‘иметь возможность’ со зна­чением необходимости, ср.: Musila si zakryt lista dlanemi, aby ne- vykrikla ‘Она должна была закрыть рот руками, чтобы не вскрик­нуть’ с возможной трансформацией в условное предложение: jestli- ze nemela vykriknout букв, ‘если не должна была закричать’. Этот тип предложений называют условно-целевым (см., напр., Svo- boda 1972, 147). Грамматика 1970 говорит о несобственно­целевых предложениях и выделяет как специальный тип предло­жения со значением «необходимого основания» с лексически выраженной модальностью необходимости, ср.: Чтобы всегда гово­рить правду, нужно (требуется, необходимо...) много мужества (с. 726)²⁶. Представляется, что специальный тип в данном случае выделять не следует. Выдвигая такое решение, мы исходим из общего значения целевых предложений, а именно: «возможность реализации В понимается как желательная; возможность реализа­ции В предполагает наличие А; наличие А вызвано желатель­ностью реализации В» и при этом оценку явления В как желатель­ного мы относим не к субъекту явления А, а к говорящему, то есть не отождествляем желательность с желанием (т. е. aby = chce, ma, je treba + Inf. ‘чтобы-хочет, должен, нужно + Inf.’): Abychom prisli vcas, musime vyjit hned ‘Чтобы придти вовремя, надо выйти сразу’ = «возможность В представлена как желаемая и потому неизбежно А». Подобным образом: Aby clovek zil spravne, pine a dlouho, mei by mit hluboke znalosti ‘Чтобы человек жил долго, пра­вильно и полноценно, он должен иметь глубокие знания’ = «воз­можность В представлена как желательная, и поэтому должна была бы быть необходима возможность А» ²⁷. (...)

4.5.3. Согласно чешской традиции, мы не включаем в модифи­кацию условных предложений тип Я достаточно/слишком хорошо знаю своего приятеля, чтобы не обижаться на его резкие слова (в Грамматика 1970 они относятся к «несобственно-целевым» предложениям со значением достаточиого/недостаточного/избы- точного основания (с. 726—727). Напротив, предложения типа Ве­тер утихает, чтобы через мгновение задуть с новой силой (Грам­матика 1970 их называет предложениями «антицели», в чеш­ской традиции они считаются ложными (nepravymi) целевыми предложениями) можно относить к целевым: по своей структуре они не отличаются от собственно целевых, хотя по значению и рас­ходятся с ними, поскольку отношение подчинения, лежащее в основе предложений с условными и другими придаточными, в дан­ном случае подавляется и остается только значение временной последовательности (впрочем, являющееся основой и целевого отношения): содержание ситуации, представленной в целевом при­даточном предложении, предполагает, что раньше имела место ситуация, представленная в главном предложении.

5. Предложенный анализ выражения причинных отношений в сфере гипотаксиса и паратаксиса далеко не исчерпывает всей про­блематики. Но мы попытались показать, в каких случаях между паратактическими и гипотактическими конструкциями прослежи­вается симметрия, а в каких причинное отношение выражается только средствами гипотаксиса. Чтобы составить целостное пред­ставление о системе выражения причинных отношений и ее вну­тренней иерархии, анализ на уровне предложения надо дополнить анализом выражения причинных отношений внутри предложения, т. е. с помощью адвербиальных детерминантов. Эти вопросы пред­стоит рассмотреть отдельно.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Мы не затрагиваем проблему интерпретации причинных отношений в объ­ективной действительности, см. об этом Machova 1972, Svihranova 1978.

² Всякое простое предложение должно быть так или иначе локализовано во времени по отношению к моменту высказывания, разнообразные типы отношений между частями сложного предложения покоятся на временной основе (одновре­менность/параллельность либо последовательность событий), затемненной в ряде случаев другими отношениями. См. B61icova-Kfizkova 1979.

³ Об этом подробнее см. B6Iicova-Kfizkova 1979 (там же литера­тура).

⁴ Об установлении семантических признаков, на которых покоится система паратактических отношений с присущими ей соединительными средствами см. BSlifcova-KHzkova 1978 (там же литература), см. особенно Левин 1970.

⁵ Наряду со стилистически нейтральными союзами (и/а потому, поэтому, а proto), присущими как книжному, так и разговорному языку, выделяются книж­ные (и вследствие этого, a v dusledku toho) и разговорные либо просторечные союзы (Курю, за это и плохо расту). Но у них есть и семантические различия, подобные различиям между обстоятельствами; они не затрагивают общее отно­шение причины, но характеризуют ее детальнее. Анализ обстоятельства причины дм. в Кг 12 коvа 1973а (там же литература).

⁸ Русское значит не является функциональным эквивалентом чешского zna- mena to, поскольку значит утратило характер предложения и служит только со­единительным средством, тогда как чешек, to znamena ‘это означает’ предваряет придаточное с 2е ‘что’.

⁷ Мы оставляем в стороне частные различия между отдельными соединитель­ными средствами. В целом же средства синонимичны, различия либо имеют сти­левой характер, либо вытекают из функционирования этих средств вне сферы причинных отношений.

⁸ В чешском языке семантические различия между a proto, a tedy, takze очень тонкие, в разговорной речи они стираются. В русском языке различия ме­жду (а/и) потому, следовательно, так что более четкие.

⁹ Следует отметить, что противительное отношение по своему объему шире, чем то, которое выражается оборотами но тем не менее, но все-таки и др. Русск. но, чешек, ale покрывает не только область но все-таки, ale presto, но также и область действия оборота но зато: -.только (в противительном значении), ale zato: :jenze, вступая с оборотами но все-таки/г\е pfesto в отношение дополнительной дистрибуции: male, ale (zato) sladke jablko ‘маленькое, но (зато) сладкое яб­локо^ male, ale (presto) sladke jablko ‘маленькое, но (все-таки) сладкое яб­локо’; velke, jenze kysele jablko ‘большое, но зато кислое яблоко’^velke, ale pfesto kysele jablko ‘большое, но все-таки кислое яблоко’; zelene, ale pfesto zrale jablko ‘зеленое, но все-таки спелое яблоко’^zelene, ale zato zrale jablko ‘зеле­ное, зато спелое яблоко’; однако cervene, ale pfesto nezrale jablko ‘красное, но все-таки не спелое яблоко’ = £ervene, jenze nezrale jablko ‘красное, но не спелое яблоко’. Возможность замены ale presto ‘но все-таки’ на jenze ‘но’ говорит о ча­стичной семантической близости этих средств, однако строгое их разграничение в других случаях говорит лишь об их подобии, но не о тождестве.

¹⁰ Мы не пользуемся здесь обозначениями А и В потому что при паратак­сисе речь шла о линейной последовательности (предложение А предшествует предложению В), тогда как гипотактическое отношение строится иначе: предложе­ние А главное, а В зависимое, несмотря на их место в линейном членении.

¹¹ Ср. напр.: «Причинные предложения обозначают, чем вызвано действие главного, из чего оно вытекает, почему имеет место». (Bauer — Grepl 1972, 294). «Предложение цели обозначает действие, к осуществлению которого направ­лено действие главного предложения, либо действие, вытекающее из состояния, обозначенного в главном предложении» (там же, 296). «Условные предложения указывают на обстоятельство, с которым связано осуществление действия в глав­ном предложении» (там же, 297). «Уступительные предложения обозначают об­стоятельства, неблагоприятные для действия главного, хотя и не препятствующие его осуществлению» (там же, 300). Подобным образом характеризуются отдель­ные типы и в других работах (ср. S m і 1 а и е г 1966, 308).

¹² С. Махова выводит данный тип причинного отношения из одновременного наличия (р с q) и также р, то есть (р, Ci q) Jestli2e Ivan denne trenuje, do- sahuje vynkajitich vysledkii. ‘Поскольку Иван тренируется ежедневно, то он достигает отличных результатов’ + Ivan dennё trenuje-)-Protoze Ivan denne trenuje, dosahuje vynikajitich vysledku ‘Так как Иван тренируется ежедневно, он достигает отличных результатов’. Такая интерпретация не исключена в ряде слу­чаев, но языковым отношением причинности связаны единичные явления, не опи­рающиеся на импликацию «Если А, то В».

¹³ См. в Грамматика 1970 удачное различение стимулирующей и резуль­тирующей обусловленности, причем следственное отношение основывается толь­ко на стимулирующей обусловленности, в то время как отношение цели предпо­лагает, что причина выступает одновременно как стимул и как результат, к ко­торому стремится стимул.

¹⁴ См. более подробную классификацию адвербиальных целевых детерминан­тов в Kfi'^koVa 1973а.

¹⁵ См. например, Svoboda 1972, специальная работа об этом была на­писана Барнетовой (Barnetova 1973).

¹⁸ Более детальное описание данного типа см. в B£li6ov5-KH2kovfi 1977.

¹⁷ См., напр., Machova 1972, где этот тип не упоминается, равно как в Bauer — Grepl 1972; S v о b о d а 1972.

¹⁸ Определенную аналогию этому предложению представляет паратактическое предложение, которое в чешской традиции определяется как градационное (stup- novacl), присоединяющее в качестве дополнительной более важную причину (см. напр. Bauer — Grepl 1972): Korunnl sv$dkirte je dusevrte menecenna, nadto je jl skoro padesat let ‘Свидетельница психически неполноценна, кроме того (сверх того), ей скоро 50 лет’; Byl velice unaven, a k tomu se jeste nachladil ‘Он очень устал и к тому же (сверх того) еще простыл’. Здесь к явлению А присоединяется явление В, важность которого не меньше А, что как бы усиливает значение реа­лизации А. Об этом: Belicova-Krlzkova 1978, 26.

¹⁹ Ведь и vzdyf не совпадают по функции с причинными союзами и часто употребляются как частицы.

²⁰ С. Махова относит эту импликацию к значению ирреального условия (Machova 1972, 22).

²¹ Участие императива в условных предложениях в русском языке можно объяснить, опираясь на его значение как морфологической формы. Эта форма специализирована на выражении долженствования (и лишь в своем узком зна­чении — в самостоятельных побудительных предложениях — она выражает при­зыв): Все гуляют, а я сиди дома ( = чешск. a ja muslm sedlt/abych sedel doma). ср. то же значение в драматическом императиве (KHz ко v a 1973b). Только в самостоятельных предложениях императив имеет значение призыва. Должен­ствование как общее значение императива согласуется со значением, лежащим в основе условного отношения.

²² Мы не затрагиваем здесь видового различия: в употреблении видовых форм между двумя языками существуют значительные расхождения.

²³ Можно согласиться с М. Кубиком (Кубик 1967, 106) в том, что рус­ские условные предложения с когда имеют специфические структурные при­знаки — это прежде всего обязательная постпозиция предложения с союзом когда в отличие от чешских предложений с союзом kdyl По Кубику, главное предложение носит характер риторического вопроса, хотя могут быть и исключе­ния, см. например, последний из приведенных примеров.

²⁴ Не случайно С. Махова относит условные предложения к причинным (Machova 1972, 59).

²⁵ Из этой общей характеристики видно, что уступку нельзя отождествлять с отрицанием условия, как это делает Мико (Mi ко 1972, 61).

²⁶ «Значение необходимости, заключенное в главной части, вступая во вза­имодействие с целевым значением союза, видоизменяет значение придаточной части: в ней усиливается результативное значение, а значение желательности ос­лабляется и может преобразоваться в значение недифференцированной гипоте­тичности; например: Надо быть сумасшедшим, чтобы идти в горы в такую по­году» (Грамматика 1970, 726).

²⁷ Исходя из сказанного, пример Надо быть сумасшедшим, чтобы идти в горы в такую погоду можно считать экспрессивно окрашенным, так как никто, кроме сумасшедшего, не может желать идти в горы в такую погоду. На этом фоне легко понять предложения цели типа Nejsem bl£zen, abych to d$lal *Я не сумасшедший, чтобы это делать’. Такое предложение опирается на предпосылку Musel bych byt blazen, abych to delal ‘Я должен был оы быть сумасшедшим, чтобы делать это’, с которой контрастирует реальность: (jenZe) nejsem blazen..! ‘(но) я не сумасшедший...*, ср.: Я не ворон, чтобы каркать.

Даниэль Вайс

ВЫСКАЗЫВАНИЯ ТОЖДЕСТВА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ: ОПЫТ ИХ ОТГРАНИЧЕНИЯ ОТ ВЫСКАЗЫВАНИЙ ДРУГИХ ТИПОВ

Соображения, которые мне хотелось бы высказать в настоящей работе, имеют целью охарактеризовать с точки зрения семантики и текстовой прагматики один весьма специфический тип высказы­ваний — а именно такие высказывания, которые употребляются исключительно для выявления тождественности лиц или предметов и которые мы будем называть высказываниями тождества; в рус­ской грамматической терминологии для обозначения таких выска­зываний укоренился термин «предложения тождества». При этом требует своего исследования вопрос метаязыкового характера, а именно вопрос об употреблении понятий «идентификация» («отож­дествление») , «идентифицировать» («отождествлять»), «идентич­ность» («тождество») и «идентичный» («тождественный»). Будет также поставлено несколько задач, связанных с различными про­блемами теории референции и актуального членения в широком смысле: в каких случаях выражение употреблено референтно, ка­кова природа дихотомий типа «тема — рема», «старый — новый», «субъект — предикат» и т. п. Конечная цель данной работы — по­казать фундаментальность соотношения исследуемого типа пред­ложений с референциальным членением, членением на тему и рему и синтаксическим распределением ролей. Наконец, попутно хоте­лось бы проанализировать некоторые другие терминологические проблемы, связанные с актуальным членением.

1. «ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ», «ТОЖДЕСТВО», «ТОЖДЕСТВЕННЫЙ»

Как в русском, так и в немецком языках центральные для нас термины «отождествление» и «тождество» в обиходном употреб­лении могут иметь весьма различное значение. Первое значение

Daniel Weiss. Identitatsaussagen im Russischen: ein Versuch ihrer Abgren- zung gegentiber anderen Satztypen. — In: «Slawistische Linguistik 1977. Referate des III. Konstanzer Slawistischen Arbeitstrefferis Bochum 27.9.77—29.9.77». Hrsg. von Wolfgang Girke und Helmut Jachnow, Verlag Otto Sagner, Mtinchen, 1978,

S. 224—259.

термина имеет в виду, например, П. А. Лекант (Лек ант 1976, 112—116), утверждающий, что в предложениях типа

(1) Отец мой был обойщик и драпировщик.

(2) Сосна — дерево.

существительные, стоящие справа от связки, имеют идентифици­рующее значение («значение отождествления»). А. М. Пешков­ский идет еще дальше и устанавливает в примерах, аналогичных предложению (1), «тождество одного предмета с другим» (Пеш­ковский 1956, 234). Последнее употребление кажется, по край­ней мере для немецкого языка, необычным: можно идентифициро­вать какое-либо дерево как сосну (identifizieren als Fohre), однако из этого не следует, что оно «идентично некоторой сосне». Выска­зывания типа «X идентичен некоторому Y» без дальнейшего опре­деления этого Y (например, относительным предложением) вооб­ще бессмысленны. Поэтому такие предложения являются, может быть, предложениями отождествления, но не предложениями тож­дества¹: идентифицируемый член осмысляется как представитель (элемент) некоторого класса, в основе чего лежит включение² (в примере (2) имеет место включение одного класса в другой), в то время как термин «идентичный» употребляется для обозначения одинаковости. В дальнейшем примеры типа (1) и (2), в которых на самом деле утверждается принадлежность некоторому классу, исключаются из рассмотрения.

Мы только что упомянули и второй возможный подход — кон­цепцию приравнивания. Это наводит нас на примеры типа:

(3) Зевс это (и есть) Юпитер.

(4) Президент США—Картер.

Что именно приравнивается в таких высказываниях? Очевидно, здесь мы имеем дело с метаязыковой операцией: говорящий кон­статирует взаимозаменимость двух выражений на основе их коре- ферентности, то есть совпадения их референтов. Иные отношения имеют место в следующем случае:

(5) Кимарить — это спать.

(6) Гардероб — это то же, что платяной шкаф.

Хотя здесь речь и идет об указании на употребление некоторых выражений, однако эти выражения уже не имеют референтного характера и, следовательно, не выделяют один-единственный объ­ект, изолированный от остальных, а представляют собой предика­ты: между ними устанавливается не отношение кореферентности, а отношение синонимии. Иначе говоря, если предложения (3) и (4) осуществляют идентификацию личности, то предложения (5) и

(6) выступают как общие метаязыковые указания независимо от конкретных ситуаций, имея характер словарных дефиниций³. В таких случаях едва ли можно говорить о предложениях тожде­ства; ведь к числу обязательных признаков последних принадле­жит референтное употребление обеих именных групп, а говорить «X и Y тождественны по смыслу» вместо «равнозначны» — не более, чем вольность разговорной речи. Так что эта группа тоже выпа­дает из рассмотрения.

Согласно Н. Д. Арутюновой, между предложениями (3) и (4) имеет место следующая разница: первое устанавливает тождество двух имен относительно их денотата — «номинативное (кодовое) тождество», а второе — «тождество объекта самому себе», «дено­тативное (онтологическое) тождество» (Арутюнова 1976,302— 307). Метаязыковой характер, о котором шла речь выше, по ее мнению, свойствен только высказыванию (3), в то время как в (4) характеризуется не употребление языка, а внеязыковая дей­ствительность. Мы с таким различением согласиться не можем: все аргументы, приводимые автором в защиту своей точки зрения, в сущности связаны с семантической спецификой собственных имен, но не дают права переворачивать иерархию отношений меж­ду выражением и денотатом, как это делает автор, обосновывая различение этих двух типов. Даже само выражение «тождество объекта самому себе» оказывается при ближайшем рассмотрении ошибочным: высказывание «А = А», будучи в данном случае тав­тологичным, может нести какую-либо серьезную информацию лишь в очень специфических ситуациях. «Сказать о двух предме­тах, что они тождественны, бессмысленно, а сказать об одном предмете, что он тождествен самому себе, — значит ничего не ска­зать»⁴. Тождество в этом смысле всегда представляет собой не отношение между объектами, а метаязыковое отношение. В соот­ветствии с традицией лингвистической философии⁵ мы и дальше приписываем всем высказываниям тождества метаязыковой ха­рактер.

Данная выше характеристика (констатация взаимозаменимо­сти двух выражений на основе их кореферентости), впрочем, недо­статочна в том отношении, что она не принимает во внимание функцию высказываний тождества в речевом контексте. Поэтому она не в состоянии объяснить в особенности две вещи: во-первых, она не делает различия, например, между конструкцией (3) и

(У) Зевс и Юпитер — это { 5“° " ™ *'}

' ' ^г (. то же самое ) .

Во-вторых, следуя этой характеристике, можно предположить, что оба члена равенства могут быть заменены друг на друга так­же в самом данном предложении, что в действительности имеет место далеко не всегда ⁶: информация, которую несет слушающему предложение (4), играет иную роль в обеспечении связности тек­ста, чем информация, которую несет предложение (4') Картер — президент США,

поскольку эти два предложения произносятся с одним и тем же интонационным рисунком, и перестановка может даже заменить идентифицирующий характер высказывания на предицирующий (см. ниже, гл. 2). Сущность высказываний тождества, следова­тельно, не исчерпывается договором, обязывающим отныне смеши­вать употребление двух приравненных выражений. Если бы это было так, то невозможно было бы провести границу между на­стоящими высказываниями тождества и чисто именующими выска­зываниями, которые приписывают лицу или предмету некоторое имя. Ведь в примерах типа

(7) Жил-был один король. Короля звали Вася. или

(8) Это моя жена, Люцетта Леоновна,

точно так же приравниваются друг к другу выражения король и Вася и т. д.⁷, хотя при таком первоначальном введении объекта в рассмотрение никто об отождествлении не говорит. Н. Д. Ару­тюнова обращает внимание на то, что почти невозможно спутать этот тип предложений с предложениями тождества, так как в пред­ложениях называния связка быть заменима на звать, называться, быть по имени и т. п. (см. Арутюнова 1976, 314); следует, од­нако, заметить, что в ситуации личного знакомства будет совер­шенно правильным предложение типа

(9) Познакомьтесь: это Коля.

(ср. также комментарий к примеру (10)). Итак, оказывается, что, кроме установления кореферентности, у предложений тождества есть некоторый другой существенный признак. Этот признак мы вслед за Н. Д. Арутюновой (см. Арутюнова 1976, 317) усма­триваем в том, что два приравниваемых выражения коммуника­тивно неравноценны, поскольку говорящий предполагает, что ре­ферент первого выражения неизвестен, а референт второго изве­стен; таким образом, приравнивание должно облегчить слушаю­щему отыскание первого референта. Без этого прагматического ограничения невозможно четко разграничить идентифицирующие и именующие высказывания: отождествление связано с ситуацией узнавания, а называние — не связано. При этом естественно пред­положить, что некоторые примеры в отрыве от контекста прочи­тываются двояким образом; так, предложение

(10) Столица Эстонии — Таллин.

может прочитываться не только как отождествление, но и как называние (столица Эстонии называется Таллин)⁸.

Итак, сущность идентифицирующих высказываний как таковых состоит в следующем: они осведомляют слушающего о том, что выражение X, референт которого ему еще неизвестен (по крайней мере так считает говорящий), может заменяться на выражение Y, референт которого предполагается известным; в дальнейшем оба выражения могут употребляться для обозначения одного и того же объекта.

Концепция узнавания, кажется, несет ответственность за рас­ширенное понимание термина «идентификация» как «отнесение к классу» (ср. примеры (1) и (2)); правда, здесь узнаются не инди­видуумы как таковые, а те характерные черты, которыми опреде­ляется принадлежность к классу, то есть здесь отсутствует при­равнивание референтов ⁹. В дальнейшем принцип, согласно кото­рому идентификация означает возвращение к известному, позволит ответить на оба вопроса, поднятых выше в связи с примерами (3') и (4'). Так, предложения типа X и Y — это одно и то же, представленные, например, в (3'), хотя и выражают приравнива­ние, унифицируя две сравниваемые величины, т. е. ставя их перед знаком равенства, однако здесь пропадает информация о том, что одна из этих величин (неизвестная) должна возводиться к другой (известной). Лишь модель «слева направо»: X — это (одно и то же, что) Y, —- приравнивает неизвестное к известному; в качестве по­граничной линии между ними функционирует связка. То, что чле­ны равенства в силу коммуникативных причин не могут быть пе­реставлены, теперь естественно вытекает из перехода от старого к новому (ср. примеры (4) и (4')).

Выявив эти две, на наш взгляд, важнейшие, характеристики высказываний тождества — установление кореферентности и воз­ведение к известному, мы должны далее понять, каково типичное семантическое и синтаксическое строение высказываний тожде­ства. При этом обнаружатся также некоторые точки опоры для более четкого их отграничения от высказываний предикации. На основе этого исследования должна быть в конечном счете охарак­теризована типичная ситуация возникновения высказываний тож­дества, причем в поле зрения попадет также последнее из воз­можных употреблений термина «отождествление».

2.