ХАРАКТЕР СТРУКТУРНЫХ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ

Так как любое разумное обсуждение проблем, группирующихся вокруг (А6), зависит, в частности, от характеристики обсуждаемых структур, то здесь уместно сделать несколько замечаний о формаль­ной природе Р, S, LF и С.

Для начала я приму, что Р, S и LF структурированы и взаимосвязаны в соответствии с системой грамматических правил и условий G. Это означает, что G определяет результат F₃(s) постольку, поскольку может быть выделен уровень семантического понимания, но это ни в коей мере не предполагает, что G определяет действительные шаги, с помощью которых достигается в конечном счете этот результат. (Я вернусь к этой проблеме в разд. 5). Без какого бы то ни было принципиального обсуждения формы G я просто приму, что эта система состоит из фонологических, морфоло­гических, синтаксических, семантических и лексических правил языка. Предполагаемые знания, представленные этими правилами, фиксируются в процессе языкового усвоения. Далее я приму, что С, так же, как контекст с, принадлежит к области концептуальной структуры и что определение С на основе LF с учетом с управляется общими принципами контекстуальной интерпретации.

Переходя к характеристике структурных репрезентаций, опреде­ляемых G, я хочу повторить, что Р должна быть истолкована как преимущественно линейная репрезентация фонетических признаков, определяющих сегментную, суперсегментную информацию и инфор­мацию о границах, приписанную s в соответствии с правилами и условиями G. Хотя Р включает группировку базовых признаков в терминах сегментов, слогов, фонологических слов и фраз, а также и интонационных оборотов¹², в основе своей она имеет последователь­ный характер, соответствующий временной протяженности сигнала s. Несмотря на такое весьма тесное соответствие между внешним стимулом s и его внутренней репрезентацией Р, нельзя утверждать, что функция Fi(s) могла бы приписать Р строго линейно­упорядоченным способом, как уже указывалось выше в связи с (А1).

(18) (a) His coming to the unexpected, highly informative...

‘Его приход на неожиданное, в высшей степени информа­тивное...’

(b) He’s coming to the unexpected...

‘Он подходит к неожиданному...’

Точно так же, хотя и по другим причинам, приписывание соответствующей степени ударения первым двум существительным в (19а) и (19Ь), по-видимому, возможно только после того, как будут идентифицированы сочинительная структура и относительное прида­точное предложение:

(19) (a) The girl, the boy, and a little dog were still waiting.

‘Девочка, мальчик и маленькая собачка все еще ждали’,

(б) The girl the boy was looking for was still waiting.

‘Девочка, которую искал мальчик, все еще ждала’.

Обратная идентификация свойств Р—безусловно, широко рас­пространенное явление, так как, с одной стороны, структура Р часто не полностью определяется конкретным сигналом 5, а с другой стороны, она определяется не только фонологическими правилами G, но частично может зависеть также от морфологических, синтак­сических и даже семантических правил и условий. Таким образом, примеры типа (18) и (19) указывают, что даже фонетическая интерпретация сигнала s часто требует большего, чем идентифика­ция последовательности словоформ. Поскольку в последующем обсуждении меня не интересуют специальные проблемы понимания на фонетическом уровне, то в качестве субститута Р будет достаточ­на обычная орфографическая запись, и ее линейный порядок можно рассматривать как приблизительное соответствие временному пара­метру s.

Переходя к синтаксической репрезентации S, я буду считать, что в ней в основном представлены два типа информации: во-первых, иерархия составляющих, наложенная на цепочку лексических еди­ниц, фонологическая характеристика которых лежит в основе Р, и, во-вторых, некоторые отношения связанности (binding relations) между конкретными составляющими.

1977) и в связанных с этим работах. Так, нечто типа (21) будет описанием синтаксической структуры S предложения (20), где одинаковые индексы указывают на упоминаемые выше отношения связанности, а единый элемент е определяет незаполненные места:

(20) Who promised you to stay?

‘Кто обещал вам остаться?’

Репрезентации, как на схеме (21), включают ряд положений, касающихся принципов и деталей, которые требуется прояснить и обосновать в рамках теории синтаксических структур. Для наших целей мы можем ограничиться непротиворечивыми положениями, которые будут обсуждены в надлежащем месте. Общее положение о том, что нечто вида (21) необходимо и достаточно для отражения свойств S, составляет возможность выбора различных типов правил, порождающих S, и соотносящих ее с другими грамматически определенными репрезентациями¹³. Оно также оставляет открытым вопрос о том, как определяются синтаксические категории, хотя для конкретности я буду считать, что одна из версий Х-теории в том виде, в каком она предложена в Jackendoff, 1977, объясняет общую природу синтаксических категорий. Следует, однако, допу­стить, что G не только порождает класс синтаксических репрезента­ций S, но что ее правила и условия определяют также два отображения: А, отображающее S в Р, и J, отображающее S в LF.

Отображение А соотносит S с (одной из) ее фонетических репрезентаций и в основном состоит из морфологических орфогра-

promise you

to

Past

stay

who

фических правил (как они рассмотрены, например, в Bierwisch,

1967) и фонологических правил наряду с определенными правилами опущения и фильтрами в смысле Хомского и Лэсника (Chomsky and Las пік, 1977) ⁴.

Первое соображение связано с линейными и нелинейными аспек­тами S. С одной стороны, S имеет собственный линейный порядок, поскольку ее терминальные элементы — соразмерность определен­ных морфологических и фонологических согласований — соответствуют линейно упорядоченным частям Р. Формально этот аспект проявляется в том, что S представлена упорядоченным деревом. Благодаря этой упорядоченности, S соотносится с времен­ной протяженностью речевого сигнала s в той степени, в какой с ней соотносится Р. С другой стороны, S собственно выходит за пределы линейного порядка, так как она содержит иерархию составляющих, определяющую отношения доминирования и управления, и включает определенные отношения связанности, приписанные своим составля­ющим. Следовательно, А отображает линейно упорядоченную иерар­хию в линейную структуру, тогда как А' приписывает линейной структуре нелинейные отношения. С точки зрения понимания языка, линейный порядок S может быть более или менее непосредственно выведен из 5, тогда как нелинейные свойства должны восполняться на основе грамматических знаний. Все это тривиальные вещи, но мы не должны их забывать, имея в виду утверждение (А), касающееся линейной упорядоченности понимания языка.

Менее тривиальное попутное замечание касается отношений между синтаксической и просодической иерархиями. Как упомина­лось выше, просодическая информация обеспечивает, даже в преде­лах Р определенную встроенную иерархию, которая может, хотя и не обязательно, подготовить почву для организации синтаксических составляющих.

(22) (a) [s John will [ vp buy [np the book] [pp for Susan]]]

‘[s Джон [_Vp купит [np книгу] [pp для Сьюзэн]]]’

(b) [_s John will [vp buy [_Np the [n book [pp for Susan]]]]]

(23) (a) Who і did you expect [s ei to stay at the meeting]

‘Ктоі вы ожидали [s е* останется на собрании]’

(b) Who і did youj expect [s ej to see ej at the meeting]

‘Когоі Bbij ожидали [_s ej увидеть ej на собрании]’

Ситуация вполне ясная в случаях типа (23): кроме различий между [stey] и [si:], здесь нет никакого противопоставления в фонетической репрезентации, которое соответствовало бы синтакси­ческому различию двух предложений. В случае (22) дело обстоит несколько сложнее, так как можно было бы попытаться увидеть факультативное фонетическое различие, соответствующее различной организации составляющих этих двух прочтений. Но даже если и существует такая возможность, предполагаемое различие не являет­ся обязательным. Другими словами, имеется по крайней мере один систематический способ реализации, при котором различию в орга­низации составляющих в (22) не соответствует никакое систематиче­ское свойство s^,6.

Второе замечание относительно S и ее соотношения с Р вызвано тем фактом, что грамматические описания обычно постулируют различные промежуточные уровни структурной репрезентации. Так, фонологическая теория Хомского и Халле (Chomsky and Halle,

1968) , которую я принял в качестве основы для определения Р, допускает исходный фонематический уровень репрезентации, проме­жуточный между синтаксической и фонетической репрезентациями.

(i) Р и S (так же, как LF и С) должны быть признаны необходимыми уровнями репрезентации, характеризующими струк­турные аспекты нормального, автоматического понимания языка. Это, однако, не исключает возможности того, что дополнительные аспекты структурной организации могут оказаться релевантными.

(ii) Хотя вид репрезентации, разработанный в рамках порожда­ющей лингвистики, дает наиболее приемлемую точку отсчета для характеристики аспектов языкового понимания, a priori нет необхо­димости идентифицировать Р или S только с одним уровнем репрезентации при порождении, определяющем структуру высказы­вания и в соответствии с G. Так, Р может в основном соответство­вать системной фонетической репрезентации в смысле Хомского и Халле (Chomsky and Halle, 1968), включая, однако, дополнитель­ную информацию относительно характеристик, которые являются отражением фонематических инвариантов в отличие от свободных или условных вариантов. Сходные соображения относятся к S и ее соотношению с поверхностной грамматической структурой¹⁷. Коро­че, внутренние репрезентации, релевантные для процессов понима­ния языка, не обязательно должны находиться во взаимно­однозначном соответствии с уровнями репрезентации, постулируемы­ми для наиболее эксплицитной спецификации структурных свойств и отношений выражений данного языка. (Дальнейшие комментарии см. в разд. 5.)

(iii) Какие бы поправки в смысле (і) ни оказались необходимыми, я считаю Р и S уровнями организации, которые необходимы и, вероятно, достаточны для объяснения структурных свойств нормаль­ного понимания на синтаксическом уровне. Особый статус этих двух уровней объясняется относительно общими организационными свой­ствами, особенно собственным линейным характером структуры Р, соответствующим ее сенсорным (и моторным) коррелятам, и аб­страктным иерархическим характером S, наложенным на ее терми­нальную цепочку.

Должно быть очевидным, что рассуждения типа (i) — (iii) сходным образом применимы к LF и С и их отношению к соответствующим уровням грамматических дериваций.

Переходя к LF, в качестве исходного пункта я приму, что ее формальная характеристика должна минимально отклоняться от стандартной логики предикатов. Это, конечно, скорее эвристическая

ориентация, чем обоснованное утверждение, однако она имеет ряд преимуществ. Во-первых, она предоставляет достаточно наглядную рамку как для формальных свойств, так и для референциальной (или, скорее, контекстуальной) интерпретации. Во-вторых, она поз­воляет до поры до времени избежать множества все еще не решенных проблем, касающихся деталей логической формы и семантической структуры естественных языков, оставив открытым вопрос, до какой степени и в каком направлении должна быть расширена стандартная версия логики предикатов. В-третьих, в качестве экспериментального направления она ограничивает до пре­дела теоретический аппарат, отрицая его случайную выразительную силу.

Придерживаясь этой ориентации в качестве эвристической осно­вы, сделаем следующее более конкретное утверждение. В соответ­ствии с главным свойством логики предикатов, LF основывается на функциональной структуре, то есть на отношениях функтор- аргумент, объединяющих элементарные единицы в единицы более высокого порядка. Это предполагает категоризацию элементарных и сложных единиц с помощью соответствующих категорий функтора и аргумента, которые наиболее естественно выражаются в терминах некоторой версии категориальной грамматики Айдукевича (Ajduki- ewicz, 1935).

В качестве иллюстрации рассмотрим такую систему категорий:

(24) (а) п и р — базовые категории (для имен и пропозиций

соответственно);

(Ь) если С о, Ci, ...,Ck категории, ТО —

категория k-местного функтора, который на основе аргу­ментов, относящихся соответственно к категориям Сі, с к, строит сложную единицу, относящуюся к категории

Со.

Семантические атомы LF являются либо константами, либо переменными в обычном смысле, представленными в последующем изложении соответственно прописными и строчными буквами. В качестве примера рассмотрим (27) как первое приближение к логической форме предложения (25), синтаксической структурой которого является (26):

(25) Who promised you to melt the gold?

‘Кто обещал вам расплавить золото?’

(26) [s who і [s Єі Past [vp promise you [s ei to melt the gold]]]]

[(27) — см. схему на след. стр.—Прим. ред.]

Из этой огрубленной схемы должно быть очевидно, что (24) определяет то, что можно было бы назвать синтаксисом LF. Она накладывает категоризованную иерархию на элементарные единицы LF. Более того, она требует связывания переменных в соответствии с обычными принципами теории кванторов. К рассматриваемому вопросу в (27) относится WHICHx—некоторый вид квантора, кото­рый связывает первые аргументы предикатов PROMISE и MELT. Как можно видеть при сравнении (26) и (27), существует довольно

«p/p>/n> n n «p/n>/np> n n ЛЮБИТ]]]

(b) [р[_пДЖОН] [ [«р/п>п> ЛЮБИТ] [_п МЭРИ]]]

(c) [_р[ [«р/п>/п> ЛЮБИТ] [_п МЭРИ]] [_п ДЖОН]]

Утверждение, что в LF не существует порядка слева направо, подтверждается рядом фактов. Например, один из них: предложения типа (29) и (30) несмотря на различия их синтаксических структур должны иметь в основном одну и ту же логическую форму, чему наиболее естественно удовлетворяет чисто иерархическая структура LF:

(29) Who j will youj tr> [ _se j to sell ej the book]

‘Комуі Tbij постараешься [_sej продать ej книгу]?’

(30) Wemi willst duj [_sejei das Buch zu verkaufen] versuchen

‘Кому і ты і [ _se je і книгу продать] собираешься?’

Обсуждение других аспектов нелинейной природы LF содержит­ся в (Wexler and Culicover, 1980)²⁰. Последствия, связанные с характером понимания языка слева направо, будут рассмотрены ниже.

Необходимо упомянуть еще три пункта относительно природы LF. Первый относится к семантическим атомам LF и к степени разложения лексических единиц, которая должна быть постулирова­на. До сих пор я в общем отождествлял семантические атомы с лексическими единицами. Так вот, лексические единицы характери­зуются семантическими отношениями, которые, среди прочего, играют основную роль в идентификации слова, как это ясно показывает один из главных выводов, полученных в работах по лексическому доступу. Сейчас обсуждается два способа отразить эти отношения: (а) использование постулатов значения и (Ь) компо­нентный анализ. В соответствии с (а) семантические атомы LF являются значениями лексических единиц, взаимодействующими на основе сложной системы аксиом или правил, определяющих логиче­ские выводы, которые могут быть выведены из предложений, содержащих эти лексические единицы. В соответствии с (Ь) лексиче­ские единицы разлагаются на более элементарные единицы, и именно эта композиционная структура определяет данные семантиче­ские отношения и с помощью того же самого символа— потенциальные логические выводы. Подход (а) решительно отстаива­ет Фодор (см. Fodor, 1975 и следующую его работу)²¹, тогда как подход (Ь) присущ большинству лингвистических работ по семанти­ческому анализу. Одну из последних, тщательно разработанных версий, можно найти, например, у Миллера—Джонсона-Лэрда (Mil­ler and Johnson-Laird, 1976). К тому же следует заметить, что эти два подхода не являются взаимоисключающими, то есть можно предположить, что постулаты значения должны соотносить семанти­ческие атомы, даже если они в общем случае представляют собой не значения лексических единиц, а компоненты этих значений. [...]

Второй момент, который необходимо отметить в связи с LF', касается различия между частями, называемыми обычно ассерцией и пресуппозицией. Не вдаваясь в длинную и сложную дискуссию, связанную с этой проблемой²², я просто выдвину следующие два положения: во-первых, логическая форма LF высказывания и состоит из пары [PR, AS], где PR — пресуппозиция, a AS—ассерция и. И PR, и AS являются категоризованными иерархиями семантиче­ских атомов LF в указанном выше понимании. Во-вторых, PR может рассматриваться как сложное условие, определяющее класс контек­стов с, которые допускают контекстуальную интерпретацию С высказывания и. Интуитивно можно сказать, что PR связывает и с определенными свойствами контекста, релевантными для интерпре­тации и. Например, мы можем перефразировать (34) примерно как (35), где (а) и (Ь) приблизительно выражают пресуппозиционную и ассертивную части (34):

(34) Mike also has problems with him.

‘У Майка тоже с ним сложности’.

(35) (a) Someone other than Mike has problems with him.

‘Некто, отличный от Майка, имеет с ним сложности’.

(b) Mike has problems with him.

‘У Майка с ним сложности’.

Эти наметки даже отдаленно не предполагают адекватного объяснения проблемы пресуппозиций, но они могут объяснить некоторые аспекты определения сферы действия, предпринятое ниже²³.

Третий и последний пункт, связанный с LF, должен быть упомянут только для полноты. До сих пор все замечания о структуре LF—включая различия в пресуппозиции и ассерции—относились к пропозициональному содержанию, которое следует отличать от направленных на это содержание различных видов отношений или намерений; последние, по-видимому, тоже должны быть выражены в высказывании. Некоторые мысли по поводу этих проблем содержат­ся в: Bierwisch, 1980b. Поскольку я не собираюсь рассматривать ту особую роль, которую это различие может играть при понимании языка, я опускаю рассуждения на эту тему.

Заключая свои замечания относительно LF, я добавлю два комментария, касающихся отображения I, соотносящего S с LF. Во-первых, как уже упоминалось, я буду считать, что это отображе­ние определяется правилами грамматики G. Говоря более конкретно,

I определяют два множества правил. Первое множество—это просто система лексических правил, связывающих фонологическую матрицу с ее синтаксическими характеристиками и семантической интерпретацией. В рамках компонентного анализа таким правилом будет правило, соотносящее melt с (31). Соответствующее правило в рамках постулатов значения просто переведет melt в смысловой атом LF, а именно MELT. Второе множество включает различные типы правил, оперирующие на синтаксически организованных структурах. Это множество включает интерпретирующие правила для кореферен­ции в смысле Хомского (Chomsky, 1977 и др.), условия на связанность и правила лямбда-конверсии, совместно порождающие композиционную иерархию LF на основе синтаксической репрезен­тации S. Детали зависят от конкретной организации G, которую здесь нет необходимости обсуждать.

Во-вторых, из предшествующего изложения ясно, что I отобра­жает упорядоченную категоризованную иерархию синтаксических элементарных единиц на неупорядоченную иерархию семантических атомов. Другими словами, тогда как А — отображение S в Р—соот­носит цепочку с иерархией, I соотносит упорядоченную иерархию с неупорядоченной.

Я перехожу, наконец, к замечаниям, касающимся контекстуаль­ной интерпретации С. Скорее это будут лишь наброски, потому что, во-первых, кроме общих рассуждений, мы располагаем здесь весьма малым числом положений, которые были бы ясны настолько, чтобы стать общепринятыми, и, во-вторых, потому, что я не собираюсь обсуждать специальные проблемы, связанные с контекстуальным пониманием. С интересует меня в той степени, в какой она помогает и даже необходима в прояснении понимания на более „низких" уровнях²⁴. Как упоминалось выше, С не входит в сферу действия G, то есть она не принадлежит к уровням лингвистической структуры. Это означает, что С может содержать элементы и отношения, которые не определяются грамматическими правилами и знанием языка. Тем не менее, поскольку С явно участвует в спонтанном процессе контекстуального понимания, должно существовать систе­матическое взаимодействие между грамматикой и теми правилами и условиями, которые в своей основе определяют структуру С. Некоторые предварительные соображения о статусе и характере С содержатся в моих замечаниях о „ситуационной структуре" (Bier- wisch, 1980 с); более конкретно об этих структурах, называемых автором „ментальными моделями", говорится в книге Джонсона- Лэрда (Johnson-Laird, 1980).

В общем плане С может быть приписана некоторая теоретико­множественная структура, которая, вообще говоря, не является иерархией или деревом. Я считаю это одним из главных отличий С от LF. В качестве иллюстрации вообразим себе, например, что на уровне ментальных моделей объекты или лица представлены сущно­стями (возможно сложными), которым могут быть приписаны свойства, отношения и т. п. Положим далее—и это выглядит вполне разумно,— что на указанном уровне любое конкретное лицо пред­ставлено лишь один раз, независимо от того, как часто к нему осуществляется референция, в скольких ситуациях он участвует и т. д. Это положение присуще, между прочим, концепции теоретико­модельной семантики, формальный аппарат которой может быть взят в качестве первого приближения формального объяснения понятия ментального мира и ментальной модели. Учитывая эти положения, очевидно, что для предложений типа (36) С содержит только одно упоминание лица, с которым соотносятся John и himself ‘сам’. В LF, как показано в (37), к этому лицу осуществлено по крайней мере четыре референции:

(36) John expected to be able to nominate himself.

‘Джон ожидал, что он сможет выставить свою кандидатуру’.

(37) [For х =JOHN] [х EXPECT [х BE ABLE[x [NOMINATE *]]]] ‘[Для x =ДЖОН] [x ОЖИДАЕТ [x СМОЖЕТ [x ВЫДВИ­ГАТЬ КАНДИДАТУРУ х]]]]

Ясно, что какой бы ни был выбран формат репрезентации для С, она не может быть иерархической структурой, если она, с одной стороны, должна соответствовать множественности условий, содер­жащихся в (37), а с другой — свести различные случаи референции, связанные с этими условиями, к одному и тому же лицу, к одной сущности. Следовательно, С должна быть организована в терминах теоретико-множественной структуры обобщенного типа. Независи­мые аргументы, основывающиеся на интерпретации кванторов и определенных дескрипций и приводящие к тому же самому результа­ту, содержатся в: Johnson-Laird and Garnham, 1980.

Сказать, что ментальные модели не являются деревьями,— и, естественно, линейно не упорядочены,— это значит никак не прояс­нить, чем же они являются. Ответ на этот вопрос потребовал бы, в частности, объяснения, каким образом эти модели соотносятся со зрительными и другими моделями восприятия, спецификации тех мен­тальных операций, которым они подвергаются²⁵, и выяснения онтоло­гического статуса этого уровня репрезентации. Все это выходит далеко за пределы настоящей статьи и далее не рассматривается.

Следует добавить, однако, еще одно замечание. Уровень репре­зентации, о котором идет речь, релевантен не только для С, но и для спецификации контекста с. Это означает, что контекст с, в котором должно быть проинтерпретировано высказывание и, является мен­тальной репрезентацией, даже если за контекстуальную интерпрета­цию ответственна реальная, „внешняя" ситуация. (В таких случа­ях—это ментальное отражение внешней ситуации, функциониру­ющее как релевантный контекст с). Даже предварительные размыш­ления показывают, что это не просто методологический прием, объединяющий действительные, фиктивные, прошедшие, будущие и все другие типы предполагаемых контекстов; фактически это означа­ет, что мы можем осуществлять референцию к действительной ситуации только при условии создания ментальной структуры, интерпретирующей эту ситуацию.

Наконец, мы должны постулировать отображение V, которое соотносит логическую форму LF высказывания и с его контекст- туальной интерпретацией С в контексте с. В основном V определя­ется принципами референции и денотации, которые обусловливают интерпретацию констант и переменных LF, принимая во внимание композиционную структуру LF. Мы можем предположить, что V должно быть развито, по крайней мере частично, в соответствии с положениями теоретико-модельной семантики, которая определяет условия истинности и уместности для LF по отношению к некоторой модели, в данном случае — с, представляющей собой релевантную модель. С этой точки зрения V является функцией, отображающей LF и с в С, то есть V (LF, с)=С, где С—либо конфигурация внутри с, либо конфигурация, добавляемая к с²⁶. Рассматривая композицию LF в терминах пары [PR; AS], мы можем более конкретно предположить, что V(PR, с) определяет конфигурацию в с, называ­емую обычно прагматической пресуппозицией, тогда как V(AS, с) определяет то, что должно быть добавлено к с или изменено в с. Следовательно, в некотором смысле V(AS, с) определяет новую информацию высказывания в контексте с. Другими словами, V(PR, с) — это структура, которой удовлетворяет PR в с, a V(AS, с)—структура, определяемая в соответствии с с, которая потенциаль­но обогащает или модифицирует с.

Заметим, между прочим, что, по-видимому, V(LF) и особенно V(PR) интуитивно кажутся гораздо более конкретными, чем LF или PR. Имеется в виду конкретизация квантифицированной переменной. Рассмотрим снова в качестве примера предложение (34), прессуппо- зицией которого является (35а). Большинство контекстов породит прагматическую пресуппозицию, которая обеспечивает конкретную референцию к лицу, отличному от Майка. Предложение (35с) могло бы быть парафразой одной из таких возможностей:

(34) Mike has also problems with him.

‘У Майка тоже с ним сложности’.

(35) (a) Someone other than Mike has problems with him.

‘Некто, отличный от Майка, имеет с ним сложности’.

(с) The speaker and the addresse have problems with him.

‘Говорящий и слушающий имеют с ним сложности’.

Хотя это весьма туманные высказывания о природе V, вероятно, их можно сделать точными в терминах обычных принципов приписы­вания значения переменной, денотации и уместности. Следует заметить, однако, что V должно опираться также на менее установ­ленные принципы. Для иллюстрации рассмотрим предложения типа (38) или (39):

(38) (a) I left the university about ten in the morning.

‘Я ушел из университета около 10 утра’.

(b) I left the university in the early sixties.

‘Я ушел из университета в начале шестидесятых’.

(39) (а) Не badly missed the book, as it was full of notes.

‘Ему очень не хватало книги, так как в ней было много заметок на полях’.

(b) Не badly missed the book, as it was full of insights.

‘Ему очень не хватало книги, так как в ней содержалось много глубоких мыслей’.

В (38а) университет должен быть проинтерпретирован как физический объект, в (38Ь) — как учреждение. Параллельное разли­чие применимо к уходить, которое относится к физическому действию в (38а) и к изменению социального окружения в (38Ь). Хотя на концептуальном уровне университет и уходить — это четко различающиеся сущности, они, безусловно, не являются лексически неоднозначными в том смысле, например, как bank ‘берег’, ‘банк’ или post ‘пост’, ‘почта’. Следовательно, все предложение Я ушел из университета является однозначным, но его интерпретация С различается в зависимости от контекста, причем его смысл зависит от того, упоминается ли в контексте час или год. Аналогичные рассуждения применимы к интерпретации книга в (39). Проблема, иллюстрируемая этими примерами, имеет много последствий, пра­вильное решение которых абсолютно не ясно. Некоторые рассужде­ния на этот счет содержатся в Nunberg, 1979. Должно быть очевидным, однако, что если здание и учреждение концептуально различны (и, следовательно, различаются в С), а университет лексически однозначен и, следовательно, не различается в LF, то V должно отразить это различие в интерпретации. Поэтому V должно основываться не только на принципах референции и денотации, но также на принципах, которые можно было бы назвать концептуаль­ной спецификацией. Заметим, между прочим, что эти принципы опять же не допускают строго линейно-упорядоченной интерпрета­ции: вопрос о том, какая из интерпретаций должна быть приписана словам уходить и университет в (38) или книга в (39), не может быть решен до тех пор, пока мы не дойдем до конца предложения²⁷.

Наконец, я хочу указать, что в соответствии с общими характери­стиками LF и СУ должно быть отображением неупорядоченных иерархий в теоретико-множественные структуры, не являющиеся ни упорядоченными, ни иерархическими. Другими словами, тогда как при I теряется линейность, при V разрушается древесная структура.

Суммируя эти длинные — хотя все еще весьма неполные — замечания, мы получаем следующие общие характеристики струк­турных репрезентаций, соответствующих уровням понимания, пред­ставленным в (1)—(4) в разд. 2:

(40) Р: последовательность (пучок) фонетических признаков,

сгруппированных в более крупные перцептуально вос­принимаемые единицы (такие, как слог, фонологическое слово, интонационная группа).

(41) S: категоризованное, упорядоченное дерево, наложенное на

синтаксические формативы, которые соответствуют ПОС­ледовательностям Р (включая пустую цепочку е) и связаны отношениями связности.

(42) LF: категоризованное, неупорядоченное дерево, наложенное

на семантические атомы, которые являются либо кон­стантами, либо переменными, организованными в виде функтор-аргументных отношений с переменным числом связей.

(43) С: теоретико-множественная структура, не подлежащая

упорядочению и условиям, налагаемым на деревья, детерминированная внутренней онтологией ментального мира (чем бы это ни оказалось).

Опуская интересные в других отношениях детали, можно схема­тично представить общие характеристики, наиболее важные с точки зрения линейной упорядоченности обработки:

(44) Р S LF С

линейная упорядоченность да да нет нет

древесная структура нет да да нет

Не забывая о большом упрощении данной схемы, мы можем сказать, что при понимании языка происходит перевод строго линейной, последовательной во времени структуры через иерархиза- цию—сначала упорядоченную, затем неупорядоченную—во вневре­менную пространственно-неупорядоченную репрезентацию. Хотя по­ложение это тривиально, оно имеет важные последствия для объяснения процесса понимания языка. (Тривиально характеристики инверсионного отображения определяют порождение речи). Перевод этих структур, как указывалось выше, детерминирован отображени­ями А, I и V. Мы можем в терминах этих отображений перестроить функции F2, Fз, F₄ из раздела 2 следующим образом:

(45) (a) A^f(P)=S

(b) I (S)=LF

(c) V (LF, с)=С

Вставив эти отображения в F₂, F₃, F₄, мы получаем:

(46) Fi(s)=P(cm. (Г), выше)

(47) F₂(s)=A'(F,(s))=S

(48) F₃(s)=J(A'(F,(s)))=LF

(49) F4(5, c)—V(I(A '(Fi(s))), c)=C

Анализируемые таким образом, F₂, F₃, F₄ автоматически превра­щаются в F₂, F'₃, Fi, поскольку все предшествующие (или „более низкие") уровни репрезентации должны быть идентифицированы, с тем, чтобы применить правила, образующие следующие отображе­ния. (Следует помнить, что полный процесс построения этих отображений может породить промежуточные ступени между Р, S, LF и С, которые, однако, по-видимому, не релевантны в качестве отдельных репрезентаций при понимании языка).

Несмотря на то, что многие проблемы остаются, а другие требуют дальнейшего прояснения, предположим, что нечто, сходное с рассмотренными в предыдущем разделе репрезентациями и отобра­жениями, требуется в качестве концептуального каркаса для объяс­нения процесса понимания языка. Даже если бы были добавлены все недостающие детали и возможные коррекции, этот каркас сам по себе не мог бы объяснить процесс понимания языка, посколь­ку репрезентации Р, S, LF и С так же, как и отображения А (или—в данном случае—А'), I и V, являются чисто структурными сущностями и отношениями, которые, безусловно, следует отличать от реальных процессов, с помощью которых они производятся или идентифицируются. Это возвращает нас к старому и постоянно возникающему вопросу о соотношении компетенции и употребления или грамматики и обработки информации²⁸.

По крайней мере после выхода работы Фодора и Гаррета (Fodor and Garrett, 1966) ясно, что любая попытка идентифицировать грамматические правила с этапами обработки обречена на неудачу. Судьба так называемой деривационной теории сложности (ДТС), с помощью которой пытались объяснить степень сложности понима­ния в терминах количества трансформаций, является наиболее явным примером такой неудачи²⁹. На основе этого наблюдения Фодор и Гаррет приходят к выводу об абстрактности отношений между грамматикой и обработкой.

Почти ничего не добавляя по существу этого утверждения, я заменю его следующим, слегка конкретизированным положением:

(А7) Грамматика G определяет потенциальные объекты для уровней понимания языка и структурных отображений между ними.

Другими словами, при условии, что фонетическое, синтаксиче­ское, семантическое и контекстуальное понимание участвуют в спонтанной обработке — положение, требующее подтверждения на независимой эмпирической и теоретической основе,— G определяет структуру и отображения, в конечном счете реализуемые соответ­ствующими процессами. (Более точно это положение будет сформу­лировано ниже.) С данной точки зрения прояснение соотношения между грамматиками и процессами обработки равносильно задаче определения механизмов, операции которых должны контролиро­ваться грамматически определенными структурами и отображени­ями. Мне кажется, что большинство работ, появившихся после того как была доказана несостоятельность ДТС и сходных концепций, лучше всего понимаются в этом русле. Относительно строгая программа для этой цели могла бы быть сформулирована следу­ющим образом:

(D) Существуют такие механизмы Mi —М₄, что Мі реализует Fi, Мг реализует А', М₃ реализует I и М₄ реализует V.

Задача, если принять (D), состояла бы в определении различных характеристик М_ь М₂, Мз и М₄ и их возможного взаимодействия. Отметим прежде всего, что (D) не требует, чтобы синтаксический анализ был закончен до начала семантической интерпретации и т. п., поскольку можно предположить, что различные механизмы работа­ют параллельно. Таким образом, (D) согласуется с утверждением (А) (хотя, безусловно, противоречит как (В), так и (С)).

Объясню кратко, почему я считаю (D) неверным. Рассмотрим предполагаемый механизм Mi, отвечающий за интерпретацию s в терминах Р. При нормальных условиях идентификация Р предпола­гает, конечно, лексический доступ, организующий Р как последова­тельность словоформ. Однако лексические правила, как бы они ни отличались в деталях, безусловно, предоставляют не только фонети­ческую, но и синтаксическую и семантическую информацию. Так как синтаксическая категоризация релевантна для S, а семантиче­ские свойства лексических единиц составляют часть отображения I, было бы абсурдным постулировать механизмы М₂ и Мз, реализу­ющие А и I независимо от Mi. Поэтому я полагаю, что А, I и V, несмотря на свои существенные различия (последние были рассмот­рены выше), не могут быть реализованы строго независимыми механизмами обработки. Заметим, между прочим, что (D) — отнюдь не фиктивное утверждение, приведенное только для того, чтобы легче было опровергнуть утверждаемое. На самом деле большинство работ, моделирующих механизмы обработки, нужно считать попыт­кой определения М₂, которое переводит Р (или, скорее, последова­тельность словоформ) в S. В частности, в различных версиях грамматики расширенных сетей переходов (ATN) довольно детально разработаны механизмы, проясняющие способы, с помощью кото­рых правила структуры составляющих (и даже определенные тран­сформации) могут контролировать реальный процесс отображения цепочек в категоризованные деревья. В той степени, в какой грамматики ATN разрабатываются как частичные модели реальных процессов понимания языка, они опэаничены программами типа (D), по крайней мере в отношении М₂ . Не обсуждая больше техниче­ских аспектов грамматик ATN, например спорной адекватности магазинной памяти как части обрабатывающей модели, я просто скажу, что нет особых оснований полагать, как указано в (D), что понимание языка осуществляется с помощью отдельных механиз­мов. В качестве хорошо известной проблемы упомянем различия в степени сложности восприятия предложений типа (50) и (51), которое не может быть объяснено в терминах грамматик ATN:

(50) The teacher who the boy you visited mentioned left.

букв. ‘Учитель, о котором мальчик, которого вы посетили, упомянул, ушел’.

(51) The ice cream that the boy you mentioned bought melted, букв. ‘Мороженое, которое мальчик, о котором вы упомяну­ли, купил, растаяло’.

Хотя оба предложения трудно понять по чисто синтаксическим причинам, (51) в какой-то мере легче поддается обработке, так как вложенные конструкции легче выделяются на семантической поч­ве³¹. Чтобы объяснить эти и подобные, менее искусственные явления, необходимо отказаться от идеи независимых механизмов, осуществляющих фонетическую, синтаксическую, семантическую и контекстуальную интерпретацию.

Необходимо подчеркнуть, однако, что спорный вопрос о незави­симых обрабатывающих механизмах в смысле (D) не следует путать с автономностью грамматики G и ее различных компонентов. Вполне возможно, что правила грамматики G образуют в рассмотренном смысле модульные автономные системы, как, например, в Chomsky, 1980а, которые определяют объекты для различных типов обработки, в то время как операции обработки осуществляют различными способами интеракцию между уровнями структурной организации. Такая возможность по существу изначально заложена в самом противопоставлении компетенции и употребления.

Прежде чем перейти к вопросу, как заменить (D) альтернативны­ми понятиями, я приведу некоторые соображения относительно способа, каким временные характеристики обработки соотносятся с пространственными характеристиками различных типов репрезента­ций, суммированных в (44). Начнем с общего, весьма неопределенно­го и почти тривиального положения (А8):

(А8) Любая операция обработки О характеризуется реальным интервалом времени t. Две операции Oi и О г связаны временным отношением, если существует такой интервал t, ЧТО t=t\t2.

Это положение может быть уточнено по нескольким направлени­ям. Оно ничего не говорит о характере и сложности О і, порядке величины ti, степени вариативности операционного времени или о ряде других параметров. Оно оставляет также открытым вопрос, следуют ли связанные временным отношением операции просто одна за другой или они в каком-то смысле связаны операционно. Данное положение просто соотносит операции с временными координатами и определяет понятие временной последовательности операции. Все это тривиальные вещи. (Отметим, однако, что нечто типа (А8) предполагается всеми видами хронометрического анализа.) Менее тривиальна проблема определения набора возможностей для парал­лельной обработки: последовательности операций могут частично или полностью совпадать, они могут расщепляться на две и более параллельных последовательности, параллельные последовательно­сти могут быть независимыми, а могут и зависеть друг от друга— все это наиболее очевидные возможности. Даже поверхностная систематизация потребовала бы дополнительных понятий, кроме понятия временной связанности. Я не буду здесь вдаваться в эти проблемы, а просто буду считать, что временной порядок играет решающую роль во всех этих случаях.

Теперь можно прямо соотнести временную упорядоченность операций обработки в случае (А8) с линейным характером Р и S. По крайней мере для меня это наиболее приемлемый, если не единствен­ный способ истолковать понятие обработки слева направо (которое было принято в (А) (см. разд. 1)). Это не означает, однако, что данное соотношение просто и очевидно³². Оставляя в стороне запутанные детали, мы тем не менее имеем ряд принципиальных проблем, из которых две особенно важны: во-первых, соотношение нелинейных, в том числе иерархических, аспектов структуры и временной упорядоченности обработки и, во-вторых, соотношение хранения или памяти с временным характером обработки. Рассмот­рим эти проблемы по очереди.

С логической точки зрения существует два способа связать линейную обработку с нелинейной структурой:

(52) Последовательная обработка. Операции просматривают (или строят) нелинейную структуру в последовательном порядке, соответствующем определенным условиям линеаризации.

(53) Параллельная обработка. Операции просматривают (или строят) нелинейную структуру параллельно в соответствии с определенными условиями интеракции.

В качестве иллюстрации рассмотрим структуру типа (54), которая могла бы быть обработана либо в соответствии с (52), то есть так, как указано в (55а), либо в соответствии с (53), как указано в (55Ь):

С

(54)

/\

D

(55) (а)

F G

(Ь) А ---------

+Л²² Гх:

1.1 1.2 1.3 1.4 1.5

В (55) стрелка с индексом і представляет операцию О і с интервалом времени ti. Любая стрелка указывает на результат операции О,. Так, результатом Oi в (55а) и Oij в (55Ь) является идентификация (или построение) D, а результатом О з и О21 — идентификация В и ее связей с D и Е. Из последнего условия следует, что О 21 может быть применена только после 01.2. (Следова­тельно, определенное временное отношение определено даже для параллельной последовательности О i.„ О г.} и Оз.к в (55Ь); к этой проблеме мы еще вернемся.) В зависимости от „содержания" различных операций можно представить себе другие способы обра­ботки (54), согласующиеся либо с (52), либо с (53). Возможно даже объединение параллельной и последовательной обработки, например, последовательная обработка DEFG и параллельная—узлов ВС А (в таком порядке)³³. Заметим, что ни (55а), ни (55Ь) не предполагают действительной процедуры для обработки синтаксического или се­мантического дерева. Они предназначены лишь для иллюстрации принципов (52) и (53). Следует указать, однако, что грамматики ATN в основном являются реализацией (52), их операции определены таким образом, что результирующая цепочка представляет собой скорее (55с) (см. прим. 33), чем (55а)³⁴.

Необходимо сделать четыре следующих замечания. Во-первых, при применении к упорядоченному дереву (или к любой другой линейно упорядоченной иерархии) последовательность(-и) временных интервалов операций как для (52), так и для (53) может по-прежнему соотноситься с линейным порядком терминальных элементов и, следовательно, с временной координатой s. Соотношение это гораздо менее непосредственное, чем для чисто линейных структур, но принципы вполне очевидны³⁵. Во-вторых, и (52), и (53) можно распространить на неупорядоченные деревья; основное различие при этом заключается в том, что последовательность операций тогда не детерминирована линейными свойствами обрабатываемой структуры. Однако поскольку само понятие обработки по сути своей связано с протяженностью во времени, на структуру будет налагаться опреде­ленный порядок благодаря способу, которым она будет обрабаты­ваться. Это относится, безусловно, как к последовательной, так и к параллельной обработке. Это положение требует дальнейшего разви­тия. В настоящий же момент я просто укажу, что последователь­ность операций может быть частично определена линейными свой­ствами других структур, обработка которых влияет на обработку неупорядоченных структур. В частности, линейные аспекты S могут вызывать нечто типа вторичной линейности LF в соответствии с интеракцией операций на том и на другом уровнях. Именно в этом смысле следует понимать то, что интуитивно значение первых слов высказывания воспринимается раньше, чем значение более поздних слов, хотя в самой LF такого упорядочения смысловых компонентов нет. (В действительности, как мы увидим ниже, все не так просто, как кажется интуитивно.) В-третьих, ни (52), ни (53) не ограничены деревьями. На самом деле, оба способа обработки могут быть обобщены на произвольные структуры, согласно содержанию име­ющихся операций. Это могут быть, в частности, структуры, предпо­ложительно предложенные для С (и ментальных моделей вообще). Очевидно, что замечания, сделанные выше относительно линеариза­ции, справедливы и при таком обобщении. В-четвертых, обобщение

(52) и (53) на произвольные структуры включает также две или более структуры, которые соотносятся с помощью структурно определен­ных отображений. Следовательно, оно включает не только LF и С, но даже полные структурные репрезентации , уровни которых соотносятся с помощью отображений А, I и V, как описано в разделе 4³⁶. Ниже мы в основном будем опираться на это понятие, которое, конечно, требует соответствующих характеристик предпо­лагаемых операций.

Я несколько раз говорил о понятии „содержание операции О", которое сейчас требует некоторых пояснений. Не претендуя на серьезную полную теорию операций обработки, следует признать в качестве необходимого—но ни в коей мере не достаточного— определения то, что результатом О является некоторое изменение внутреннего состояния обрабатываемой системы. Точнее, результа­том О может быть добавление или опущение некоторой единицы А и/или установление связи А с другими единицами. Это, естественно, предполагает, что внутренние состояния должны характеризоваться в терминах единиц и отношений. Я считаю, что это утверждение настолько неопределенно и общо, что едва ли может быть опровер­гнуто какой бы то ни было попыткой придать смысл понятию обработки. Я буду называть изменение, к которому приводит О, объектом (target) О. На этой основе положение (А7), определяющее отношение между грамматикой и процессом обработки, может быть уточнено следующим образом:

(А7') Объект операции О, участвующий в обработке языка, опреде­ляется единицей или конфигурацией внутри структуры, детер­минированной грамматикой G.

Так, объект операции О і в (55а) будет определен D, объект Оз — [bDE], принимая во внимание, что G определяет (54) как возможную репрезентацию.

Положение (А7') достигает двух целей. Во-первых, оно в какой- то степени более точно определяет, как должны соотноситься грамматика и процесс обработки. Во-вторых, оно ограничивает операции, участвующие в обработке языка, теми изменениями, которые могут быть определены в терминах грамматических атомов (или скорее, чтобы включить С—грамматических и концептуальных атомов). Другими словами, хотя возможны участвующие в обработке языка операции, объекты которых не могут быть определены грамматически, они не являются операциями обработки языка. Скорее они либо части рассматриваемых операций (которые тогда являются сложными операциями в другом отношении), либо они являются операциями сопутствующих процессов (таких, как,скажем, выяснение эмоционального состояния говорящего в зависимости от определенных параметров в).

Следующий шаг в направлении конкретизации—осознание того факта, что для достижения своего объекта О может зависеть от определенных условий. Так, О з в (55а) так же, как Огл в (55Ь) в качестве условия достижения объекта [bDE] должны иметь D и Е. Следовательно, О характеризуется в обязательном порядке своим объектом и факультативно — своим условием. Это ведет к следу­ющему, более полному определению:

(56) Операция О определяется парой , где ОС— условие, а ОТ—объект О.

Мы будем называть пару , где ОС может быть пустым, структурным содержанием О. На основе (56) мы можем модифицировать (А7) следующим образом:

(А7") Содержание операции О, участвующей в обработке языка, определяется структурной конфигурацией, детерминирован­ной G.

Характеризация, приведенная в (56), формально близка понятию продукций, которые получили широкое распространение после важ­ной работы Ньюэлла и Саймона (Newell and Simon, 1972), особенно в подходах к когнитивным процессам, разрабатываемым в искусственном интеллекте (AI). На самом деле, так как мы ничего конкретно не сказали об ОС и ОТ (кроме того, что они могут быть определены в структурных терминах), формально даже грамматиче­ские правила удовлетворяют (56). Поэтому важно подчеркнуть различие между операциями обработки и грамматическими правила­ми, лежащее в основе (А7"). Правила определяют структурные свойства и отношения и не имеют никаких временных характеристик, тогда как операции подчинены реальному ходу времени . Мне кажется, что настойчивая тенденция не замечать этого различия является одной из глубоких концептуальных ошибок в исследовани­ях по искусственному интеллекту.

Отметим далее, что структурное содержание, как оно определено в (56), не характеризует операцию полностью для всех случаев. В общем случае О достигнет своего объекта ОТ на основе определен­ного входа или причины, который не должен автоматически отожде­ствляться с условием ОС. Ясный пример, относящийся к данному вопросу,— отображение s в Р. Каковы бы ни были элементарные операции, они должны быть ослаблены для обработки сенсорного входа s, который, по определению, не может быть Определен в грамматических терминах. Так как я не преследую цели дать полную характеристику операции, я просто укажу на неполноту (56), не вдаваясь в формальные детали. Важнее в настоящий момент опреде­лить связь между операциями с привлечением понятий условия и объекта, которую можно представить следующим образом:

(57) Oj операционно связана с О і, если объект О і входит в условие Oj.

Заметим, что операционная связь независима от временнбй связи, представленной в (А8) (см. выше), хотя существует связь между интервалами времени операционно связанных операций. Эта взаимо­связь может быть определена так:

(58) Если Oj операционно связана с О,, то ti предшествует t\.

Мотивация для (58) является очевидной, что было уже продемон­стрировано выше. Заметим, что операционно связанные операции не должны быть обязательно связанными по времени, что можно видеть на простом примере (55а): О з операционно связана с О і (она предполагает объект Oi), хотя между ними вклинивается операция О 2, нарушающая их временную связь. Несколько более сложно обстоят дела с операционно связанными операциями при параллель­ной обработке. Для иллюстрации привлечем еще раз (55Ь), релеван­тную часть которой представляет здесь (59):

1.1 1.2 1.3 1.4 1.5

Огл операционно связана с Ом и 01.2 и по времени—с 01.2. Кроме О2.1, с 01.2 связана по времени (хотя, конечно, не операцион­но) 01.з, что является сутью параллельной обработки. Что можно сказать об О2.2? Она, конечно, связана операционно и с 01.3, исОы и, кроме того, по времени — с 01.4. Чего мы пока не можем

объяснить, так это интуитивного убеждения, что О2.2 должна быть

связана со своей „предшественницей" О2.1 для того, чтобы достичь параллельной обработки в предполагаемом смысле³ . По-видимому, характеризовать О должны не только ОС и ОТ, но и то состояние, при котором О начинает действовать. Это вполне естественное утверждение, которое непосредственно может быть добавлено к предыдущему:

(60) Операция О характеризуется тройкой , где

ОС и ОТ определены в (56), a OS есть (частичная)

характеристика начального состояния О.

Если мы переопределим „структурное содержание О" как тройку , то (60) сразу же переносится на (А7"). Опять же я полагаю, что OS определяется в структурных терминах грамматикой G. С этой поправкой О22 при предполагаемых связях будет охарактеризовано тройкой . Итак, для того чтобы соотнести грамматические структуры, характеризующиеся различ­ными формальными измерениями, с временными характеристиками обработки, мы ввели систему О операций О, охарактеризованных в

(60) и соотносящихся со временем и структурой, как указано в (А7") и (А8).

Прежде чем оставить эту тему, я добавлю три общих замечания. Во-первых, конечно, О представляет собой почти аморфную сово­купность, разрешающую любые виды абсурдных операций. Интерес­но, однако, что один из способов ограничить ее каким-то разумным образом указан в (А7"): структурное содержание допустимых опера­ций определено G. Таким образом, ограничения на G автоматически предполагают ограничения на О. Это условие, все еще довольно неопределенное, может по крайней мере наметить подход к объясне­нию фундаментального утверждения Хомского о том, что теория употребления должна включать в качестве своей составной части теорию компетенции. Во-вторых, дальнейшие ограничения на О можно произвести в терминах общих условий на допустимые операции, независимо от соответствующих типов структур. Время, сложность и пространство обработки указывают предполагаемые параметры таких общих условий³⁹. Они должны были бы быть подтверждены эмпирическими данными, что, однако, не может быть сделано независимо от G, поскольку, хотя О и характеризуется независимыми свойствами, она всегда связана со структурными условиями, определяемыми G (или другими системами когнитивных структур). В-третьих, О может структурироваться (и тем самым быть скорее обогащенной, чем ограниченной) в зависимости от таких свойств, как относительная сила или вероятность операций, объясня­ющая предпочтительную или даже стереотипную последователь­ность операций. Это порождает вполне реальную возможность объяс­нить ряд различных, хотя, вероятно, связанных между собой явлений, которые зависят от лингвистических структур, но не могут быть обоснованно отнесены к лингвистической (или какой-либо другой) компетенции. Начать с того, что перцептивные стратегии, в том смысле, в каком они рассмотрены Бивером (Вever, 1970), легко могли бы быть истолкованы как более или менее интегрированные последовательности операций. Другой момент—это то, что относи­тельно большое количество явлений афазии естественно подразделя­ется на различные типы дезинтеграции или интерференции в преде­лах частей обрабатывающей системы О, не предполагая при этом утраты или нарушения G. Я не могу дальше развивать эти положения, которые сами по себе заслуживают серьезнейшего рассмотрения, и упомянул их только, чтобы указать дальнейшие перспективы в этом направлении.

Возвращаясь к главной теме соотношения временных характери­стик и различных типов структурных репрезентаций, я бы хотел повторить, что мы различаем два случая:

(a) Линейность структуры: временная упорядоченность обра­ботки в общем соотносится со связями в структурных репрезентациях.

(b) Упорядоченность обработки: временная упорядоченность обработки вызывает переход линейной упорядоченности в репрезентации, структурно неупорядоченные.

Случай (а) относится к Р и S, за важными исключениями, которые мы немедленно рассмотрим. Случай (Ь), с другой стороны, относится к LF и С. Он, безусловно, влечет за собой следующий вопрос: какой порядок вызывается и как. Необходимо различать два фактора. Во-первых, в нелинейных репрезентациях имеются некото­рые следы структурной упорядоченности. Они детерминируются операционными связями и их соотношением с временными интерва­лами, как отмечено в (58). Так, например, О21 должна была бы следовать за Ом и 01.2 в нашем примере (59), даже если (59) рассматривается как неупорядоченная иерархия, именно потому, что ОС операции О 2.1 требует предварительной идентификации D и Е в том или ином порядке. Назовем этот фактор „внутренним услови­ем". Второй фактор будет соответственно „внешним условием". Он вступает в дело при отсутствии внутреннего условия именно потому, что операции должны быть связаны друг с другом некоторым временным отношением. Так, если мы рассматриваем (59) как неупорядоченную структуру, Ом и 01.2, которые не связаны операционно, могут быть применены в любом порядке⁴⁰. Какой в конце концов будет порядок, никак не зависит для (59) от какого бы то ни было внутреннего структурного условия. Отвлекаясь на время от проблемы хранения и отображения, представим себе, что понятие неупорядоченной репрезентации равносильно возможности того, что она будет обработана альтернативными порядками, которые эквива­лентны внутренним условиям. Так, если мы рассмотрим функци­ональное выражение f(a), где /—функтор, а а — аргумент, то совершенно равносильными будут случаи, когда вначале идентифи­цируется /, которое применяется затем к а, или когда вначале идентифицируется а, а затем к нему применяется /. Именно в этом смысле LF и С, но не S, неупорядочены.

Суть здесь заключается в том, что LF является объектом внешних условий на порядок обработки, если мы рассматриваем LF изолированно от других структурных репрезентаций; однако эти условия превращаются во внутренние условия, как только мы рассматриваем LF в качестве значения структурно определенной функции I, отображающей S в LF. Чтобы понять, о чем идет речь, достаточно рассмотреть I в той степени, в какой оно определено лексическими правилами. Если мы продолжаем придерживаться того положения, что идентификация слова W есть (сложная) операция, объектом которой являются фонетические, а также синтаксические и семантические свойства W, тогда, безусловно, структурная линей­ность Р и S становится внутренним условием на порядок обработки , а, следовательно, также LF и С. Таким образом, как следствие структурной линейности мы получаем даже для LF и С хотя бы частичный порядок обработки слева направо. Основная идея этого соображения почти тривиальна, однако ее детали весьма сложны, как это будет видно из следующего раздела.

В заключение при обсуждении структурной упорядоченности и порядка обработки я рассмотрю понятие линейно-упорядоченной обработки. Мы имеем здесь дело, конечно, с метафорой, заимство­ванной из лексикона вычислительных наук. Она означает приблизи­тельно то, что входной сигнал и процесс его обработки происходят одновременно. Определение ее в данном контексте, однако, не очень ясно. Ради доказательства я приму поэтому более конкретное понятие, заключающееся в том, что если имеются промежуточные операции, требующие сохранения предшествующих результатов для последующей обработки, то обработка перестает быть линейно­упорядоченной. Говоря более конкретно, меня интересует то, что может быть названо „строго линейно-упорядоченной обработкой" (strict on-line processing), приблизительно в следующем смысле:

(61) О і является операцией, строго следующей за цепочкой Оі, ..., 0,-1, тогда и только тогда

(a) когда О, связана временным отношением с О,-1 и

(b) если О і операционно связана с некоторой операцией Oj при l^jj, такой, что О, не связана операционно с Ок.

(62) Цепочка операций Oi, ... О_п является строго линейно­упорядоченным процессом тогда и только тогда, когда О, является строго последующей операцией в отношении Oi-і при 1