Фонология
Еще Герман Пауль указывал, что двуязычный носитель подставляет «наиболее близкие звуки» своего родного языка на место звуков иностранного языка 19. Открытым остается, однако, вопрос о том, какие же звуки являются «наиболее близкими».
Носитель английского языка не видит особой близости между [0] в слове thin «тонкий» и первыми звуками слов tin «жесть» и sin «грех», однако именно они подставляются вместо него многими иностранцами. Наше описание должно позволять нам предсказывать, какие звуки разных языков двуязычный носитель будет отождествлять друг с другом при идеальных условиях восприятия и усвоения языков. Мы можем принять допущение, сформулированное Боасом (В о a s) в 1889 г., что «каждый апперце- пирует незнакомые звуки при помощи звуков своего родного языка» 20. Вайнрайх предложил (в своей последней статье, на которую мы ссылались выше) строить описание в терминах избыточных и различительных признаков. В результате анализа, осуществляемого носителем языка (я предпочел бы говорить о «восприятии»), тот или иной различительный признак может быть принят за избыточный, что приведет к недоразличению (under-differentiation), или, наоборот, избыточный может быть принят за различительный, что приведет к чрезмерному различению, сверхразличению (over-differentiation). Эффективность этой терминологии нуждается в проверке в конкретном описании. Заметим, что она предполагает, в частности, умение определять, какие признаки являются различительными, а какие — избыточными. Кроме того, поскольку некоторые из указанных неверных различений не приводят к ошибкам в воспроизведении, то они совершенно ускользают от нашего контроля. Конечной проверкой всякого описания является прагматическая проверка данными самой интерференции.1.1. Изучение интерференции показывает, что она связана не только с чисто фонологическими отождествлениями, но и с рядом других факторов.
На ранних этапах обучения языку особенно часто имеют место колебания в восприятии, в свою очередь ведущие к разнобою в подстановке сходных фонем (ср. «Norwegian Language in America», стр. 394). Позиция данного звука в последовательности фонем, ассоциация со сходно звучащими словами и даже соображения семантического порядка могут препятствовать одно-одно- значному воспроизведению фонем языка S с помощью фонем языка Р.1.2. Однако если отвлечься от исключений, то в явлениях интерференции обнаруживается система и оказывается возможным установить некоторые общие формулы, управляющие отождествлением звуков разных языков. Если взять, например, испанское [п], которое в конечной позиции часто подставляется вместо английских [ш] и [р] (а также, конечно, [п]), то можно сказать, что говорящий на английском языке S подставил один звук своего родного испанского языка Р вместо трех английских звуков. Эту операцию можно обозначить знаком равенства и записать так: а /-ш, -п, -г)/= и /-п/, где дефис указывает на конечную позицию. Однако эта формула необратима, поскольку носители английского языка не будут производить аналогичных отождествлений испанского п с указанными звуками, а только с /-п/. Поэтому части этой формулы лучше соединить направленной стрелкой а /-т, -п, -р/ и /-п/, где стрелка может читаться «воспроизводится как». Я предложил называть это отношение диафоническим, так как оно выходит за пределы одной языковой системы. Недавно я предложил также называть такие «иностранные» элементы фонологической системы диафонами; в отличие от предлагавшегося мной ранее определения диафонов как фонем, отождествляемых на межъязыковом уровне, я бы предпочел теперь говорить о диафонах как о двуязычных аллофонах. Это значило бы, что все три перечисленных выше английских звука являются диафонами испанского [п] в конечной позиции. Диафоническое отождествление может быть либо конвергентным, как в данном случае, либо дивергентным (когда одна фонема воспроизводится в другом языке с помощью нескольких различных звуков), либо простым (когда имеется однозначное соотношение).
В этих терминах усвоение звуковой системы иностранного языка может быть описано как фонологизация диафонов. Хёнигсвальд (Hoenigswald) показал, что взаимная понятность близких диалектов основывается именно на подобных отождествлениях их фонем и аллофонов 21.ки, суффиксы— короче говоря, любые минимальные звуковые отрезки, обладающие значением. Морфемы можно считать аналогичными фонемам в том смысле, что для их полного описания нужно перечислить все их алломорфы и задать их дистрибуцию,— причем дистрибуцию в самом широком смысле слова, что включает не только языковую дистрибуцию, но также и социальную, т. е., иначе говоря, значение морфемы.
7.1. Интерференция морфем возникает вследствие идентификации либо их звуковой оболочки, т. е. их фонологических составляющих, либо их значения. Носитель английского языка, услышав шведскую морфему ljung [jug:] «вереск», отождествит ее по звуковому признаку с англ. young «молодой», что может в дальнейшем привести, скажем, к английской интерпретации фамилии Ljungkvist в виде Youngquist. А когда носитель американского португальского говорит, что у него frio «простуда», то ясно, что он отождествил порт, frio «холод» с англ. cold «холод, простуда» и подставил его в выражение to catch a cold «простудиться» [57]. Если мы распространим терминологию, предложенную нами для диафонических отношений, на морфы, то мы сможем говорить о двух типах диаморфических отношений: один из них омофонический (как в случае с ljung), а другой чисто синонимический (как в случае с frio). Для носителя американского португальского frio стало д и а м о р ф о м (т. е. двуязычным алломорфом) английского cold и встречается примерно в тех же контекстах, что и cold. Нередко диаморфы бывают омофоническими и синонимическими одновременно; пример слова Riegelweg в пенсильванском немецком (из англ. railway «железная дорога» [58]) показывает, что как Riegel и rail, так и Weg и way были отождествлены друг с другом, благодаря чему возникло новое немецкое сложное слово.
Но ведь слова Riegel «брусок» и Weg «путь» действительно значат то же, что и англ. rail «перила, брусок, рельс» и way «путь, дорога», по крайней мере в некоторых контекстах, так что налицо как фонетическая, так и семантическая близость. Близкородственные языки часто имеют так много диаморфов этого типа, что их носители уверенно опираются на них при образовании новых форм. Говорящие выводят для себя даже «формулы перехода», как их назвал В а й н - р а й х [59]; эти формулы могут иногда приводить к созданию слов, основанных на совершенно ошибочных аналогиях; впрочем, такие новообразования представляют собой не что иное, как еще один тип явлений, связанных с интерференцией.7.2. Отождествление морфем, так же как и отождествление фонем, не обязательно производится на уровне минимальных единиц. Как в правой, так и в левой части формулы может стоять сразу несколько морфем. Так, одноморфемная единица hoy «сегодня» в испанском соответствует двухморфемной английской единице to-day и пятиморфемной французской aujourd’hui. Если называть лексемой любую последовательность морфем, значение которой не выводится из ее структуры, то можно говорить о межъязыковом отождествлении лексем как о вполне обычном явлении. Одна из трудностей перевода состоит как раз в том, что лексемы, справедливо отождествляемые в одном контексте, вовсе не следует отождествлять в другом. В двуязычных ситуациях интерференция на этом уровне возникает очень часто, например когда носитель канадского французского спрашивает у продавца, сколько он charge за свои товары, вместо того чтобы употребить слово deman- der *. При самом расширительном толковании термин морфема может употребляться и для обозначения значащих синтаксических моделей, например применительно к случаям, когда порядок слов одного языка влияет на порядок слов другого языка. В заключение мы сошлемся на «грамматику перехода» («transfer grammar»), предложенную Зеллигом С. Харрисом (Harris)[60]: «Можно построить чисто структурные правила перехода между фонологическими системами двух языков, или между их морфонологическими системами, или между их морфологическими системами.
Можно также построить и правила перехода для пар элементов этих двух языков, пар, образованных по тому или иному разумному признаку».Большинство исследователей проблемы взаимовлияния языков в своих классификациях всегда проводят различие между заимствованными словами и прочими типами заимствований. Как те, так и другие суть инновации, обязанные своим появлением в языке интерференции того или иного типа. Большинство подобных классификаций основано на языковом материале, который уже более или менее хорошо усвоен заимствующим языком, что затрудняет реконструкцию ситуации в момент двуязычной интерференции. Одна из лучших классификаций разработана Вернером Бетцем на материале древневерхненемецких глосс к латинским текстам [61]. Нами была предложена классификация другого рода [62]. Заимствованное слово может быть определено как перенесенная (imported) (из иностранного языка) лексема, причем ее форма в заимствующем языке должна находиться в более или менее полном диафоническом соответствии с иностранным образцом. При других же типах иностранного влияния вместо иностранных лексем подставляются лексемы родного языка. В качестве общего названия для таких лексем, получаемых путем подстановки, мной был предложен термин заимствование-сдвиг (loanshift), поскольку при этом происходит сдвиг в значении (внеязыковом контексте) лексемы родного языка. Новые слова, возникающие под воздействием иностранных слов, но не являющиеся результатом копирования их формы, Бетц назвал Lehn- schopfungen — заимствованными образованиями; я предпочитаю называть их induced creations — индуцированными образованиями, чтобы термином заимствованные образования (значений) воспользоваться для обозначения тех новых сложных слов, которые строятся по иностранному образцу — типа Riegelweg в пенсильванском немецком (см. выше). Заимствованные образования оказываются в таком случае подклассом заимствований-сдвигов; другой подкласс составляют заимствованные расширения (значений), обычно называемые семантическими.
Основополагающее различие между перенесением и подстановкой часто бывает трудно провести в тех случаях, когда заимствование оказывается омонимичным какому- либо слову родного языка, например в американском норвежском заимствованное слово fil (С англ.
field «поле») омонимично норвежскому слову со значением «напильник». Только на основании таких сугубо формальных признаков, как отсутствие конечного [d] и женский род слова fil, можно прийти к выводу, что данный случай лучше рассматривать как омофоническое заимствование-сдвиг: вместо иностранного слова было подставлено целое слово родного языка, а не просто последовательность диафонов.8.1. Одним из преимуществ такой классификации является открывающаяся благодаря ей возможность сравнения различных ситуаций, связанных с языковыми контактами, например латинских заимствований, производившихся в средние века составителями английских глосс (ср. упомянутую книгу Гнойсса), и заимствований из английского языка в языке команчей [63]. В обоих случаях процент заимствованных слов заметно ниже процента заимствований-сдвигов; однако если в глоссах это в основном заимствованные образования, то у команчей—это прежде всего индуцированные образования, но без прямого формального влияния английских образцов. В списках заимствований часто встречаются и такие лексические единицы, которые являются одновременно и заимствованными словами, и заимствованиями-сдвигами, например в американском норвежском слово eplepai «яблочный пирог» (англ. apple-pie) eple — норвежское слово, a pai — заимствование из английского. Подобные заимствования часто называют гибридными (мной был предложен термин loanblends — букв, «заимствования-смеси»), но с точки зрения двуязычной интерференции их лучше рассматривать как результат двух последовательных актов заимствования. По-видимому, сначала было заимствовано слово pai «пирог», и к моменту образования сложного слова оно уже ощущалось как слово родного языка; однако ввиду невозможности непосредственного наблюдения самого момента заимствования делать какие-либо определенные утверждения в подобных случаях очень трудно.
В этой области предстоит сделать еще очень много, в частности в вопросе о роли, которую при этом играет структура языка. Совершенно очевидно, что большинство явлений интерференции, в особенности того типа, который мы называем заимствованием, связано с факторами вне- языкового характера. Упомянутые выше политические и социальные факторы, приводящие к господствующему положению одного языка по отношению к другому, вызывают к жизни также и те установки в поведении носителей языка, которые могут оказаться благоприятными или неблагоприятными для усвоения заимствований. Далее, от условий обучения зависит, произойдет ли усвоение языка в достаточно раннем возрасте, чтобы у человека могли сложиться две отдельные языковые системы. С другой стороны, ясно, что сама форма заимствований определяется тем, как соотношения между двумя языковыми системами воспринимаются двуязычными носителями. Утверждают, что одни языки в силу своего строения менее восприимчивы к заимствованиям, чем другие; этот тезис остается пока не'доказанным. Что касается метафорического высказывания С э п и р а о «психологической установке самого заимствующего языка» («Language», стр. 220), то из его примеров видно, что имеются в виду словообразовательные модели данного языка: заимствованные слова охотно усваиваются языками, в которых слова имеют простое строение и не распадаются на части, и гораздо менее охотно — языками с продуктивными моделями словосложения. Перспективным объектом исследования представляются индейские языки, поскольку они резко различаются по количеству заимствованных слов [64]. Но даже и здесь разница, может быть, скорее формальная, нежели действительная; с заимствованными словами в язык входят новые основы, но заимствования-сдвиги в не меньшей мере являются нововведениями в языке.
9.1. Одной из причин сопротивления заимствованию, конечно, является степень связанности или независимости языковых единиц. Мной была определена шкала «усваивае- мости» (adoptability) [65], которую Вайнрайх соотнес со степенью интегрированности морфем: чем больше неотделимость данной морфемы, тем меньше вероятность ее перенесения [66]. Таким образом, стирается абсолютная грань между лексическим и грамматическим заимствованием, на которой так настаивали раньше [67]. Те морфемы, которые сами не фигурируют в качестве самостоятельных высказываний, обычно заимствуются лишь в составе целых отрезков высказывания и не становятся продуктивными в заимствующем языке, если только их количество в нем не оказывается достаточным для возникновения аналогии.
9.2. Особый интерес для исследования представляют креольские языки, как один из предельных случаев интерференции. С точки зрения процесса заимствования, как он был описан выше, усвоение отдельными туземцами (в частности, неграми) языка колонизаторов может рассматриваться как несовершенное копирование (imperfect replica), при котором переносятся только свободные морфемы (но не связанные), причем они встраиваются в систему фонологических и синтаксических навыков заимствующего языка. Эти языки почти целиком состоят из заимствованных слов; лишь отдельные разрозненные элементы восходят к древним африканским источникам. Заимствованные слова — это, как правило, просто основы, но они сохранили некоторое количество связанных морфем, что позволяет утверждать, как это делает Роберт А. Холл-младший (Hall Jr.), что креольские языки представляют собой особые индоевропейские диалекты 9. Что же касается случаев, когда не имело место то принудительное и беспорядочное обучение господствующему языку, которое привело к возникновению креольских языков, то там заимствование было гораздо менее интенсивным и число заимствованных слов в обычных текстах редко превышало 5%. Списки заимствований, имеющиеся для самых разных иммигрантских языков, редко содержат более 1000 слов, многие из которых в свою очередь являются малоупотребительными,— а эта цифра явно не может считаться очень высокой по отношению к словарному запасу какого бы то ни было языка.