Эйнар Хауген ПРОБЛЕМЫ ДВУЯЗЫЧНОГО ОПИСАНИЯ
Нам хотелось бы привлечь особое внимание к проблеме двуязычного описания. В последнее время много говорят о проблемах, связанных с техникой описания, но мало кто обращался к проблемам, встающим при попытке заняться одновременным описанием более чем одного языка или диалекта.
Мы должны расширить понятие описания таким образом, чтобы оно включило ситуации, возникающие при описании двух или более языков, используемых одними и теми же носителями. Мы должны изучить методы, позволяющие проводить системное сопоставление языков и диалектов безотносительно к их генетическим связям. Говоря о таких сопоставлениях, я буду пользоваться здесь термином «двуязычное описание» (bilingual description). Вообще изучение заимствований относится к сфере диахронической лингвистики, но в самый момент заимствования мы имеем дело с определенным состоянием языка, которое может изучаться и само по себе, а именно, мы сталкиваемся с одновременным наличием у одних и тех же носителей различных языковых систем. Интерференции, приводящие к заимствованию, являются свидетельством межъязыковых отождествлений, производимых этими носителями. Задача двуязычного описания — предсказать (а иногда и предотвратить) эти интерференции, описав те отождествления, которых следует ожидать. Таким образом, двуязычное описание есть нечто большее, нежели механическая сумма двух одноязычных описаний, оно направлено на то, чтобы соотнести и приравнять друг к другу единицыEinar Haugen, Problems of Bilingual Description, «Georgetown University Monograph Series on Language and Linguistics», 7, September 1954, стр. 9—19.
этих языков. При этом оно может быть строго синхроническим и должно быть применимо к любой паре языков или диалектов. Грамматики иностранных языков и двуязычные словари более или менее явно основаны на двуязычном описании, и, следовательно, для них было бы полезным исследование принципов такого описания.
Последствия двуязычия, представленные в любом языке в виде заимствованных слов и сдвигов значения, дают конкретный материал для проверки наших гипотез. Но и не дожидаясь результатов исторического развития, мы можем проверять свои гипотезы на материале обучения иностранным языкам одноязычных носителей.Мы начнем с устранения теоретической трудности, связанной с принятым представлением о фонеме как о единице, присущей только некоторой данной языковой структуре. Действительно, если единицы некоторой структуры могут быть получены исключительно путем сравнения высказываний на данном диалекте или идиолекте, то каким образом возможно сравнение их с единицами других структур, извлеченными из совершенно иных высказываний? До возникновения структурной лингвистики эта проблема не была такой сложной. Считалось, что фонологическая система языка состоит из звуков, звукам одного языка ставились в соответствие звуки другого языка, вот и все. Лингвисты были немногим более искушенными, чем сами носители языков, и в не меньшей степени, чем они, были подвержены действию интерференции. Сейчас большинство фонологических описаний строится вокруг понятия фонемы, и большинство лингвистов сочло бы вполне естественным сравнение фонем одного языка непосредственно с фонемами другого языка. Но как указывает Вайнрайх в своей книге «Языковые контакты», фонемы разных языков по определению несоизмеримы друг с другом. Он разрешает эту проблему принятием дихотомии формы и субстанции, относя фонологическую структуру к первой, а межъязыковые отождествления — ко второй. «Реальные звуки, произносимые двуязычным носителем,— пишет он,— в структурном отношении находятся на ничейной территории, разделяющей две фонологические системы» г. В другом месте он пишет, что именно «физическое сходство... склоняет двуязычного носителя к отождествлению двух фонем, несмотря на пропасть между языками» [147]. Независимо от того, согласны мы с этим утверждением или нет, оно ясно указывает на важность сведений об аллофонах и их распределении для двуязычного описания.
Если отождествления основаны на чисто физическом сходстве, наше описание должно содержать исчерпывающую характеристику физической природы фонем. И в этом нет большой беды, в особенности если прав Харрис, писавший в своих «Методах структурной лингвистики», что «элементарными единицами фонологической системы языка, на которых, по-видимому, сойдутся все лингвисты, описывающие этот язык, являются скорее различные (взаимно противопоставленные) сегменты (позиционные варианты или аллофоны), нежели фонемы» [148] .Эту проблему можно проиллюстрировать на примере работы Дэвида У. Рида (совместно с Робертом Ладо и Яо Шен), посвященной двуязычному описанию английского языка — в сопоставлении с испанским, китайским и португальским [149]. Фонемы этих языков представлены там с помощью параллельных фонетических диаграмм, которые сопровождаются рассмотрением тех специфических трудностей, которые встают при изучении английского носителями испанского, китайского и португальского языков. Меня поразила ничтожность предсказующей корреляции между диаграммами и этими трудностями. Некоторые соответствия, конечно, очевидны, но есть и труднообъяснимые случаи. Так, сообщается, что как в английском, так и в китайском есть фонемы /1/ и /г/, однако говорится, что китайцы путают английские звуки, так что у них звучат одинаково pull и poor. При подобного рода описании немецкого и английского мы констатировали бы наличие в обоих языках фонем /s/ и /z/, тогда как хорошо известно регулярное смешение этих фонем в произношении немцев, говорящих по-английски. Ключ к решению проблемы в том, что необходимо исчерпывающее описание фонетических при знаков и дистрибуции. Недостаточно знать, что в китайском есть фонема /1/, нужно знать также, где она встречается и считать ли ее физически тождественной англ. /1/ или англ. /г/.
Вот те реальные проблемы, с которыми приходится сталкиваться изучающему язык, и потому естественно спросить, является ли фонологическая транскрипция наиболее удобной и уместной при транскрибировании иностранного текста.
Именно этот вопрос поставлен Яо Шеи в ее недавней статье, причем она приходит к выводу, что отклонения от фонемной записи настоятельно необходимы в тех случаях, когда она способна лишь дезориентировать изучающего язык [150].Собрав основные фонетические и дистрибутивные данные по каждому из нашей пары языков, мы можем переходить к позиционному сопоставлению аллофонов. Но мы, конечно, не удовлетворимся той достаточно сложной формой, которую примут наши данные о сравнении по аллофонам. Нам нужны, насколько это только возможно, максимально обобщенные формулы. Довольно распространенный случай, так сказать, прагматической эквивалентности, когда все аллофоны какой-нибудь фонемы одного языка отождествимы с аллофонами одной и той же фонемы другого языка, заслуживает специального названия. Я буду называть его диафоническим отношением и говорить про две фонемы, связанные этим отношением, что они являются диафонами друг друга. Термин «диафон» был применен несколько лет назад Дэниэлом Джоунзом (Jones) по отношению к тождеству фонем различных диалектов одного языка и с успехом может быть распространен на различные языки. Такое диафоническое отношение существует, например, между английским /Ы и норвежским /Ь/; его можно записать в виде следующей формулы: а/b > Ь/н. Это значит, что английское /Ы трактуется норвежцами как соответствие их собственному /Ы; знак «>» не должен вызывать диахронических ассоциаций, он просто значит «отождествляется с» и всегда направлен от вторичного (усваиваемого) языка к первичному (родному). Его следует перевернуть в случае, если имеется в виду использование норвежского /Ь/ носителями английского языка П/Ь > Ь/а. Такое одно-однозначное обратимое соотношение не является ни единственным, ни наиболее распространенным. Очень часто две или более фонем одного языка отождествляются с одной фонемой другого языка, например, a/aj, ej > аеі/н. Такие диафоны можно различать, называя первый простым, а второй составным диафоном.
Поскольку здесь две английские фонемы сходятся к одной норвежской, можно говорить о конвергентном диафоне в противоположность дивергентному при формуле Ju > U, о/н. Во всех тех случаях, когда аллофоны одной фонемы отождествляются с аллофонами разных фонем второго языка, мы будем говорить о сложном диафоне: JpYi > 0; Pvd > 37а» т. е. попросту, что исландские /р/ и 1Ъ1 суть одна и та же фонема, но что они будут трактоваться как две разные англичанами, говорящими по-исландски. Иногда мы будем иметь дело даже со сложным диафоном, имеющим составные члены, например а/э>0, о, а, а; э > е, а/н. Запятые означают свободное варьирование, точки с запятой разделяют разные аллофоны. Составные и сложные аллофоны также могут быть обратимыми, но не обязательно. Укажу, хотя здесь и не место подробно останавливаться на этом, что аналогичную терминологию можно было бы разработать и для морфем, называя диаморфами отождествляемые друг с другом морфемы разных языков.Теперь мы можем обратиться ко второму кардинальному вопросу двуязычного описания: какова вероятность того, что различные исследователи придут к одинаковым диафонам? Многое будет здесь зависеть от выбора тех фонологических принципов, которыми они будут руководствоваться при одноязычном описании. Я проиллюстрирую эту проблему на примере небольшого, но достаточно подробного двуязычного описания некоторых собранных мной фактов. Попробуем описать диафоны количества, или долготы, у английских и норвежских гласных с лингвистической точки зрения, а затем сравним это с тем, что реально наблюдается в речи иммигрантов. Значительная часть приводимого материала была опубликована в моей недавней работе «The Norvegian Language in America»[151] («Норвежский язык в Америке»), но здесь он дается в несколько иной интерпретации.
Поскольку родным языком в этом сопоставлении является норвежский, я начну с него. Носители норвежского языка, выступавшие в роли информантов, начали изучать английский язык, располагая системой из 9 простых гласных /а е і о и у ае 0 а/, которые могут быть долгими и краткими, и 3 дифтонгов /аеі, 0у, 011/, которые бывают только долгими.
Долгота обычно рассматривается в качестве особой фонемы и изображается двоеточием /:/, следующим за простыми гласными. Однако в норвежском она имеет место только под ударением, находясь в этих случаях в дополнительном распределении с долготой согласных, так что возможны два типа ударных слогов, которые можно изображать как /V: (С)/, например в /barken/ «задняя сторона», и как /УС:/ в /Ьак:еп/ «холм». Это значит, что любой не норвежский слог будет произноситься либо с долгим, либо с кратким гласным, причем во втором случае согласный подвергнется удлинению. Далее, как мы видели, имеется явный структурный параллелизм между долгими гласными и дифтонгами, так что можно с равным основанием считать долгие гласные двойными. Это привело бы к устранению фонемы долготы, поскольку считать двойными долгие согласные тем больше оснований, что в стандартной орфографии они обычно изображаются как двойные. Это значило бы, что к уже имеющимся 3 сложным гласным следует присоединить еще 9 и считать, что иностранные слоговые должны трактоваться либо как простые, либо как сложные, с дополнительным распределением в передаче последующих согласных. Но, сделав этот шаг, мы можем пойти еще дальше и допустить возможность рассмотрения долгих слоговых как состоящих из гласного плюс согласный или полугласный. В этом случае нам придется различать фонемы верхнего подъема и все прочие. Четыре фонемы верхнего подъема /і у и о/ распадаются на две группы: одни оканчиваются (очень легким) глайдом, производимым самым кончиком языка, а другие — лабиализацией; их можно изобразить соответственно как /ij yj/ и /uw ow/. Гласные среднего и нижнего подъема если и имеют какой-нибудь глайд, то нижнего ряда или центральный, так что их придется записать как /eh oh ah aeh ah/. Дифтонги в свою очередь были бы записаны как /aej oj ow/. Существуют аргументы против такой трактовки фактов норвежского языка; один из них состоит в отсутствии превокального /w/, другой — в появлении очень сложных комбинаций согласных, третий — в утрате параллелизма между долготой у гласных и у согласных. Но мне бы не хотелось обсуждать сравнительные достоинства предложенных фонологических описаний. Я хотел бы только показать, как каждое из них меняет картину двуязычного описания.Не секрет, что различные описания могут быть пред ложены и для английских слоговых [152]. В самом деле, именно значительные расхождения между современными фонологическими описаниями заставили меня выбрать для моей книги традиционную транскрипцию МФА. Ни одно из новых описаний не подходило в точности к моему диалекту, а кеньоновский вариант международной фонетической транскрипции по крайней мере предоставлял в мое распоряжение символы, четко различающие все имеющиеся слоговые. Для своего диалекта, который можно считать одной из разновидностей общего среднезападного диалекта, я взял 11 гласных /і е и л ае а э і е о и/ и 3 дифтонга /ai au зі/; вы найдете их в первом столбце прилагаемой таблицы [153]. Другие исследователи предлагают две основные альтернативы такой транскрипции. Суть одной из них, принадлежащей С в о д е ш у, состоит в том, что первые четыре из выписанных мной гласных признаются простыми, а остальные — сложными и изображаются каждая в виде комбинации двух гласных. Поскольку мой диалект в основном сходен с диалектом Сводеша, этот способ подошел бы и для него. Но тогда 14 выписанных выше слоговых включали бы только 4 гласных /і е и э/ и 10 дифтонгов /аеае аа оо ii ei ou uu ai au оі/[154]. Другая, более общепризнанная трак-
товка английских слоговых была предложена Блумфилдом и развита Блоком, Трейгером и Смитом. В некоторых своих более ранних формах она совершенно неприемлема для описания рассматриваемого здесь диалекта, но теперь, когда она перестала быть фонологическим описанием одного диалекта и превратилась в своего рода инвентарь транскрипционных элементов, которым может пользоваться любой носитель английского языка, она дает по крайней мере один приемлемый способ описания данных рассматриваемого диалекта. В этой системе мы будем иметь также четыре кратких слоговых: /і е и о/. Но долгие слоговые будут здесь состоять из гласных плюс согласный, причем в роли согласного будут выступать полугласные /h j w/[155]. На прилагаемой таблице показано соотношение этой транскрипции с другими. Особенностью полугласной /Ь/ является сомнительность ее фонологического статуса. Можно считать, что она встречается после кратких слоговых, причем только перед /г/ в словах типа beer, care, poor, turn. С другой стороны, гласные /ае, а, о/ не встречаются без /Ь/. Слова bomb и balm, сап и can, pot и bought не различаются по долготе. В этой системе транскрипции долгие гласные /і е о и/ расщепляются на гласный и глайд /ij ej ow uw/ и таким образом попадают в тот же класс, что и явные дифтонги /aj aw oj/.
Даже на основе такого беглого очерка слоговых двух языков, по-видимому, можно сделать некоторые прогнозы относительно двуязычной трактовки количества гласных носителями норвежского языка. Английские слоговые распадаются на четыре класса, разделенные в нашей таблице горизонтальными линиями: (1) те, относительно которых все согласны, что они являются краткими и односоставными, а именно /і е и э/; (2) те, у которых долгота носит фонетический характер, т. е. /ае а о/ плюс четыре предыдущих перед /г/; (3) те, которые одними принимаются за простые, а другими за двойные гласные или гласные плюс полугласный, это /ij ej uw ow/; (4) те, которые единодушно признаются дифтонгами /aj aw oj/. Поскольку гласные класса (1) краткие и встречаются только перед согласными, можно ожидать, что норвежцы будут отождествлять их со своими собственными краткими гласными, для которых
верно То же самое. Так и происходит, но в таких случаях структура норвежского языка требует удлинения последующей согласной: picnic, bet, bull, husk /pikknik, betta, bull, hasska/. Мы можем, далее, ожидать, что те элементы американских слоговых, которые могут трактоваться как долгота, будут отождествлены с долготой в норвежском, так как последняя также может рассматриваться как удлинение кратких слоговых и встречается перед стыком. Так как в норвежском долгота редко встречается перед группой согласных, следует ожидать, что в этих позициях удлинение будет утрачиваться. Это соответствует и данным наблюдения, за исключением, как увидим, одного пункта.
Гласные класса (2) трактуются как долгие в словах типа add, bother, lawn /aerda, harder, 1а:п/ и перед /г/ — в bar, chores /ba:r, gars/. Перед группами согласных, которые остаются таковыми и в норвежском, они трактуются как краткие — например, в словах типа candy, box, cord /kenndi, bakks, karrd/. Но они часто отождествляются с краткими гласными и перед одиночными согласными, например, в словах типа black, map, cob /blekk, mapp, kabb/. Хотя это касается в основном глухих согласных, пример с cob показывает, что это правило не универсально. Если обратиться к гласным класса (3), мы столкнемся с аналогичной ситуацией, с той разницей, что здесь перед одиночными согласными они почти всегда трактуются как долгие: например, в словах, приводимых в нашей таблице, мы имеем /birta, ke:k, raid, lursa/, тогда как перед группами согласных происходит сокращение гласных, например: beans, rails, toast, tools /binns, rells, tosst, tulls/. Отдельные случаи сокращения наблюдаются также перед одиночными согласными, как в reap, plate, grocery, stoop /rippa, plett, grasseri, stupp/. Только один из гласных этого класса может интерпретироваться как дифтонг, а именно /ej/ в словах типа frame, jail /fraeim, jaeil/. Что касается слоговых класса (4), то они всегда трактуются как дифтонги, так что слова из нашей таблицы либо произносятся как соответствующие норвежские дифтонги — например, в словах ripe, flour, joist /raeip, fl0ur, j0yst/, либо для них создаются новые дифтонги по образцу английских — например, в friedcake, county, spoil /fraidkerk, kaonti, spaila/. В этих случаях, так же как и в случае некоторых других упомянутых выше интерпретаций, (между информантами) наблюдаются значительные расхождения.
Примечание. Квадратными скобками показана фонетическая долгота, а круглыми — фонемная долгота; в знаменателе дробей в норвежской части таблицы приводятся звуковые последовательности, перенесенные из английского языка.
Всякая попытка записать в символах обрисованные здесь диафонические отношения вовлекла бы нас в спор относительно наилучшей системы транскрипции для гласных каждого из рассмотренных языков. Все системы проводят различие между простыми и сложными слоговыми, которые могут быть обозначены соответственно как V и VV (или как VS для транскрипции Блока—Трейге- р а — Смита). Международная фонетическая транскрипция с ее 11 простыми и 3 сложными слоговыми даст нам следующие формулы: (1) a/V (ф) > V:, VV; V (СС) > > V; V (С) > V, V:, W/«. (2) a/VV > VV/H. Если норвежские долгие гласные изображать как VV, то эти формулы можно упростить следующим образом: (1) a/V (ф) > VV; V (СС) > V; V (С) > V, VV/h. (2) a/VV > VV/„. Если норвежские долгие изображать как VS, это будет означать замену VV на VS во всех случаях. Если мы примем один из новейших вариантов фонологического описания английского языка, то сложной станет вторая формула, а первая, наоборот, упростится: (1) a/V > У/п. (2) а/УУ(ф)>УУ; VV (СС) > V; VV (С) > V, W/H. Если мы применим к любому из двух языков или к ним обоим систему описания типа VS, то это приведет в каждом случае к замене VV на VS. Нет, конечно, никакой необходимости пользоваться для обоих языков одинаковыми системами транскрипций; многое говорит в пользу транскрипции гласный —полугласный для английского языка в противоположность транскрипции гласный — гласный для норвежского. Ни одна из формул не охватывает всей сложности ситуации, и каждая из систем имеет свои преимущества. В международной фонетической транскрипции не проявляется сходство поведения классов (2) и (3), а в остальных системах —различия между классами (3) и (4).
Я не удивлюсь, если окажется, что на некоторых из вас все это многообразие транскрипционных возможностей произвело несколько беспорядочное впечатление. У меня нет ни времени, ни желания защищать здесь достоинства той или иной из этих систем или углубляться в вопрос о том, не следует ли признать диафонические соотношения одним из критериев выбора лучшей транскрипции. Скажу только, что в двуязычном учебнике транскрипцию имеет смысл строить скорее на основе соображений диафониче- ских, нежели сугубо фонологических. Я лишь стремился показать, как различия в фонологической транскрипции могут сказаться на формулировке диафонических отношений.
Несмотря на эти серьезные расхождения, не следует забывать, что разногласия по поводу важнейших явлений фонетического и дистрибутивного порядка по сути дела незначительны. В конечном счете различия в фонологических формулировках достаточно поверхностны и, вероятно, будут сглаживаться в ходе дальнейших исследований. Основные идеи, которые я хотел изложить, сводятся к следующему: (1) синхронический подход возможен и при изучении явлений двуязычия; (2) отождествление двуязычными носителями элементов различных фонологических систем может предсказываться на основе тщательного двуязычного описания; (3) такие отождествления могут быть проверены с помощью наблюдений и экспериментов, а затем зафиксированы в виде диафонических формул, связывающих фонемы рассматриваемых языков.