Эрик Адриан ВЛИЯНИЕ СИСТЕМЫ ЯЗЫКА И КОНСИТУАЦИИ НА ВЫСКАЗЫВАНИЯ БЕЗ ГЛАГОЛЬНОГО ПРЕДИКАТА (к полемике о современной русской разговорной речи)

I. В больших городах — Москве, Ленинграде, Свердловске, Горьком, Саратове, Перми, Воронеже и Рязани — некоторые со­ветские лингвисты начали в 60—70-х годах активно изучать раз­говорную речь (РР).

Важнейшим результатом исследований РР стало издание боль­шого коллективного труда «Русская разговорная речь» (М., 1973) и сборника текстов, поясняющих теоретические положения этой книги (Русская разговорная речь. Тексты. М., 1978). Во Введении к ней ответственный редактор Е. А. Земская перечисляет специ­фические признаки РР и сравнивает ее с кодифицированным ли­тературным языком (КЛЯ). Согласно Е. А. Земской, следует при­нимать во внимание три специфических особенности экстралингви- стической ситуации, которые обусловливают использование гово­рящим РР вместо КЛЯ:

а) неподготовленность речевого акта;

б) желание быть свободным в речевом акте («непринужден­ность») ;

в) непосредственное участие говорящего в речевом акте (см. Введение, с. 9).

К функционально обусловленным специфическим особенностям РР относятся следующие:

1. Ситуация является неотъемлемой составной частью всякого акта коммуникации, она дополняет речь. Многие элементы акта коммуникации не выражаются вербально, так как они являются факторами ситуации. Эта особенность называется «неконситуа- тивностью».

Erik Adrian. The influence of language system and of consituation in utte­rances without a verbal predicate. — In: «The Slavic Verb» An Anthology Presen­ted to Hans Christian Sorensen 16th December 1981, P. Jacobsen, H. L. Krag (ex. eds.), Rosenkilde and Bagger, Copenhagen, 1981.

© Rosenkilde and Bagger, 1981.

2. Весьма существенное значение в акте коммуникации имеют жестикуляция и мимика, так как они дублируют или замещают речь.

3. Важную роль в РР играет интонация, которая существенно влияет на синтаксис PP.

4. Важную роль в РР играют явления неканонической фоне­тики.

5. РР исключает возможность возвращения к предыдущим фа­зам диалога. Ей свойственны необратимость и спонтанность. Этот фактор оказывает большое влияние на все уровни РР (Введение,

с. 9).

Все перечисленные особенности сказываются в тяготении раз­говорной речи к «сокращенным высказываниям», которое харак­терно для разных языков. Часто во время диалога говорящий вы­нужден экономить средства выражения. На него может оказы­вать воздействие фактор времени или желание собеседника пре­рвать его речь. Ааге Хансен (Aage Hansen) пишет в книге «Со­временный датский язык» (Moderne dansk, Gratisk Fotlag, 1967, p. 207): «Часто бывает трудно определить, являются ли сокращен­ные высказывания стяжениями более длинных или они стали крат­кими потому, что языковая ситуация и контекст делают ненужным более полное развертывание схемы предложения».

Возникает вопрос: на какой разряд носителей языка следует ориентировать исследования? Согласно Е. А. Земской, русский язык должен быть для информантов родным, они должны ро­диться и вырасти в городе (таким образом исключается возмож­ность влияния диалектов) и иметь высшее или, как исключение, среднее образование. Условие (критерий) отбора — одинаково хо­рошее владение обоими кодами литературного языка, РР и КЛЯ.

Нельзя не заметить, что магнитофонные записи, полученные при работе с такими информантами, характеризуют речь весьма немногочисленной и узкой группы людей. Тем не менее данные, собранные в «Текстах», очень интересны как первый материал такого рода, опубликованный в Советском Союзе. Авторы не со­общают о том, какое количество лиц было охвачено исследова­нием, но приводят некоторые сведения об их возрасте и профес­сии. Тексты, вошедшие в книгу, могут быть разделены на сле­дующие категории: рассказы, диалоги, записи повседневной се­мейной жизни, миниатюры, стереотипы и формулы этикета.

В «Текстах» содержится множество примеров высказываний без глагольных предикатов (VP⁰). Примеры эти интересны тем, что фиксируют реальную речь русских, а не то, как они должны говорить. Иностранцу часто бывает нелегко понимать обычную русскую речь — во многом из-за благих побуждений преподавате­лей, которые хотят научить своих студентов «правильному» рус­скому языку. Сам я начал интересоваться проблемами высказыва- ний без глагольных предикатов в 1960 году, когда стажировался в Москве. Я был зарнее готов к трудностям, которые представляет для иностранца русский глагол. Однако в первые же недели пре­бывания в Москве я был поражен тем, что могу весьма успешно вести разговор (и быть понятым) без глаголов.

II. В книге «Русская разговорная речь» теоретически важен параграф «О некоторых показателях незамещенных синтаксиче­ских позиций в высказываниях разговорной речи», написанный Е. Н. Ширяевым. Я попытаюсь прежде всего как можно более точно и полно изложить взгляды Е. Н. Ширяева, а затем выскажу свои замечания. Поскольку вопрос довольно сложен, мое изложе­ние будет подробным.

Е. Н. Ширяев отвергает понятие «эллипсис», которое лингви­сты толкуют неоднозначно. В своих рассуждениях он предпочи­тает пользоваться выражениями «незамещенная синтаксическая позиция» или «пустое синтаксическое место», указывая, что в кон­струкциях РР содержатся объективные сигналы, свидетельству­ющие о наличии таких пустых синтаксических мест. Этими сигна­лами могут быть парадигматические и синтагматические связи членов конструкции, а также элементы контекста и ситуации. Нельзя считать, что такие высказывания дефектны и что в них что-то опущено или подразумевается.

Е. Н. Ширяев полагает, что лингвист должен изучать в пер­вую очередь «системные языковые отношения, которые порождают данную незамещенную синтаксическую позицию, ибо речевые усло­вия, в которых делается возможной незамещенная позиция, мно­гообразны и подвижны, и все, что обусловлено в незамещенной синтаксической позиции ими, едва ли может быть описано, напро­тив, все, обусловленное системой языка, может быть учтено.

Далее Е. Н. Ширяев указывает, что всякая пустая синтакси­ческая позиция является сигналом определенных лексико-семан­тических категорий и тех грамматических категорий, которые ква­лифицируют эту семантику.

III. Е. Н. Ширяев выделяет три типа пустых синтаксических позиций, различающихся тем влиянием, которое оказывают на их семантические и грамматические характеристики системные от­ношения.

а) Такие пустые синтаксические позиции, все характеристики которых определяются контекстом; например, параллельные кон­струкции, где в одной части позиция замещена, а в другой анало­гичная позиция не замещена: Ему он рассказывает одно, а мне совсем другое.

б) Такие пустые синтаксические позиции, грамматические ха­рактеристики которых определяются системой языка (а не анало­гичной позицией в контексте), тогда как семантические характери­стики предопределены конситуацией. Е. Н. Ширяев не считает удачным термин «ситуативно-неполные», так как этот термин иг­норирует системную обусловленность подобных позиций.

в) Такие пустые синтаксические позиции, и грамматические, и семантические характеристики которых определяются системой языка и не зависят ни от контекста, ни от конситуации. Струк­туры типа (в) могут быть правильно поняты вне контекста и кон­ситуации, что и доказывает их системную языковую природу (с. 291).

В дальнейшем Е. Н. Ширяев употребляет термин «нулевой полнозначный глагол-предикат» (НГ) только применительно к типу (в). Наряду с другими лингвистами он считает возможным ввести понятие нулевого элемента в синтаксис, как ранее это было сделано в морфологии. Возможность конструкций с НГ доказыва­ется тем, что они являются элементом парадигм, в которых глагол вербализован, например: Он домой, он побежал домой, он бро­сился домой и т. д. Такая парадигма порождается аналогией («парадигма подобия»).

Е. Н. Ширяев вводит далее понятие «обратной валентности» (предложенное для анализа НГ-высказываний J1. Ю. Максимо­вым), поясняя его так: «Известное положение о том, что есть слова, валентные свойства которых требуют других слов (прямая валентность), при анализе НГ выступает другой стороной, а имен­но: если есть члены, реализующие валентные свойства других чле­нов, но нет самих носителей этих валентных свойств, то речь мо­жет идти о нулевом выражении последних.

Анализ высказываний с НГ, в которых форма и значение гла­гола однозначно и полностью определяются приглагольными чле­нами, дополнен рассмотрением структур типа: Он про нас, я про вчерашний концерт, Галя тут про квартиру была где. Здесь при­глагольные члены допускают только глаголы со значением: «го­ворить, сказать, рассказывать».

Ссылаясь на «Очерки по семасиологии русского языка» Д. Н. Шмелева (М., 1964, с. 202) и статью Ю. Д. Апресяна «О сильном и слабом управлении (опыт количественного анали­за)» («Вопросы языкознания», 1964, № 3), Е. Н. Ширяев утверж­дает, что приглагольные члены только в случае наиболее сильного управления являются сигналами НГ. Таковы те приглагольные члены, которые — в соответствии со своими лексико-семантиче­скими связями — наиболее типичны для определенной семантиче­ской группы глаголов. Типичность (или нетипичность) связей объясняется как для глагола, так и для приглагольных членов прежде всего тем, что эти связи отражают наиболее типичные и характерные отношения внеязыковой действительности.

IV. Изложенные воззрения, по моему мнению, могут быть опро­вергнуты следующим анализом нулевых глаголов, обусловленных только системой языка.

На первый взгляд может показаться разумным использовать статистический подход для определения системно обусловленного значения глагола в высказываниях:

а) Он домой б) Это вы Ремарка? в) Ты куда? Я домой.

а) Он домой. По всей видимости, НГ здесь — глагол движе­ния, однако приглагольный член может также быть сигналом гла­голов звонит или пишет.

б) Это вы Ремарка? Приглагольный член естественно ассоции­руется с глаголами читаете или прочитали, но в определенной кон- ситуации может также сочетаться с хвалите или купили.

в) Ты куда? Я домой. Обычная семантика здесь — движение. Однако ответ на вопрос может означать и Я (звоню, пишу) домой. В таком случае семантика также определяется конси- туацией.

По-моему, Е. Н. Ширяев явно непоследователен, когда пишет: «Объектом нашего исследования являются значения НГ, обуслов­ленные системой языка. При этом необходимо подчеркнуть, что возможность перебивать (разрядка моя) системное значение нулевого глагола конситуативными значениями составляет важ­ную черту конструкции РР».

Е. Н. Ширяев не разграничивает конситуативно и системно обусловленные нулевые глаголы. Он, правда, указывает, что су­ществуют приглагольные члены, которые не являются сигналами какого-то определенного, наиболее типичного значения глагола, и признает решающую роль конситуации для таких случаев, но в целом остается в рамках своей статистической концепции.

Безусловно, для лингвиста (или иностранца, слушающего РР) может быть интересным определение с помощью количественного анализа наиболее частотных значений НГ, но говорящий исполь­зует все комбинаторные лексико-семантические возможности. По­нимание нулевого глагола в случае нескольких возможностей ин­терпретации достигается не статистическим методом, а благодаря более или менее узкой конситуации или — как указывает Е. Н. Ши­ряев в цитированном выше рассуждении, — благодаря «типичным и характерным отношениям внеязыковой действительности». Ко­личественный анализ лишь выявляет, какая же конситуация чаще всего стоит за «системно обусловленным НГ». Но говорящего это

не интересует. Для него типичная конситуация не более важна, чем нетипичная.

V. Я полагаю, что системно обусловленные НГ существуют только там, где система языка обусловливает одно (единствен­ное) значение. Работа Е. Н. Ширяева содержит много примеров таких НГ. Часто приглагольный член может быть расширен, и тогда система языка обусловливает одно и только одно значение. Если существует несколько лексико-семантических возможностей, то выбор определяется конситуацией (внесистемными факторами). Как уже было сказано, Е. Н. Ширяев не уделяет большого вни­мания «речевым условиям», характеризуя их как многообразные и подвижные.

Отношения в системе языка — достойный предмет исследова­ния, но полный анализ высказываний без глагольного предиката может быть осуществлен только в рамках всей системы коммуни­кации. Я согласен с Г. В. Колшанским, который пишет в книге «Контекстная семантика» (М., 1980, с. 75—76): «Результаты ком­муникации, а именно достижение абсолютной однозначности в говорении и понимании, есть, следовательно, итог взаимодействия лингвистических (интра- и экстрафакторов) и паралингвистиче- ских факторов. Анализ содержания языковых единиц не может ограничиваться ни в каком случае только анализом каких-либо языковых моделей или структур, а должен быть нацелен на ана­лиз всего коммуникативного комплекса реального языкового об­щения, что и выдвигает требование для лингвистики объяснить содержательную реальную модель коммуникации. Эту задачу должна решать коммуникативная лингвистика».