ДИАПАЗОН СЕМАНТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Существует ряд разграничений, обычно проводимых в лингвистической теории, которые теряют свою силу в рамках процессуальной парадигмы. Невозможно рассмо­треть их здесь детально, но они могут послужить основой для обсуждения границ того, что следует включать в се­мантическую или лингвистическую теорию.

4.1. Семантика vs. прагматика.

В вышеописанных положениях по большей части игно­рировалось традиционное разграничение между "семан­тикой" и "прагматикой". Это разграничение составляет основную отличительную черту подхода, который преоб­ладает в лингвистической литературе по семантике. Этот "формально-структурный" подход к семантике основыва­ется на рассмотрениитолько структурных отношений между словами и высказываниями, которые берутся независимо от контекста их употребления и могут быть формализованы с помощью математической логики. Типичные формулиров­ки центральной задачи семантической теории в ее узком толковании излагаются примерно так:

«Довольно бесспорным является положение о том, что адекватное семантическое описание должно позволить нам определять для каждого из бесконечного числа предло­жений языка, является ли оно аналитически истинным, является ли оно противоречивым или аномальным, с ка­кими предложениями вступает оно в полные либо частич­ные парафразовые отношения и с какими предложениями оно находится в отношении следования». (Wilson, 1975, р. 3.)

«. . . [наиболее трудной] проблемой является определе­ние тех аспектов приемлемости, которые связаны с усло­виями неистинности. Они представляются мне явно неодно­родными и включают соотнесенность с социальными уста­новлениями, правилами дискурса, психологическими сооб­ражениями и контекстуальными факторами самого раз­личного порядка. Более того, они представляются мне в своем большинстве, если не во всех случаях, явно нелинг­вистическими и, конечно, не относящимися к компетенции говорящего —слушающего.

Аспекты значения, которые взаимодействуют с контек­стом (социальным, текстуальным или психологическим), переадресуются в сферу "прагматики". При таком подходе довольно трудно и даже невозможно ставить вопросы, об­суждаемые во второй части данной работы (см. ниже, раз­дел II). Даже если бы мы должны были согласиться с за­ведомо ограниченными задачами, вытекающими из игнори­рования контекста, нет никаких априорных оснований утверждать, что теория, определяемая таким образом, воз­можна. Уже было высказано много критических замечаний (см., например, В о 1 і n g е г, 1965) по поводу попытки све­дения лексического значения к формальным структурам, основанным на комбинировании элементарных маркеров.

Процессуальный подход не проводит резкого разграни­чения между символьными структурами, которые представ­ляют "знание языка", "знание языкового употребления" и "знание мира" Он начинается с гипотезы, что многое может быть достигнуто изучением того общего, что имеют между собой эти различные области знания, с точки зре­ния репрезентации и обработки информации.

4.2. Компетенция vs. употребление.

Современная лингвистическая теория тщательно избе­гала процессуального подхода к языку. Это обусловлено в значительной степени догмой, согласно которой теории, основывающиеся на рассмотрении использования языка или мыслительных процессов, являются теориями "упот­ребления" и, следовательно, по природе своей вторичны­ми по отношению к более фундаментальным теориям "ком­петенции". Многие лингвисты принимают эту схему доволь­но некритично. Она основана на том наблюдении, что су­ществует много факторов, влияющих на различные детали языкового употребления, которые не связаны с основной структурой языка. Теории должны стремиться абстраги­роваться от покашливания, запинок и переключения вни­мания, которые прерывают нормальное использование языка человеком, точно так же, как простая теория механи­ки постулирует существование воображаемого мира, где отсутствует трение.

Совершенно избегая моделей обработки информации, такие теории принимают довольно спорное допущение, что можно сформулировать описание языковой структуры независимо от процессов языкового употребления и что полученное описание будет более простым и логически первичным по отношению к любому описанию, эксплицитно основывающемуся на процессах обработки информации. Истинность этой гипотезы — вопрос эмпирический — ана­логичное утверждение верно для одних наук и неверно для других. Есть некоторое основание считать, что она верна для тех аспектов синтаксиса, которые обусловливают грам­матически правильные суждения (хотя открытым является вопрос для тех областей, где подобные суждения являются размытыми), но нет никаких свидетельств того, что она верна для языка в целом, особенно когда принимается во внимание значение.

При процессуальном подходе динамические концепты используются с целью объяснения структуры языка на уровне абстракции, который находится еще далеко от мел­ких подробностей конкретного "употребления", не релевант­ных для первого уровня понимания основных процессов. На каждой стадии развития теории необходимо решать, какие аспекты процесса обработки релевантны, а какие можно игнорировать для упрощения проблемы. Но на каж­дой стадии нужно сосредоточиться на наборе "способностей", которые формируют компетенцию человека в использова­нии языка. В этом смысле такая теория может быть назва­на теорией "компетенции". Многие из этих способностей носят процессуальный характер — они включают алгорит­мы обработки воспринимаемых входных данных и храня­щейся в памяти информации, стратегий получения выво­дов и способы представления накопленного знания в сим­вольных структурах. В этом смысле такая теория учиты­вает "употребление". Разграничение "компетенция — упо­требление" является бессмысленным, ибо оно основывается на том допущении, будто языковую компетенцию можно оха­рактеризовать с помощью формализмов, которые не имеют отношения к языковому употреблению, а такое допущение вполне может оказаться ложным.

4.3. Язык vs. коммуникация.

По вопросу об отношении между языком и коммуника­цией существует обширная философская литература. Иног­да утверждают (например, Chomsky, 1975, р. 57 и сл.), что нет смысла брать коммуникацию в качестве отправной точки при исследовании языка, поскольку есть такие слу­чаи его использования, которые не предполагают наличия одного определенного слушающего, а также и такие, в которых языковые формы существуют лишь в уме их созда­теля.

Модель, описанная в § 3, приложима к "говорящему" и "слушающему" и в более общем смысле, чем просто в смысле общения "лицом к лицу" (этот случай приводился нами в качестве примера). Прежде всего говорящий может иметь в виду аудиторию, о которой он (или она) прямо не осведомлен (например, круг читателей газеты или слуша­телей радиопередачи). Детальный характер высказываний будет при этом иным, так как модель слушающего оказы­вается менее точной и более абстрактной. Допущения, ка­сающиеся общих моментов контекста, должны быть огра­ничены вещами, принадлежащими к области общекультур­ной либо прямо представленными в тексте. В этом случае нет никакой прямой лингвистической или паралингвисти- ческой обратной связи с состоянием получателя в данный момент времени, и, следовательно, конструирование выс­казываний должно базироваться на умозаключениях о том, как потенциальный получатель может осваивать высказы­вания. Однако общая природа используемого знания и процесса построения высказывания остается, в основном, той же.

В том особом случае, когда языковые структуры (во кализованные или невокализованные) предназначаются только для использования их создателем, применение дан­ной модели происходит довольно похожим образом. Прежде всего, акт построения внутренних высказываний может быть шагом к отбору и накоплению информации, доступной для носителя языка. Попытка кодирования мыслей с по­мощью ограниченного набора категорий и реляционных форм, которыми располагает естественный язык, модифици­рует содержание этих мыслей.

Далее, многие межличностные цели, обсуждавшиеся в § 3, приемлемы в качестве внутренних целей в системе обработки информации. Например, специальные языковые формы могут служить для стимулирования дальнейших выводов, эмоциональных реакций и ассоциаций, которые не могли бы быть вызваны еще не сформулированной мыслью. При мышлении в формах языка человек может оказывать позитивное воздействие и на другие области своей мысли­тельной деятельности.

4.4. Речевые акты vs. значения.

Иногда дискуссия о "языке" и "коммуникации" формули­руется как проблема разграничения между "значением" высказывания и "речевыми актами", осуществляемыми в процессе его употребления. Уделяя основное внимание про­цессу, в котором участвуют говорящий и слушающий, процессуальный подход в значительной степени ориенти­рован на анализ речевого акта. И только второе место от­водится более ограниченному понятию "значения" как формальному пропозиционному содержанию, присущему высказыванию, независимо от его употребления (при таком понимании "значение" — это одна из многочисленных сим­вольных структур, обрабатываемых говорящим или слу­шающим).

Процессуальная семантика отличается от некоторых теорий речевых актов (см., например, Searle, 1970; S а- d о с к, 1974) тем, что внимание сосредоточивается на всем комплексе целей говорящего, а не на единичном "внерече- вом акте", взятом как первичная сущность. Высказывание анализируется с точки зрения того, как оно удовлетворяет одновременно целому набору коммуникативных и межлич­ностных целей, проявляющихся разными способами, ко­торые используют механизмы языка и паралингвистическое взаимодействие.

Цели речевого акта отображаются на содержании вы­сказывания далеко не всегда простым образом. Они часто требуют сознательного вывода со стороны слушающего (см. § 3, 4). Такие умозаключения могут быть основаны на знании, которое охватывает широкий диапазон вариантов — от условностей языка (вроде, например, стандартной ин­терпретации How do you do? ‘Как поживаете?’, букв. ‘Как вы делаете?’) и таких высказываний, которые также услов­ны, но имеют некоторые прагматические основания (как, например, Can you pass the salt? ‘He сможете ли вы передать соль?’ и т. п., обсуждаемых в Gordon and Lakoff, 1971; S е а г 1 е, 1970, и др.), до умозаключений, требую­щих специального знания мира (как в случае, когда ро­дители говорят ребенку, который плохо себя ведет: "Do you remember that the circus is coming to town next week?" ‘Ты помнишь, что цирк приезжает в город на следующей неделе?’). Во многих случаях речевой акт передает инфор­мацию на совершенно ином уровне, чем это видно из его наблюдаемой формы (как в случае, когда говорят: "Oh, you’re here" (‘А, вы здесь?’) — при обращении к человеку, которому и без этого сообщения известно его собственное местонахождение).