II. ЧАСТИ РЕЧИ

1. Выяснение взаимоотношений между полной (ПФ) и краткой (КФ) формами прилагательного является традиционной проблемой в русской грамматике. Русские лингвисты, работающие в рамках таксономического описания языка, ограничиваются исследованием семантических различий между ПФ и КФ в составе сказуемого — единственной поверхностно-синтаксической позиции, в которой обе формы имеют место (см.

(1) КФ не встречается в препозиции к имени:

(a) Она умна (КФ),

(b) Она умная (ПФ, им. п.),

(c) [умная (ПФ, им. п.) девушка\ np

(d) *[умна (КФ) девушка]_Np

(2) Страдательные причастия (далее — СП) имеют и ПФ и КФ (прочитан — КФ м. р., ед. ч., прочитанный — ПФ м. р., ед. ч. от прочитать) и ведут себя в отношении поверхностной дистри­буции так же, как прилагательные; ср. пример (19) с приме­рами (8) — (10).

(3) Действительные причастия — ДП (читающий — ПФ м. р., ед. ч., им. п.) не имеют в современном русском языке краткой формы (*читающ, читающа и т. д.) ¹.

Факты, представленные выше, могут быть суммированы в сле­дующем виде²:

ПФ КФ

(4) Прилагательное и

страдательное причастие + +

Действительное

причастие + 0

Leonard Н. В a b b у The deep structure о! adjectives and participles in Rus­sian. — In: «Language», vol. 49, 1973, № 2.

Адекватная грамматика русского языка должна отвечать на воп­росы: носит ли наблюдаемая в (4) несимметричность случайный характер; существует ли более глубинное правило, соотносящее между собой факт отсутствия КФ прилагательных и причастий в препозиции к имени и факт отсутствия КФ у ДП.

(1) — (3), синтаксически взаимосвязаны и предсказываются в рам­ках трансформационной грамматики русского языка.

2. Из утверждения о том, что глубинная структура у всех есте­ственных языков более или менее одинакова, следует, что экзоти­ческие, специфичные для данного языка грамматические категории (или части речи), такие, как ПФ и КФ в русском, являются транс­формационно образуемыми, поверхностными категориями и отсут­ствуют на уровне глубинной структуры ³. [...]

3. КФ и именительный падеж. В грамматиках русского языка предполагается, что КФ прилагательного, встречающаяся лишь в позиции сказуемого, всегда имеет форму именительного падежа и, следовательно, согласуется в падеже с подлежащим. Однако ни с семантической, ни с синтаксической точек зрения нет никаких оснований считать КФ именительным или вообще каким бы то ни было падежом (см. Аванесов — Сидоров 1945, 130; Вино­градов 1947, 265 и В ab b у 1975а, § 2.11).

Представляется, что именительный падеж приписывается КФ потому, что она согласуется с подлежащим в роде (весел м. р. ед. д., весела ж. р. ед. ч.); по-видимому, подразумевается, что в русском языке наличие у словоформы рода влечет за собой и на­личие падежа. Однако русские глаголы в прошедшем времени также согласуются с подлежащим по роду (он знал м. р., ед. ч., она знала ж. р., ед. ч.), но при этом было бы совершенно непра­вильно говорить об их падежном согласовании. Если признать, что в русском языке род не обязательно подразумевает падеж, то необходимость в приписывании именительного падежа КФ отпа­дает. По той же причине отсутствует падежное оформление и у КФ страдательных причастий (прочитан м. р., прочитана ж. р., прочитано ср. р.) ⁴.

4. КФ как главный глагол. Отказ от представления о согла­совании КФ со своим подлежащим по падежу позволяет выявить важный факт современного русского языка: поверхностные формы личного глагола и КФ прилагательных (а также и СП) могут быть образованы от исходных форм с помощью одной и той же транс­формации.

Явно глагольная природа КФ была замечена предшествующими поколениями русских грамматистов (см. Шахматов 1941а, 190). Среди последователей трансформационной грамматики Лакофф в работе Lakoff 1970 приводит ряд правил английского языка, в которых единообразно трактуются глагол и прилагательное, и на основании этого утверждает, что прилагательные и глаголы явля­ются представителями одной лексической категории и различаются единственным признаком (обозначим его [adj]). В своей недавней работе (В abb у 1975а) я показал справедливость аргументов Ла- коффа для русского языка и привел ряд дополнительных аргу­ментов.

5. Связка. Коль скоро установлено, что КФ — это глагол, можно показать, что связка была (ж. р., ед. ч.) — в предложениях типа Она была красива или Она была обманута — представляет собой поверхностную реализацию глубинного показателя времени и не является глаголом на уровне глубинной структуры. Однако в предложениях типа Она была в саду связка была выступает как глубинный глагол с приблизительно теми же семантическими и синтаксическими свойствами, что и находилась ⁶. При этом пока­затель времени у глагола с признаком [—adj] инкорпорируется в глагол с помощью морфологических правил (ср. Он походил на отца с Он был похож на отца). При таком подходе большой ин­терес представляют факты пассивизации глаголов совершенного вида, демонстрирующие, что связка в предложениях, содержащих КФ, не является глубинным глаголом. Так, предложения (5) и (6) семантически эквивалентны и имеют общую глубинную структуру, представленную в (7):

(5) Они пригласили меня на вечер.

(6) Я был приглашен ими на вечер.

(7) Они + PAST + пригласи- + я + [на вечер]_Adv.

Предложение (5) порождается из (7) трансформацией согласова­ния глагола с подлежащим (другие, не существенные для данного материала трансформации, я опускаю). Затем по морфологическим правилам из цепочки вида: показатель времени PAST + пригласи- + признаки, обусловленные согласованием с подлежащим, — полу­чается результирующая форма пригласили.

Предложение (6) порождается из (7) следующими трансфор­мациями:

(а) Пассивизация, кроме перевода прямого дополнения в под­лежащее, а исходного подлежащего в агентивное дополнение, про­изводит также замену признака [— adj] глагола совершенного вида на [+ adj] ⁷. Этот последний шаг пассивной трансформации необходим для учета того факта, что в русской грамматике, по- видимому, нет синтаксического правила, позволяющего отличить СП от прилагательного. Другими словами, пассивная трансформа­ция в русском языке заменяет глубинный глагол совершенного вида на поверхностное, производное прилагательное⁸. В конечном счете именно это объясняет, почему ПФ и КФ страдательных при­частий имеют ту же поверхностную дистрибуцию, что и ПФ и КФ прилагательных (см. (2)): поскольку трансформация пассивиза- ции работает достаточно рано, правила, ответственные за образо­вание ПФ и КФ прилагательных, работающие позже, автоматиче­ски построят ПФ и КФ страдательных причастий (см. результаты трансформации редукции придаточного относительного в (19) и (8)).

(б) Согласование глагола с подлежащим, действующее после пассивной трансформации, приписывает признаки производного подлежащего (я) главному глаголу (приглашен). Затем морфоло­гические правила переписывают цепочку — показатель времени PAST + приглашен- + признаки, выработанные в результате со­гласования с подлежащим — в результирующую составляющую был приглашен, где был является поверхностной реализацией по­казателя времени (PAST) для случая, когда главный глагол снаб­жен признаком [+adj] (ср.

(6) будет нужна глубинная структура с двумя глаголами, а для

(5) — с одним.

6. Действительные причастия в русском языке. Теперь, когда мы установили, что КФ не имеет падежных характеристик и яв­ляется глубинным глаголом (в образовании которого участвовал признак [+ adj]) с приобретенным признаками рода, числа, лица, мы можем перейти к обсуждению трансформационной истории ДП, понимание которой весьма существенно для выяснения транс­формационных отношений между ПФ и КФ.

Представляется, что следующие пары предложений находятся в одинаковых грамматических отношениях и являются результа­том одних и тех же синтаксических процессов. Все предложения

(Ь) получены из структур, соответствующих предложениям (а), в результате одной-единственной трансформации, а именно — ре­дукции придаточного относительного:

(8) а. Мальчик (им. п.), который болен (КФ) ангиной, должен лежать целую неделю.

b. Мальчик, больной (ПФ им. п.) ангиной, должен лежать целую неделю.

c. *Мальчик, который больной ангиной, должен...

d. *Мальчик, болен ангиной, должен...

(9) а. В воздухе (предл. п.), который чист (КФ) и свеж (КФ), пахнет гречихой.

Ь. В воздухе, чистом (ПФ предл. п.) и свежем (ПФ предл. п.), пахнет гречихой.

(10) а. Девушка, которая сидит (личный глаг.) около пальмы,

очень красива.

b. Девушка, сидящая (ПФ ДП) около пальмы, очень красива.

c. * Девушка, которая сидящая около... .

d. * Девушка, сидяща около... .

На примере этих предложений видно, что та же трансформация, которая ответственна за образование ДП (сидящая) от личной формы глагола (сидит), производит также и ПФ прилагательного (больной) от КФ (болен), а также — и ПФ СП от КФ СП, как в примере (19)⁹. Эти факты позволяют сделать важное обобщение, которое не может быть произведено в рамках таксономической грамматики русского языка; если считать, что КФ — это глагол, то тогда ПФ может считаться его ДП (то есть КФ : ПФ = личная форма глагола :ДП).

6.1. Проанализируем синтаксические процессы, участвующие в порождении ДП. Глубинная структура именных групп в (11) и (12) представлена на рис. 1.

(11) [Мальчик, который болен ангиной] np

(12) [Мальчик, больной ангиной] np

Следующие трансформации участвуют в выводе предложения 11 из структуры, изображенной на рис. 1:

(I) Согласование глагола с подлежащим (первый цикл), при­писывающее признаки именной группы [мальчик] np₃ (род, число, лицо) главному глаголу бол#н-, порождая бол#н- (м. р., ед. ч., 3 л.).

(И) Образование придаточного относительного, заменяющее [мальчик] np₃ на который м. р., ед. ч., им. п. Это последняя транс­формация при выведении предложения (11) из структуры на рис. 1. Затем морфологические правила перепишут бол#н (м. р., ед. ч., 3 л.) как болен КФ. Заметим, что поверхностная категория КФ соответствует глубинной категории V с признаком [+ adj] плюс признаки, полученные при трансформации согласования гла­гола с подлежащим.

Вывод предложения (12) из структуры на рис. 1 использует те же трансформации, что и в случае предложения 11, то есть

(I) и (II) плюс необязательную трансформацию редукции прида­точного относительного, дающую промежуточную структуру (см. рис. 2).

NPi(hm. п.)

Структура на рис. 2 может привести, однако, к явно неверному заключению, что глагольная составляющая [болфн ангиной]ур является предложением.

Аналогичная проблема возникла с некоторыми производными структурами в английском языке, и в работе Ross 1969b предла­гается некоторая условная операция: «опущение сентенциального узла (S-узла)», где неветвящиеся S-узлы соответствуют вставлен­ным предложениям. Имеются серьезные причины (основывающие­ся на предложениях типа Она позволила Ивану целовать себя) считать, что некоторый вариант опущения S-узла должен суще­ствовать и в русском языке (см. В ab b у 1975а, § 3.12).

Когда S-узел на рис. 2 убирается по правилу опущения S-узла, то составляющая бол#н (м. р., ед. ч., 3 л.) включается в именную составляющую NPi и соответственно получает ее признак падежа (именительный) по правилу приписывания падежа — трансформа­ции, которая «снабжает» признаком падежа вершинной NP все ее компоненты, которым он может быть приписан (Ross 1967, 81, сноски). Опущение S-узла и приписывание падежа превращают структуру на рис. 2 в структуру на рис. 3, окончательную для предложения 12.

NPi (им. п.)

Затем ио морфологическим правилам из болфн + признаки, полученные от согласования глагола с подлежащим + признак па­дежа, приобретенный в результате приписывания падежа, получит­ся больной (ПФ м. р., ед. ч., им. п.).

При сравнений деривационных историй предложений 11 и 12 видно, что ПФ на более глубинном уровне является КФ, введен­ной с помощью трансформаций в именную группу, где она приоб­ретает признаки падежа. Более точно, поверхностные категории, именуемые ПФ (больной) и КФ (болен), обе образуются из одной и той же глубинной категории (болфн) — глагола с признаком [+adj]. В случае приобретения этой категорией только признаков рода, числа, лица возникает КФ; если же к этому добавляется еще и признак какого-то падежа — перед нами ПФ (см. разд. 2). Это соотношение может быть сформулировано еще и другим спо­собом: производные категории ПФ и КФ находятся в дополнитель­ном распределении относительно вхождения в именную группу¹⁰.

Точно так же ДП (сидящая) образуется от личной формы гла­гола (сидит), когда в результате опущения S-узла она вводится в именную группу и приобретает тем самым признак падежа этой ИГ. Форма сидит образуется, как и в случае с КФ, из глубинного глагола (сиди-) в результате его согласования с подлежащим. Трансформационно соотнесенные пары предложений типа (13) не оставляют сомнений в том, что ДП есть личный глагол, приобрет­ший признак падежа (в данном случае — предложного):

(13) а. Мы говорим о девушке, которая сидит за столом.

Ь. Мы говорим о девушке, сидящей за столом.

6.2. Для выявления синтаксической связи между ПФ и КФ я использовал трансформацию редукции придаточного относитель­ного, Но эта связь значительно более общего типа (см. В a b b у 1975а, гл. 3): любая трансформация, связанная с опущением S-узла и приписыванием падежа (например, подъем подлежащего и опу­щение кореферентных ИГ), будет образовывать ПФ из КФ, су­ществующей на более глубоком уровне (или ДП из личной формы глубинного глагола). Так глубинная структура примеров (14 а — Ь) содержит вставленные предложения, не являющиеся придаточ­ными относительными:

(14) а. Я застал его готовым (ПФ тв. п.) уехать.

Ь. Я застал его целующим (ПФ тв. п.) руки у жены.

6.3. Деривация, предложенная в этой статье для причастий (активных и пассивных) и прилагательных (полных и кратких), опирается на некоторые существенные предположения о природе глубинных и поверхностных категорий или «частей речи» (см. разд. 2); целью данного раздела является их эксплицирование.

Глубинные категории вводятся базовыми правилами и обозна­чаются соответствующими узлами (N, V, Р, ADV и т. д.). Поверх­ностные, или производные, категории не существуют на уровне глубинной структуры: они выводятся из глубинных категорий, ко­гда предложение (по большей части вставленное), содержащее глубинную категорию, подвергается трансформации. Таким обра­зом, производные категории выступают в тех составляющих по­верхностной структуры, которые не встречаются на уровне глубин­ной структуры (примечательным исключением служат СП). На­пример, ДП появляются в поверхностной структуре в тех случаях, когда главный глагол вставленного предложения вводится в имен­ную составляющую более высокого ранга посредством опущения S-узла; результирующая составляющая вида [... V ...] _Np не суще­ствует в глубинной структуре и поэтому ее достаточно, чтобы опре­делить категорию «действительное причастие» (аналогично состав­ляющая [NP...]s достаточна для определения функций «быть под­лежащим такого-то предложения»). Соответственно не существует специальных узлов для таких производных категорий, как «дей­ствительное причастие», «страдательное причастие», «ПФ», и «дее­причастие», так же как нет узлов, обозначающих функции типа «подлежащее», «дополнение» и т. д. (см. Chomsky 1965, § 2.2).

Учебные грамматики русского языка предлагают образовывать причастия и деепричастия от глаголов; но приведение соответ­ствующих морфологических правил затемняет следующий важный факт: не существует специальных трансформационных правил, единственной целью которых является образование производных категорий из глубинных. Поэтому ДП могут быть представлены как побочный продукт редукции придаточного относительного, но при этом они не должны ассоциироваться только с этой трансфор­мацией, чему свидетельством пример (14). Действительные при­частия в русском скорее ассоциируются с символом V в особой производной составляющей ([... V...]np), нежели с одной из тех трансформаций, которые могут к такой составляющей привести. Аналогично СП возникают только посредством пассивизации, од­нако пассивная трансформация не всегда имеет своим результатом СП (см. сноску 7)¹¹.

Такая двухуровневая интерпретация понятия «части речи» очень полезна, поскольку она отражает тот факт, что некоторые категории являются более базовыми, а некоторые — более пери­ферийными (ДП, например, малоупотребительны в разговорном русском). Она также свидетельствует в пользу существования универсальной базы, поскольку утверждает, что экзотические категории типа ПФ и КФ прилагательных и причастий не принад­лежат глубинной структуре русского языка [33].

7. Факты, представленные в разд. 6, позволяют нам вернуться теперь к объяснению фактов в (1) — (4).

7.1. Препозитивные прилагательные и причастия (см. (1)) об­разуются из препозитивных же редуцированных придаточных от­носительных (см. В abb у 1975а, гл. 1). Соответственно, поверх­ностной структурой для (15) служит (16), а для (17) — (18) (см. (19d)>:

(15) Больной ангиной мальчик должен лежать целую неделю.

(16) [[больной ангиной]ур мальчик]_Np должен...

(17) Сидящая около пальмы девушка очень красива.

(18) [[сидящая около пальмы]_Vp девушка]_NP очень...

Это объясняет, почему русские препозитивные прилагательные и причастия не могут иметь краткую форму: они обязательно вхо­дят в именную группу, поэтому получают признак падежа и, сле­довательно, оформляются морфологическими правилами в виде ПФ (см. разд. 6.1).

7.2. Страдательные причастия (см. (2)). В разд. 5 отмечалось, что когда пассивной трансформации подвергается предложение, содержащее глагол совершенного вида, то признак [—adj] у этого глагола меняется на [+ adj]. Иными словами, СП (см. сноску 9) с синтаксической точки зрения является производ­ным прилагательным, чье поведение идентично поведению глу­бинного прилагательного во всем, что касается трансформаций, которые следуют за пассивизацией. Отсюда вытекает, что СП должно вести себя как глубинное прилагательное и в том случае, когда речь идет о вхождении в именную группу и приобретении признаков падежа. Поэтому у СП имеется как ПФ, так и КФ с той же поверхностной дистрибуцией, что и у глубинного прила­гательного (ср. (19) с (8) — (10)):

(19) а. Волк, которого выследил (активный глагол) охотник, за­брался в чащу.

b. Волк, который был выслежен (КФ СП) охотником, за­брался в чащу.

c. Волк, выслеженный (ПФ им. п. СП) охотником, забрался в чащу.

d. Выслеженный охотником волк забрался в чащу. Предложение (19Ь) выводится из структуры, соответствующей предложению (19а), посредством пассивизации в придаточном относительном; выслежен является, с точки зрения всех последу­ющих трансформаций, КФ прилагательного. Предложение (19с) выводится из структуры, соответствующей предложению (19Ь), посредством редукции придаточного относительного, опущением S-узла и приписыванием падежа: выслеженный (ПФ им. п.) обра­зуется из КФ выслежен точно таким же способом, как больной (ПФ им. п.) образуется из КФ болен в (8), а именно — в ре­зультате приписывания признака падежа. Предложение (19d) выводится из структуры, соответствующей (19с), посредством пре­позитивного вынесения редуцированного придаточного относитель­ного— аналогично тому, как (15) выводится из структуры, соот­ветствующей (8Ь), и (17) —из (10Ь).

7.3. Действительные причастия (см. 3). В данном пункте трансформационного описания русского языка уже вполне очевидно, что то, что традиционно называется действительным причастием (сидящий), является производной категорией, высту­пающей в поверхностной структуре в тех случаях, когда глубин­ный глагол, не подвергшийся пассивизации, вводится посредством трансформации в именную группу, где он приобретает признак падежа (см. (10) и (14Ь)). Из этого определения вытекает невоз­можность наличия КФ у ДП в современном русском языке. ДП не существует вне именной группы и, следовательно, всегда обла­дает признаком падежа; КФ (см. разд. 6) по определению является глаголом (V), лишенным падежной характеристики. По­этому ни относительное местоимение который (ПФ м. р., ед. ч., им. п.), ни ДП не имеют краткой формы по одной и той же при­чине— оба обязательно входят в именную группу.

8. В разд. 1—7 было показано, что поверхностное распределе­ние глаголов и причастий в современном русском языке зависит .от вхождения в именную группу. Результаты исследования могут быть обобщены в следующем виде.

(20) VP NP

личная форма глагола ДП

КФ прилагательного ПФ прилагательного

КФ СП ПФ СП

Из этого следует, что прочерк в парадигме, отмеченный в разд. 4, есть артефакт лингвистического описания, связанный со способом упорядочивания поверхностных фактов, а не отражение струк­туры, присущей русскому языку.

9. ПФ и КФ прилагательного в позиции сказуемого. Теперь мы можем коснуться проблемы семантических различий между ПФ и КФ прилагательных в позиции сказуемого. Различие в значе­нии предложений типа (21) и (22) может быть объяснено, если считать, что предикативная ПФ получена из более глубинного рестриктивного придаточного относительного в составе сказуе­мого. То есть предикативная ПФ в литературном русском пред­ставляет собой безвершинное редуцированное относительное предложение, функционирующее как именное сказуемое*.

* Автор имеет в виду глубинную структуру вида:

S

В ней содержится безвершинное относительное предложение (обведено квадра­том), из которого в результате действия трансформации получается поверхност­ная структура

(21) Ёлка высока.

(22) Елка высокая.

Соответственно над ПФ высокая в (22) непосредственно доминй- рует именная группа (вершинная NP глубинного придаточного относительного); над КФ высока в (21) такой доминирующей NP нет. Поэтому, хотя ПФ и КФ встречаются в поверхностной структуре в одной позиции — сказуемого, они тем не менее нахо­дятся в дополнительном распределении относительно вхождения в именную группу, так что не возникает противоречия трансфор- мационному объяснению происхождения ПФ и КФ, предложен­ному в разд. 1—8.

Имеется большое число фактов, свидетельствующих в пользу того, что значение предложения, содержащего ПФ в сказуемом, может быть объяснено в терминах глубинного придаточного отно­сительного (см. В abb у 1975а, гл. 4; Исаченко 1963, 61—93). Возможно, что самым важным из подтверждающих это фактов является тот, на который предыдущие исследователи не обращали внимание, а именно: как раз при тех подлежащих, которые не могут определяться с помощью рестриктивного придаточного от­носительного, невозможна и ПФ в сказуемом:

(23) а. Пространство бесконечно.

b. *Пространство бесконечное.

c. * [пространство, которое бесконечно] NP-

Этот факт русского языка может получить объяснение, только если в нашей грамматике предикативная ПФ порождается из глубинного придаточного относительного. Пространство — это имя единичного объекта, образующего класс, в котором есть только один элемент и поэтому оно не может быть опреде­лено рестриктивным адъюнктом, функцией которого является выделение одного элемента из множества сходных или одина­ковых.

Если согласиться с объяснением происхождения предикатив­ной ПФ, предложенным в данной работе, то становится понятным, что предложения (23Ь) и (23с) грамматически неправильны по одной и той же причине.

Традиционные русские грамматики обычно утверждают, что предикативная ПФ обозначает постоянное свойство субъекта, в то время как КФ — временное состояние или свойство. Неадекват­ность этого определения становится очевидной из примеров типа

(23) , так как из этого определения должно следовать, что пред­ложение (23а) неправильно, а (23Ь)—правильно.

Итак, предикативная ПФ образуется из глубинного придаточ­ного относительного и поэтому неизменно указывает на класс, к которому относится подлежащее (см. 22). КФ является главным глаголом своего предложения и не выводится подобным образом из более глубинного представления; поэтому КФ не маркирована в плане указания на класс подлежащего¹².

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Формы типа исчерпывающ — КФ м. р., ед. ч., исчерпывающа — КФ ж. р., ед. ч., блестящ, раздражающ и тому подобные с синхронической точки зрения суть краткие прилагательные, а вовсе не КФ действительных причастий — так же, как рассеян является (с синхронической точки зрения) КФ прилагательного, а не СП, образованным от глагола рассеять. В пользу этого утверждения говорят следующие факты:

(I) Прилагательные на -щ- всегда имеют значение, отличное от глаголов, с которыми они соотносятся, что не характерно для трансформацион­ного отношения. Например, исчерпывать означает ‘делать пустым, опу­стошать’, а исчерпывающ значит ‘завершенный, полный’, напр.: Списки неправильных форм исчерпывающи. Одно из значений слова блестящ — это ‘успешный, удачный’, в то время как блестеть этого значения не имеет.

(II) Как и собственно прилагательные, КФ на -щ- образуют наречия образа действия на -оJ-е: предостерегающе (Пёс заворчал предостерегающе), исчерпывающе (ср. рассеянно); от причастий наречия не образуются. Формы типа исчерпывающий, исчерпывающая могут в таком случае быть либо ДП, либо ПФ прилагательного.

² ПФ страдательного причастия в русском языке возможна, но редка (см. Галкина-Федорук 1958, 171). Лучше всего это может быть объяснено с помощью тех же самых ограничений, которые запрещают прилагательным типа прав, готов иметь ПФ при употреблении их в позиции сказуемого, хотя в других конструкциях они, как и СП, могут обладать ПФ: Они считают себя правыми.

⁴ ПФ может оформляться любым падежом. В предикативном употреблении она бывает только в именительном или в творительном (см. Babby 1975а, с. 295).

⁶ В формах непрошедшего времени русского глагола формально выражены лицо и число (он знает 3 л., ед. ч.; ты знаешь 2 л., ед. ч., вы знаете 2 л., мн. ч.),

Прилагательное

³ В другом месте (см. Babby 1971, § 4.2) мною представлены аргументы против введения категорий ПФ и КФ в глубинную структуру с помощью правил развертывания вида:

но не род (она знает 3 л., ед. ч.). В формах прошедшего времени формально вы­ражен род (в ед. числе) и число (он знал м. р., ед. ч., она знала ж. р., ед. ч.,

они знали мн. ч.), но не лицо (ты знал м. р.-, ед. ч., он знал м. р., ед. ч.).

В КФ прилагательного и СП выражен род (в ед. числе) и число (она ве­села ж. р., ед. ч., он весел м. р., ед. ч., они веселы мн. ч.), но не лицо (ты весел м. р., ед. ч., я весел м. р., ед. ч.), следовательно, они имеют те же формальные

согласовательные характеристики, что и глагольные формы прошедшего вре­

мени.

Замечу, что в разд. 4 я утверждаю, что КФ обладает признаком лица, хотя никогда не выражает его морфологически. Это утверждение не противоречит ин­туиции (см. Виноградов 1947, 267). Однако возникает вопрос: возможно ли, чтобы синтаксический признак, выраженный морфологически в одних категориях, в других оставался бы формально не выраженным? Русский язык дает множе­ство свидетельств в пользу утвердительного ответа. Например, русским именам имманентно присущ признак рода, однако во множественном числе (в отличие от единственного) он морфологически не выражается (иначе дело обстояло в древ­нерусском языке). То же самое явление иллюстрируется следующими предложе­ниями (a-предложения образованы из тех же глубинных структур, что и р-пред- ложения):

(а) а. Они считают, что они правы. р. Они считают себя правыми.

(б) а. Она считает, что она права. р. Она считает себя правой.

Возвратное местоимение себя, выражающее формально только падеж (не род и не число), образуется в обеих парах предложений из более глубинных ме­стоимений, которые выражают формально число (и — как в местоимении она ж. р., ед. ч. — род). Это не означает, что признаки рода и числа уничтожаются правилом рефлексивизации; просто по морфологическим правилам русского языка, когда происходит трансформационное добавление признака возвратности, они пе­рестают быть выраженными. Эти два примера (их число может быть умножено) позволяют сделать следующее общее утверждение: синтаксический признак, мор­фологически выраженный в комбинации с одними признаками, по морфологиче­ским правилам не обязательно получает формальное выражение в комбинации с другими признаками.

Замечу также, что в том случае, если мы не примем это положение, мы бу­дем вынуждены постулировать две практически идентичные трансформации со­гласования основного глагола с подлежащим: одну для глаголов прошедшего времени (приписывающую глаголу признаки рода и числа подлежащего) и дру­гую для глаголов непрошедшего времени (приписывающую число и лицо).

В изложенном выше материале я рассматриваю морфологические окончания русского языка как результат постпозитивной сегментации пучков синтаксических признаков.

⁶ Можно привести немало синтаксических доказательств двойственного глу­бинного происхождения связки (см. В abb у 1971, §§ 3.30—3.34; § 4.54).

Рональд Лэнгакер (в частной беседе) указал, что предложенный анализ связки в предложениях типа Она была красива и Она была обманута неадеква­тен, поскольку не объясняет того факта, что и связка была ж. р., ед. ч. и основ­ной глагол красива ж. р., ед. ч. согласуются с подлежащим она ж. р., ед. ч., в то время как наша трансформация согласования глагола с подлежащим может приписывать признаки рода, числа и лица подлежащего только главному глаголу (см. сноску 5). Эта неадекватность может быть устранена, если связка будет вы­водиться не из показателя времени, образующего составляющую глубинной структуры, но из признака времени, приписанного главному глаголу. После со­гласования глагола с подлежащим трансформация «сегментизации» скопирует признаки времени, числа, рода и лица главного глагола и создаст из них в По­верхностной структуре составляющую (связку). Этот альтернативный анализ связки объясняет факт согласования между подлежащим, связкой и главным глаголом и не требует, чтобы мы отказались от простейшей формы правила со­гласования глагола с подлежащим. Заметим также, что это решение не влечет за собой усложнения грамматики, поскольку добавление трансформации сегмен­тирования уравновешивается исключением правила, которое «инкорпорирует» по­казатель времени в глагол при наличии у последнего признака [—adj . Другое преимущество состоит в том, что правила сегментирования в большей степени мотивированы для русской грамматики, чем правила инкорпорации (см. сно­ску 5).

Была в предложениях типа Она была в саду является глубинным глаголом с признаком [—adj], и сегментирования его признаков не требуется.

⁷ Пассивизация является единственным источником СП в русском языке. Когда предложение, содержащее глагол совершенного вида, переводится в пассив, то образуется «страдательное причастие прошедшего времени» (приглашен-) — как в предложении (6).

Если главный глагол имеет несовершенный вид, то пассивная трансформация просто добавляет показатель непереходности -ся/-сь — и никакого причастия не образуется. Так конструкция Обсуждают вопрос трансформируется в Вопрос обсуждается.

Трансформационный статус «страдательного причастия настоящего времени», например, узнаваем, КФ м. р., ед. ч., читаем, обсуждаем — в современном рус­ском мне не ясен и требует дальнейшего изучения. Хотя теоретически их можно образовать от большинства глаголов несовершенного вида, на практике они упо­требляются редко. Возможно, что самым правильным будет рассматривать те не­сколько примеров, которые широко употребляются в разговорном языке как при­лагательные, а не как продукт трансформационного компонента.

⁸ Термин «прилагательное» будет употребляться и далее, обозначая глагол с признаком [+adj].

⁹ См. в разд. 6.2 краткое обсуждение отношений между поверхностными ка­тегориями и трансформациями, участвующими в их образовании.

Такой анализ ПФ проливает свет на то, почему в эксплицитной грамма­тике русского языка нельзя утверждать, что КФ стоит в именительном либо в другом падеже (см. разд. 3).

¹¹ Деепричастия в русском языке образуются от глубинных глаголов (V), входящих в наречную группу; они должны ассоциироваться с производной со­ставляющей [...V...]a¹² Особенно важно все время иметь в виду, что предложенная семантиче­ская интерпретация верна не для предикативной ПФ и КФ, взятых сами по себе, но, как это было показано, для всей глубинной структуры тех предложений, в которых они содержатся. Этот тезис обладает исключительной значимостью для моего предположения о том, что поверхностные КФ и предикативная ПФ — обе — происходят из глубинного глагола с признаком [+adj]. Другими словами, если бы вдруг выяснилось, что постоянность и непостоянность (или какое-либо другое семантическое различие) являются свойствами, внутренне присущими со­ответственно предикативной ПФ и КФ, то их нельзя было бы считать одной и той же категорией в глубинной структуре, где как раз и действуют правила се­мантической интерпретации.