Дипломатическая схватка за берега Верхнего Нила(осень — зима 1898 г.)

Нельзя выделить одну единственную причину возникновения кризиса. Как мы видим, причин было множество: это и идеологические мотивы, вопросы престижа, и экономические соображения, наконец, важнейшую роль для англичан и французов играли стратегические интересы.

Для того чтобы точно представлять себе положение сторон и их возможности, важно показать соотношение сил в зоне конфликта. Англичане располагали в Судане экспедиционным корпусом численностью свыше 20 тыс. человек, причем англо-египетские войска были хорошо вооружены и обеспечены коммуникациями. Не стоит забывать, что англичане имели надежный тыл – Египет, служивший базой для британской армии.

Иное положение было у французов. Отряд Маршана состоял из 100 с лишним человек, в распоряжении которых был всего один речной пароход. После занятия Фашоды, французы оказались в изоляции. В отличие от англичан, у них не было никаких средств связи, и они были полностью оторваны от внешнего мира. Вначале Маршан надеялся на помощь эфиопского негуса, но Менелик был занят своими внутренними проблемами: борьбой против взбунтовавшихся феодалов. В итоге он послал на помощь французским союзникам весьма скромный отряд, не сыгравший никакой роли в разрешении конфликта.

Германия открыто не выражала свою позицию, но в целом англичане рассчитывали на благожелательный нейтралитет немцев. Из Лондона и Берлина в Париж приходили донесения о том, что в англо-германских отношениях намечается некоторая «оттепель» 584. По словам дипломатов, в Англии на тот момент господствовало общее представление о том, что сближение с Германией поможет англичанам окончательно решить проблему с Египтом. Все это чрезвычайно беспокоило Делькассе585.

Францию заботило также, какую позицию в сложившейся ситуации

займет Россия. Русские дипломаты понимали, что доводить дело до войны для Франции совершенно не выгодно. В конце октября Урусов писал в Петербург:

«Нельзя скрывать, что Франция совершенно не готова к войне против Англии» 586 . Фашодский кризис занимал значительное место в русской дипломатической переписке 1898 г. Еще в сентябре русский дипломат писал, что французское общественное мнение чрезвычайно взволновано новостями, приходящими из Судана. При этом он отмечал, что Делькассе, несмотря ни на что, был «полон энергии и убежден, что французские претензии были совершенно законными»587. В то же время ситуация становилась сложнее. В конце сентября Урусов писал Ламздорфу, что он не видит конца этой истории588. Посол передавал слова Делькассе: «От нас требуют, чтобы мы ушли из Фашоды, но куда нам идти?... Нам необходимо обладать хоть какой- то частью Белого Нила»589.

По стечению обстоятельств, именно в период кризиса в октябре 1898 г. Муравьев прибыл с визитом в Париж. Как отметил посол Урусов, «никто из государственных людей, с коими имел сношение наш министр иностранных дел, не обратился к нему с вопросами о том, как отнесется Россия к возможному нападению англичан на Францию» 590 . Посол объяснял это

584 Brown R. Op. cit. P. 84.

585 ВD. Vol. 1. Doc. 187.

586 АВПРИ. Канцелярия МИД, ф. 133, оп. 470, д. 79, 1898. Л. 161.

587 Там же. Л. 135.

588 Там же. Л.140.

589 Там же. Л. 141.

590 Там же. Л. 161

«отчасти известным чувством достоинства», «отчасти знанием истинных политических обстоятельств»591. О каком знании политических обстоятельств говорил Урусов? Вероятно, в октябре к Муравьеву никто не обращался именно потому, что этот вопрос обсуждался несколько раз в сентябре.

1 сентября 1898 г., сразу же после получения информации о возможных осложнениях на Верхнем Ниле, французский министр иностранных дел Т. Делькассе писал в своем послании маркизу Монтебелло, послу Франции в Петербурге: «Данная ситуация… может создать сложности всем великим державам, заинтересованным в поддержании статус-кво на Востоке»592.

12 сентября Делькассе получил ответ из Петербурга. Посол следующим

образом передавал отношение Муравьева: «В этом деле, как и во всех вопросах, связанных с Египтом, императорское правительство намерено идти в согласии с нами и согласовывать свой подход с тем, который демонстрирует французское правительство»593. Более того, Николай II выражал надежду на то, что «протест султана, поддержанный великими державами, мог бы иметь успех»594.

Во французской, а вслед за ней и в английской прессе появилась сенсационная история о том, как русский посол в Лондоне, приглашенный на аудиенцию к лорду Солсбери сразу же после барона де Курселя, французского посла, якобы во всеуслышание заявил: «Я должен проинформировать Вас о том, что в случае войны между Францией и Англией, Вы должны быть готовы к тому, что Россия поддержит своего союзника всей своей мощью». На что британский премьер-министр ответил: «Я это знаю, и я принял все возможные меры» 595 . Достоверность истории проверить практически невозможно, но любопытно, что в русской прессе и дипломатических кругах не последовало ни одного опровержения. Даже если это был пустой слух, его распространение

591 АВПРИ. Канцелярия МИД, ф. 133, оп. 470, д. 79, 1898. Л. 161.

592 ADF. Russie. Politique etrangère, France – Russie, 1898-1900. P. 25

593 Ibid. P. 30

594 Ibidem.

595 Ibid. P. 10

соответствовало бы интересам русской дипломатии — никаких реальных политических последствий и симпатия французского общественного мнения.

Эта новость появилась в официозной Le Temps и в Birmingham Gazette. Кроме того, Le Figaro утверждал, что в момент кризиса русский посол в Париже сказал президенту Феликсу Фору: «Если вы будете сражаться, то мы тоже будем сражаться»596. Но как добавляла Birmingham Gazette, буквально через несколько дней царь отдал приказ графу Муравьеву «информировать президента Республики о том, что не стоит начинать войну».

Так, возвращаясь к словам Урусова об «истинных политических

обстоятельствах», можно предположить, что французы пытались прозондировать почву насчет совместного публичного выступления против агрессии Британии на Ниле, но получили отказ. Именно поэтому во время визита Муравьева к нему никто не обращался с подобными разговорами – всем уже было понятно, что Россия останется в стороне.

Правительство Франции делало ставку на отряд из 128 человек и рассчитывало при этом на победу. Это обстоятельство, конечно, не может не удивлять. В этой связи возникает закономерный вопрос: на чем строились планы французского правительства? В одном из выступлений в Палате депутатов сторонники колониальной экспансии так объяснили цель экспедиции Маршана: «У нас нет никакого желания постоянно обосновываться в Бахр-эль-Газале и на Ниле. Мы хотим только показать миру, что вопрос Нила не является чисто английским вопросом, что это, прежде всего, международная проблема и она не зависит лишь от желания англичан делить нильскую долину, следуя своим капризам и отдавая худшие куски той или иной стране и оставляя лучшие себе» 598 . В качестве выхода из сложившегося положения французы предлагали совместную оккупацию

596 ADF. Russie. Politique etrangère, France – Russie, 1898-1900. P. 10.

597 Ibidem.

598 Annales de la Chambre. T. 1 (partie 1). Paris, 1898. P. 561.

нильского региона шестью европейскими державами–гарантами целостности Османской империи599. Предложение было нереальным, так как Британия никогда не согласилась бы на подобный шаг.

Очевидно, что на первый план все же выходил не вопрос Судана как такового, а египетский вопрос, который «больше всего волновал европейский концерт» и о котором, как утверждали французские политики, «никогда не говорят, но постоянно думают»600.

Колониальные круги, которые были инициаторами посылки миссии Маршана, планировали оккупировать Фашоду и объявить о своем праве на Бахр-эль-Газаль. На этот акт Англия, конечно, должна была среагировать. Французы ожидали переговоров. Однако французские расчеты «на новые затруднения Англии в Египте и на переговоры, которые могут подорвать там ее положение и вынудить к уступкам, были построены на песке»603. И эфиопы, и турки не оправдали надежд Третьей Республики. Было очевидно, что французский проект трещал по швам.

В конце июня 1898 г. главой правительства стал Анри Бриссон, который назначил нового министра иностранных дел Теофиля Делькассе, сохранявшего свой пост вплоть до 1906 г., независимо от смены глав

599 Annales de la Chambre. T. 1 (partie 1). Paris, 1898. P.561.

600 Ibid. P. 562.

601 История дипломатии…С. 425.

602Annales de la Chambre. T. 1 (partie 1). Paris, 1898. P. 563.

603 История дипломатии…С. 426.

правительств. В своем письме от 1 июля 1898 г. посол Э. Монсон писал о Делькассе как «единственном серьезном персонаже»604 среди французской правящей элиты. Именно Делькассе, будучи министром колоний, активно способствовал отправке миссии. Однако ко времени назначения на пост министра иностранных дел он серьезно изменил политические воззрения. Бюлов в своих мемуарах характеризовал его как «упорного и искуснейшего представителя идеи реваншизма, которая занимала все его мысли, желания и жизнь»605.

Английский историк А.Дж.П. Тэйлор высказал мнение, что «Фашодский

кризис застал Делькассе врасплох» 607 . Очевидно, он не ожидал такого форсированного развития событий и столь жесткой реакции англичан.

«Делькассе знал, что Франция не может вступить в войну, — писал Тэйлор, — и его единственной надеждой было вновь поставить вопрос на дипломатическую основу», чем он и занимался на протяжении всего кризисного периода. Делькассе, путем переговоров, всячески пытался

«выторговать» у англичан уступки в Египте. Однако это была нелегкая задача. Как гордо заявляли британские издания, Англия «оккупировала Египет своими войсками тогда, когда ни одна другая европейская страна не была готова взять на себя это бремя»608. Было очевидно, что французские претензии на пересмотр египетского вопроса не приведут к должному результату. У.Черчилль так определил английскую позицию в этом вопросе:

604 ВD. Vol. 1. Doc. 183.

605 Bülow von B. Op. cit. S. 272.

606 Субботин В.А. Колонии Франции…С. 98.

607 Тэйлор А. Дж. П. Указ.соч. С. 393.

«Великобритания была намерена либо получить Фашоду, либо воевать»609. Однако экспедиция Маршана уже была в Фашоде, и Делькассе не спешил ее отзывать. Стало очевидно, что встречи Маршана и Китченера в сентябре 1898 г. не избежать.

Министр колоний Труе подчеркивал, что «интересы развития французской колонии на Верхнем Убанги, необходимость добиться эвакуации Египта, нейтрализация Суэцкого канала и Красного моря делают для Франции желательным «получить, по крайней мере, солидный залог» в верховьях Нила» 610 . Под словом «залог» французы подразумевали территорию в бассейне Верхнего Нила по левому берегу реки, от границы государства Конго на юге до 10-й параллели на севере, включая Фашоду с областью Бахр- эль-Газаль, а также всю область реки Шари. Такие грандиозные планы строились с расчетом на 128 человек, которые должны были отстаивать вышеуказанные позиции перед лицом мощнейшей англо-египетской армии. Главе Кэ д'Орсэ пришлось высказать свою точку зрения 7 сентября на заседании совета министров. Маршану следовало оставаться на месте, но при этом не усугублять положение. Позиция Делькассе нашла поддержку у министров. В город Либревиль (французское Конго) была направлена телеграмма с указаниями для Маршана, которая, однако, так и не дошла до самого адресата.

7 сентября 1898 г. Делькассе встречался с английским послом в Париже Монсоном. Французский министр выразил надежду на то, что конфликт можно будет решить дипломатическим путем. Кроме того, Делькассе отмечал, что важно не допустить перерастания экспедиции Маршана в военный поход. Было очевидно, что французское правительство, осознавая свое шаткое положение, как на месте конфликта, так и на международной арене, старалось всячески смягчить англичан, не допустив развертывания активных наступательных действий. Историк Р. Браун даже считает, что «уже

7 сентября Делькассе бросил всякие надежды на то, чтобы возобновить переговоры по египетскому вопросу или получить какие-либо территориальные выгоды»611. По его мнению, вся дальнейшая деятельность Кэ д'Орсэ была направлена на то, чтобы предотвратить дипломатический разгром Франции.

Мы считаем, что Делькассе до последнего пытался получить компенсации в регионе — именно поэтому инцидент превратился в серьезный кризис, длившийся три месяца. Самое удивительное в этой ситуации, пожалуй, то, что опытный политик Делькассе верил, что Солсбери пойдет на быстрое урегулирование спора612 . Солсбери же прекрасно понимал, что Франция оказывала давление в Судане, пытаясь изменить положение дел в Египте. Солсбери, вероятно, знал также, что Франция не готова к войне.

Британцы считали, что после победы при Омдурмане Судан принадлежит им по праву завоевания. Кроме того, в этот период практически все английские политики ссылались на знаменитую декларацию Грея 1895 г., согласно которой любое французское проникновение на Верхний Нил будет расцениваться как «недружественный акт» по отношению к Великобритании. На отсылки к декларации Делькассе отвечал тем, что нет никакой миссии Маршана: Маршан — всего лишь подчиненный капитана Лиотара, а миссия Лиотара была отправлена еще в 1893 г.. Разумеется, Делькассе понимал, что его дипломатическая хитрость не только не может решить создавшуюся проблему, но еще более усугубляет конфликт, так как не признавать существование миссии Маршана означало не признавать реальный общеизвестный факт.

В действительности в 1893 г. в Африку собирались отправить миссию Монтеля, а не Лиотара, и сделано это было с согласия самого Делькассе, в то время занимавшего пост министра колоний. Более того, Делькассе уже в 1895

г. во время дебатов в Палате депутатов относительно денег, выделенных на отправку Монтеля, настаивал на том, что «миссия была необходима»613.

Что же касается экспедиции Лиотара, то она отправилась в Африку в начале 1895 г., ровно через месяц после того, как Грей произнес свою программную речь. Последний аргумент главы Кэ д'Орсэ также легко подвергался критике. И в самом деле, Маршан сначала был в подчинении у Лиотара, однако лишь до ноября 1897 г. Таким образом, все доводы Делькассе не только не соответствовали действительности, но и не могли служить хоть каким-то объяснением того, как, а главное почему, капитан Маршан оказался в Фашоде.

8 сентября Монсон отправил Солсбери письмо, в котором сообщал последние новости из Парижа. Одна из частей письма в полной мере характеризует английскую позицию уже в самом начале кризиса: «Я не хочу сказать, — писал Монсон, — что они готовы уступить без новых требований, появившихся за период британской оккупации, или то, что парижская пресса не окатит нас оскорблениями. Но … они прекрасно понимают, что недавние операции еще более укрепили наше положение в Египте, и что британская

«практика» не может быть приспособлена к французской «логике»»614. Было

очевидно, что англичане не собираются уступать.

9 сентября посол Монсон получил послание от Солсбери, в котором в краткой форме была изложена позиция британского правительства: «Если Делькассе возвратится к вопросу, то я поручаю Вам разъяснить ему, что вследствие военных событий последних недель все территории, которые были подчинены Халифе, переходят к британскому и египетскому правительствам по праву завоевания. Правительство Ее Величества не считает, что это право подлежит дискуссии, но оно будет готово обсудить в духе, предложенном Делькассе, различные существующие ныне территориальные разногласия, относящиеся к тем областям, которые не затронуты настоящим

613 Статья “Африканская миссия Монтеля” появилась в международном обзоре американской газеты The NY Times 28 июня 1895.

заявлением» 615 . Так, оспариваемая французами территория Нильского бассейна объявлялась владением английской короны. Основной целью английского правительства было установление контроля над верховьями Нила, важнейшей стратегической позицией, откуда можно контролировать уровень воды в реке.

Практически в это же самое время французы вели оживленные дипломатические переговоры с российским правительством. Тутэн, французский дипломат, находившийся на службе в Петербурге, рассказывал в письме Делькассе о своей встрече с графом Муравьевым: «Министр меня просил снова Вас заверить, что в этом деле, как и во всех вопросах, относительно Египта, правительство империи поддержит нас»616.

18 сентября капитан Маршан получил письмо от генерала Китченера, в

котором сообщалось, что англо-египетская армия разгромила войска дервишей, Судан оккупирован и теперь генерал вместе со своими людьми продвигается к Фашоде. В ответном письме Маршан заявил, что территория Бахр-эль-Газаля занята по приказу французского правительства и должна считаться французским протекторатом. Письмо торжественно заканчивалось словами Маршана о том, что он будет счастлив принять Китченера в Фашоде

«от имени Франции»617.

19 сентября английская флотилия была уже в Фашоде. За день до этого Китченер выслал вперед офицера, который должен был сообщить Маршану о прибытии англичан. Капитан встретился с Китченером на борту его судна. В разговоре Маршан заявил, что французское правительство поручило его отряду оккупировать область Бахр-эль-Газаль и страну шилуков по левому берегу Белого Нила до Фашоды. На это английский генерал ответил, что оккупация Фашоды французами нарушает права египетского и британского правительств. Китченер сообщил Маршану, что с момента прибытия английских канонерок власть в Фашоде переходит к английскому отряду.

615 ВD. Vol. 1. Doc. 189.

616 DDF. Serie 1. T.14. Doc. 343.

Маршан заметил, что французы не могут оставить Бахр-эль-Газаль без правительственного приказа. Кроме того, он выразил протест против назначения египетского коменданта, так как с июля 1898 г. здесь был французский комендант. Для того чтобы связаться с властями в Париже, Маршан попросил Китченера доставить французского офицера в Каир, чтобы тот мог телеграфировать во Францию618.

Генерал согласился, однако на протесты относительно коменданта не

обратил никакого внимания. Сразу же после встречи в Фашоде недалеко от французского был поднят британский флаг. Кроме того, Китченер заставил вождя племени шилуков, которого привели в египетский лагерь, отказаться от договора с французами. Тот заявил, что принял французов за англичан, поэтому и подписал с ними соглашение, и при этом «клялся всем, что свято для него, что никогда не подписывал никакого договора с французами».619 После этого Китченер оставил в Фашоде отряд и одну канонерку, а сам отплыл вместе с остальными канонерками вверх по реке. Добравшись до впадения в Нил реки Собат, Китченер установил вооруженный пост, оставив здесь еще один батальон с канонеркой. Таким образом, французы оказались заблокированы в Фашоде. На обратном пути Китченер заявил Маршану, что перевозки по реке военных материалов запрещены и вся страна находится под властью англичан.

Вскоре в русской прессе появились тревожные новости о положении Маршана в Фашоде. Как отмечали Санкт-Петербургские Ведомости,

«генерал Китченер прибыл в Фашоду к счастью для Маршана, так как туземцы стали относится к последнему враждебно, и, кроме того, ежедневно в его отряде происходили смертные случаи и дезертирства» 620 . Граф фон Обендорф, немецкий представитель в Каире, в своем сообщении для внешнеполитического ведомства Германии с иронией приводил слова генерала Китченера о том, что «он был бы счастлив спасти этого

618 См. иллюстрацию 6.

619 Letters of Queen...P. 286.

исследователя» 621 . Французские газеты в конце октября, когда Маршан находился в Фашоде уже четвертый месяц, писали о том, что «миссия не потеряла ни одного офицера или солдата» : «здоровье участников миссии в полном порядке; со снабжением также все просто» 622 . Существует вероятность, что и те, и другие существенно искажали действительность.

Китченер вел себя очень аккуратно, не желая провоцировать военного столкновения с французами на Ниле. И в самом деле, позднее Э.Грей писал:

«Будучи там капитан Маршан не мог уступить, разве что, если бы к нему применили силу. Если бы лорд Китченер использовал силу, это было бы расценено как военный акт против Франции» 623 . В целом, по меткому выражению Черчилля, отряды Китченера и Маршана так и «прожили рядом три месяца в вежливом антагонизме»624.

В своем письме в Лондон Китченер в мельчайших деталях описал встречу с Маршаном. Он отмечал, что позиции капитана Маршана в Фашоде очень неустойчивы: «он отрезан от внутренних областей, и его водный транспорт не соответствует требованиям, кроме всего прочего, он плохо обеспечен продовольствием, на доставку которого уйдут месяцы». Генерал заключал, что Маршан «в своем нынешнем положении бессилен»625. О той же памятной встрече Маршана и Китченера рассказывал и другой участник суданских событий капитан Уингейт в своем письме Артуру Биггу. Он вспоминал, как французский капитан заявил, что лучше «умереть на посту», чем уйти из Фашоды626.

Беседу Китченера и Маршана также дословно передал еще один непосредственный участник событий капитан Баратьер в своих мемуарах. По его словам, Китченер после разговора на отвлеченную тему, открыто спросил у Маршана: «А Вы знаете, что Ваше присутствие здесь может привести к

621 GP. Bd. 14. No. 3887.

622 Le Petit Journal. 22/10/1898.

623 Grey E. Op. cit. P. 39.

624 Churchill W. Op. cit. P.321.

625 ВD. Vol. 1. Doc. 193.

626 Letters of Queen...P. 286.

войне между нашими странами?»627. На борту у Китченера встретились двое европейских военных, которые тщательно соблюдали все правила приличия и были даже дружелюбны друг с другом. Вспомнили и тот факт, что время франко-прусской войны Китченер воевал на стороне французов и был к ним дружественно расположен 628 . По словам Баратьера, он сам в беседе с Маршаном признался: «Я не люблю немцев, капитан, я — за французов; у меня французское сердце»629.

В дипломатических кругах шла куда более ожесточенная борьба. Ранее

18 сентября Монсон в послании Солсбери гневно замечал, что Делькассе изначально был «прекрасно осведомлен о том, что любое вторжение в бассейн Верхнего Нила будет рассматриваться нами как недружественный акт»630. В послании от 27 сентября Монсон передавал свою очередную беседу с Делькассе, из которой можно делать выводы о нарастании кризиса. Посол сообщал о том, что французы не намерены отзывать капитана Маршана. Монсон, чувствуя полную поддержку Лондона, в ультимативной форме заявил Делькассе, что «не может быть никаких дискуссий по такому вопросу, как право Египта на Фашоду»631. Делькассе также проявил твердость, ответив, что «если дискуссии не будет, не удастся избежать разрыва». Делькассе жаловался, что парижская пресса обвиняет французское правительство в том, что оно бросило Маршана и считает такое поведение «национальным позором»632. Буквально на следующий день после вышеупомянутого разговора Делькассе имел еще одну беседу с Монсоном, которая, однако, не произвела должного эффекта на посла. После нее он написал своему премьер-министру:

«Лично я не думаю, что они пошлют Маршану приказ покинуть Фашоду». Кроме того, сам Делькассе намекал на возможность поддержки со стороны России, говоря о том, что «в таком событии мы не останемся одни»633.

627 Baratier A. Op. cit. P. 147. 628 Cecil E. Op. cit. P. 326. 629 Baratier A. Op. cit. P. 151. 630 ВD. Vol. 1. Doc. 191.

631 Ibidem.

632 Ibid. Doc. 196.

633 Ibid. Doc. 198.

Делькассе стоял перед сложным выбором. С одной стороны, он не мог упорствовать до бесконечности, понимая всю слабость своих внешнеполитических позиций перед лицом Великобритании, но с другой стороны, отступить — означало бы поставить себя в весьма щекотливое положение внутри страны.

В письме от 30 сентября Монсон отмечал, что глава Кэ д'Орсэ заявил о нежелании сдавать Фашоду и что любое требование покинуть занятую территорию будет восприниматься как ультиматум и будет отвергнуто:

«национальному достоинству всей Франции будет нанесено оскорбление предложением отозвать Маршана и признать французскую оккупацию Фашоды не имеющим оправдания актом…Франция, хотя и не желая того, лучше примет войну, чем подчинится»634. Таким образом, Делькассе не хотел эвакуировать Фашоду на английских условиях и даже шел на риск, фактически угрожая войной.

Одновременно с переговорами Монсона и Делькассе, происходили встречи французского посла в Лондоне де Курселя с премьер-министром Солсбери. Де Курсель был послан в Лондон 4 октября с конкретной миссией. Он должен был предложить Солсбери сделку: Франция отзывает Маршана, если Британия уступит ей Бахр-эль-Газаль и весь регион Верхнего Нила. Первая встреча де Курселя и британского премьер-министра состоялась 5 октября. Надо сказать, что французский посол, понимая неуместность подобных требований, ограничился лишь тем, что просил у Британии доступ к навигационной системе Нила. Солсбери, казалось, был не прочь решить проблему на таких условиях 635 . Тогда де Курсель, приободренный готовностью британского премьера к переговорам, а также следуя указаниям из Парижа, решил вернуться к первоначальным территориальным требованиям. Переговоры вскоре были приостановлены.

634 ВD. Vol. 1. Doc. 200.

635 Ibid. Doc. 203.

К середине октября кризис достиг своей наивысшей стадии. В прессе заговорили о возможной войне между Англией и Францией. Обеспокоенность чувствовалась и во французской переписке636. Общественное мнение в обеих странах было настроено воинственно. Монсон в очередном сообщении отмечал: «Несмотря на критический характер других проблем международного значения, занимающих сейчас весь цивилизованный мир, не будет преувеличением сказать, что все эти вопросы представляются незначительными по сравнению с возможностью разрыва между двумя великими морскими державами Западной Европы»637. В это же время и во Франции и в Великобритании были выпущены Желтая и Синяя книги соответственно, в которых описывалась предыстория англо-французских отношений на Верхнем Ниле, а также современное положение дел. Об этом периоде В.И. Ленин написал: «Англия на волосок от войны с Францией»638.

10 октября The Times заявила о предстоящем выходе английской

эскадры из Портленда в Средиземное море639. Активно шла мобилизация флота, все корабли, находившиеся в Средиземном море, стягивались к Мальте и Гибралтару, откуда они могли быть в любой момент брошены на осаду Тулона. Военные приготовления шли на всей территории Британской империи, от Индии до Канады. Адмиралтейство приказало резервной эскадре находиться в полной боевой готовности к 24 октября 640 . 28 октября официально был мобилизован Средиземноморский флот Великобритании.

О том, что британцы приступили к мобилизации своих морских сил, было известно и французам. В одном из донесений тайного агента в Лондоне было четко сказано: «Английская эскадра Ла-Манша, являющаяся самой мощной из всех, которые Англия когда-либо имела в своих водах, в то время, когда я Вам пишу, подготавливает дополнительный запас боеприпасов…»641. От того же тайного агента в последующие дни приходили похожие

636 DDF. Serie 1. T.14. Doc. 440.

637 ВD. Vol. 1. Doc. 204.

638 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 418.

639 The Times. 10/10/1898.

640 Marder A.J. Op. cit. Pp. 320-326.

641 DDF. Serie 1. T.14. Doc. 430.

сообщения, с указаниями на активные приготовления англичан к войне. Напомним, что официальное решение о мобилизации флота было принято только 28 октября. Интересно, что немцы до конца, видимо, не верили в мобилизацию британских сил. «Относительно морских приготовлений нельзя быть уверенными, так как слухи об этом кажутся совершенно безосновательными»,642 — писал 20 октября граф Мюнстер, немецкий посол в Париже. С французской стороны приготовления начались 17 октября. В этот день Монсон сообщил о мобилизации тулонского флота 643 . Во второй половине октября в британской прессе начали говорить о подготовке к войне со стороны Франции, которая концентрировала свои суда в Средиземном море.

По мнению исследователей, решающим театром военных действий в случае начала конфликта стал бы район Средиземноморья. Там англичане располагали 18 военными кораблями, а французы — 15. Кроме того, британские резервы существенно превосходили французские644. При этом, историк А. Мардер считает, что английская пресса во время кризиса существенно преувеличивала «британские морские приготовления», что производило сильный психологический эффект645.

Обе стороны продолжали упорствовать в своих требованиях. Как

отмечала королева Виктория, Фашода стала «вопросом чести» для французов и англичан646. Один из немецких дипломатов в Лондоне писал, что Солсбери

«не пойдет на дальнейшие уступки», во многом потому, что «в деле с Фашодой он пользуется поддержкой всего английского общества»647.

Разговоры о войне в прессе приобретали масштабный характер. Разумеется, ни одна из сторон не хотела войны из-за Фашоды: расчет Англии был на то, что Франция, наконец, всерьез испугается и уступит. В Париже хорошо понимали, что отзыв миссии Маршана неизбежен. Однако важно было

642 GP. Bd. 14. No. 3893.

643 Marder A.J. Op. cit. P. 320.

644 Ibid. P. 321.

645 Ibidem.

646 Letters of Queen...P. 298.

647 GP. Bd. 14. No. 3890.

представить этот акт как добровольное решение французского правительства, а не позорный побег под страхом войны с англичанами. В последнем случае были бы задеты гордость и честь французской нации, что плохо бы повлияло бы на обстановку в стране, которая и так переживала тяжелейший кризис в связи с делом Дрейфуса648.

Делькассе постоянно отмечал, что история с Дрейфусом серьезно

осложняет его дипломатическую деятельность: «Как можно принимать решения, если кабинет в любой момент может уйти в отставку?»649. И в самом деле, кабинет Бриссона подвергался атакам со всех сторон. Дрейфусары во главе с Жоресом и Клемансо обвиняли его в бездействии; правые, в частности, т.н. Лига патриотов во главе с Полем Деруледом, — в предательстве национальных интересов. К концу сентября страна погрузилась в настоящий хаос. На улицах постоянно происходили драки и столкновения между дрейфусарами и антидрейфусарами. Всеобщая стачка французских рабочих, также в некотором роде связанная с делом Дрейфуса, не добавила стабильности внутриполитической ситуации Третьей Республики650. Даже Маршан, находясь в Фашоде, понимал, что дело Дрейфуса серьезно осложняло его положение, так как от ситуации внутри страны зависела судьба экспедиции. 20 ноября 1898 г. в газете Le Figaro было опубликовано письмо Маршана от 6 ноября, в котором он с тревогой писал об «ужасном деле

648В 1894 г. французская контрразведка заподозрила в шпионаже в пользу Германии капитана Альфреда Дрейфуса – офицера-еврея, служившего в Генеральном штабе. Поводом послужили обнаруженные контрразведкой анонимные шпионские донесения, предназначенные для Германии и написанные почерком, похожим на почерк Дрейфуса. Работа экспертов не принесла никакого результата. Тогда один из офицеров контрразведки, убежденный антисемит, изготовил подделку, которую позднее стали называть

«патриотической». Она стала одним из главных доказательств на процессе против Дрейфуса. Трибунал признал его виновным, и он был сослан на Чертов остров во Французской Гвиане пожизненно. Однако уже 1896 г. новый начальник контрразведки обнаружил настоящего шпиона, который все же был оправдан, а начальник был отправлен на службу в колонии, подальше от Франции. В 1898 г. стало известно о том, что главный документ обвинения – фальшивка. В стране развернулось движение за поддержку Дрейфуса, которое возглавил сам Эмиль Золя. Его вынудили покинуть Англию, однако его дело продолжили радикал Жорж Клемансо и социалист Жан Жорес. В результате на парламентских выборах 1898 г. победил ярый дрейфусар левый республиканец Пьер Вальдек - Руссо. Дело было пересмотрено. В 1906 г. Дрейфус был окончательно реабилитирован и получил высший орден Франции – орден Почетного легиона.

649 Цит. по: Brown R. Op. cit. P. 88.

650 13 сентября 1898 г. в Париже, где велись масштабные срочные работы по подготовке к Всемирной выставке 1900 г. и прокладывалось метро, началась стачка строительных рабочих землекопов, требовавших повышения заработной платы. Вскоре к ним присоединилась значительная часть парижского пролетариата.

Дрейфуса» и связанной с ним «устрашающей и позорной кампанией»651 . Известно, что Китченер в разговоре с Маршаном в ответ на протесты французской стороны жестко заметил: «Франция не сможет вас поддержать... У Франции в данный момент есть другая забота — дело Дрейфуса» 652 . Внутренними неурядицами историк А. Мардер объяснял также неподготовленность французского флота к возможному морскому конфликту653. Разобщенность страны по делу Дрейфуса серьезно сказалась и на восприятии Фашодского инцидента.

В условиях внутренней напряженности французская дипломатия во главе с Делькассе предпочитала замалчивать ход переговоров с английской стороной. Чрезвычайная сессия Палаты депутатов была созвана именно в период наиболее острой фазы кризиса. Она продолжалась с 25 октября до 24 декабря 1898 г. На интерпелляции двух депутатов о происходивших в Судане событиях, Делькассе уклонился от ответа, объясняя это тем, что дискуссия по обозначенному вопросу «скомпрометировала бы интересы» Франции 654 . Любопытно, что в результате авторы интерпелляций отозвали свои запросы, исходя из «патриотических чувств, которые понимают все», что вызвало

«аплодисменты со всех скамей»655.

В ответ на разговоры о том, что французы не могут приказать снять флаг, установленный Маршаном, так как это ущемит достоинство всей нации, видный британский политик лорд Розбери иронично заметил, что «в конце концов, флаг является объектом, который можно легко перенести»656.

В нескольких беседах с Монсоном Делькассе давал понять, что он готов отозвать Маршана, взамен на решение Англии предоставить Франции выход к Нилу657. Но Англия не хотела идти на какие-либо уступки. По словам графа

651 Le Figaro. 20/11/ 1898.

652 Baratier A. Op. cit. P. 156.

653 Marder A.J. Op. cit. P. 331.

654 Annales de la Chambre. Session extraordinaire de 1898. Paris, 1899. P. 32.

655 Ibid. P. 48.

656 Grey E. Op. cit. P. 40.

657 DDF. Serie 1. T.14. Doc. 449.

Мюнстера, Монсон утверждал, что «англичане будут требовать безусловную эвакуацию Фашоды, даже если дело дойдет до конфликта»658.

Европейская дипломатия все же мало верила в возможность подобной войны. Очень точно создавшуюся ситуацию охарактеризовал граф Кастел- Рюденхаузен в письме германскому канцлеру Гогенлоэ: «Итальянский посол659... как и я, придерживается мнения, что ситуация нормализуется и что речь идет не более, чем о бряцании оружием»660. Хотя слухи о том, что англичане, а в особенности, Джозеф Чемберлен и первый лорд Адмиралтейства Гошен, жаждут войны, чтобы окончательно «расквитаться с французами», также ходили в дипломатических кругах, но скорее больше для устрашения соседей через Ла-Манш661.

Вопрос об эвакуации уже не стоял, она была делом решенным, но цена этой уступки так и не была определена: «де Курсель…отнюдь не собирался отдавать Фашоду бесплатно»662. При этом Солсбери отказывался вести какие- либо переговоры по разграничению, пока «французский флаг находится в Фашоде»663.

Поддержки со стороны России французы так и не дождались. Несмотря на существование военного договора и декларирование дружеских чувств, единственный совет, который Муравьев дал Делькассе по поводу Фашоды звучал следующим образом: «Не давайте англичанам повода для того, чтобы атаковать вас сейчас. Позднее мы найдем возможность для открытия всего египетского вопроса в целом»664. Французы всячески распространяли слухи о том, что в случае войны Россия непременно поможет Франции. Даже посол Германии в Париже в одной из телеграмм писал о том, что французское правительство «надеется на русскую поддержку в борьбе против англичан»665. Но Россия, по мнению современников, «отказала в морской помощи своей

658 GP. Bd. 14. No. 3892.

659 Посол Италии в Лондоне в этот период — генерал Ферреро.

660 GP. Bd. 14. No. 3895.

661 Ibid. N. 3898.

662 История дипломатии…С. 436.

663 ВD. Vol. 1. Doc. 223.

664 Letters of Queen...P. 299.

665 GP. Bd. 14. No. 3891.

союзнице», оставив Францию один на один с превосходившей ее в мощи Великобританией666.

Мы склонны согласится с А. Дж. П. Тэйлором, который писал по этому поводу, что «хотя русские и были рады англо-французскому конфликту, они также не собирались принимать в нем участие, как в свое время не собирались поддерживать Германию в вопросе о Трансваале» 667 . При этом Мардер отмечает, что даже если бы Россия захотела помочь Франции, она бы, скорее всего, не смогла серьезно ее поддержать, так как балтийский флот Российской империи, ее основная морская сила на тот момент, не мог покинуть порт зимой, а корабли были не готовы к битве668.

Королева Виктория писала, что если Россия решится вмешаться на

стороне Франции в случае военного конфликта, тогда Англии будет необходимо «получить подтверждение поддержки и понимания со стороны других держав, таких, как Италия, Германия и Австрия», то есть обратиться за помощью к Тройственному союзу. Хотя сама она до конца не верила в возможность войны, отмечая, что «французы не доведут дело до этого»669.

В письме от 29 октября лорд Солсбери уточнял действительное

положение дел на международной арене: «Если мы спросим Россию, она ... будет запугивать нас насколько это возможно. Это хорошо согласуется с тем, что с французами она отстаивает совершенно противоположную позицию, утверждая, что война была бы сейчас для нее затруднительной. Она хочет остановить это, но ей совершенно все равно, кто уступит, Франция или Англия... Италия должна пойти с нами. Германия, очевидно, попытается шантажировать» 670 . Солсбери хорошо понимал, что Россия не станет ввязываться в военный конфликт из-за французских амбиций в Африке, а Германия постарается извлечь максимальную выгоду из англо-французской ссоры. Италии англичане могли обещать поддержку в Восточной Африке. О

666 Marder A.J. Op. cit. P. 323.

667 Тэйлор А.Дж. П. Указ. соч. С. 391.

668 Marder A.J. Op. cit. P. 321.

669 Ibid. P. 301.

670 Letters of Queen...P. 303.

том, что разговоры о действенной русской поддержке в противостоянии с англичанами – «фикция», писали и немцы671.

Делькассе боялся, что провал в деле с Фашодой может значить для него потерю кресла в кабинете министров. Поэтому он пытался всячески склонить Монсона к компромиссу. В беседе с ним французский министр честно признавался, что «если правительство Ее Величества разрешит доступ к Нилу, не ставя при этом в качестве предварительного условия эвакуацию Фашоды, он сможет остаться министром иностранных дел в любом кабинете, который будет сформирован. Если же последует отказ, он не сможет далее продолжать свою работу на прежнем месте»672.

30 октября Делькассе сделал последнюю попытку договориться с

Монсоном, но тот был непреклонен673. Монсон замечал, что Делькассе « либо должен согласиться на унижение или идти на войну». При этом «его патриотизм не позволяет ему принять первое решение; второе же решение отвергает его убеждение в бедственных последствиях для двух стран и всей Европы»674.

Во Франции 1 ноября произошла очередная политическая рокировка: кабинет Бриссона пал, но Делькассе чудом удалось сохранить свое место. Новое правительство немедленно приняло решение об отзыве миссии. 3 ноября было послано приказание для капитана Маршана оставить Фашоду через Джибути или Обок. Делькассе поручил Монсону довести новость до сведения англичан. Весьма любопытно, что решение отозвать Маршана не повлияло на мобилизацию французов. Более того, в британском Адмиралтействе активно обсуждались «новости о масштабных морских приготовлениях угрожающего характера» 675 . Причем сообщения о продолжающемся вооружении флотов двух стран и мобилизации военных ресурсов поступали вплоть до февраля 1899 г. Эксперты Адмиралтейства

671 GP. Bd. 14. N. 3892.

672 Letters of Queen...P. 301.

673 ВD. Vol. 1. Doc. 225.

674 Letters of Queen...P. 303.

считали, что Франция не хочет воевать зимой, поэтому идет на временную уступку для того, чтобы совершить нападение весной. Именно поэтому в Лондоне также разрабатывались планы превентивной войны676. Как отмечает Мардер, в действительности, французские приготовления носили оборонительный характер. У французов «не было никакого плана морской кампании», а военные порты были абсолютно неподготовлены к войне677.

Эвакуацию и дальнейшие процедуры королева приказывала провести как можно более корректно. В связи с этим вопросом она писала 30 октября:

«Мы должны постараться и спасти Францию от унижения»678. О том, что уход

Маршана из Фашоды и поражение французской дипломатии должны быть всячески смягчены, писали также и английские издания679.

Сам отъезд Маршана был проведен торжественно. В 8:20 утра 11 декабря французы спустили свой флаг с форта под звук салюта и горна. Когда скромная французская флотилия проплывала мимо египетского лагеря, «11-ый суданский почетный караул приветствовал их, и отряд запел свой национальный гимн… Британский и египетский флаги также были опущены»680.

Русская пресса с самого начала кризиса запустила кампанию по

поддержке Франции, несмотря на молчание МИДа. Еще 6 сентября в газете Санкт-Петербургские Ведомости замечали, что теперь, после того, как французы появились на Верхнем Ниле, «положение изменилось», и

«англичане, стало быть, пришли слишком поздно» 681 . Любопытно, что

слабость и шаткость французских позиций в нильском регионе, очевидная всем, никак не отражалась в русских статьях. Наоборот, часто выражалась уверенность в том, что Бахр-эль-Газаль принадлежит французам по праву

676 В случае войны основные силы англичане собирались сконцентрировать у Гибралтара, так как в этом случае французы не смогли бы вывести свои корабли из Тулона. Адмиралтейство было убеждено, что война будет скоротечной и закончится разгромом Франции.

677 Marder A.J. Op. cit. P. 331.

678 Letters of Queen...P. 305.

679 The Contemporary Review. № 394. Oct. 1898. P. 671.

680 Churchill W. Op. cit. P.323.

681 СПб Ведомости. 06/09/ 1898.

завоевания, просто потому что они пришли туда первыми. Великобритания же, наоборот, подвергалась постоянным нападкам за свою политику.

18 сентября в тех же Санкт-Петербургских Ведомостях появилось новое сообщение о кризисе: «Действительно, это известие первостепенной важности, сразу меняющее то фактическое положение, которое англичане занимали до сих пор в Египте и в египетском вопросе. Шансы в дипломатической борьбе между Англией и Францией сравнены, и отныне Англии не придется отговариваться ничего не значащими обещаниями и положениями...Весь характер и вся сущность египетского вопроса меняются» 682 . Соперничество в Судане сразу же было воспринято как завуалированная борьба за власть в Египте. По мнению газеты, англичане были «пойманы в ловушку, и теперь они должны сознаться, что они попались или все время морочили Европу» 683 . В другой газете отмечалось, что египетский вопрос не сводится лишь к англо-французскому соперничеству: на самом деле это «конфликт Англии со всем миром»684. Франкофильское издание Свет подчеркивало, что египетский вопрос «не менее важен для России, чем для Франции, так как он связан с проблемой нейтрализации Суэцкого канала»685.

Большинство газет выражало сожаление не только по поводу поражения

Франции, но и потому что теперь большая часть Африки находится под контролем Великобритании. Санкт-Петербургские Ведомости с прискорбием писали об «английской Африке»686.

Немецкая пресса в целом занимала нейтральную позицию, однако нельзя отрицать, что ослабление Франции не могло не импонировать Германии. Французский представитель в Берлине писал Делькассе в самый разгар кризиса: «Пресса затрагивает Фашодский вопрос, не связывая его напрямую с египетским, к которому она выказывает равнодушие… Она

682 СПб Ведомости. 06/09/ 1898.

683 Там же.

684 ADF. Egypte. Politique intèrieure. Presence anglaise. Part 2. P. 3.

685 Ibidem.

686 ADF. Russie. Politique etrangère. Dossier general. P. 69.

констатирует с некоторым удивлением спокойствие и хладнокровие нашего общественного мнения перед лицом неслыханных грубостей английских газет; но на самом деле, она не против снова увидеть нашу схватку с Англией» 687 . Приведенный отрывок свидетельствует о том, что немецкая пресса не выказывала особой сердечной поддержки англичанам, но и французов не жаловала, что впрочем, и не удивительно. Лучшим исходом кризиса для Германии было бы ослабление обеих стран. Бюлов писал, что Германия по большей части занимала позицию постороннего наблюдателя688.

Однако, как нам кажется, Германия ожидала развязки, чтобы как можно

дороже «продать» свою дружбу англичанам. Неслучайно, в немецких дипломатических донесениях во время кризиса689 активнее всего обсуждается позиция России – очевидно, что Берлин следил за реакцией Петербурга, чтобы исходя из нее, строить свою тактику. Кроме того, в поддержку идеи о том, что Германия все же предпринимала некоторые шаги в связи с кризисом, свидетельствует разговор, состоявший между Делькассе и британским послом в Париже Монсоном в самый разгар инцидента. Делькассе тогда сказал Монсону, что «посчитав, что поддержки одной России будет недостаточно, Франция искала и получила бы поддержку Германии»690 . Ошеломленный подобной откровенностью, Монсон писал Солсбери: «Он честно рассказал мне о предложениях, сделанных Германией через посредников французскому правительству... Он утверждает, что недавние события вызвали во Франции заметный поворот в сторону Германии, который легко может вырасти до такой степени, что я и не могу себе представить. В любом случае, он считает, что общественные настроения в Германии не благоволят Англии»691. Если верить, что немецкая дипломатия действительно делала подобные предложения Парижу, то нет никаких сомнений в том, что расчет был именно на то, что слова будут переданы в Лондон и произведут нужный эффект.

687 DDF. Serie 1. T.14. Doc. 405.

688 Bülow von B. Op. cit. S. 272.

689 GP. Bd. 14. N. 3892.

690 BD. Vol. 1. Doc. 238.

Американская пресса также комментировала происходившие в Судане события. 11 октября в The NY Times вышла статья с заголовком «Войны из-за Фашоды не будет», в которой говорилось о том, что французы не станут рисковать и не доведут дело до военного конфликта692. Кроме того, The NY Times цитировала слова одного из влиятельных сотрудников французского посольства в Лондоне о том, что «война, которую не спровоцировал египетский вопрос, точно не начнется по поводу вопроса Верхнего Нила»693.

Несмотря на то что острая фаза кризиса была пройдена, противоречия сохранялись. До заключения договора еще было далеко. Новое правительство Дюпуи делало все возможное для нормализации отношений с Англией. Но Солсбери сознательно затягивал переговоры, для того, чтобы лишить французов последних надежд на какую-нибудь, пусть и неравноценную, замену Фашоде. Как заметил один английский журнал, «Франция не была так морально и материально слаба со времен Франкфуртского договора»694.

В своих публичных выступлениях 5 и 9 ноября Солсбери говорил о том,

что, хотя Маршан и отозван, но противоречия сохраняются. Своеобразным методом психологического давления на противника по-прежнему оставался мобилизованный английский флот. 16 ноября Чемберлен выступил с речью. Французский дипломат Жеоффре так резюмировал ее содержание: «Мы будем в хороших отношениях с Францией, если она уступит нам во всех вопросах, по которым у двух стран существуют разногласия». Таково было предложение Чемберлена, который, по признанию Жеоффре, на тот момент был

«человеком, имеющим наибольшее влияние на общественное мнение в Англии»695.

На тот момент Делькассе готов был искать поддержки даже у Германии. Но реальных результатов это не дало. Как отмечает А.Дж.П. Тэйлор, «немцы часто колебались в выборе между Англией и Россией, но у них никогда не было серьезных колебаний, если речь шла о выборе между Англией и

692 The NY Times. 11/10/ 1898.

693 Ibidem.

694 The Contemporary Review. № 396. Oct. 1898. P. 774.

695 DDF. Serie 1. T.14. Doc. 523.

Францией»696. Как отмечали сами французы, основная причина их слабости заключалась в том, что им «приходилось действовать одновременно против Англии и Германии»: от Англии они требовали эвакуации Египта, а от Германии — возвращения Эльзаса и Лотарингии697. Вывод из этого делался один — «надо выбирать». И выбор был сделан в пользу отступления в Фашодском кризисе. Скоро «английское правительство решило протянуть пряник побитому врагу»698. В феврале 1899 г. были начаты переговоры, в которых Делькасе пришлось вновь пытаться сохранить честь страны на международной арене.

Cама фигура Теофиля Делькассе вызывает множество споров. Огромный интерес представляет смена в настроениях Делькассе с того времени, как он был министром колоний вплоть до 1898 г., когда его назначили на пост министра иностранных дел. Делькассе серьезно пересмотрел свои позиции в 1898 г. не только по делу Дрейфуса699, но и по египетскому вопросу. О его неожиданной перемене метко пишет английский историк Г. Сандерсон: «Где-то должна быть связь между агрессивным флибустьером Делькассе 1893 г., желающим ударить Англию по ее самому больному месту, и умеренным Делькассе 1898 г., который, хотя и был сильно испуган, но был также по-настоящему заинтересован во всестороннем улучшении англо-французских отношений»700 . Вероятно, связь эту можно найти в Фашодском инциденте, когда Делькассе, на котором лежала вся ответственность по выводу Франции из кризиса, осознал невозможность ревизии египетского вопроса на условиях эвакуации британских оккупационных войск из страны.

Биографы Делькассе отмечают, что для многих его назначение министром иностранных дел стало сюрпризом, потому что, как ожидалось,

696 Тэйлор А.Дж.П. Указ соч. С. 394.

697 Annales de la Chambre. T. 1 (partie 1). Paris, 1898. P. 567.

698 История дипломатии…С. 440.

699 Из антидрейфусара Делькассе превратился в сторонника освобождения Дрейфуса из-под стражи.

700 Sanderson G.N. England…P. 207.

Делькассе должен был получить пост морского министра 701 — он слыл большим специалистом в морских делах и внимательно следил за развитием морских вооружений. Историк Браун считает, что, возможно, именно осознание нарастающей морской мощи Германии привело его к мысли о необходимости англо-французского сближения против Германии 702 . В качестве министра иностранных дел Делькассе также удавалось сохранять хорошие отношения с Россией. Не случайно именно ему принадлежит знаменитое высказывание: «В деле патриотизма и любви к России все французские партии соревнуются между собой»703. Русские дипломаты, и в частности князь Урусов, посол России во Франции, характеризовали его как

«бесспорно умного и способного человека»704.

В период Фашодского кризиса на политику Делькассе влияло множество факторов, но больше всего «его свобода действий» была стеснена внутренними проблемами705. Кроме участия в деле Дрейфуса, Делькассе также приходилось сглаживать недовольство министерства колоний. Несогласное с его курсом на примирение с Британией, министерство всячески способствовало нагнетанию обстановки и всплеску англофобии во французском обществе. Его глава Труе пытался привлечь общественное внимание к событиям в далеком Судане. Известно даже, что Труе вызвал к себе журналиста из правой газеты Le Gaulois и передал ему секретную информацию, касающуюся встречи Маршана и Китченера. В итоге в газете 28 сентября была напечатана весьма резкая антибританская статья, еще больше накалившая обстановку706. Статья имела серьезный резонанс в британской прессе, которая также ужесточила свой тон в отношении противника.

Позже, когда стало ясно, что Франция близка к дипломатическому поражению, «храбрый» министр колоний писал Делькассе: «Вы должны знать, что французская операция в Египетском Судане была проявлением

701 Porter C. W. Op. cit. P. 104.

702 Brown R. Op. cit. P. 125-126.

703 Манфред А.З. Образование русско-французского союза. М., 1975. С.308.

704Антюхина — Московченко В.И. Указ. Соч. С. 362.

705 Brown R. Op. cit. P. 126.

706 Le Gaulois. 28/09/1898.

лишь нашей общей политики» 707 . Никто не хотел брать на себя ответственность за поражение. Показательна в этом смысле встреча Делькассе с капитаном Баратьером, одним из участников экспедиции Маршана. Его приезд в Париж в конце октября 1898 г. стал знаменательным событием. На Лионском вокзале его приветствовала толпа, распевавшая песню Vive l´armee! и повторявшая громогласно Nous resterons à Fachoda (Мы останемся в Фашоде). Разумеется, теплый прием капитану оказали Комитет французской Африки и колониальная группа во главе с Этьеном. Последний даже произнес приветственную речь708. 27 октября Баратьер встретился с Делькассе. Первым вопросом, который ему задал министр, был «Почему вы были в Фашоде?», на что Баратьер, по его собственному признанию, простодушно ответил:

«Потому что у нас был приказ»709. Далее министр, якобы, сказал обиженным

голосом: «Видите, в какую ситуацию вы нас поставили».

Мы не можем проверить достоверность сведений, предоставленных капитаном Баратьером, однако удивление вызывает неосведомленность Делькассе, который, будучи в то время министром колоний, всячески помогал Маршану в его начинании. В беседе с немецким послом графом Мюнстером Делькассе в сердцах заявил, что он «никогда не послал бы Маршана в Фашоду»710, при том, что именно он и послал Маршана в Фашоду. Когда в 1894 г. он стал главой министерства колоний, одной из первых его инициатив на новом посту были меры по ревизии египетского вопроса и отправка миссии Монтеля. Цель Монтеля, как и позднее Маршана, состояла в оккупации региона Бахр-эль-Газаль, что дало бы основания, по мнению Делькассе и Комитета французской Африки, для пересмотра положения англичан в Египте. Министерство иностранных дел старалось противостоять отправке экспедиции, но Делькассе удалось отстоять эту откровенно авантюрную идею. Известно даже, что в благодарность за это молодой министр получил от Комитета и колониальной группы подарок: скульптуру под названием

707 DDF. Serie 1. T. 14. Doc. 352.

708 Baratier A. Op. cit. Pp. 206-13 ; Le Temps. 27/10/1898.

709 Baratier A. Op. cit. P. 207.

710 GP. Bd. 14. No. 3902.

«Исследователь», изображающую человека, указывающего рукой на небо молодому чернокожему, опустившемуся перед ним на колени.

Г. Аното, которого также считали ответственным за развязывание кризиса, пытался возложить всю вину на Делькассе. В своих интервью он открыто говорил, что египетская политика для Франции не имеет никакого значения, а Делькассе втянул страну в эту сомнительную авантюру, за которую теперь приходится отвечать. Относительно деятельности Аното также ведутся споры. Некоторые историки отмечают, что сам Аното считал эвакуацию англичан из Египта одним из приоритетных направлений французской дипломатии и был «убежденным сторонником колониальной политики»711. Другие же говорят о том, что Аното был склонен сохранять хорошие отношения с Англией, поэтому называл французские экспедиции на Нил изначально обреченными на поражение, а также отстаивал курс на сохранение целостности Османской империи712. Английская пресса в самый разгар кризиса возлагала вину за отправку экспедиции именно на него и называла его «современным Ришелье, или даже французским Бисмарком»713. Очевидно одно: в условиях кризиса Аното пытался скомпрометировать Делькассе и возможно вернуться на Кэ д'Орсэ. Таким образом, Делькассе испытывал давление еще и с его стороны. Как пишет в своих мемуарах капитан Баратьер, при встрече с ним Делькассе признался, что он поседел за месяц714.

Для Солсбери Фашодский кризис тоже стал испытанием. Его вплоть до

начала Фашодского кризиса часто обвиняли в том, что его политика уступок и компромиссов привела к тому, что Британия перестала быть доминирующей державой. В частности, The Economist в феврале 1898 г. отмечал, что премьер- министр «сдал наши чрезвычайно выгодные позиции в Тунисе, не потребовав адекватной компенсации», а также «позволил Франции отступить от своего слова и аннексировать Мадагаскар», что соответствовало истине: в 1897 г.

711 Guillen P. Op. cit. P. 399.

712 Taylor A.J.P. Op. cit. P. 70.

713 The Contemporary Review. № 396. Dec. 1898. P. 773.

Франция окончательно упразднила местную монархию и превратила Мадагаскар в свою колонию. Естественным результатом подобной политики, по мнению издания, стало то, что «французская колониальная партия, в высшей степени шовинистическая, увидела возможность, и экспедиция следовала за экспедицией с целью оккупации территорий Нигера и даже Верхнего Нила, который находится полностью в сфере британского влияния»715.

Похожие заявления делал другой английский журнал The Contemporary

Review, говоря о том, что «Франция не только была ободрена нашим сомнением, но и получала от нас уступки в каждом спорном вопросе». Автор с сожалением замечал, что теперь у Англии «нет ни Питтов, ни Пальмерстонов»

- явный упрек лорду Солсбери716. Те же обвинения в адрес премьера звучали

и в парламенте. Выступая в Палате Общин 1 марта 1898 г. один из депутатов, Эшмид-Бэртлет, возмущенно замечал: «Западная, Центральная, Южная Африка, Мадагаскар, Сиам, Тунис, северо-западная граница Индии, Китай, Османская империя и Средиземноморье. Везде мы наблюдаем британское отступление». Причину этого отступления депутат видел в «намеренной атаке на британские интересы со стороны великого франко-русского союза» и

«вредной, нездоровой и наиболее злонамеренной перемене в политике, которая произошла в 1893 г.»717, намекая на то, что эта «перемена», то есть создание франко-русского союза, была напрямую связана и отчасти стала результатом политики кабинета Солсбери в начале 1890-х гг. Осуждению также подверглась «блестящая изоляция», так как «Англия не могла в одиночестве противостоять вооруженной Европе»718.

Возможность отступления была исключена для премьер-министра. И суданский вопрос, тесно связанный с египетским, в этот период был как никогда важен для Солсбери – так как от его разрешения зависела его репутация не только на дипломатической арене, но и внутри страны. Во время

715 The Economist. 26/02/ 1898. P. 306.

716 The Contemporary Review. № 394. Oct. 1898. P. 669.

717 Parliamentary Debates. 1898. Vol. 54. Col. 304.

718 Ibidem.

своего выступления в Палате Лордов он прямо заявил, что англичане удерживают Судан «по праву завоевания», а также добавил, что «в данном случае у нас нет другого выхода»719. Даже германский посол в Париже граф Мюнстер писал: «По мнению посла и других англичан, с которыми я виделся, лорд Солсбери, даже если бы он захотел, не может сдаться из-за чересчур возбужденного общественного мнения» 720 . О его стесненном положении сообщал также граф Кастел-Руденхаузен из Лондона: «Лорд Солсбери сплотил вокруг себя все общественное мнение Англии, и это мешает ему сделать хоть один шаг в обратном направлении»721 . Таким образом, сам Солсбери стал в какой-то степени заложником воинственно настроенного общественного мнения Великобритании. Было бы справедливо отметить, что оно способствовало углублению конфликта.

Нагнетанию обстановки способствовали такие политики, как Чемберлен. В своей речи, произнесенной 15 ноября в Манчестере, Чемберлен ультимативно заявлял, что французы должны отказаться от «той тактики, которой они следовали в течение стольких лет». Министр колоний пояснял, что «везде — в Египте, Западной Африке, Мадагаскаре, Сиаме, Абиссинии, Китае, мы видели французское влияние, осуществляемое без всякой оглядки на британские интересы»722. С другой стороны, вспоминая ту ожесточенность, которую кризис вызвал у британцев, депутат Палаты Общин и один из лидеров либеральной оппозиции Кэмпбелл-Баннерманн замечал, что

«Фашодский инцидент был лишь поводом, а не причиной этого»,723 намекая

на то, что негативные настроения копились на протяжении долгого времени, и кризис был лишь удобным случаем выплеснуть их наружу. При этом он стал не проявлением англо-французского антагонизма, а выражением недовольства британским правительством724. Оценка Кэмпбелла-Баннерманна была вызвана

719 Parliamentary Debates. 1898. Vol. 66. Col. 28.

720 GP. Bd. 14. No. 3889.

721 Ibid. No. 3895.

722 Blet H. Op. cit. P. 32.

723 Parliamentary Debates. 1898. Vol. 66. Col. 93.

724 Ibidem.

его стремлением подчеркнуть неэффективность консервативного кабинета. Без сомнения, она содержала большую долю преувеличений.

На заявление Кэмпбелл-Баннерманна консерватор А. Бальфур ответил, что правительство, ввязываясь в Фашодский кризис, руководствовалось

«высокой и имперской концепцией внешней политики»725.

Во внешнеполитических вопросах, которые затрагивали стратегические интересы империи, британские партии проявляли удивительное единодушие, выступая за активный, экспансионистский курс. Дело дошло до того, что некоторые либералы обвиняли консерваторов в недостаточно жесткой линии в колониальной политике. Американская пресса цитировала газету Speaker, печатный орган либеральной партии. Газета признавала, что такой вопрос, как Фашода, конечно, не стоит войны, однако задача правительства защищать честь Англии первостепенна, в противном случае «англичане не только потеряют уважение других, но и самоуважение»726. У. Черчилль также писал, имея в виду Фашоду: «Приятно вспомнить, что Англия встретила великий кризис объединенной. Политика правительства была одобрена оппозицией и поддержана спокойной решительностью народа» 727 . Британская пресса считала, что одной из важнейших предпосылок доминирования Великобритании над Францией в период Фашодского кризиса стало «единство английского общественного мнения»728. Фашодский кризис воспринимался как пробуждение английской дипломатический мощи от долгого сна. Великобритания сумела победить в этом споре не только благодаря своей морской мощи, но и потому что английские политические элиты и общественное мнение сплотились перед лицом Франции.

Фашодский кризис также продемонстрировал силу джингоистских настроений в стране. Конечно, джингоизм не был чем-то новым для Британии. Как точно отметил английский The Contemporary Review относительно

725 Parliamentary Debates. 1898. Vol. 66. Col. 94.

726 The NY Times. 16/10/ 1898.

727 Churchill W. Op. cit. P. 318.

728 The Contemporary Review. № 396. Dec. 1898. P. 810.

джингоизма, «он всегда с нами» 729 . Экспансионистские настроения подпитывались выступлениями некоторых английских политиков. Так, пресса цитировала Чемберлена, гордо заявившего: «У нас достаточно земли и достаточно варварских народов для того, чтобы завоевывать и управлять»730. Джингоисты не только требовали расширения британского влияния, но и призывали страну к войне в случае, если ее интересы будут затронуты другой державой.

Вопрос о возможности войны является одним из важнейших в изучении истории Фашодского кризиса. Исследователи дают на него разные ответы. Так, например, Р. Браун считает, что «перед тем, как Фашодский кризис был улажен, Франция и Британия были ближе к войне, чем любые другие европейские державы в столкновениях по африканским вопросам в период, предшествовавший 1914 г.»731.

Источники, которые мы анализируем в данной главе, свидетельствуют о

том, что большинство дипломатов и политических деятелей склонялись к невозможности войны по такому вопросу, как Фашода. Кэмпбелл- Баннерманн, вспоминая прошедшие тяжелые для обеих стран месяцы, предполагал: «Если мы посмотрим немного дальше и допустим возможность войны, мы поймем, что она вряд ли была реальна, настолько велики были бы беды, которые она принесет» 732 . Историк Мардер, описывая солидные военные приготовления обеих стран, замечал, что «ни одно из правительств серьезно не рассматривало возможность войны»733. Однако бесконечная смена министерств и нестабильность французской внешней политики оставляли все же небольшой шанс для неожиданного поворота событий.

Перспектива англо-французского военного конфликта также обсуждалась и в других европейских странах. 1 ноября 1898 г. газета Московские ведомости писала, ссылаясь на итальянские издания:

729 The Contemporary Review. № 396. Dec. 1898. P. 810.

730 Ibid. P. 811.

731 Brown R. Op. cit. P. 1.

732 Ibid. P. 91.

733 Marder A.J. Op. cit. P. 335.

«Итальянские газеты говорят о причинах, по которым Франция уступила Англии в вопросе о Фашоде. Все газеты согласны с тем, что эта уступка устранила опасность войны, и восхваляют англичан за их настойчивость, хотя именно они и вели дело к войне»734. Любопытную цитату из речи премьер- министра Италии Франческо Криспи приводила газета Don-Marzio: «Война между Францией и Англией могла быть локализована без вмешательства России. В противном случае, война стала бы всеобщею, ибо Тройственный союз не смог бы сохранить нейтралитет»735.

Московские ведомости делали вывод о том, что именно Англия

провоцировала Францию на развязывание войны. Вот как газета характеризовала сложившееся положение: «Англии было нужно (а может быть и сейчас нужно) найти повод к тому, чтобы возбудить европейскую войну, дабы затем половить рыбу в мутной воде, пока еще не совсем ушло время, а оно уйдет с окончанием строительства Великой Сибирской дороги, с постройкой новых судов русского флота и с окончанием вооружений Франции. Именно теперь Англии выгодно было бы навязать общую резню... Для нее все бы ограничилось перестрелкой с французскими судами, а там пусть себе бьются миллионные армии»736 . Таким образом, русская газета намекала на то, что Англия пыталась развязать войну не столько против Франции, сколько против России для того, чтобы реализовать свои интересы на Дальнем Востоке. Если мнение газеты разделяли петербургские дипломатические круги, то позиция России становится понятнее – это была еще одна причина, по которой России ни в коем случае не следовало вмешиваться в Фашодский кризис.

Любопытен тон русских газет относительно Германии. Корреспондент Московских Ведомостей отмечал, что Германия «не могла быть искренней союзницей Англии, ибо она всюду выступала ее конкуренткой»737. «Вскоре уже не будет возможно втравить Германию в войну с Двойственным союзом,

734 Московские Ведомости. 01/11/ 1898.

735 Там же. 736 Там же. 737 Там же.

тем более что во главе ее стоит столь умный и энергичный государь, как Вильгельм II», - писала газета738. Подобные заявления русской прессы давали англичанам повод для размышлений о континентальном союзе.

Разговоры о войне в джингоистской британской и шовинистической французской прессе были скорее спекуляциями, нежели реальными политическими прогнозами. С той же целью британцы держали свой флот мобилизованным вплоть до января — февраля 1899 г. В феврале 1899 г. немецкая газета Hamburger Nachrichten опубликовала статью, где подчеркивалось: «Англия достаточно богатая страна, чтобы держать свой флот в боевой готовности довольно долго. Это лишь средство запугивания, и не более того. В действительности, возможно, что Россия взялась бы за оружие, если бы Англия атаковала Францию, так как англичане, вынужденные мобилизовать большую часть своих сил в Европе, столкнулись бы с русской угрозой в Азии. Англия не хотела бы подвергаться такому риску»739. Флот был важнейшим инструментом давления на французов, который напоминал им о том, что не стоит доводить дело до военного столкновения. Не случайно Делькассе принял решение об эвакуации миссии Маршана вскоре после того, как стало известно о мобилизации британского флота.

Как мы отмечали, для Солсбери египетский вопрос был важнейшим испытанием – чтобы доказать свою твердость, он обязан был идти до конца. Однако развязывать войну из-за Фашоды он, как и Делькассе, не хотел – война в Средиземноморье дорого обошлась бы обеим сторонам. Кроме того, англичане не могли быть уверены насчет позиции России. Делькассе, на долю которого выпало решать суданскую проблему, пытался использовать продвижение экспедиции Маршана как метод давления на Англию с целью хотя бы частично вернуть Франции позиции, которыми она обладала в период кондоминиума. Солсбери, прекрасно знавший положение дел во Франции и ее беспомощность перед мощным британским флотом, намерено грозил Парижу

738 Там же.

739 Robinson R., Gallagher J. Op. cit. P. 114.

войной, считая, что Делькассе вряд ли ее допустит. Однако, как мы отмечали выше, непредсказуемость французской внутренней политики и отсутствие преемственности во французской дипломатии были еще одним дестабилизирующим фактором в период кризиса. Неслучайно, в британских газетах ходили слухи, что Франция, возможно, сама попытается спровоцировать вооруженный конфликт с Англией, для того чтобы отвлечь внимание народа от хаоса, царившего в стране последний год и воссоединить нацию, разделившуюся на два лагеря в связи с делом Дрейфуса 740 . Французская политика была настолько шаткой, что порождала даже такие абсурдные слухи.

Фашодский инцидент стал наивысшей точкой борьбы держав за влияние в нильском регионе. Он фактически поставил крест на стремлении французов пересмотреть британскую оккупацию Египта, что, впрочем, не лишало Францию экономического влияния в стране через Кассу египетского долга. Но важнейшая дипломатическая битва была проиграна. Нежелательный для французов эффект оказала и недостаточная, с точки зрения французской политической элиты, поддержка со стороны России. Одним из важнейших последствий инцидента 1898 г. стал временный разлад в русско-французских отношениях. После Фашоды Франция приступила к активному поиску новых союзников.

740 Robinson R., Gallagher J. Op. cit. Р. 375.