«Эстетическая способность суждения» и философияискусства

Более определенно, прекрасное, по Канту,

есть то, что нравится с необходимостью всем, без вся-

кого утилитарного интереса, а только своей чистой

формой и не опосредуясь понятием.

нии эстетической способности суждения Кант прида-

вал базисное значение своеобразному чувству «удо-

вольствия» («благорасположения»), испытываемому от

предметов, которые оцениваются как прекрасные (или

возвышенные).

Продолжая линию на создание философской эсте-

тики, начатую в Германии вольфианцем Баумгарте-

ном, Кант опирался на ряд положений английских фи-

лософов-просветителей А. Шефтсбери и Ф. Хатчесона,

а также на интерпретацию Гаманом концепции «ори-

гинального творчества», выдвинутой английским эсте-

тиком Э. Юнгом на основе размышлений о сущности

шекспировской драматургии.

На кантовское учение о «вкусе» оказала немалое влияние эсте-

тическая платформа сентиментализма (от фр. sentiment — чув-

ство) — нового течения в литературе и искусстве, которое развива-

лось с середины XVIII в. в Англии, Франции (здесь его

приверженцами были в своем художественном творчестве такие фи-

лософы, как Руссо и Дидро), Германии и других европейских стра-

нах как антипод классицизма, которому была присуща рациона-

листская ориентация.

Впервые четко проявившись в драматургии Лессинга (50 —60-е

годы), немецкий сентиментализм нашел свое наиболее яркое выра-

жение в литературном движении «Бури и натиска» («Sturm und

Drang») 70 —80-х годов. Названное так по заглавию пьесы одного

немецкого драматурга, «штюрмерство» имело своими виднейшими

представителями Гёте и Шиллера на начальном этапе их творче-

ского пути. Героями наиболее известных «штюрмерских» драм —

«Гёц фон Берлихинген» Гёте и «Разбойники» Шиллера — были лю-

ди, страстно протестовавшие против царящей в обществе неспра-

ведливости и пытающиеся активно бороться с нею.

4*              99

«штюрмерскую» драматургию развертывалась в те годы острей-

шая критика общественных отношений в Германии и выражалось

самое решительное неприятие «убожества» (Ф. Энгельс) тогдашней

немецкой действительности.

Как и «штюрмеры», Кант считал, что создателями высокоху-

дожественных произведений могут быть только «оригинальные ге-

нии», чья творческая деятельность носит характер безотчетных

порывов.

Кант с большой остротой поставил и глубоко ис-

следовал проблему специфики эстетического «удоволь-

ствия» в отличие от просто «приятного» в чувствен-

ном смысле и «доброго» в моральном отношении.

Однако вследствие идеалистическо-априористских

установок для Канта характерна ярко выраженная тен-

денция отрывать эстетическое отношение к действи-

тельности от познавательного и нравственно-социаль-

ного. Тезис Канта о том, что прекрасное нравится

своей «чистой формой», стимулировал развитие фор-

малистических концепций искусства. К эстетическому

субъективизму вело кантовское утверждение, что

«всеобщность удовольствия в суждениях вкуса пред-

ставляется только как субъективная», хотя, по сути де-

ла, здесь поднимался вопрос о диалектическом един-

стве единичного и всеобщего в эстетических оценках.

На кантовские соображения об игровых моментах ис-

кусства и о безотчетности творческого вдохновения ге-

ниальных создателей шедевров искусства опиралась

эстетическая теория немецкого романтизма. В весьма

неоднозначной философской эстетике Канта, для кото-

рой характерна внутренняя несогласованность по це-

лому ряду принципиально важных вопросов, формули-

ровались и положения, высоко оцененные такими

сторонниками социально ответственного и нравст-

венно возвышающего искусства, как Шиллер и Гёте.

Это мысли Канта о том, что в искусстве идеал чело-

века «состоит в выражении нравственного» и что

«прекрасное есть символ нравственно доброго»

(39.

Положение Канта — «прекрасно то, что всем нра-

вится без (посредства) понятия» — использовалось при

обосновании иррационалистических концепций искус-

ства. Однако позиция самого Канта и по данному во-

просу неоднозначна, причем настолько, что он форму-

лирует антиномию с тезисом «суждения вкуса не

основываются на понятиях» и антитезисом «суждения

вкуса основываются на понятиях». Правда, предло-

100

женное Кантом разрешение этой антиномии оказы-

вается, в сущности, благоприятным для иррационализ-

ма, поскольку он признает истинным, что «суждение

вкуса не основывается на определенных понятиях»,

т. е. в дополненном виде принимает тезис. Что же ка-

сается антитезиса, то он при разрешении антиномии

корректируется так, что приобретает совсем иной

смысл по сравнению с первоначальным и трансфор-

мируется в идеалистическое утверждение, что сужде-

ние вкуса основывается на «неопределенном» поня-

тии о сверхчувственном              субстрате явлений»

(39. 5. 222, 359, 361). Стоит заметить, что данное

утверждение (и аналогичные ему) интерпретировалось

романтиками как признание Кантом способности ис-

кусства адекватно выражать этот «сверхчувственный

субстрат», являющийся для теоретическо-философско-

го разума радикально непознаваемой «вещью-в-себе».

Кантовская «Критика способности суждения» оказала громад-

ное воздействие на эстетическо-философскую концепцию «веймар-

ского» Шиллера, которую он разработал с конца 80-х до середины

90-х годов. На ее содержание повлияла утрата Шиллером (вместе

с многими другими видными деятелями немецкой культуры, вклю-

чая Гёте) убеждения сначала в возможности, а затем и в целесо-

образности революционного утверждения в обществе свободы (по-

сле негодующего осуждения Великой французской революции за

казнь короля Людовика XVI в 1792 г. и особенно за якобинский

террор 1793 — 1794 гг.).

жения о «формальной» сути эстетического чувства, «игровом» ха-

рактере искусства, неподчиненности художественного творчества

никакой необходимости и никаким законам и т. д., Шиллер видел

задачу искусства, во-первых, в создании царства «прекрасной види-

мости» как единственного «места», в котором человек современно-

го мира (понимаемого как мир до основания дегуманизированный

вследствие не только политического деспотизма, но и прогресса на-

уки, техники, производства) может чувствовать себя свободным от

принуждения и обретающим гармоничность. Во-вторых, Шиллер

считал задачей искусства активное формирование личностей, в ко-

торых духовное существует в гармоническом единстве с физиче-

ским. По его мнению, умножение таких личностей — это необходи-

мая предпосылка того, чтобы в обществе постепенно и безболез-

ненно утвердилась всесторонняя свобода человеческого бытия;

таким образом, путь к свободе идет через «красоту». Положение

Канта о том, что суждения вкуса основываются на неопределенном

понятии о сверхчувственном субстрате явлений, было истолковано

Шиллером в том смысле, что в создаваемых художниками ду-

ховных «ликах красоты» каким-то образом отображается бесконеч-

ность «абсолюта», недоступная понятийному мышлению филосо-

фов. Это истолкование, придававшее искусству величайшую позна-

вательную ценность и прорывавшее кантовский агностицизм (с

этой точки зрения человек не мог подняться до высшей разумности

без того, чтобы стать «эстетическим»), намечало вместе с тем пере-

101

ход от кантовского субъективного идеализма к объективному идеа-

лизму Шеллинга и далее Гегеля.

Разработка эстетики на идеалистической философской основе

усилила давнюю неприязнь Шиллера к материализму. Наблюдая

нередкое у представителей «высшего общества» своей страны ис-

пользование вульгаризированного материализма для обоснования

нигилистического отношения к общечеловеческим нормам нрав-

ственности, Шиллер в годы юности поспешно заключил, что суть

материалистической философии состоит именно в культивировании

безнравственности и эгоизма, ориентировании людей на погоню за

грубыми чувственными наслаждениями и за сугубо материальными

благами.

ра представлены вольнодумцами и безбожниками. Позже Шиллер

на уровне филистерского сознания своего времени придерживался

убеждения, что только сторонник идеализма может руководство-

ваться в своей жизни высокими духовными идеалами. Поэзия Шил-

лера, пронизанная этим убеждением, оказала столь мощное обрат-

ное воздействие на общественное сознание, что его как в Германии,

так и за ее пределами стали разделять даже философски образо-

ванные люди. Критикуя датского исследователя фейербаховской

философии Штарке за отождествление идеализма с «стремлением

к идеальным целям», Ф. Энгельс отмечал: «Предрассудок относи-

тельно того, что вера в нравственные, то есть общественные,

идеалы составляет будто бы сущность философского идеализма,

возник вне философии, у немецкого филистера, который подбирал

потребные ему крохи философского образования в стихотворениях

Шиллера» (1, 21. 289).

Обеспокоенность использованием кантовской эстетики для обо-

снования искусства, уходящего от изображения действительности

в сферу поэтического вымысла (который у «йенских романтиков»

приобретал характер безудержного фантазирования), побудила Ио-

ганна Готфрида Гердера (1744—1803), относящегося к числу круп-

нейших деятелей немецкой культуры XVIII в., подвергнуть эту

эстетику резкой критике в сочинении «Каллигона» (1800). Неутоми-

мая борьба за создание самобытной немецкой литературы, кото-

рую Гердер вел как ведущий теоретик «штюрмерства» и впослед-

ствии сторонник «веймарского классицизма», неизменно включала

в себя требование правдивого отображения в художественных про-

изведениях действительной жизни людей (и их нравственного во-

спитания в духе гуманности). Полагая, что ничего подобного не

вытекает из кантовского «лишенного понятия, целесообразного без

цели эстетического общего чувства», Гердер с возмущением пи-

сал, что оно ориентирует на то, чтобы превращать «искусства

в развлекательную или скучную обезьянью игру...».

«трансцендентальный вкус», «принципы которого живут в сверхчув-

ственном субстрате человечества, в абсолютном бессознательном»,

Гердер призывал сознательно формировать эстетический вкус на

основе познания «законов и аналогий природы» для того, чтобы

«пользоваться искусством и наукой о прекрасном не для игры или

идолопоклонства, но с радостной серьезностью для воспитания че-

ловечества». Выражая свое общее отрицательное отношение к кан-

товскому «трансцендентальному идеализму», Гердер иронически

предлагал поселить «всех критико-идеалистических трансценден-

тальных философов... в одном городе, где, отделенные от земно-

родных..., они пекли бы себе идеальный хлеб и выносили бы об

этом хлебе идеалистические суждения вкуса, свободные от всякого

объекта и понятия...» (60. 197, 199).

102