Диалектика и метафизика.

В философии Гегеля, как мы могли убедиться, диалектика, логика и теория познания совпадают; но это только одна характерная черта его философии; вторая черта — отождествление логики и метафизики.

Разъяснения Энгельса относительно метафизики и диалектики непосредственно связаны с гегелевским пониманием этих понятий, однако Гегель, различая друг от друга две формы метафизики, применяет понятие метафизики и для характеристики своей диалектической философии, в то время как Энгельс противопоставляет их как принципиально противоположные способы мышления и принципиально противоположные мировоззрения.

«Для метафизика, — пишет Энгельс, — вещи и их мысленные отображения, т. е. понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными неопосредствованными противоположностями; речь его состоит: «Да-да, нет-нет; что сверх того, то от лукавого». Для него вещь существует или не существует, предмет не может быть самим собой и в то же время чем-нибудь другим; положительное и отрицательное абсолютно исключают друг друга; причина и действие по отношению друг к другу тоже находятся в неизменной противоположности»1.

Энгельс указывает, что этот способ мышления и основанное на нем мировоззрение не отражают правильно действительность. Исторически метафизический метод имел свое оправдание, он сыграл определенную роль в истории познания, в истории науки, он в настоящее время может быть применен как законный метод в известных, более или менее обширных областях; но рано или поздно мы достигаем тех пределов, за которыми он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоречиях.

«Для диалектики же, - продолжает Энгельс. - - которая берет вещи и их мысленные изображения по существу в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и исчезновении, такие явления, как вышеприведенные, напротив, подтверждают лишь ее собственный метод»[332] [333]. Правда, Энгельс отмечает, что и Гегель считал метафизикой такой метод и мировоззрение, согласно которому вещи и явления действительности считались постоянными, неизменя- ющимися, но Энгельс в данном случае подразумевает то. что Гегель называл рассудочной, а не разумной, спекулятивной метафизикой.

Гегель критикует старую, рассудочную метафизику (Ѵег- standesmetaphysik), а не вообще метафизику. Рассудочная метафизика предполагала, что мышление познает вещи, как они существуют сами по себе, причем мышление она считала конечным мышлением. Конечное, т. е. рассудочное мышление, — ограниченное мышление: оно ограничено иным, т. е. предметом, находящимся вне его; предмет этот ограничивает мышление, является его отрицанием. Истину нельзя постигнуть конечным мышлением, так как она «есть в самом себе бесконечное». Бесконечное, т. е. спекулятивное мышление имеет предметом себя самого, его предмет сама мысль; спекулятивное мышление мыслит не иное, не предмет, как нечто существующее вне мысли; но, мысля самого себя, мышление определяет себя как предмет и, ограничивая себя этим определением, само снимает это ограничение. Конечное мышление, по смыслу своего определения, может познать только конечное. Рассудочная метафизика, признавая только конечное мышление, выражала истину в форме суждения; но суждение выражает всегда нечто абстрактное, в то время как истина всегда конкретна; поэтому суждение не может выразить полную истину, оно всегда односторонне и поэтому ложно[334].

Гегель иллюстрирует свои положения рядом примеров. Эти примеры очень поучительны не только потому, что они полнее разъясняют его точку зрения, но и потому, что положения, высказанные Гегелем относительно этих примеров, легли в основу рассуждений некоторых советских логиков, серьезно работающих над проблемами диалектической логики.

Рассудочная метафизика, пишет Гегель, задавалась вопросом о конечности или бесконечности мира; она противопоставляла бесконечность конечности; но бесконечность как целое, в таком случае, ограничивается конечным, и поэтому сама становится конечной.

Суждения: «мир конечен», «мир бесконечен» односторонние и поэтому ложные, каждое из них выражает одностороннюю характеристику мира. Спекулятивная метафизика преодолевает абстрактность и односторонность рассудочной метафизики: мир и конечен и бесконечен, причем единство конечности и бесконечности выражается не так просто -- «и конечен и бесконечен»; сказать это—значит ничего не сказать. Мир как предмет мысли — сама мысль; эта мысль, как было указано выше, сама делает себя предметом, т. е. определяет себя как предмет, т. е. ограничивает, делает себя конечной іі, снимая эту конечность, делает бесконечной, заключая в себе момент конечного, т. е. идеализованно.

Конечно, с точки зрения Гегеля, для которого предмет есть мысль, мир как целое есть развивающийся дух, есть развитие познания, — все это логично; но с точки зрения диалектического материализма, согласно которому познанию противостоит независимый от него предмет познания, такая точка зрения вовсе неприемлема. И если диалектический материализм утверждает, что мир бесконечен, и в то же самое время признает его конечность, то это, во-первых’, ничего общего не имеет с рассуждениями Гегеля и, во-вторых, в данное положение марксизм-ленинизм вкладывает совершенно иное содержание. Мир бесконечен и в то же время конечен означает, что мир бесконечен, но существует в форме конечных

єещей и явлений. Нельзя рассуждения Гегеля о том, что бесконечное мышление, делая самого себя предметом мысли, ограничивает себя, делает себя конечным и, снимая это, конечность «возвращается к себе», сохраняя в себе момент конечного, переносить в марксизм и строить на основе этого учение о суждении и умозаключении.

Другой пример, иллюстрирующий различие между рассудочным и разумным, спекулятивным мышлением, касается характера доказательства. Рассудочное доказательство, полагает Гегель, заключается в зависимости одного определения от другого, из одного вытекает другое. «Здесь, таким образом, показывают зависимость некоторого определения от некоторой предпосылки»1. Поэтому, когда хотят доказать бытие бога, то предполагают, что его бытие зависит от других определений, которые составляют основание его бытия. Но такое доказательство приводит к нелепому выводу: бог, который должен быть безусловным основанием всего, зависит от другого. «Разум, однако, понимает под доказательством нечто совершенно иное, чем то, что понимает под ним рассудок, а равно и здравый смысл». И доказательство разума имеет своим исходным пунктом нечто другое, чем бог, но это другое не остается при доказательстве непосредственным, оно показывает это другое опосредствованным, и бог рассматривается как непосредственный, первоначальный. Т. е., рассматривая природу (другое) как основание, «мы совершаем переход от другого (природы — К. Б.) к богу, и совершаем этот переход таким образом, что бог как следствие есть вместе с тем абсолютное основание природы, что, следовательно, наоборот, то, что выступает как следствие, оказывается также основанием...»[335] [336].

Все это понятно и приемлемо с точки зрения гегелевского идеализма, так как для него бытие и мысль тождественны, реальная причина совпадает с логическим основанием. Логическое основание доказательства, конечно, может быть положением, отражающим следствие (действие) реальной причины. Гегеля мы не можем упрекнуть в непоследовательности: отождествив логическое основание с причиной и действие с логическим следствием, он может основание считать следствием следствия, а следствие — основанием основания. Удивительно то обстоятельство, что эта точка зрения принимается некоторыми советскими логиками за марксистскую, и на этом основании они пытаются создать учение об умозаключении, о логической связи основания и следствия[337].

Первую часть рассудочной метафизики составляла онтология - учение об абстрактных определениях сущности.

Вторую часть этой метафизики составляла рациональная психология; она исследовала метафизическую природу души, рассматривая дух как некоторую вещь. Она не могла возвыситься до понятия духа; душа — это как бы нечто среднее между телом и духом. В то время как душа рассматривается как вещь,, дух в отличие от души является деятельностью. Несмотря на абстрактность и рассудочный характер этой науки, она все же стояла выше эмпирической психологии, поскольку она стремилась познать свой предмет посредством мышления.

Космология — третья часть старой метафизики — исследовала мир в его существенных категориях, как, например, случайность, необходимость, вечность, ограниченность мира, свободу человека и т. д. Характеризуя мир и проявления духа в мире, рассудочная метафизика мыслила абсолютными противоположностями, каждая из которых будто обладала самостоятельным существованием, и в этой самостоятельности и изолированности считала их истиной. Она не могла возвыситься до понимания единства противоположностей, необходимости и случайности, причинности и цели и т. п.

И, наконец, четвертая часть — рациональная теология - имела предметом понятие бога, доказательства его существования, его свойства. И тут, оставаясь верной своим принципам, рассудочная теология представляла реальность и отрицание абсолютной противоположностью.

Считая бога всереальнейшим существом, она исключала в нем момент отрицания, и поэтому бог оказывался самым бедным, самым пустым по содержанию; на деле же он «содержит внутри себя определенность, т. е. отрицание»1.

Рассудочная метафизика пыталась изучить эти предметы — душу, мир и бога — с помощью абстрактных рассудочных определений; определения рассудка оторваны друг от друга, неподвижны, неизменны; рассудок приписывает им самостоятельное существование; эти определения обладают характером общего, но такого общего, которое не имеет свй- зи с особенным, наоборот, оно лишь противостоит особенному.

Мышление рассудочной метафизики не было истинным, оно было догматичным, так как соответствовало природе конечных определений. Из двух противоположных положений только одно считало оно истинным, второе же — только ложным. Истинная спекулятивная мысль не может удовлетвориться такими односторонними определениями, они не могут исчерпать своеобразие понятия предмета. Она содержит в себе противоположные определения, которые рассудочная метафизика считает истинными в их раздельности, но не в единстве. Разум примиряет эти противоположности, которые рассудок считает непримиримыми.

Таким образом, основной недостаток старой метафизики заключался в том, что она предметы разума изучала рассудком; конкретным предметам, находящимся в движении, развитии, содержащим в себе отрицательность, она приписывала конечные определения: ее принципом было абстрактное тождество; до понятия конкретного тождества она не могла возвыситься.

При всем этом она обладала положительной стороной: старая, рассудочная метафизика была уверена в том, что мысль выражает существенные определенности предметов. В этом отношении, полагает Гегель, она стоит выше критической философии. Правда, Кант подверг критике основные определения старой метафизики и поставил вопрос о том, насколько эти определения обладают сами по себе значимостью, — в этом и заключается преимущество критической философии перед рассудочной метафизикой, — но, объявив их лишь субъективными, лишь нашими мыслями, ограничил познание лишь областью явлений. Кант отверг основной принцип старой метафизики, именно, что мысль выражает существенные определенности предмета. Если до Канта логика была оторвана от метафизики, то Кант вовсе отверг метафизику как науку о сверхчувственном мире. Гегель выражает это своеобразно: критическая философия превратила логику в метафизику, но метафизика эта касается только явлений, и поэтому сама кантовская критика превратилась в субъективный, плоский идеализм. Метафизика по существу была уничтожена. «То, что ...носило название метафизики, подверглось, так сказать, радикальному искоренению и исчезло из ряда наук. Где теперь мы услышим или где теперь смеют еще раздаваться голоса прежней онтологии, рациональной психологии, космологии или даже прежней естественной теологии?.. Сколь ни замечательно явление народа, для которого сдела- 258

лись непригодными, например, наука его государственного права, его общие убеждения, его нравственные привычки и добродетели, но столь Же но меньшей мере замечательное явление представляет собой народ, который утрачивает свою метафизику, народ, среди которого дух, занимающийся своей чистой сущностью, уже не имеет действительного существования». Народ утратил свою метафизику — в этом видит Гегель основной порок современной ему философии, «...получилось, - говорит Гегель, —- странное зрелище образованного народа без метафизики, нечто вроде во всем прочем многообразно украшенного храма, но без святого святых»1.

Гегель отвергает, как мы видели, не метафизику, а рассудочный подход к ее проблемам. Проблемы души, мира, бога —- подлинные проблемы философии, и от решения этих проблем философия не может отказаться. Вся действительность, сущность этой действительности — вот что является предметом философии, предметом познания вообще, а не явления, обладающие субъективным характером. Сущностью же действительности является мысль, не в субъективном ее выражении, а мысль как существующая объективно, как идея, проявляющаяся в своем развитии в форме природы и духа. Но поскольку наука о мысли, об идее, существующей объективно, есть логика, то логика и есть то, что называется метафизикой. Логика есть «изображение бога» и т. д. — эта определение нам знакомо, — но бог — высшая и единственно истинная действительность; логика — наука об абсолютном или логической идее, но начало духа, чистая сущность его основания есть мысль. Короче говоря, мысль и бытие тождественны, поэтому наука о бытии и наука о мысли — одна и та же наука. Логическое и онтологическое — а последнее и есть предмет метафизики, как таковой, — в философии Гегеля совпадают (именно этот момент обусловливает искажение диалектики); для Гегеля поэтому логика есть метафизика и метафизика есть логика.

Гегель нередко сам отождествляет их. Логическая наукаг пишет Гегель, составляет подлинную метафизику или чистую спекулятивную науку2; в другом месте он пишет о совпадении логики и метафизики. «Логика и метафизика» — так Ге-

1 W. d. Logik. Г, s. 4 ,(і1— 2).

3 W. d. Logik., S. 5. .. .die logische Wissenschaft, welche die eigen- tliche Metaphysik Oder reine spekulative Philosophie ausmacht..." (3). Enc. §24. rDi e Logik failt daher mit der Metaphysik zusammen der Wissenschaft der Dinge in Gedanken gefasst, welche dafiir gal- ten die wesenheiten der Dinge auszudriicken“.

гель обозначал большей частью курс своих лекций в университете. Интересны в этом отношении названия произведений некоторых авторов, излагающих содержание гегелевской логики: I. Е. Erdmann называет изложение логики Гегеля как «Logik und Metaphysik»; то же самое название носит книга К. Fischer-a о гегелевской логике.

Таким образом, логика Гегеля не только диалектика и теория познания, но она совпадает и с метафизикой, учением о действительности, о сущности действительности.

Между прочим, этим еще раз подтверждается положение о совпадении метода и системы, причем под системой в данном случае понимается учение Гегеля именно о действительности, его метафизика.

Остается еще один момент, одна сторона философской системы Гегеля, которой мы кратко коснулись в связи с изложением некоторых -других вопросов.

. Отождествление бытия и мышления приводит Гегеля к отождествлению их хода развития; и бытие и мышление — что одно и то же — представляют собой развитие духа; развитие духа заключается в его самопознании, поэтому развитие духа 'находит свое выражение в истории науки или, точнее по Гегелю, в истории развития философии. Другими словами, история философии есть история духа, т. е. по существу есть логика. Ленин указывает на это обстоятельство: «Видимо, Гегель берет свое саморазвитие понятий, категорий в связи со всей историей философии. Это дает еще новую сторону всей логики».

Логическая идея развивается и поднимается с одной ступени на другую. В истории философии мы имеем дело с развитием той же идеи в последовательности философских систем. В основе каждой философской системы лежит одна какая-либо особенная определенность идеи. Путь развития логической идеи идет от абстрактного к конкретному. Если проследить ход истории философии, полагает Гегель, легко увидеть, что первые философские системы — самые абстрактные, самые бедные. Связь старых систем с новыми такая же, как и связь первых ступеней идеи с последующими. Как каждая новая ступень в развитии идеи не только отрицает предыдущую, но и сохраняет ее в себе в виде момента, идеализован- но, снимает (aufheben) ее, так и каждая последующая система философии; отрицая старую, сохраняет ее в меру ее истинности и представляет собой более истинную, чем предыдущая. И поэтому, если мы справедливо утверждаем, что все старые системы отринуты, отвергнуты, то так же справедливо будет сказать, что ни одна из них не отвергнута полностью. История философии вовсе не есть галерея ошибок. Если уж 260

сравнивать историю философии с чем-нибудь, так во всяком случае не с галереей ошибок, а с пантеоном образов бога.

Начало логики, полагает Гегель, совпадает с началом истории философии: если логика начинает с понятия чистого бытия, то и история философии начала с этого понятия (элейская школа). Парменид понимал абсолютное как чистое бытие, он утверждал, что бытие существует, а небытия нет. И все остальные системы в своей последовательности повторяют последовательность основных категорий логики. Конечно, категории, как ступени развития идеи, изложены в логике в элементе чистой мысли, без примесей, обусловленных привходящими обстоятельствами, вне их применения к частным случаям; все эти обстоятельства придают ступеням идеи в истории философии особый внешний вид, который часто затемняет чистоту идеи, «...если освободить основные понятия философских систем, появлявшихся в истории, от всего того, что относится к их внешней форме, к их применению к частному, и подобных элементов, то получатся различные ступени определения самой идеи в ее логическом понятии»1.

В этом не должно быть ничего удивительного: ведь логика как теория познания и диалектика излагают историю познания в ее чистой, освобожденной от случайностей, логически очищенной форме. История же познания, которая свою высшую форму находит в истории философии, протекает во времени, определена разными условиями, которые накладывают определенный отпечаток на развитие идеи. «Эти чистые понятия нужно уметь распознавать в их исторической форме»[340] [341].

Выставленный Гегелем принцип совпадения логики, диалектики и теории познания существенно отличает его систему философии от предшествующих систем[342]. Это тот положительный принцип, которому должно было следовать дальнейшее развитие философии. Этим путем идет Маркс, который в «Капитале», в процессе анализа одной сферы действительности, на основе материалистического мировоззрения, оправдывает положение о совпадении логики, диалектики и теории познания.

Гегель выставил этот принцип на основе объективного, абсолютного идеализма; поэтому сама по себе правильная: мысль с самого же начала искажается: логика превращается в онтологию (метафизику) и поэтому развитие мысли представляет собой не отражение действительности, а развитие самой действительности; субъективная диалектика вовсе не

есть отражение объективной диалектики, а то же самое, что и объективная диалектика; и, наконец, история познания, история философии не есть история познания человеком действительности — философия — это эпоха, схваченная в мыслях, как правильно говорил сам Гегель, - - а сама история действительности.

Должно быть ясно, что построенная па таких принципах теория диалектики не может претендовать на истинность. Но, с другой стороны, как мы уже отмечали, она не может быть абсолютно ложной. Для полного выяснения положительного и отрицательного, рационального и мистического моментов гегелевской диалектики надо проанализировать его диалектику вообще и, в частности, его учение о законах диалектики.

5.