Стагфляция (96-165 н.э.)

Перенаселение и экономические изменения

Данные о ценах и заработной плате для Римской империи (за исклю­чением Египта) очень скудны. Фактически мы знаем только об оплате ле­гионеров (табл.

Таблица 7.5. Оплата легионеров. Номинальная заработная плата и сереб­ряный эквивалент сестерция см.: Greene 1986:59; Harl 1996. Цены на пше­ницу из табл. 7.6.

В течение I-II вв. номинальная оплата легионеров удвоилась, но выра­зив эту плату в граммах серебра, можно заметить, что она достигла макси­мума в конце I в. и уменьшилось во II в. Если же перевести оплату в зерно,

используя египетские цены (см. ниже), то можно заметить, что в течение I в. оплата солдат едва компенсировала инфляцию.

Единственной областью Римской империи, для которой имеются более подробные данные об экономической динамике, является Египет. Таблица 7.6 показывает изменение цен на пшеницу в течение первых трех веков нашей эры.

Таблица 7.6. Цены на пшеницу в Египте (в среднем по периодам, см.: Dun­can-Jones 1990:151-155).

Цены частных сделок и официальные цены рассказывают одну и ту же историю. К концу II в. номинальная цена на пшеницу удвоились. Эта тен­денция объясняется не только порчей римской монеты во II в.: цена на пшеницу в граммах серебра также увеличивалась. В III в. номинальная це­на на пшеницу продолжала расти, достигая в конце столетия 200-300 драхм за артабу (Duncan-Jones 1990), но теперь это увеличение было цели­ком обусловлено порчей монеты. При рассмотрении серебряного эквива­лента мы видим, что цены на пшеницу в III в. фактически уменьшились.

Подробное описание экономических тенденций в Египте в II-III вв. можно найти в монографии Вальтера Шеделя (Scheidel 2002). Шедель при­водит данные о ценах на землю, арендной плате, ценах на пшеницу и това­ры, сведения о заработной плате, как в номинальном, так и в реальном вы­ражении. Особый интерес представляют реальные (с учетом инфляции) цены, потому что быстрая инфляция из-за порчи динария делает номи­нальные значения малоинформативными. Например, имеются некоторые данные о ценах на землю в Египте, но интерпретация этих данных проти­воречива.

Таблица 7.7. Цены на землю в сестерциях за югер (Duncan-Jones 1974:366).

Медианная цена сначала увеличивается, а затем уменьшается, что со­ответствует постулатам демографически-структурной теории. Снижение в III в. было, вероятно, еще более глубоким, учитывая порчу серебряной мо­неты. Тем не менее, Дункан-Джонс отметил, что как максимальные, так и минимальные цены в течение всего периода продолжали расти. Это ставит под сомнение достоверность тенденции, которая наблюдается в медианной цене. Алстон (Alston 1995) попытались проследить динамику цен отдельно для земель «низкого», «среднего» и «высокого» качества. Шедель (Scheidel 2002) вместо этого анализировал цены для двух категорий земель (стоимо­стью менее или более 600 драхм за аруру). Оба исследователя были под­вергнуты резкой критике со стороны Багналла. По этой причине, мы будем ориентироваться на реальную арендную плату (имеются также некоторые сведения об изменении реальной заработной платы, которые мы рассмот­рим в п. 7.4).

Таблица 7.8. Реальная земельная рента. Ежегодная арендная плата за пше­ничные поля (артабы с аруры) (Scheidel 2002:tab. 1). Показаны только средние величины, медианы показывают ту же самую тенденцию. Основа­но на 133 частных значениях.

Изменения в реальной арендной плате синхронны для всех регионов и показывают рост к 165 г. (накануне чумы), а затем снижение в III в. После чумы арендная плата снижается в среднем на 37%, что указывает на суще­ственное уменьшение населения в результате эпидемий и социально­политической нестабильности.

Перепроизводство элиты, и внутриэлитная конкуренция

В предыдущей главе мы использовали статистику Хопкинса и Берто­на о наследуемости консульского статуса, чтобы показать рост внутри- элитной конкуренции к концу республиканского цикла. К счастью, эти авторы представляют аналогичную статистику и за период принципата. Тем не менее, имеются некоторые обстоятельства, которые мы должны принимать во внимание при рассмотрении этих данных. Во-первых, в то время как консулы республиканского периода были на вершине пирами­ды статуса и власти, в период принципата они сохранили только статус, в то время как власть перешла в руки императоров и их главных админист­раторов, которые к концу периода набирались вне сенаторского сословия (в основном, из всадников). Во-вторых, данные сравнительно малочис­ленны, потому что Хопкинс и Бертон исследовали не каждое поколение консульской аристократии. Таким образом, вместо восьми поколений, ко­торые охватывают период принципата, у нас есть данные только для че­тырех. В-третьих, в то время как в республике число консулов в любом поколении оставалось практически неизменным (на год избирались толь­ко два консула), в период принципата число избранных на год консулов постепенно увеличилось до 8 и даже до 10 при последних Антонинах.

Таблица 7.9. Наследование консульского статуса при принципате (Hopkins, 1983).

*Индекс конкуренции - процент консулов с консулами-предками минус процент консулов с консулами-потомками

Данные Хопкинса и Бертона (табл. 7.9) показывают, что в I в.

ную динамику. Иными словами, власть наследственной знати была суще­ственно ослаблена. Эта тенденция имеет особое значение в свете того, что мы знаем о динамике элиты. Старая знать была уничтожена во время прав­ления Юлиев-Клавдиев. В то же время размер консульского сословия зна­чительно расширился: при Августе в среднем назначались на год 2.6 кон­сула. Хопкинс и Бертон считают, что к концу I в. назначались на каждый год 8 обычных и дополнительных консулов. Если предположить длитель­ность среднего поколения в 30 лет, то размер консульского сословия уве­личился в течение I в. в три раза, от 80 до 240 человек.

Во II в. наблюдалась обратная тенденция, и доля консулов с консула­ми-отцами поднялась с 18 до 27, а затем до 32 процентов. Наследственная аристократия, таким образом, снова утвердила свою власть над консула­том, хотя и не достигла того уровня контроля, который она имела в 18-54 гг. (или во II в. до н.э., как отмечалось в предыдущей главе).

Доля консулов с консулами-потомками колебался на примерно посто­янном уровне до середины II в., а затем снизилась в 193-235 гг. (табл. 7.9). Особенно интересна разница между процентом консулов с консулами- предками и процентом консулов с консулами-потомками («индекс конку­ренции» в табл. 7.9). В 70-96 и 131-160 гг. этот показатель был отрица­тельным, что свидетельствует об ослаблении внутриэлитной конкуренции. К концу II в. мы возвращаемся к картине повышенной конкуренции и вы­нужденной нисходящей мобильности, подобной той, которая наблюдалась в период Гракхов.

Пока пробелы не заполнены, любые выводы, основанные на этих дан­ных, остаются предварительными. Но в целом эти данные, и особенно индекс конкуренции, согласуются с выводами пункта 7.2, в котором ут­верждается, что во время принципата состояния верхнего слоя элиты сна­чала уменьшились и достигли минимума в период Флавиев, затем увели­чились при пяти «хороших» императорах и достигли максимума во вто­рой половине II в. Начиная с Марка Аврелия, и особенно при Коммоде, мы наблюдаем признаки перепроизводства элиты и усиление конкурен­ции, что в конечном итоге способствовало государственному брейкдауну в конце II в.

Типичным признаком перепроизводства элиты является рост админи­стративных должностей. По Х. Г. Пфлауму (цит. по: Hopkins 1983:180) в провинциях в царствование Домициана (81-96) имелось 64 всаднических должности, а в правление Септимия Севера (193-211) их число достигло 173. Таким образом, хотя во II в. территория империя расширилась лишь в очень незначительной степени, количество административных должностей выросло почти в три раза. Возможно, это отражает увеличение потребно­сти «излишней» элиты в получении государственных должностей.

7.4.