Кризис (1565-1615 гг.)

В 1565 г. Иван IV ввел опричнину, которая разделила государство на две части. Царь создал отдельные административные структуры для оп­

ричнины и остальной части государства, земщины, которая по-прежнему управлялась Боярской думой.

Именно в этот период интенсивных внешних и внутренних конфлик­тов (Ливонская война и опричнина) Россия пережила крупномасштабную демографическую катастрофу. Кризис начался с катастрофического не­урожая в 1567 г. Сам по себе неурожай не был редким явлением: он слу­чался в средневековой России в среднем каждые 6-7 лет. Обычно плохие урожаи не приводили к голоду, потому что крестьяне в качестве меры пре­досторожности держали большие запасы зерна. Но увеличение налогового давления (рис. 8.3) в сочетании с перенаселением в некоторых районах привело к тому, что крестьяне не могли откладывать достаточные запасы на случай неурожая. В результате зимой 1567-1568 гг. в Центральном рай­оне разразился голод; цены на зерно увеличились в 8-10 раз. Следующий год снова был неурожайным, цены держались на том же уровне, и голод продолжался (Скрынников 1975:162; Колычева 1987:177). В 1570 г. следом за голодом пришла чума. «Это была одна из тех страшных эпидемий сред­невековья, которые возникали примерно один раз в сто лет и оставляли по­сле себя почти полностью обезлюдевшие города и деревни», - писала Е.

Голод, чума и внутриэлитные конфликты ослабили способность госу­дарства к отражению внешних вторжений. В 1571 г. крымский хан Девлет- Гирей собрал огромное войско и вторгся в Московию. В мае 1571 г. крым- цы окружили в Москве русскую армию и сожгли осажденный город, в огне погибли сотни тысяч людей. Татары подвергли страшному разорению весь Московский уезд и уезды, лежавшие южнее столицы (Скрынников 1975:163; Колычева 1987:182). Кочевники угнали с собой 100 тыс. плен­ных, которые были проданы на рабском рынке в Кафе. В конце 1570-х гг. Ливонская война вступила в завершающую фазу, результатом которой ста­ла потеря всех территорий, завоеванных Москвой. Война закончилась в 1583 г. после подписания мирных договоров с Польшей и Швецией (Riazanovsky 2000:152).

Каковы были масштабы демографической катастрофы? Наиболее под­робные данные по этому вопросу предоставляют новгородские материалы. В Деревской пятине 1/3 крестьянских наделов («обеж») была заброшена из-за голода и мора - то есть хозяева погибли; остальные бежали от царе­вых податей и правежей. В Водской пятине запустело 3/5 всех обеж, но неизвестно, сколько крестьян погибло, а сколько ушло в другие места. В одной из волостей Бежецкой пятины от мора и голода погибло 40% насе­ления. Для Центрального района статистических данных гораздо меньше; имеется, в частности, информация о запустении в расположенных в раз­личных уездах вотчинах Троице-Сергиева и Иосифо-Волоколамского мо­настырей. В опустошенном татарами Московском уезде в этих вотчинах было заброшено 90% пашни, в Суздальском уезде - 60%, в Муромском уезде - 36%, в Юрьев-Польском уезде - 18%. Масштабы запустения были велики, часть крестьян погибла, но некоторые, вероятно, переселились в другие места. Однако массовое переселение во время эпидемии было не­возможно: во избежание распространения болезни дороги были перекрыты заставами.

Как обычно, сокращение численности населения повлекло за собой улучшение экономических условий для простого народа. В течение 1570-х гг. дневная заработная плата резко увеличилась. Поденщики на вологодчи­не получали по 3 деньги в день, а четверть зерна стоила 23 деньги, таким образом дневная плата составляла 9.3 кг хлеба; она возросла в 2.5 раза. Данные об оброках «детенышей» Иосифо-Волоколамского монастыря сви­детельствуют, что реальная (и номинальная) заработная плата после ката­строфы 1570-1571 годов возросла примерно в 2.5 раза. Оплата квалифици­рованных работников, например, плотников, портных возросла в 2 раза. Подобное увеличение оплаты имело место и в других церковных учрежде­ниях (Нефедов 2003).

Еще одним признаком снижения демографического давления было па­дение земельной ренты. Оброки на поместных землях упали примерно в 3 раза (в пересчете на зерно с 10-12 пудов до 3-4 пудов на душу), на дворцо­вых землях - в примерно в 2 раза. Барщина также сократилась вдвое или втрое (Нефедов 2003).

Таким образом, демографическая катастрофа 1570-х гг. привела не к повышению уровня эксплуатации крестьян, как утверждают некоторые ис­торики, но напротив, значительно облегчила их положение. Но катастрофа означала также уменьшение способности государства и элиты извлекать ресурсы из крестьянских хозяйств. В реальном выражении налоги, уплачи­ваемые каждым крестьянским двором, сократились в три, в четыре или

даже в пять раз, как это было в Шелонской пятине близ Новгорода. Сбор налогов с новгородских земель к 1576 г. уменьшился вдвое, а к 1583 г. - в 12 раз (Воробьев и Дегтярев 1986:168).

Сильно пострадали и дворянские хозяйства. Во многих поместьях зем­лю было некому обрабатывать; в Московском уезде обрабатывалось толь­ко 7% помещичьей пашни, в Коломенском уезде - 25%.

В 1584 г. Иван IV умер. Царствование его сына Федора (1584-1598) было относительно мирным периодом, но Федор был «слаб умом», и пра­вительство вновь оказалась в руках бояр. По-видимому, основной причи­ной временного ослабления политической нестабильности было исчерпа­ние потенциала враждующих фракций. Однако основное противоречие между перепроизводством элиты и уменьшением численности простого народа сохранялось.

Основной причиной продолжавшейся нестабильности, которая в ко­нечном итоге привела к брейкдауну и гражданской войне Смутного време­ни, был острый дефицит рабочей силы, экономическое кризис элиты и фи­нансовый кризис государства. Ситуация была близка к ситуации в Запад­ной Европе после Черной Смерти (см. главы 2 и 4), когда уменьшение предложения труда вынудило дворянство использовать неэкономические, силовые методы в попытке сохранить свои доходы. В Англии и Франции эти попытки не увенчались успехом, в то время как в Польше и Пруссии элита сумела осуществить закрепощение крестьян (см. обсуждение в п. 1.1). Два столетия спустя в России в аналогичных условиях элита также попыталась навязать крестьянам крепостное право.

При царе Федоре московское войско насчитывало 80 тыс. всадников, получавших ежегодное жалование (в придачу к поместьям), причем 65 тыс. из них ежегодно выходили нести сторожевую службу на южной гра­нице. Из этих воинов не все были дворянами, но, с другой стороны, были также и дворяне, не получавшие жалования. Как бы то ни было, по сравне­нию с временами Василия III, когда службу на южной границе несли 20 тыс. всадников, количество конницы увеличилось в 3-4 раза. Можно пред­положить, что и численность дворян увеличилась в такой же пропорции, в то время как население страны после пережитой демографической катаст­рофы, по-видимому, не превосходило той численности, которая была при Василии III.

речие могло быть решена только путем ликвидации перепроизводства эли­ты, как это и случилось в первой половине XVII в.

Закрепощение было не отдельным событием, а скорее процессом, ко­торый растянулся на многие десятилетия. В конце царствования Федора и в царствование Бориса Годунова (1598-1605) правительство под давлением дворянства издало несколько законодательных актов, которые ограничива­ли передвижение крестьян и определяли период, в течение которого бе­жавший крестьянин мог быть принудительно возвращен своему помещику. Закрепощение дало землевладельцу возможность увеличивать ренту, и по­пытка такого рода имела место в Иосифо-Волоколамском монастыре. Уве­личение барщины в полтора раза вызвало крестьянский волнения, и в ко­нечном счете руководство монастыря было вынуждено вернуться к старым порядкам. Однако наступление на крестьян продолжалось и принимало централизованные формы: в 1601-1603 гг. во многих монастырях царскими указами барщина была увеличена вдвое (Корецкий 1970:283-284; История крестьянства 1990:257)

Недостаток данных не позволяет судить о положении во владениях помещиков. Тем не менее, мы знаем, что мелкие дворяне имели очень мало крестьян. Например, средний помещик в Тульском уезде имел лишь четы­ре крестьянских хозяйств (Корецкий 1975:86), но он должен был каждый год выступать в поход. В результате большинство помещиков были выну­ждены отнимать у крестьян все продовольственные излишки, не оставляя им никаких запасов на случай неурожая.

Смутное время

Социально-экономическая ситуация в первом десятилетии Х VII в. в определенном смысле была аналогична ситуации 1560-х гг. - только тогда средства существования у народа отнимало государство, а теперь это дела­ли дворяне с позволения государства.

торы - в действительности дожди шли лишь один год и вызвали один не­урожай (1601 года). Но поскольку у закрепощенных крестьян не было ми­нимальных хлебных запасов, то один неурожай породил страшный трех­летний голод. Причина катастрофы была не только в погодных условиях: катастрофа была в значительной степени следствием введения крепостного права.

«Великий голод» 1601-1603 гг. имел далеко идущие последствия для населения, государства и элиты. Во-первых, он привел к огромным страда­ниям и огромной голодной смертности среди простого народа. Авраамий Палицын сообщает, что 127 тыс. человек были похоронены в одной только Москве (Палицын 1955). Другой свидетель писал, что «вымерла треть цар­ства Московского голодной смертью» (Корецкий 1975:131). Голодающие крестьяне нападали на дома богатых крестьян и на усадьбы помещиков. Начиная с осени 1602 г. вспышки бандитизма во многих регионах стали эндемичными (Корецкий 1975:208).

Во-вторых, «Великий голод» привел к краху государственных финан­сов. Правительство Бориса Годунова предпринимало чрезвычайные уси­лия, чтобы облегчить страдания простых людей (Dunning 2004:69-70). Оно тратило огромные суммы, раздавая деньги и хлеб беднякам в Москве, Смоленске, Новгороде, Пскове. В Москве, например, правительственные агенты каждый день раздавали продовольствие и деньги для 70 тыс. чело­век (большинство которых были беженцами из голодающих деревень). В конце концов, эти раздачи были прекращены из-за отсутствия денег в каз­не (Dunning 2004:70).

В-третьих, голод создал огромный резервуар недовольных и отчаяв­шихся контр-элит. Мелкие дворяне страдали от голода так же, как и кре­стьяне. Многие из них были вынуждены продавать себя в рабство, чтобы выжить. В 1602 г. продаж рабов было в девять раз больше, чем в обычные годы (Dunning 2004:69). Дворян, которые продавали себя в рабство, не от­правляли на сельскохозяйственные работы, их включали в вооруженные свиты магнатов как «боевых холопов». Так как голод продолжался, то маг­наты оказались не в состоянии поддерживать свои большие свиты, и мно­гие прогоняли своих «боевых холопов». Эти отчаявшиеся люди были «вооружены и опасны», и их было очень много. По некоторым оценкам, 20 тыс. бывших «боевых холопов» ушли на южную границу, где они попол­нили ряды недовольных казаков и пограничных дворян (Dunning 2004:72).

Безработные «боевые холопы», беспоместные дворяне, беглые крепо­стные и пограничные казаки составляли огромный резервуар кадров для последующих восстаний и гражданских войн. Первая вспышка восстаний, так называемое «восстание Хлопка», произошла в Московском уезде осе­нью 1603 г. Прежде, чем повстанцы были разбиты, им удалось нанести по­ражение посланным против них правительственным войскам и убить их командующего.

Следующее восстание (в 1604 г.) было более серьезной и в конечном счете успешной попыткой свержения правительства. Он было возглавлено самозванцем, который называл себя царевичем Дмитрием, сыном Ивана IV. Лжедмитрий начал свое вторжение в Россию при поддержке польских магнатов, но вполне вероятно, что заговор был инициирован и тайно под­держивался определенными фракциями бояр (Буссов 1961:100). Претен­дент сформировал свое войско на южной границе, и к нему присоедини­лось большое количество казаков, «боевых холопов» и беглых крепостных. В апреле 1605 г. царь Борис внезапно умер и коалиция магнатов, которую ему до сих пор удавалось поддерживать, распалась. Большая часть элиты перешла на сторону Лжедмитрия, и он с триумфом вступил в Москву в июне 1605 г.

Здесь не место для детального описания последующей гражданской войны. Достаточно сказать, что в 1606 г. Лжедмитрий был убит по время мятежа, организованного группировкой бояр во главе с Василием Шуй­ским. Шуйский стал царем, но был свергнут в 1610 г. Появился еще один претендент, который называл себя Дмитрием и утверждал, что он чудом избежал смерти от рук бояр. На юге вспыхнуло народное восстание под предводительством Ивана Болотникова, а затем началась интервенция со стороны поляков и шведов. В 1611 г. бесконечные внутренние распри и внешние вторжения вызвали мощную национальную реакцию со стороны объединившихся элит и простого народа. В 1613 г. Земский собор избрал на престол Михаила Романов, потомка видного боярского рода, и Смутное время подошло к концу.

Голод закончился еще в правление Лжедмитрия: 1604 г. был в сель­скохозяйственном отношении хорошим годом. Демографическая катаст­рофа оказала обычное положительное влияние на реальную заработную плату: оплата работников в монастырях возросла по сравнению с времена­ми до голода в полтора раза. Цена на рожь в 1606 г. составляла 32 деньги за четверть, то есть была примерно той же, что и до голода (Никольский 1910). Таким образом, можно предполагать, что реальная заработная плата возросла после катастрофы в полтора раза. Как отмечалось выше, после голода и чумы 1568-1571 гг. реальная плата возросла в 2.5 раза.

В итоге, годы голода и гражданской войны привели к новому сокра­щению численности населения. Положение крестьян стало лучше, и про­цесс закрепощения был де-факто приостановлен. Законы, прикреплявшие крестьян к земле, формально не были отменены, но на практике они не со­блюдались. На Юге крестьяне официально могли уходить от помещиков; в других районах они уходили, не обращая внимания на законы. Найти и вернуть беглецов было очень трудно, практически невозможно: никаких государственных органов для сыска беглых не существовало, так как после крестьянской войны правительство делало все, чтобы избежать новых вол­нений (Шапиро 1965:67; Тихонов 1966:302).

Долгая война привела к уменьшению численности дворянства. В 1580­х гг. численность дворянского ополчения, ежегодно выходившего на юж­ную границу, составляла 65 тыс. всадников; в 1630 году полевую службу могли нести лишь 15 тыс. дворян (табл. 8.1).

8.2.