t. ОТКАЗ ОТ СОБЛЮДЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВЫХ НАЧАЛ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ. «КРИТИКА» И ДИСКРЕДИТАЦИЯ РЕШЕНИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА В НЮРНБЕРГЕ

Анализ правовой доктрины и судебной практики по вопросам преследования и наказания нацистских военных преступников в ФРГ за прошедшие после Нюрнбергского процесса 25 лет свидетельствует прежде всего о том, что западногерманская политика в этой области с самого начала формировалась и постоянно проводилась на доктринальном отрицании и практическом отказе от соблюдения Нюрнбергских решений.

Отрицать правомерность Нюрнбергского Трибунала начали еще адвокаты главных военных преступников в ходе самого процесса. Они утверждали, что поскольку к ранее совершенным преступлениям применяются якобы позднее установленные правовые санкции, то тем самым нарушается основной принцип буржуазной законности о недопустимости придания закону обратной силы. Вмес-те с ними и вслед за ними подобную критическую линию отстаивали и'такие известные буржуазные юристы-меж-дународники, как Финч, Шварценбергер, Гугенхейм. Особенно острую критику развернули немецкие юристы Дам, Ешек, Гоффман, Книерем и др. . В качестве одного из аргументов они, в частности, выдвигали ссылку на позицию американской делегации в комиссии по подго-товке Парижской мирной конференции после первой мировой войны, где последняя высказывала сомнения относительно правомерности судебной ответственности германского кайзера Вильгельма, ссылаясь именно на принцип «закон обратной силы не имеет» .

Несостоятельность этого аргумента применительно к осуществлению правосудия над нацистскими военными преступниками станет очевидной, если попытаться выя-вить значение данного принципа по меньшей мере в двух аспектах — правовом и историческом.

Изъяв принцип «закон обратной силы не имеет» из обихода уголовного права, буржуазная реакционная доктрина пыталась применить его произвольно и чисто ме-ханически к сфере отношений, регулируемых междуна-родным правом.

Специфика формирования и регулирования межгосударственных отношений по международному праву, как известно, обусловлена не только их договорно-правовой природой. Особенность международного права, обусловленная постоянной эволюцией и подвижностью межгосударственных отношений, с неизбежностью предполагает, что в основе таким образом формирующегося международного публичного правопорядка лежит требование общеобязательности основополагающих принципов дей-ствующего международного права. Признание и соблю-дение этих принципов со стороны всех участников меж-дународного общения создают важное условие его про-грессивного развития. Процесс постоянного движения, свойственный международному праву в силу того, что его основными источниками являются такие эволюцио-низирующие формы’, как договоры, конвенции, отнюдь не беспределен. Напротив, как показывает практика, этот процесс все более подвержен воздействию общепризнанных принципов международного права, смысл которых неоднократно толковался различными органами ООН . В определенной степени эти принципы находят соответствующее выражение в обычаях, в исторически сложившихся представлениях о морально-этических ценностях, а также и в требованиях, выдвигаемых международным общественным правосознанием.

Из того факта, что международное право не ограничивается санкциями и требованиями, изложенными в международных договорах, но основывается также и на обычаях, в свою очередь следует, что в случае совершения международного преступления не требуется, чтобы оно как таковое было зафиксировано в какой-либо писаной правовой норме.

В приговоре Международного Военного Трибунала специфика международного права разъяснялась следующим образом: «Законы ведения войны можно обнаружить не только в договорах, но и в обычаях, и в практике государств, которые постепенно получили всеобщее признание, и в общих принципах правосудия, применявшихся юристами и практиковавшихся в военных судах.

Связывая содержание принципа «nullumcrimen sine lege» с этой особенностью международного права, известный бельгийский международник Стефан Глазер пишет, что с точки зрения международного права действие расценивается преступным уже в момент его совершения, независимо от того, вытекает ли это определение о преступности из договорного права или непосредственно из права обычного. В этой связи С. Глазер конструирует интересную концепцию о том, что международное уголовное право ведет свое начало из международного правосознания и защищает важные интересы, общие для многих государств (opinioiurisvel necessitates), а потому он полагает, что основной заповедью законности в сфере международного уголовного права является более широкий, в естественно-правовом смысле сформулиро-ванный принцип: «нет преступления без указания на то вправе» («nullumcrimen sine iura» . Он полагает также, что принцип аналогии в международном уголовном праве отнюдь не противоречит идее законности, а явля-ется одним из ее специфических проявлений, поскольку международное уголовное право не формируется из со-ставов преступлений, как это характерно для внутриго-сударственного уголовного права. Тем более одиозной представляется позиция, которая все еще имеет сторон-ников в западногерманской юридической литературе.

Так, в вышедшей в 1967 году книге «Международное право и немецкое право. Теоретическое и догматическое исследование вопроса о применении международно-пра-вовых норм в ФРГ» Вальтер Рудольф писал: «Они (т.

Критерием обязательности и в этом смысле допускаемой универсальности для В. Рудольфа является западная ориентация — стандарты «цивилизованных» народов, а не правовые принципы международного права как та-кового. Отрицание идеи универсальности отражало об-щую политическую тенденцию правящих кругов ХДС/ ХСС на отказ от соблюдения нюрнбергских принципов, а также непризнания со стороны ФРГ некоторых специ-альных международно-правовых актов (решений и резо-люций ООН о неотвратимости судебного преследования и уголовного наказания нацистских военных преступни-ков).

Распространенное в западногерманской юридической и политической доктрине того периода непризнание принципа универсальности в отношении норм международного права непосредственно реализовывалось в действиях органов юстиции, которые, упорно отрицая значение нюрнбергских решений в судебных процессах над нацистскими военными преступниками, проводили линию на их оправдание. С другой стороны, второй — исторический аспект проблемы об обратной силе закона в процессах над нацистскими преступниками возник в связи с позицией защитников главных немецких военных преступников, согласно которой ведение агрессивной войны, ранее, т. е. до принятия Лондонского соглашения от 8 августа 1945 г., преступлением якобы не считалось. Извращая традиционный правовой смысл этого прин-ципа, некоторые юристы-международники (Кельзен, Смит, Хэнки и др.) оправдывали не только нацистских военных преступников, но в сущности и агрессию как таковую .

Однако подобные утверждения оказались несостоятельными. Устав Международного Военного Трибунала установил три категории преступлений: преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности. Все они являются международно-правовыми составами преступлений, которые были сформулированы в полном соответствии с принципами и идеями действовавшего їв тот период международного) права.

Обратимся к фактам из истории международного права. Представления об агрессивной войне как о прес-тупной акции, общие конкретные запреты жестокого обращения с военнопленными и ранеными, требование гуманного отношения к гражданскому населению, охра-ны его жизни и здоровья — все эти позитивные начала составили содержание многих международных конвен-ции, ставших источниками международного права еще задолго до начала первой мировой войны. Соответствующие санкции за нарушение правий ведения войны мы находим, например, в Петербургской декларации от 29 ноября 1868 г. относительно запрещения использования некоторых химических средств ведения войны, в решениях Брюссельской конференции 1874 года, в Гаагских конвенциях 1899 и 1907 годов. Характерно, что в преамбуле IV Гаагской конвенции 1907 года «О законах и обычаях сухопутной войны» был зафиксирован принцип аналогии. В конвенции говорится, что в случаях,#не пре-дусмотренных принятыми государствами постановлениями, «население и воюющие остаются под охраною и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, из законов человечности и требований общественного сознания» .

Известно, что после разгрома Германий в первой ми-ровой войне вопрос об уголовной ответственности за преступления, совершенные в ходе ее, стал очень актуальным. Основной международно-правовой акт, оформивший итоги войны, — Версальский договор содержал прямое и точное указание на необходимость привлечения к уголовной ответственности агрессора (ст.ст. 227—230). Статья 228 договора прямо обязывала бывший кайзеровский рейх выдать всех немецких военных преступников по первому требованию заинтересованных держав.

Принятая позже Веймарская конституция хотя и содержала общее положение о запрете выдачи немецких граждан иностранным державам (ст. 112), однако она ничего изменить не могла, так как вопрос о преследовании военных преступников регулировался Версальским договором, ст. 178 которого специально оговаривала, что «положения Версальского договора не могут из-меняться нормами Веймарской конституции». Под влия-нием победы Великой Октябрьской социалистической революции и революционной ситуации в Германии здесь был принйт закон о преследовании лиц, совершивших военные преступления и правонарушения , и дополни-тельный закон о неприменимости сроков давности к та-ким преступлениям . (Речь шла прежде всего о предании международному суду бывшего германского кайзера Вильгельма II и его сподвижников .)

Анализируя причины, побудившие союзные державы смириться с поведением бывшего агрессора и почти без борьбы отказаться от выполнения предписаний мирного договора, советский юрист А. Н. Трайнин объяснял подобную позицию, исходя из совокупности социально- политических факторов того времени. Он писал: «Эта торжественная и решительная декларация-обязательство, провозглашенная пятью великими державами, победителями в мировой войне, осталась словесной угрозой. Политика борьбы с .революцией еще раз оказалась сильнее политики борьбы за мир: в потрясенной войной Европе, при всеобщем брожении масс и революционном подъеме в Германии, судить императора, хотя бы и бывшего императора, оказалось политически невыгодным шагом. Суд над Вильгельмом организован не был. Так безрезультатно и бесславно закончилась первая попытка интернационального суда над агрессором» .

Известно, что после окончания первой мировой войны была создана специальная комиссия, занимавшаяся разработкой вопросов об ответственности за войну и военные преступления. Она выступила с рекомендацией, принятой большинством голосов, относительно образования Международного трибунала для суда над бывшим кайзером Вильгельмом II. Однако представители США и Японии голосовали против этих рекомендаций на том «принципиальном» основании, что «главы государств и правительств несут только моральную ответственность и никогда не подвергались уголовным санкциям» .

Для проблемы формирования международно-правовых источников, устанавливающих индивидуальную уголов-но-правовую ответственность за военные, в связи с принципом ex post facto, преступления, безусловный интерес представляет аргументация правительства Голландии по поводу отказа выдать Вильгельма II. Первый довод Голландии состоял в том, что поскольку она не подписывала Версальский договор, то не считает себя обязанной соблюдать его положения. Затем она ссылалась на все тот же принцип — lex retro non agit(закон обратной силы не имеет). Наконец, последний аргумент был сформулирован на основании ст. 4 голландской конституции: «Экстрадиция (выдача) возможна лишь, в случае, когда преступление, дающее основание для такого рода требования, было ясно определено в соглашении об экстрадиции». На основании этих доводов Голландия отказалась выдать бывшего германского кайзера Вильгельма II. Последовавший затем обмен нотами между союзниками и правительством Голландии ни к чему не привел .

Затем проблема ответственности военных преступни-ков вступила в стадию так называемого лейпцигского периода. Созданная в 1919 году Международная комис-сия юристов разработала перечень военных преступле-ний, на основании которого союзники составили список конкретных лиц и потребовали от Германии их выдачи. Однако последняя категорически отказалась сделать это, а после вступления в силу Версальского договора (10 января 1920 г.) заявила, что указанные преступники подлежат национальной юрисдикции. Союзники вынуж-дены были согласиться. Из 3000 названных союзниками и Польшей военных преступников лишь 45 предстали перед имперским уголовным судом в Лейпциге.

' Первый процесс открылся в мае 1921 года; из 45 об-виняемых лишь 9 были осуждены. Остальные либо были оправданы, либо их дела прекращены «за отсутствием доказательств». Известный международник лорд Моэм не без иронии объяснял тогда в своей речи в палате лордов, что попытка судить немцев в Германии, по немецким законам, естественно, оказалась обреченной на провал. Этот процесс стал именоваться в международной лите-ратуре как «Лейпцигский фарс». Главные военные пре-ступники, такие, как Гинденбург, Людендорф, Тирпитц, Бетман-Гольвег и др., продолжали жить в Германии, ок-руженные почестями и привилегиями. Позже Гинденбург стал президентом Германской империи.

Но преступный характер ведения войны Германией и нарушение ею общепризнанных принципов международ-ного права были настолько очевидны, что это вынужде-ны были признать и ее собственные суды. Так, в приго-воре от 16 июня 1921 г. по делу двух немецких офицеров- подводников Дитмара и Больдта имперский суд указывал, что «по аналогии с сухопутной войной (IV Гаагская конвенция) расстрел безоружного врага не допускается и в морской войне; расстрел потерпевших кораблекрушение, которые нашли прибежище в спасательной лодке, запрещен. Международное правило, о котором здесь идет речь, общеизвестно и признано. По поводу его обязательности не могут существовать какие-либо сомнения. Тем самым уголовная наказуемость этих деяний, противных международному праву, должна быть подтверждена» .

Пытаясь выяснить исторические причины, обусловившие и открывшие дорогу преступлениям гитлеровской Германии, бывший помощник главного обвинителя от США в Международном Военном Трибунале Роберт Кемпнер совершенно справедливо полагает, что особое место среди других занимает тот факт, что после первой мировой войны союзникам не удалось осудить государ-ственных деятелей Германии за военные преступления и прежде всего за развязывание агрессивной войны.

Фраза-заклинание, произнесенная накануне Версаля государственным секретарем США Лансингом: «Мы ни-когда не простим преступникам их ужасающие преступ-ления, совершенные против человечности», оказалась брошенной на ветер. Аналогичная судьба постигла и заявление, сделанное правительством Франции: «Те, кто планирует и совершает преступления, должны нести моральную, юридическую и материальную ответственность».

Великая Октябрьская социалистическая революция и рождение первого в истории человечества государства рабочих и крестьян — страны Советов — оказали огромное влияние на развитие и формирование международных отношений и соответственно международного права.

Декрет о мире, Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа и другие внешнеполитические акты молодого Советского государства, а также миролюбивая внешняя политика, основанная на принципах мирного сосуществования и уважения национального суве-ренитета, выдвинули напередний план проблему защиты мира, предотвращения войны. Идея исключить войну как средство решения межгосударственных конфликтов получила определенное выражение в требовании об уго-ловной ответственности индивидов за преступления против человечества. В этих условиях, когда ведение военных действий сопровождалось появлением и использованием новых массовых средств уничтожения людей, неудавши-еся попытки предать суду государственных и военных деятелей, ответственных за преступное развязывание такой войны, крайне обострили в теории и практике международного права 20-х годов проблему запрещения агрессивной войны и установления ответственности государственных и военных деятелей за ее планирование и ведение .

В этой же связи теоретики международного права непрерывно дискутировали целый ряд важных вопросов, касающихся источников международного права и норм, устанавливающих такую ответственность. На повестку дня был поставлен вопрос о необходимости кодифика-ции принципов международного уголовного права. Одновременно Лига Наций в 1920 году обсуждала в трех комиссиях предложение барона Дескампа о создании специального трибунала, компетентного вершить правосудие за все нарушения международного публичного порядка, а также за преступления против права наций. Ассоциация международного уголовного права также обсуждала данный вопрос на всех своих конференциях 1926, 1929, 1933 и 1935 годов и принимала соответствующие резолюции. Этой проблемой занимался и Межпарламентский Союз. Основываясь на резолюции, принятой на конференции 1926 года в Вашингтоне, он поручил правовому комитету разработать международный уголовный кодекс, который будет применяться Международным уголовным трибуналом. Проект кодекса был под-готовлен в марте 1935 года.

Вопрос об агрессии и ответственности за нее, а также о международном уголовном кодексе и Международном уголовном трибунале также не сходил с повестки дня конгрессов Ассоциации международного права и заседаний ее комитетов. Известные международники того периода профессора Пелла, Белло, Сальдана и другие составляли собственные проекты международного уго-ловного кодекса и выступали с лекциями и докладами, разъясняя его основные принципы.

Действовавшее в тот период международное право определенно осуждало агрессивную войну как международное преступление. Лига Наций в целом ряде протоколов и решений объявляла агрессивную войну международным преступлением, предполагающим уголовную от-ветственность. Так, Проект Договора о взаимной помощи 1923 года, Женевский протокол от 2 октября 1924 г., принятый на V Ассамблее Лиги Наций, декларация VIII Ассамблеи Лиги Наций от 24 сентября 1927 г. осуждали агрессивную войну как противоправное средство урегулирования международных споров, квалифицируя ее как международное преступление.

Вся эта многосторонняя и в сущности непрерывная деятельность послужила прологом к выработке и принятию пакта Бриана — Келлога 27 августа 1928 г., в числе первоначальных участников которого наряду с другими были Германия, Италия и Япония. В ст. I пакта говорилось, что стороны «осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказыва-ются от таковой в своих взаимных отношениях в качест-ве орудия национальной политики».

Позже Германия в двустороннем соглашении с Польшей от 26 января 1934 г. еще раз заявила о признании начал пакта Бриана — Келлога и обязалась воздерживаться от применения силы при разрешении могущих возникнуть конфликтов.

Из всей совокупности вышеназванных международно-правовых документов со всей очевидностью вырисовывается правовая ситуация, сложившаяся накануне второй мировой войны, основной заповедью которой стала квалификация агрессивной войны как преступной акции, из чего следовал логический вывод об ответственности государственных деятелей государства-агрессора.

Этот краткий экскурс в историю международного права в период между двумя мировыми войнами с достаточной убедительностью свидетельствует о полной не-состоятельности и исторической неправомерности ссылки гитлеровских преступников и их адвокатов на принцип «закон обратной силы не имеет».

Международно-правовое требование уголовной ответ-ственности политических, государственных, военных деятелей и других конкретных лиц за тягчайшие военные преступления, преступления против мира и человечности становится очевидным правовым абсолютом с началом второй мировой войны.

В первых же документах, подписанных державами антигитлеровской коалиции, был поставлен вопрос об уголовной ответственности гитлеровцев за преступное нарушение германской стороной правил ведения войны. Преступные акции против гражданского населения сра-зу же вызвали протест не только народов и общественности мира, но и определенных компетентных международных .организаций и государственных органов. В соответствующих декларациях, нотах, резолюциях эти действия были заклеймены как преступные, а виновные лица предупреждены о неотвратимости уголовного наказания. Следовательно, так или иначе, но в момент совершения преступлений нацисты знали о том, что они будут переданы в руки правосудия.

Советский Союз, начиная с 1941 года, во многих официальных нотах и посланиях всем государствам обвинял гитлеровское правительство в систематическом и сознательно-преступном нарушении принципов международного права, совершавшемся в форме жестокостей и зверств в отношении русских военнопленных, путем насилий и разрушений, жестокого обращения с гражданским населением.

Советское правительство, располагая сведениями о тягчайших преступлениях, совершаемых гитлеровцами, неоднократно предупреждало заправил фашистской Германии о неминуемой, уголовной ответственности за творимые зверства на временно оккупированных территориях .

Правительства Чехословакии, Польши, Югославии, Норвегии, Греции, Бельгии, Голландии и Французский национальный комитет обратились с коллективной нотой к Советскому правительству и выразили пожелание, чтобы со стороны Советского Союза было сделано предупреждение об ответственности за злодеяния, совершаемые гитлеровцами в оккупированных ими странах.

В заявлении Наркоминдела СССР от 14 октября 1942 г. в связи с этим указывалось, что Советское правительство настоящим вновь заявляет во всеуслышание, со всей решительностью и непреклонностью, что преступное гитлеровское правительство и все его пособники должны понести и понесут заслуженное и суровое наказание за злодеяния, совершенные ими против народов Советского Союза и против всех свободолюбивых- народов на территориях, временно оккупированных немецкой армией и ее сообщниками.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 г. была образована Чрезвычайная Госу-дарственная Комиссия по установлению и расследова-нию злодеяний немецко-фашистских захватчиков‘и их сообщников.

13 января 1942 г. в Лондоне открылась первая Международная конференция, которая специально обсуждала проблему наказания виновных в преступлениях, совершенных на территории оккупированных государств. В работе конференции приняли участие правительства девяти государств Европы, оккупированных к тому времени Германией. На конференции присутствовали также представители и некоторых других государств, в том числе представители держав антигитлеровской коалиции. В решениях конференции указывалось, что военные преступники будут найдены и переданы в руки право-судия. Правовое значение этих решений заключалось в том, что в качестве одной из наиболее важных целей войны объявлялось «наказание лиц, ответственных за преступления, а именно — их осуждение, независимо от того, что соответствующие лица лично виновны или яв-лялись соучастниками, отдавали они сами приказы или только их выполняли или просто содействовали» . СССР, США и Великобритания присоединились к этому заявлению, специально подчеркнув, что виновные должны предстать перед судом и понести заслуженное наказание.

В 1942 году была Создана Международная комиссия из представителей 17 государств для составления списков военных преступников. Комиссия руководствовалась уни-версальной идеей о том, что всех государственных, во-енных и партийных деятелей фашистской Германии сле-дует рассматривать как военных преступников и наказывать в судебном порядке. Комиссия отвергла мысль о возможности применения лишь политических санкций. В январе 1942 года она приняла декларацию о выдаче военных преступников , находящихся на территории германской империи. К 24 апреля 1945 г. комиссия составила семь списков преступников.,

В развернутом виде в качестве конкретной цели проблема преследования и наказания была сформулирована в совместной Московской декларации правительств СССР, США и Великобритании от 30 октября 1943 г. Декларация закрепила принцип индивидуальной уголовной ответственности нацистских военных преступников и их подсудности. В этом документе излагались также основополагающие принципы уголовного преследования военных преступников, предусматривались организационные мероприятия по составлению списков, устанавливалось в качестве международной обязанности оказание правовой помощи в деле поимки, выдачи преступников. В Московской декларации специально указывалось, что офицеры, солдаты, члены нацистской партии, ответственные за злодеяния, жестокости и массовые убийства или санкционировавшие их, должны быть выданы судебным властям тех стран, где они совершили свои преступления.

В Заявлении трех союзных держав, принятом в феврале 1945 года на Ялтинской конференции, также указывалось на необходимость «подвергнуть всех преступников войны справедливому и быстрому наказанию и взыскать в натуре убытки за разрушения, причиненные немцами; стереть с лица земли нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения» .

После разгрома и безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии, требование о предании суду и наказании нацистских военных преступников было изложено в Потсдамском соглашении, в котором союзные государства взяли на себя обязательство, гласящее, что все «военные преступники и те, кто участвовал в планировании или осуществлении нацистских мероприятий, влекущих за собой или имеющих своим результатом зверства или военные преступления, должны быть арестованы и преданы суду» .

Таким образом, через все названные документы красной нитью проходит идея о неизбежности уголовного преследования и неотвратимости судебного наказания нацистских военных преступников.

Для реализации целей судебного наказания страны- победительницы сформулировали в ряде специальных документов общие основания ответственности; они также определили конкретные уголовно-правовые составы и дали их перечень (Лондонское соглашение от 8 августа 1945 г., Устав и приговор Нюрнбергского Международного Военного Трибунала, Законы № 10, 11 и 38 Союзного Контрольного Совета в Германии).

Важно отметить то обстоятельство, что принципы и конкретные нормы, содержащиеся в этих документах, были впоследствии признаны ООН в качестве норм действующего международного права. Положения Устава Нюрнбергского Трибунала и его решения были подтвер-ждены в качестве принципов международного права в резолюции Генеральной Ассамблеи от 11 декабря 1946 г., которая одновременно поручила Комитету по кодификации международного права «рассматривать проекты, имеющие целью формулировку и внесение принципов, признанных Уставом Нюрнбергского Трибунала и нашедших выражение в ето решении, в общую кодификацию пре:ступлений против мира и безопасности человечества или в международный уголовный кодекс».

Как указывалось выше, оценивая содержание норм, провозглашенных державами антигитлеровской коалиции в качестве правовых оснований уголовной ответственности нацистских преступников за совершенные ими тягчайшие злодеяния против народов мира, Междуна-родный Военный Трибунал, а вслед за ним .и другие во-енные трибуналы в ходе судебного разбирательства не-однократно отмечали и специально обосновывали в приговорах, что материально-правовые нормы Устава Международного Военного Трибунала и Закона № 10 Союзного Контрольного Совета не противоречили ранее существовавшим международно-правовым принципам. Считая, что всеобщность и сила принципов международного права присущи самой его природе, Трибунал выводил уголовно-правовую ответственность обвиняемых за нарушение норм действовавшего международного права из признанных многими цивилизованными народами принципов международного права. Трибунал определил в приговоре, кроме того, что с точки зрения основной идеи общего международного права заведомо преступными являются действия, которые нарушают интересы, защищаемые международным правом. В этом смысле состав преступления против человечности не может расцени-ваться как нововведение в действующее международное право, он лишь конструируется как формула из преступ-ной практики фашизма ..

Аналогичная трактовка проблемы дается в приговоре американского военного трибунала по делу о карательных отрядах (процесс № 2). Отвергая тезис защиты о противоправности закона № 10 Союзного Контрольного Совета, который она определяла как ex post facto law, трибунал подчеркивал, что этот закон так же, как и Устав Международного Военного Трибунала, представляет выражение уже действовавшего к этому времени меж-дународного права. Закон № 10 лишь кодифицировал и дал систематическое изложение уже существовавших правовых принципов, правил и обычаев, зафиксирован-ных в различных международных конвенциях, в которых участвовала в том числе и Германия и которые в течение десятилетий, если не столетий, являлись составной частью международного права .

Сам факт столь авторитетного, исторически предо-пределенного признания международно-правовых осно-ваний ответственности, конкретизированных в принятых союзниками актах, казалось бы, не оставляет места для иной их оценки, в том числе и со ссылками на аб-страктные процессуальные принципы буржуазного права. Конечно, в счет не могут идти заведомо фальсификаторские нападки со стороны откровенных противников нюрнбергского правосудия, единомышленников и апологетов нацистских военных преступников — западногерманских адвокатов или иных теоретиков от права. Но тем более обращает на себя внимание позиция, которую по этому вопросу занимали органы юстиции ФРГ и особенно ее высшие судебные инстанции. Федеральная судебная палата, решения которой ориентируют судебную практику, неоднократно отрицала значение общепризнанных принципов международного права как ос-новополагающих источников в деле преследования и на-казания нацистских военных преступников. Эта нигили-стическая позиция была четко сформулирована 20 фев-раля 1969 г. при рассмотрении апелляции на приговор суда присяжных во Франкфурте-на-Майне по делу эсэ-совца Мулки (IIОсвенцимский процесс). В обоснование своего решения Федеральная судебная палата ссыла-лась на то, что международно-правовые составы (определенные в Уставе Международного Военного Трибунала и других документах) противоречат конституционно-правовым ценностям ФРГ и потому не могут иметь для нее силу обязательных правовых предписаний .

Подобное отношение к нормам международного права неправомерно сужало основания ответственности нацистских преступников и в ходе судебных процессов над ними открывало возможности их оправдания с помощью догматических конструкций внутреннего уголовного права ФРГ

В связи с констатацией этого факта возникает следующий вопрос. Насколько и в каких пределах допустимо использование внутреннего уголовного законодательства в качестве непосредственного источника отправления правосудия над нацистскими военными преступниками? В теории и на практике этот вопрос стал актуальным в связи с тем, что судебные власти ФРГ произвольно превратили внутреннее уголовное право в единственное и исключительное основание уголовной ответственности и наказания нацистских преступников. Этот аспект отсутствовал в первые послевоенные годы, а потому если вопрос и возникал тогда, то в чисто умозрительном плане. В советской международно-правовой литературе данный вопрос ставился и решался совершенно определенно. Общепринятой считалась констатация, во-первых, того факта, что гитлеровские преступления по масштабам, характеру, объектам и целям вышли далеко за пределы отношений и интересов, защищаемых национальным уголовным правом; во-вторых, признавалось, что эти преступления угрожали существованию цивилизации и самого человечества, т. е. ценностей и интересов, которые защищаются современным международным правом. Следовательно, делался вывод о том, что эти преступления относятся к ведению международного права и международного уголовного права.

Так, профессор А. А. Пионтковский отмечает, что совершенные гитлеровцами преступления «выходят далеко за пределы тех составов преступлений, которые непосредственно предусматривают уголовную ответет-венность за убийства, истязания, насилия... Здесь нельзя говорить только об убийстве в смысле действующего уголовного кодекса. Это — особые преступления, которые по своей чудовищности далеко перерастают рамки обычного нарушения норм уголовного закона, охраняющего человеческую жизнь» .

Ссылаясь на позицию, занятую Международным Военным Трибуналом, А. А. Пионтковский допускал возможность применения национального уголовного законодательства как вторичного основания ответственности. Он писал, что «факт создания норм международного уголовного права для разрешения в полном объеме всего вопроса об уголовной ответственности главных военных преступников, однако, полностью не устранял значения национального уголовного права при определении ответственности главных преступников за их зло-деяния» .

Известный советский криминалист А. Н. Трайнин неоднократно указывал, что преступления против мира, преступления против законов и обычаев войны и преступления против человечества охватываются единым родовым понятием международного преступления, — все, они являются посягательствами на основы международного общения.

Анализируя содержание конкретных составов, перечисленных в ст. 6 Устава Международного Военного Трибунала, и подчеркивая их международно-правовую природу, А. Н. Трайнин обращает внимание на положение п. «в» ст. 6, которая объявляет указанные в нем действия (преступления в отношении гражданского населения не только оккупированных территорий, но и своей собственной страны, имевшие целью, однако, осуществление преступлений против мира и военных преступлений, или с ними связанные) преступными в смысле международного уголовного права, «независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены». «Здесь,— пишет А. Н. Трайнин,— с особой отчетливостью высту-пает неправильность смешения принципов национально-го и интернационального права: согласно ст. 6 Устава, действия, правомерные с точки зрения национального права, признаются преступными международным ак-том— Уставом Международного Военного Трибунала. Источник этого явления кроется в том, что значение этих «правомерных» действий по существу выходит за пределы национального права» .

При определении понятия международного уголовного права как самостоятельной отрасли вопрос о его отношении к национальному уголовному законодательству вновь ставит в 1948 году П. С. Ромашкин, который определяет международное уголовное право как самостоятельную отрасль права, котораявключаетв себя нормы, устанавливающие и регулирующие ответственность за международные преступления и условия судебной помощи государств друг другу в борьбе с международ-ными преступлениями, предусмотренными международ-ными законами. Мы видим, что автор стремится отгра-ничить эту отрасль права как от международного пуб-личного и частного права, так и от национального уго-ловного права .

Вопрос о коллизии международного уголовного права и национального уголовного права получил весьма определенное решение и на международном уровне. Когда Комиссия международного права по поручению Генеральной Ассамблеи ООН в 1950 году приступила к разработке принципов действующего международного права на основании Устава и приговора Международного Военного Трибунала, то она вывела следующий (II) принцип: «Тот факт, что внутреннее право не пре-дусматривает ответственности за действия, составляю-щие преступление согласно международному праву, не освобождает виновное лицо от ответственности по международному праву» . В комментарии к этому текс-ту поясняется, что комиссия сочла возможным расши-рить е<гдержание соответствующего положения ст. 6 п. «с» Устава, который вводил приоритет международ-ного права перед внутренним только в отношении категории преступлений против человечности , и сформулировать на его основании универсальный принцип.

В равной мере принцип приоритета международного права перед внутренним в деле осуществления право-судия над нацистскими преступниками прямо вытекал из Устава и неоднократно подчеркивался Международным Военным Трибуналом .

Касаясь смысла данного заявления, американский военный трибунал в ходе процесса над нацистскими юристами дал следующую его интерпретацию: «Из этого естественным образом вытекает, что не существует национальной конституции какой-либо страны, на которую можно было бы сослаться, чтобы признать недействительными основные положения такого международного законодательного акта» . И далее: «Инкриминируемые подсудимым обвинения не основываются на нарушениях ими германского права. Напротив, юрисдикция настоящего Трибунала основывается на международном авторитете. Здесь мы имеем материальное право высшего порядка, имеем Трибунал, которому поручено и от которого требуется применять это право вне за-висимости от того, соответствует оно или нет положени-ям внутренних германских законов» .

Практика осуждения нацистских преступников но германскому уголовному кодексу, проводившаяся юстицией.ФРГ в период господства ХДС/ХСС, означала прямой и открытый .вызов Нюрнбергу, стремление укрыть преступников от заслуженного, справедливого на-казания. Поэтому, мотивируя неправомерность ответст-венности нацистских преступников, их защитники при-влекали в качестве аргумента против нюрнбергского правосудия ссылку «а nullumcrimen, nullapoena sine lege, однако истолковывали ее в контексте уголовного права. И хотя удел этого принципа до сих пор составляет область, так сказать, «чистой» критики Нюрнберга, он тем не менее до сих пор остается на вооружении правоведов, ретроспективно стремящихся доказать .не-правомерность, несостоятельность нюрнбергских прин-ципов.

Другим достаточно распространенным аргументом в пользу нацистских преступников в ходе Нюрнбергского процесса был так называемый принцип «tuquoque», который в переводе на русский язык означает: «и ты тоже», «как и другой» . В сущности этот аргумент маскирует в правовые формы попытку post factum оправдать все преступные нарушения правил ведения войны ссылкой на их якобы спровоцированный ответный характер. Так, ссылка на «tuquoque» была выдвинута защитой Геринга в ответ на обвинение его в варварских умышленных бомбардировках Варшавы, Белграда, Роттердама, Лондона, Москвы, Ленинграда, Киева и других городов с целью уничтожения культурных, архитектурных и исторических памятников. Защитники пытались оп-равдать Геринга ссылкой на то, что, дескать, и страны- победительницы виновны в совершении таких же дей-ствий. Аналогичным образом поступали защитники гит-леровских адмиралов Редера и Деница.

Несмотря на правовуюнесостоятельность принципа «tuquoque», он продолжает использоваться некоторыми западногерманскими судами в целях оправдания наци-стских военных преступников. Адвокат Ашенауэр во врегмя второго Освенцимского процесса (1965 г.) пытался построить на основании этого аргумента оправдательную конструкцию в пользу своего подзащитного палача Богера. Адвокат доказывал, что массовое уничтожение военнопленных в концлагерях проводилось на основании приказа Гитлера о расстреле советских комиссаров и других советских граждан — активных коммунистов, который якобы был ответной, вынужденной санкцией против действий Советского Союза.

Подобное «обоснование» вообще ничего общего не имело ни с содержанием принципа «tuquoque», ни с действительностью. Во-первых, секретная директива главной ставки Гитлера об уничтожении советских комиссаров была издана 12 мая 1941 года, т. е. до начала войны, и, следовательно, ни о каких «ответных», «вынужденных» действиях не может быть и речи. Во-вторых, Советский Союз в начале войны заявил в ряде документов, что он будет неуклонно соблюдать Гаагскую конвенцию 1907 года «О законах и обычаях сухопутной войны», Женевскую конвенцию 192Э года «Об обращении с военнопленными» и другие международно-правовые акты.

Спекулятивные попытки оправдать эсэсовских палачей ссылками на те или иные принципы международного права являются в таком контексте абсолютно неправомерными.

Некоторые западные юристы квалифицируют массовое, систематически организованное, заранее планировавшееся уничтожение людей в гитлеровских концлагерях как операции по расстрелу заложников, как репрессалии, якобы вызванные сопротивлением со стороны оккупированного населения. Несмотря на то, что подобные манипуляции с аргументом «tuquoque», каза-лось бы, мало чего стоят, а их «теоретическая» несосто-ятельность и фальшивость совершенно очевидны, тем не менее западногерманские суды так или иначе принима-ли их в расчет. Этот аргумент равным образом исполь-зовался для критических нападок на решения Меж-дународного Военного Трибунала как один из доводов против приговоров Нюрнберга—.впользу реабилитации нацистских военных преступников. Такие юристы, как международник Дам, криминалист Ешек, конституцио-налист Мангольдт, используют данный аргумент для от-рицания и критики принципов Нюрнберга. На нем откровенно спекулируют апологеты нацизма, такие, как Август фон Книрием. За свою преступную деятельность в качестве юрисконсульта концерна И. Г. Фарбенин-дустриКнирием привлекался к уголовной ответствен-ности •© числе других 23 обвиняемых — директоров II служащих этого концерна в процессе № 6 Американ-ского военного трибунала, однако был оправдан.

В 1953 году Книрием опубликовал книгу «Нюрнберг. Правовые проблемы человека»1, которая затем была пе-реведена и издана в США.

Публикация Книриема тогда была высоко оценена в западногерманской печати, при этом специально отмечалось важное политическое значение антишорнберг-ских позиций автора; писалось, что «Нюрнберг Книриема появился как раз вовремя. Если бы книга появилась раньше, то возможно была бы неправильно понята. Все в ней сделано с научной основательностью и объектив-ностью» . В действительности же автор предстает перед читателями как наиболее ярый противник Устава Международного Военного Трибунала, Приговора суда и Закона № 10 Союзного Контрольного Совета; он во-обще отрицает значение международного права в ка-честве источника уголовной ответственности нацистских военных преступников.

Для «большей аргументации» своей позиции Книри- ем искусственно противопоставляет международное право внутригосударственному, подтверждая эту позицию чисто «эмоциональными» аргументами. Он пишет: «Нюрнбергская практика поставила каждого человека перед альтернативой — либо повиноваться законам своей страны и таким образом превратиться в международного преступника, либо следовать международному праву и тем самым навлечь на себя определенные санкции внутреннего права». Практический выход из этой надуманной ситуации, как и следовало ожидать, Книрисм видит в применении германского уголовного права .

Типичным для Книриема и его сторонников является то, что, отвергая международное право и высказываясь за применение внутригерманского права, они критикуют нюрнбергское правосудие, взывая к международно-правовым принципам и институтам, заведомо искажая их объективное содержание. Так, Книрием обосновывает свою критику постоянными ссылками на институт репрессалий, принцип «tuquoque» и т. п.

Следующий комплекс юридических модуляций, ис-пользуемых против принципов Нюрнберга, связан с теорией суверенитета. В самом общем виде, как это де-лает Г. Гофман, ссылки на суверенитет сводятся к сле-дующему. Положения Устава и Приговора Междуна-родного Военного Трибунала якобы вызывают сомне-ния: не противоречит ли компетенция (юрисдикция) стран-победителей и других государств осуществлять уголовное наказание идее суверенитета, который приз-нается международным правом как исходное основание международного общежития?

На наш взгляд, подобную ссылку на суверенитет часто пытаются использовать в том числе и для оправдания нацистских преступников, которые якобы выполняли приказ вышестоящего начальника, что «в конечном счете отождествляется с действиями самого государства — «acts of states». Приказы и другие нормативные акты трактуются в этой связи как выражение суверенной воли государства. Ссылки на «acts of states», отрицающие индивидуальную уголовную ответственность госу-дарственных деятелей, известны еще со времени первой мировой войны, когда покровители Вильгельма II именно таким образом защищали его от правосудия.

Несмотря на то, что принцип уголовной ответствен-ности государственных деятелей за преступления, со-вершенные ими от имени и по поручению государства, был многократно подтвержден и стал общепризнанным в действующем международном праве, нападки на него продолжаются. Ссылаясь на теорию суверенитета, кри-тики Нюрнберга без всяких оснований объявляют ре-шения Международного Военного Трибунала несостоя-тельными в силу некомпетентности последнего. Суд якобы был неправомочен вершить правосудие потому, что в его составе не было представителей (судей) ог самой поверженной Германии, от самого агрессора, от самого обвиняемого. В этой связи нюрнбергское право-судие квалифицируется как месть, как расправа победи-телей над беззащитными жертвами произвола и т. д. С легкой руки главаря военных преступников Геринга и его защиты эта «сентенция» звучала в судебных залах ФРГ, выполняя роль «теоретического» ниспровержения Нюрнберга.

Отклоняя надуманный довод о некомпетентности, Н. Н. Полянский еще в годы войны .писал: «Если в

Международном суде над преступниками войны могут принимать участие представители потерпевшего государства, то из этого вовсе не следует, что возможно допустить в состав суда представителей и другой стороны. Дело в том, что Международный уголовный трибунал вовсе не является третейским судом, который действует на принципе паритету. Представительство стороны обвиняемых, т. е. в данном случае представителей от государства-агрессора, в корне [подорвало бы гарантии правосудия» .

Оценка осуществления правосудия в отношении нацистских военных преступников как «беззакония» на том основании, что государство-агрессор не было представлено в составе суда, продолжает оставаться на вооружении их защитников в теории и на практике. Так, она была вновь использована на процессе по делу Эйхмана, который проходил в Израиле в 1961 году. Защита настаивала на исключительности западногерманской юрисдикции и требовала передать слушание дела западногерманскому суду, который «один только и вправе вершить правосудие».

Подобная конструкция о некомпетентности представляется надуманной. Дело в там, что действующее международное право во всех конкретных документах, касающихся поимии, выдачи, преследования и наказания основывается на принципе универсальности юрисдикции по делам о нацистских военных преступниках. Претензии же бывших правителей Западной Германии от ХДС/ХСС по поводу мнимого права на исключитель-ность*ее юрисдикции подсказаны стремлением оправдать нацистских преступников путем применения к ним внутреннего уголовного законодательства.

Апелляция к принципу суверенитета, а также позиция ФРГ по поводу юрисдикции не являлись в рассматриваемый период последовательными. Так, договор от 23 октября 1954 г. между ФРГ и тремя западными державами, провозгласивший окончание оккупационного режима и восстановление суверенитета Западной Германии, содержал специальное ограничение юрисдикции последней. Устанавливалось, что приговоры, вынесенные поенными трибуналами и национальными судами трех держав, остаются в силе, они не могут пересматриваться органами юстиции ФРГ (§ 3 «з» Договора об урегулировании ©опросов, возникших в результате войны и оккупации). Как видим, такая си-туация устраивала западногерманские власти. Дело в том, что сохранение в силе приговоров западных дер-жав (и прежде всего заочно вынесенных) и невозмож-ность привлечения таких преступнике© к суду в ФРГ позволяли им спокойно проживать на ее территории, не опасаясь ни суда, ни выдачи (в силу запрета ст. 16 Конституции ФРГ).

Длительная борьба французских ветеранов движения Сопротивления за приведение © исполнение смертного приговора в отношении 'бывшего гитлеровского генерала Ламмердинга — палача французской деревни Орадур-сюр-Глан, а также и других приговоров обострила' дискуссию вокруг этой проблемы. 2 февраля 1971 г. правительства Франции и ФРГ подписали соглашение, разрешающее компетентным органам юстиции ФРГ привлекать к суду нацистских военных преступников, заочные приговоры в отношении которых фактически не были приведены в исполнение.

Но как выясняется из многочисленных комментариев по поводу указанного соглашения, западногерманские органы юстиции не стремятся использовать это в целях правосудия. 23 января 1971 г. газета «ФранкфуртерАльгемайне» писала, что с помощью снятия ограничений «немецкая юстиция, пересмотрев приговоры, рассчитывает исправить одну из величайших несправедливостей войны».

Директор Людвигсбургского центра по расследованию нацистских преступлений А. Ркжкерльизложил в предварительном порядке следующую программу действий юстиции ФРГ 350 заочно вынесенных французскими трибуналами приговоров пересматриваться не будут, поскольку они не связаны с убийствами. Остальные будут пересматриваться лишь в зависимости от того, идет ли речь о пособничестве или об убийстве (BeihilfezumMordoderMord) .

Таким образом, если проблему преследования н наказания нацистских преступников и соответственно систему действующих внутренних правовых норм ФРГ рассматривать с точки зрения принципов и норм действующего международного права, то станет очевидным,.что эта проблема осталась в ФРГ в значительной мере нерешенной.

Такой вывод подтверждается и самим правительством ФРГ В Докладной записке в ООН от 9 июля 1970 г., распространенной в качестве Документа ООН А/8038, правительство ФРГ указывало, что военные преступления и преступления против человечности наказываются, начиная с 1945 года, на основании общих положений германского уголовного кодекса от 15 мая 1871 г. и соответствующего дополнения к нему от 25 августа 1958г.

В этой же связи следует подчеркнуть, что присоединение к Конвенции о геноциде и внесение в уголовный кодекс ФРГ нового § 220 «а» нашли применение в судебных процессах по делам о нацистских преступниках опять-таки со ссылкой на принцип «закон обратной силы не имеет».

Таким же образом был мотивирован отказ присоединиться к Конвенции ООН о неприменимости срока давности к военным преступникам и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 года, так как этому, дескать, препятствуют «правовые конституционные нормы» ФРГ.

Такого рода ссылки на «общие», «основополагающие принципы» конституции ФРГ или на традиционные установки ее права достаточно часто использовались и в теоретико-политических конструкциях и в судебной практике с целью оправдания именно нацистских преступников.

Так, из принципа «правового государства» выводится ряд конкретных принципов, на которых строится защита нацистских преступников. В этой связи особое значение приобрела проблема, связанная с изданием государством противоправных законов и их исполнени-ем чиновниками. Речь идет о формуле «верности и до-верия» (Treu und Glauben), которая трактуется судами как порождающая не только повиновение чиновника, но и встречную обязанность государства обеспечить необходимую правовую охрану чиновников от после-дующей ответственности. Иначе говоря, в случае, если государственная власть существенно меняет свои пра-вовые установки, то она не вправе привлекать к адми-нистративной и тем более к уголовной ответственности чиновников, выполнявших прежние, теперь рассматри-ваемые ею как ошибочные приказы. Указывая на по-добного рода практику, профессор теории права Ульрих Шейнер подчеркивает, что суды, исходя из идеи «правового государства», освобождают чиновников от ответственности за выполнение прежних ошибоч-ных‘постановлений государства, т .е. в данном аспекте — за выполнение преступных приказов .

Что же касается практики применения уголовного кодекса 1871 года, который действует лишь с незначительными изменениями последнего времени (продление сроков давности, трактовка соучастия), то она противоречит и Нюрнбергским принципам, и общим направлениям международно-правового развития.

Нюрнбергские решения оказали большое влияние на последующее прогрессивное развитие послевоенного международного права. Руководствуясь правовыми нормами, направленными на борьбу против агрессии и военных преступлений, Нюрнбергский Трибунал применил уголовную ответственность не только в отношении отдельных физических лиц, но также государственных и политических организаций. Нюрнбергские решения ввели в обиход действующего международного права и современного правосознания народов такие дефиниции, как международный заговор и соучастие в нем, плани-рование, подготовка и ведение, агрессивной войны, пропаганда войны, признав за ними преступный и, сле-довательно, уголовно наказуемый характер.

Особый вклад в дело позитивного развития дей-ствующего международного права на основах Потсдама и Нюрнберга в целях обеспечения мира и предот-вращения войны внесли государства социалистического лагеря. Последовательная и неуклонная политика уто-ловного преследования и судебного наказания нацист-ских военных преступников в этих странах объективно содействовала укреплению международной безопас-ности. Этому способствовали также проделанные здесь кодификационные работы по инкорпорированию нюрн-бергских постановлений в национальное право данных стран.

ВУїКНРБ 1968 года включены специальные разделы, содержащие перечень преступлений против мира и человечества и соответствующие санкции. Новый УК ввел уголовную ответственность за различные виды действий по подготовке агрессии (планирование, подстрекательство к войне, пропаганда). Особо выделены состав преступного попустительства и санкции за него, дается развернутый перечень преступлений против законов и обычаев ведения войны, международно-правовыми основаниями которых являются Устав Международного Военного Трибунала и Нюрнбергский приговор, Женевские конвенции 1949 года о защите жертв войны, Конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 года и др.

Аналогичная законодательная работа была проведена в Венгрии, благодаря чему международно-правовая обязанность этого государства в деле уголовного Преследования нацистских военных преступников была выполнена. Полностью выполнила свою международноправовую обязанность по осуществлению наказания нацистских военных преступников и Германская Демократическая Республика, перед которой стояла историческая задача—искоренить и преодолеть преступное наследие фашистского государства. За все послевоенное время в ГДР были осуждены 12 828 нацистских военных преступников. Это явилось следствием того, что ГДР осуществила многие законодательные мероприятия по приведению национального права в соответствие с требованиями международного права. Особенная часть УК ГДР 1968 года содержит девять различных уголовных составов, которые предусматривают уголов-но-правовую ответственность за преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности. В Общей части УК определяется, что на эти преступления не распространяются общеуголовные положения о давности.

Приведение национального законодательства в соответствие с принципами и нормами действующего международного права, как это имело место в социалистических странах, должно обеспечить справедливость осуждения, т. е. соразмерность преступления и наказания нацистских и современных военных преступников и в других странах.