2.1. Константинополь и проливы в Англо-русских отношениях.
Вопрос о разделе Турции был впервые поставлен английской дипломатией. Английское министерство иностранных дел заявило, что оно "уже отнюдь не считает нужным щадить Высокую Порту" и что Турция, по мнению англичан, "не может более быть стражем проливов".
Вообще, отношение Англии к российским политическим целям в Европейской Турции было пережитком старых времен соперничества и взаимной подозрительности. Своеобразие англо-русского союза заключалось в том, что его участники являлись одновременно злейшими соперниками в дележе мира. И хотя антагонизм двух держав временно отступил на второй план перед общими интересами партнеров по коалиции, он отнюдь не исчез, а лишь стал проявляться в иных формах и областях.[62] Россию и Великобританию объединяло только сознание «солидарности наших интересов ввиду» надвигавшейся опасности.[63] Как в Англии, так и в России существовали мысли, что если что-нибудь служит на пользу одной стороне, то тем самым представляет опасность для другой. Однако в 1914 году у власти находилось либеральное правительство, министром иностранных дел был сэр Эдуард Грей, который ранее выразил желание достигнуть - в интересах укрепления мира - сближения с Россией на почве справедливого размежевания обоюдных сфер влияния в Средней Азии. Он был сторонником британо-русской дружбы и сближения, он хотел прекратить вековую вражду и разделить мир между державами, самой природой предназначенными главенствовать на суше и море.[64] Так в Англии стали благожелательно относиться к идее англо-русского соглашения перед лицом германской угрозы.В августе 1914 года Россия и Англия заключили союзный договор, который обязывал обе державы к согласованию планов будущего передела мира. Этот договор касался сокрушения могущества Германии и раздела прилежащих территорий. После вступления в войну Турции российская сторона дополнила эту программу притязаниями на Черноморские проливы с прилегающим районом.[65] Вся трудность вопроса сводилась к тому, чтобы получить согласие союзников на претворение в жизнь славянофильской доктрины о неотъемлемом праве России и только России включить в свои владения Царьград и проливы с прилегающей территорией.
9 ноября было получено уже вполне ясное заявление Э. Грея о том, что "если Германия будет раздавлена, судьба проливов и Константинополя не может быть решена на этот раз иначе, как сообразно с вашими (т.е. русскими) выгодами".[66] В памятной записке британского посольства в Петрограде, направленной С.Д.Сазонову 14 ноября, правительство Великобритании поставило на повестку вопрос о разделе Турции: «Поведение турецкого правительства сделало неизбежным решение турецкого вопроса во всем его объеме, включая вопрос о Проливах и Константинополе, в согласии с Россией».[67] Т.о. английское правительство соглашалось на присоединение Россией проливов и Константинополя, но под условием, что война будет доведена до победоносного конца. Однако и так было вполне очевидно, что без победы о дележе Турции не могло быть и речи.
Чтобы добиться признания русских требований в отношении проливов, С.Д.Сазонов «осознавал, что…должен предложить какую-либо компенсацию». В своих воспоминаниях он писал о том, что несмотря на получение Царьграда в качестве «дара» от короля Георга, «у меня сложилось мнение, что предъявленные нам требования об обладании этим городом вносят большие затруднения в разрешение вопроса о проливах…»[68]
В числе английских пожеланий были еще и следующие: устройство в Константинополе вольного порта для склада и провоза товаров, имевших назначение в страны Малой Азии и Юго-Восточной Европы, кроме России; оставление Аравии и мусульманских святых мест под независимой мусульманской властью; подчинение нейтральной зоны в Персии английскому влиянию путем пересмотра русско-английского соглашения 1907 года (согласно этому соглашению Персия делилась на три сферы влияния: русскую на севере (её южной границей являлась линия Касре — Ширин — Исфахан — Йезд — Зульфегар), английскую на юге (к юго-востоку от линии Бендер-Аббас — Керман — Бирдженд — Гезик) и нейтральную в центре страны. Царское правительство соглашалось также на раздел германских колоний между Англией, Францией и Японией, удовлетворение притязаний союзников к Германии и Австрии в Европе и переход к ним большей части турецких владений.
Это было предложение сделки на основе взаимного согласия со всеми претензиями партнеров к противнику.[69] На все эти пожелания русское правительство выразило свое согласие.Весь март 1915 года протек в переговорах между Петроградом, Лондоном и Парижем о проливах и Константинополе. Они шли вполне удовлетворительно, хотя и не ровным шагом, причем Англия опережала союзную Францию. Союзники не хотели давать России прочно овладеть проливами, и представители российского правящего класса это чувствовали. Для Британии это был непростой выбор, однако игнорировать этот вопрос нельзя было. Предполагалось, что если английское правительство не поддержит пожелания России, то этим может воспользоваться Германия, стремящаяся к сепаратному миру с Россией. В конечном счете британский кабинет пришел к мнению, что требование России получить проливы следует удовлетворить, взамен чего Британия сможет потребовать другие части Оттоманской империи. В конечном счете, Ллойд Джордж довольно уверенно поддержал Россию: «Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок во всех прочих местах».[70]
В середине марта (13-го) 1915 г. британский посол лично сообщил царю, что британское правительство готово дать необходимые гарантии относительно Константинополя при условии установления там свободы прохода для всех торговых кораблей и транзитных товаров, перевозимых из нерусских государств, прилегающих к Черному морю. Помимо этого Россия должна была обещать оказать все возможное влияние, чтобы стимулировать вступление в войну Румынии и Болгарии.
Размышляя над будущим, британский посол сказал царю, что после войны Россия и Англия будут самыми могущественными державами мира. Они должны заранее добиться гармонии в отношениях между собой. С решением персидского вопроса исчезает последний источник трений между ними, их согласие создаст новый мировой порядок. Царь согласился приложить все силы для установления такого порядка. Он попросил передать в Лондон, что принимает английские условия и что его лояльность союзу неизменна.
Союзническая близость на самом высоком уровне дала свои результаты: 20 марта 1915 г. британское правительство подписало секретное соглашение с Петроградом. Оно соглашалось на аннексию Россией Константинополя, владение Босфором и Дарданеллами, половиной турецких владений в Европе в ответ на российское согласие на любой желательный Лондону вариант раздела оттоманских владений.[71]
Недоверие к намерениям союзников относительно проливов от фракции правых выразил Н.Е.Марков. Cуть его требований была в следующем: еще до окончания войны «точно и определенно» выговорить у союзников «полное и безусловное владение» черноморскими проливами и Константинополем; а также опубликовать соглашение 1915 г. о проливах, что явилось бы формой подтверждения его со стороны Англии и Франции.[72]
Сильнейшим оружием в руках России было данное Антантой обещание относительно проливов. Оно могло бы быть неотразимым, если бы Запад не нашел скоро противоядия. Англия пообещала России отдать ей Константинополь и проливы, однако затем стала искать пути обхода этого предложения, т.к. опасалась сама попасть тогда под влияние России. Несмотря на то, что Э.Греем были даны России обещания относительно передачи ей проливов, тем не менее, немного позднее, 25 ноября 1914 года Военный совет Великобритании обсудил вопрос о наступлении на Галлиполийский полуостров, которое, как заявил Черчилль, «даст нам возможность диктовать условия в Константинополе».[73] Англичане планировали нанести наиболее эффективный удар по Германии через Турцию, однако в связи с тем, что основные силы были прикованы к Западному фронту и Балтийскому морю, вопрос об экспедиции долго оставался неразрешенным.
Говорилось, что Англия начнет захват Константинополя и проливов, и, получив позднее подкрепление от России, добьется поставленной цели (нанесение эффективного удара по Германии), затем передаст трофеи России, и она тут будет управлять. У.Черчилль, один из главных вдохновителей и организаторов «дарданелльской авантюры», так выражался по этому поводу: «…я уверен, что Россия…не останется безразличной к судьбе Константинополя и что дальнейшие подкрепления будут поступать от нее».[74] Но Россия была не в силах помочь Англии выполнить эту задачу, и английской разведке было известно о слабости царской России на Черном море.
Несмотря на то, что У.Черчилль изначально был настроен определенно негативно относительно возможности обладания Россией Константинополем, он попытался представить дело так, будто бы эта операция была предпринята союзниками исключительно с целью «помочь» России в ее боевых действиях на Кавказе, оттянув туда часть турецких войск. Этому утверждению У.Черчилля находится опровержение, которое содержится в словах его ближайшего соратника по военным операциям в Дарданеллах генерала Колвелла: «Мистер Черчилль, - заявляет он, - мечтал с самого начала (войны) об атаке на Дарданеллы Он очень хотел любым путем попасть в Константинополь При этих условиях призыв России о помощи в начале 1915 г. явился скорее поводом, нежели причиной для выполнения плана, который вынашивался с первых дней войны».[75]Наиболее откровенно выразил точку зрения этих союзнических кругов английский посол в Париже лорд Берти, ярый консерватор: «Считают целесообразным, - заявил он, - чтобы Англия и Франция заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решать вопрос о будущем этого города и проливов».[76]
С.Д.Сазонов воспринял известие о предстоящей операции весьма болезненно; сразу начал искать возможные варианты поведения. Он посылал в Ставку запросы о возможности оказания англичанам просимой ими поддержки, чтобы в случае удачного исхода была возможность подобающе участвовать в занятии проливов; как вариант рассматривалась просьба к союзникам, чтобы те повременили с предположенными действиями против Дарданелл. Однако в Ставке к опасениям министра не прислушались. Отправка войск в качестве поддержки отвергалась, считая, что в этом нет необходимости. К тому же полагали, что поставленная в этой операции задача – завладение проливами союзным флотом – трудно осуществима и даже невозможна.
В итоге 23 января 1915 г. английский военный атташе генерал Вильямс был информирован, что со стороны России пока «не может быть обещано содействие ни морскими, ни сухопутными войсками», а верховный главнокомандующий будет приветствовать «всякий удар, нанесенный по Турции».[77] Причем данное согласие Ставки позволило Англии преодолеть оппозицию во Франции относительно Дарданелльской операции.
Францию убедили в необходимости совместного проведения данной задачи, ибо в случае неудачи Россия будет разочарована.Однако в Англии, несмотря на российский ответ, дело о форсировании Дарданелл было уже решено и считалось практически свершившимся фактом.
От этой войны в России ожидали только победы. Опасались, что в проигрыш родил бы в стране не сплочение, а раздор. Подобное высказывал А.В.Неклюдов, посланник России в Швеции: «После громадных жертв нынешней войны…весь народ русский будет ожидать великого вознаграждения…»[78]
В совокупности все эти обстоятельства заставили С.Д.Сазонова усилить борьбу за выполнение требований России, о которых он заявил в Думе 9 февраля 1915 г.. В ответ на это как в английской, так и французской прессе появились нервозные статьи о равных правах на проливы всех держав (т.о. выступая за нейтрализацию Константинополя и проливов). По мнению С.Д.Сазонова, такое решение являлось бы наихудшим из возможных с точки зрения России.
Английский посол в марте 1915 г. пытался оправдать дарданелльскую операцию перед С.Д.Сазоновым таким образом: «Только исходя из соображений пользы общего дела, правительство его величества предприняло операции в Дарданеллах. Великобритания не извлечет из них для себя никакой прямой выгоды: она сама не намерена там обосноваться. Правительство его величества рискует своими солдатами, своими матросами, своими судами, стремясь Турцию сделать бесполезной в качестве союзницы для Германии.., а также для того, чтобы побудить нейтральные балканские государства к сотрудничеству с союзными державами».[79]
На самом же деле это был важный политический шаг со стороны Англии, и она вовсе не собиралась отдавать Константинополь в российское управление. Подтверждение этого можно встретить в статье нью-йоркской газеты «The World» от 6 сентября 1915 года, которая отражала общественное беспокойство: «Россия – это будущий большой враг Англии… Усилия Англии овладеть Дарданеллами, захватить Константинополь и передать его самому большому сопернику Англии… является не чем иным, как политическим безумием».[80]
Эдуард Грей так сформулировал отношение России к плану Черчилля: «Английская политика всегда преследовала цель не допустить Россию к Константинополю и проливам; мы боролись за это в Крымской войне…(и это было основным направлением нашей политики под руководством Биконсфильда)… В настоящее время Англия намеревается захватить Константинополь, с тем чтобы, когда Англия и Франция смогут с помощью России выиграть войну, Россия при наступлении мира не получила бы Константинополь. Если бы это не соответствовало действительности, то какой же был смысл в посылке британских войск в Дарданеллы в то время, когда французские и британские войска находились в таком трудном положении во Франции, что Россия приносила неслыханные жертвы, чтобы выручить их?»[81]
И такое мнение было достаточно распространено и в других странах. Например, японский военный атташе в Петрограде писал в телеграмме в Токио 3 марта 1915г., что «действия против Дарданелл предприняты Англией и Францией для того, чтобы не допустить перехода проливов во власть России».[82]
Посол Берти писал в своем дневнике о «целесообразности захвата Константинополя Англией и Францией раньше, чем это сделает Россия, чтобы русские не могли по-своему решить будущее этого города и проливов…».[83] Также он опасался, что «если бы Россия распространила свою власть на Кавказ и Босфор и имела в своем полном распоряжении конечный пункт Багдадской железной дороги на севере, Англия в Месопотамии была бы в полной зависимости от России».[84] Лорд Фишер считал, что были исключительно важные политические причины, почему должна была быть сделана, по меньшей мере, попытка форсировать Дарданеллы, ведь в результате удачи этой операции Англия получила бы политический выигрыш.
Действительный смысл всего этого мероприятия прикрывался «пожеланием», «чтобы Франция и Англия получили право голоса при урегулировании дел на Балканах, задержав там свои войска», и нежеланием, «чтобы Россия считала, что только она одна является вершительницей судеб…балканских народов».[85]
Т.о. важнейшей целью этой операции являлось противодействие выполнению обещания, данного Сазонову, о том, что судьба этого района должна быть решена в согласии с Россией.
Во Франции восприняли этот план англичан весьма неприязненно. Помимо того, что были нарушены соглашения 1912г. и августа 1914г., согласно которым средиземное командование было оставлено за Францией, так еще и поставили ее перед фактом, когда решение уже было принято.
Встретив сопротивление представителей как английской, так и французской власти, экспедиция была отложена. К тому же многие были уверены в ближайшем прорыве германского фронта. Однако позднее, 13 января 1915 года, решение о реализации операции в Адриатическом море и о захвате Галлиполийского полуострова было принято Верховным советом Великобритании. План начал реализовываться. «Военный совет…28 января…вынес твердое решение наступать на Дарданеллы только с моря»,[86] (т.е. без поддержки сухопутных сил). Однако на деле же определенные корабли были уже в пути.
Дарданелльская операция растянулась по времени почти на целый год.
План захвата Константинополя провалился окончательно. В начале января 1916 года последние части союзников были эвакуированы из Галлиполи. Дарданелльская операция завершилась провалом. Попытка захватить Проливы с Запада была оставлена полностью. Союзники потерпели большую неудачу. Этот провал обусловлен ошибками англо-французского командования. Оно стремилось овладеть проливами и столицей Турции без надлежащего взаимодействия с русской армией и флотом. Порочен был и первоначальный замысел операции - захватить Дарданеллы и Константинополь силами одного флота. Подводя итоги Дарданелльской операции, принимавший в ней участие британский адмирал Уэстер Уэмис писал: "Никогда еще в мировой истории крупная кампания не была организована так поспешно, никогда не случалось, чтобы такое предприятие было так мало обдумано".[87]
Для Антанты поражение в Дарданелльской операции обернулось большими проблемами. Во многом благодаря успеху Турции и Германии Болгария вступила в войну на их стороне.
Россия восприняла эту операцию как захватническую по отношению к Ближнему Востоку и направленную «против России.., против установления ее владычества на проливах».[88] С другой стороны, оставление союзниками Галлиполийского полуострова отодвигало мечту о Царьграде и депрессивно подействовало на русское общественное мнение (об этом свидетельствуют западные послы). Со всех сторон теперь слышалось (пишет Палеолог): «Ну, теперь вопрос решен – нам никогда не видать Константинополя… Из-за чего же дальше воевать?»[89]
«Британская операция против Дарданелл, - вспоминал английский министр иностранных дел Э.Грей, - почти испортила наши отношения с Россией, где считали что Англия и Франция хотят выиграть с ее помощью войну, а потом, у ослабленной, вырвать Константинополь…».[90]
В июле 1916 г. Дж. Бьюкенен получил известие о замене министра иностранных дел С.Д.Сазонова. Этот министр был для Запада своего рода гарантом союзнической лояльности России. Его отставка вызвала панику в союзных столицах – в ней усмотрели грозный знак возможности перемены Россией политической линии. Палеолог и Бьюкенен старались успокоить Париж и Лондон, но при этом не скрывали, что в жизни России происходят существенные перемены – на политическую арену выходят новые силы. Более того, послы намекнули, что уход С.Д.Сазонова следует считать признаком усиления прогерманских сил.[91] И действительно, на его место теперь назначался Б.В.Штюрмер, который как в России, так и за границей пользовался репутацией германофила. Эта новость повергла английского посла в тяжкое и напряженное раздумье. Бьюкенен просил Николая II отказаться от мысли заменить С.Д.Сазонова в интересах союзных правительств и будущего англо-русских отношений. Но император пояснил, что «политика России ни в чем не изменится».[92] Назначение Б.В.Штюрмера на должность министра иностранных дел «послужило толчком, который вызвал кризис доверия в отношениях между царизмом и Англией».[93]
Отношения русских и английских дипломатов стали натянутыми и неискренними: Дж. Бьюкенен стал избегать встреч со Штюрмером, а от иных министров начали припрятывать секретные бумаги. Англию настораживала активность германских агентов в России, стремящихся поссорить двух союзников, а также то, что эта активность не встречала должного противодействия русского правительства. Эти жалобы были прописаны в письме английского короля Георга V, которое Николай II получил в конце августа 1916 года. В этом письме Георг заверял в верности Англии договору о передаче России Константинополя и проливов. Николай II ответил королю посланием, в котором говорил о том, что в народе и в армии растут чувства глубокой дружбы к Англии, однако в то же время не отрицал наличия течения, придерживающегося иных взглядов. Такой шантаж со стороны царского правительства не принес, однако, быстрых результатов, и английское правительство в отношении договора о проливах не хотело идти дальше заверений, данных в письме Георга V.[94]
В связи с ростом германского влияния и антибританской кампании союзники России сами стали настаивать на скорейшей реализации соглашения о проливах. 19 ноября 1916 года была предана гласности договоренность о Константинополе и проливах. Предварительно царское правительство, по настоянию Великобритании, дало заверения Румынии в предоставлении свободы для прохода ее судов через проливы. Тем самым пробивалась брешь в обещанном царизму монопольном праве на использование Черноморских проливов в военных целях.[95]