4. Право войны и другие нормы
"Статейные списки" дают возможность судить о представлениях, которые московские дипломаты имели о праве войны. Война является крайним средством. Она должна быть справедливой.
Отправленному к Сигизмунду и Владиславу послу велено сказать: "Вы добрые дела не хотите, желаете крови. Крестьянские разлития, и Бог свыше зрит, и правду и кривду видит и в правде поможет, а в неправде сокрушит: Нам те ваши грозы не страшны"*(56).Война не должна была начинаться без объявления. Противнику посылаются "розмирные" или "розметные" грамоты. Литовский князь Александр жалуется Ивану III, что его люди во главе с кн. Оболенским приходили "войною безвестно", и просит, если это сделано было без его ведома, "изсказнити" "тых, которые будут то вчинили"*(57); еще раньше по аналогичному поводу Казимир просил Ивана III виновных "изсказнити", "есть ли то будет без твоего веданья, - пишет он, - сам жо того и посмотри, гораздо ль ся то деет с твоей земли таким явным зачепки и кривды и шкоды деются нашому господарьству.., а нас первей не обсылая"*(58). Александр жалуется, что Иван III при начале войны хотя и послал "розметную грамоту", но предварительно "пустившы войну"*(59). Московским послам в Англии, имевшим поручение склонить англичан к разрыву союза с Швецией и выступлению против нее войной, дают понять, что без предварительного предъявления Швеции определенных требований сделать этого нельзя: "В здешних во всех странах в крестьянских землях тово не ведетца, что не исправдався перед недругом мстить ему недружба"*(60), "не сослався с ним послы и не оправдався перед ним, и не здав своей правды воевать ево нелзе"*(61).
Предпринимая войну, государь должен иметь справедливую причину. Таковой является "неправда" противника, нарушение им своих обязательств или норм международного права*(62).
Война, по представлению московских дипломатов, не должна отражаться на взаимной торговле воюющих государств: "Того нигде нет, что гостей порубати: хоти полки ходят, а гостю путь не затворен, гость идет на обе стороны без всяких зацепок"*(63), "и межи государя ссылка бывает, хоти бы и полки сходилися", - пишет Иван III наместнику своему в Новгороде*(64).
Своеобразные представления имелись в Москве относительно положения военнопленных ("нятцев").
Правилом считался выкуп пленных. Отпуск пленных без "окупа" предполагал наличие соответственного договора. "У Государя нашего, в его земле, - отвечают в Москве литовским послам, - того обычая нет, чтоб нятцев так отпущати"*(65). Странно звучит при этом свидетельство Литовской метрики, что русские вообще не допускают выкупа, удивляясь, "яко хрестьяне хрестиян шацують и продають"*(66). Они, по-видимому, считали такую практику не утвердившейся, ибо в 1557 г., в переговорах с Швецией, вопрос ставился в связь с тем, на чьей из воюющих сторон была справедливость: Швеция, как виновная сторона, должна была за шведских пленных платить выкуп; русские же пленные должны были быть отпущены без выкупа, так как Россия вела справедливую войну*(67). Обычно речь идет об освобождении пленных "на обмену и на окуп"*(68).
Московские государи отказывались возмещать убытки, причиненные войной, уплачивать контрибуцию ("подъем"): "А что подъему просишь, - пишет Иван Грозный в 1581 г. польско-литовскому королю, - и то вставлено з бесерменского обычая: такие запросы просят Татарове, а в хрестиянских Господарствах того не ведется, чтоб Господарь Господару выход давал, того в хрестиянех не ведется, то ведеться в бесерменех: А за что нам тобе выход давати? Нас же ты воевал, да такое плененье учинил, да на нас же правь убыток. Хто тебе заставливал воевать? Мы тобе о том не били челом, чтоб ты пожаловал, воевал! Правь собе на том, хто тебе заставливал воевать, а нам тобе не за што платити"*(69).
Перемирие на время от одного года до десяти лет и мир ("вечный мир") строго различались*(70).
Московские дипломаты имели хорошее представление и о других нормах международного права. У них встречаем упоминания о зависимых государствах (протекторатах). Грузинский царь в 1588 г. просит держать его "под царскою рукою в обереганье"*(71); то же понятие выражается словами: "под своею царскою рукою: и во обереганье", "в присвоенье и во обереганье"*(72), "во оборони"*(73).
Существовало представление о свободе моря: "а та дорога Божья"*(74), запретить сношения по морю невозможно*(75). Встречались и такие понятия, как "ad referendum": "яз те речи донесу до государя своего, в том ведает Бог да государь"*(76). Для пограничных споров учреждался "вопчей или сместный" суд: "съехався, обидным делом управу учинили, на обе стороны"*(77), причем устанавливался порядок суда, безапелляционность решений: "суженого не посужати"*(78). Провозглашается религиозная терпимость*(79).Из сказанного в достаточной мере ясно, что московские дипломаты имели вполне определенное представление об обязательных для государств нормах поведения. Представление это, однако, не выливалось в ту терминологическую формулу, которая считалась общим достоянием западноевропейской дипломатии, давшей совокупности этих норм название jus gentium (право народов). Это название впервые входит в России в употребление при Петре I вместе со всей прочей иностранной терминологией.