ТЕХНИКА СБОРА МАТЕРИАЛА

Главным, наиважнейшим, ключевым приёмом сбора материала для последующей его обработки является и остаётся ЗАПИСЬ ВЫСКАЗЫВАНИЙ РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ в идеале почти сразу же по произнесению самого высказывания.

Лингвист, собирающий факты разговорной речи, чувствует себя одновременно антенной и заправленным принтером, поскольку надо уловить, расслышать, настроиться так, чтобы при фиксации не исказить слышимое и чтобы фиксация осуществлялась по горячим следам, тем более что ВСЛУШИВАНИЕ бесконечно. Исследователю нужно всё, но и исследователь нужен всему. Так, не ставя целью «отловить» авторские фразеологизмы, мы их и не заметим. Не занимаясь контаминированными формами, не замечаешь их в речи окружающих. Поэтому при кажущейся примитивности методики: слушай и фиксируй - ме- тодика эта чрезвычайна трудна, хотя и весьма увлекательна, когда войдёшь во вкус.

Современный писатель, лауреат нескольких премий, в том числе Букеровской, Нина Викторовна Горланова в журнале «Вопросы литературы» поделилась своим методом сбора материала. Это работа, мы бы сказали, с МГНОВЕНИЕМ. Писательница предельно точно записывает реплики на рынке, в магазине, в университете, во время застолий и т. п. и пишет повести, напрямую опираясь на огромный фонд собранных «остановленных мгновений». Доблесть здесь именно в точности фиксации. «Записи мои (а я их веду круглосуточно) раньше были столь интересны, что все, кто приходил в гости, сразу бросались к машинке: „Что там накопилось?" И говорили: „Вот это и надо печатать!" Пишу и записываю каждую секунду. Видите, вы со мной делаете беседу, а я за вами тоже подмечаю и записываю. Столько записей - ужас, коробки, сумки, чемоданы, меня порой беспокоит, что я не справляюсь с этим объемом»[12].

Мы пытаемся учиться методу Н. В. Горлановой, в частности для проводимого исследования, и потому вынуждены признаться, что даже по прошествии нескольких минут запись чужого высказывания почти обязательно утрачивает свою точность, поскольку записывающий полон собственных языковых трафаретов, полон ранее звучащих чужих слов.

Не всегда корректно хвататься за тетрадку и записывать чью-либо речь, как я почувствовала это в Славянске-на-Кубани, а потом на побережье Черного моря, куда вывезли на три дня участников научной конференции, очаровательных, умных, знакомых и незнакомых учёных, их-то реплики и хотелось записать. И что же? Когда, получив порцию языкового материала, с внутренним заданием всё запомнить, я удалялась в свою комнатушку и фиксировала по памяти, то чувствовала подмену жанра. Сразу - были записи, чуть позже - получался дневник. Вот почему метод Нины Горлановой, охарактеризованный в интервью, мы выделяем особо. Он исключительно важен не только для исследователей разговорного дискурса, но и для всех учёных гуманитарного профиля.

Казалось бы, вооружись диктофоном и записывай «спонтанную коммуникацию» в первородном её состоянии, так же, как получи разрешение исследовать чью-либо переписку, или тетрадку с неопубликованными стихами. При таком комплексном подходе потенциальный исследователь рискует оказаться заваленным материалом в лучшем случае нейтрального характера, но чаще далеко не нейтрального, негативного, отрицательного. Мы применяем, ориентируясь на методику Н. В. Горлановой, несколько иной подход. Суть нашей, более суженной, методики - фиксировать по возможности сразу всё СКОЛЬКО- НИБУДЬ ДОСТОЙНОЕ фиксации и последующей проработки. Точность наиболее уязвимый параметр в работе, её отлетающий ангел. Малейшая задержка записи, как было уже подчёркнуто, чревата высоковольтным подключением, вторжением языковой памяти исследователя. Языковая личность лингвиста, фиксирующего новое, незаметно начинает, чем дальше, тем больше, по старому следу памяти переструктуровать услышанное: «человек полон слов» (М. М. Бахтин).

Таким образом, суть методики отслеживания позитива разговорного дискурса сводится к двум условиям: максимальная точность, а значит свежесть записи, и поисковый отбор наиболее выразительного (особенно позитивного, ранее не исследованного) материала.

Итак, запись напрямую, запись под телефон, если среди знакомых есть носители яркого разговорного таланта, запись по памяти, когда несёшь в себе услышанную реплику вместе с переживанием, как бы её не забыть, не потерять навсегда...

Мы говорим о совсем простых вещах, о карандашно-бумажном вооружении исследователя разговорного дискурса. Один из крупнейших географов прошлого столетия Рохтгофен сказал, что «точность, подробность путевых заметок и специальных геологических записей находятся в прямой зависимости от того, насколько быстро и легко вынимается в пути ваша записная книжка из кармана или сумки»[13]. Записную книжку, точнее блокнот, мы используем, когда вольготно и вальяжно сидим на совещаниях, где можно услышать немало с языковой точки зрения интересного. Однако на улице, в общественном транспорте, в очереди куда удобнее небольшая щёлкающая ручка и сложенный вдвое, вчетверо лист бумаги.

В качестве непременного условия таких записей ставим МАКСИМАЛЬНО ТОЧНУЮ КОММЕНТИРУЮЩУЮ ЧАСТЬ, включающую в себя дату реплики, пол, «на глазок» - возраст говорящего. Погрешность здесь весьма велика: от года до 15 лет! В ситуации, когда записывается высказывание знакомого или родственника, возрастная примета становится более или даже максимально точной. Далее, указывается, если известна, профессия говорящего или род занятий, но чаще всего эта характеристика вытекает из обрисовки самой ситуации. Здесь важно иметь запас хода на возможные повороты дальнейшего исследования, тогда как жанр монографии не предполагает повсеместного проставления всех таких характеристик или, во всяком случае, требует их компрессии, редактуры. В картотеке целесообразно указывать максимум признаков говорящих и самой ситуации, поскольку многое со временем забывается, искажается, но жанр книги сопротивляется, чтобы каждый пример мы помечали, например, литерами М или Ж.

Мы говорим о примитивных вещах: поточнее записывать речь окружающих, проставлять дату, но самостоятельно проводимый сбор материала приобретает синергетические свойства: начинается его гармонизация. Вдруг замечаешь, что превалирует студенчество, или недостаёт мужской речи, или профессионального расколосья не хватает, или ситуации слишком похожи, или монолога мало, или... Разумеется, полностью гармонизировать материал чрезвычайно трудно: мы ограничены, замкнуты всё той же профессией, а проникновение с карандашом в руках в другие страты может замкнуть рот потенциальным информантам, не приветствующим чужое, тем более заинтересованное слушание. И, тем не менее, хотя бы частично, постараемся фиксировать максимум возможного из других «областей».

Есть и опасность: тотальные по заявленной многоаспектно- сти записи требуют соответствующей лингвокультурологической подготовки. Так, размокропогодшись и косяк легко отнести к окказионализмам, однако в первом случае это диалектизм, во втором - жаргонизм.

[Врач знакомой по поводу насморка:] Вы размокропогодились[14] (1998). [Молодой мужчина у рынка своему подельнику:] Мой же косяк[15]! (19 марта 2006).

Следующий приём сбора материала - ДИКТОФОННЫЕ ЗАПИСИ. В таких случаях мы испрашиваем у собеседника разрешения на фиксацию. Бывшие советские граждане пугаются блокнота и карандаша: А что вы записываете? Чтобы не забытъ что-то? - 28 ноября 2005 г прозвучал вопрос в поезде, адресованный автору этих строк, от попутчицы, когда записывалась отвернувшаяся другая попутчица[16].

(), но в целом определённое монологовое полотно создать можно. Один подвижник в якутской тайге, Мандар Барыс, успел записать рассказы 80 людей, перешагнувших столетний рубеж[17]. Филологу хорошо иметь свой фонд, пусть небольшой, подобных записей чужих биографий, записей развёрнутого, обстоятельного, неторопливого, монологического устного слова.

Творческая часть работы начинается с отработки пунктуации записываемого высказывания при его перенесении в картотеку. Придумывать особые значки - значит затруднять исследовательское восприятие высказывания другими учёными. Следовательно, надо традиционным набором пунктуационных знаков максимально точно ПЕРЕДАТЬ ИНТОНАЦИЮ высказывания. В иллюстративных блоках монографии точка как знак, сигнал паузы может стоять в совершенно неожиданном месте. В диссертационных сочинениях негоже начинать предложение с таких слов, как «однако», «причём», но в разговорном дискурсе актуальное членение предложений допускает ещё и не такие обрывы. Приходится в ряде случаев описывать и некоторые жесты. Ситуация должна быть понятна (характеризуем её в квадратных скобках). Итак, переписывая материал, мы редактируем его в первую очередь в плане возможно большего приближения к интонации. Теоретически всё это так, но драматизировать и «безынтонационность» записей не следует. Точность порядка слов и самих слов - уже достаточная гарантия, что интонационный контур сохранён.

[О возвращении внука из армии:] О-ой! Он, говорит, прямо не верю! Ну-ка два года! Загорел. Прямо сгорел весь! Заждались мы. Все хорошо, говорит. Я доволен. Я говорю: что-нибудь бы рассказал! А он: Бабушка, что говорить!

И ещё одно наблюдение. Интересно, что ожидание «интересного» (вот я сейчас наберу примеров!), как в любом эксперименте, надежд обычно не оправдывает, наоборот. Специфика записи разговорного дискурса заключается в... неожидании результатов, при постоянной, однако, «боевой готовности» (наличии средств записи).

Конечно же, возможен и такой приём, как АНКЕТИРОВАНИЕ. Здесь трудности двух планов. Во-первых, надо «сочи-

нить» анкету, что по определению не легче сочинения хорошего стиха, то есть нужно изловчиться составить вопросник так, чтобы респондентам хотелось отвечать подробно, искренне и творчески. Во-вторых, надо «усадить» респондентов. Признаться, мы не очень жалуем этот приём[18], но при дефиците материала в некоторых зонах анализа его можно использовать.

В ряде случаев привлекались данные ЭКСПЕРИМЕНТА в виде задания учащимся придумать (по принципу: кто больше) гипокористических и диминутивных вариантов к собственному имени. Для данной работы эксперимент - исключение, но он может стать правилом для особого исследования, когда сам исследователь или его помощник намеренно использует различные языковые ходы, фиксируя реакцию адресатов.

Следующий прием - ПРИЁМ ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ... Это уже тексты. Так, косвенные свидетельства окказиональных обращений могут быть извлечены из текстов семейных родословных: Ведь где найдёшь ещё такого папу, который меня, уже взрослую девушку, называет дочУнька, а мою сестру Олю - котУсечек, то есть «котик», «кошечка» (Ю. С. Т.). Извлекать материал можно из записок членов семьи друг другу, в них тоже отражены элементы разговорного дискурса. Элементы разговорного дискурса содержит также частная переписка, любительское стихосложение, дневниковые записи. Так, из следующего отрывка из письма можно извлечь обращение по родственному признаку. [К. В. Миролюбова, г. Тверь:] Как-то в Савине провожала свою братию на катер в августе. Жарища была несусветная. Иду обратно - пастушок сидит у озерка, пасёт коров. Спрашиваю его: «Что ж, вот стоит жарища, потом будет грозища?» Отвечает: «Нет, матушка, может начаться тихенький дождичек, и польёт, и польёт надолго». Так и случилось.

Стихия разговорного дискурса, естественно, находит своё отражение и на страницах художественной литературы - в этом отношении возможны и системные исследования, которые проводились в нашей стране и продолжают проводиться, но возможны и фрагментарные «заборы» проб, свидетельств разговорного дискурса. Так, исследователь разговорного дискурса в ряде случаев фактами художественного текста может воспол- нить недостаток иллюстративного материала, например по следам заклинания или шаманства в разговорной стихии. «Семченко знал дело не хуже. Постоянно в лёгком подпитии, он - комедийный дар усиливал обаяние - загадочно приговаривал: „Шиндыр-мындыр- лапопыпдыр' . . .» (И. Николаев. Лейтенанты. Повесть // Звезда, 2009, №9). Герой романа В. Пикуля «На задворках великой империи» Мышецкий в минуты жизни трудные повторяял приговариавал искажённую польскую пословицу: «Без працы но бенды кололацы» (Без труда и калача не испечёшь). Писатель нередко опирается на собственные наблюдения аутолингвистического характера. Редкий пример грамматического экспрессива в позиции обращения мы почерпнули из повести Дины Рубинной «Высокая аво- да венецианцев»: Дорогие Миши-Маши! (героиня повести пишет мужу и дочери).

Естественные трудности сбора материала и их преодоление оборачивалось подчас новыми аспектами поиска. Так, было замечено, что среди большого числа знакомых, коллег есть лица, буквально творящие язык, люди-языкотворцы. Это особый талант, редкий и ценный в век глобализации, стандартизации, унификации языковых приёмов общения. Таким людям посвящён далее отдельный параграф.

Возраст, пол, профессия говорящего, ситуация речи - всё это по возможности всегда фиксируется и в примерах-иллюстрациях прописывается, хотя точкой отсчёта не становится. Исходными для наблюдений являются факты языка, языковые категории, грамматические свойства, тропы... как условный критерий классификации материала, условный, поскольку имеет место почти постоянное наложение характеристик: обраще- ния-диминутивы, обращения-метафоры, диминутивы-метафоры, гипербола-комплимент, окказионализм-эпитет и т. п. Такова особенность разговорного дискурса: языковых объектов с совмещёнными свойствами больше, нежели объектов однопорядковых.

По части проекций в гендер, возраст, профессию вошедший в книгу материал вполне может быть использован и для других тем: «Возраст и речь», «Речь и профессия», «Имена собственные в разговорном дискурсе», и мы будем рады, если собранные нами примеры поработают ещё и на другие исследования. В данной же работе ведущим является не «антропоцентрическое» (от характеристик человека: пола, возраста - к особенностям его разговорной речи) и не «профессиоцентрическое» (от характеристик страта — к особенностям общения), а дискурсноцентри- ческое направление исследования как исследование разнообразия и своеобразия языковых явлений в разговорном дискурсе в современных его формах.

Наконец, ещё одна сложность. По закону сохранения функций монография, посвящаемая новому объекту при отсутствии словарей этого языкового объекта рискует перерастать в словарь. Приходится ограничивать число иллюстраций. И здесь встаёт вопрос: выбирать наиболее наглядное или наиболее типичное. Разговорные редкости можно чередовать с разговорным стандартом, но, что интересно и что затрудняет этот выбор, при точной записи тот или иной пример всегда оказываются будто бы самым говорящим из говорящих. Опасность превращения монографии в словарь контекстов, конечно же, существует. И это не придуманная трудность. Согласимся, тому или иному поэту может быть посвящено энное число монографий. Мы же берём речевое творчество огромного числа знакомых нам и незнакомых (в любом случае по требованию этики текста - безымянных) ПОЭТОВ РАЗГОВОРНОГО ЖАНРА, и сокращение блоков примеров может приводить к непропорциональному отражению творческого характера стихии разговорной речи.

И в заключение обрисовки методологических и методических аспектов темы приведём весьма важное положение, высказанное профессором А. А. Кретовым в частной беседе 4 июля 2000 года: РЕЧЕВОЕ НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ принципиально недоказуемо. (Мы можем утверждать, что частота тех единиц ниже частоты самого редкого слова в выборке. Это всё равно что сеть. Сетью ловим крупную рыбу - значит ли это, что мелкой рыбёшки нет? И сколько бы мы ячейки ни уменьшали...). Алексей Александрович говорил тогда об осторожности трактовки квантитативных нулей. Для нас важно принять как постулат, что разговорный дискурс как ни один другой дискурс не разрешает утверждать по принципу: нам не встретилось - значит этого нет. Учтём также, что целые слои населения вообще закрыты от вторжения лингвистов и соответственно закрыта их речь. Трудно представить, что лингвист записывает профессиональное общение представительниц древнейшей профессии, или карабкается на подъёмный кран, чтобы узнать «внутреннюю речь» вечно одинокой на высоте крановщицы, или подслушивает патологоанатомов, или исследует лингвистику «дедовщины», или... (список легко продолжить).

4.