ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 <<
>>

Глава 2 СОВРЕМЕННЫЕ ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ И ЗАРУБЕЖНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ КУЛЬТУРЫ РЕЧИ (в нормативном и коммуникативном аспектах)

Исследования в области культуры русской речи имеют у нас бога­тые и давние традиции, восходящие к трудам М.В. Ломоносова но грамматике, риторике и поэтике, ораторскому искусству, теории прозы и стихосложения.

’’Российская грамматика" М.В. Ломоносова и его "Риторики" заложили основы нормативной грамматики и стилистики русского языка. Работа эта была продолжена рядом замечательных русских языковедов - А.Х. Востоковым, Ф.И. Буслаевым, К.С. Акса­ковым, Я.К. Гротом, А.А. Потебней и др.

Акад. С.П. Обнорский не без оснований полагал, что ’’основной костяк выдвинутых Ломоносовым норм языка определил дальнейшие судьбы его развития, пережил эпоху творческой деятельности Пуш­кина и служит живой основой нашего современного языка" [23].

Надо сказать, что русские языковеды XIX в., периода расцвета сравнительно-исторического метода лингвистических исследований, во многом отошли от теоретических проблем стилистики и культуры речи, широко очерченных еще Ломоносовым. Появившиеся тогда пособия и грамматики нередко носили запретительно-пуристический характер и в своих практических рекомендациях противоречили духу народного словоупотребления, языковому чутью образованных и демократически настроенных представителей русского общества.

В среде русских языковедов XIX - начала XX в. довольно популяр­ной была точка зрения акад. А.А. Шахматова, который считал (с пози­ций исторических и объективно-лексикографических), что борьба с узаконенной употреблением ошибкой бесплодна и что само дело норма­лизации языка совершенно чуждо академической науке. "Странно было бы вообще, - отмечал он, - если бы ученое учреждение вместо того, чтобы показывать как говорят, решалось указывать, как надо говорить" [28, 33].

В дореволюционный период выпускались лишь небольшие по объе­му "словари неправильностей" (В. Долопчева, К. Зеленецкого, И.

Оги- енко и др.), преследовавшие чисто практические цели. Едва ли не един­ственное исключение составила книга В.И. Чернышева "Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики" (1909 г.; 2-е и 3-є изд. - 1913-1915 гг.). Этот обобщающий труд оказал заметное влияние на развитие теории и практики культуры русской речи в последующие годы. Основанная на большом фактическом материале, извлеченном из произведений русских писателей и публи­цистов XIX - начала XX в., книга В.И. Чернышева не имеет себе рав­ных, а в важнейших своих рекомендациях сохраняет актуальность и в наше время.

В послереволюционные годы проблемы нормализации русского языка были выдвинуты на передний край лингвистической науки. Это было прямо связано с общественными потребностями того времени: ликвидацией неграмотности, распространением образования, созданием учебников и словарей, с задачами приобщения широчайших народных масс к достижениям русской и мировой культуры.

Интенсивные изменения в русском языке послереволюционной эпо­хи, их связь с изменениями в самом обществе, актуальные потребности языкового строительства - все это способствовало пробуждению инте­ресов лингвистической науки к проблемам культуры речи, нормали­зации русского литературного языка нового времени. Прошедшие в 20-е годы острые общественные дискуссии о языке (под названием "Язык революции или революция языка?") показали со всей очевид­ностью, что без нормированного языка не может быть образованной нации, быстрой технической и культурной революции. В это время появились работы А.М. Пешковского, Л.В. Щербы, С.П. Обнорского, Г.О. Винокура и других исследователей. В 30-е годы прошла общест­венная дискуссия о диалектизмах в языке художественной литературы, в которой принял участие А.М. Горький.

В 50-60-е годы к вопросам культуры русской речи проявляется все более возрастающий общественный и научный интерес. Многие языковые тенденции и процессы определились к этому времени доста­точно четко, а другие дали заметный результат (это относится, напри­мер, к расширению нормативной базы литературного языка, к заимст­вованиям из территориальных и социальных диалектов, из просторечия, из других языков, а также к росту профессионального и терминологи­ческого слоя лексики в системе литературного языка и др.).

В связи с этим уточнялись научные принципы культуры речи: объективная и нор­мативная точки зрения на язык, строгое разграничение в теории и на практике кодификации (как нормализаторской деятельности языкове­дов) и нормы (как объективно-исторического явления) и мн. др. В эти годы появились работы Р.И. Аванесова, В.В. Виноградова, Е.С. Ист- риной, С.И. Ожегова и других языковедов, имевших важное теорети­ческое и практическое значение. Была издана академическая "Грамма­тика русского языка" (М., 1952-1954. Т. 1, 2), вышел в свет "Словарь современного русского литературного языка" (М.; Л., 1950-1965. Т. 1- 17). Большое значение для теории и практики культуры речи имела непериодическая серия сборников "Вопросы культуры речи" под ред. С.И. Ожегова (М., 1955-1957. Вып. 1-8), деятельность созданного им в системе Академии наук сектора (теперь отдела) культуры русской речи.

В последние десятилетия культура русской речи переживает ста­новление как самостоятельная научная дисциплина со своим предметом и объектом исследования, целями и задачами, методикой и приемами научного исследования и описания материала (см., например, [1; 7; 27; 9; 12; 13; 16; 6]). Культура речи становится предметом вузовского и школьного преподавания (см. составленную проф. Б.Н. Головиным программу курса "Основы культуры речи" для филологических факуль­тетов государственных университетов, а также учебные пособия, например [5; 11; 8; 3]).

В области культуры русской речи в последние годы наиболее ус­пешно развивались следующие теоретические направления: 1) вариа­тивность норм; 2) функциональность в оценках нормативного харак­тера; 3) соотношение внеязыковых и собственно лингвистических фак­торов в становлении, развитии и функционировании литературных норм на разных языковых уровнях; 4) место и роль литературно нормиро­ванных элементов в структуре национального языка; 5) культура речи в условиях двуязычия и многоязычия; 6) коммуникативный аспект куль­туры речи и нек.

др.

Центром внимания исследователей становится функциональный подход к проблемам правильности и нормативности. Именно этот под­ход позволяет превратить культурно-речевую деятельность из прос­того (и неминуемо субъективного и ограниченного) "запретительства" в позитивную программу лингвистического воспитания, выработки у гово­рящих и пишущих языкового чутья, вкуса, умения наилучшим образом пользоваться языком в различных условиях коммуникации. Теорети­ческой и фактической базой такой деятельности являются исследова­ния в области функциональной грамматики и стилистики, работы, посвященные структуре современных норм, описанию их функциониро­вания, изменения и варьирования, активное обращение к достижениям публичного красноречия и риторики.

Внимание языковедов в наше время привлекают теоретическое осмысление и исследование самого понятия литературной нормы как совокупности диалектических свойств: устойчивости и подвижности, историчности и изменчивости, строгой однозначности и функционально­стилистической обусловленности и т.п. При изучении литературной нормы и ее структуры выдвигается динамический аспект ее понимания и объективной оценки. С позиций динамического подхода норма - это не только результат речевой деятельности, закрепленной в памят­никах письменности, культуры, но и создание инноваций в условиях их связи с потенциальными возможностями системы языка, с одной стороны, и с реализованными, устоявшимися образцами - с другой (см. [27]).

Изучение литературной нормы в ее современном состоянии прово­дится на разных языковых уровнях, закрепляется в лексикографиче­ских изданиях. См., например, "Орфоэпический словарь русского языка. Произношение, ударение, грамматические формы" (под ред. Р.И. Ава­несова. 3-є изд. М., 1989), "Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка" (под ред. К.С. Горбачевича. Л., 1973), "Словарь трудностей русского языка" Д.Э. Розенталя и М.А. Теленковой (6-е изд. М., 1987), "Словарь русского литературного словоупотребления" (под ред.

Г.П. Ижакевич. Киев, 1987), известный однотомный "Словарь русского языка" проф. С.И. Ожегова, пресле­дующий строго нормативные цели (21-е изд. М., 1989), и созданный на его основе "Толковый словарь русского языка" С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (М., 1992).

В последние десятилетия была выдвинута новая теоретическая и методическая проблема - изучение возможностей статистического ме­тода и его практического применения в качестве инструмента иссле­дования и вспомогательного принципа объективной нормативной оценки языкового материала (особенно в области грамматических вариантов). В отделе культуры русской речи Института русского языка АН СССР издан частотно-стилистический словарь "Грамматическая правильность русской речи" Л.К. Граудиной, В.А. Ицковича и Л.П. Катлинской (М., 1976). В области культуры речи статистика выступает как важный дополнительный метод описания и оценки в тех многочисленных случаях, когда о вариантах ничего (или почти ничего) нельзя сказать в плане их смысловой или стилистической дифференциации (например: в адрес - по адресу, с помощью - при помощи, внештатный. - нештат­ный и мн. др.). Статистический метод помогает сделать более убеди­тельными выводы и рекомендации нормативного и прогнозирующего характера.

Языковеды-русисты приняли активное участие в ряде обществен­ных дискуссий о русском языке последних лет (в газетах и ежене­дельных изданиях, в научно-популярном журнале "Русская речь" и др.). В современных спорах речь идет о судьбе иноязычных заимствований, о чистоте и ясности научного стиля, о диалектных, профессиональных и просторечных элементах в языке художественных произведений,о штампованности письменной и устной речи, стилистическом снижении публичной речи, о состоянии русского языка в современную эпоху и т.п. В общественных дискуссиях и спорах о языке еще раз подтверждается положение о том, что литературная норма является одновременно и собственно языковой, и вместе с тем ярко выраженной социально­исторической категорией, что любое общество далеко не безразлично к тому языку, на котором оно говорит.

Таким образом, новейший этап исследований по культуре русской речи связан с развитием новых тем и новых подходов к теории культуры языка, а также с практическими организационными меро­приятиями. Современный подход к проблемам культуры речи учитывает широкий круг вопросов, связанных с функционированием и эволюцией русского литературного языка и его норм в структуре языка нации. Он устанавливает внутренние связи между повышением речевой культуры общества с развитием национальной культуры (в истори­ческом и современном аспектах), научно анализирует процессы, проис­ходящие в современной речевой практике, способствует совершен­ствованию современного русского литературного языка с учетом его многообразных общественных функций.

Норма языка - центральное понятие теории культуры речи. Вмес­те с тем это одна из сложнейших проблем, многомерность и разнопла­новость которой определяются факторами объективно-историческими, культурно-социологическими и собственно лингвистическими, т.е. внут­риязыковыми.

Заслугой представителей Пражского лингвистического кружа (ПЛК) явилось пристальное изучение языковой нормы как понятия функционального, лингвосоциологического и конкретно-исторического. Норма определялась ими как совокупность структурных средств, регулярно употребляемых определенным (образованным) языковым коллективом. Наблюдения над изменчивостью нормы во времени и над ее функциональной вариативностью позволили представителям ПЛК в целом правильно осмыслить ее диалектическую сущность и собственно языковую природу. Б. Гавранек предложил рассматривать норму как обязательность в сфере деятельности, направленную на то, чтобы дос­тигнуть наилучших результатов в сфере реальности [35]. В этом опре­делении обращают на себя внимание такие его составляющие, как обязательность, социальная обусловленность (сфера деятельности), достижение коммуникативных целей (наилучших результатов), объек­тивность (сфера реальности). Дальнейшие уточнения понятия нормы чешскими лингвистами проходили в плане четкой дифференциации понятий "узус" (сложившийся речевой обычай) и "литературный язык", а также в условиях строгого и последовательного разграничения поня­тий "норма" (объективные правила, реализующиеся в речевой деятель­ности) и "кодификация" (т.е. установление и описание этих правил, закрепление их в языковедческих пособиях и справочниках; см. мате­риалы книги [26]).

Структурная лингвистика, восходящая в своих идеях и положениях к учению Ф. де Соссюра, выдвинула на первый план соотношение нор­мы и системы (или структуры) языка. Наиболее последовательно это проявилось в теоретических построениях Л. Ельмслева и Э. Косериу. По Ельмслеву, узус вместе с актом речи и схема отражают реальности. "Норма же представляет собой абстракцию, искусственно полученную из узуса. Строго говоря, она приводит к ненужным усложнениям и без нее можно обойтись" [37, 65]. Э. Косериу, развивая схему Ельмслева, определяет норму как систему обязательных реализаций, принятых в данном коллективе и данной культурой. Уровень нормы включает, по Косериу, лишь "обязательные реализации", т.е. характеризуется из­вестной статичностью. Норма у него соответствует не тому, что можно сказать, а тому, что уже было сказано и что по традиции говорится (воспроизводится) в рассматриваемом обществе [34].

Между тем о творческом характере речевой деятельности, о постоянном создании в процессе говорения новых слов и форм (наряду с использованием готовых) писал Л.В. Щерба: "Совершенно очевидно, что хотя в процессах говорения мы часто просто повторяем нами раньше говорившееся (или слышанное) в аналогичных условиях, однако нельзя этого утверждать про всё, нами говоримое. Несомненно, что при говорении мы часто употребляем формы, которых никогда не слышали от данных слов, производим слова, не предусмотренные ника­кими словарями... не только употребляем слышанные сочетания, но и постоянно делаем новые" [32, 24].

Преодолевая противоречия схем Ельмслева и Косериу, исследо­ватели предлагали ввести широкое и узкое понимание нормы, абсолю­тизировали "амплитуду колебания", выдвигали функциональный по своей природе "принцип коммуникативной целесообразности" [18], определяли норму через "систему норм, варьирующихся от случая к случаю" и т.п. Сущность всех этих уточнений сводилась к тому, чтобы в общей схеме "уровней" дать более адекватное описание явления, выделяемого в качестве нормы, преодолеть конфликт статики и дина­мики в ней.

Мнимый конфликт статики и динамики в норме порожден, как представляется, традиционно сложившимся распределением этих свойств в синхронии и диахронии языка (в соответствии с требованиями и взглядами Ф. де Соссюра). Преодолеть этот конфликт возможно, если включить в синхронию и статику (т.е. сеть таксономических отно­шений), и динамику (т.е. порождение высказываний, функционирование единиц языка). Известно, что И.А. Бодуэн де Куртенэ считал статику (т.е. законы равновесия языка) всего лишь частным случаем динамики (т.е. законов исторического движения языка).

В "Тезисах Пражского лингвистического кружка" (1929) делается специальная оговорка о том, что "нельзя воздвигать непреодолимые преграды между методом синхроническим и диахроническим, как это делала Женевская школа... И синхроническое описание не может целиком исключить понятие эволюции, так как даже в синхронически рассматриваемом секторе языка всегда налицо сознание того, что существующая стадия сменяется стадией, находящейся в процессе формирования" [26, 18]. В самом деле, из синхронного описания языка не могут быть исключены ни лексические (или стилистические) архаиз­мы, ни устаревающие варианты орфоэпической или грамматической нормы и т.п.

Идея динамичности нормы в обобщенном виде присутствует в описании Л.В. Щербой структуры восточнолужицкого языка. "Вообще я старался схватить язык в его движении: выдвинуть на первый план твердые нормы, находящиеся в светлой точке языкового сознания, а затем показать, с одной стороны, умирающие, а с другой стороны - нарождающиеся нормы, находящиеся в бессознательном состоянии и лишь воспроизводимые или творимые в отдельных случаях" [31, 8-9]. В этом рассуждении Л.В. Щербы в неявном виде присутствует понятие о системном и нормативном уровнях языка; в нем содержится важное в лингвистическом (и лингвопсихологическом) отношении положение о "светлом поле" (или "точке") языкового сознания - то, что мы сейчас могли бы назвать ядерной частью нормативной системы (в отличие от неядерных, или периферийных, ее частей).

Элементами динамизма характеризуется известное определение нормы, предложенное проф. С.И. Ожеговым: «Норма - это совокуп­ность наиболее пригодных ("правильных", "предпочитаемых") для об­служивания общества средств языка, складывающаяся как результат отбора языковых элементов (лексических, произносительных, морфоло­гических, синтаксических) из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов» [24, 15]. В этом определении особенно важно подчеркнуть исторический (и непрерывный во времени) характер литературных норм, их системную упорядоченность (совокупность) и, наконец, вариативность и динамич­ность их порождения и функционирования в условиях постоянной социальной корректировки (оценки).

Культура речи и норма как ее важнейший элемент могут быть осмыслены и осмысливаются с разных точек зрения: социолингвис­тической, психолингвистической, коммуникативно-стилистической, учеб­но-педагогической, художественно-эстетической и др. (см., например, [25; 20; 6]).

Изменения норм происходят вместе с общими изменениями языка, но обладают специфическими свойствами. Специфика эта вытекает, в частности, из шкалы переходных ступеней между нормативным и ненормативным (устарелым, устаревающим, допустимым без оговорок, возможным в тех или иных условиях общения и т.п.), от степени осоз­нанности ее носителями литературной речи.

В условиях литературного (нормативного) общения мы можем не замечать ошибок в своей и чужой речи, если эти ошибки социально обоснованы и их возможности, по словам Л.В. Щербы, заложены в данной языковой системе. Ощущение нормы, как и сама норма, отме­чал Щерба, может быть и слабее и сильнее в зависимости от разных условий: наличия, например, сосуществующих вариантов, возможности их сравнения и оценки, от практической важности нормы для носителей языка и т.п. В ряде случаев нормативными могут быть колебания, объективно существующие в языке. В этом случае нормой оказы­вается граница этих колебаний (см. [32]).

Литературные нормы различаются по степени "крепости" в разных ярусах языка и варьируются в разных условиях общения (ситуациях речи, коммуникации). В области орфоэпии, например, система практи­чески целиком определяет норму. Отсюда возникает понятие образца, идеала для сферы произношения. Очень часто такой идеал оказы­вается в прошлом (для русского языка долгое время им считалось так называемое старомосковское произношение, культивировавшееся в театрах и на радио). В области лексики система не находится в таком тождественном отношении к норме. Отсюда понятие не столько "образ­цовости", сколько правильности, точности, смысловой и стилистической уместности слова в высказывании, в контексте и т.п. Содержательный план здесь отчетливо преобладает над планом выражения. В области грамматики отношения строятся иначе. На первый план выступают критерии моделей и образцов и соответствия им сомнительных реали­заций. Немотивированность фразеологических сращений приводит к довольно жесткому условию простой воспроизводимости и т.п.

Что касается варьирования нормы в разных условиях общения, то здесь заметную роль играет этический фактор. Например, в общении незнакомых или малознакомых людей правильность - в смысле образ­ца - перекрывается требованиями этики (неудобно поправить собесед­ника, перебить его, поскольку смысл сказанного понятен). В то же время для тесного контактного общения характерна гораздо большая строгость к языковым ошибкам и неточностям говорящих.

В ряде работ отечественных языковедов выдвигается понятие сти­листической (или стилевой) нормы как сосредоточения всех функ­ционально-стилевых требований к речи. Так, А.Н. Кожин говорит о предмете стилистики как учении о словесном мастерстве, о наиболее удачных способах использования языковых средств, о лучших образцах речевой культуры. Если объектом стилистики является изучение стилей языка и речи, то объектом культуры речи оказываются иссле­дования коммуникативных качеств речи в их совокупности и системе. При этом коммуникативные качества речи обретают свою опреде­ленность именно в стилистике - источнике, который питает культуру речи (см. [14]).

В работах В.Д. Бондалетова и М.Н. Кожиной дается понятие о стилевых и стилистических нормах в ряду других литературных норм на других языковых уровнях и во взаимоотношении с нормами обще­языковыми. Особое внимание при этом уделяется функциональной природе нормы, учету соответствия плана выражения экстралингвис­тической его основе.

Стилистическая норма, по Бондалетову, относится к общеязыко­вой, как частное к общему. Их нельзя противопоставлять, но нельзя и отождествлять. В любом функциональном стиле удельный вес межсти­левых средств значительно превосходит долю собственно стилевых средств. Таким образом, каждый стиль реализует прежде всего обще­языковые, или межстилевые, нормы - орфоэпические, орфографиче­ские, лексико-фразеологические, грамматические (морфологические и синтаксические). Стилистическая норма связана со всеми стилями, но каждый стиль своеобразен и неповторим: в нем свое сочетание межстилевых и ограниченно-стилевых (в том числе и оригинально-сти­левых) средств. Поэтому каждому стилю присущи свои функционально­стилевые нормы, которые, с одной стороны, конкретизируют общеязы­ковые нормы, а с другой - расширяют и обогащают их. Более того, каждый из стилей имеет свои критерии правильности, точности и эстетичности (красоты) - основных качеств хорошей речи. "Норма стиля - это средоточие всех функционально-стилистических требований к речи" [2, 37].

Из сказанного понятно, что стилевые нормы детальнее, чем об­щеязыковые, они строже и тоньше их. Но одновременно они и сво­боднее, чем первые, и в большей мере дают простор для индиви­дуального творчества. Функционально-стилевые нормы - это нормы реального использования языка в данной сфере общественной жизни и одновременно правила, а также приемы речевого творчества, отвечаю­щие конкретным задачам коммуникативного характера.

Стилевые нормы, по мысли автора, касаются трех основных параметров стиля: отбора языковых средств, правил их сочетаемости между собой и, наконец, соотношений или пропорций (включая и час­тотность) межстилевых и собственно стилевых языковых явлений. Ко всем стилям предъявляется общее требование - наилучшим образом обслуживать соответствующие им сферы человеческой деятельности. Стиль должен быть таким, чтобы использованные в нем средства и их организация давали необходимый коммуникативный эффект.

В пределах каждого стиля - своя система норм, своя степень их строгости и свободы, а также свои критерии правильности, точности и эстетичности. Например, правильность официально-делового стиля - это следование лучшим образцам, соблюдение необходимого в доку­ментах стандарта. Правильность научного стиля - последовательность и логичность, доказательность изложения. В публицистическом стиле правильность состоит в подборе самых нужных, доходчивых и выразительных средств. Свои критерии правильности, точности и красоты есть и у обиходно-разговорного стиля. Его правильность - это соответствие не письменным, а устным, т.е. с поправкой на разговор­ность, нормам языка. Известные "вольности" здесь вполне допустимы, поскольку как бы нейтрализуются непосредственным контактом участ­ников речи, живостью интонации, а также мимикой и жестами (пара­лингвистический аспект). Точность разговорного стиля колеблется от строгой точности научного стиля до приблизительного обозначения предмета мысли первым попавшимся словом (ведь в случае неясности собеседник всегда может переспросить и получить разъяснения). Что касается красоты разговорного стиля, то она состоит в богатстве живых интонаций, в "творимости" речи на глазах у слушателя, а также в общей эмоциональности, в мотивированности отступлений от книж­ного стандарта и даже нарочитого "отталкивания" от него.

Вопрос о стилистической норме, по мнению М.Н. Кожиной, тесно связан с вопросом соотношения культуры речи и стилистики, так как именно первая область исследований имеет дело прежде всего с понятием языковой нормы. Правда, границы этих дисциплин не опреде­лены достаточно ясно, и эти науки порой просто отождествляются. Если предметом культуры речи считать не только правильность, но и в известном смысле искусство речи, то стилистика включается в куль­туру речи.

Применительно к функциональной стилистике "стилистические нор­мы - это исторически сложившиеся и вместе с тем закономерно развивающиеся общепринятые реализации заложенных в языке стилис­тических возможностей, обусловленные целями, задачами и содержа­нием речи определенной сферы общения; это правила наиболее целе­сообразных в каждой сфере общения реализаций принципов отбора и сочетания языковых средств, создающих определенную стилистико­речевую организацию" [15, 96].

Функционально-стилистические нормы, полагает М.Н. Кожина, имеют более свободный характер, чем общеязыковые, однако эта свобода относительна. Степень допустимости отхода от сложившихся правил организации речи меняется в зависимости от того, какое место - центральное или периферийное ("межстилевое") - имеет данное высказывание (текст). В первом случае нормы строже и определеннее, во втором - свободнее, вариативнее. Однако эта свобода экстра­лингвистически и коммуникативно-прагматически обусловлена, хотя и оставляет необходимый простор для творческих возможностей.

В традиционной "стилистике ресурсов", продолжает автор, понятие нормы обычно связано с представлением о единстве стиля - недо­пустимости столкновения в узком контексте средств с разными, конт­растными стилистическими маркировками. Для современного речеупот- ребления такая строгость стиля имеет весьма относительный характер, хотя, как правило, сохраняет еще свою силу. Так, например, нежела­тельно и даже недопустимо заполнять разговорную речь книжными высокими словами или канцеляризмами либо, напротив, научную или деловую - разговорными. Однако как только мы переходим к рассмотрению функционирования языка в его многообразных конкрет­ных проявлениях, то определять и оценивать речь должны со стороны функциональной. А это означает, что и в употреблении средств, и в оценке стиля главным будет фактор коммуникативной целесооб­разности в конкретной сфере общения, речевой ситуации с учетом целей и задач общения, содержания высказывания, его жанра и т.д.

Таким образом, делает вывод М.Н. Кожина, критерий соответ­ствия или несоответствия высказывания стилистическим нормам должен быть гибким и глубоко функциональным. Следует помнить о том, что если общеязыковым нормам (на уровне правильности) свойст­венна вариативность, то тем более присуща она нормам функ­ционально-стилистическим. Ведь нередко и сами задачи общения могут требовать генетически разностильных средств. Но это не будет нару­шением стилистической нормы с точки зрения функциональной, если только такая речевая организация коммуникативно целесообразна.

Функциональное осмысление культуры речи и связанных с нею практических проблем нормализации восходит к деятельности чешских языковедов, представителей Пражского лингвистического кружка и их современных продолжателей, исследующих проблемы речевой ком­муникации, совершенствования литературного языка, теории языковой культуры, перспективы осуществления языковой политики, опираю­щейся на строгую и добротную научную основу. В связи с этим есть потребность остановиться на их работах более подробно. При этом в необходимых случаях будут привлекаться материалы исследователей из других зарубежных научных центров (Германии, Польши, Венгрии, Болгарии и др.). Особый раздел обзора будет посвящен теории "языко­вого существования" (Япония).

Культура речи, кодификация, как отмечает акад. Б. Гавранек, появились как научные проблемы лишь тогда, когда язык начали рас­сматривать в качестве средства для достижения определенной цели, когда провели различие между высказываниями и системой языка (см. [36]). Разграничивая норму как целиком внутриязыковое явление и кодификацию как явление внеязыковое (описание нормы в учебниках), Б. Гавранек определяет языковую норму как систему языка, взятую в плане ее обязательности, с задачей достичь намеченного в сфере функционирования языка.

В тезисах ПЛК "Общие принципы культуры языка" (1932) праж­ские языковеды предложили ряд общих положений для теоретического нормативного вмешательства в практику литературного употребления:

1. Подобное вмешательство должно поддерживать стабилизацию литературного языка и никоим образом не нарушать ее, если язык уже добился успехов в этой области.

2. Целью теоретического вмешательства является не архаизация и не насильственное сдерживание развития литературного языка, а стремление к стабилизации, которое определяется целесообразностью (функциональная точка зрения), вкусом данной эпохи (точка зрения общеэстетическая) и соответствием подлинному состоянию современ­ного литературного языка (синхронная точка зрения).

3. Это вмешательство не должно насильственно углублять разли­чия в грамматическом строе разговорного и книжного языка, если речь идет не о функциональном использовании именно этих различий.

4. Было бы странно, если бы в результате теоретического вме­шательства из литературного языка устранялись все колебания и все грамматические и лексические дублеты (грамматическая и лексическая синонимия); это и нецелесообразно, так как, с одной стороны, стрем- ление к стабилизации литературного языка не должно приводить к его нивелировке, т.е. к устранению необходимого функционального и сти­листического разнообразия литературного языка, а с другой стороны, оно не должно подвергать литературный язык опасности лишиться средств, устраняющих утомительное повторение там, где это повторе­ние не является намеренным, т.е. средств стилистической дисси­миляции.

В этих принципиальных положениях особое внимание привлекает тезис о трех подходах к стабилизированной норме (функциональном, общеэстетическом и синхронном), а также тезис 4-й о колебаниях и вариантах ('дублетах", синонимах), представляющих существенную черту любого литературного языка.

Преодолевая взгляды носителей пуристических тенденций (в публикациях журнала "Наша речь" - его главного редактора Й. Гал­лера), представители ПЛК в 30-е годы выдвинули и применили функ­циональный подход к исследованию литературного языка и сформули­ровали широкие взгляды на проблематику культуры речи (работы В. Матезиуса, Б. Гавранека, Й. Вахека и др.).

Идеи ПЛК нашли поддержку в других европейских странах, прежде всего славянских (труды Д. Брозовича, П. Ивича, Л. Йонке, Д. Буттлер и др.). В дальнейших исследованиях проблем литературного языка, его норм и кодификации, стилистической дифференциации, ком­муникативного употребления и др. традиции и достижения ПЛК полу­чают развитие в соответствии с новыми задачами и социально-культур­ными потребностями.

Теория литературного языка в 70-80-е годы была ориентирована на проблематику так называемой языковой ситуации, социальной и территориальной его дифференциации, различные аспекты совершенст­вования литературных языков, теории языковой культуры, теории язы­ковой коммуникации и характера ее норм.

В монографии А. Едлички "Литературный язык в современной ком­муникации" (1978) предметом описания и исследования является современный литературный чешский язык. Под современным языком автор понимает литературный язык, носители которого являются пред­ставителями поколений, живущих во временной период, который мы называем современным. В общем, можно говорить о представителях трех живущих поколений (соответственно источником для изучения служат тексты и вообще любые языковые реализации за последние 50- 60 лет). Языковое сознание носителей языка (участников коммуника­ции) в соответствии с принадлежностью к тому или другому поколению, безусловно, различно: "...решающее центральное положение занимает языковое сознание среднего поколения (35-50 лет); у представителей более старшего поколения следует считаться с существованием пере­житочных элементов более старой нормы и с вытекающей отсюда отличающейся оценкой более новых элементов языка, или инноваций; языковое сознание младшего поколения характеризуется большим ко­личеством инноваций, чем также обусловливается их оценка других элементов в норме и в языковых реализациях" [38, 39]. Обращение к языковому сознанию (и к осознанию литературных норм) живущих в настоящее время поколений является необходимым дополнением для изучения динамики современного языка и уточнением при подтвержде­нии центрального или периферийного положения тех или иных языко­вых явлений (сравнительные различия в сознании трех поколений).

В характеристике литературного языка в данный период отправ­ным пунктом может служить языковая ситуация в целом, а также положения литературного языка в этой ситуации. Речь при этом идет об отношениях литературного языка с другими образованиями и формами национального языка, функцонирующего в данном языковом (национальном) сообществе. Языковая ситуация определяется социаль­ными и коммуникативными условиями; таким образом, лингвистическая проблематика оказывается связанной с социолингвистической, а в более узком смысле - с проблематикой теории коммуникации.

Новая теория литературного языка, по замечанию А. Едлички, выработала понятие языковой культуры, прежде всего в смысле совершенствования литературного языка со стороны языко­ведческой теории, а при дальнейшей разработке выделила также поня­тие культуры речи, т.е. культуры выражения и передачи мыс­лей. Состояние языка в тот или иной период и уровень языковой прак­тики (языковая коммуникация), равно как и активная теоретическая и практическая деятельность в области языковой и речевой культуры, становятся необходимым дополнением характеристики литературного языка.

Понятие языковой ситуации связано, в свою очередь, с тремя исходными понятиями: языковое (или коммуникативное) сообщество, языковая коммуникация и языковое целое. Проблематика современной языковой ситуации довольно сложна, что связано с меняющимися социальными условиями коммуникации в современном обществе (изме­нения в социальном составе носителей отдельных языковых норм) и с меняющимся характером коммуникации (меняются сами границы коммуникативных сфер и их расслоение, возрастают доля и значение разговорных реализаций в современной публичной коммуникации, зна­чительную роль играют средства массовой информации и коммуникации и т.п.).

Понятие и термин "языковая культура", отмечает в своем иссле­довании А. Едличка, в чешской лингвистике с самого начала трактова­лись в разных аспектах, но прежде всего - и в этом состоял главный вклад лингвистики 30-х годов - как языковая деятельность, как сознательная, целенаправленная забота о литературном языке. При этом, однако, не упускалась из вида и цель этой деятельности - сам культивируемый язык, культура языковых высказываний носителей языка и в конечном счете языковая культура тех, кто пользуется литературным языком. Эта многоаспектность понятия и многознач­ность термина привели к тому, что в чешской и словацкой лингвистике появились в последние десятилетия попытки дифференцировать различ­ные аспекты, содержащиеся в первоначальном широком понимании языковой культуры. С одной стороны, были выделены уровень языка и уровень речи, а с другой - состояние и деятельность. В связи с этим стало возможным говорить о языковой культуре (т.е. о состоянии языка, его системе и норме с учетом коммуникативных задач, ему свойственных и им выполняемых) и о речевой культуре (т.е. о сос­тоянии и уровне выражения и коммуникации в данный период и в данном обществе), а также о культивировании (совершенствовании) языка и языковых высказываний.

Основная задача лингвистики состоит в культивировании литера­турного языка, основанном на глубоком знании современного языка в указанных аспектах. Эта деятельность сосредоточена в ведущих науч­ных учреждениях, занимающихся изучением национальных литератур­ных языков. Совершенствование языковых высказываний - дело всех членов языкового сообщества. Оно обеспечивается школой и теми учреждениями, которые заботятся об образовании взрослых членов общества и о так называемом внешкольном образовании. Именно по­этому частью языковой культуры в широком смысле слова является и языковое воспитание, которое следует отграничить от языкового обу­чения.

Целью языкового обучения является сознательное практическое овладение литературным языком, основанное на изучении его системы и закономерностей, определяющих его норму. Целью и смыслом языкового воспитания является выработка такого отношения к языку, к языковым проблемам и явлениям, которое совпадает с современным научным знанием о языке.

Специальная статья А. Едлички 1982 г. посвящена проблемам типологии норм языковой коммуникации (см. [10]). В ней автор выделяет три типа основных норм языковой коммуникации: формацион­ные, коммуникативные и стилистические.

Формационная (или системная) норма ограничена языковым компо­нентом. Она тесно связана с системой языка. Ее отношение к комму­никации характеризуется тем, что ее конституирующими чертами оказываются общественное признание и обязательность в данном язы­ковом, коммуникативном сообществе. Общеобязательность литера­турной формационной нормы подчеркивается ее кодификацией.

Для коммуникативной (или ситуативной) нормы определяющим является отношение к процессу коммуникации. Она манифестируется не только языковыми (вербальными), но и неязыковыми (невер­бальными) элементами. Обусловлена она прежде всего ситуативными факторами и обстоятельствами. В отличие от литературных форма­ционных норм коммуникативные нормы не являются кодифициро­ванными.

Что касается стилистических норм, то они оказываются наиболее широкими по объему, поскольку не только включают языковые эле­менты, но и отражаются в различных компонентах - тематических, собственно текстовых и тектонических (по терминологии К. Гаузен- бласа). О переходном характере некоторых языковых стилистических явлений свидетельствует то, что они охватываются кодификацией. Связь всех трех типов норм в их языковом звене очевидна именно в области функционально-стилистических явлений. Определяющая свя­занность стилистических норм с текстом высказывания проявляется в том, что внутреннее членение стилистических норм может опираться на разработанную классификацию типов текста. При этом важную роль играет и функционально-стилистическая классификация: если исходить из нее, то можно прийти к определению функционально-стилистической нормы как нормы, определяющей построение высказывания (текста) в отдельных функционально-коммуникативных сферах. В рамках функ­ционально-коммуникативных сфер имеются жанровые различия, прояв­ляющиеся в существовании разных жанровых форм. Если посмотреть на положение стилистических норм с точки зрения взаимоотношений и иерархической организации в системе основных норм, то они пред­ставляются наиболее сложными, многослойными и многоаспектными.

Культуре языкового общения и связанным с нею кругом вопросов посвящена статья К. Гаузенбласа "Культура языковой коммуникации", опубликованная в 1979 г. (см. [4]). К области культуры речи в широком смысле слова автор относит наряду с "культурой речи (как системой средств)" обязательно также и "культуру языкового общения, комму­никации", проявляющуюся в отдельных актах коммуникации. Среди явлений, обозначаемых термином "культура речи", следует разгра­ничивать, во-первых, заботу о языке, о его культуре и уровне общения и, во-вторых, сам этот уровень, т.е. разработанность языка или язы­кового общения, отдельных актов и результатов. Под культурой языкового общения понимается при этом как сам его уровень, так и забота о повышении его.

Культура языковой коммуникации, по К. Гаузенбласу, отличается от собственно культуры языка следующими чертами:

1. Культура языковой коммуникации касается двух типов действий, образующих элементы коммуникативных актов: во-первых, создания коммуникатов (т.е. языковых высказываний, текстов) и, во-вторых, восприятия и интерпретации коммуникатов.

2. Культура языкового общения (коммуникации) затрагивает ком­муникативные акты и коммуникаты (тексты) как целостные элементы, в которых языковое построение связано с содержательно-тематической стороной и переплетается с совокупностью коммуникативных (и стиле­образующих) факторов, с ситуацией и другими условиями, с личностями общающихся и т.п.

3. Асимметрия между культурой общения и культурой речи заклю­чается и в том, что в культуре коммуникации нельзя ограничиваться только одним литературным языком. Предметом заботы о языковой коммуникации должен быть не только литературный язык, но и другие разновидности языка, т.е. национальный язык в целом. Известно, например, что, пользуясь нелитературным языком, можно выражаться культурно, малокультурно и совершенно некультурно. И нет ничего парадоксального в том, что один способен говорить на ту же тему нелитературным языком и выглядеть при этом более культурно, чем иной говорящий на литературном языке.

В культуре языковой коммуникации особую роль играет п р а г - матический аспект языковых явлений, и для понимания это­го требуются специальные психолингвистические исследования: необхо­димо осветить деятельность различных групп носителей языка в про­цессе языковой коммуникации с точки зрения языковой культуры. В современных развитых национальных и государственных сообществах носители языка глубоко и разнообразно дифференцированы, и это надо учитывать. Так, кроме лингвистов и учителей языка как специалистов по культуре речи существуют редакторы и корректоры издательств, а также группы профессиональных использователей языка (работники средств массовой информации - печати, радио, телевидения, докумен­тального кино; политические и общественные деятели, административ­ные работники центральных учреждений, учителя-нефилологи, научные работники различных специальностей, журналисты; мастера слова - поэты и писатели, переводчики, артисты театра, эстрады, певцы и т.д.). До сих пор систематически не изучалось и не описывалось, каким образом действуют в обществе факторы, формирующие нормы языка и характер повседневной речевой культуры; каково, например, воздейст­вие на более широкий круг носителей языка некоторых известных лич­ностей, выступающих в качестве образцов (политические и обществен­ные деятели, актеры кино, театра и телевидения, исполнители попу­лярных песен и др.). Одной из главных задач работы в области культуры речи, справедливо полагает К. Гаузенблас, следует считать донесение до сознания всей группы профессиональных использователей языка того, что целеустремленная забота о должном языковом уровне их выступлений есть составная часть их деятельности.

В связи с прагматическим аспектом культуры речи и культуры языковой коммуникации следует остановиться на проблемах "языкового существования", разрабатываемых японскими языковедами (см. [17; 22]). Целью исследований в этой области явилась выработка принципов рационализации языка и направлений языковой политики в прак­тических областях коммуникации. (Заметим попутно, что теорети­ческие истоки этого прагматического направления были связаны во многом с известными исследованиями 20—30-х годов М.М. Бахтина, В.Н. Волошинова и других русских ученых; см. [21].)

Лингвистическое направление гэнго-сэйкацу ("языковое существо­вание") возникло в послевоенный период как попытка теоретического осмысления современного этапа развития японского языка и обосно­вания языковой политики и практики. Оно изучает проблемы комму­никации и функционирования языка в японском обществе, вопросы рационализации коммуникаций, типологию речевых действий, основные правила их проявления и т.п. Само "языковое существование" осмыс­ливается в целом как бытие человека, проявляющееся в его повсе­дневных действиях, связанных с речевым общением. Исходным при этом оказывается не понятие языка (как в европейской лингвистике), а идея жизни человека.

В рамках единой теории "языкового существования" связываются представления о системе литературного языка и о возможностях ее оптимального использования в речевой практике. Японские филологи

полагают, что система литературного языка влияет на его использо­вание, которое, в свою очередь, воздействует на систему. Изучение таких взаимосвязей (и взаимодействий) и составляет существо "языко­вого существования".

В 1948 г. в Японии был учрежден Государственный исследователь­ский институт родного языка, в задачу которого входит проведение научных исследований как по "языковому существованию" и культуре современного японского языка, так и по истории японского литератур­ного языка, его преподаванию и его использованию в средствах массо­вой коммуникации.

В теории "языкового существования" исследуются проявления языка как в обществе в целом, так и в речи отдельных его носителей. В качестве единицы "языкового существования" принимается "языковой акт" (соответственно "речевой акт" и "речевое действие"). При этом четко разграничиваются говорение и слушание, написание и прочтение, языковой акт и ситуация его реализации и т.п.

Современная теория "языкового существования" разрабатывает ряд направлений, главными для которых оказываются такие вопросы, как речевое общение человека, речевые и неречевые действия, типы речевых действий (и соответствующих им правил), соотношение устной и письменной речи, классификация типов речевых действий, речевые действия в массовой коммуникации и информации и нек. др. (см. [22]). В целом японская теория "языкового существования" вносит новые аспекты в культуру языковой коммуникации, в языковую "диагностику" общества, в исследование общих и частных вопросов совершенство­вания литературных языков, культуры повседневного общения.

В комплексном понимании культуры речи особое место принадлежит регулятивному аспекту — деятельности языковедов по регулированию литературного языка. Представители ПЛК (акад. Б. Гавранек и др.) понимали культуру речи прежде всего как культивирование, усовер­шенствование литературного языка и языковых средств, как их созна­тельное обогащение и регулирование. В конкретных условиях того времени это было открытое выступление против позитивистского скеп­сиса относительно возможности успешного активного воздействия на язык. И теперь, когда время от времени вновь оживает такой скепсис (ср., например, постоянные былые утверждения русского писателя А. Югова типа "русский язык сам собой правит"), вопросы возможного регулирования языка не теряют своей актуальности. Надо заметить при этом, что представителям Пражской лингвистической школы был чужд волюнтаристский подход к языку, когда упускается из виду сложная языковая реальность и ее объективные закономерности или когда эта реальность подается искаженно и односторонне. Предста­вители ПЛК сделали упор на глубокое познание языковой системы в ее эволюционной изменчивости, на функциональные потребности отдель­ных областей языкового выражения. Это создало принципиально новую научную базу для регулирования литературного языка и его средств.

Чешские и словацкие языковеды подчеркивают важность регули­рующего воздействия на язык, предлагая при этом не только глубже 56

познавать объективные языковые закономерности, но и усваивать достижения других общественных наук (см. [19]). Теория культуры речи, будучи комплексной наукой, охватывает изучение и описание ли­тературных языков, динамику языковых норм; социологические иссле­дования об отношениях носителей к своему языку; изучение и описание общей языковой ситуации в данном сообществе и при данном типе литературного языка; изучение и использование имеющегося опыта деятельности в этой области.

Из достижений других общественных наук предлагается учитывать общие закономерности общественного развития; положения теории управления общественными процессами; сведения из социальной психо­логии, в особенности в связи с проблемами формирования языкового поведения и языкового сознания, и, наконец, сведения по общей теории культуры.

Отправным пунктом при установлении регулятивных принципов и целей у языков с длительной литературной традицией представляется такая точка зрения, которая исходит из общих проблем языковой ком­муникации (с учетом ее недостатков, противоречий, намечаемых конфликтов — реальных и объективно устанавливаемых). При этом необходимо иметь четко выраженную цель: воздействовать на лите­ратурный язык, его функционирование и развитие таким образом, чтобы как языковая коммуникация, так и усвоение языка осуществ­лялись без излишних сбоев и конфликтов при оптимальном взаимо­действии положительных и отрицательных факторов. Подобная форму­лировка целей, по Я. Кухаржу, близка к орудийному характеру языка, хотя она и не отвергает при этом внешних неязыковых факторов и не исключает возможности прогнозов языкового развития и предупреди­тельного вмешательства в него.

Недостатки и сбои в языковой коммуникации, всевозможные конф­ликтные явления и ситуации возникают по разным причинам. Чаще всего это происходит вследствие новых коммуникативных потреб­ностей, обусловленных в конечном счете общественными факторами, и поэтому их можно предвидеть, а значит, и успешно преодолевать. Кроме того, предлагаемая точка зрения учитывает и естественную преемственность языка и его норм ("гибкую стабильность", по В. Матезиусу), и объективные ценности литературного языка, заложен­ные в нем. Следует отметить, однако, что не вполне разработанными остаются объективная оценка коммуникативных сбоев и конфликтов и методические приемы их обнаружения.

Регулятивная деятельность в отношении сложившихся языков носит обычно характер постепенного систематического разрешения конфлик­тов и незначительных конфликтных ситуаций. Она осуществляется на базе теоретических принципов и программных лингвистических поло­жений. И только частое появление сбоев того или иного типа, сигна­лизирующее о конфликтной ситуации (и, следовательно, указывающее на слабые звенья или стороны кодификации, нормализации и других регулятивных мероприятий), может приводить иногда к серьезным комплексным регулятивным вмешательствам и даже реформам. Но для

этого нужны объективная оценка и всестороннее обсуждение создав­шегося положения.

Так или иначе, регулятивный аспект продолжает играть одну из ключевых ролей в теории и практике культуры речи, которая в настоящее время обогащается новыми связями и подходами.

Многое здесь зависит, конечно, от уровня языкового сознания и лингвистической образованности языкового коллектива. Необходимо иметь в виду, что теоретические положения культуры речи, над кото­рыми в той или иной степени работали языковеды нынешних и прош­лых поколений, пока еще не проникли в широкие круги носителей языка в той мере, в какой это было бы желательно с научной лингвис­тической точки зрения. Как остроумно заметил К. Гаузенблас, "в области культуры речи все еще живучи взгляды и принципы, которые считаются преодоленными лишь потому, что они преодолены среди ученых" [4]. Он отмечает, кстати, что работу специалистов в области современных проблем культуры речи осложняет больше всего то, что языковые вопросы теперь уже ряд десятилетий не относятся к перво­очередным, к которым проявляют интерес широкие массы носителей языка. Однако, несмотря на это, можно поднять престиж языка, куль­туры речи, языкознания. Здесь недостаточно усилий лишь специалис­тов-языковедов, и это не кратковременная задача, а всесторонне обос­нованная работа, рассчитанная на многие годы.

В целом надо сказать, что проблемы языковой культуры в зару­бежных странах Европы (прежде всего славянских, а также в Германии и Венгрии) в последние десятилетия были связаны с разработкой общей теории культуры языка, где на первое место выдвигается употреб­ление языка, т.е. речевая деятельность, коммуникация — в связи с анализом языковых высказываний говорящих и пишущих, с языковым воспитанием и языковой компетенцией индивида, а также обществен­ным языковым сознанием, проявляющимся в отношении к языку, включая его эстетические элементы. Эта теория развивается в тесной связи с социолингвистикой и психолингвистикой, теорией речевой деятельности, лингвистикой текста и т.п.

Культура языка выступает как форма выражения и одновременно как цель языковых действий, как составная часть и существенный признак культуры общества, как часть национальной культуры.

Представление о культурных явлениях в языке реализуется на двух уровнях: содержательном (семантическом) и формальном (который ох­ватывает как собственно языковые формы, так и формы и структуры коммуникации, письменности, массовой информации и т.п.). К этому теперь добавляется и познавательная (или кумулятивная) функция, связанная с наследованием языковых средств выражения, накопленных в национальной традиции, развитием продуктивно-рецептивных языко­вых способностей индивида, накоплением навыков, знаний и ценностей, связанных с духовной и материальной культурой и отраженных и закрепленных в языке.

В работах по культуре речи прослеживается связь проблем, или уровней: языковая кодификация, языковая культура и языковая иоли- 58

тика. Общие принципы регулирования языковых явлений проявляются в деятельности выдающихся писателей и ученых, а также разного рода учебных, академических и издательских учреждений, средств массовой информации (радио, ТВ, печать, документальное кино и др.).

Языковая культура все более осознается в связи со стилистико­коммуникативными нормами речи (с опорой на теорию языковой коммуникации), когда на первый план выдвигается забота о стилисти­ческой адекватности языковых средств в отдельных функциональных сферах общества. В рамках теории языковой культуры формируется особая дисциплина — культура речевой коммуникации. Ее объектом является текст (коммуникат), а также и сам носитель языка, языковая личность. В некоторых концепциях культура речи перерастает в коммуникативную культуру, целью которой оказывается комму­никативная адекватность, коммуникативная эффективность, а также обеспечение максимальной идентичности языкового выражения и максимальной возможности декодирования коммуникатов предпола­гаемым адресатом. Однако в целом языковая культура выступает как комплексная, интеграционная область исследований и повседневной практики. Она растирает свою теоретическую базу, обращаясь к теории литературного языка, к теории коммуникации, теории текста (в том числе и художественного), к риторике и т.п.

Культура языка становится предметом школьного и вузовского образования (как филологического, так и нефилологического); забота о состоянии языковой культуры общества подкрепляется деятельностью специальных общественных и государственных организаций, а также средств массовой информации.

В Польше, например, существует несколько обществ любителей родного языка, два из которых были наиболее известны: Общество любителей языка польского в Кракове (его орган — журнал "Язык польский", главный редактор — Ст. Урбанчик) и Общество культуры языка в Варшаве (его орган — журнал "Порадник языковый", главный редактор — Д. Буттлер). Наибольшая активность в деятельности этих обществ проявлялась в 60—70-е годы; к настоящему времени, в силу известных общественно-экономических обстоятельств, эта активность в значительной мере снизилась. Практически подлинный законода­тельный характер в области литературного языка и терминологии имела Комиссия культуры языка Комитета языкознания Польской академии наук; в последние годы ее рекомендации не имеют широкого общественного резонанса. В 1990 г. создана Комиссия культуры слова Варшавского научного общества. Цель ее работы — распространение культуры языка, понимаемой достаточно широко и нсдогматично. С середины 60-х годов развивается сеть телефонной справочной службы (первая такая служба была открыта в Лодзи в 1964 г.).

Культура польской речи преподается в учебных заведениях фило­софского и педагогического профилей. С 1966 г. в программу сту- дентов-полонистов введен учебный предмет "Культура польского язы­ка", обязательный для всех студентов. Культура родного языка препо­дается в начальной и средней школе; в школьных учебниках даются исторические, теоретические и практические сведения из области литературного языка, развития его норм.

Польские языковеды принимают самое активное участие в работе по совершенствованию языка газет, радио, телевидения — на различных курсах для издателей, редакторов, выступают с обзорами и анализом языка средств массовой информации. При их непосредст­венном участии проводился ежегодный "День без ошибок" при газете "Жице Варшавы". Постоянные рубрики, посвященные речевой куль­туре, ведутся в центральных и региональных газетах (в Кракове, Вроцлаве и других городах); особое внимание таким рубрикам уде­ляется в молодежных и детских массовых журналах.

Регулярные курсы по языку для книгоиздателей организуются при Польском обществе книжных издателей. Систематической стала ра­бота языковедов в театральных кругах (с середины 70-х годов издают­ся специальные бюллетени по сценическому языку). Расширяется деятельность лингвистов-полонистов в среде негуманитарной интелли­генции (технической, военной и др.). В 70—80-е годы организованы курсы для преподавателей Варшавского и Вроцлавского политехниче­ских институтов.

По польскому радио и особенно по телевидению ведутся регулярные передачи о культуре польской речи, в том числе многолетние циклы "Как сказать по-польски?" (радио) и "Отчизна — Польша" (теле­видение). Большой вклад в эту работу внесли такие польские языко­веды, как В. Дорошевский, 3. Клименсевич, Г. Саткевич, Г. Курков- ска, Й. Миодек, В. Веселовский и др.

Язык средств массовой коммуникации является предметом особой заботы языковедов Венгрии. Для большинства носителей венгерского литературного языка — это непререкаемый образец, на который они постоянно ориентируются в повседневной речевой практике. Именно поэтому особые нормативные требования предъявляются к текстам радио- и телепередач. При Союзе журналистов Венгрии организованы постоянно действующие языковые курсы. При венгерском радио есть комитет культуры языка, состоящий из журналистов, редакторов и языковедов, в задачу которого входит анализ уровня радиопередач с точки зрения стилистической, интонационной и нормативной, а также повышение профессионального уровня работников радиовещания. Регулярно проводятся курсы и экзамены для репортеров и дикторов. Те из них, кто не выдерживает экзамена, отстраняются от участия в прог­раммах и обязаны (перед повторным испытанием) в течение полугода работать над своим произношением и интонацией. Подобной работы на телевидении Венгрии нет, а потому его языковой (и собственно нор­мативный) уровень оказывается заметно ниже, чем на радио. Вместе с тем на телевидении Венгрии существует постоянная передача по культуре речи — "Мир языка".

Специализированные серии передач по венгерскому радио рассчи­таны на разные группы слушателей и имеют богатую традицию.

Одной из самых популярных радиопередач по культуре венгерского языка является программа "Наш родной язык", которая ведется с 50-х годов по воскресеньям. Основателем ее и основным автором многие годы был проф. Л. Лоринце. Она обращена к самым широким кругам образованных радиослушателей.

Вторая серия радиопередач о языке предназначена для школьников и студентов и ведется молодежной редакцией радиовещания. В ней принимают участие специалисты-языковеды. В передаче анализиру­ются разнообразные речевые ситуации, затрагиваются письменные формы языка; в ней широко используются игровые формы подачи материала с целью заинтересовать молодых радиослушателей, увлечь их проблемами родной речи.

Третья серия передач посвящена повседневной разговорной речи, актуальным процессам, происходящим в ней, трудностям и ошибкам обиходно-речевого общения.

Наконец, четвертая серия передач проводится преподавателями университета в утренние часы ежедневно и носит научно-популярный и практически-справочный характер (с использованием писем и телефон­ных вопросов радиослушателей).

Менее дифференцирована, но так же достаточно активна пропа­ганда научных лингвистических знаний на радио и телевидении Чехии, Словакии, Болгарии и Германии. В бывшей ГДР культура речи в средствах массовой информации включала в себя проблемы, связанные с оригинальностью и актуальностью сообщения, отбором слов, вариа­тивностью выразительных средств, дифференциацией по степени остроты в полемике, эмоциональностью языка и т.п. Говоря о задачах и целях культуры немецкого языка, Э. Изинг, В. Гартунг, Й. Шарнгорт и Г. Фойдел выделяют три комплекса проблем: 1) научный анализ самой постановки и истории вопроса; 2) изучение языковой ситуации и коммуникативных условий развития культуры речи в Германии; 3) ис­следование вопроса о предмете культуры языка.

В связи с этим выдвигаются новые задачи языковой коммуникации, выявление связи культуры языка с общей культурой, с условиями новых общественных отношений, с характером научно-технического прогресса. Особое внимание уделяется комплексности предмета культу­ры речи и в то же время его многогранности. Его освещение исходит из конкретных требований, предъявляемых к языковой коммуникативной деятельности, к точному, уместному и эффективному использованию языковых средств в той или иной определенной ситуации речи, в соот­ветствии с целями и задачами общения и т.п.

В различных странах и в разных литературных языках в настоящее время актуализируются разные аспекты деятельности языковедов в области теории и практики культуры речи, однако при этом общими оказываются некоторые требования, связанные, в частности, с перс­пективами и направлениями языковой политики. Эти перспективы связываются с развитием национальных языков, образованием и воспи­танием его носителей; с совершенствованием языковой культуры, осо­бенно в области речевой коммуникации; с культурой национального языка в отношении к другим языкам (проблемы заимствований); с раз­витием и нормализацией терминологии; с вопросами билингвизма; с сознательным и целенаправленным воздействием на литературный язык.

Законодательные основы языковой политики в нашей стране на ближайшие годы заложены в принятых в конце 1991 г. документах: "Декларации о языках народов России" и "Законе о языках народов России" (см.: "Российская газета". 1991, 11 дек.).

7 декабря 1995 г. подписан Указ Президента РФ "О Совете по русскому языку при Президенте Российской Федерации" и утверждено Положение об этом Совете. Среди основных направлений деятель­ности Совета названы: "разработка предложений по основам государст­венной политики в области русского языка"; "внесение предложений и рекомендаций по поддержке русского языка как государственного языка Российской Федерации, расширению использования русского язы­ка в межнациональном и международном общении, повышению куль­туры владения русским языком". В задачу Совета входит подготовка Федеральной программы по русскому языку.

В "Декларации о языках народов России", принятой! Верховным Советом РФ 25 октября 1991 г., провозглашается право каждого человека на свободный выбор языка обучения, воспитания и интел­лектуального творчества, право на свободный выбор языка общения. В ней говорится о равных возможностях для сохранения, изучения и развития всех языков народов РФ, о желательности и необходимости овладения языками межнационального общения и другими языками народов РФ, проживающих на одной территории. Декларация призы­вает граждан России способствовать воспитанию уважительного и бережного отношения к языкам всех народов нашей Родины, всемерно развивать культуру речевого общения, оберегать чистоту родной речи. В заключительной части Декларации говорится: "Высокое предназна­чение языка в исторических судьбах каждого народа определяет его как неповторимое явление общечеловеческой культуры".

"Закон о языках народов России" констатирует, что на территории РФ с ее многонациональным населением традиционно сложившейся нормой языкового сосуществования являются двуязычие и много­язычие. "Русский язык, — говорится в статье 3 Закона, — являющийся основным средством межнационального общения народов РФ в соот­ветствии со сложившимися историко-культурными традициями, имеет статус государственного языка России на всей территории РФ."

В соответствии с Законом русский язык как государственный язык России изучается в средних, средних специальных и высших учебных заведениях. На нем ведется работа высших законодательных органов, осуществляется официальное делопроизводство. При этом тексты документов (включая паспорта, свидетельства, аттестаты и др.) и вывесок с названиями государственных учреждений оформляются на государственном языке России (русском) и на государственных языках республик в составе РФ. На русском языке осуществляется офи­циальная переписка между государственными органами, предприятиями и учреждениями; на нем издаются всероссийские газеты и журналы, ведутся передачи Всероссийского телевидения и радиовещания.

Государственный язык России (русский) применяется в сферах промыш­ленности, связи, транспорта, энергетики и др. Географические наимено­вания и надписи оформляются на русском языке и на государственных языках республик в составе РФ. Внешнеполитическая и внешнеэко­номическая деятельность государственных учреждений РФ осущест­вляется на русском языке и на языках соответствующих стран.

Приведенные законодательные основы являются правовой базой всей работы языковедов России, научной, педагогической и творческой интеллигенции страны по подъему речевой культуры нашего общества.

Нынешний этап в развитии исследований в области культуры речи связан с осмыслением ее как важнейшей части культуры социальной коммуникации. Специалисты приходят к выводу о том, что в настоящее время произошла смена парадигмы от структурного изучения и описа­ния языка к функциональному. В теории речевой культуры обострился интерес к проблеме функционально-стилевых норм, а также к тексто­вым (контекстуальным) нормам, к этическим нормам речевого обще­ния. Категория "культура речи" выделяется как звено в цепи духовных культурных ценностей народа и как речевая эрудиция индивида, знание им образцовых письменных и устных текстов разных форм, стилей, жанров, относящихся к той или иной эпохе (см. материалы: "Культура русской речи. Тезисы I Всесоюзной научной конференции". М., 1990; Л.И. Скворцов "Экология слова" (М.: Просвещение, 1996), посвящен­ная проблемам культуры речи в аспекте лингвистической экологии).

Обращаясь к коммуникативному аспекту культуры речи, Е.Н. Ши­ряев в ряде работ ставит вопрос о создании единой теории, совме­щающей нормативные и риторические направления для решения общей задачи — обеспечения эффективности общения (см. [29; 30]). При этом выделяются три компонента культуры речи: нормативный, коммуника­тивный и этический.

Нормативный компонент преследует укрепление охра­нительных функциїї литературного языка, обеспечивая его единство для всей нации. Это не означает, конечно, что тем самым отвергаются любые возможные нормативные новшества, но для "узаконения" этих новшеств необходимо выработать и реализовать ряд методических, организационных и других мер (включая постоянную службу слежения, оценку новых явлений специальной экспертной комиссией, а также анкетирование с последующей обработкой результатов на ЭВМ и т.п.).

Коммуникативный компонент связан с исследованием функционального аспекта культуры речи, с функциональными разно­видностями общения. Функционально-социальный подход к культуре речи, как было показано выше, получил широкое развитие в чешской и словацкой лингвистике, а в отечественной традиции восходит к работам Г.О. Винокура, к трудам таких языковедов, как В.В. Виноградов, Д.Н. Шмелев, Б.Н. Головин и др.

Этический компонент предполагает необходимый уровень эти­ки общения в разных социальных и возрастных группах носителей лите­ратурного языка, а также между этими группами.

Обеспечение максимальной эффективности общения связано со 63

всеми тремя выделяемыми компонентами. С позиций коммуникативного подхода культура речи определяется как такой набор и такая орга­низация языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позво­ляют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных ком­муникативных задач.

При таком подходе речевая культура выступает как часть более широкого понятия "культура общения", в которое входит и культура мышления, и психологическая культура общения. Таким образом, куль­тура речи включается в более широкий контекст культуры общения и современной культуры в целом.

Русский литературный язык наших дней, выражая современную эстетически-художественную, научную, общественную, духовную жизнь народа, служит и самовыражению личности человека, и разви­тию всех форм словесного искусства, творческой мысли, нравственному возрождению и совершенствованию всех сторон жизни общества на новом этапе его развития.

<< | >>
Источник: Культура русской речи и эффективность общения. - М.: Наука, 1996. 1996

Еще по теме Глава 2 СОВРЕМЕННЫЕ ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ И ЗАРУБЕЖНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ КУЛЬТУРЫ РЕЧИ (в нормативном и коммуникативном аспектах):