Глава 7 НОРМА В ПИСЬМЕННОМ КОДИФИЦИРОВАННОМ ЯЗЫКЕ

СПЕЦИФИКА НОРМ

ПИСЬМЕННОГО КОДИФИЦИРОВАННОГО ЯЗЫКА

Специфика норм письменного кодифицированного языка вытекает из самого понятия "письменный язык" ("письменная речь"), из интер­претации его сущности и характерных особенностей.

Отметим, что в качестве главных средств письменного языка выступают графика и пунктуация.

Вопрос о характере норм письменного кодифицированного языка непосредственно связан с проблемой соотношения последних с коди­фикацией. Под кодификацией (в отличие от нормализации - активного вмешательства в речевую практику, с разной степенью сознатель­ности, аргументированности и масштабов, от утверждения или осуж­дения какого-либо слова до проблем языковой политики) понимается процесс письменной фиксации объективно существующих (действую­щих) языковых норм, фиксации, которая осуществляется лингвистом, а результаты его научной деятельности в этом плане - "правила" в "авторитетных руководствах" (грамматика, словарь, стилистика, спра­вочник), адресованные пользующемуся языком обществу, всем носите­лям языка [25; 54; 27].

Внимание исследователей привлекли некоторые особенности процессов реализации письменного языка. В частности, Л.С. Выготский отмечал "большую сознательность письменной речи по сравнению с устной" [15, 240] - эта черта естественно вытекает из того, что овладение письмом всегда есть не что иное, как результат целена­правленного обучения, при котором необходимо проделать путь от осознаваемого изучения правил правописания - через систему повто­ряющихся упражнений - ко вторично автоматизированному навыку письма.

Одна из сложностей кодификации языковых норм заключается прежде всего в том, что в языке мы имеем дело с процессом спонтан­ного формирования норм. Эти процессы складываются из двух момен­тов - отбора и закрепления. Понятие отбора является конституи­рующим для языковой нормы [38, 15]. Сущностное назначение отбора обусловлено самим понятием нормы: она «соответствует не тому, что "можно сказать", а тому, что уже "сказано" и по традиции "гово­рится"... включает модели, исторически уже реализованные», т.е. отобранные [29, 175]. Таким образом, лингвистической научно обра­ботанной кодификации норм в "авторитетных руководствах" должны предшествовать спонтанные процессы отбора, распространения и формирования норм в сфере узуса (отстоявшегося употребления); эти процессы создают условия для кодификации норм, а сама кодификация, по выражению Б. Гавран(е)ка, "подкрепляет" стабильность и обяза­тельность нормы [65, 87; 47].

В развитии теоретических взглядов на правописание (орфографию) большую роль сыграли идеи Пражского лингвистического кружка. Именно в его тезисах, подготовленных в 1929 г. для I Международного съезда славистов в Праге, содержится утверждение об орфографии как о "продукте чистой условности и практики" [49, 39]. Это утверждение, 200

в свою очередь, породило мысль о полном отождествлении нормы и кодификации в области правописания (вопреки идее их разграничения в теории Пражского лингвистического кружка).

Памятуя, что за понятием правописания скрывается и орфография, и пунктуация, рассмотрим вопрос о характере функционирования пунктуационной нормы, чтобы убедиться, насколько утверждения В.А. Ицковича и Г. Фаски справедливы для пунктуационных норм. В отношении пунктуационных норм тезис об отнесении их к "уста­навливаемым" не вызывает сомнений: к концу XVIII в. сформули­рованные М.В. Ломоносовым, Н. Кургановым и А.А. Барсовым правила употребления охватывают практически почти весь корпус зна­ков препинания [52, 14-23]. Но эти нормализационные "установления" XVIII в. сыграли роль своего рода "пуска" русской пунктуационной сис­темы; ее развитие определялось внутрисистемными отношениями и практикой художественной литературы, где происходило оттачивание функций знаков препинания.

Так, в "Русском правописании" Я.К. Грота (1-е изд. - 1885 г.) налицо некоторые (а) явно устарелые или (б) устаревающие реко­мендации. Ср.: а) рекомендация обозначения "малого абзаца", т.е. соче­тания "точка + тире" "для резкого разграничения двух рядом стоящих предложений" внутри абзаца [19, 101]: ...дверь отворилась. Наташа спросила: кто пришел. - Старушка обмерла и онемела (Пушкин. Арап Петра Великого, гл. VI); б) рекомендация точки с запятой перед противительными союзами: Некоторые из послушных хотели его поймать и представить, как возмутителя, в комендантскую канце­лярию; но он скрылся вместе с Денисом Пьяновым... (Пушкин. История Пугачева, гл. 2), - допуская в этом случае и запятую ("при кратких предложениях") [там же, 102-103]. Отражение последнего правила можно найти в Правилах 1956 г., где рекомендуется точка с запятой перед противительными союзами ("особенно если эти предложения значительно распространены или имеют внутри себя запятые", § 131), а запятая в этой ситуации рекомендуется "лишь в тех случаях, когда такие предложения тесно связаны между собой по смыслу" (§ 138); данные рекомендации можно связывать и с тем обстоятельством, что Правила 1956 г. в большинстве случаев опираются (как и Я.К. Грот) на примеры из художественной литературы XIX в. Д.Э. Розенталь огра­ничивает возможность употребления точки с запятой перед проти­вительными союзами условиями значительной распространенности и наличия в сложносочиненном предложении запятых, считая нормой употребление в этой ситуации запятой [45, § 30, 31]. Как замечает Н.С. Валгина, активность точки с запятой в XIX в. в значительной мере связана с выражением противительных и присоединительных отношений; по ее наблюдениям над современной пунктуационной прак­тикой, "основной тенденцией в употреблении точки с запятой является стремление сузить сферу распространения до четко обозначенных позиций: это синтаксическая однородность, перечислительные отно­шения" [8, 36-37].

Рассмотренные примеры (подробнее об этом см. [57, 134-135]) позволяют говорить об отставании правила от современной пунктуа­ционной практики, что означает не что иное, как возможность в про­цессе функционирования пунктуационной системы спонтанного, вне сферы строгого подчинения предписаниям, появления и распростра­нения новых тенденций в употреблении знаков препинания. Таким образом, схема развития пунктуационной нормы включает в себя: 1) нормализационный акт "установления", 2) функционирование, т.е. процесс массовой пунктуационной - письменной и печатной - практики, в рамках которой создаются условия для 3) спонтанного развития тен­денций и норм употребления, отклоняющихся от "установленных" правил, нуждающихся, в свою очередь, в 4) кодификации, в процессе которой лингвист выступает уже не как нормализатор ("установитель" в XVIII в.), а именно как кодификатор.

Как мы видим в случае с пунктуационными нормами, свойствен­ность последним возникновения с помощью нормализационного акта "установления" не отменяет основной схемы процесса кодификации (спонтанное формирование нормы в узусе - письменная регламентация уже сформировавшейся нормы), а лишь усложняет схему, объединяя то, что разъединяет и противопоставляет в своем тезисе Г. Фаска. Строго говоря, пунктуационная норма не может быть отнесена ни к первому типу норм ("данных в языке"), ни ко второму ("устанавли­ваемых") или, иначе, должна быть отнесена и к тому, и к другому: ко второму - в плане возникновения, к первому - в плане функциони­рования естественно развивающейся и изменяющейся пунктуационной системы. О спонтанном движении пунктуационных норм свидетельству­ют и факты колебания, ср. хотя бы известное колебание "двоеточие - тире" (о колебаниях пунктуационных норм см. далее раздел "Синхрон­но-динамический аспект характеристики пунктуационных норм").

Не следует, однако, понимать сказанное так, что орфографической норме - в отличие от пунктуационной - не присуще внутреннее движе­ние. Напротив, вопреки духу тезисов Пражского лингвистического кружка 1929 г., и здесь, в массовой орфографической практике, могут быть отмечены случаи, когда намечаются и развиваются тенденции употребления, спонтанно формируются нормы, тем более что "орфогра­фические нормы обычно узаконялись через большой промежуток времени после появления и широкого развития письменности на данном языке и узаконялись не сразу все" [33, 13-14]. Любопытно отметить, что дальнейшая кодификация отсутствующих в правилах орфографи­ческих норм не всегда оказывается адекватной спонтанно образовав­шимся тенденциям, и это может приводить к невыполнению правил (даже в отдельных словарях) и, следовательно, к разнобою в орфогра­фической практике.

Так, специальное исследование было посвящено "процессу станов­ления орфографической нормы" написания сложных прилагательных (слитное, дефисное, раздельное) в ХІХ-ХХ вв. При отсутствии соответ­ствующего орфографического правила пищущие оказались на протя­жении длительного периода "предоставлены своему языковому чувст­ву" и имели возможность самостоятельного выбора одного из способов написания. Таким образом спонтанно складывалось предпочтение опре­деленных написаний для одних словообразовательных типов сложных прилагательных и колебания для других [30, ч. 1]. Однако регламен­тация написания сложных прилагательных в Правилах 1956 г. (§ 80, 81) - на основе семантико-синтаксического критерия (сочинительная или подчинительная связь компонентов сложного прилагательного) - не раз­решила всех противоречий в этом плане, разнобой и колебания здесь продолжались. В поисках разрешения противоречий составители слова­ря-справочника "Слитно или раздельно?" предложили иной - формаль­но-структурный - критерий (наличие или отсутствие аффиксального оформления первого компонента сложного прилагательного) [48, 5-6]. В настоящее время здесь налицо ситуация, когда орфографическая норма написаний сложных прилагательных испытывает колебание в массовой практике, при наличии двух противоположных рекомендаций на базе разных критериев: семантико-синтаксического (Правила 1956 г., § 80, 81) и формально-структурного ("Слитно или раздельно?"). (Ср. аналогичную ситуацию в пунктуации: отсутствовало правило пунктуационного оформления вставки в скобках после конечного знака препинания, что породило колебание в постановке точки после второго элемента скобок, перед вторым элементом и даже и перед, и после второго элемента скобок. В то же время в лингвистической литературе налицо две прямо противоположные рекомендации: постановка точки после скобки [5, 142-143] и перед скобкой [8, 138-140; 34, 192-193]. Небезынтересно, что рекомендация по этому поводу в "Справочнике по пунктуации" Д.Э. Розенталя отсутствует, но при вопросе на эту тему он ссылался на прецедент в Правилах 1956 г. (§ 189) - написания типа "(Аплодисменты.)" для указания на "отношение слушателей к излагаемой речи какого-нибудь лица". Подробнее см. [57, 176-183].)

Ситуация колебания сложилась в сфере написания сокращений слов с двумя одинаковыми согласными (типа кор. или корр.). И здесь в XIX- XX вв. отсутствовало соответствующее правило, предоставляя выбор предпочтений самим пищущим, - и, по-видимому, это предпочтение не было угадано составителями Правил 1956 г., так как их рекомендация (точка после первой согласной) встречает сопротивление в массовой практике, предпочитающей написание с двумя согласными (типа корр.) [4, 50]. И здесь в настоящее время имеет место орфографический разнобой.

Еще один пример из орфографии: употребление буквы э после согласного в заимствованных словах. Попытка регламентации в "Рус­ском правописании" Я.К. Грота заключалась в рекомендации писать э в иноязычных именах собственных, в нарицательных заимствованных - только букву с, делая исключения для тех слов, где в случае употреб­ления буквы е были возможны переход е > о или "двусмыслие" (пример: пэр) [19, 77-78]. Правила 1956 г. фактически повторили эту рекомен­дацию, еще ограничив число собственных имен, а также нарицатель­ных (исключения: мэр, сэр и тот же пэр) [42, § 9]. «Казалось бы, четкость правила с точным перечнем слов, пищущихся с э, исключает возможность орфографического разнобоя. Однако можно назвать де­сятки "нарушений" этого четкого правила, встречающихся не только в периодической печати, но и в словарях» (в том числе и в "Орфогра­фическом словаре русского языка"). Дело, очевидно, в том, что "трудно учесть все слова (существующие и могущие войти в язык), где воз­можно написание э" [4, 45-46].

Таким образом, в орфографии, как и в пунктуации, наблюдаются случаи отсутствия "установления" некоторых правил и - на основе свободы выбора самими пищущими - формирование тенденций и норм употребления, достаточно четко проявляющих себя в массовой орфо­графической практике; кодификационный характер поздних (1956) регламентаций в этих случаях проявляет себя в том, что несоответ­ствие правила спонтанно формирующимся тенденциям написаний поро­ждает ситуацию "сопротивления" кодификации со стороны пишущих и в целом массовой практики. Но - в отличие от пунктуации, где колебания обусловлены главным образом разрешением противоречий во внутри­системных отношениях между пунктуационными знаками, - противо­речия и колебания орфографических норм суть следствие отставания правил орфографии от процессов развития словарного состава, от процессов развития некоторых грамматических категорий [37].

Этот беглый обзор характера функционирования - именно функ­ционирования, а не беспрекословного выполнения правил - пунктуа­ционных и орфографических норм позволяет сделать серьезную поправ­ку к интерпретации норм письменного языка в духе Пражского линг­вистического кружка как "продукта чистой условности и практики". Если бы нормы письменного языка - в отличие от закономерностей реализации единиц языковой системы - были бы действительно "чисто условны" (как прикажут, так и будете писать!), то оказалась бы невозможной ситуация, когда, несмотря на наличие регламентации (сформулированного правила), имеет место колебание, пишущие своей практикой выдвигают альтернативный вариант пунктуационного оформления в контексте или написания в слове.

По-видимому, в формуле тезисов Пражского лингвистического кружка заложено противоречие между пониманием норм правописания как "продукта чистой условности" и "продукта практики": фактор мас­совой практики сам по себе обусловливает процесс функционирования, процесс употребления, в свою очередь накапливающий факты варьи­рования, созревания тенденций употребления и в конечном счете изме­нения норм. При этом возможны две схемы хода развития норм. Первая - при акте "установления" нормы (более типичная для пунк­туации), когда дальнейшие процессы функционирования выступают условием для спонтанного формирования норм и их последующей кодификации. Вторая - при отсутствии акта "установления" нормы, т.е. при отсутствии правила (более типичная для орфографии), когда свобода выбора пишущего обусловливает спонтанное формирование тенденций и нормы в процессе массовой практики; их еще предстоит кодифицировать. И в том и в другом случае очень важна идентичность кодификации сформировавшейся норме (или тенденции употребления); несоответствие в плане "норма - кодификация" - источник колебаний и разнобоя. Следует подчеркнуть: если правило (в результате акта "установления" или кодификации) соответствует тенденциям употреб­ления, оно имеет силу предписания, и в этом случае справедливо утвер­ждение о том, что нормы письменного языка "соблюдаются значительно строже", чем нормы единиц различных уровней языковой системы [25, 34].

Сказанное представляется существенным в связи с идеей об автономности письменного языка - при соотносительности и специфике устного и письменного языков. Как проявление языковой системы, нормы письменного языка представляют собой закономерности реали­зации графической и пунктуационной систем, формирующиеся, функ­ционирующие и изменяющиеся по законам языковой системы - и в то же время как нормы письменного языка, обладающие значительной стабильностью, обязательностью и силой воздействия регламентации на употребление.

СПЕЦИФИКА ПУНКТУАЦИОННОЙ НОРМЫ^[18]

Установившийся в современной лингвистической теории - после работ Пражского лингвистического кружка и Э. Косериу - взгляд на языковую норму как на свойство системы в плане ее функциони­рования, как на закономерность реализации системы в речи (тексте) справедлив и для пунктуации как автономной части системы средств письменного языка, генеральное назначение которой - графическая организация (членение) письменного (печатного) текста. Поэтому необходимо изложению проблем пунктуационной нормы современного русского письма предпослать сжатую характеристику пунктуационной системы, ее структуры и внутренних свойств.

Основной принцип организации пунктуации как функциональной системы строится на разграничении трех общих функций пунктуа­ционных средств: механизм действия пунктуационного знака в плане членения письменного текста может представлять собой: 1) отгра­ничение в тексте одной синтаксической структуры (или ее элемента) от другой (или от другого), графическая фиксация правой границы первой и левой - второй {разделение или отделение)', 2) двойное отграничение синтаксической структуры (или ее элемента) от соседствующих - левой и правой, графическая фиксация левой и правой границ структуры в тексте {выделение)', 3) объединение в тексте нескольких синтаксических структур в одно целое, графическая фиксация внешних границ послед­него и внутренних его частей {распределение как функция комплексов пунктуационных знаков). Соотношение общих функций иерархично: выделение включает в себя разделение, обе они включаются в рас­пределение.

Центр пунктуационной системы составляет корпус знаков препина­ния, обеспечивающий графическую организацию текста предложения. Внутрисистемная структура знаков препинания основывается на взаимодействии двух системообразующих признаков: 1) оппозиция общих функций разделения и выделения (соответственно двух типов знаков препинания - одиночных и парных) и 2) противопоставление позиций употребления знаков препинания: для одиночных знаков препи­нания это постоянно или середина предложения, или конец предло­жения (практически отсутствуют знаки препинания, употребляющиеся в позиции начала предложения); для парных знаков препинания: на­чальная часть предложения (для парных запятой и кавычек) - середина предложения - конечная часть предложения; для парных знаков запятая и тире позиция середины предложения является сильной, они представлены в тексте обоими элементами, остальные две - слабые, здесь эти парные знаки представлены в тексте лишь одним элементом: в начальной части - правым, в конечной - левым. (Заметим, что понятие позиции середины предложения условно, оно охватывает пространство между его первым и последним словом.)

При этом действие системы знаков препинания опирается на такие сущностные признаки, как: а) сфера действия знака препинания (пред­ложение или текст); б) объект членения (текст или предложение); в) ре­зультат членения (отрезок текста, предложение, элемент или группа элементов предложения); г) грамматическая (синтаксическая) и/или смысловая характеристика объекта и результата членения. На основе этих признаков может быть выявлен ряд классов знаков препинания, их ядро составляют три класса: разделительные 1) конечные (точка, вопросительный и восклицательный знаки, многоточие "обрыва") и 2) середины предложения (запятая, точка с запятой; тире, двоеточие; многоточие "разрыва"), 3) выделительные середины предложения (пар­ные скобки, тире, запятая, многоточие; кавычки), т.е. классы знаков препинания, которые обеспечивают графическую организацию предло­жения (класс 1 - обеспечение правой границы текста предложения, классы 2 и 3 - обеспечение его внутреннего членения).

Так как цель пунктуации - способствовать пониманию читателем письменного текста через осознание структуры текста (синтаксиче­ской - и тем самым смысловой), то отсюда вытекает взаимосвязь между определенными знаками препинания и синтаксическими структу­рами. Отсюда и то обстоятельство, что основная грамматическая (син­таксическая) нагрузка ложится на запятые - одиночную (разделение равноправных структур - однородных элементов простого и частей сложносочиненного предложения) и парную (выделение придаточных предложений, обособлений, вводных и обращений).

Структура всех трех классов знаков препинания изоморфна, в каж­дом из них имеет место противопоставление двух подклассов - фор­мальных знаков препинания (действие общих функций в них проявля­ется в чистом виде) и семантизированных (на действие общей функции в них накладываются смысловые отношения): формальная точка - остальные знаки в классе 1 смысловые; формальные запятая и точка с занятой - смысловые тире и двоеточие в классе 2; смысловые кавыч­ки - в противовес остальным формальным знакам в классе 3. Различны и системные связи знаков внутри этих двух подклассов: иерархия формальных знаков препинания (усиление общей функции в чистом виде: запятая —> точка с запятой в классе 2; парные запятая —» ти­ре —> скобки в классе 3) и контрарность (контрадикторность) смысло­вых знаков препинания (вопросительный - восклицательный - много­точие в классе 1; тире - двоеточие в классе 2), в то время как усиление здесь может выражаться через повтор знаков (!-!!-!!!), через сочетание их или наложение их друг на друга (?! или ?..). Способность знака препинания к "усилению" в выражении общей функции связана с тем, что - в отличие от других единиц языковой системы (фонети­ческих, грамматических) и скорее как в лексике - гибкость пунктуа­ционной системы, системная избыточность знаков препинания прояв­ляется не как внутриединичная (вариантность), а как межъединичная (синонимия), обеспечивающая путем перебора знаков возможность вы­бора пишущим одного из знаков ряда (подкласса, класса) для любой пунктуационной (соответственно синтаксической) ситуации (подробнее см. [57, раздел первый]).

Изложенные принципы внутренней организации пунктуационной системы позволяют при описании пунктуационных норм современного русского письма уяснить закономерности функционирования знаков препинания (нормативного и отступающего от нормы), интерпретиро­вать случаи колебаний в массовой письменной практике и тенденции синхронной динамики в пунктуационном узусе.

1. Структурно-теоретическая характеристика пунктуационной нормы. Выше мы сказали, что придерживаемся трактовки языковой нормы как закономерностей реализации системных возможностей еди­ницы любого уровня языковой системы; эти закономерности фиксируют параметры традиционного употребления единицы - и тем самым накла­дывают ограничения на использование ее системных возможностей (см. подробнее [57, 127-132]). Поскольку специфика нормы в каждом кон­кретном случае обусловлена сущностными свойствами реализуемой языковой единицы, то, применительно к пунктуационной норме, такая специфика выражена соотношением факторов "структурно-системные свойства пунктуационного знака - пунктуационная (синтаксическая) ситуация (кон)текста": само это соотношение служит выражением взаимосвязи знака препинания и синтаксической структуры и выступает орудием ограничения употребления определенного знака препинания в определенных синтаксических структурах. Эта - ограничительная - роль пунктуационной нормы в функционировании единиц пунктуацион­ной системы может быть прослежена по закрепленности кодификацией использования знаков препинания в следующих планах: 1) за предложе­нием как сферой действия знака; 2) за определенной позицией употреб­ления; 3) за определенной синтаксической конструкцией; 4) за некото­рыми семантико-синтаксическими отношениями; 5) за передачей неод­нозначным служебным словом определенного смысла; 6) за результатом взаимодействия (контактирования) двух знаков препинания в одном пробеле (подробнее см. [56]).

Притом координация или дискоординация "свойства знака препи­нания - пунктуационная ситуация (кон)текста" существенны не только как критерий и операционный прием при решении вопроса о норматив- ности/ненормативности пунктуационной организации конкретного (кон­текста, но и как базовые при рассмотрении колебаний в употреблении знаков препинания (см. раздел "Синхронно-динамический аспект харак­теристики пунктуационных норм").

2. Функционально-нормативный, аспект характеристики пунктуа­ционных норм. Наличие ряда пособий по русской пунктуации (начиная с Правил 1956 г.), многочисленность самих правил, охват ими еще более многочисленных случаев пунктуации и, наконец, императивный харак­тер формулировок ("Знак препинания ставится...") - все это создает впечатление о том, что все наши возможные действия в плане пос- тановки/непостановки знаков препинания заранее предусмотрены и спрогнозированы, а на нашу долю остается только в рамках действую­щих правил буквально выполнять предписания - чтб и где ставить. Иначе говоря, все это нам внушает: жесткость пунктуационных пред­писаний обусловливает отсутствие свободы воли пишущего. Так ли это на самом деле? И так, и не так.

Если вдуматься в те возможности, которые пунктуационная систе­ма предоставляет пишущему, то оказывается, что вопрос о свободе воли пишущего не так прост. Действительно, пунктуационная ситуация (характер синтаксической структуры) служит отправным моментом в решении вопроса о необходимости (или ненужности) знака препинания в данном (кон)тексте. Например, у пищущего нет сомнений в необхо­димости постановки разделительного знака середины предложения меж­ду частями бессоюзного сложного предложения. Но решение вопроса о выборе конкретного знака предоставлено самому пишущему - в зави­симости от того, как он понимает (толкует) семантико-синтаксические отношения между частями бессоюзного сложного: в качестве пере­числения, простой последовательности событий {Лошади тронулись, колокольчик загремел, кибитка полетела...) или усиленной {Татьяна в лес; медведь за нею), пояснения, причины или следствия (ср. возможное и двоеточие и тире в примере: Молодежь ушла ♦ на вечере стало скучно)... [45, §45] (см. [64]). Аналогично может складываться выбор знака препинания и в других случаях, например при однородных ска­зуемых, соединенных неповторяющимися союзами: это может быть тире (при противопоставлении и неожиданности действия: Хотел объехать целый свет - и не объехал сотой доли’, Скакун мой при­задумался - и прыгнул) и даже многоточие в последнем случае {Бурмин побледнел... и бросился к ее ногам) [45, § 12, п. 3].

Таким образом, можно констатировать отсутствие свободы воли пишущего, обусловленное пунктуационной (синтаксической) ситуацией, и наличие свободы воли пишущего, обусловленное возможностями понимания конкретных обстоятельств (кон)текста. Последнее системно обусловлено, оно связано с характером избыточности пунктуационной системы, с синонимическими рядами знаков препинания. Обратим при этом внимание на два типа синонимических замен знаков препинания. Один связан с наличием смысловых знаков препинания, с синоними­ческим переходом из формального подкласса в семантизированный: в этом случае имеет место изменение смысла (или смыслового оттенка) знака препинания, ср. отмеченные выше случаи с тире при однородных сказуемых с неповторяющимися союзами. Иной характер носят синони­мичные замены в рамках формального подкласса, здесь имеет место только усиление общей функции: запятая —> точка с запятой. Впрочем, последний случай усиления не столь распространен: в силу малой частотности употребления точки с запятой он характерен в основном для научных и официально-деловых типов текста, реже - для публи­цистических. Зато широкое распространение в различных типах текста получили синонимические замены выделительных формальных знаков препинания, где парные знаки различаются лишь по силе выражения общей функции.

2.1. В лингвистической литературе неоднократно отмечались слу­чаи взаимозамен членов градуального синонимического ряда в классе 3 "парные запятая - тире - скобки". Так, в Правилах 1956 г. (§ 174, п. 1; § 188) - а вслед за ними и в ряде пособий по пунктуации (например, [45, § 26]) - правила, рассматривающие пунктуацию при вставных конструкциях, указывают на возможность выделения последних и в скобках, и в двойном тире. Существенно при этом подчеркивание рав­ноправности обоих способов: "Хотя скобки считаются более сильным выключающим знаком, чем тире, для выделения одинаковых по типу вставных конструкций могут на равных основаниях употребляться оба знака. Ср.: ... Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера... (Л. Толстой) ...Булочники - их было четверо - держались в стороне от нас (Горький)" [46, § 100].

С другой стороны, в правилах, регулирующих пунктуационную отмеченность обособлений, при том, что эти синтаксические структуры закреплены за знаком выделительной запятой, достаточно регулярно отмечается возможность усиления знака препинания в этом случае, т.е. постановка парного тире. Ср. в "Справочнике по пунктуации" Д.Э. Ро­зенталя: "Вместо запятой при обособлении приложений употребляется тире... 3) для выделения с двух сторон приложений, носящих пояс­нительный характер... Достали глубиномер - гирьку на длинной бечевке - и промерили глубину..." (§ 19, п. 10); "1. Для смыслового выделения или для попутного пояснения могут выделяться обстоя­тельства, выраженные именами существительными в косвенных паде­жах (обычно с предлогами), особенно если при этих существительных имеются пояснительные слова: ...Подержав Рагозина год в тюрьме, его отправили - за участие в уличных беспорядках - на три года в ссылку (Федин) (постановка тире вместо запятых факультативна)..." (§ 20).

Иногда исследователи указывают на то, что "чрезвычайно растет популярность знака тире сравнительно с запятыми при выделении обособленных приложений, выраженных именами существительными и непосредственно относящихся к имени существительному... Вот по­крытое чешуей, чудище - дракон контрреволюции - готовится про­глотитъ голубую нежную девушку - революцию (Известия. 1977. 23 марта)" [17, 136-137].

Мы хотим обратить здесь внимание на то, что общая функция выделения, лежащая в основе рассматриваемого градуального синони­мического ряда, делает возможным не только "усиление", но и "ослаб­ление" функции знака препинания. Так, Д.Э. Розенталь отмечает: "3. В редких случаях вставные конструкции выделяются запятыми, напри­мер: ...Экспонаты биологического музея, а их свыше двух тысяч, рассказывают о животном мире нашей планеты (из газет)" [45, § 26]. Почему такое выделение вставного предложения с помощью сигнифи­кативно более слабого знака парной запятой неудобно - поясняют примеры типа: Люди понимали, и Лев Толстой это изумительно передал в образах Кутузова, Андрея Болконского, Пьера Безухова, капитана Тимохина, что на Бородинском поле будет решаться судьба родины (А.З. Манфред. Наполеон Бонапарт) - *Люди прекрасно понимали (// — и Лев Толстой это изумительно передал в образах Кутузова, Андрея Болконского, Пьера Безухова, капитана Тимохи­на) Ц - что... Неудобство для читающего здесь связано со скоплением в (кон)тексте запятых - парной и трех одиночных (в тексте вставки).

Таким образом, в пределах пунктуационной нормы пишущий волен использовать градуальную синонимию парных формальных знаков - скользящее движение и "вверх" (усиление), и "вниз" (ослабление вы­делительной функции), любой из трех выделительных знаков. Такое

изменение зависимости "парный знак препинания сила функции выделения" характерно для использования парных знаков препинания главным образом в своей усилительной функции, в плане замен "парные запятая —> тире —> скобки".

Прежде чем проиллюстрировать эту мысль, необходимо отметить, что наблюдаемые взаимозамены парных знаков препинания, как прави­ло (за немногими исключениями), касаются усиления "парные запя­тая —> тире" или "парная запятая —» скобки", иногда полностью покры­вая весь ряд "парные запятая —» тире —> скобки". В этом процессе принципиально важным является переход от парной запятой, - узуаль­но и кодификационно закрепленной за такими синтаксическими структу­рами, как обособления, придаточные предложения, вводные конструк­ции, - к парному тире и скобкам, употребление которых связано со вставными конструкциями. Это означает, что возможность пунктуа­ционного выделения с помощью двух последних знаков препинания обособлений и придаточных предложений есть не что иное, как перевод из статуса "член предложения" или "часть сложного предложения" в статус вставной единицы, содержание которой выступает по отно­шению к смыслу (основного) предложения как дополнительное, попут­ное (оно обусловлено потребностями самого процесса общения, ориен­тацией пишущего на учет понимания создаваемого письменного текста читающим), а само наличие другой (второй) линии изложения означает, что происходит нарушение синтаксической однолинейности, или одно- плановости, предложения [26, 189-190].

Сошлемся на прецедент в лингвистической литературе: интерпре­тацию употребления в узусе знака парное тире - вместо сочетания других знаков препинания. Еще накануне реформы 1956 г. А.Б. Ша­пиро по поводу сочетания "двоеточие... тире" в ситуации "обобщающее слово + перечень однородных членов + продолжающийся текст предло­жения" писал: "Довольно часто в предложениях описываемого строения наблюдается выделение однородных членов двумя тире (курсив наш. - Б.ІИ.)... Все - и этот голубой разлив реки, и это небо, и дали, и пароход - казалось огромным, необъятным... (Гладков. Вольница)". Эту замену "можно понимать как иное истолкование конструкции всего предложения: однородные члены оказываются в положении вставной группы приложений к обобщающему слову..." [52, 247-248].

Рассмотренный переход членов предложения (как и обособлений, и придаточных предложений) в статус вставки создает некоторые слож­ности в их интерпретации: будучи (став) вставными, они сохраняют определенную грамматическую связь с членами предложения, со схемой организации сложного предложения. Выход из положения воз­можен, он состоит в разграничении двух типов вставных конструкций:

1) включаемых в предложение и 2) выключаемых из него. Первый тип предполагает возникновение вставки в процессе речи и вклю­чение в процессе последней в текст предложения; поэтому содержа­щаяся во вставке информация несет дополнительный - по отношению к содержанию основного предложения - смысл. Вставные конструкции описанного типа совпадают с традиционным пониманием вставных еди­ниц в синтаксисе. В отличие от первого типа второй включает в себя вставные единицы, образовавшиеся чаще всего на базе обособлений и придаточных предложений в результате придания им статуса вставных с помощью использования двойного тире и скобок, а тем самым - выключаемые из схемы синтаксической организации пред­ложения, переставшие служить компонентами этой схемы. Но - в силу базовой остаточности - они сохраняют связь с членами предложения, со схемой синтаксической организации предложения, ослабленную, правда, переводом во второй план изложения. Промежуточными между двумя этими типами являются вводные конструкции, получившие статус вставных (дополнительность информации, отнесение ко второму плану изложения), но сохраняющие модальную (модально-оценочную) функ­цию (см. [9, § 85]).

Приведем примеры усилительных взаимозамен парных формальных знаков препинания при выделении: 1) обособленных конструкций, в том числе пояснительных и присоединительных, 2) придаточных предло­жений, 3) вводных слов и словосочетаний.

1) ...была создана новая, буржуазного типа, финансовая система... (Родина. 1992. № 2. С. 35) - У художника украли новенькую - только что из магазина - "Волгу"... (С. Высоцкий. Среда обитания. 15) (не­согласованное определение);

Но в отличие от Иоганнеса Росмера он не слишком верил в близость счастья на земле (М. Алданов. Самоубийство. Ч. 1, VIII) - Хотя генералы, в отличие от адмиралов, исходили из убеждения, что именно армии, а не флоту придется вынести на своих плечах всю тяжесть приближавшейся войны... (Вопр. истории. 1991. № 7-8. С. 229) - А терпеть и ждать - в отличие от демократов - закаленный годами службы аппарат умел (Г. Попов. Август девяносто первого, III); Поэтому монополизировать название "академия" при всей значимости Российской академии наук было бы не совсем правильно (Поиск. 1992. № 37) - Она подумала и о том, что Вавила, при его силе, мог серьезно ушибить Симу (М. Горький. Городок Окуров) - Но я убежден, что - при тесном взаимодействии США и СССР — новую войну на Ближнем Востоке можно не допустить (Известия. 1991. 29 нояб.) (обстоя­тельство, образованное сочетанием "предлог - или предложное соче­тание - плюс имя существительное в косвенном падеже");

В ту пору пожарные трубы, т.е. насосы для подачи воды, были основными средствами тушения огня... (Родина. 1992. № 6-7. С. 90) - Дошел Трифон и до Нявдемской губы - то есть до Нейдена, - где на западном берегу есть утес Аккобафт (Вокруг света. 1991. № 11. С. 9) - ...генеральное направление русской истории - в уничтожении аристо­кратии и замене ее служилым дворянством {т.е. корпусом янычар, рекомендованным, как мы помним, еще в XVI веке Иваном Пересвето- вым и о котором уже Юрий Крижанич в XVII веке знал, что он представляет собой основание турецкого "людоедства") (Нева. 1992. № 5-6. С. 300) (пояснительная конструкция);

...я знаю, что в людях есть много благородства, много любви, самоотвержения, особенно в женщинах (А.Н. Островский. Без вины виноватые, д. 2, явл. 4) - С годами у шахматиста слабеет не столько игра, сколько воля к победе, пропадают - особенно у экс-чемпионов мира - стимулы... (Независимая газета. 1992. 15 окт.) - И наоборот, в лучшие из своих композиций {особенно этюды) он вкладывал не только остроумие составителя, но и опыт шахматного мастера (С. Гродзен- ский. Шахматы в "Мемориале совести") (присоединительная конструк­ция);

2) Потом, подойдя к другому прилавку, эта старушка, которая, я уверен, родилась в чуме и знала в детстве только одно мясо - оленину, один вид молока - оленье, один вид транспорта - оленью упряжку, положила в другой пакет несколько плодов киви... (Вокруг света. 1991. № 11. С. 8) - Вне зависимости от того, как бы развивались события после вторжения советских войск в Германию {которая, кстати, как и Советский Союз, к обороне не готовилась), исход войны мог быть решен вдали от основных полей сражений (В. Суворов. Ледокол. Гл. 16,7) (определительное придаточное);

Один, если он и велик, все-таки мал (М. Горький. Часы) - Если считать революцию бесперспективной и признавать путь реформ, то - если даже их ведут аппаратчики - демократическим силам надо научиться участвовать в этом процессе в роли оппозиции (Г. Попов. Август девяносто первого, IV) - После венгерских событий и нашей интервенции опасность войны резко возросла, гонка вооружений не имеет никаких шансов на смягчение {если только наши круто не изменят политики)... (Знамя. 1991. № 10. С. 177) (условное придаточ­ное);

Когда дело дошло до голосования по десятому пункту, Хасбулатов как бы между прочим сказал, что, поскольку комиссия у всех вызывает изжогу, нужно возложить контроль прямо на Президиум (Веч. Москва. 1992. 20 авг.) - Историки царствования Николая, вернее его биогра­фы, - потому что история этого царствования еще не существует, - большей частью придерживаются взгляда, очень распространенного и среди современников той эпохи... (Родина. 1992. № 1. С. 30) - Среди заседания съезд {так как он выходит из рамок) закрывается, по распоряжению из Петербурга, московской администрацией (Вопр. истории. 1992. № 11. С. 212) (придаточное причины);

3) Но, главное, нес радостные вести домой (Б. Горбатов. Непо­коренные) - Именно это - главное - должно было быть надлежащим образом легитимизировано традицией (Нева. 1992. № 7. С. 220); Мы имеем сведения, что ваш приятель Бастрюков занялся, хм, как бы это выразиться, недозволенной деятельностью (Г. Николаев. Южная пло­щадка, 10) - Я не стала звонить матери, зная ее... как бы сказать... нервную реакцию на все (В. Амлинский. Нескучный сад, 1) (вводное слово и словосочетание; в последнем примере парное многоточие).

Перед пишущим „стоит возможность пунктуационного оформления (кон)текста с соответствующими синтаксическими структурами с помощью либо канонического знака парной запятой (закрепленного за этими структурами практикой и кодификацией), либо усиленного, синонимичного каноническому. Наряду с усилительными взаимоза­менами наблюдаются также случаи пунктуационного ослабления собст­венно-вставных конструкций - вплоть до выделения их в тексте парными запятыми:

Мне неоднократно приходилось слышать и от старейших сотруд­ников музея, и от самого Бонч-Бруевича (я начала работать в музее в 1946 г.) о той огромной переписке, которую он вел... (Знамя. 1991. № 11. С. 163) - Когда-то в середине двадцатых - меня еще не существовало - он окончил Институт инженеров железнодорожного транспорта и стал специалистом по металлическим конструкциям (Э. Рязанов. Предсказание. Гл. 2) - На это П. Демичев, был такой министр культуры во времена Брежнева, отвечал... (Д. Гранин. Этому нас не учили); ...как ни странно, приписывали ему высказывания, крылатые выражения и поговорки, которые (я знал это наверняка) впервые были сказаны вовсе не им (Вл. Войнович. Москва 2042. Ч. 2) - ...именно тогда залегла в его душе та скорбная складка, которая - он это чувствовал - уже не разгладится (И. Головкина. Побежденные. Кн. 1, гл. 17) - Одни, он чувствовал это по реакции зала, оставались равнодушны, другие, видимо, вообще сомневались в справедливости предъявляемых Москвину и Потапову обвинений... (Б. Горай. Либерея раритетов, XI).

2.2. Используя формулу А.Н. Леонтьева, определившего механизм процессов присвоения личностью общественно-исторического опыта как "механизмы формирования механизмов" [32, 123], можно охарактери­зовать пунктуационную норму как механизм, обеспечивающий дейст­вие механизмов членения письменного текста с помощью знаков препинания (разделение - выделение). Этот основной аспект функцио­нально-системного содержания пунктуационных норм, в свою очередь, нуждается в корректировке; эту функцию выполняют специальные корректировочные механизмы - пунктуационные нормы, регулирующие особенности реализации знаков препинания в контексте. Такие нормы предполагают механизмы поправки двух типов - на основе (А) роли позиции в функционировании знаков препинания и (Б) контактного взаимодействия знаков препинания в (кон)тексте в одном пробеле [58].

(А) В противовес разделительным знакам препинания, закреплен­ным за одной, постоянной позицией - середины или конца предложения (за исключением многоточия), - для выделительных знаков парных запятой и тире характерно то, что они могут выступать в сильной (в позиции середины предложения) и в слабой позиции (в конечной части предложения, а для парной запятой - еще и в начальной части предложения); в сильной позиции эти парные знаки представлены в тексте обоими своими элементами, в слабой - только одним из своих элементов, правым (в начальной части) и левым (в конечной части предложения). Ср.: Друзья мои, прекрасен наш союз! - Красуйся, град Петров, и стой / Неколебимо, как Россия! - Что, маменька!’, Фридрих - как опытный стратег - отлично понял это (В. Пикуль. Пером и шпагой) - Наконец, собака согласилась. Вернее, пошла сама и повела за собой Маринку - так звали девочку (Ю. Яковлев. Дочь префе­рансиста). Заметим, что особый случай составляет употребление знака парного тире в позиции конечной части предложения: то, что здесь не единичное тире, а двойное, может быть аргументировано специальной (мысленно-экспериментальной) процедурой - продолжением текста предложения, восстанавливающим тем самым второй (правый) элемент парного тире, ср.: *...пошла и повела за собой Маринку - так звали девочку — сначала по Хользунову переулку, потом по Комсомольскому проспекту...

Позиционное варьирование этих парных знаков создает в тексте омонимию запятых и тире - одиночных и парных - в слабых позициях (начальной и конечной частях предложения); отсюда то обстоя­тельство, что одиночные и парные запятые, в отличие от других знаков препинания, не обладают функцией предупреждения (обнаружение в тексте знака запятой или тире не позволяет - без обращения к последующему (кон)тексту - ответить на вопрос: какой это знак - одиночный или парный?) [57, 16-18]. Это особенно регулярно прояв­ляется при пунктуационном оформлении сложноподчиненных предложе­ний, в которых фиксация границ придаточной части выступает в середине предложения в сильной позиции (наличие обоих элементов выделительной запятой) и в слабой позиции — в начальной и конечной частях, где в тексте налицо один элемент парной запятой; при этом в наиболее массовом случае - в конечной части сложного предложения - второй (правый) элемент совпадает с конечным знаком [61].

Позиционное варьирование парной запятой обнаруживает любо­пытную параллель в тексте вставной конструкции, заключенной в скобках. В таком вставном тексте - независимо от того, какой син­таксической структурой он является, - действуют относительно парной запятой те же закономерности, что и в рамках предложения. Ср.: В дальнейшем в международной жизни использовались живые, наиболее распространенные языки, вытеснившие мертвые {например, француз­ский в дипломатической деятельности) (Ю.Д. Дешериев. Социальная лингвистика. Гл. 10) - Это был тот самый матч, когда под стать безусловному лидеру (Пархомчук, кстати, была признана лучшим игроком чемпионата) действовали и ее партнеры (Правда. 1990. 14 сент.) - ... (Вилли - это фрау ван Хенгелер, Виллемина ван Хенгелер, если точнее) (Штефан Мурр. Гиблое место. Пер. с нем. Н. Литвинец). Эта закономерность справедлива как для скобок в тексте предложения (см. примеры выше), так и для скобок, следующих после конечного знака препинания, когда текст вставки - самостоя­тельное предложение [57, 176-177], ср.: Не найдется любителя фут­бола, которому не известны имена Н. Симоняна, В. Николаева, И. Нетто, С. Сальникова, Д. Кипиани. Но ведь они были не просто выдающимися мастерами, а были и есть люди высоко интеллигентные. {Кстати, нет ли здесь объяснения тому, что в игре каждого из них никогда не было и намека на грубость), [так в тексте вместо точки перед правым элементом скобка] (Известия. 1983. 31 окт.) - здесь пунктуационные ситуации "вводное слово" и "придаточное предложе­ние" в позиции начальной и конечной частей текста вставки в скобках; результат взаимодействия - поглощение элементов знака парной запя­той, левого и правого.

Парное тире ведет себя относительно включаемой в него парной запятой иначе: здесь парная запятая в слабой позиции только в начальной части текста вставки, где после тире невозможна постановка запятой [45, § 66], ср.: Несмотря на это, вопросы к нему - очевидно, по журналистской привычке, подсказавшей выбор жанра, - поначалу вы­ходят вполне традиционными (Веч. Москва. 1992. 9 окт.). Что касается конечной части текста вставки, то здесь, в позиции перед вторым элементом парного тире, возможна постановка правого элемента двойной запятой [57, 45], хотя и не обязательна.

Надо обратить внимание на то, что пишущие, как правило, верно пользуются парными знаками препинания в подобных случаях (признак бессознательного владения пишущими и пунктуационной системой, и пунктуационными нормами).

(Б) Другая разновидность норм, корректирующих механизм функ­ционирования знаков, связана с (кон)текстными условиями употреб­ления знаков препинания в рамках одного предложения, с возможно­стью - и фактами - столкновения двух знаков препинания в одном пробеле. Такой непосредственный контакт знаков, естественно, невоз­можен для двух разделительных (одиночных) знаков; как правило, пози­ция конца предложения и позиция середины предложения обеспечи­ваются одним каким-либо разделительным знаком препинания - класса 1 или класса 2 (исключение составляет многоточие, выступающее как знак и "обрыва", в классе 1, и "разрыва", в классе 2). Но такой контакт в одном пробеле двух знаков обычно обусловливается взаимодействием графически соотносительных парного знака с одиночным или двух парных знаков. При этом приходится учитывать возможность раз­личных результатов такого контактирования в одном пробеле: а) соче­таемость двух знаков (или элементов двух знаков), б) поглощение одним знаком (или элементом знака) другого, а также в) метатезу, связанную с сочетаемостью знаков [26, 183-185; 57, 126]. При кон­такте двух графически одинаковых знаков в тексте представлен один - "суммарный" - знак препинания. Ср.:

- взаимодействие одиночных и парных запятых: Мысль Ключев­ского о том, что история в своем изучении идет путем, обратным жиз­ни - не от причины к следствию, как движется жизнь, а, наоборот, от следствия к причине, - мысль эта верна (Г. Бакланов. Меньший среди братьев. Гл. X) - здесь пунктуационная ситуация "сравнительный оборот с как + противительный союз а"; запятая перед а в тексте - суммарная (результат контакта "правый элемент парной + одиночная запятая"); запятая между союзом а и последующим вводным словом отсутствует на основании правила [45, § 25, п. 5];

- взаимодействие двух парных запятых: Затем, увидев, что ее не берут, она ищет, кому отдаться (Знамя. 1993. № 3. С. 167) - пунктуа­ционная ситуация "деепричастие + придаточное с союзом что"', запятая перед что в тексте - суммарная (второй элемент одной парной запя­той + первый элемент другой);

- взаимодействие парной запятой и одиночного тире: ...пожалуй, единственное, что меня останавливает, - как Катя примет меня (В. Шаров. Репетиции); Единственное, чего мы не знаем - смысла его поступка (Э. Хруцкий. Осень в Сокольниках. Ч. 2) - пунктуационная ситуация "придаточное предложение + одиночное тире", результат взаимодействия в первом примере - сочетаемость знаков "второй элемент парной запятой + тире", во втором - поглощение второго элемента парной запятой знаком одиночного тире; Гронский молчал, - казалось, с явным наслаждением (Ю. Герт. Ночь предопределений. Ч. 1, 17); Мост, дороги - разумеется, кровное дело моего отца (Л. Рах­манов. Взрослые моего детства) - пунктуационная ситуация "тире перед вводным словом", результат взаимодействия в первом примере - сочетаемость знаков "тире + первый элемент парной запятой" ("При встрече внутри предложения запятой и тире сначала ставится запятая, а затем тире..." [там же, § 66]), во втором примере - поглощение первого элемента парной запятой знаком тире;

- взаимодействие одиночного и парного тире: А правый столбец в меню - надо знать! - цены... (В. Ишимов, А. Лукин. Беспокойное наследство) - пунктуационная ситуация "вставка в парном тире + оди­ночное тире перед именной частью сказуемого", перед последним - суммарный знак тире (второй элемент парного тире + одиночное тире);

- взаимодействие парной запятой и двоеточия: Мы с Маей сбежали вниз, чтоб расстаться у автобусной, остановки: ей ехать, мне идти пешком (В. Тендряков. Затмение. Гл. 4); Ответ, по существу, один: значит, детство и отрочество - поразительно емкий период... (Л. Рах­манов. Взрослые моего детства) - пунктуационная ситуация в первом примере "придаточное причины + двоеточие", во втором - "двоето­чие + вводное слово"; в обоих примерах происходит поглощение двое­точием элемента парной запятой (второго или первого);

- взаимодействие парной запятой и знака точки с запятой: Может, я будто увидел степь, солнце, когда много места и вольно душе; может, надоела кобыла пегая... (Вл. Гусев. Огненный ветер Юга) - пунктуационная ситуация здесь "придаточное времени с союзом ког­да + точка с запятой" и "точка с запятой + вводное слово"; в обоих случаях происходит поглощение знаком точки с запятой элемента парной запятой (второго и первого);

- взаимодействие парной или одиночной запятой и многоточия "разрыва": И закономерен вывод из совершенного только что грабежа: Всякий, идущий против продовольственной политики... вольный или невольный враг народа (Книжное обозрение. 1993. № 15) - пунктуа­ционная ситуация "причастный оборот + многоточие купюры внутри текста предложения"; результат - поглощение правого элемента пар­ной запятой знаком многоточия; ... инженер А.А. Бубликов признавал в конце июня: "Сообщение наше с Архангельском висит на волоске... с Владивостоком фактически прервано" (Наука и жизнь. 1991. Х° 2.

С. 39) - пунктуационная ситуация "многоточие + одиночная запятая", результат - сочетаемость этих двух знаков препинания.

Впрочем последний рассматриваемый случай взаимодействия зна­ков препинания более сложен. Хорошо известен механизм "наложения и совмещения" конечных знаков: взаимодействие многоточия "обрыва" и вопросительного и восклицательного знаков - [?..] и [!..]. Но, оказы­вается, при взаимодействии одиночной или парной запятой с много­точием середины предложения также может работать механизм "нало­жения и совмещения", случай, частотный для купюр при цитировании, но не кодифицированный ни в Правилах 1956 г., ни в пособиях по пунктуации [57, 40-41], ср.: Вот что пишет Ришелье о Густаве Адольфе в своих "Мемуарах": "Король Швеции.., находясь в войне со всеми своими соседями, отнял у них многие провинции" (Л.П. Черкасов. Кардинал Ришелье) - пунктуационная ситуация "многоточие + дее­причастный оборот"; Он получил указание "относиться самым дружественным образом к русскому министру.., советоваться с ним обо всяком важном деле и шаг за шагом действовать заодно с ним" (А.В. Гаврюшкин. Граф Никита Панин, 5) - пунктуационная ситуация "многоточие + одиночная запятая".

Особые случаи контактного взаимодействия знаков препинания связаны с парными знаками кавычек и скобок, которые, как принято считать, "не поглощают других знаков и не поглощаются ими" [26, 184] (см., однако, выше о поглощении элемента знака парной запятой первым и вторым элементами скобок):

- взаимодействие в тексте двух парных знаков кавычек: И еще далее: "Несвоевременные мысли" — это страстный отчет о том, что, с точки зрения Горького, "тяготит и пугает" людей... В этом главный этический пафос "заметок о революции и культуре" (Наш современ­ник. 1989. № 10. С. 174) - пунктуационная ситуация в первом случае "кавычки в названии книги в позиции начальной части предложения, заключенного целиком в кавычки", и во втором - "кавычки при цитировании в позиции конечной части предложения, заключенного в кавычки"; результат взаимодействия - суммарный знак на месте кон­такта двух левых элементов кавычек и на месте контакта двух правых элементов кавычек;

- взаимодействие двух парных знаков скобок: Мифологическое и дискурсивное (рассудочное) мышление в процессе формирования этого сознания (вместе с тем вплоть до нового времени они сосуществуют и взаимодействуют как две формы исторической культуры: фольклорной и письменной {ученой) (Вопр. истории. 1982. № 12) - пунктуационная ситуация "скобки в позиции конечной части предложения, заключенного в скобки"; результат взаимодействия - суммарный знак на месте кон­такта двух правых элементов скобок.

К механизмам, регулирующим контакты знаков препинания, можно отнести также запреты на сочетаемость некоторых знаков, таких, например, как "тире + разделительный знак препинания".

Подобно пунктуационным нормам, регулирующим позиционное варьирование парных запятых и тире, и для норм контактного взаи- 218

модействия знаков препинания характерен бессознательный уровень владения ими со стороны пишущих; сами эти нормы частично освещены в "Справочнике по пунктуации" Д.Э. Розенталя ("XVIII. Сочетания знаков препинания").

3. Синхронно-динамический аспект характеристики пунктуацион­ных норм. Рассматривая состояние современной русской пунктуации, действие пунктуационных норм, регулирующих механизмы употреб­ления знаков препинания в тексте и коррективы к ним, нельзя не заметить, что - на общем фоне регулярности процессов реализации пунктуационной системы в режиме узуса (отстоявшегося употребле­ния) - в разных звеньях пунктуации можно наблюдать действие возмущающих факторов: речь идет о колебаниях в процессе функцио­нирования пунктуации.

Понятие колебания входит в парадигму трех основополагающих понятий теории культуры речи. Оно основывается на соотношении "структурно-системные свойства знака препинания - пунктуационная (синтаксическая) ситуация (кон)текста", предполагающем, как уже го­ворилось, признание результатов реализации системы в тексте нор­мативными (при координации этих факторов) или отклоняющимися от нормы (при их дискоординации). При этом, в силу асимметрии языко­вого знака и избыточности средств самой системы, реализация послед­ней в тексте может опираться на координацию в соотношении "свойства знака препинания - пунктуационная ситуация (кон)текста" не для единственного знака, предусмотренного кодификацией пунктуа­ционных норм, а для двух (или более) знаков препинания - дополни­тельно для еще одного (или двух), совпадающего с каноническим по своим структурно-системным свойствам, но не кодифицированного пра­вилами. Следовательно, применительно к пунктуации колебание можно охарактеризовать как такое проявление избыточности в ходе реали­зации пунктуационной системы, которое, выявляясь в виде нестабиль­ности плана выражения, базируется на синонимии знаков препинания.

Колебание - такая форма функционирования пунктуационной сис­темы и ее норм, в процессе которой совершается нормально не осознаваемая деятельность массы пишущих (и читающих) в русле незаметных стихийных изменений, по сути своей являющихся спон­танным поиском в плане разрешения внутрисистемных противоречий, а по своему механизму - выходом за пределы фиксированного правила [59; 18, 100-102]. Таким образом, наличие колебаний в употреблении есть не что иное, как сигнал о намечающемся или происходящем в син­хронии динамическом движении отдельного средства (звена) системы и тем самым системы в целом.

Широко известным - классическим - примером колебания в пунк­туации является конкуренция "двоеточие - тире" и связанная с этим так называемая экспансия тире. Их взаимодействие объясняется двумя факторами: 1) их местом в пунктуационной системе - в классе разде­лительных знаков середины предложения, причем оба относятся к под­классу смысловых знаков; 2) смежностью некоторых значений этих знаков, особенно в сфере пояснительных и причинно-следственных отношений, в частности в бессоюзном сложном предложении. В свою очередь, экспансия тире может быть объяснена немаркированностью этого знака (и маркированностью двоеточия) и тем, что он играет активную роль в коммуникативной перестройке предложения [2].

Эти обстоятельства свидетельствуют, что экспансия тире находит основное объяснение в системных характеристиках обоих знаков и по существу не может рассматриваться как отклонение от нормы. (Поэтому в "Справочнике по пунктуации" Д.Э. Розенталя - при всей осторожности отношения последнего к фактам употребления - специальный пункт в § 74 посвящен "параллельному употреблению" двоеточия и тире.)

Колебания характерны для комплексов пунктуационно-орфогра­фических средств, обеспечивающих пунктуационное оформление в наиболее сложных пунктуационных ситуациях. Укажем на такое коле­бание, как "место точки при вставке текста в скобках после конечного знака препинания" [57, 176-182]; выше уже был приведен случай такого колебания - в постановке точки в газетном тексте после правого элемента скобки (вм. системно обусловленного перед правым элементом скобки) - в разделе "Функционально-нормативный аспект характеристики пунктуационных норм", в примере на взаимодействие парной запятой и скобок (с. 215).

Отмечено колебание и для такой интерпозитивной схемы прямой речи, которая характеризуется употреблением двоеточия в позиции перед правым элементом двойного тире, выделяющего вводящее пред­ложение; специфика этой схемы с двоеточием состоит в предупреж­дении о дальнейшем следовании второй части разорванной чужой речи. Именно в этой разорванности чужой речи заложена возмож­ность синтаксической несамостоятельности обеих ее частей (обе части синтаксически составляют одно предложение), что может толкать пишущего на нарушение правила об обязательности прописного написания в начале второй части чужой речи [57, 172-176], ср.: - Конечно, любопытно, - согласился я и добавил, ностальгически кап­ризничая: - но ведь вернуться в свою эпоху нельзя будет? (Ф. Ис­кандер. Человек и его окрестности).

Следует подчеркнуть, что почти все отмеченные здесь колебания происходят именно в пунктуационно-орфографических комплексах, фор­мирование которых активно совершается в современном языке, и здесь причина колебаний - ощущение пишущего в связи с возможностью дифференцировать две различные ситуации в рамках одной, ранее уже кодифицированной (или вовсе не кодифицированной, как это было с комплексом "вставка в скобках после конечного знака"), ср.: вставка в скобках - в составе предложения или вне его; разорванная чужая речь - одно предложение или два. Повторяясь и суммируясь в массовой практике, подобные действия пишущих способны в конечном счете выявить тенденции динамики современного узуса, тенденции, отчет­ливо проявляющиеся в практике печати (как в случае с точкой при вставке в скобках после конечного знака) или, наоборот, едва наме­тившиеся - и потому пока не отмеченные в пособиях по пунктуации (как в случае с колебанием "прописное Ц строчное написание в начале второй части чужой речи в интерпозитивной схеме прямой речи с двоеточием").

4. Функционально-стилистический, аспект характеристики упот­ребления знаков препинания^[19]. В этой сфере внимание исследователей привлекали в основном два направления. Первое связано с индиви­дуально-авторским использованием знаков препинания в различных жанрах художественной литературы, с пристрастием или, наоборот, с идиосинкразией авторов к определенным знакам препинания (ср. хотя бы распространенное отношение к кавычкам [55, 209]), с расширением в художественном тексте регламентируемых функций знака или даже с попытками строить свою - индивидуально-авторскую - пунктуацион­ную систему (см. [35]); эта линия исследований ориентирована прежде всего на пунктуационную специфику художественной литературы, а не на выяснение лингвистической природы пунктуации. Второе направ­ление связано с зависимостью употребительности/неупотребительности знаков препинания от типа текста, с оппозицией типов текстов "информационный (деловой, научный) - экспрессивный (художест­венный, публицистический)"; выявляется высокая степень употреби­тельности или даже прикрепленность отдельных знаков препинания к определенным письменным жанрам (см. [53, 62-65; 7, 36-42; 26, 181]); тем самым пунктуация становится здесь объектом изучения со стороны стилистики языка.

Наиболее интересной - и специфической для самой пунктуации - является проблема взаимосвязи позиции пунктуационных средств и механизмов экспрессивной пунктуации. Экспрессивную пунктуацию составляет корпус пунктуационных приемов, служащих для придания письменному тексту экспрессии. Говоря об экспрессии пись­менного (печатного) текста, мы опираемся на понятие "актуализация", выдвинутое Пражским лингвистическим кружком ("такое использование языковых средств, которое привлекает внимание само по себе и вос­принимается как необычное..." [16, 355]), и на понятия "графические защиты" и "активизация графики", разработанные А.А. Реформатским - в связи с проблемой выразительности печатного текста [43, гл. V, §5].

Характеристика экспрессивного пунктуационного приема включает в себя несколько аспектов. Рассматриваемый прием противопоставля­ется нами нормальному функционированию знака препинания в пись­менном тексте. (Последнее составляет процесс реализации пунктуа­ционной системы, нормативный характер которого обусловлен возмож­ностями системы и базируется на координации соотношения факторов "структурно-системные свойства знака препинания - пунктуационная (синтаксическая) ситуация (кон)текста"; нормативное употребление знаков препинания носит в значительной степени автоматизированный характер - в сочетании с режимом бессознательного контроля [31, 123].) а) Экспрессивный пунктуационный прием есть (более или менее) осознаваемый способ целенаправленного применения пунктуационных средств с целью создания экспрессии в (кон)тексте; б) прием осно­вывается на дискоординации соотношения указанных факторов норма­тивности: употребление знака препинания в не обусловленной системой позиции выступает здесь как механизм создания экспрессивного напряжения в (кон)тексте; в) тем самым очевидна неправомерность применения по отношению к экспрессивному пунктуационному приему критерия нормативности/ненормативности (то, что явилось бы откло­нением от пунктуационной нормы в нейтральном или информационном типе текста, не может считаться ошибкой в силу самой цели и механизма приема); г) с этим же связано и то обстоятельство, что экспрессивные пунктуационные приемы большей частью не регламен­тируются, кодифицированы лишь немногие из них (парцелляция, встав­ка в текст предложения вопросительного или восклицательного знака в скобках для выражения отношения пишущего, расчленение текста вопросительного и восклицательного предложения с однородными членами при помощи вопросительного и восклицательного знака); по своему характеру эти приемы нуждаются не столько в кодификации, сколько в лингвистическом описании; д) при этом в любом случае приходится исходить из понятия сформированности приема, т.е. из того, что за механизмом определенного приема закреплено определенное пунктуационное средство (почему, например, не может быть признано экспрессивным пунктуационным приемом такое экспрессивное синтак­сическое явление, как именительный представления или темы: для отделения его от основного предложения может быть в принципе употреблен почти любой разделительный знак препинания); е) харак­терно несовпадение явлений, составляющих экспрессивный синтаксис и экспрессивную пунктуацию: причину этого можно видеть в принципи­альном различии между способами перестройки синтаксической струк­туры и между способами изменения в пунктуационном членении структуры (совпадение обеих сторон наблюдается только при парцел­ляции и сегментации).

Итак, общий принцип механизма приемов в экспрессивной пунктуа­ции заключается в смещении системно обусловленной позиции знака препинания в (кон)тексте. Не имея возможности дать в рамках этого раздела описание всего корпуса приемов, кратко рассмотрим здесь некоторые из них, наиболее полно и характерно отражающие сущность и механизм экспрессивной пунктуации (подробнее см. [21]).

Ряд приемов строится на основе употребления конечных знаков препинания (и их сочетаний) в позиции середины предложения. Так, один из приемов представляет собой способ экспрессивного расчленения текста предложения на две части - путем вставки в позицию середины предложения сочетания знаков "смысловой разделительный конечный знак (вопросительный, восклицательный, многоточие) + одиночное тире (с последующим строчным написанием)".

Вопросительный, знак + тире\ ...Карамазовы - характеры. Типич­ные для русских людей? - да, типичные (Д.С. Лихачев. Заметки о русском); А я вот в этом большом доме, видите, с навесом крыльцо? - я живу у бабушки (Г. Немченко. Миля Лебедева, XV). Наиболее характерно здесь диалогическое противопоставление "вопрос - ответ" или "вопрос - пояснение"; употребление именно этого сочетания знаков позволяет реализовать подобное противопоставление внутри одного предложения (о чем свидетельствует строчное написание), ср. иную возможность: Что побудило чувство Лоры к Шимеку, некрасивому, немолодому, женатому человеку? - Благородство цели, поставленной им перед собой, преданность науке... (Э.Л. Шрайбер. Жорж Сименон).

Восклицательный знак + тире'. Какое там великое! - скромно жил, втихомолку, в техбюро не наведывался... (В. Добровольский. Текущие дела, 33); Будто сухой лист ураганом подхватило! - взвился зайчишка в воздухе и пошел, пошел плясать по узорчатой сини... (Е. Марысаев. Пират). Наиболее характерны здесь противопоставление содержания частей или подчеркивание содержащегося сравнения.

Многоточие + тире'. Всего лишь один из... - может ли быть цель человечнее и практичней, неопробованней и достижимее? (50/50. Опыт словаря нового мышления); Вероника Васильевна отпала, после того, как ее кандидат покраснел и выкрикнул, что он не допустит, что он как честный человек... - и так далее (М. Чулаки. У Пяти углов, I). Наиболее характерны здесь недоговоренность, обрыв текста (перед сочетанием "многоточие + тире", в противном случае - при одном многоточии - имел бы место разрыв). При возможности употребления в тексте обоих знаков сочетание "многоточие + тире" может служить целям подчеркивания: И была еще одна опасность... - проникновение воздуха (Наука и жизнь. 1985. № 10. С. 106).

Любопытно, что при всех трех рассмотренных сочетаниях возмо­жен именительный представления: Обозреватели? - те быстро пере­строились (М. Ботвинник. К достижению цели); Психология! - мы проходили ее в институте (Р. Киреев. Победитель, 17); Час простоя за­вода... - да это же черт знает сколько долларов! (В. Барабашов. Короеды, 8).

Приемам, связанным с употреблением конечного знака в позиции середины предложения, противопоставлен прием антипарцелляции. Он строится на основе употребления знака середины предложения в пози­ции конца предложения и противоположен по своему механизму пар­целляции (представлению одного предложения - благодаря вычленению парцеллята и оформлению последнего с помощью прописной буквы и конечного знака препинания, при том же составе - как двух и более). Механизм антипарцелляции - представление в качестве единого пунк­туационного целого нескольких предложений, объединяемых в один абзац; "несамостоятельность" частей этой макроединицы подчерки­вается тем, что предложения отделяются друг от друга знаком сере­дины предложения - точкой с запятой, при строчном написании первого слова предложения (кроме самого первого); конечный знак ставится только в конце абзаца. Цель приема - передача внутренней речи персо­нажа, ее импульсивности, потока мыслей. Ср. в романе Ю. Семенова "Экспансия" (кн. 2): Он клюнул, понял Роумэн. Он назвал меня "мис­тером" впервые за весь разговор. Только сейчас я взял инициативу на

себя, когда упомянул о деньгах. Хорошо, что я не заговорил об этом раньше - и: Подпишет, понял Кемп; с этой все в порядке, сработано крепко, привязана на всю жизнь; если рискнет признаться ему во всем, он перестанет ей верить; она понимает, что Роумэн не сможет переступить свою память.

Ср. также случай антипарцелляции с двоеточием (вм. точки с запятой): Стало быть - случай совершенно исключительный: не часто заезжают в "Китай" полковники: чину не соответствует: для чинов­ных - специальные имеются "дома свиданий": без огласки, на манер меблированных комнат, вполне прилично (С. Мстиславский. Откровен­ные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках).

Рассмотренные особенности достаточно резко выделяют антипар­целлированный абзац в художественном тексте - на фоне традицион­ных типов абзацев: с авторской речью и с прямой речью персонажей [60]. Теоретическая интерпретация подобного приема дана Ю.В. Ван­никовым в его концепции синтаксиса речи, где основное рабочее понятие - "высказывание со смещенным членением (с парцелляцией и интеграцией предложений)", а интеграция есть "объединение синтакси­чески независимых предложений в составе одного высказывания", "объединение смыслового содержания составляющих высказывание предложений в единое целое", "семантическая фокусировка", позволяю­щая представить то же содержание "единой картиной" [10, 266-267, 281, 286-289].

Для экспрессивной пунктуации характерно использование не только отдельных знаков препинания (и их сочетаний), но и целых схем (пунктуационно-орфографических комплексов для передачи чужой речи). Здесь механизм создания экспрессии связан с понятием графи­ческой выделенности чужой речи в тексте [36, 276]. Чужая речь может быть графически усилена - тогда в тексте художественной прозы для подчеркивания диалога заимствуются графические средства оформле­ния диалога из драматического текста, ср. типичный пример:

Красин (оторвал глаза от газеты - разговор заинтересовал и его). Таким щедрым я Вацлава еще не видел - я бы согласился, а? (Это "а" было адресовано мне.)

- Значит, Рим? - вопросил я и надел очки: очень хотелось увидеть в эту минуту Воровского. - А Геную?

Красин. Не пренебрег все-таки окулярами, Воропаич! (К Воров­скому). Он не доверяет не только себе, но и тебе, Вацлав!

Боровский. Нет, я готов повторить: подам Рим как на тарелочке!

Но я был упрям, настаивая:

- А Геную? (С. Дангулов. Заутреня в Рапалло).

И наоборот: графическая выделенность чужой речи в тексте может ослабляться - в тех случаях, когда имеет место перенос одной пунктуационной схемы (абзацного выделения чужой речи, с сигнальным тире) в условия другой, более слабой, пунктуационной схемы (внутри­абзацной, выделяемой, по правилам, в кавычках), в не свойственную первому способу внутриабзацную позицию (середины или конца абзаца). Ср.: Я пристально посмотрел на библиотекаршу-общественницу. 224

Раиса Семеновна невозмутимо сказала: - У каждого свои вкусы... (А. Безуглов. Инспектор милиции, XVI); Ричардсон рассмеялся. - Вам известна, Стив, моя записка о методах обработки в СССР зарубежной научной информации? (Т. Гладков, А. Сергеев. Последняя акция Лоренца. Гл. 7).

В этих примерах чужая речь канонически должна была бы идти с абзаца: *Раиса Семеновна невозмутимо сказала:

- У каждого свои вкусы...

К такой передаче чужой речи может быть применена характе­ристика: переключающая повествование прямая речь [28]. Такая пере­дача внутренней речи - без обозначения ее границ, внутри абзаца - может варьироваться: если вводящее предложение разрывает внутрен­нюю речь, то она может выделяться с помощью парного тире (как в канонической интерпозитивной прямой речи); если же текст внутренней речи содержит вопрос, то может использоваться вопросительный знак и - для обозначения правой границы - между вопросительным знаком и последующим вводящим предложением ставится одиночное тире. Ср.: Даже если б он и добрался до побережья, итог один: его или поймают и водворят обратно в лагерь, или он умрет. Глупо умирать в конце войны, - подумал он, лежа на спине и закрыв глаза, - так, как он, особенно глупо (Е. Ролле. Загадка двух таблеток. Гл. 1); Робин пересел в кресло, скорчился, сдавив кулаками виски. Его била дрожь. Я еще не сошел с ума? - подумал он. Какая дикая смесь сна с явью, прошлого с настоящим... (С. Иванов. По ту сторону моста).

Все эти экспрессивные способы усиления и ослабления графической выделенности чужой речи в художественном тексте, отступающие от канонических, достаточно широко представлены в современной пунк­туационной практике художественной литературы.

ПРОБЛЕМЫ ОПИСАНИЯ

ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ И КОДИФИКАЦИЯ ПУНКТУАЦИОННЫХ НОРМ

Содержание процесса кодификации нормы можно определить как регламентацию рекомендуемых употреблений, что заставляет обратить внимание на принципиальное различие между результатом кодификации (правилом, предписанием) и основным типом лингвистического исследования языковых фактов (их научным описа­нием). Тем самым в плане лингвистического познания должны быть разграничены два этапа кодификации: 1) этап теоретического описания сферы реализации системных возможностей как объективной законо­мерности; здесь норма предстает как элемент нормативной описатель­ной дисциплины, задача последней - "не отвлечение от языкового материала в целях установления абстрактной системы отношений, а возможно более полное отражение самого этого материала и его всестороннее освещение... в непосредственной связи с понятием грам­матической нормы..." [39, 4, 6] (осуществляется в собственно лингвис­тических работах и адресуется лингвисту); 2) этап преобразования описания закономерности в предписание [14, 87-88] (осуществляется в "авторитетных источниках" в виде правила и адресуется носителю языка) (см. [57, 130—133]).

Специфической формой пунктуационной кодификации является справочник. Правила употребления знаков препинания очерчи­вают синтаксические условия применимости знака в тексте, их форму­лировка должна включать в себя описание синтаксической - а тем самым и пунктуационной - ситуации (кон)текста плюс семантические, функционально-стилистические, жанровые признаки, позволяющие интерпретировать (кон)текст с целью установления координации "структурно-системные свойства знака препинания - пунктуационная (синтаксическая) ситуация в (кон)тексте"; в результате такой - широ­кой - характеристики у пишущего должно складываться достаточно ясное представление о возможностях знаков препинания и о их связи с синтаксическими структурами. (Ср. замечание Ф. Данеша: "В целом следует иметь в виду, что кодификация в нашем понимании имеет скорее характер директивы (инструкции, рекомендации) и технической нормы, чем строгого предписания или распоряжения (приказа или запрета)" [20, 282] - это вполне относимо к пунктуации.) Таким образом, в справочнике постоянно имеет место как бы сочетание формулировки собственно правила с комментариями к нему, с аргумен­тацией. Всякого рода уточнения здесь существенны, например: а) из-за сложности характера некоторых синтаксических ситуаций; б) из-за сложности самих правил, их формулировок и их применения; в) из-за открытого характера решения некоторых пунктуационных ситуаций.

(а) Очевидно, что пунктуационная (синтаксическая) ситуация сама по себе может быть достаточно сложной, о чем свидетельствуют в первую очередь пунктуационно-орфографические комплексы, такие, например, как контекст с прямой речью, где интерпозитивная схема ("интерпозиция вводящего предложения относительно чужой речи") характеризуется парадигматичностью взаимодействия частей комплек­са [57, 1.5]. О ситуации "стык двух союзов (или союзного слова и союза)", которая может иметь место и в сложноподчиненном, и в сложносочиненном, и в осложненном простом предложении (наиболее сложен первый случай, связанный с наличием придаточных предло­жений первой и второй степени), см. в следующем пункте.

(б) Сложность самих правил и их применения может быть про­демонстрирована, например, правилами постановки знаков препинания при однородных членах предложения. Факторы для установления однородности определений таковы, что однородность здесь следова­ло бы считать скорее явлением не грамматическим, а семантическим. Столь же неопределенны правила постановки знаков препинания при однородных приложениях - а именно запятой между учеными званиями и учеными степенями (эти последние различаются,, но "выступают в общем ряду как однородные приложения"), не говоря уже о различении ученого звания и должности {профессор, доцент) [45, § 11]. Сюда же может быть отнесено употребление трудно разграничиваемых семанти­чески неоднозначных служебных слов, требующих в одном значении выделения с помощью парной запятой (как = сравнение) или невыде- ления в другом значении (как = в качестве), при "смазанности" этой оппозиции случаем как = будучи.

Типичный случай трудности применения правила связан с уже упомянутой ситуацией "запятая на стыке двух союзов (или союзного слова и союза)". Согласно правилу вопрос о постановке/непостановке запятой между союзами должен решаться на основании возмож- ности/невозможности мысленной операции опущения придаточного второй степени без структурной перестройки придаточного первой степени. Такой мысленный эксперимент сам по себе труден для пишущего (даже для студента-филолога и журналиста), подробнее об этом см. [62].

(в) Иногда рекомендация постановки знака препинания не является определенной - решение вопроса оставляется на волю пишущего, в зависимости от конкретной синтаксической структуры в (кон)тексте, как, например, в ситуации "запятая на месте разрыва текста предло­жения вставной конструкцией с помощью парного тире". Здесь допус­тимы (по условиям) все четыре возможности: парное тире вообще без

запятой [----- 1; запятая перед первым или перед вторым элементом

парного тире - [,--------- ] или [- , -]; запятая и перед первым, и перед

вторым элементами парного тире [,-,-] [45, 113-114]. На выбор в конечном счете влияет наличие тех или иных конструкций - как в тексте разрываемого вставкой предложения (в первой или второй его части), так и в тексте самой вставки.

Центральным вопросом кодификации является проблема адекват­ности кодификации - существующей норме. Главное условие такой адекватности и соответственно главная задача кодификатора: объек­тивное описание норм современного литературного языка [25, 28-29]; иначе говоря, кодификация должна опираться на наблюдения над живыми процессами функционирования литературного языка. Это и облегчено и в то же время затруднено тем обстоятельством, что кодификатор здесь сам является и свидетелем и участником описывае­мых языковых процессов, - и неизвестно еще, помогают ли ему в этом его собственный речевой опыт и опыт его среды или нет. Но что безусловно мешает кодификатору - это влияние, груз предыдущей кодификации, ее предписаний, ее традиций (ср. известное утверждение А.М. Пешковского: "Правильной всегда представляется речь старших поколений..." [41, 236]). При такой ориентации кодификатора появля­ется опасность отрыва кодификации от реальной нормы. Неслучаен тот факт, что Я.К. Грот в своем "руководстве", оказавшем огромное влияние на письменную практику конца XIX - начала XX в., не сумел избежать некоторых рекомендаций, которые явно не соответствовали пунктуационному узусу его современников и сформировавшимся совре­менным пунктуационным нормам (примеры этого см. выше, в разделе "Специфика норм письменного кодифицированного языка", с. 201).

Другой пример подобного рода касается употребления сочетания знаков "двоеточие + тире" перед второй частью разорванной чужой речи в интерпозитивной схеме контекста с прямой речью: "Если в словах автора заключаются два глагола со значением высказывания, из которых один относится к первой части прямой речи, а другой ко второй, то после слов автора ставится двоеточие и тире..." - гласит формулировка в Правилах 1956 г. (§ 196), а следом за ними - и в других пособиях, отправляясь от обязательного наличия в вводящем предло­жении двух глаголов (типа сказал и добавил). Между тем наблюдения показывают, что в современной прозе широко распространено употреб­ление интерпозитивной схемы, пунктуационно оформленное сочетанием "двоеточие + тире" перед второй частью разорванной чужой речи, но с одним глаголом в вводящем предложении (с глаголом речи или обозначающим "действие + говоря при этом"), типа: - Ага! - Салтыков повернулся к Суворову: - Слышишь, как они тебя хвалят? (С. Гри­горьев. Александр Суворов. Гл. 2). Такое употребление - результат развития интерпозитивной схемы контекста с прямой речью: здесь не реализуется функция ввода первой части чужой речи, ориентированная влево (при обратном порядке следования главных членов вводящего предложения), а действует только функция ввода второй части - одно­сторонняя ориентация вправо, поддержанная семиотической функцией предупреждения (с помощью двоеточия), подчеркнутая прямым поряд­ком главных членов вводящего предложения (находящегося в препо­зиции по отношению ко второй части чужой речи).

Известно значение книги А.Б. Шапиро "Основы русской пунктуа­ции", вышедшей накануне реформы 1956 г. Касаясь рассматриваемой схемы, А.Б. Шапиро сформулировал следующее положение: "Если в словах автора содержится указание на то, что прямая речь будет продолжена в виде второго отрезка, то после слов автора ставится двоеточие" [52, 326]. В свете сегодняшней пунктуационной практики художественной прозы формулировка А.Б. Шапиро представляется более широкой и, главное, более гибкой, обращает внимание пишущего на функцию предупреждения. Закрепленная же Правилами 1956 г. формулировка охватывает только часть случаев рассматриваемой схе­мы - с наличием двух глаголов в вводящем предложении.

Сказанное показывает, что кодификация должна "иметь при своей статичности и определенную перспективную глубину" [22, 68]. Адек­ватность кодификации и нормы возможна лишь в том случае, если кодификатор стремится к описанию свойственных узусу процессов син­хронной динамики, иначе говоря, к "изучению норм языка на всех уров­нях языковой системы в их отстоявшихся формах, противоречиях и вновь развивающихся тенденциях" [13, 9]. Правда, даже и в этом случае вступают в противоречие между собой стабилизирующее дейст­вие кодификации и динамика языковой нормы. В.А. Ицкович видел основной - внутренний - недостаток кодификации в самом факте ее существования, в направленности ее действия на сохранение устаре­вающей литературной нормы [25, 29]. (Следствие этого образно представлено А.М. Пешковским: «Если в языке "все течет", то в литературном наречии это течение заграждено плотиной нормативного консерватизма до такой степени, что языковая река чуть ли не превра­щена в искусственное озеро» [41, 236].) В этой "неподвижности" (или

"малоподвижности") и сказывается роль кодификации, вернее, роль "внедрения кодификации в практику" ([20, 282], выражение А. Едлич­ки). Действие фактора "охранительного" влияния кодификации на письменную практику - при том, что процессы синхронной динамики носят микроскопический характер и их выявление в процессе кодифи­кации представляет значительную сложность, - может иметь следст­вием неотмеченность в кодификации некоторых изменений, происхо­дящих в пунктуационной практике на наших глазах, таких, например, как процесс "наложения и совмещения" многоточия и запятой [57, 40- 41], развитие сопроводительных ремарок в интерпозитивной схеме контекста с прямой речью [там же, 100-109] и нек. др.

Так, все пособия по пунктуации отражают явление, заключаю­щееся в росте употребительности тире и в вытеснении им двоеточия. Это явление может отражаться в некоторых других пунктуационных процессах современности. И оказывается, что одни случаи такого рода зафиксированы в кодификации, а другие - нет. Например, отмечены случаи вытеснения двоеточия знаком тире в пунктуационной ситуации "обобщающее слово перед однородными членами предложения": "На письме после обобщающих слов, предшествующих однородным членам, согласно существующим правилам, ставится двоеточие. Однако очень часто мы видим здесь не двоеточие, а тире... Три молодых дерева растут перед дверью пещеры - липа, береза и клен" [52, 244-245]; "В связи с общим ростом употребительности тире и при обобщающих словах наблюдается тенденция к вытеснению двоеточия знаком тире. Это еще не стало правилом, но, при учете тенденций, не может восприниматься как ошибочное употребление" [8, 108].

Сказанное касается и ситуации "обобщающее слово + перечис­ление однородных членов + дальнейший текст предложения": правая граница перечня однородных членов отделяется от последующего текста знаком тире, и пунктуационное оформление этой ситуации может быть характеризовано как комплекс пунктуационных знаков - дистанционное сочетание "двоеточие... тире", например: Эти три важ­ные функции: требования, критика и жалобы - направлялись, главным образом, через ЦИК (Аврора. 1990. № 5. С. 45). И в этом случае может иметь место замена двоеточия на тире, и вместо сочетания "двоеточие... тире" употребляется парное тире: Все выразительные средства музыкального театра - вокал, диалог, балет - словно закру­чены в единый клубок... (Нева. 1985. № 3. С. 176). Такое употребление было отмечено еще А.Б. Шапиро ("Довольно часто в предложениях описываемого строения наблюдается выделение однородных членов двумя тире..."); в этом случае изменяется синтаксический характер перечисления однородных членов: они "оказываются в положении вставной группы" [52, 247-248].

Есть еще одна пунктуационная ситуация, в которой употреби­тельно дистанционное сочетание "двоеточие... тире" - "схема интерпо­зиции чужой речи относительно вводящего предложения" в контексте с прямой речью. Левая граница чужой речи фиксируется двоеточием, а для обозначения правой границы используются знаки запятая или тире (или их сочетание) [45, § 51]. Примеры употребления такого тире с

а) прямой речью и б) свободной прямой речью [51]: а) Услышал в ответ унылое: "Вас понял" - и выключил рацию (В. Санин. Точка возврата);

б) Сказать: сегодня я играл хорошо - было просто непозволительно (С. Юрский. Кто держит паузу). И в этой ситуации оказывается возможной замена сочетания знаков "двоеточие... тире" на интерпози­тивное выделение чужой речи знаком "парное тире": а) А когда я услышал крик - "джиу-джиу" - понял, что это не чечевица (Вокруг света. 1983. № 1. С. 22); б) Потом мама играла, а Анастасия Ивановна слушала и говорила - хорошо, ах, как хорошо, начинаю любить Моцарта больше Бетховена, Моцарт нужен детям для формирования характера - и просила, чтобы мама вела уроки музыки у них в детдоме (А. Розен. Разговор с другом). Но такое употребление двойного тире в этой ситуации не отмечено ни в Правилах 1956 г., ни в других пособиях по пунктуации.

Как один из случаев рассмотренной только что ситуации может расцениваться пунктуационная ситуация "прямой вопрос в позиции середины текста предложения". Например: а) На вопрос: "О чем думают химеры?" - Гейне ответил не сразу (Б. Кузнецов. Путешествие через эпохи); б) Когда мы спросили: зачем? - сослалась на забыв­чивость (Правда. 1981. И янв.). В отличие от ситуации "интерпозиция чужой речи относительно вводящего предложения" здесь правая гра­ница текста вопроса фиксируется обязательным сочетанием "знак вопроса и тире" (для отделения от последующего текста). И здесь достаточно широко наблюдается оформление прямого вопроса с по­мощью знака парного тире: а) Когда Алексей вошел и спросил - "Можно"? - Бешелев помахал рукой... (Е. Воеводин. Семейное дело, 7); И тем не менее вопрос - Кенигсберг или Рига? - оставался пока открытым (Вокруг света. 1990. № 6. С. 48). Случай с парным тире не регламентирован ни в Правилах 1956 г., ни в пособиях по пунктуа­ции (подробнее об этом см. [63]).

Это краткое рассмотрение случаев употребления сочетаний знаков "двоеточие и тире" и "двоеточие... тире" достаточно показательно для демонстрации возможностей в сфере кодификации пунктуационных норм современного русского языка.

Говоря о кодификации пунктуационных норм, следует указать также пласт в современной русской пунктуации, использование кото­рого не может предписываться правилами. Это сфера употребления так называемых необязательных кавычек. Они противостоят четко регла­ментированным случаям обязательного употребления кавычек (при безабзацной прямой речи, для выделения цитат и условных наиме­нований) и охватывают круг слов и выражений, отмечаемых как употребляемое не в своем обычном значении, иронически, как новое и, наоборот, устарелое... (§ 193 Правил 1956 г.). По своей функции это, скорее, не пунктуационный знак, а в широком смысле оценочные (оценочно-семантические, оценочно-модальные, оценочно-стилистичес­кие) "пометы" при словах и выражениях в тексте, отражающие язы­ковое чутье пишущего, при их чрезвычайной употребительности весь­ма субъективные [55]. Таким образом, суть противопоставления обязательных и необязательных типов кавычек можно интерпрети­ровать как различие между предписанием и возможностью, иначе говоря, между правилом и правом пишущего. И сам факт отмеченности в правилах необязательных кавычек отнюдь не делает их обязатель­ными: здесь неуместна обычная категорическая формулировка: "Ка­вычками выделяется", но предпочтительнее "могут выделяться" - при обозначении факультативности ("если автор хочет обратить на это внимание", "подчеркнуть эту их особенность" [6, § 127]). (Вопрос о применении формулировок с указанием на возможность - особая проблема в кодификации пунктуационных норм.)

О другом пласте современной русской пунктуации, к которому неприменим критерий нормативности/ненормативности и который соот­ветственно не нуждается в кодификации, - о корпусе экспрессивных пунктуационных приемов см. выше, раздел "Функционально-стилисти­ческий аспект характеристики употребления знаков препинания".