МОНОЛОГИ И ДИАЛОГИ: В ПОИСКАХ СТРАСТЕЙ И СЮЖЕТОВ

Что входит в корпус примеров, иллюстративного материала монографии? Прежде всего, ОТДЕЛЬНАЯ РЕПЛИКА. Далее, ФРАГМЕНТ ДИАЛОГА (инициирующая реплика + ответная реплика). Далее, СОБСТВЕННО ДИАЛОГ, зафиксировать который сложнее, нежели схватить, запомнить, записать его фрагмент.

Мы пишем об этом потому, что характер реплики: инициирующая она или ответная - уже диктует выбор языковых средств. В инициирующей - торжество вокативов (обращений), тогда как, скажем, синтаксическая идиоматика - это, скорее, прерогатива ответного звена диалога. [По телефону родственнице, что, мол, рано позвонила в Москву, в девятом часу, ещё, наверное, хозяева квартиры спали. В ответ:] Тоже мне, священный сон! (2004). [Пенсионерка, в прошлом учительница, г. Москва:] Железные двери, надо присмотреться, так ли вставлен ключ. Там же столько нюансов! Металл есть металл, требует осторожности! (апр. 2004).

Итак, центральным, ключевым, модельным примером исследуемого материала является РЕПЛИКА.

При отсутствии второй стороны коммуникация превращается в автокоммуникацию — не столь редкое явление в ситуациях отсутствия сопереживающего лица, советчика, как в следующем примере. [Женщина переживает о случившемся у родственников в другом городе, но те не торопятся выйти на связь:] Шлёпну себя по рукам! Ну, хватит, не звони! (10 февр.

Реплика может резко повысить регистр общения, то есть поиск страстей и сюжетов может осуществляться через перевод бытового в сакральные смыслы или как напоминание о сакральном.

[Мать спрашивает:] А как части сосчитать? - Пропорцию в душе составь и перемножь! (апр. 1996). [По обе стороны шоссе виноградники и пшеница] Чем «причащаемся»? Вино и хлеб! (30 июня 2005). [Два друга профессора на базе у моря:] Вас угостить? - Не угостить, а поднести! (1 июля 2005). [Профессор, г. Курск, протягивает гроздь винограда женщине:] Маленькая! Но тем не менее - Ваша! (21 февр. 2006).

Реплика диалога часто бывает неожиданной, и диалоговая стихия обнаруживает великую множественность механизмов создания комического эффекта.

[На зачёте у студента видны вырванные страницы:] Молодой человек, за то, что вы книги рвёте, я не должна ставить вам зачёт! - А это не книга! Это учебное пособие! (май 2003). [Студент подготовительного отделения, г. Тула, выполняет задание на доске. Звонок с сотового телефона. Не произнеся ни слова, студент спешит в коридор. Преподаватель:] Наверное, Путин позвонил? (осень 2004). [ГАК] Ну, готовы? Через пять минут подъём! Ну, граждане, надо меру знать! Они с семи утра здесь. Иди, милая, иди! Раньше сядешь - раньше выйдешь! (20 мая 2005). [У студентки на госэкзамене зазвучал сотовый телефон. Профессор:] Кто-то зовёт... Может, подскажут что-нибудь? (20 мая 2005). [Председатель ГАК пытается помочь студентке:] Не кажется ли Вам, что формирование характера относится к формированию мировоззрения? - Конечно, кажется! (20 мая 2005). [На комиссии по аттестации аспирантов. Аспирант:] Я буду стараться! - Старайся! Иначе выкишптейн! (3 марта 2006).

Полилог как разговор более чем двух участников требует отдельного описания, хотя методологически здесь гораздо сложнее типизировать «тезы» и «антитезы» реплик.

[Во время проіулки участников конференции доцент - мама четверых уже взрослых детей, похвалила своего мужа: водку не пьёт, телевизор не смотрит. Мужчины-профессора начали комментировать услышанное:] Вы его воспитали или хорошо выбрали? - Ему надо платить за это! - Нет, это с вас надо брать деньги: налог! - Заспиртовать его! (1 июля 2004).

[Разговор профессоров в автобусе, после экскурсии по Старому Осколу:] В пятый класс нельзя новичка ставить! У детей такая ломка в пятом классе! - А я в пятом классе работал, только когда на практике был! И больше всего не любил перемены. Я хожу по коридору, а на обеих руках дети гроздьями висят... - Я в пятом классе работала, но класс был небольшой: восемь человек. Де- тЮіііки такие попались замечательные! (7 окт. 2004).

Равное право и согласиться с предыдущим участником, и не согласиться, высказаться в мишень, яблочко темы и сделать отступление по ассоциации, перевести разговор в серьёзную тональность или, наоборот, в комическую - всё это делает полилог многомерным не только по числу участников, но и по интонационно-содержательной наполненности коммуникации.

Неизученность полилога сказывается на дефиците практических (не декларативных!) рекомендаций по культуре полемики. Именно полилог (например, проведение «круглых столов») демонстрирует возможное искажение понимания, необходимость допуска неточного слова, «миротворческие склейки», в том числе юмористические. И здесь важен не размер, не продолжительность зафиксированного фрагмента полилога, а его «полилоговосгь», выстраивание стереоскопического отражения заявленной темы, что в подчеркнуто комическом виде и продемонстрировали инициаторы вышеприведённых полилогов. Вместе с тем полилог можно рассматривать и как объединение диалоговых реплик, выбирая отдельные реплики, фиксируя их.

Типичная форма бытия разговорного дискурса - диалоговое общение, тем интереснее сейчас рассмотреть признаки разговорного монолога.

Первым таким признаком является СЦЕНИЧНОСТЬ. Проявляется эта сценичность и как встроенность диалога (даже диалогов!) в монолог, и как встроенность самого монолога в диалог, подчинённость зарождающегося монолога диалоговому общению, что проявляется в характере фиксации монолога, имеющего ДИАЛОГОВЫЙ СТАРТ (поощрение к рассказу, предложение рассказать о чем-либо подробнее) и ДИАЛОГОВЫЙ ФИНИШ (вопрос к слушателю, этикетное извинение за долгий рассказ, пожелание, совет).

[Ночью в поезде две молодые женщины беседуют о подготовке ребенка к школе:] Говорит: вы больше с ним разговаривайте! А мы с ним много говорим, но всё не по делу! Надо: опиши животное, а я угадаю, какое. Длинные уши, ест морковку... (16 янв. 2006).

[По телефону:] Они раньше приходили и начинали, как агент 07 секретной службы: А муж где? Не может сделать? А я говорю: вы ко мне в гости пришли или работать? Я же вас не спрашиваю, как ваша жена по хозяйству. Так они напугались - приходят, молча обувь снимают... Я же говорю: ну уходите с работы - не можете сделать! А он говорит: у меня у самого дома унитаз болтается. И всё равно дерут... (19 марта 2006).

[Гостья:] Без конца в дверь звонили: «А Худоманов здесь живет?» Потом эта женщина уже ничего не стала говорить, звонит, и всё! «А что, говорит, нельзя просто позвонигь?» Милиция приехала, как положено: через одиннадцать часов после вызова (2004).

Мы привели три монологических по форме, но диалогических по содержанию фрагмента, равно свидетельствующих о сценичности описываемых ситуаций. Как языковая личность в разговорном дискурсе говорящий выступает не столько писателем, сколько сценаристом и режиссёром. Режиссёру всегда мало экспозиции, «голого нарратива», ему нужны реплики, расширение действующих лиц. Вот почему автор следующего монолога, начиная как писатель (Поехали мы к частникам...), расширяет далее своё «я», осмысливая ситуацию и как учёный (шире был бы круг общения) и как режиссёр (три штуки сбегаются, спрашивают).

[Гостья:] Поехали мы к частникам яйца покупать. Нам сказали, это совсем близко, почти что в городе. Нашли мы этот разрушенный магазин и разрушенный кинотеатр. Так и есть: стоят два остова. За ними дом. Пол земляной.

Особого режиссёрского искусства не требуется, коль скоро рассказ идёт по следам реальных событий, рассказчик передаёт реальные сценки с его участием, причём передаёт выразительно и изобразительно.

[По телефону:] Ну, у детей тоже бывает такая забота на лице написана! Девчушка лет трёх идет и бубнит маме: Моёзеное надо купить! Моёзеное надо купить! А мать задумалась, не слышит. Я: Мама! Не забудьте! - Что? - Мороженое надо купить! - Мама так расхохоталась! (2 апр. 2006).

Между «сырой», необработанной, только что случившейся сценкой из жизни (разговор с учительницей или воспитательницей, сантехником, соседкой в ранее приведённых отрывках) и передачей этих событий слушателю пролегло немаловажное звено личного осмысления, мысленного возвращения к случившемуся. Отсюда ощущение некоторой заготовочное™ монологического фрагмента. Чтобы удержать внимание слушателя, тем более слушателей, нужно, как свидетельствуют два последних фрагмента, приблизиться к художественное™, добиться сто- процентаой выразительности каждого слова.

Итак, вторым признаком разговорного монолога является его ЗАГОТОВОЧНОСТЬ, повторяемость для рассказчика («автора»), точнее сочетание импровизации, обусловленной местом и временем произнесения, с отредактированной в ходе предыдущих аналогичных рассказов «главной частью». Новое для слушателя (что также необязательно, в семье слушают одно и то же не один (десяток) раз!) является далеко не новым для рассказчика, творца монолога. В воспоминаниях об Анне Ахматовой рассказывается, как сама Анна Андреевна называла пластинками свои отшлифованные от многократного повторения истории, рассказываемые всё новым и новым слушателям (гостям, друзьям, знакомым знакомых).

[Гостья:] Восемь часов продолжался спектакль! Мы начали сначала заходить но одному - на «диагностику». Бабка спрашивала, какого числа родился, записывала в Журнал прихода и прибавляла к номеру квартиры. Потом завела в комнату всех нас пятерых, с фотографиями и водой дім зарядки. На голову журналы положила, на сердце мне заглушку за 300 рублей. Всё рукой надо было придерживать, а ведь у некоторых было по три заглушки. И сорок минут бабка носилась вокруг нас с ветром. А мы, как гимназистки, сидели с прямыми спинами. В общем, она нас отмолила. Потом стали заходить по одному на «индивидуальное исцеление». Она так кричала: «Почки! Приказываю вам! Встаньте па место! Головной мозг! Приказываю!». . И помогло. Потому что когда пять человек оказываются в такой комичной ситуации, то больше уже ничего не надо! (2004).

Третий признак разговорного монолога - СЮЖЕТНОСТЬ. Конечно, это может быть также и рассуждение (например, развёрнутый ответ интервьюеру), но в таком случае публичность монологической речи-импровизации накладывает свой отпечаток на создаваемый текст. Там же, где ситуация располагает к общению «со своими», рассказу, монолог нередко имеет сюжетную привязку с элементами изобразительности, эмоциональности.

[О событии пятидесятилетней давности:] Обледенел самолет, отяжелел и грохнулся. Владимир сидел у иллюминатора и всё видел. Самолет дёрнулся, и началось падение. А мы только-только переехали [в Магадан]. Ко мне его сотрудник пришёл и рассказал: самолет упал, но все живы. Я так плакала! А красотка я была такая! А этот мужчина мне сказал: Ой! - мне подчеркивая физиономией и рожей, - ой, ну я когда шёл к вам, чтобы сообщить, что взлёт им сюда будет обеспечен, если б я знал, я бы воздержался к вам приехать! (апр. 2004).

Монолог (моно-!) будто бы эгоцентричен, это как правило перволичный нарратив, но именно сюжет страхует «я» от выпячивания, подчеркивания. Сюжет это несколько действующих лиц, поэтому «я» и держит сюжет, и прячется за сюжетом, растворяется в нём, что удобно рассказчику и не обидно, не ущербно для слушателя.

С сюжетностью связан следующий признак разговорного монолога - ЗНАЧИМОСТЬ СОХРАНЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ путём её передачи. Сюжет дарован жизнью, и в разговорном монологе сохраняется фактура жизни, которой не найти ни в книгах, ни в радио- и телепередачах. Правда, в последние десятилетия получает развитие жанр антологий рассказов (Светлана Алексиевич) и жанр театра-doc. Но памяти заслуживают не только судьбы героев и не только острейшие драмы сегодняшнего дня (инцест, наркомания), но также многое из личной памяти буквально каждого живущего.

Значимость сохранения информации в монологе даже не столь важна, как значимость самого монолога, обнародования, озвучивания для говорящего его личной, часто фрустрирующей, информации. Это имеет место в монологах исповедального типа, исторически свойственных национальному самосознанию русских2 . Значимость сохранения информации в монологах обусловливает «вербовку» синонимов.

[В типографии:] А тут влетает К.! Во львица! Во тигрица! Во зверюга! А мне уже временную точку назначают, когда печатать! И К., как коршун, стала над Г. и художником! (дек. 2005). [По телефону о соседке, неудачно купившей сало:] Что такое домовитой женщине переплатить! С неделю переживать будет! Говорит: очаровал меня, околдовал, загипнотизировал! (8 мая 2006).

Значимость информации плохо коррелирует с ДЕФИЦИТОМ СЛУШАТЕЛЕЙ. Трудно представить ситуацию, что наш современник, работающий, подрабатывающий, имеющий семью, навещающий отдельно живущих родителей, после книги или телесериала (и на них ещё надо найти время!), согласится спокойно и благодарно кого-либо выслушать, что, как известно, тоже труд немалый. Поэтому разговорный монолог характерен для определённых ситуаций, в которых он чаще всего и бытует[21] [22]: плацкартный вагон, казарма, тюрьма, больничная палата, долгая, «застрявшая» очередь, пляжное «ничегонеделание», прогулка, сидение на скамейке во дворе, знакомство, когда друг о друге всё интересно, «выплескивание эмоций» подруге, другу.

[На скамейке во дворе, женщина под 80:] Полы помыла - уморилась! Г оды, годы! Пол мою, а сама? В стороны швыряет! [Ночью был сильный ветер] Раньше, бывало, скажут: это кто-нибудь повесился - такая буря! А я ра-ано ложусь! В начале девятого лягу полежать — и усну. В одиннадцать проснусь - ничего... Не нужен никому, не-а, не- а... У деточек своя семья, свои ласки! (1 окт. 2003).

Дефицит слушателей, тем не менее, определяет желательную для участников монолога (продуцента и реципиента) ВОЗРАСТНУЮ, ГЕНДЕРНУЮ, ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ, СОЦИАЛЬНУЮ ДИСТАНЦИЮ. Мужчина женщине, старый молодому, простой человек «интеллигенту» творит монолог с большим пафосом, нежели рассказывает о том же своему аналогу: женщина - женщине, ровесник - ровеснику.

Итак, мы выделили семь признаков разговорного монолога, многие из которых (сюжетность, значимость информации, возрастная дистанция) отвечают старинным параметрам докнижной передачи знания. Известно, что трансляция знания из уст в уста налагала ответственность за «качество информации» и удобство её запоминания. Потом последовали несколько веков книжной культуры. Теперь налицо культура Интернета, виртуальная мощь хранения информации, становящейся рыхлой. Человек не может отчётливо представить границы своего знания и незнания, и знание на проверку оказывается не всегда эффективным.

Разговорные монологи восполняют дефицит страстей и сюжетов. Они нарративны. В них правит бал его величество случай. В них отражаются шекспировские трагедии, пережитые, переживаемые обычными людьми. Западная культура некоторой отчуждённости проникает в стихию плацкартных вагонов и больничных палат. «И в кого вы у меня такие змеи?» - сокрушается бабушка Феня, героиня романа Александра Мелихова, имея в виду своих образованных дочек, не желающих разгова-

23

ривать с попутчиками в поезде .

Между монологом и диалогом переходных звеньев предостаточно, многочисленны обрывки монологов, не состоявшихся, не завершённых. В диалогах присутствуют отдельные монологизируемые блоки информации, сырьё, тоже подлежащее исследованию. Спрашивается, насколько ощутима граница таких блоков. Говорящие (не без влияния книжной культуры) сами порой замыкают монологические участки коммуникации общими выводами, сентенциями. В следую- [23] щем телефонном диалоге «рассужденческие финали» весьма заметны.

[О герани:] Белая-белая! А сами тычиночки красненькие и одна жёлтая. Я могу часами стоять и любоваться! [Об отцвегшем кактусе:] А утром пика и на конце борода козлиная! Это тоже своего рода эстетика! [О камыше:] Такие коричневые каталочки! Я всегда удивляюсь, сколько у природы всего! (30 марта 2006)

Подведение некоторых итогов свойственно разговорному дискурсу.

Если сиюминутное проговаривается в диалогах, то ВЕЧНОЕ ПРОГОВАРИВАЕТСЯ В МОНОЛОГАХ, монологовых блоках. Вечное как уважение к непредсказуемости жизни, подтверждениям Божьего возмездия или Божьей милости, нашей, по И. А. Ильину, «драгоценной неодинаковости», национального достоинства и достойной, устойчивой самоидентификации.

Разговорный монолог формирует свой состав слушателей по степени их адресности, внимания и участия в теме. В том же поезде монолог адресуется собеседнику напротив как главному адресату, подтолкнувшему на рассказ-повествование, но есть и «полуслушатели»: те, кто слушает с перерывами, отвлекаясь, или прислушивается, или просто слышит рассказываемое. Монолог формирует «аудиторию». Это связано с вечными ценностями, реализуемыми в семантике монологов. Монологу всегда мало одного слушателя, тогда как диалог формирует адресата- ответчика, вести диалог (полилог) с аудиторией - это уже приближаться к пафосу монологовости, хотя и разрываемому вопросами и полемическими репликами. Человек, выступающий перед аудиторией, даже если всего лишь отвечает на вопросы, заведомо монологичен.

8.