н.в. ГОГОЛЬ (1809-1852)
[Начало «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» - см. (1) и пародия на него - (2)]:
(1) Слоеная бекеша у Ивана Ивановича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю Бог знает что, если у кого-либо найдутся такие! Взгляните, ради Бога, на них, - особенно, если он станет с кем-нибудь говорить, - взгляните сбоку: что за объяде- ние! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи Боже лит! Николай Чудотворец, угодник Божий! отчего же это у меня нет такой бекеши! Он сшил ее тогда еще, когда Агафья Федосеевна не ездила в Киев.
Вы знаете Агафью Федосеевну ? Та самая, что откусила ухо у заседателя.(2) Иван Прохорович Сучковатый... Вы знаете Ивана Прохоровича Сучковатого ? Неужели вы его не знаете ? Ах! Боже мой, да его вся Коломна знает: спросите в Канонерской, в Торговой, на Козьем Болоте - ей-богу! его все там знают! Я однажды шел даже от Прачешного... Нет, как бишь он, вот этот мост, ну - тот, что там через Пряжку по Мясной улице - вот, мимо рта суется... Нет! не припомню! Еще подле него будка полосатая, а подле будки всегда располагается на лавочке будочник, который однажды... Ох, господа! Это презабавное происшествие - об нем вся Коломна очень долго твердила, и ви думали, что это шутки, выдумки Фомы Филипповича, известного своим остроумием во всей Коломне, не менее Вольтера в Европе во время оно... Ну, так, видите, ей-богу правда - иду я, идет и Иван Прохорович Сучковатый, так себе идет, еще и в шинель завернулся - у него прекрасная шинель пъюсового цвета - сукно сам он выбирал в Гостином дворе... и т.д. (по: Виноградов 1976: 244).
А посмотрели бы, что у него в саду! Чего там нет? Сливы, вишни, черешни, огородина всякая, подсолнечники, огурцы, дыни, стручья, даже гумно и кузница.
(«Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»)
[Иван Иванович] сделает надпись над бумажкою с семенами: «Сия дыня съедена такого-то числа».
Если при этом был какой-нибудь гость, то «участвовал такой-то».(«Повесть о том> как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»)
Не стану описывать кушаньев, какие были за столом! Ничего не упомяну ни о мнишках в сметане, ни об утрибке, которую подавали к борщу, ни об индейке со сливами и изюмом, ни о том кушанье, которое очень походило видом на сапоги, намоченные в квасе.
(«Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»)
Агафия Федосеевна носила на голове чепец, три бородавки на носу и кофейный капот с желтенькими цветами.
- Нет, твой отец, не говоря дурного слова, большая скотина, извини, - ведь мы на ты.
(«Игроки», XVI)
- Да я за то, батюшка, вам плюну в лицо, коли вы честный человек. Да вы после этого подлец, коли вы честный человек. Осрамить перед всем миром девушку!
(«Женитьба», д. 2, XXV)
Помещики: Довгочхун, Собакевич, Коробочка; чиновники: Земляника; Ляпкин-Тяпкин, Яичница; крепостные: Неуважай-Корытпо, Коровий Кирпич; Колесо Иван.
«Мертвые души», г. 1-2
На душе было так тяжело, как будто на тебя взвалил кто дохлую корову.
...Чичиков увидел в руках его графинчик, который был весь в пыли, как в фуфайке.
В окне помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно было бы подумать, что стояло два самовара, если бы один самовар не был с черною как смоль бородою.
Прочие тоже были, более или менее, люди просвещенные, кто читал Карамзина, кто «Московские Ведомости», кто даже и совсем ничего не читал.
Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись.
Деревня Манишка немногих могла заманить своим местоположением.
[Манилов - о своем сыне]:
- Я его прочу по дипломатической части. Фемис- токлюс!.. хочешь быть посланником?
- Хочу, - отвечал Фемистоклюс, жуя хлеб и болтая головой направо и налево.
В это время стоявший позади лакей утер посланнику нос и очень хорошо сделал, иначе бы канула в суп препорядочная посторонняя капля.
Мирная жизнь дотекла бы... до глубокой старости,
если бы не было бедствий, рассыпанных на жизненной дороге не только титулярным, но даже тайным, действительным... и всяким советникам, даже и тем, которые не дают никому советов.
Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории.
Потом были показаны турецкие кинжалы, на одном из которых, по ошибке, было вырезано: Мастер Савелий Сибиряков.
[Рассказ Ноздрева о бале] ... одна была такая разодетая, рюши на ней, и трюши и черт знает чего не было.
Он [Чичиков] отвечал, что уже имел счастье нечаянным образом познакомиться; попробовал еще кое- что сказать, но кое-что совсем не вышло.
Но управляющий сказал, что меньше, как за 5000, нельзя найти хорошего управителя. Но председатель сказал, что можно и за три тысячи сыскать. Но управляющий сказал: «Где же вы его сыщете? разве у себя в носу?» Но председатель сказал: «Нет, не в носу, а в здешнем же уезде, именно - Петр Петрович Самойлов...».
Собаки залаяли, и ворота, разинувшись, наконец, проглотили, хотя с большим трудом, это неуклюжее дорожное произведение.
В молодости своей он был и капитан и крикун, употреблялся и по штатским делам, мастер был хорошо высечь, был и расторопен, и щеголь, и глуп.
Портной был сам из Петербурга и на вывеске выставил: Иностранец из Лондона и Парижа.