Глава 2 ОСНОВНЫЕ ТАКТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ ДОПРОСА

Выбор тактических приемов существенно зависит от особенностей складывающейся при допросе ситуации. Совокупность таких особенностей, будучи всегда уникальной, неповторимой, в то же время содержит в себе много типичных черт, что позволяет классифицировать эти ситуации.

Как известно, основная цель допроса — получение правдивой информации об обстоятельствах, имеющих значение по делу. По отношению к данной цели в криминалистике выделяют три типичные ситуации при допросе: 1) бесконфликтную; 2) конфликтную с нестрогим соперничеством и 3) конфликтную со строгим соперничеством¹.

Бесконфликтная ситуация характерна тем, что в ней совпадают цели допрашивающего и допрашиваемого. Следователь желает получить от допрашиваемого правдивые показания, а тот намерен их дать. Налицо кооперация интересов. В такой ситуации нет сопротивления, противодействия.

Иное дело — два других вида ситуаций. Оба они связаны с противодействием допрашиваемого в установлении истины. Различие их состоит в степени противодействия, в уровне соперничества допрашиваемого со следователем за проведение «своей линии», своих интересов.

Нестрогое соперничество имеет место при частичном признании вины обвиняемым (подозрений — подозреваемым) и выражается в попытках частично исказить в свою пользу реальную картину преступления. Такая позиция избирается им в случаях, когда целиком отрицать свою причастность к преступлению он не может либо знает, что есть очевидные уличающие его факты, которыми уже располагает следствие или без особого труда может их установить. Поэтому свое сопротивление он сосредотачивает лишь на тех отдельных сторонах криминала, о которых, по его мнению, следствию может быть известно менее всего и по поводу которых решающее значение могут иметь именно его показания. Чаще всего к таким сторонам относятся мотивы преступления и иные обстоятельства, могущие иметь значение смягчающих ответственность.

В ряде случаев позицию нестрогого соперничества могут занимать и свидетели, а также потерпевшие, заинтересованные в определенном исходе дела.

Строгое соперничество характеризуется полным отрицанием подозрений или вины в преступлении, иногда вопреки здравому смыслу, и выражается в крайних, предельных по степени упорства формах сопротивления допрашиваемого установлению истины по делу, вплоть до отказа от дачи показаний. Данная ситуация наиболее типична для допросов лиц, совершивших тяжкие преступления в условиях неочевидности. Высокий уровень сопротивления этих лиц по-своему логичен — слишком велико грозящее им в случае разоблачения наказание и связанные с ним лишения, чтобы не попытаться всеми возможными средствами избежать этого. Встречаются также случаи, когда подобную по упорству позицию занимают свидетели — кто-либо из родственников или друзей преступника. Мотивация их действий примерно та же. Иногда они готовы принести себя в жертву (как укрыватель преступления, лжесвидетель) во имя спасения своего родственника, друга, если уверены, что это поможет достигнуть желаемого результата.

Разумеется, эта ситуация для следователя — наисложнейшая. Она требует концентрации всех его духовных и физических сил, профессионализма, всестороннего и глубокого знания особенностей личности допрашиваемого, а также тщательной подготовки к допросу.

Психологическая сущность допроса — это взаимодействие, а точнее — взаимовоздействие друг на друга его участников. Поэтому, прежде чем говорить о тактических приемах допроса, следует кратко остановиться на рассмотрении вопроса более общего порядка — о методах психологического воздействия.

К числу допустимых, не противоречащих закону методов относятся такие заимствованные из педагогики и широко используемые в повседневной следственной практике методы, как убеждение, внушение, приведение примера, изобличение и другие¹.

Метод убеждения состоит в передаче лицу определенных сведений с целью склонить это лицо к конкретному мнению или ^[6] поступку путем воздействия на его эмоциональную, интеллектуальную и волевую сферы. Метод рассчитан на активизацию положительных качеств личности.

Психологическое внушение может состоять в определенных советах, просьбах, предложениях, предостережениях и предупреждениях, адресуемых допрашиваемому с целью повлиять на его поведение или побудить к совершению определенного поступка, а также в воспитательных целях. Оно реализуется как четко выраженное волеутверждение следователя, содержащее в своей основе идею управления поведением лица при допросе.

Довольно успешно применяется такой метод психологического воздействия на допрашиваемого, как пример. Это может быть пример из жизни или следственной практики, в том числе и собственной. Суть его — сообщение допрашиваемому о реальных положительных поступках других лиц в ситуациях, сходных со сложившейся для допрашиваемого.

Сущность метода изобличения состоит в активном, главным образом логическом, воздействии на допрашиваемого путем демонстрации несостоятельности его позиции, опровержения отдельных его утверждений совокупностью доказательств, добытых в ходе расследования.

Нетрудно заметить, что названные методы тесно переплетаются между собой, особенно три первых. Это объясняется тем, что крайне трудно четко разграничить их по содержанию. И тем не менее общее представление о них следователю необходимо иметь.

Переходя к рассмотрению тактических приемов допроса, следует определиться в исходном понятии.

Возьмем за основу общеупотребительное понимание тактического приема как способа действий, призванного обеспечить достижение целей любого вида деятельности. Применительно к допросу тактический прием можно определить как основанный на законе и согласующийся с нравственными требованиями способ воздействия допрашивающего на допрашиваемого с целью получения всесторонней, полной и объективной информации по делу с наименьшей затратой сил и времени.

Очевидно, что в ходе даже несложного допроса следователь прибегает не к одному, а к нескольким тактическим приемам. Допросы же, протекающие в условиях соперничества, требуют применения целого ряда приемов, смены одних другими, когда использованные не дали желаемого результата. На их выбор

влияют: вид сложившейся ситуации, объем и качество имеющихся к моменту допроса доказательств и т. п. Многое зависит и от уровня профессионализма следователя, от арсенала тактических приемов, которыми он владеет.

Главная психологическая задача вводной (начальной) фазы допроса — установление психологического контакта с допрашиваемым, а основная тактическая цель — выполнение задачи определенными тактическими средствами. В этой фазе допроса происходит очное изучение личности допрашиваемого. Получаемые при этом непосредственные представления следователь сопоставляет с данными заочного изучения (проводившегося на этапе подготовки к допросу) и, суммируя всю полученную информацию о допрашиваемом, намечает общую стратегию допроса.

К числу тактических средств, используемых для установления психологического контакта с допрашиваемым, относятся тактические приемы эмоционального воздействия. Среди них можно выделить: 1) вовлечение в беседу по теме, представляющей взаимный интерес (как правило, он возникает, если тема беседы затрагивает общность «мы»: мы — отцы, мы — спортсмены, мы — книголюбы и т. п.)^[7]; 2) снятие психологической напряженности лица, вызванного на допрос; 3) создание благоприятной обстановки допроса (ровный, спокойный тон разговора, уважительность к собеседнику, проявление такта, внимания к нему, понимание его проблем и т. п.); 4) обращение к положительным качествам личности собеседника, к его заслугам, знакам общественного признания и уважения и т. д.

В основной (рабочей) фазе допроса психологической задачей следователя является поддержание и укрепление психологического контакта с допрашиваемым, а тактической — получение правдивых показаний. В ходе свободного рассказа допрашиваемого о событии, входящем в предмет допроса, следователь может использовать такие тактические приемы, как напоминание о чем-либо; уточнение, детализация чего-либо из сказанного; пресечение лжи в начале рабочей стадии допроса и т.

В завершающей части допроса важно закрепить психологический контакт с допрашиваемым на случай возможного в дальнейшем его участия в других следственных действиях. Тактическая же задача при этом — оценить полученную информацию с позиций ее всесторонности, полноты и объективности и, при обнаружении пробелов, восполнить их с помощью постановки дополнительных вопросов.

Спектр тактических приемов, обычно применяемых в бесконфликтных ситуациях, довольно узок, так как допрашиваемый не препятствует установлению истины. Основное их значение — помочь допрашиваемому в припоминании, детализации тех или иных сведений об освещаемом им событии. К их числу криминалисты относят приемы смежности, сходности, наглядности, контрастности и другие¹.

Прием смежности позволяет установить определенные сведения о событии или предмете, которых допрашиваемый не помнит, с помощью сведений о других событиях или предметах, находящихся в пространственной или временной связи с искомыми. Например, очевидец криминального события не может вспомнить его дату. Тогда следователь предлагает ему вспомнить другие события того дня, которые предшествовали криминалу или последовали за ним. Среди ряда частных событий, о которых расскажет очевидец, нетрудно выбрать такие, дату которых легко установить либо на этом же допросе, либо с помощью других следственных действий. Скажем, свидетель сообщит, что увидел преступление, возвращаясь от сестры, к которой заходил после работы, получив в тот день зарплату, чтобы отдать ей долг. Установить день зарплаты, а с ним и дату преступления (они — смежные события) теперь не составит труда.

Прием сходности применяется в случаях, когда допрашиваемый затрудняется вспомнить или правильно выразить в словесной форме какой-либо признак интересующего следствие явления, лица или предмета. Тогда допрашиваемому предлагается подобрать аналог этому признаку, например, назвать известного всем (через телевидение, кино, театр и т. п.) человека либо знакомый всякому предмет с таким же признаком.

Очень близок к названному прием наглядности. С его помощью также можно получить точную словесную либо цифровую характеристику того или иного признака события, действия, предмета. Иногда бывает трудно точно назвать цвет предмета, описать его форму, указать расстояние между объектами. Здесь может помочь классификатор цветов, цветовые аналоги — ^[8]

предметы, находящиеся в кабинете следователя или видимые через окно на улице. Правильность названного допрашиваемым расстояния между конкретными объектами обстановки места происшествия можно проверить, подведя его к окну кабинета и предложив показать любые два объекта на улице, находящиеся примерно на таком же расстоянии. При явной ошибке допрашиваемого в цифровом определении расстояния производится корректировка его первоначальных утверждений и записывается правильный, проверенный следователем и согласованный с допрашиваемым ответ.

Прием контрастности может помочь в припоминании обстоятельств, по поводу которых сначала допрашиваемый говорил «не помню», «забыл». Вот пример применения такого приема: на вопрос следователя «Какого роста были оба нападавших?» допрашиваемый ответил «Не помню». Тогда вопрос был дополнен контрастом: «Они были одинакового роста или различались?». Ответ после небольшой паузы: «Один был выше другого почти на голову, а тот, что меньше, — примерно с меня ростом».

Гораздо шире спектр тактических приемов, используемых в ситуациях, когда допрос носит конфликтный характер. Да и сами приемы по своему содержанию сложнее рассмотренных выше. Их выбор в значительной мере связан с количественной и качественной характеристиками доказательственной базы, которой располагает следователь к моменту допроса.

Все различия в доказательственной базе при их обобщении можно свести к трем следующим позициям: 1) имеется совокупность доказательств, вполне достаточная для изобличения допрашиваемого во лжи и, часто, в совершении преступления; 2) такие доказательства имеются, но их недостаточно для изобличения допрашиваемого и 3) есть некоторые косвенные доказательства, дающие основание лишь для подозрений, не более.

При наличии доказательств, полностью изобличающих допрашиваемого, не желающего давать правдивых показаний, должны быть стимулированы все его положительные личностные качества, логически правильно и тактически умело предъявлены доказательства. Практические работники считают предъявление доказательств основным тактическим приемом допроса, и это вполне понятно, так как в большинстве случаев следователь получает результат, к которому стремился.

Как отмечает А. Б. Соловьев, «...использование доказательств при допросе представляет собой тактический прием по реализации находящейся в распоряжении следователя доказательственной информации как путем непосредственного ее предъявления (демонстрации), так и опосредованными способами ознакомления с ней допрашиваемого с целью изменения ошибочной или ложной позиции, а также получения от него показаний о предъявленных ему доказательствах и связанных с ними обстоятельствах расследуемого уголовного дела»^[9].

Использование доказательств для изобличения — сложная тактическая задача, требующая высокого профессионального мастерства следователя, тщательной предварительной подготовки, тактической гибкости. Практикой выработаны различные способы использования доказательств при допросе.

Один — предъявление доказательств в порядке возрастающей силы. Сначала предъявляются менее значимые, затем более значимые и, наконец, вводятся решающие доказательства, свидетельствующие о совершении расследуемого преступления конкретным лицом.

Другой, противоположный, способ связан с предъявлением, в первую очередь, наиболее веского, решающего доказательства. В случаях, когда следователь имеет дело с лицом, впервые совершившим преступление и остро переживающим содеянное, имеет смысл сначала предъявить наиболее веское доказательство, например показания свидетеля-очевидца по делу об убийстве, а затем, с учетом степени его воздействия на допрашиваемого, решить — есть ли необходимость приводить другие, менее значимые доказательства, например косвенные. Такой порядок тактически более прост и экономит время и усилия следователя.

Третий способ — предъявление по многоэпизодным делам отдельных доказательств или их групп по разным эпизодам. Как показало изучение практики, при разоблачении ложных показаний обвиняемых по таким делам следователи предпочитают использовать имеющуюся у них совокупность доказательств на одном из допросов, а не распылять ее частями на нескольких, охватывая каждый раз лишь часть эпизодов. Это позволяет с большей эффективностью использовать и элемент внезапности предъявления отдельных доказательств и, кроме того, создает солидный, концентрированный фон общего изобличения лица в преступной деятельности в целом, который может поколебать и разрушить его прежнюю позицию. При этом последовательность анализа эпизодов и приведения по ним доказательств следователь определяет сам, не связывая себя хронологией эпизодов. Можно щедро привести доказательства по ряду хорошо доказанных эпизодов, чтобы попытаться убедить допрашиваемого в бессмысленности — на фоне общего изобличения — сопротивления по другим, менее доказанным эпизодам.

Необходимость в широком использовании при допросе комплекса простых и сложных тактических приемов возникает в ситуациях, когда доказательств недостаточно либо имеются лишь косвенные доказательства. В этих ситуациях могут успешно применяться следующие тактические приемы.

1. Беседа. Данный прием имеет весьма широкий спектр применения. По форме — это доверительный разговор, который может предшествовать допросу, а иногда — становиться его частью. Сама по себе беседа не решает задач допроса, а служит лишь тактическим средством для их решения. Цель беседы состоит в оказании на собеседника психологического (главным образом эмоционального) воздействия в нужном следователю направлении. В одних случаях беседа полезна для установления психологического контакта с допрашиваемым, в других — имеет профилактический характер (например, если во вводной части допроса замечены колебания, элементы неуверенности в поведении), в третьих — преследует «разведывательные» цели, когда важно выяснить настроение и намерения лица перед допросом или допрошенного ранее лица, скажем, перед очной ставкой либо другим следственным действием с его участием. Беседа, как правило, не фиксируется письменным документом, ибо процессуального значения не имеет. Однако если в ходе беседы неожиданно получают освещение проблемы, входящие в предмет доказывания по делу, то разговор следует перевести в допрос и зафиксировать необходимые сведения в обычной протокольной форме.

Управляя ходом допроса, следователь в соответствии с законом занимает доминирующую позицию в диалоге, тогда как допрашиваемый — относительно пассивную: он лицо управляемое (не он, а ему задают вопросы и, будучи свидетелем или потерпевшим, он обязан отвечать на них). Беседа же протекает по иным законам. Она требует определенного равенства сторон. Именно при этом условии она может приобрести тот особый доверительный характер, который и делает ее тактически значимой. В беседе следователь должен в известной мере раскрыться как человек, а иногда — дозированно — и как профессионал, показать себя лицом, достойным доверия, способным понять чужую тревогу и боль, человеком, который не злоупотребит искренностью собеседника.

Поскольку беседа — это более или менее длительная тактическая процедура, причем далеко не всегда простая, следователь должен использовать (при необходимости) и другие, более частные тактические приемы.

2. Снятие напряжения. Следственная практика свидетельствует, что вызванные на допрос лица уже в момент явки в кабинет следователя нередко находятся в состоянии психического напряжения либо приходят в такое состояние в ходе допроса. Естественно, это затрудняет ведение и ограничивает возможности достижения целей допроса. Следователь должен уметь замечать внешние проявления психического напряжения и использовать свои наблюдения в тактических целях.

Обычно о психическом напряжении допрашиваемого говорят не соответствующие ситуации нормального делового общения закрепощенность, скованность в речи, движениях, реакциях либо, напротив, повышенная моторика, рассеянность и другие аномалии в его поведении. Снять такое напряжение можно с помощью тех или иных тактических приемов, выбор которых зависит и от знания следователем причин напряженности собеседника, и от правильности оценки свойств его личности.

В одних случаях данное напряжение может обуславливаться самим фактом вызова гражданина (впервые в его жизни, например) на допрос в следственные органы. Это наблюдается у людей добропорядочных, но слабохарактерных, боящихся властных, силовых структур. В такой ситуации бывает достаточно нескольких простых, успокаивающих слов, проявления внимания и благожелательного тона в начале беседы, чтобы напряжение у собеседника быстро исчезло.

В других случаях психическое напряжение вызванного на допрос может быть связано с совершением им преступления, не известного следователю. Он боится допроса, полагая, что речь пойдет о его «грехах». Но, узнав, что предмет допроса с его криминальным поступком не связан, допрашиваемый обычно успокаивается, и допрос входит в нормальное русло.

Чаще всего психическое напряжение определяется заинтересованностью допрашиваемого в сокрытии своей или чьей-либо причастности к преступлению и необходимостью в связи с этим лгать, скрывать определенные факты, исследуемые на допросе. Напряжение при этом вызывается боязнью допустить ошибку в борьбе со следователем, опасениями, что заготовленная ложная версия может быть опровергнута.

В такого рода ситуациях следует, выбрав удобный момент, указать допрашиваемому на несколько конкретных признаков его напряженного состояния, отметив несоответствие последнего правдивым, по его утверждению, показаниям. Затем нужно сообщить, что его показания не соответствуют действительности и это несложно доказать, и что ему лучше не обременять себя ложью, а перейти к даче правдивых показаний. Умело используя эти и подобные им аргументы общего порядка, следователь может убедить допрашиваемого в бесполезности сопротивления и получить правдивые показания. Если же это не даст положительного результата, следует применить другие тактические приемы, скорее всего — связанные с предъявлением конкретных доказательств.

3. Использование положительных качеств личности допрашиваемого. Давая ложные показания, намеренно противодействуя установлению истины, субъект понимает, что действует противоправно и аморально, что тем самым проявляет на допросе далеко не лучшие свои человеческие и гражданские качества. Поэтому обращение следователя к лжесвидетельствующему не с осуждением и негативными, критическими оценками, к которым тот был готов заранее, а с высокой оценкой его некоторых положительных качеств, поступков, достижений может оказаться весьма неожиданным для него. Умело сопоставляя позитивные личностные качества допрашиваемого, его высокий авторитет, заслуги в настоящем или прошлом и т. п. с частным, единичным фактом лжесвидетельства, способным перечеркнуть в его судьбе все заслуги и достижения, можно побудить его к отказу от принятой первоначально позиции и даче правдивых показаний. При этом полезно предъявить допрашиваемому его положительные характеристики, показания друзей, коллег по работе о его достижениях, положительных чертах, почетные грамоты и другие документы, свидетельствующие о его заслугах и авторитете.

Так, директор комбината бытового обслуживания Ковалев был задержан за дачу взятки. Ранее он был награжден медалью «За боевые заслуги». Следователь сумел показать Ковалеву несопоставимость его настоящего со славным прошлым. Это подействовало на Ковалева, и он рассказал не

только о даче взятки, но и о том, что систематически получал их от подчиненных. В дальнейшем, стремясь искупить вину, исправить причиненное им зло, он активно помогал следствию в полном раскрытии всех фактов взяточничества^[10].

На практике встречаются случаи «вынужденного» лжесвидетельства, обусловленного угрозами физической расправой со стороны заинтересованных лиц. Здесь тактическая задача следователя — по возможности погасить у допрашиваемого чувство страха и опасения, показывая маловероятность реализации угроз, с одной стороны, и гарантируя принятие мер по обеспечению его безопасности — с другой.

4. Пресечение лжи. Когда на допросе лицо дает ложные показания, перед следователем возникает проблема — как поступить: оформить эти показания протоколом в обычном порядке, надеясь в ходе дальнейшего расследования опровергнуть их, или с помощью тактического воздействия на допрашиваемого (эмоционального либо логического) попытаться пресечь лжесвидетельство на уровне рассказа (до записи в протокол) и добиться правдивых показаний.

Первый вариант плох потому, что записанные ложные показания лица в дальнейшем будут связывать его и существенно затруднят переход к правде. Второй же позволяет завершить допрос получением правдивой информации. Если следователь имеет доказательства для опровержения ложных утверждений допрашиваемого, то ими надо воспользоваться. Последовательным их предъявлением допрашиваемому (логическое воздействие) можно обесценить в его сознании идею лжесвидетельства и побудить к отказу от нее.

В ходе допроса водитель Н., совершивший наезд на велосипедиста, вследствие чего тот погиб, стал утверждать, что наезд произошел исключительно по вине погибшего, резко вильнувшего рулем велосипеда влево. Это утверждение противоречило материалам осмотра места происшествия, фотоснимкам следов на автомобиле и велосипеде, свидетельствовавшим о том, что при столкновении контакт произошел между центральной частью переднего бампера автомобиля и задним колесом велосипеда, находившимся по отношению к автомашине в перпендикулярном положении. Предъявлением этих материалов ложь допрашиваемого сразу же была разоблачена, и он стал говорить правду.

Но если необходимых доказательств очень мало либо они требуют проверки, то использовать их при допросе нельзя и,

следовательно, логическое воздействие в данном случае исключается. Остаются возможности лишь эмоционального воздействия на допрашиваемого. И здесь все зависит от мастерства следователя, с одной стороны, и от личностных особенностей допрашиваемого — с другой. Если указанные попытки не принесут успеха, то ситуация вынужденно разрешается по первому варианту (в протоколе оказываются зафиксированными ложные показания субъекта).

5. Выжидание. В психологической установке лица на дачу ложных показаний изначально заложен (в соответствии с известным законом диалектики) противоположный компонент — сомнения в полезности и целесообразности реализации этой установки при определенных условиях. Следственная практика показывает, что при одних условиях у допрашиваемого не возникает сомнений в необходимости давать ложные показания, а при других, напротив, — сомнения эти настолько актуализируются в его сознании, что заставляют отказаться от первоначальной установки и формируют новую — говорить правду.

В основе указанных сомнений лежит понимание свидетелем (потерпевшим) противоправности лжесвидетельства и как следствие — вероятности привлечения к уголовной ответственности за него, а для подозреваемого, обвиняемого — будущего подсудимого — понимание того, что лжесвидетельство может быть расценено судом как акция непокаяния и привести к ужесточению наказания.

На учете названных сомнений как раз и основывается применение тактического приема выжидания. Столкнувшись с ложной версией, следователь должен попытаться убедить допрашиваемого в том, что следствие располагает достаточными возможностями опровергнуть его утверждения. Приведя необходимые аргументы, следователь объявляет небольшой перерыв в допросе и предлагает допрашиваемому подумать о сказанном (оставаясь в кабинете или, что лучше, выйдя в коридор), взвесить все «за» и «против» и принять решение о характере показаний, которые он после этого перерыва будет давать. Суть приема состоит в том, чтобы сначала обесценить ложную версию и параллельно актуализировать блокирующие эту версию сомнения, а затем оставить допрашиваемого на некоторое время наедине с самим собой в ситуации нарушенного психологического равновесия с задачей сделать окончательный выбор, выждать, какой выбор он сделает.

Умелым применением данного приема следователь чаще всего добивается успеха.

6. Допущение легенды. Данный тактический прием дает хорошие результаты во многих ситуациях, но особенно — при опровержении ложных алиби.

Столкнувшись с ложными показаниями, следователь должен сделать вид, будто верит всему, о чем говорит допрашиваемый, скрывающий свою или чью-либо причастность к преступлению. В тактических целях он имитирует принятие ложной версии допрашиваемого, т. е. допускает легенду. В рамках этой легенды необходимо использовать детализацию показаний.

Желая придать убедительность своим показаниям, лгущий вынужден насыщать свой рассказ многочисленными и четко обрисованными деталями. Это несложно, когда описывается какое- то реальное, истинное событие. Лгущий же рассказывает о событии, дающем ему алиби, либо полностью вымышленном, нереальном, либо имевшем место в прошлом, но сознательно смещенном во времени на период совершения преступления. Готовясь к допросу, лжец формулирует свою версию схематично, в общих чертах, придумывает для ее иллюстрации лишь несколько деталей, ошибочно полагая, что этого будет достаточно. Задача же следователя — поставить перед допрашиваемым как можно больше (50, 70, 100) вопросов и именно о деталях описываемого им события. Эти вопросы и призваны застать допрашиваемого врасплох.

Сложность его положения состоит в том, что он не может давать неинформативных ответов на требующие деталей вопросы следователя, так как сразу подорвет доверие к своей версии. Ему нельзя говорить «не знаю», «не видел», «не заметил», «не обратил внимания», ибо у него нет выбора — он связан своей версией и обязан подкреплять ее позитивными ответами на вопросы следователя, касающиеся деталей. А поскольку событие, дающее ему алиби, — вымышленное, детали к его ложной схеме заранее продуманы не были, то дающему ложные показания ничего другого не остается, как «на ходу» сочинять, придумывать эти детали.

Если в основу алиби лжец положил реальное событие прошлого, но искусственно сместил его во времени, то при проверке выдвинутое алиби не только не получит подтверждения, но будет со всей очевидностью опровергнуто.

Допущение легенды в сочетании с детализацией показаний очень эффективно и в борьбе со сложным, согласованным с одним или несколькими лицами алиби. Каждое из этих лиц на допросе будет, естественно, излагать общую, согласованную версию (например: «...Мы все трое были у Ивана с 18 до 23 часов, пили чай, смотрели телевизор, потом разошлись...»), назовет 3—4 заранее оговоренные детали в ее подтверждение. Следователь же своими многочисленными и одинаковыми для каждого допрашиваемого вопросами о деталях «прихода к Ивану и ухода от него», чаепития (20—30 вопросов только по процедуре чаепития), о последовательности и содержании телепередач, об одежде каждого из них «в тот день», о порядке размещения за столом и т. д. поставит их перед необходимостью сочинять, придумывать «на ходу» эти детали. Но каждый придумает разные, и они не совпадут. Таким образом, согласованная ложь обнаружится.

7. Внезапность вопроса или предъявления доказательства. По ходу изложения допрашиваемым своих ложных построений следователь, определив нужный момент, задает ему вопрос не по теме его рассказа, а о том или ином обстоятельстве его (или другого лица) причастности к преступлению. В таком контексте вопрос приобретает характер внезапного, неожиданного. Чтобы заранее повысить эффект этого тактического (информационного) удара, следует сначала задать большое число вопросов в русле темы, излагаемой допрашиваемым, создавая видимость, что только эта тема интересует следователя. Внезапный вопрос необходимо ставить в очень краткой и четкой редакции, чтобы не дать возможности допрашиваемому сделать вид, что он не понял вопроса и просит повторить его. Задавать этот вопрос нужно в том же тоне и темпе, как и все предыдущие, так как изменение голосовых модуляций при его постановке насторожит собеседника прежде, чем завершится формулировка вопроса.

Внезапный вопрос рассчитан на создание стрессового состояния допрашиваемого. Оно возникает в силу резкого контраста между длительной спокойной беседой и неожиданным переходом к другой, нежелательной и опасной для него теме. Этот вопрос выражает уверенность следователя либо в совершении преступления самим допрашиваемым либо в сознательном сокрытии им лиц, его совершивших. По содержанию вопрос может касаться преступления и как целостного события, и любой из его отдельных сторон.

Следует добавить, что данный прием может успешно применяться вслед за допущением легенды. Длительное обсуждение оправдательной легенды и ее детальная запись в протоколе (помимо своих собственных тактических целей) служит прекрасной тактической составляющей для внезапной постановки «ударного» вопроса, а равно для внезапного предъявления доказательства, изобличающего допрашиваемого во лжи.

Однако внезапным при допросе может быть не только вопрос, но и предъявление доказательства (чаще всего вещественного). Неожиданное предъявление предмета, документа, имеющего очевидное обвинительное значение, используется как тактический, информационный удар, как резкий контраргумент против легенды допрашиваемого, по существу опровергающий ее. Нетрудно себе представить эффект предъявления находящемуся под арестом лицу, обосновывающему при допросе ложное алиби, написанной им и отправленной нелегально «на волю», но перехваченной работниками следственного изолятора записки, текст которой изобличает его в преступлении.

Запланировав еще на этапе подготовки к допросу внезапное предъявление предмета или документа, следует сначала наметить место его скрытного предварительного размещения при допросе, а затем определить место и, хотя бы примерно, момент неожиданной демонстрации этого предмета (документа) допрашиваемому. При этом нужно учесть возможность попытки допрашиваемого неожиданно для следователя завладеть этим доказательством (с целью уничтожить его или использовать как орудие насилия против следователя) и принять меры предосторожности. Факт предъявления доказательства должен быть отражен в протоколе допроса, попытка незаконно завладеть им, а тем более уничтожить или использовать против следователя — тоже.

8. Отвлечение внимания. Данный тактический прием надлежит применять в ситуациях, когда следователь уверен, что допрашиваемый (чаще всего — подозреваемый) не даст правдивых показаний о каком-либо событии, связанном с преступлением. Суть приема состоит в том, что с целью отвлечения внимания допрашиваемого от связи данного события с преступлением следователь ставит это событие в совершенно иной контекст, что и обеспечивает получение правдивой информации о данном событии.

Из показаний торгового работника П. стало известно, что одну из взяток госторгинспектору М. он передал в его квартире во время ужина в присутствии отца М. Последний еще посочувствовал П., сетовавшему на трудности работы в торговле, и рассказал, что в 1971 году сам работал продавцом в хлебном магазине. На следствии отец и сын М. отрицали не только получение взятки от П., но и встречу с ним. В пенсионном деле отца М. не было сведений о работе в торговле, ничего не знал об этом и его сын. Если прямо спросить об этом старшего М., то он может дать неправильные показания и важная улика будет утрачена. По этим соображениям допрос отца М. был проведен под видом проверки правильности и полноты сведений, содержащихся в его пенсионном деле. В таком контексте свидетель, естественно, не скрывал своей трудовой деятельности и рассказал, что в 1971 году несколько месяцев работал в хлебном магазине.

После этого перед ним вновь был поставлен вопрос о встрече с П., но свидетель продолжал отрицать ее. Тогда следователь огласил ему выдержку из показаний П. и предложил объяснить осведомленность последнего о работе старшего М. в торговле в 1971 году. Такая постановка вопроса оказалась для старшего М. совершенно неожиданной, и он рассказал о встрече с П. в квартире сына^[11].

9. Инерция. Этим приемом можно воспользоваться в ситуациях, когда допрашиваемый скрывает событие, интересующее следователя. Он основан на законе инерции, перенесенном из сферы физики в область психологии. Создавая условия для применения данного приема, следователь в ходе допроса ведет с допрашиваемым разговор на какую-либо отвлеченную тему. Обсуждение ее ведется в ровном, спокойном темпе, в доброжелательном тоне и столь долго, сколь следователь сочтет необходимым для достижения промежуточной цели — сосредоточить внимание, память, функции самоконтроля собеседника только на этой теме. Затем, выбрав соответствующий момент, следователь задает вопрос из области совершенно иной, нужной ему темы, но не меняя при этом ритма беседы, ее тона, никак не выделяя этого вопроса (ни голосом, ни особой редакцией, ни иными акцентами). Втянувшийся в бесконфликтную по теме и по характеру беседу, «убаюканный» ее спокойным и ровным течением, допрашиваемый может по инерции дать правдивый ответ на вопрос по запретной теме прежде, чем осознает, что этого не надо делать. Невольно сообщив то, что предполагалось скрывать, и понимая, что это саморазоблачение, допрашиваемый может прекратить сопротивление и рассказать правду.

Вот пример удачного применения этого приема при допросе убийцы. 19 июля С. заявил в милицию о пропаже В. — дочери хозяина дома, в котором он жил. Через пять дней дети, гулявшие в лесу, обнаружили труп девушки. Состояние и поза трупа свидетельствовали о ее изнасиловании. В затылочной части головы имелись две огнестрельные раны. Отец В., находясь на фронте, оставил ее на попечение С. и его жены, а дом сдал им в аренду. Подавая заявление, С. сообщил, что утром 18 июля — в день исчезновения девушки, он ушел на работу в пекарню, однако, по сведениям отдела кадров треста хлебопечения, С. в пекарне не работал. Из дома В. исчезли три ковра, два плюшевых одеяла, мужской костюм, облигации на 18 тыс. рублей.

Примерно через год С. был изобличен в подделке удостоверения об увольнении с военной службы и других документов, за что был арестован. На чердаке дома, где он жил, был обнаружен пистолет такого же калибра, как и тот, из которого была убита В. Охотно признаваясь в подделке документов, С. выражал готовность понести за это заслуженное наказание, ходатайствовал об ускорении расследования. О результатах проведенного в доме после его ареста обыска ему было неизвестно. Он также не знал, что следователь из Москвы, ведущий «его дело», одновременно расследовал и факт убийства В. В ходе одного из допросов С. следователь выяснял различные обстоятельства из его жизни. С. явно рисовался, рассказывая о своей прошлой военной службе, говорил, что воевал и много раз участвовал в боях, что он хороший стрелок, стрелял почти без промаха, причем левой рукой, так как был левшой. Следователь решил воспользоваться этим важным сообщением С. и, как бы продолжая разговор и тему стрельбы, спросил: «Зачем нужно было дважды стрелять в В.?». «Я думал, что промахнулся», — быстро ответил С., но спохватился и стал отказываться от сказанного, однако вскоре понял, что допустил серьезную ошибку, и дал развернутые показания об обстоятельствах и мотивах убийства.

10. Использование «слабых» мест личности. В ходе допроса следователь может с успехом использовать для получения правдивых показаний «слабые места» личности допрашиваемого. Естественно, сначала их надо обнаружить. К числу слабостей личности можно отнести недостатки интеллекта, трусливость, вспыльчивость, тщеславие, прямолинейность и т. п. Практически любая из названных и им подобных слабых сторон личности допрашиваемого может быть использована в тактических целях для нейтрализации его сопротивления установлению истины. Через «слабости» идет управление его поведением. Но при этом обязательно соблюдение следующего нравственного условия: тактическое использование «слабости» не должно основываться на ее поощрении и способствовать ее закреплению и развитию. Напротив, по завершении допроса нужно найти и высказать допрашиваемому позитивную, возвышающую его в собственных глазах оценку факта дачи им правдивых показаний.

Например, на трусливого свидетеля, дающего ложные показания, можно успешно воздействовать в тактических целях напоминанием об уголовной ответственности за лжесвидетельство и соответствующими комментариями к закону, предусматривающему такую ответственность. Когда же он, испугавшись правовых последствий, даст правдивые показания, этот факт следует оценить как мудрое с его стороны и основанное на правильном понимании своего гражданского долга поведение и поблагодарить за него.

11. Повторность допроса. Повторные допросы одних и тех же лиц, как уже отмечалось, — одна из самых тяжких бед современной следственной практики. Они свидетельствуют о плохой либо вообще не проводившейся подготовке к первоначальному допросу, о некачественном его проведении. Однако повторный допрос выступает не только как способ восполнения упущений и устранения недостатков первого. Он может выступать и совершенно в иной роли — тактического средства (приема), помогающего выявить факты намеренного искажения допрашиваемым истины и одновременно содержание и детали ложной информации.

Повторный допрос следует применять, например, после дачи лицом ложных показаний. При этом требуется соблюсти важное условие — обеспечить относительно длительный интервал (скажем, месяц или более, если позволяют сроки следствия) между проведенным допросом (с ложными показаниями) и планируемым повторным.

Цель длительного перерыва между этими допросами состоит в том, чтобы использовать свойство человеческого мозга освобождать оперативную память от малозначительной информации, не допускать ее в так называемую долговременную память, дабы не перегружать последнюю балластной информацией. На повторном допросе лицу предлагается вновь подробно рассказать о событиях, ложно представленных ранее, причем этот допрос ведется точно по той же программе, той же совокупности вопросов, что и первый. В этом — тактическая идея повторного допроса.

Общую схему ложно описанного ранее события допрашиваемый может помнить и аналогично воспроизведет при повторе, а вот детали (цвет, размеры, последовательность, иные признаки и частные моменты), поскольку они реально не существовали, а были им придуманы, легко и довольно быстро забываются. На повторном допросе солгавший ранее вынужден придумывать их заново, а посему они во многом не совпадут с прежними деталями. Тщательно сопоставляя детали, характеризующие основные стороны исследовавшегося на обоих допросах события, можно узнать — какие именно стороны этого события были искажены. Полученный материал можно использовать для расши-

рения направлений расследования, поиска новых доказательств, а также — как комплекс противоречий для логического воздействия на допрашиваемого.

12. Демонстрация возможностей расследования. Сущность данного тактического приема заключается в демонстрации допрашиваемому некоторых современных возможностей установления каких-либо скрываемых им обстоятельств независимо от его показаний. Названный тактический прием допроса встречается в двух вариантах. В одних случаях допрашиваемому демонстрируются возможности получения изобличающих его доказательств путем производства определенных действий (допросов, очных ставок, осмотров и т. п.). В других — ему показываются возможности применения современных научных методов исследования доказательств при проведении различных видов экспертиз.

Так, нередко встречаются ситуации, когда доказано несколько эпизодов преступной деятельности обвиняемого и есть основания полагать, что тот совершил и ряд других, пока еще не выявленных преступлений. Тогда может оказаться полезным сообщение обвиняемому о том, как следователь будет действовать дальше по выявлению и доказыванию других эпизодов его преступной деятельности. При этом полезно дополнить данный прием методом убеждения допрашиваемого в том, что лучше оказывать содействие следствию, так как все равно все эпизоды будут выявлены, а также разъяснить допрашиваемому значение чистосердечного раскаяния и активного способствования раскрытию преступления как смягчающего ответственность обстоятельства.

На момент допроса подозреваемого К. следователь располагал только двумя доказанными фактами получения им взяток за незаконную прописку граждан. Изъяв из паспортного отделения документы о прописке гр-н З. и Ш., следователь путем допроса свидетелей и осмотра документов установил, что от имени жильцов квартиры, на площадь которых прописывались взяткодатели, К. учинил подложные подписи в форме № 15 об их согласии на прописку этих лиц. При допросе следователь ознакомил К. с доказательствами по двум указанным фактам и разьяснил, что он намерен изъять все документы о прописке граждан, разрешение на которую давал К., и допросить по ним квартиросъемщиков о том, знают ли они граждан, прописанных на их жилплощади и давали ли согласие на их прописку. После демонстрации таких возможностей следствия К. не только признал получение взяток от З. и Ш., но и назвал еще восемь граждан, с которых получил взятки за незаконную прописку.

При расследовании фактов получения директором магазина взяток за продажу холодильников (в связи со спецификой магазина в нем не велся журнал регистрации лиц, записавшихся на получение холодильников) следователь к моменту допроса подозреваемого выявил путем осмотра документов мастерской по гарантийному ремонту многих лиц, которые приобрели холодильники в данном магазине за последние несколько лет.

Во время допроса следователь показал подозреваемому список покупателей холодильников, объяснил, на основании каких документов он составлен, и предупредил, что все указанные в списке лица будут допрошены по поводу дачи подозреваемому взяток. Тут же следователь разъяснил допрашиваемому значение чистосердечного признания и раскаяния. Взвесив объективные возможности следователя таким способом изобличить его во взяточничестве, подозреваемый признал более десяти не известных к тому времени следствию фактов получения взяток^[12].

13. Создание преувеличенного представления об осведомленности следователя. Данный прием предполагает сообщение допрашиваемому сведений о каких-нибудь частных обстоятельствах событий, связанных с исследуемым, при одновременном умолчании о главном событии или отдельных его сторонах. Тактическая идея этого приема такова: подробную информацию следователя о частностях, связанных с главным событием, и умолчание о важных сторонах главного события допрашиваемый может принять за свидетельство всестороннего знания данного события, признать тактическую борьбу со следователем при этих условиях бесполезной и перейти к даче правдивых показаний.

Описанный прием характеризуется словесным механизмом, но нередко в тех же целях можно успешно использовать письменные документы и предметы. Они выступают имитационными средствами, которые в ситуациях скрываемой допрашиваемым осведомленности или его причастности к преступлению могут побудить его к даче правдивых показаний. Прием этот сложен и в ряде случаев имеет характер тактической комбинации (сочетания приемов). Приведем примеры использования данного приема в разных вариантах.

Расследуя факты краж вещей из автомашин граждан на стоянках у гостиниц, следователь получил оперативные данные о причастности к ним гр-на Н. Уликами, позволявшими задержать и допросить Н. в качестве подозреваемого или произвести у него обыск, следователь не располагал. С помощью работников уголовного розыска он за короткое время изучил личность Н., его связи, привычки, увлечения, интересы.

Вызвав Н., следователь начал с ним беседу на отвлеченные темы. Н. не смог скрыть охватившего его беспокойства. Оно еще более усилилось,

когда он убедился, что следователю досконально известны его связи, характер отношений с друзьями, увлечения, запросы и другие обстоятельства его образа жизни. Полагая, что интерес к нему следователя не случаен, Н. утвердился в мысли, что следователю известно и о его преступлениях. Не выдержав, Н. заявил, что хочет рассказать обо всех совершенных им преступлениях, поскольку «и так все известно».

Второй пример. Г. был задержан при продаже наручных часов, похищенных вместе с другими ценностями и деньгами из квартиры А. На допросе он показал, что кражи не совершал, а часы его попросил продать не знакомый ему мужчина, пообещав угостить за это водкой. Но ознакомившись с заключением эксперта о том, что следы пальцев рук, обнаруженные на дверце шкафа в квартире А., оставлены именно им, Г. признал факт совершения этой кражи, однако заявил, что все ценное и деньги, за исключением наручных часов, у него похитили, когда он в пьяном виде заснул на автовокзале. При обыске дома у Г. каких-либо улик не нашли. Из оперативных данных стало известно, что похищенные ценности и деньги он отнес на квартиру к своей сожительнице В. Оснований же для производства у нее обыска в деле не было. Вряд ли что мог дать и ее допрос, поскольку она ранее была судима за кражу, характеризовалась отрицательно. К тому же на момент задержания Г. она находилась в длительной командировке, о чем он знал.

В соответствии с разработанным планом В. была отозвана из командировки администрацией учреждения, где она работала. Как и ожидалось, на допросе она заявила, что Г. является ее сожителем, но совершал ли он какие-либо преступления — ей не известно. В тот момент, когда В. подписывала протокол допроса, работник уголовного розыска ввел Г. в кабинет следователя, и тот, увидев В., не смог скрыть своей растерянности. Следователь же со словами: «Большое спасибо, Вы свободны», проводил ее до дверей кабинета (в коридоре ее встретил работник уголовного розыска и отвел в другой кабинет).

Подписав протокол допроса В. уже в присутствии Г., следователь обратился к нему с вопросом: «Так как же быть с возвращением денег и ценностей потерпевшему?» Факт появления В., о которой он не давал никаких показаний, в кабинете следователя, выражение ей следователем благодарности и наличие на столе протокола ее допроса создали у Г. убеждение в том, что она во всем созналась. И он тут же рассказал, что передал В. похищенные ценности и деньги, указал место, где они были спрятаны. После этого дала правдивые показания и В.

Подчас в тех же целях (создание преувеличенного представления у допрашиваемого об уликах, имеющихся у следователя) можно использовать предмет — аналог вещественного доказательства. Сущность приема заключается в пассивном показе допрашиваемому предметов, по внешним признакам схожих с предметами, имеющими отношение к делу. При этом недопустимы ни ссылка на предъявляемый предмет как на вещественное доказательство (он таковым не является), ни наделение его чужими качествами и признаками.

В милицию сообщили о доставлении в больницу К. с проникающим ножевым ранением в область живота. Раненый показал, что его на улице ударил ножом О. за то, что он прекратил брачные отношения с его дочерью. К. подробно описал приметы ножа, ибо ранее видел его в доме О. — своего тестя. На допросе О. отрицал нанесение ножевого ранения К., при обыске в его доме ножа, соответствовавшего описанию К., не нашли, а родственники О. показали, что подобного ножа в доме не имелось.

Тогда следователь подобрал кухонный нож, похожий на описанный К., и перед допросом О. положил на свой стол. Как только О. ввели в кабинет, следователь, после небольшой паузы, убрал нож, однако О. успел его заметить и сразу же изменился в лице. Следователь снова стал разъяснять О. значение чистосердечного раскаяния как обстоятельства, смягчающего ответственность. После некоторого колебания тот дал правдивые показания.

В данном случае следователь не обманывал О. и не прибегал к какой-либо фальсификации доказательств. Он не только не ссылался на данный нож как на вещественное доказательство (это было бы обманом), но и вообще о нем не упоминал. Если бы О. не был виновен в нанесении ножевого ранения К., то он просто не реагировал бы на не известный ему нож.

Преступление было совершено на территории ИТК, где подозреваемый и потерпевший отбывали наказание. К. нанес Е. несколько ножевых ранений, после чего сам доставил его в санчасть в бессознательном состоянии. При этом К., полагая, что от полученных ран Е. умрет и его выдать не сможет, заявил, что подобрал Е. раненым, свою причастность к преступлению категорически отрицал, держался уверенно и вызывающе. И все же потерпевший остался жив, но потерял способность говорить и писать. Об этом подозреваемый не знал.

Необходимо было каким-то образом дать знать подозреваемому, что Е. жив. С этой целью потерпевшего сфотографировали вместе со следователем. Во время очередного допроса К. на столе следователя среди бумаг было разложено несколько таких фотографий. К. сразу же увидел снимки, узнал Е., которого считал умершим. Все его внимание в дальнейшем сосредоточилось на фотографиях. Следователь как ни в чем не бывало продолжал допрос. К. несколько раз просил следователя показать ему снимки, и тот, наконец, разрешил К. посмотреть их. Было заметно, что допрашиваемый потрясен, но следователь ничего не говорил и не спрашивал об этих фотографиях и, закончив допрос, отпустил К. На следующем допросе К. дал правдивые показания, признавшись в покушении на убийство Е.

Данный тактический прием очень хорошо совмещать при допросе с результатами обыска.

При обыске в квартире П., производившемся в его присутствии, было изъято незначительное количество ценностей, после чего на допросах он длительное время упорно утверждал, что у него ничего больше нет.

Решив использовать указанный прием, следователь перед вызовом П. на очередной допрос разложил на своем столе золотые монеты, изделия и бриллианты, изъятые у других обвиняемых.

Когда П. ввели в кабинет, он в течение нескольких секунд видел разложенные на столе ценности, которые следователь тут же стал поспешно убирать, бросив фразу: «Подождите минуточку». Конвоир, извинившись, вывел П. в коридор, а когда по разрешению следователя вновь ввел его в кабинет, никаких ценностей на столе уже не было.

Допрос был кратким и касался малозначительных деталей преступной деятельности П. Он был в подавленном состоянии, хотя и старался сдержать волнение. Возвратившись в камеру, он попросил бумагу и написал заявление, в котором указал места хранения всех ценностей, добытых преступным путем.

Увидев на столе следователя ценности, обвиняемый вообразил, что это «его» ценности. Если бы у него дома не было спрятано подобных ценностей, приобретенных преступным путем, то данный тактический прием просто не дал бы результата, так как для обвиняемого предъявленное явилось бы нейтральной, не касающейся его информацией и не могло повлечь самооговора. А поскольку следователь на допросе официально ему этих ценностей не предъявил (и не мог, ибо они не «эти»), то П. решил их выдать сам, рассчитывая на снисхождение^[13].

А вот несколько иной вариант данного тактического приема.

Заведующая сельским магазином Ч. была уличена в сбыте «левого» керосина, поставлявшегося ей водителями райсельхозтехники. Признав несколько таких фактов, Ч. убеждала следователя, что рассказала всю правду. Установленные следствием водители, занимавшиеся доставкой керосина в хозяйства района, отрицали какую-либо связь с Ч. Обоснованно полагая, что ряд преступных эпизодов Ч. скрывает, следователь поступил так.

В день этапирования Ч. из следственного изолятора в отдел милиции были вызваны водители райсельхозтехники, в отношении которых имелись оперативные данные о преступной связи с Ч. Всех их рассадили в коридоре отдела так, чтобы обвиняемая, проходя в кабинет следователя по узкому коридору, обязательно их увидела. Когда обвиняемая зашла в кабинет, следователь спросил Ч.: «Надежда Константиновна, Вы действительно рассказали мне всю правду?» Ч. сразу же заявила, что именно сегодня хотела сообщить о новых, ранее «забытых» эпизодах приобретения «левого» керосина, тут же она подробно рассказала об обстоятельствах преступных сделок с лицами, которых увидела в коридоре.

Возможен вариант данного приема, когда у подозреваемого (обвиняемого) создается преувеличенное представление о широкой осведомленности следователя не по одному преступному

эпизоду, а по всему объему его преступной деятельности. Формируется такое представление с помощью проведения комплекса следственных действий, например очных ставок.

Так, следователь приступил к допросу подозреваемой М., располагая показаниями трех женщин, которым она производила аборты. Подозреваемая отрицала факты производства абортов. Тогда следователь предупредил ее, что ежедневно будет ей доказывать по одному эпизоду ее преступной деятельности. Допросив М. по первому эпизоду, он затем провел очную ставку с ее клиенткой. М. признала этот криминальный аборт, другие же факты отрицала. На следующий день были проведены допрос М. и очная ставка с клиенткой по второму эпизоду. Этот эпизод М. также была вынуждена признать. Так же получилось на третий день с третьим эпизодом. На четвертый день обвиняемая сама рассказала о 30 произведенных ею абортах и одном детоубийстве, о которых никаких сведений в деле не было. Такая дозированная последовательность действий создала у допрашиваемой представление, что обо всем объеме ее преступной деятельности следователю известно и что дальнейшее сопротивление бесперспективно.

В завершение рассмотрим случай, когда данный тактический прием был осуществлен с помощью действий, представляющих нарушение закона и компрометирующих как следователя, так и результат его работы.

По подозрению в совершении ряда грабежей и других преступлений были задержаны два брата С. — Николай и Петр. Они отрицали свою причастность к каким-либо преступлениям, а доказательств их вины в то время было недостаточно. С одним из задержанных — Николаем С. состоялся разговор следующего содержания:

— Вы утверждаете, что ни Вы, ни Ваш брат Петр никогда не совершали преступлений?

— Да, мы жили честно и никогда преступлений не совершали.

— Ваши показания правдивы?

— Безусловно, правдивы.

— В таком случае Вы могли бы сказать Петру следующую фразу: «Петя, я рассказал всю правду, говори и ты».

После некоторых раздумий Николай согласился. Встречу братьев соответствующим образом подготовили. Впоследствии Николай С. рассказывал, что он согласился на такой шаг, надеясь, во-первых, подать брату какой-либо тревожный знак, а во-вторых, будучи уверен, что Петр все равно не поверит его словам, так как они заранее договорились ни при каких условиях не признаваться. Благодаря принятым мерам осуществить свое первое намерение Николаю не удалось, и Петр, как только за братом закрылась дверь, начал давать правдивые показания, рассказав о своей преступной деятельности значительно больше того, что было известно следствию. Узнав об этом, дал затем правдивые показания и Николай.

Проанализируем приведенный случай. Николай С. лгал, отрицая совершение вместе с братом преступлений, но назвал эту ложь (не без помощи следователя!) правдой. Таким образом, черное было выдано за белое. Предлагая Николаю произнести перед братом фразу «Петя, я рассказал всю правду, говори и ты», следователь шел на обман Петра, вовлекая в это Николая, который позднее и сам говорил, что понимал обманную суть предложения следователя, но надеялся обман нейтрализовать. Обман состоял в том, что в произносимой Николаем фразе подменялось содержание слова «правда», о чем знали Николай и следователь, но не мог знать Петр. Кроме того, роковое дополнительное к «правде» значение имело слово «все». Именно оно и побудило Петра признаться не в части, а во всех совершенных преступлениях. Важно отметить еще и то, что здесь обман был не простым, где одно лицо обманывает другое, а сложным — с использованием посредника, который, в конечном счете, и сам стал жертвой этого обмана.

В данном случае налицо грубейшее нарушение следователем требований ч. 4 ст. 164 УПК РФ, запрещающих применение в ходе следственных действий незаконных мер, к каковым, безусловно, относится и обман.

Подводя итоги рассмотрения тактических приемов при допросе, укажем, что успех применения того или иного из них трудно прогнозировать заранее, поскольку это зависит от многих факторов, в том числе и от особенностей личности допрашиваемого, его интеллектуального, эмоционального и культурного уровней, жизненного опыта. Одному бывает достаточно только намекнуть на отдельные, известные следователю обстоятельства совершенного преступления, другой будет упорствовать и при предъявлении ему всей совокупности имеющихся против него улик, третьему важно знать лишь то, как ведут себя соучастники, которых он не хотел бы выдать, четвертый готов рассказать правду, если будет уверен, что это смягчит его ответственность, и т. п.

Поэтому следователь должен постоянно совершенствовать свой тактический потенциал, изучать разрабатываемые наукой и передовой следственной практикой тактические приемы допроса. Еще раз хочется напомнить, что допрос — это одна из вершин следственного мастерства, что по многим делам он становится настоящим сражением умов и воли его участников. Закон ориентирует следователя на победу в таких сражениях, но для этого ему необходимы, помимо узко профессиональных знаний, развитый интеллект, знание психологии, выдержка, воля, наблюдательность, а также высокая нравственность и человеколюбие.