Этическая оценка и маркированност
Предложенная выше классификация этических оценок позволяет заключить, что отрицательные образы — движение вниз, низкое расположение, люди и предметы, прямо или косвенно связанные с половцами, — являются маркированными по Якобсону, а положительные — движение вверх, высокое расположение, люди и предметы, связанные с русскими, — немар- кированными[255].
Якобсоновское понятие маркированности необходимо для того, чтобы понять оценочное превосходство “плохих” факторов над “хорошими” в “Слове о полку Игореве”. Если “хороший” (= связанный с движением вверх) предикат сочетается с “плохим” (= половецким) субъектом, результирующий образ оказывается “плохим” (бусови врани възграяху [98]); если “плохой” (= связанный с движением вниз) предикат сочетается с “хорошим” (= русским) субъектом, то результат также оказывается “плохим”: падоша стязи Игоревы (70). Если бы оппозиция “плохой” : “хороший” была эквиполент- ной, мы не могли бы объяснить, почему сочетания “хорошего” субъекта с “плохим” предикатом или “плохого” субъекта с “хорошим” предикатом создают отрицательный образ. С другой стороны, если бы положительные характеристики были маркированными, а отрицательные — немаркированными, следовало бы ожидать, что рассмотренные выше сочетания “хороших” и “плохих” факторов приводили к созданию положительных образов. Сочетание двух “хороших” факторов создает положительный образ: стоять стязи въ ПутивлЪ (18), сочетание двух “плохих” образов также создает положительный образ: тамо лежать поганыя головы Половецкыя (54). Маркированная категория обладает способностью обращения оценки; немаркированная категория не имеет такого эффекта (“добро” + “зло” = “зло”; “зло” + “зло” = “добро”; “добро” + “добро” = “добро”).Дистрибуция
Вертикальные образы характерны для всего текста “Слова”, но распределение отрицательных и положительных образов в тексте в высшей степени неравномерно: положительные образы концентрируются в самом начале текста (ст.
3—26) и в самом конце (187—213), в то время как центральная часть состоит преимущественно из отрицательных образов. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что начало “Слова” состоит из ностальгических реминисценций о временах Бояна (положительная оценка прошлого в этической системе автора “Слова”), заключение описывает конец пленения Игоря и его возвращение в Русскую землю, а центральная часть текста описывает трагедию битвы с половцами. Иными словами, начало и конец “Слова” обрамляют цепь отрицательных образов и трагических событий, которым посвящена основная часть текста.Начальная (положительная) часть текста отражает и авторскую тоску по временам Бояна, и наивный оптимизм молодых князей, выступающих в поход: Боянъ ... растЪкашется мыслЬю по древу ... шизымъ орломъ подъ облакы (3), или (в одном из вариантов) скача ... по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы; рища ... чресъ поля на горы (14). Действия Бояна описываются глаголами с приставкой въз-: своя вЪщЬа пръсты на живая струны въскладаше (5), где “вещие персты” нейтрализуют отрицательный параллелизм предшествующего пуща- шеть .j. соколовь на стадо лебедЪй (4) и, следовательно, сравниваются с птицей, олицетворяющей русских. Ср. также: Чили въспЪти было, вЪщей Бояне (17). Когда мы впервые встречаемся с русскими князьями, Игорь възрЪ (lt; *оъг-гьгёП) на свЪтлое солнце. При этом, однако, он не обращает внимания на один из немногих негативных образов в начале “Слова” — зловещую тень, опускающуюся на воинов: видЪ отъ него тьмою вся своя воя прикрыты (8). Отметим, кстати, что к этому времени (ст. 8) автор “Слова” уже успел использовать все три оценочных параметра: время, свет и пространство. Игорь призывает своих спутников: всядемъ (lt; *vaz-s!sti?), братіе, на свои бързыя комони (11), за чем следует въступи Игорь князь въ златъ стремень (26). Знамена Игоря по-прежнему реют: стоять стязи въ ПутивлЪ (18), в отличие от: падоша стязи Игоревы (70), а воины Всеволода, как и искусство Боя- на, описываются с помощью глаголов на въз-: мои ти Куряни ...
подъ шеломы възлЪлЪяни, конець копія въскръмлени (23). В этой вводной части мы находим только три отрицательных образа: упомянутое выше затмение, похвальба Игоря, едва не оказавшаяся пророчеством: хощу главу свою приложити (13), что предвосхищает сами полегоша за землю Рускую (73), и наиболее зловещее: Дивъ кличеть връху древа (29) [256].На протяжении последующих двадцати пяти стихов (29— 54) вертикальная образность практически отсутствует, за исключением разве что отдельных упоминаний соколов и ветров: Не было оно обидЪ порождено ни соколу, ни кречету ... (41); Се вЪтри, Стрибожи внуци, вЪютъ съ моря стрЪлами (48)[257]. За этой частью следуют два положительных образа, относящиеся к короткой начальной победе в первом послеполуденном бою: тамо лежать поганыя головы Половецкыя (54) и к воспоминаниям: (Олег Святославич) ступаетъ (ср. всядемъ
- , въступи [26]) въ златъ стремень (59).
Вся центральная часть текста (ст. 67—166) представляет собой почти непрекращающийся поток отрицательных образов. Большая их часть описывает движение русских воинов вниз: сами полегоша за землю Рускую (73); Игор(ь) ... погрузи жиръ во днЪ Каялы (90); Игорь князь высЪдЪ изъ сЪдла злата (91); два сокола слЪтЪста съ отня стола злата (102); оба багряная стлъпа ... въ морЪ ся погрузиста (103); Се у РимЪ кри- чатъ подъ саблями Половецкыми, а Володимиръ подъ ранами (121); самъ (Изяслав) подъ чрълеными щиты (144); Святъ- славъ изрони злато слово (111) и единъ же (Всеволод) изрони жемчюжну душу (147); Уже бо выскочисте (Всеславичи) изъ дЪдней славе (150); НемизЪ кровави брезЪ не бологомъ бяхуть посЪяни, посЪяни костьми Рускихъ сыновь (158); ср. также Игорева храброго плъку не крЪсити (80, 137). С метонимически “русскими” подлежащими: падоша стязи Игоревы (70) и уже понизить стязи свои (149); ср. потенциально положительные, но на самом деле отрицательные образы в случае: нынЪ сташа стязи Рюриковы ... нъ роз’но ся имъ хоботы пашуть (166); Уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче (92); Уны- ли голоси, пониче веселіе (148).
С природными образами: Ни- чить трава жалощами ... древо с(я) тугою къ земли преклонило (74); На ниче ся годины обратиша (120); древо не бологомь листвіе срони (136) (ср. две приведенные выше фразы с из- рони). Многообразное метонимическо-метафорическое падение русских князей сопровождается натиском враждебных сил: (Кости и кровь) тугою взыдоша по Руской земли (67); невеселая година въстала (75); Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука ... въсплескала лебедиными крылы на синЪмь море (76); бусови врани възграяху (98); Готьскыя красныя дЪвы въспЪ- ша (109). С отрицательными глагольными лексемами: жены Рускыя въсплакашась (82); въстона (lt; оъг-з!опаИ ?) бо, бра- тіе, Шевъ тугою, а Черниговъ напастьми (84). Эта часть также содержит негативную триаду с яркой структурной организацией: Уже снесеся хула на хвалу (106) / Уже тресну нужда на волю (107) / Уже връжеса Дивь на землю (108), где все три субъекта ассоциируются с половцами и все три дополнения — с русскими, а также два более сложных негативных образа: Святъславь мутенъ сонъ видЪ въ КЬевЪ на горахъ (93), где русский князь Святослав и его терем, расположенный высоко на холмах, представляют собой положительные образы, глагол видЪ и прямое дополнение сонъ нейтральны, и лишь мутенъ — 'тревожный’ — переносит результирующую оценку в отрицательный план. Точно так же в следующем отрывке: уже дьскы безъ кнЪса в моемъ теремЪ златовръсЪмъ (97) лишь отсутствие опоры превращает златоверхий княжеский терем из положительного образа в отрицательный.В центральной части “Слова” (сто стихов) есть лишь несколько положительных образов, причем все они обнаруживаются в авторских отступлениях, обращенных к другим князьям и призывающих к взаимопомощи и единству. Их задача, очевидно, состоит в том, чтобы противопоставить лучшие времена и более привлекательные места печальной действительности, описываемой в центральной части текста. Например, в отличие от Всеволода, великий князь киевский Святослав: в’змути рЪкы и озеры (89); Кобяк, плененный Святославом, говоря со своими боярами о том, как должны были бы обстоять дела (в отличие от того, что на самом деле произошло в апреле-мае 1185 года), замечает: Коли соколъ въ мытехъ бы- ваеть, высоко птиць възбиваеть (118).
Автор говорит, обращаясь к Роману и Мстиславу: Высоко плаваеши на дЪло въ буести, яко соколъ на вЪтрЪхъ ширяяся (134). Половцы и другие враги, столкнувшись с такими противниками, сулици своя повръгоша, а главы своя поклониша [под русскими мечами] (135). В целом, в этой центральной части “Слова” отношение отрицательных образов к положительным составляет примерно 8 : 1.За пространной центральной частью “Слова”, насыщенной отрицательными образами, следует плач Ярославны (168—183), который, помимо прочего, представляет собой переход от глубокой печали центральной части к оптимистическому финалу (187—218), подобно тому как двадцать пять строк, предшествующих описанию битвы (30—54) и не содержащих вертикальных образов, послужили переходом от положительных образов начала (1—29) к центральной части текста. Но в отличие от этого фрагмента плач Ярославны содержит вертикальные образы, причем все они положительные: Полечю ... зегзицею (169); О вЪтрЪ, вЪтрило! (173); Мало ли ти бяшеть горЪ подъ облакы вЪяти (175); СвЪтлое и тресвЪтлое слънце! (182). Эти образы, однако, целиком заимствованы из фольклорной традиции плача, и, по-видимому, имеют ту же контрастивную функцию, что и авторские отступления в центральной части текста.
Конечные эпизоды “Слова”, повествующие о спасении Игоря из половецкого плена и его возвращении домой, состоят исключительно из положительных образов, связанных с движением вверх: въшумЪ трава (187), (Игорь) полетЪ соколомъ (190); Коли Игорь соколомъ полетЪ (191); (Донец) стрежаше его (Игоря) ... чрьнядьми на ветрЪхъ (196); не сорокы встро- скоташа (200) и сорокы не троскоташа (201) (отрицание негативных образов); врани не граахуть (201), ср. отрицательное: бусови врани възграяху (98); соколъ къ гнЪзду летить (204, 206); солнце свЪтится на небесе: Игорь князь въ Руской земли! (211). Последний пример (восьмой стих с конца) объединяет “свет” и “высоту” в одном предложении — точно так же, как в восьмом стихе с начала: Тогда Игорь възрЪ на свЪт- лое солнце (8); Игорь Ъдетъ по Боричеву (в гору, направляясь к церкви и терему на вершине холма) (213).
Лишь в стихах 197—199, где автор обращается к прошлому, говоря о недавнем трагическом событии — гибели молодого князя Ростислава, — находим отрицательные образы: Стугна ... затвори (Ростислава) днЪ при темнЪ березЪ (197) (сочетание “низа” с “тьмой”); Уныша цвЪты жалобою; древо с(я) тугою къ земли прЪклонило (199). Это — последняя катартическая реминисценция перед тем, как автор возвращает Игоря в Киев, а читателя — в мир христианского оптимизма.СОКРАЩЕНИЯ
Ворт 1978 — Д. Ворт. Див = Симург // Восточнославянское и общее языкознание. М., 1978. С. 127—132.
Грегуар, Якобсон, Шефтель 1948 — H. Gregoire, R. Jakobson, M. Szeftel. La geste du Prince Igor. Epopee russe du douxieme siecle // Annuaire de l’lnsti- tut de Philologie et d’histoire orientales et slaves, VIII (1945—1947). New York, 1948. P. 36—78.
Иванов, Топоров 1978 — Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. Древний период. М., 1965.