Берестяные грамоты во времени и пространстве
0. К настоящему времени[192] известно около 700 новгородских берестяных грамот; кроме того, несколько грамот было найдено за пределами Новгорода. Наиболее ранние из них датируются первой половиной XI в., наиболее поздние — второй половиной XV в., покрывая, таким образом, период продолжительностью примерно в 450 лет[193].
Не удивительно, что языковые и стилистические характеристики берестяных грамот со временем меняются. Далее мы попытаемся установить связь между лингвостилистическими изменениями и переменами в социальной и географической ориентации средневекового Новгорода на одном конкретном примере. Лингвистический микроанализ приведет нас к гипотетическим, но, как можно надеяться, достаточно обоснованным выводам о социально-экономической макроистории древнего Новгорода.1. Основной материал исследования составляют начальные адресные формулы (инципиты) — древненовгородские аналоги более поздних “глубокоуважаемый коллега” или “милостивый государь”[194]. Начальные фразы приводимых ниже примеров содержат слова грамота, челобитие, приказъ, покланяние, по- клонъ или начинаются со знака креста: грамота ,тъ жидиомира къ микуле (№ 109, 1096—1116)[195], + , сьмъка къ коулотък] (№ 105, 1134—1161), цоловитьк , ксиДл врлту свокму фом] (№129, 1396—1409), приклзъ кослрик2 , есифл (№144, 1313—1340), , дрочке , плпл пъкллмАиие ко демелиу (№“87, 1177—1197), поклоио , подвоисклго ко Дилипу (№147, 1224—1238). Хронологическое распределение этих формул показано на рис. 1 и 2.
В верхней части временной шкалы на рис. 1 точки, соединенные сплошной линией, относятся к формуле со словом грамота, а пунктирная линия — к знаку креста. В нижней части графика значки “х”, соединенные сплошной линией, показывают распределение формулы со словом челобитье, а те же значки, соединенные штриховой линией, — формулы со словом при- казъ. Очевидно, что грамота и знак креста в целом архаичны — грамота встречается до 1225 г., крест — по преимуществу в это же время, однако его употребление продолжается до начала XIV в.[196], в то время как приказъ и челобитье являются, в целом, инновациями — они употребляются по преимуществу с XIV до конца XV в.
На рис. 2 показано распределение формул со словами по- кланяние и поклонъ. Несмотря на краткий период варьирования, общий характер распределения очевиден: церковнославянизм покланяние употребляется в основном до середины XIII столетия, а поклонъ, как правило, встречается в более поздних грамотах. Короче говоря, формула со словом покланяние, так же как грамота, и знак креста — архаизм, а поклонъ, а также отсутствие креста, приказъ и челобитье, — инновация.
Данные рис. 1 и 2 можно объединить в один график (рис. 3), демонстрирующий распределение старых (крест, грамота, покланяние) и новых (челобитье, приказъ, поклонъ) формул.
Несмотря на некоторые пересечения, граница между архаизмами и инновациями несомненно приходится на середину XIII столетия: 86,9% старых формул употребляются до середины XIII в.; 96,3% новых формул приходятся на более позднее время. Первое появление инновации отмечено в 1197 г.,
грамота
Датировка ( ярусы )
покланяние
-• начальный крест * поклонъ
А
-к челобитие ¦¦г приказъ
Датировка ( ярусы )
-• архаизмы инновации
последнее употребление архаизма — в 1299 г.; хронологическую границу между двумя стилистическими периодами можно, таким образом, условно провести по середине этого интервала — 1248 г.[197]
- Эта условная граница любопытным образом соотносится с распределением количества грамот по хронологическим слоям. Всего, как известно, выявлено 24 дендрохронологиче- ских яруса — со второй половины одиннадцатого века до последней трети пятнадцатого. Рис. 4 показывает среднее число берестяных грамот, найденных за год, для каждого из этих слоев[198].
Как и можно было ожидать, среднее число грамот, относящихся к одному году, постепенно увеличивается с одной десятой (начало XI столетия) до двух с половиной (начало XIII) грамот в год.
Затем, в середине тринадцатого века, среднее число находок резко уменьшается до примерно 0,5 грамоты в год — иначе говоря, тексты этого периода встречаются почти в четыре раза реже, чем тексты предшествующих шестидесяти лет. Вслед за этим, в конце XIII и начале XIV веков, частота грамот увеличивается в три раза и для последующих 45 лет составляет примерно 1,85 грамоты в год. Таким образом, в середине тринадцатого века Новгород пережил своего рода эпистолярный кризис: объем переписки уменьшился до уровня полуторавековой давности.Разумеется, наши построения основаны на предположении о том, что число находок, относящихся к определенному времени, пропорционально общему количеству грамот, в это время написанных. Вообще говоря, можно предположить, что количество дошедших до нас текстов зависит, например, от демо-
5
4
Среднее число грамот за год 1 2 3
0.07
105510761096 - 1116 1134 -
1161
1177
0.33
0.35
0.85 1.06
0.96
Датировка ( ярусы )
1.69
1.75
2.44
1224 - 1238 -
1268 - 1281
1299 - 1313
0.57
2.08
1.39
2.07
1.56
1.28
1369
1382
1396
1409 - 1422 - 1429 -
1446 -
4.54
3.36
1.78
2.23
2.43
0.84
0.25 0.06
графических и климатических факторов, хотя такая гипотеза не кажется нам вероятной. Кроме того, реальность корреляции подтверждается материалом другого древненовгородского жанра — летописей.
- Оценкой активности летописцев (пусть приблизительной и неполной) может служить средняя длина годовых запи- сей[199]. Рис. 5 показывает длину записей для последовательных пятилетних периодов в Синодальном списке первой Новгородской летописи по фотокопиям Дитце (1971) и Насонова (1950).
Как и в случае берестяных грамот (рис. 4), активность летописцев, первоначально невысокая, плавно возрастает на протяжении XII и начала XIII столетий.
Затем, примерно в середине века, длина записей резко уменьшается. Так, к 1246— 1250 годам относятся только 8 строк, причем 1248 г. вообще отсутствует в летописи (заметим, что для берестяных грамот граница между старыми и новыми адресными формулами приходится именно на 1248 год). Для сравнения заметим, что после 1121 г. не было пропущено ни одного года, причем после 1104 не было ни одного пятилетнего промежутка, для которого длина записи составила бы менее десяти строк (6 строк для 1100—1104 гг.). Иначе говоря, активность летописцев уменьшилась до уровня, предшествующего данному на 150 лет. Поразительное совпадение данных берестяных грамот и летописи вряд ли можно считать случайным. Очевидно, середина XIII столетия была временем упадка письменности, периодом культурной стагнации. Попытаемся теперь выяснить причину этого явления.- Столь заметный упадок письменности можно объяснить только двумя причинами: уменьшением числа пишущих или уменьшением числа поводов для этого занятия. По-видимому, в данном случае оба фактора сыграли свою роль (хотя, конечно, здесь не может быть однозначного ответа): заморозки весной 1230 г. погубили большую часть урожая, и в результате
Длина записей (количество строк) за 5 лет
50 100 150 200 250
несколько тысяч новгородцев погибло от голода[200], а многие из уцелевших бежали из Новгорода[201]. Несомненно, в последующие годы уменьшилось число авторов и адресатов грамот, политических коллизий и экспедиций по сбору дани с окружающих племен, бывших основными темами ранних летописей. Но источником бед были не только местные события: татарское нашествие 1237—1240 гг. хоть и пощадило Новгород, но разорило значительную часть русских земель и привело к огромным человеческим жертвам, что не могло не сказаться на экономике Новгорода.
Поскольку содержание большинства берестяных грамот относится к коммерческой деятельности, можно предположить, что новгородцы, пережившие голод 1230 года, существовали в условиях экономического спада и не имели достаточно поводов для деловой переписки. К тому же, хотя летопись об этом прямо не пишет, Новгород должен был платить дань Орде — дополнительное бремя для и без того ослабленной экономики. Наконец, именно в середине века князю Александру (Невскому) пришлось провести четыре года в ставке Батыя[202]; его отсутствие оставило город без руководства и без событий, заслуживающих упоминания в летописях. Итак, ослабление переписки и активности летописцев объясняется депопуляцией, экономическим спадом и политическим застоем в отсутствие сильного руководителя.4. Как было показано выше, середина XIII века была временем необычайного упадка эпистолярного и летописного жанров, что, по нашему мнению, было вызвано голодом 1230 года и татарским нашествием 1237—1240 годов. После выхода из кризиса и восстановления прежнего уровня переписки стиль грамот заметно меняется (челобитие, приказъ, поклонъ вместо более старых грамота и покланяние). Обратимся теперь к географическому аспекту нашего исследования и попытаемся понять, что эти хронологические факты могут сказать о пространственной ориентации новгородского общества до и после кризиса.
Изменения инципитов, показанные на рис. 2 и 3, позволяют выдвинуть две гипотезы. Во-первых, исторически церковнославянское покланяние (ср. вост.-сл. поклонъ) и знак креста в начале текста — архаические формулы — были по происхождению религиозными и, следовательно, отражали влияние языка церкви на этом достаточно поверхностном, формальном уровне — очевидно, из-за того, что большинство людей в то время училось грамоте у священников. Во-вторых, старые грамоты часто начинаются словом покланяние, которое, как и более поздний поклонъ, является социально немаркированным обращением, а более новые тексты используют такие формы, как челобитие и приказъ, явно указывающие на иерархические отношения автора и адресата.
Таким образом, эгалитарные формы обращения сменились иерархически ориентированными, устанавливающими отношения между господином и слугой. Сравним это обстоятельство с тем, что Новгородская летопись, которая в начале XIII века отражает интересы веча и “меньших людей”, к концу столетия смещается в сторону точки зрения бояр[203]: как можно видеть, в XIII веке социальная стратификация новгородского общества усиливается. Если к тому же предположить, что слово челобитье восходит к обычаю, который был по происхождению не славянским, а татарским, можно заключить, что появление этой формулы в грамотах начала XIV века отражало косвенное влияние подчиненного положения Руси на языковую стилистику. Это, в свою очередь, свидетельствует об изменении географической ориентации Новгорода в направлении от чисто местных, локальных интересов (столкновения с чудью, отношения с Псковом и т. п.) к более широкой политической перспективе.Географическая переориентация новгородского общества подтверждается двумя другими видами текстовой информации. Во-первых, появление новых начальных формул в XIII веке — не единственное изменение в русском языке этого времени. Как показал А. А. Зализняк, примерно в это же время ряд древненовгородских (в некоторых случаях — северновеликорусских) диалектных черт в берестяных грамотах[204] сменился более распространенными элементами владимиро-суздальского происхождения (характерными и для района Москвы). Иначе говоря, XIII столетие было временем лингвистической переориентации от местных к “национальным” (или, во всяком случае, к владимиро-суздальско-московским) интересам — процесс, который обычно связывают с намного более поздним периодом политической экспансии Москвы.
Во-вторых, лингвистическая “национализация” была сама по себе частью более широкой политической переориентации от чисто местных новгородских интересов к более широким интересам северо-восточных княжеств, главной особенностью которых была, конечно, зависимость от Орды. Это обстоятельство хорошо отражено в Новгородской летописи. По словам Лихачева, “начало XIII в. приносит существенный перелом в новгородском летописании. К XIII в. значительно расширяется обычная тематика летописных записей. Летописца начинают интересовать события вне стен его родного города. Появляется понятие русской земли, до того почти совершенно отсутствовавшее в новгородском летописании. Этот интерес новгородского летописания к общерусским событиям возникает в связи с политикой новгородского князя Мстислава Удалого, вмешавшего Новгород в дела северо-восточных княжеств. Последующая зависимость Новгорода от северо-восточных княжеств окончательно закрепляет внимание летописца к общерусским событиям”[205].
Таким образом, в это время Новгород устанавливает политические связи с северо-восточными княжествами, которые со временем переросли в политическую зависимость, в то время как сами эти княжества оказались в зависимости от Орды.
5. Можно заключить, что распределение таких сравнительно второстепенных характеристик, как эпистолярные формулы типа покланяние, поклонъ, грамота, челобитие, приказъ и знак креста прямо указывает на социальную и географическую эволюцию Новгорода от общества, погруженного в локальные проблемы и к тому же относительно эгалитарного, где церковные традиции могли влиять на стилистические детали грамот, к обществу с более высоким уровнем социальной стратификации и с экзоцентрическими интересами, направленными прежде всего на северо-восточные княжества Владимиро-Суздальского региона (а затем и на Москву) и ко всей Русской земле с ее мучительной зависимостью от Золотой Орды.