ЗНАЧЕНИЕ КОЛЛЕГИИ ПОНТИФИКОВ
В заключение отметим, что, говоря о светской власти как о первой и последней инстанции в решении многих религозных дел, имеющих общественное значение, нет оснований предполагать наличие какого-либо жесткого правила или закона, ставящего понтификов (как и другие жреческие коллегии) в подчиненное положение.
В начале Республики, на наш взгляд, были введены некоторые ограничения для жрецов, но в основном такое их положение естественно сформировалось в ходе дальнейшего становления полиса. Также инициатива в важнейших вопросах отнюдь не была заказана для понтификов, хотя примеры ее довольно редки. Ведь именно верховный понтифик в 195 г. до н.э. доложил коллегии, а затем, по ее решению, сенату, что не надлежащим образом был выполнен обряд священной весны (Liv. XXXIV. 44. 1-2) - пожалуй, самый масштабный религиозный обряд в Риме (см. Liv. XXII. 10. 1-6). Впрочем, решение о повторении его согласно мнению понтификов принял опять-таки сенат. В 200 г. до н.э. верховный понтифик воспротивился принесению обета консулом от имени государства. Вопрос был урегулирован обращением консула в коллегию, которая отменила возражения своего руководителя (Liv. XXXI. 9. 6—10). Кстати, обратиться в коллегию понтификов консулу “было приказано” - явно сенатом. Таким образом, и в этих эпизодах политическая власть играла определяющую роль, ибо именно она несла ответственность за те или иные нарушения со стороны гражданского коллектива обязательств перед богами.С другой стороны, некорректно вслед за Г. Сцемлером трактовать коллегию понтификов как комитет сената[419], хотя бы потому, что комплектовалась она без его участия1, путем самостоятельной кооптации. И даже в конце Республики организационно и хронологически принятие решения жреческой коллегией по поручению сената отделялось от заседания сената, как в случае со снятием освящения с дома Цицерона в 57 г. до н.э.
(С/с. Наг. Resp. 12-13). Тогда сенат постановил доложить о религиозном запрете коллегии понтификов, и хотя все (или почти все[420]) понтифики были сенаторами, необходимость специального доклада коллегии не вызывала сомнений. Причем доклад уже фактически информированным жрецам делал, видимо, магистрат (по поручению сената), как можно заключить из рассказа Цицерона о другом подобном случае (С/с. De domo. LIII. 136). Далее Цицерон отметил, что дело заслушивалось “в двух местах” (С/с. Наг. Resp. VI. 12), явно имея в виду место заседания сената и место заседания понтификов, т.е. коллегия собралась отдельно, что подчеркивает ее организационную обособленность от сената. И лишь на следующий день после принятия понтификами решения оно было сообщено сенату, и тот утвердил окончательное постановление. Весь этот механизм определенно является пережитком другой эпохи, когда доклад в жреческой коллегии не представлял собой всего лишь необходимой формальности в силу установившегося обычая. Сказанное позволяет предположить, что деятельность в качестве сенатора и деятельность в качестве понтифика все же четко различались, даже если оба достоинства соединялись в одном лице[421]. Это ясно выражено в ответе понтифика М. Лукулла на вопрос, чем понтифики руководствовались, принимая решение о деле Цицерона: “он сам и его коллеги вынесли постановление с точки зрения религии; в сенате же они намерены решить вопрос вместе с сенаторами с точки зрения закона” (Cic. Att. IV. 2. 4). Соответственно, жреческая коллегия воспринималась как нечто особое, не сливаясь с сенатом, несмотря на сенаторский ранг большинства ее членов.В то же время нельзя и преувеличивать степень обособленности римского жречества. Подчиненное светскому руководству
в важнейших вопросах, оно было достаточно сильно политизировано. Нет свидетельств преследования жрецами собственных, чисто жреческих интересов. Их участие в политической жизни представляло собой поддержку светских целей какой-либо группы[422]. Водораздел в тот или иной период проходил не между светской и сакральной властью, а внутри гражданского общества, тесно интегрированной частью которого были и жрецы.
Каково же было реальное значение частноправовых функций коллегии понтификов? Для эпохи Поздней Республики его не назовешь принципиально важным. Наиболее практически значимыми для частных лиц являлись разработанные понтификами правила перехода обязанности совершать священнодействия вместе с наследуемым имуществом. Видимо, эти обязанности были достаточно обременительны, если их стремились всеми способами избежать (Cic. Leg. II. 51; 53; Pro Murena. 27), а выражение sine sacris hereditas стало поговоркой, обозначавшей что- либо свободное от дополнительных обязательств (Fest. P. 370L). Какое-то значение для отдельных граждан, несомненно, имел и контроль понтификов за усыновлением, хотя скандальный переход Клодия в плебеи явно продемонстрировал снижение авторитета коллегии (Cic. De Domo. 34-38). Деятельность понтификов в значимой для частного культа сфере ius manium носила в основном консультационный характер при весьма важной и даже определяющей роли светской власти. И в других вопросах, касающихся частного культа (обеты, жертвоприношения, празднества и т.п.), понтифики выступали в роли консультантов и знатоков сакрального права. В случае же покушения на общественные интересы со стороны граждан, в том числе и в сфере компетенции понтификов, этим занималась опять-таки светская власть. Некоторые же обряды с участием понтификов имели отношение лишь к ограниченному кругу лиц, как, например, брак confarreatio, доступный только патрициям и практически вышедший из употребления с ликвидацией различий между патрициями и плебеями, или утверждение завещаний в куриатных комициях, постепенно вытесненное новым типом завещаний (Gai. II. 101-103).
Подводя итоги, отметим, что деятельность понтификов в Риме VI—II вв. до н.э. можно свести к трем основным функциям:
- консультация по сакральным вопросам в сфере своей компетенции; 2) помощь политическому руководству и отдельным гражданам в проведении обрядов и ритуалов; 3) осуществление собственных священнодействий. Однако считать их руководителями даже своей области священных дел было бы преувеличением имеющихся у них полномочий. Верховным главой сакральной сферы являлся сенат, значительная доля религиозных задач выполнялась магистратами.
Подобная ситуация к концу Республики вполне понятна и объяснима. Но, несомненно, совершенно иным было положение в архаическую эпоху, в период существования относительно небольшой римской общины, преобладания родовых связей и учреждений, господства патрициев. Для общества, где существенную роль играют родовые принципы, представляются важными и значимыми такие функции жрецов, как участие в брачной церемонии, соединяющей представителей двух родов, наблюдение за сохранением родовых священнодействий и переходом из рода в род, охрана прав, относящихся к родовым усыпальницам, и т.п. Сохранение родовых пережитков было выгодно патрициям, поскольку они обеспечивали замкнутость патрицианского сословия и обосновывали его привилегии. Это прекрасно отразил Ливий в составленных им речах лидеров патрициев и плебеев при описании дискуссии 445 г. до н.э. по поводу отмены запрета на брак между обоими сословиями. Вполне резонно Ливий представил, что именно патриции пытались использовать родовые священнодействия в качестве аргумента против требований плебса, усмотрев в них “угрозу чистоте их (патрициев. - Лет.) крови и упорядоченности родовых прав” (Liv. IV. 1. 2): “что такое эти смешанные браки, как не простое, словно у диких зверей, спаривание между патрициями и плебеями, чтобы появившийся на свет не знал, чьей он крови, чьим причастен святыням, полупатриций, полу- плебей, сам с собой в разладе!” (Liv. IV. 2. 6). Впрочем, для самого Ливия, исходящего из принципиально однозначного гражданского статуса патрициев и плебеев, этот довод являлся сомнительным, и в составленной им речи лидера плебса Гая Канулея развернута основательная контраргументация (Liv. IV. 4. 5-12). Показательна относительная легкость победы плебса в этом вопросе в отличие от другого выдвинутого тогда же требования - допустить плебеев к консулату.
Общее гражданство оказалось сильнее родового сепаратизма, что свидетельствует о далеко зашедшем процессе политогенеза, об оттеснении политическими институтами и идеями родовых учреждений. Попытки патрициев использовать последние в сословной борьбе были малоэффективными и, в целом, неудачными. Это, несомненно, сказалось на авторитете и влиянии понтификальной коллегии, монополия на
членство в которой принадлежала патрициям до 300 г. до н.э. Но ситуация не была однозначной. Для архаического общества характерно уважение к традиции, а допущенные к магистратурам и жреческим санам homines novi из плебеев становились ярыми ее охранителями. И в эпоху расцвета государственности сохранялся в римском обществе глубокий пиетет к родовым (или генетически с ними связанным) учреждениям. Так, например, необходимость осуществления фамильных ритуалов (похороны, поминальные дни, ежегодные священнодействия) являлась уважительной причиной (кстати сказать, одной из немногих) опоздания к месту сбора призванного в войско гражданина (Gell. XVI. 4. 4), как и неявки в суд (Lex col. Genet. XCV). Отсюда ясно, какое значение общественное сознание придавало деятельности понтификов, что считалось нормой, заповеданной предками, а что ее нарушением.
Несомненно, росту значения полномочий этих жрецов немало содействовала реставрационная политика Августа, как и то обстоятельство, что, начиная с Августа, все принцепсы среди должностей, оформлявших их власть, имели и сан верховного понтифика. И это не было пустой формальностью: показательно обращение наместника Вифинии Плиния Младшего к императору Траяну как к верховному понтифику по вопросу о перезахоронениях, что, как известно, относилось к компетенции этой коллегии163.
Говоря о значимости понтификальной коллегии, следует отличать ее положение по отношению к политическому руководству (явно подчиненное) и к отдельным гражданам, где решения понтификов вполне могли иметь и имели обязательную силу, как и решения любого иного общинного органа.
Светская власть либо подкрепляла своим аппаратом жреческие решения, либо действовала параллельно, занимаясь теми же вопросами. Понтифи- кальная коллегия играла вполне определенную роль в общественном управлении и неподчинение ей представляло угрозу для всей политической системы, подрывая общинные ценности и идеалы. Это значение понтификов отразилось, в конечном итоге, в их квазимагистратских инсигниях и в их квазимагистратских выборах. Отсутствие у понтификов собственного аппарата принуждения отражает особенности не только положения античного жречества, но и римской государственности: в эпоху Республики власть в целом характеризовалась крайне слабым развитием
средств насилия по отношению к согражданам. К тому же деятельность понтификов в сфере как частного, так и публичного культа являлась, в первую очередь, консультационной. В то же время не следует преуменьшать значение общепризнанной сакральной практики, разрабатывавшейся прежде всего в понти- фикальном праве. Религия играла особую роль в деле сплочения римской общины.
Ведь civitas, относительно (по сравнению с греческим полисами) разомкнутая и многочисленная, не могла организовать общую для всех граждан с детства систему воспитания и образования, подобную той, которая существовала в Афинах или Спарте. В civitas всегда заметной была доля новых граждан (cives facti), не получивших “истинно римского” воспитания. Видимо, общественно признанная сакральная практика (и в публичной, и в частной области) выполняла в значительной степени эту задачу по формированию гражданского сознания, чувства сопричастности прошлому и настоящему римской общины. Показательно, что и в I в. до н.э. , в период наплыва иноземных культов, даже рабы и вольноотпущенники, происходившие порой из самых отдаленных частей римского государства, упоминали в своих надписях главным образом традиционных римских богов[423]. Несомненно, определенную роль здесь сыграла и деятельность коллегии понтификов - самой авторитетной и почетной в римской жреческой организации.
ш
lS| | tsi | ІЕІ | Lei | tsi | tsi | tsi | tsi | Lei | tsi | tsi | tsi | tsi | tsi | tsi | tsi | tsi | tsi | tsi |