КОНСЕКРАЦИЯ (ПОСВЯЩЕНИЕ БОГАМ)
Обязательным было участие понтификов в дедикации, или консекрации, храмов, т.е. посвящении их богам, хотя также подчиненным магистрату (или специально назначенным дуумвирам). Именно магистрат (или дуумвир) являлся дедикатором (посвяти- телем), и его имя увековечивалось на посвятительной надписи.
Непременное участие в этом акте понтификов Й. Марквардт считал доказательством их функционирования в качестве представителей богов и, соответственно, разделял церемонию посвящения на две части: сначала магистрат передает храм, отказываясь от лица общины от собственности на него (дедицирует), затем понтифик, в свою очередь, принимает его и объявляет в качестве священного имущества, т.е. собственности божества (кон- секрирует)[347]. Эта точка зрения убедительно опровергнута[348], но тенденция к преувеличению значения понтификов в современной историографии сохраняется. В частности, Г. Сцемлер поддерживает тезис, что перед посвящением храма коллегия понтификов обязательно высказывала свое мнение относительно возможных препятствий к этому[349]. Однако известен лишь один подобный случай: в 208 г. до н.э. понтифики воспрепятствовали Марцеллу дедицировать храм Хонос и Виртус, приведя при этом, что примечательно, чисто религиозные основания - невозможность правильного и точного осуществления искупительных жертв в случае, если с храмом будут связаны продигии, поскольку он посвящен двум божествам[350].Два других известных случая, когда понтифики воспрепятствовали посвящению (правда, не храмов), во всем противоположны казусу с храмом Хонос и Виртус: речь идет о дедикациях статуи Конкордии цензором Гаем Кассием в 154 г. алтаря, молельни и ложа весталкой Лицинией в 123 г. (Cic. De domo. LIII. 136-137). Во- первых, в этих случаях коллегия понтификов высказала свое мнение не по собственной инициативе, а в ответ на запрос магистрата;
во-вторых, основанием для запрета послужило несоответствие политическим, а не сакральным установлениям, а именно то, что римский народ не уполномочил этих лиц персонально (см.
также: Cic. Att. IV. 2. 3; Gai. II. 5); в-третьих, в эпизоде с Лицинией запрос был сделан уже после дедикации, и, соответственно, ответ понтификов не предшествовал ей, а оценивал уже свершившийся факт. Причем именно сенат озаботился правомерностью действий Ли- цинии, и он же поручил претору в соответствии с суждением понтификов удалить алтарь и уничтожить посвятительную надпись. И в другом случае, опираясь на решение понтификов, в качестве последней инстанции сенат, а не сами понтифики, снял освящение с дома Цицерона (Cic. Наг. Resp. VII. 13).Отметим, что ничего не известно о каком-либо обязательном правиле, непременно требовавшем согласия понтификов на дедикацию, зато имелся закон 304 г. до н.э., принятый по инициативе сената, запрещавший дедикацию храма или алтаря без приказа сената или большинства плебейских трибунов (Liv. IX. 46. 7), а также упомянутый закон плебейского трибуна Кв. Папирия, дата которого неизвестна, с запретом консекрации дома, земли, алтаря без постановления плебса (Cic. De domo. LII. 127; 128; 130).
Таким образом, обращение к понтификам за советом относительно посвящения было, видимо, желательным, но не обязательным. Клодий при консекрации дома Цицерона этого не сделал, однако Цицерон, упрекая его, не счел данное обстоятельство нарушением какого-либо закона. Он лишь указал, что Клодий не обратился в коллегию, испугавшись осуждения со стороны авторитетных людей, предпочтя казаться пренебрегающим их достоинством (Ibid. LI. 132). И тем не менее консекрация состоялась и Цицерону с большим трудом удалось снять ее после собственной реабилитации. В этом месте речи Цицерона четко видно, что с понтификами советовались (referre, communicare), а не испрашивали обязательного разрешения, т.е. жрецы выполняли свою обычную консультативную функцию. Не исключено, что и в случае с Марцеллом дело обстояло так же: обратившись в коллегию, он получил негативный ответ, авторитету (а не обязательной силе) которого вынужден был подчиниться. Показательно, что для Валерия Максима (I.
1. 8) то обстоятельство, что Мар- целл, подчинившись решению понтификов, пошел ради выполнения обета на дополнительные расходы по постройке второго храма, являлось равнозначным тому, что для этой коллегии авторитет именитейшего мужа, т.е. Марцелла, не послужил препятствием для принятия негативного решения.Не могли понтифики сорвать дедикацию и путем отказа участвовать в ней. Формула, по которой магистрат привлекал понтифика к этому обряду, составлена в повелительном наклонении (Cic. De domo. LII. 133). Цицерон прямо указывает, что магистрат имел право потребовать присутствия понтификов и даже принудить их к этому (Ibid. XLV. 117). Конечно, понтифик мог ослушаться магистрата как такового (Ibid. LII. 133), но за спиной последнего стоял гражданский коллектив, чей приказ жрец обязан был выполнить, как в 304 г. до н.э., когда единодушная воля народа заставила верховного понтифика, вопреки своему желанию, принять участие в освящении храма Конкордии, которое осуществил ненавистный знати Гн. Флавий, всего лишь курульный эдил, что, кстати, противоречило обычаю предков (Liv. IX. 46. 6).
Что же касается роли понтификов в самой церемонии, то, на наш взгляд, она была обычной, т.е. чисто технической, - подсказывать магистрату священные формулы, как и в других случаях[351]. Об этом прямо говорят выражения источников: дедикация осуществляется “по подсказке понтифика”[352], “в присутствии понтифика”[353], “с помощью понтифика”[354]. Эти формулы ясно указывают на центральную роль магистрата и подчиненную - понтифика. В ряде случаев, правда, встречается фраза “понтифик де- дицирует”[355], однако у Валерия Максима она относится к Горацию Пульвиллу, являвшемуся одновременно консулом, а два других употребления этой фразы связаны со смысловым акцентом на понтифике, без упоминания участия магистрата. Таким образом, это выражение не свидетельствует о главенствующей роли жрецов при дедикации. Нет сведений, что понтифики и магистраты произносили разные тексты или что между ними происходил обмен обрядовыми формулами, как при сдаче города (ср.
Liv. I. 38. 1-2).Помимо подсказывания сакральных выражений, понтифик обязан был держаться за косяк храма (Cic. De domo. XLVI. 119; 121; 133; Val. Max. V. 10. 1). Цель этого вполне ясна - точно указать предмет (в данном случае - здание храма), к которому относятся произносимые слова посвящения[356]. Так же должен был
Жертвоприношение Марка Аврелия на Капитолии Барельеф И в. н.э.
бы поступать и магистрат в силу центрального положения при дедикации, однако по источникам достаточно ясно это не прослеживается: сведения Ливия (II. 8. 7) и Плутарха (Popl. XIV) относятся к консулу М. Горацию Пульвиллу, который как уже упоминалось, возможно, был одновременно понтификом (Val. Max. V. 10. I)[357].
Многие исследователи придерживаются мнения, что понтифики при освящении храма определяли его устав, где устанавливали границы священной территории, права храма, особенности жертвенного ритуала, характер управления доходами[358]. Однако лишь относительно определения понтификами сакральных границ святилища имеется ясное свидетельство Варрона (LL. VI. 54). Сохранившиеся надписи посвящения храма в Фурфоне (CIL. IX. 3513), алтарей в Нарбоне (CIL. XII. 4333) и Салоне (CIL. III. 1933) демонстрируют уже знакомую нам ситуацию, где главную роль играет светская власть: судебный дуумвир в Салоне, плебс в Нарбоне (возможно, также в лице каких-то представителей, поскольку имеется лакуна на том месте, где могли стоять их имена), а в Фурфоне - два человека без определения их должности, похоже на распространенный в Риме институт дуумвиров для посвящения храмов[359]. Конечно, это не Рим, более того, Нарбон и Салон находились даже вне Италии, но происходил весь обряд явно по римскому образцу, в частности устав алтаря Дианы на Авен- тине послужил основой для уставов указанных алтарей (CIL. XII. 4333. in latere. 22-23; III. 1933.
9).Именно светская власть определяет здесь статус святилищ. Это ясно следует из надписи в Салоне, где недвусмысленно выражено, что устав алтаря определяет сам магистрат в тех священных выражениях, которые подсказывает ему понтифик. Конечно, устав мог быть разработан в коллегии понтификов, но вводит его в действие все же светская власть. Кстати, магистраты сами в этих надписях обозначали сакральные границы (например, для храма в Фурфоне - CIL. IX. 3513. 3^4), что Варрон (LL. VI. 54) приписывает понтификам. Видимо, и в этом случае понтифики лишь подсказывают дедикаторам формулы, ограничивающие священное место. Причем в надписях из Фур- фона и Нарбона понтифики вообще не упомянуты, но поскольку без их участия посвящение было бы невозможно, то следует предположить их присутствие здесь. Таким образом, источники не дают оснований для признания решающего значения коллегии понтификов эпохи Республики в разработке и введении в действие храмовых статутов. Но они могли в дальнейшем храниться у понтификов: по крайней мере, относительно наличия одного правила, касающегося храма Юпитера Феретрия, Фест указывает, в качестве доказательства, на понтифйкальные книги (Fest. P. 204L. 8-9).
Что же касается практиковавшегося иногда в Риме посвящения за некоторые преступления виновного и его имущества тому или иному божеству (consecratio capitis et bonorum), то сведения об участии в этом каких-либо жрецов отсутствуют. Известную из периода Поздней Республики консекрацию имущества совершал лишь плебейский трибун, созвав сходку[360]. При консекрации личности человек оказывался посвященным (sacer) божеству, и его любой мог безнаказанно убить[361]. Приговаривал к такому наказанию за нарушение священных законов народ (Fest. P. 424L). О понтификах не упоминается. Они, правда, имели право объявить человека нечестивым (impius - Cic. Leg. II. IX. 22; II. XV. 37), но это иная категория: она не влекла за собой возможности смерти, как формула sacer esto; оказаться нечистивым можно было из-за незначительных нарушений при проведении обряда и столь же легко очиститься[362].
Разновидностью обряда консекрации личности является де- воция - посвящение полководцем себя или какого-нибудь другого воина-гражданина вместе с врагами подземным богам ради победы своего войска (или иное самопожертвование)[363]. Здесь понтифик принимал обязательное участие, но опять лишь со вспомогательной ролью: консультировал, по требованию полководца, посвящающего себя, и во время проведения обряда подсказывал ему священные формулы[364]. Таким образом, и для обрядов консекрации можно констатировать наличие у понтификов только вспомогательных функций.
НАДЗОР ЗА КАЛЕНДАРЕМ
Одной из задач (даже важнейшей, по мнению Г.И. Сцемле- ра[365]) понтификов было ведение календаря, связанное, в частности, со сроками священнодействий (Liv. I. 20. 5). Это имело особое значение в Древнем Риме, поскольку дни здесь разделялись на несколько категорий со своими особенностями не только сакрального, но и политического характера, например, не во всякий день можно было проводить народное собрание или вершить суд. Учет этих особенностей, преимущественно праздничных дней, вели понтифики[366]. Они же определяли связанные с фазами луны ключевые дни римского месяца: календы и ноны (Varro. LL. VI. 27; Macr. Sat. I. 15. 910), соответственно, видимо, также иды. Тайное знание календаря, учитывая указанное подразделение дней, действительно, давало некоторое влияние понтификам (см.: Cic. Mur. XI. 25) до опубликования фаст в 304 г. до н.э. Гн. Флавием, что вызвало горячую поддержку народа и озлобление знати[367]. Однако при твердых правилах интеркалации (вставки дней для синхронизации лунного и солнечного года) значение того или иного дня могло быть, в определенной степени, известным и без понтификов[368]. Более того, сроки для feriae conceptivae объявляли как жрецы, так и магистраты (Macr. Sat. I. 16. 6). О дне Латинских празднеств объявлял консул[369], а Компиталий - претор[370], и вряд ли это было новшеством, а не традицией. Напротив, feriae sementivae назначались понтификами (Varro. LL. VI. 26)[371]. Объявление же сроков feriae imperativae (по особым поводам) было исключительной прерогативой консулов и преторов (Macr. Sat. I. 16. 6), видимо, в силу своего политического значения и подобно другим чрезвычайным, в отличие от регулярных, священнодействиям. Лишь после получения в 191 г. до н.э. no lex Acilia права произвольного назначения дополнительного месяца[372], у понтификов появилась возможность злоупотреблений в календарных вопросах, и, будучи тесно связаны с политическими проблемами, они этой возможностью вплоть до реформы Юлия Цезаря активно пользовались[373].
Кроме того, понтифики в календарной сфере играли хорошо знакомую роль консультантов. В 389 г. до н.э., по запросу сената, обсуждавшего вопрос о характере дней после календ, нон, ид, коллегия понтификов постановила, чтобы в эти дни священнодействия не осуществлялись, а сами они были объявлены злосчастными (dies atri sive vitiosi)[374]. В данном случае по религиозному вопросу коллегия понтификов приняла общезначимое решение без дополнительного утверждения сената (по крайней мере, в источниках не говорится об этом). Но произошло это опять-таки после запроса со стороны сената, тем более, что само решение имело значение и для хода общественных дел. Обратим внимание на то, что, в отличие от Геллия, употребившего редкий термин rejicere (“препоручить” коллегии понтификов; см. также: Liv. XLI. 16. 1), Макробий воспользовался обычным, часто встречающимся в отношении коллегии понтификов, термином referre (“доложить” коллегии)[375], который означал лишь испрашивание мнения для учета его сенатом при принятии окончательного решения. Таким образом, и этот случай вполне укладывается в представления о подчиненном положении жрецов[376].