ГИМН АРВАЛЬСКИХ БРАТЬЕВ И ОСНОВНОЙ КРУГ ИХ БОГОВ

Явно более позднее происхождение по сравнению с описанными выше ритуалами демонстрирует гимн арвальских братьев, не весь ясно понимаемый, но являющийся тем не менее важным источником для изучения их культа.

Текст гимна (по Г. Хенцену): 1. Enos Lases iuvate! 2. neve luerve Marmar sins incurrere in pleores! 3. satur fu, fere Mars! limen sali, sta berber! 4. semunis altemei advocapit conctos! 5. enos Marmor iuvato! 6. triumpe!

Примерный перевод[773]:1.Лары, помогите нам! 2. И не позволь также, Мармар, порчи напасть на многих! 3. Насыться, жестокий Марс! Прыгай на границу, останови удары! 4. Пусть он (Марс. - Авт.) призовет попеременно всех Семонов! 5. Пусть Мармор нам поможет! 6. Танцуй (трипудий)!

Первая строчка не вызывает сомнений, будучи составлена почти полностью по правилам классической латыни: enos - экспрессивная форма Асе.

Вторая строчка содержит наибольшее количество разночтений (четыре). Неясно употребление формы luerve - ожидалось бы Iuemve. Для популярного варианта lue-rue (вм. lue(m)-rue(m)) неизвестно значение гипотетического слова rues. Те же проблемы при иной “разбивке” строчки: velue rue[776]. Еще один вариант - nevel verve[777] - также не дает однозначного перевода. Форма sins, употребленная в этой строчке, образовалась из sinas в результате синкопы, но неясным остается происхождение и значение варианта sers вместо sins. Интересна и другая, предложенная Т. Виртом, версия: здесь характерный для магических текстов двойной императив sin(e)sin(e) с апокопой по образцу fac, die, due[778], тем более что в надписи в двух случаях из трех именно так и разделено: sinsin currere. Слово Мармар, несомненно, является удвоением имени Марс (ср. сабинское и оскское Mamers для бога Марса)[779].

В третьей строчке limen явно обозначает не порог (храма), ибо первоначально его не было у арвальских братьев (видимо, до августовской реставрации культа), но какую-то границу, скорее всего римской общины. Сложность такой трактовки заключается в том, что последнее значение является вторичным и впервые встречается у поэтов эпохи Августа[780]. Однако, оно полностью соответствует характеру культа арвальских братьев и аграрных культов в целом, которые зачастую предполагали заключение соответствующей территории в магический круг (см. разд. V). В этой связи обращает на себя внимание слово pleores (“многие”) во второй строчке, явно подразумевающее людей (pleores, муж. р.), а точнее всю совокупность (множество) членов данной общины[781]: такое же значение имеет греческое оі тгХєіоуєс, как и латинское pleores, стоящее в ср. ст. Благо именно всей общины и являлось целью арвальского ритуала, что склоняет к более общей трактовке слова limen.

Употребленная в этой строчке форма fu является вторым лицом ед.

В четвертой строчке, достаточно хорошо понимаемой, неясным остается лишь, какое подлежащее подразумевается при advocapit.

Пятикратное triumpe, по гипотезе Т. Вирта, означает “трипу- дируй”, т.е. “танцуй трипудий” (tri-un-pe - трижды одной но- гом)[784]. Ведь именно этот танец совершали арвальские братья во время исполнения гимна. Возможно, - хотя представляется менее вероятным, - что triumpe произведено от triump(h)us, будучи заимствованием из греческого языка, и является позднейшим дополнением к тексту гимна[785], обозначая хвалебный крик в честь Марса типа io triumphe в честь триумфатора.

Следует отметить, что архаический язык гимна, почти сплошное, без пробелов, написание строчек и разночтения делают невозможным однозначное прочтение текста и допускают иные варианты “разбивки” строчек на слова.

Но в целом смысл гимна ясен: обращение к сверхъестественным силам с просьбой о помощи и отвращении зла. Очень заметен здесь магический дух; однако речь идет скорее о сильном влиянии магии, которое имеется в любой религии, чем о том, что она была основной формой религиозного мышления ко времени возникновения этого гимна. Наиболее явный магический характер носят третья и четвертая строчки. Их цель - собственной волей жрецов, а не молитвой и жертвой, заставить божество что- либо сделать. Особенно показательна вторая половина третьей строчки (Прыгай на границу, останови удары!): здесь явно не умилостивление, как считает А. Пфиффиг[786], а приказ.

Подобный императивный характер имеют и остальные строчки. Даже первая и пятая скорее приказывают, чем просят: здесь употреблено повелительное наклонение, в то время как в гораздо менее архаичной молитве у Катона (R. R. CXLI. XL1. 2-3) - конъюнктив, т.е. явное выражение просьбы.

“Танцуй”, вероятно, относится в первую очередь к жрецам, но, возможно, что и сам Марс магически включался в сакральные действия жрецов, становился одним из них и тоже должен был танцевать священный танец.

Жертвоприношение. Римский барельеф

ная сила он обязан остановить свои удары, как добрая - призвать Семонов (духов плодородия)[787], как двойственная сила - остановить порчу (и собственную, и могущую прийти откуда-нибудь со стороны). Эта двойственность не подобна двойственности племенного бога-воителя на стадии военной демократии, имеющего также черты покровителя сельского хозяйства[788]. У арвальских братьев Марс появляется в своей первоначальной функции - как бог враждебного окружения общины, дикой природы, всего, что находится за общинными границами[789]. Он отнюдь не покровитель сельского хозяйства, так как для этих божеств характерно, что вред наносит их отсутствие[790] (поэтому в гимне призываются добрые духи Семоны, чье присутствие мыслится необходимым для процветания полей). “Жестокий Марс” может сам принести несчастье, и жрецы приказывают ему остановить свои удары. Также функцией Марса как демона внеобщинного пространства объясняется, почему именно он должен призвать Семонов: ведь отсутствие их на землях общины означало нахождение вне ее, т.е. в сфере действия Марса, который и должен обеспечить возвращение Семонов на поля римской общины.

Потому-то и обращались к Марсу арвальские братья - чтобы не прорвалась его пагубная сила через границы, чтобы оставил он в покое людей (а также, конечно, посевы и скот, как в молитве у Катона) и защитил их от других враждебных сил. Отсюда происходит его связь с сельским хозяйством, особенно заметная у Катона, где Марс является уже благодетельным богом-за- щитником, в своей вторичной функции, параллельно которой из первоначальной роли Марса как бога внеобщинного пространства развивалась и его функция бога войны. Причем у Катона он выступает не просто как бог сельского хозяйства, но как защитник людей и имения от любой напасти, болезни, несчастья, что опять указывает на его прежнюю функцию: “Марс-отец, молюсь тебе и прошу тебя, буди благ и милостив ко мне, к дому и к домочадцам моим: сего ради повелел я обойти шествием сим (доел.: обвести кругом поросенка, ягненка и теленка.

Наряду с Семонами, добрыми духами-помощниками, в гимне арвальских братьев упоминаются Лары, одной из функций которых было покровительство сельскому хозяйству и в целом общинным землям[792].

Таким образом, мы видим, что в гимне объединились самые разнородные элементы. Здесь имеются и следы магии, и просьбы, встречается почитание духа, близкого к божеству, с индивидуальным именем (Марс) и нерасчлененной общности неиндиви- дуализированных духов Семонов и Ларов. Вряд ли разнородность элементов объясняется изменениями в песне соответственно переменам в религиозных представлениях, ибо для религиозных текстов характерна строгая консервативность, да и незначительные размеры гимна не позволяют видеть в нем воплощение различных этапов религиозного развития. По всей вероятности, характер гимна отражает состояние религиозных воззрений в период его возникновения. Нерасчлененная общность духов является остатком религии родового общества, а появление индивидуализированного духа (или бога) Марса соответствует началу формирования культа племенного бога при разложении общинно-родового строя.

Еще более поздним является круг богов, который мы встречаем при чрезвычайных жертвоприношениях. В протоколе за 183 г. н.э.[793] перечислены: Дея Дня, отец Янус, Юпитер, Марс, Юнона Деи Дии, “или бог или богиня”, божественные Девы, божественные Помощники (Famuli), Лары, Мать Ларов, “или бог, или богиня, под чьим покровительством находится эта роща и место”, Фоне, Флора, Веста, мать Веста; также (item) Адоленда, Коммоленда, Деферунда; также (item) неназванные боги числом 16 (или 20 - в протоколах за 218 и 224 гг.). В протоколах за 218 и 224 гг. нет божества-покровителя рощи, в протоколе за 224 г. отсутствуют Веста, Коммоленда и Деферунда, но добавлены отец Сумман, “Веста богов и богинь” и Коинквенда, а Марс упомянут с эпитетами “отец” и “мститель”. Кроме того здесь указана жертва быка Гению правившего тогда императора Александра Севера (Ibid. P. CCXIV). Неназванные божества также относятся к императорскому культу: речь идет об обожествленных императорах и их женах, которых было шестнадцать в 183 г. и двадцать в 218 и 224 гг.[794]

Но собственно круг богов арвальских братьев очень архаичен. В частности, он не включает Квирина, третьего члена дока- питолийской триады, не говоря уже о Минерве из более поздней капитолийской триады. Не отражено и самостоятельное существование Юноны - она выступает здесь как Юнона Деи Дии, подобно мужскому Гению[795]. Веста же является и самостоятельным божеством, и очагом (вестой) мира богов[796]. Наряду с индивидуальными божествами (Янус, Юпитер, Марс и др.) в списке встречаются неопределенные божества: “или бог, или богиня”, “или бог, или богиня, под чьим покровительством находится эта роща и место”, - а также группы божеств (или скорее духов): божественные Девы, божественные Помощники, Лары.

Главная богиня арвальских братьев Дея Дия (Dea Dia) в своем имени также несет отражение очень древних стадий религиозного развития. Это не собственное имя, а нарицательное - “божественная Богиня”. Видимо, оно было обозначением одного из женских божеств плодородия, чье имя хранилось в тайне, чтобы оградить его от происков врагов и непосвященных[797], и потому не отразилось в списке богов. Оно, скорее всего, постепенно забылось, так как было распространено в узком кругу жрецов данного культа, и гадать, кто скрывался под этим именем (Церера, Опс или кто другой[798]), беспочвенно. Более того, возможно, что первоначально под этим именем никто не скрывался: ведь “примитивные стадии религии характеризуются тем, что духи или демоны не имеют собственных имен”[799]. Тогда Дея Дия оказывается просто обозначением сверхъестественной сущности, чья священная сила подчеркивается двойными наименованиями: Божественная Богиня. Женским божеством плодородия являлась и Мать Ларов[800], упомянутая в списке богов арвальских братьев. С ней связана легенда о матери первых арвальских братьев Акке Ларенции, чье имя в переводе, возможно, означает “Мать Ларов”[801]. Их воплощением могли первоначально считать самих арвальских братьев, которые, как уже упоминалось, воспринимали во время священнодействий часть сверхъестественной магической силы, позволявшей им приказывать Марсу. К Ларам обращена и первая строчка гимна арвальских братьев.

Кроме этих божеств сельскохозяйственные функции среди богов арвальских братьев имеют Фоне (бог источников), Флора и Божественные Девы. Последние являлись нимфами, т.е. духами деревьев священной рощи[802]. В дальнейшем они воплотились, по-видимому, в богине Диане, которая была божеством лесов и луны, но одновременно обладала чертами аграрного божества и называлась также божественной Девой[803].

Янус и Веста постоянно упоминаются в молитвах как древнейшая божественная пара: Янус - начиная их[804], Веста - заканчивая[805]. Правда, список богов арвальских братьев все же начинается Деей Дней в силу ее особого положения в их культе, но за ней сразу идет Янус. Кроме того Янус и Веста, как и упомянутые здесь Юпитер с Марсом, могли иметь и сельскохозяйственные функции в качестве производных от основных[806]. Со священной рощей арвальских братьев связано появление в этом списке покровительствующего ей божества. Наименование “или бог, или богиня” использовалось в римских молитвах во избежание пропуска необходимого божества или ошибки в имени[807].

Список заканчивается, по обычаю, Вестой. Но затем идут два добавления, следующие после слова item. Второй дополнительный список богов относится к императорскому культу, а первый обусловлен целью упомянутых чрезвычайных жертвоприношений. Имена упомянутых здесь богинь (Адоленда, Ком- моленда, Деферунда, Коинквенда) произведены от названия действий, которые необходимо было совершить: снять (deferre) выросшее на крыше храма дерево; разрезать его (commolere) либо, в другом случае, обрезать (coinquere) поврежденные бурей деревья, а затем сжечь (adolere)[808]. Также по особому поводу в протоколе за 224 г. была принесена жертва Сумману, богу ночных молний[809], поскольку молнией (ictu fulminis) были повреждены священные деревья в роще Деи Дии. Все эти божества не относятся к основному кругу богов коллегии, а их появление в протоколах носит случайный характер, будучи связано с определенным поводом.

Но в этом списке богов мы не встречаем Семонов, упомянутых наряду с Марсом и Ларами - в гимне арвальских братьев. По всей видимости, они обозначены в протоколах как божественные Помощники (divi Famuli), т.е. описательно. Ведь так обозначались низшие божества, служители более крупных[810]. Отдельных же божеств или бога Famulus в римском пантеоне не было. Подчиненное Марсу положение Семонов в гимне (Марс возвращает их на землю общины) вполне соответствует статусу божественных Помощников. По другой версии, под ними подразумевались Фавны или Сильваны[811], также покровительствовавшие сельскому хозяйству[812]. Впрочем, эти версии друг другу не противоречат: божественными Помощниками (или Слугами) могли называться разные низшие божества145.

Обращает на себя внимание отсутствие в списке богов арвальских братьев многих популярных в Риме божеств плодородия: Цереры, Опс, Теллус и других (даже если предположить, что одна из них могла скрываться под именем Деи Дни). Видимо, это связано с тем, что культ был посвящен именно Деи Дии, которой единственной приносили жертвы во время главного и регулярного праздника коллегии арвальских братьев. Другие божества появлялись только при чрезвычайных жертвоприношениях, но показательно, что все они в той или иной степени имели отношение к аграрному ритуалу.

Естественно, что список богов, к тому же упоминавшихся в нерегулярных обрядах,, менее консервативен, чем текст сакральной песни. Но, видимо, и он был достаточно рано ограничен, сохранив отмеченные выше архаические черты и не включив тех аграрных божеств, которые стали популярны позднее. Формировался этот круг богов постепенно. К древнейшему его слою принадлежат группы божеств и в первую очередь Лары, которые встречаются еще в гимне арвальских братьев. Сюда же, видимо, следует отнести и Марса, к которому обращен этот гимн, а также Мать Ларов и Дею Дию со своей Юноной. Другие божества могли быть добавлены позднее в силу тех или иных обстоятельств. Таким образом, в гимне арвальских братьев и в списке их богов отразились два последовательных этапа развития культа этой коллегии.

АМБАРВАЛИИ И ГЛАВНЫЙ ПРАЗДНИК АРВАЛЬСКИХ БРАТЬЕВ

Амбарвалии, как видно из самого названия (amb-arv-alia) - это обряд обхода полей, а именно, с жертвенными животными[813]. Общий корень arvum и определенное сходство ритуалов, естественно, поставили вопрос о связи данного обряда с майским праздником арвальских братьев. Большинство исследователей эту связь признают[814], лишь немногие ее отрицают[815]. Разногласия обусловлены отсутствием ясных и определенных указаний на время, место и участников Амбарвалий, да и в целом сведения о них чрезвычайно скудны. К тому же этот обряд имелся и в частном, и в общественном культе с соответствующими различиями в ритуале, что затрудняет его сопоставление с общественными священнодействиями арвальских братьев.

Тем не менее, определенное сходство обрядов, несомненно, прослеживается. Общими для них являются цели: в обоих случаях священнодействовали “ради плодов” (pro frugibus). Для ритуала арвальских братьев об этом упоминает Варрон (LL. V. 85), а обряды с “плодами”-колосьями (fruges) имелись во всех трех днях майского праздника[816]. И для Амбарвалий наличествует прямое указание Макробия со ссылкой на Помпея Феста (Macr. Sat. III. 5. 7). Кроме того о плодах (fruges) идет речь и в описании неназванного обряда у Вергилия (Georg. I. 345): Сервий и Макробий считают этот обряд Амбарвалиями[817]. К ним же Сервий (Вис. III. 77) относит еще одно упоминаемое у Вергилия жертвоприношение pro frugibus (Verg. Вис. III. 77).

Правда, Павел Диакон, изложивший Феста, указывает, что Амбарвалии совершались “ради полей” (pro arvis) (Fest. P. 5L). Но в изложении той же цитаты из Феста у Макробия цель обрядов сформулирована иначе: pro frugibus (Macr. Sat. III. 5. 7). Видимо, Павел Диакон не совсем точно, со смещением акцентов, пересказал свой источник. Конечно, при сакральном очищении посевов

одновременно очищались и поля, как это видно в описании сходного обряда у Тибулла: fruges lustramus et agros (Tibul. II. 1.. 1). А в ту пору, когда хлеба уже колосились, несомненно, именно они являлись важнейшей целью обрядов. В этом плане интересен еще один случай упоминания “полей” вместо “плодов”: nos arvis Ambarvalia indicemus (SHA. XXVI. 19. 6). Речь идет о назначении чрезвычайных священнодействий при Аврелиане в 270 г. Не ставя вопрос о степени достоверности данного источника, отметим, что эти священнодействия происходили в январе (Ibid. 19. 1, ср. 20. 3). Но относительно Амбарвалий сказано, что они были лишь обещаны (promissa) (Ibid. 20. 3), т.е. осуществление их было отложено, вероятно, до появления “плодов”.

Таким образом, целью Амбарвалий и священнодействий арвальских братьев было защищать “плоды”, т.е. всходы, от различных напастей. Это свидетельствует и о примерно одинаковом времени, когда проходили оба ритуала, но точных данных относительно Амбарвалий нет, если не считать ими любое упоминание сакрального обхода полей[818].

В изложении Павла Диакона есть очень важное указание: “Амбарвальскими назывались жертвы, которые приносились ради полей двумя братьями”[819]. Название fratres стоит особняком в римском культе, так что здесь вполне естественно предположить именно арвальских братьев, хотя вызывает недоумение цифра “два” вместо “двенадцати”. Это же место из Феста у Макробия изложено следующим образом: “Амбарвальской жертвой, как говорит Помпей Фест, является та, которую ради религиозных обрядов ведут вокруг полей те, кто священнодействует ради плодов”[820]. Последняя цитата перекликается с определением арвальских братьев у Варрона: ими называются те, “кто совершает общественные священнодействия ради того, чтобы поля приносили плоды”. Данные наблюдения нельзя все же назвать строгим доказательством, но они свидетельствуют о возможной связи арвальских братьев с Амбарвалиями, хотя и не проясняют характер этой связи.

Еще один аргумент в пользу отождествления двух ритуалов сторонники этой точки зрения видят в известном сообщении Страбона (V. 3. 2): «Во всяком случае между пятым и шестым

камнем, обозначающим мили от Рима, находится местность под названием Фесты. Эту последнюю считают границей тогдашней римской области. Здесь и в некоторых других местах, как в бывших пограничных пунктах, в один и тот же день жрецы совершают жертвоприношение, которое называется “Амбарвия” (Ац|Зароша)»[821]. Форма “Амбарвия” у греческого автора в отличие от латинского “Амбарвалия” не должна удивлять: для схожего обряда сакрального обхода города (Рима) даже одни и те же римские авторы употребляют два названия - существительное amburbium[822] и прилагательное amburbiale (sacrificium)[823]. Обращает на себя внимание, что роща Деи Дии, почти как Фесты Страбона, находилась у пятого милевого столба (по Кампанской дороге) (43). На таком же расстоянии располагались священные места Робиги (Робига)[824], предохранявшей злаки от хлебной головни, и бога границ Термина (Ovid. Fast. II. 681), также почитавшегося сельскими жителями (Ibid. 639-662; 677-678). Это была граница древнейшего, Ромулова ager Romanus, ставшая затем своеобразным символом изначальной простоты и умеренности жизни римлян (ср.: Val. Max. IV. I. 10).

Но здесь мы сталкиваемся с одной из самых серьезных проблем в отождествлении обоих ритуалов. Само название ambar- valia (обход полей) и прямые указания античных авторов говорят об обходе полей с жертвенными животными, подобно обходу с жертвенными животными (suovetaurilia) вокруг границ имения у Катона (R. R. CXLI. 1-2). Вергилий пишет даже о троекратном обходе (Уerg. Georg. I. 345), и именно этот обряд его комментаторы Сервий и Макробий назвали амбарвальской жертвой. Но подобный ритуал возможен лишь для отдельного имения (как у Катона) или небольшого поселения (как у Вергилия), но совершенно невозможен уже для Ромулова ager Romanus с окружностью радиусом около 7 км. А ведь общественные (publica) священнодействия арвальских братьев должны относиться ко всем римским землям. Естественно, что Страбон Амбарвией называет не обход, а одновременное жертвоприношение в нескольких пунктах на древнейшей римской границе. Если сопоставить это указание со свидетельством Феста (в изложении Павла Диакона) о двух братьях, совершающих амбарвальское жертвоприношение, то можно предположить шесть таких пунктов, где арвальские

Жертвоприношение

братья по двое совершали обряды[825]. Однако, никаких подтверждений данной гипотезе нет: мы знаем только об обрядах арвальских братьев в роще Деи Дии, где присутствовали, по возможности, все члены коллегии.

Хотя для Амбарвалий это не отмечено, но для люстрационных (очистительных) обходов характерно применение жертвы suovetaurilia (кабана, барана и быка)[826]. Suovetaurilia имелась и в культе арвальских братьев - при жертвоприношениях по чрезвычайным поводам[827]. Но и в регулярном ритуале их майского праздника обнаруживаются следы этого обряда: во второй день праздника в качестве искупительной жертвы приносили двух свиней и овцу, к которым добавлялись “почетная” (honoraria) жертва коровы. Таким образом, мы видим здесь полное соответствие по набору животных жертве suovetaurilia, с той лишь разни- цей, что Дее Дие, соответственно полу божества, жертвовали самок[828]. Но при этом единая жертва (если, конечно, она существовала) распалась, а назначение ее составных частей изменилось с очистительного на искупительное (свиней и овцы) и почетное (коровы). О том, что жертвоприношение свиней и овцы являлось именно искупительным, а не очистительным, свидетельствует как соответствующий эпитет (рогсае piaculares), так и принесение в жертву именно этих животных при вносе и выносе железного инструмента в священной роще или при утилизации упавших деревьев и их ветвей[829], т.е. при операциях, оскверняющих сакральную чистоту рощи Деи Дии. Жертва коровы не была отменена, но осталась в качестве дополнительной (“почетной”). Различие в характере жертвоприношений не позволяет однозначно признать генетическую связь арвальского обряда с жертвой suove- taurilia, которая характерна для обхода с целью сакрального очищения (люстрации).

Несомненно, такой обход полей, заключавший их в магической круг, был широко распространен в частном культе: люстрационные обходы вообще типичны для римской религии[830]. Но для общественного уровня празднования Амбарвалий, с которым и следует сопоставлять обряды арвальских братьев, безоговорочно можно использовать лишь сведения Страбона и Вопи- ска[831]. Сообщение Страбона, как отмечалось, не подтверждается другими источниками. Относительно Амбарвалий, назначенных в 270 г. по чрезвычайному поводу, Вописк не указал, кто осуществлял обряд, но он явно не был регулярным. Не отражен этот случай и в протоколах арвальских братьев: в любом случае, последний из датированных протоколов относится к 241 г. Возможно также, что об общественных Амбарвалиях сообщает Фест (Р. 5L; 16L), но его сведения слишком кратки и неконкретны. Сервий и Макробий излагают и комментируют Вергилия и Горация (Сервий) и Феста и Вергилия (Макробий) при том, что Вергилий (их основной источник) и Гораций, несомненно, описывают частный культ. О частном уровне осуществления обрядов, которые совершают поселяне без участия жрецов, рассказывает и стихотворение Альбия Тибулла (II. 1), в котором также видят описание Амбарвалий. Причем сам праздник мог являться общественным, о чем свидетельствуют упоминаемые здесь запреты, особенно запрет трудиться в этот день[832]; одновременное осуществление ритуалов на общественном и частном уровне характерно для римского культа[833]. Однако, описываемый Тибуллом обряд никак не назван, а определенное сходство с Амбарвалиями и с ритуалом арвальских братьев носит слишком общий характер. Ничего не сообщается и об участии каких-либо жрецов, что представляется важным в свете решаемой проблемы.

Таким образом, скудость сведений об Амбарвалиях не дает возможности однозначно ответить на вопрос, какое отношение имеет данный обряд к культу арвальских братьев. Безапелляционное утверждение Т. Моммзена, повлиявшее на взгляды других исследователей, что день, место и ритуал Амбарвалий точно соответствуют главному празднику арвальских братьев[834], не находит строгого и прямого подтверждения в источниках. Несомненно совпадение целей и времени обоих обрядов. Сходство ритуалов, естественное для аграрных культов, носит самый общий характер в силу скудости сведений, а утверждение о совпадении места празднования, основанное на данных Страбона, и участников, опирающееся на свидетельство Феста, представляется спорным. И главным аргументом здесь является абсолютное отсутствие упоминания Амбарвалий в очень подробных протоколах самой жреческой коллегии.

Однако вряд ли решение проблемы лежит в признании или отрицании связи двух обрядов в целом. Не следует забывать об их возможной эволюции. Вполне вероятно, что первоначально существовал общественный обряд, подобный Амбарвалиям, который состоял в обходе полей всей римской общины и заключении их таким образом в магической круг. Эти обряды широко распространены у разных народов, а в Риме и в позднейшие времена так проходил lustrum (“очистительное жертвоприношение”): по завершении цензовой переписи, осуществлявшейся раз в пять лет, приносили в жертву кабана, барана и быка (suovetaurilia), которых сначала троекратно обводили вокруг римского войска. Этот магический круг, видимо, нашел отражение и в арвальском гимне, где жестокий Марс должен был остановиться на пороге (границе) и не впускать порчу. Так что, учитывая общность целей священнодействий (pro frugibus), вполне можно предположить, что обряд первоначальных Амбарвалий осуществляли (или руководили им) специальные жрецы - арвальские братья или какие-то их предшественники. В таком случае, на первом этапе они проводили сакральное очищение полей палатинского поселения, пережитком которого, возможно, является жертвоприношение на Палатинском холме в первый день майского праздника арвальских братьев. Однако у них не могла сохраниться четкая локальная привязанность, поскольку их ритуал относился не к поселению, а к полям общины, и они священнодействовали за постоянно растущую сельскохозяйственную территорию Рима. С расширением ager Romanus люстрационный обход полей (Амбарвалий) остался только в частном культе, а общественный ритуал должен был превратиться в символический акт в каком-то определенном месте (или местах), как это произошло с обрядом объявления войны у фециалов[835]. Возможно, этот этап и отразился в единичном сообщении Страбона. Интересной аналогией является ритуал аттиедских братьев в Игувии, который проходил как раз в нескольких местах (ТЮ. 1в; Vila). Правда, неясно, был ли он связан с обходом и насколько далеко друг от друга располагались эти пункты (вероятно, все же поблизости, поскольку во время жертвоприношений в них жрецы общались друг с другом). Имел место в Игувии и обряд тройного обхода (TIG. 1в), но, видимо, вокруг не всей территории, а только какого-то священного места.

Все же отнесение свидетельства Страбона к арвальским братьям является чисто гипотетическим. Если эта ситуация и имела место, то достаточно рано все священнодействия сосредоточились в одной роще Деи Дни. Когда у коллегии появилась священная роща, с которой оказался связан арвальский ритуал, сказать невозможно. Но в пользу того, что она не изначально принадлежала Деи Дии, свидетельствует наличие особого божества- покровителя этой рощи. Следовательно, культ Деи Дии был некогда прикреплен к этому месту, видимо, и ранее считавшемуся священным. На значительную древность поклонения данной роще указывает неопределенность пола божества-покровителя (sive deus sive dea, in cuius tutela hie lucus locusve est). Если использовать традиционную хронологию, то вряд ли прикрепление культа Деи Дии к этому месту произошло при Ромуле, когда здесь проходила граница римской территории. В первую очередь священной роще, находившейся в пяти милях от Рима на правом берегу Тибра в сторону моря, угрожали Фикана и Вейи. Святость места должна была быть поддержана авторитетом римского оружия. Коренное изменение ситуации произошло при Анке Мар- ции. Он включил в состав Рима Яникул на правом берегу Тибра и построил мост через Тибр, что сделало доступным путь на правый берег. Он же взял Фикану и отнял у вейян Месийский лес в нижнем течении Тибра (Liv. I. 33). В результате, угроза со стороны Фиканы была уничтожена, а со стороны Вей - ослаблена.

Итак, terminus post quem - вторая половина VII в. до н.э. (согласно традиционной хронологии). Но terminus ante quem - уже эпоха Августа, к которой Г. Йордан относит прикрепление культа Марса арвальских братьев к роще Деи Дии с соответствующим изменением ритуала[836]. Такой значительный хронологический разброс объясняется крайней неполнотой данных. Следует отметить, что если бы не находки протоколов, то мы бы ничего не знали ни об этой роще, ни о Дее Дие, даже о самом их существовании. Так что единичность свидетельства Страбона отражает крайне незначительный интерес античных авторов и к арвальским братьям, и к Амбарвалиям. Все же эта коллегия не имела сколько-нибудь заметного политического значения, в отличие от понтификов или авгуров. Этому же способствовал и характер деятельности арвальских братьев, недоступный для непосвященных.

Сам культ, несомненно, уходит корнями в эпоху первобытнообщинного строя, о чем свидетельтвуют отмеченные выше многочисленные архаические элементы в обрядности и в объектах поклонения, а также название “братья” (fratres). И традиция приписывает возникновение коллегии и ее культа Ромулу, т.е. самому началу римской истории. Оформление культа произошло, несомненно, не в результате единовременного акта, а представляло собой длительный процесс, различные этапы которого отразились в обрядовой сфере. Выше отмечался различный характер священнодействий с горшками, гимна-заклинания и списка богов при чрезвычайных жертвоприношениях. Окончательное оформление самой коллегии арвальских братьев, видимо, относится к эпохе политогенеза, для которой характерно образование профессионального жречества[837]. Формализовавшись, этот культ в силу особой консервативности римской религии сохранил следы гораздо более древнего состояния общества и его религиозной жизни, чем современное нашим источникам.