§ 2. Проблемы применения международного права прав человека ratione loci
Принципиальная возможность применения норм международного права прав человека в вооруженных конфликтах еще не означает, что тот или иной международный договор будет действовать в конкретной ситуации: каждый договор имеет соответствующую сферу применения в пространстве, которая может быть установлена в его тексте или вытекать из применения общих правил, зафиксированных в Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.
Основные проблемы применения международных договоров в пространстве связаны со случаями, когда действия лиц, поведение которых вменяется этому государству, происходят за пределами его границ, что может иметь место в случае непосредственного участия государства в международном или немеждународном вооруженном конфликте, имеющем место за рубежом, в том числе в случае оккупации, а также в связи с предоставлением этим государством своих военных формирований для участия в миротворческих операциях.В пункте 1 ст. 2 Международного пакта о гражданских и политических правах предусмотрено, что «каждое участвующее в настоящем Пакте Государство обязуется уважать и обеспечивать всем находящимся в пределах его территории и под его юрисдикцией лицам права, признаваемые в настоящем Пакте». Первое прочтение этой нормы может привести к выводу о том, что для применения данного международного договора необходимо наличие двух условий: во-первых, индивид должен находиться на территории государства- участника Пакта и, во-вторых, он должен подпадать под юрисдикцию данного государства. Во время разработки текста Международного пакта о гражданских и политических правах изначально использовалась формулировка «under its jurisdiction» («под его юрисдикцией»)[99] [100]. Затем, однако, по настоянию представителей Франции и Китая в п. 1 ст. 2 Пакта была добавлена фраза о нахождении лиц в пределах территории государства. При этом представители некоторых государств выразили свои опасения в отношении такого дополнения, указав, что самого понятия «юрисдикция» достаточно для того, чтобы гарантии «распространялись на лиц, находящихся как под территориальной, так и под персональной юрисдикцией государства» . По их мнению, указание на территорию могло ограничить применение некоторых прав, среди которых, к примеру, называлось право индивида, несмотря на место проживания, на свободный доступ к правосудию в государстве, гражданином которого он является[101]. Несмотря на эти возражения, внесение данных поправок было одобрено[102] [103]. Однако принятый параллельно с Пактом Факультативный протокол содержит первоначальную формулировку: в ст. 1 Протокола указывается на то, что «государство-участник Пакта, которое становится участником настоящего Протокола, признает компетенцию Комитета принимать и рассматривать сообщения от подлежащих его юрисдикции лиц», при этом текст ст. 1 Протокола был одобрен 57 голосами «за», «против» был подан 1 голос, и 25 государств воздержались . Факультативный протокол к Пакту представляет собой самостоятельный международный договор, но, вопреки мнению некоторых ученых[104], это не исключает возможности толковать положение п. 1 ст. 2 Пакта в свете «контекста», к которому следует отнести нормы Факультативного протокола, особенно учитывая то, что целью его создания было не изменение сферы применения самого Пакта, а расширение компетенции Комитета по правам человека ООН за счет наделения его правом рассматривать индивидуальные сообщения. С начала деятельности названного Комитета учеными высказывалось мнение о том, что целью включения в текст Пакта формулировки, которая при буквальном прочтении предполагает и нахождение индивида на территории, и осуществление государством-ответчиком юрисдикции, было стремление не допустить ситуации, когда государство должно защищать права индивидов, которые находятся под юрисдикцией другого государства, а следовательно, необходимо широко толковать формулировку сферы действия Пакта в пространстве[105]. Комитет по правам человека ООН пошел по пути очень широкого толкования п. 1 ст. 2 Пакта: как указывается в Замечании общего порядка № 31, «государства-участники обязаны, в соответствии с пунктом 1 статьи 2, уважать и обеспечивать права, закрепленные в Пакте, в отношении всех лиц, которые могут находиться на их территории, и всех лиц, которые подпадают под их юрисдикцию»[106] [107]. «Это означает, что государство-участник должно уважать и обеспечивать права, установленные в Пакте, каждому, кто находится под властью или эффективным контролем этого государства, даже если лицо не находится на территории государства-участника» . «Обладание правами предоставлено не только гражданам государств-участников, но также должно быть доступно всем индивидам, несмотря на гражданство или его отсутствие, в том числе лицам, претендующим на получение убежища, беженцам, трудящимся-мигрантам и другим лицам, которые находятся на территории или подпадают под юрисдикцию государства-участника»; «этот принцип также применим к тем, на кого распространяется власть или эффективный контроль вооруженных сил государства-участника, действующих за пределами его территории, вне зависимости от обстоятельств, при которых были получены власть или эффективный контроль, будь то силы, составляющие национальный контингент государства-участника, предоставленный для международной миротворческой 108 операции или операции по поддержанию мира» . Из представленной в Замечании общего порядка № 31 интерпретации п. 1 ст. 2 Пакта также следует, что этот международный договор будет применим в ситуации, когда нарушение происходит на территории, где государство-участник не осуществляет юрисдикции. В частности, именно этот вывод был положен Комитетом по правам человека ООН в основу решений, вынесенных по докладам Молдовы[108] [109], Боснии и Герцеговины[110], Хорватии[111] и Ливана[112]. Однако так и остается нерешенным вопрос о том, применим ли Международный пакт о гражданских и политических правах в случае, когда государство участвует в вооруженных действиях за рубежом, при условии, что степень контроля над этой территорией не позволяет квалифицировать ситуацию в качестве оккупации. Вопрос о том, что считать такой «властью или эффективным контролем», был рассмотрен Комитетом по правам человека ООН в деле «Лопез Бургос против Уругвая». Суть этого дела заключалась в том, что гражданин Уругвая Лопез Бургос, один из профсоюзных лидеров, после необоснованного задержания, продлившегося четыре месяца, и запугивания со стороны властей бежал в Аргентину, где получил политическое убежище. 13 июля 1976 г., как установил Комитет, Л. Бургос был похищен и доставлен на территорию Уругвая представителями этого государства. Бургос был заключен под стражу и во время своего задержания подвергался пыткам и бесчеловечному обращению на территории как Аргентины, так и Уругвая. В отношении применения Пакта ratione loci Комитет пояснил следующее: «Несмотря на то, что задержание и первоначальное содержание под стражей, а также ненадлежащее обращение в отношении Лопеза Бургоса имели место на иностранной территории, ни статья 1 Факультативного протокола, ни пункт 2 статьи 1 Пакта не препятствуют Комитету рассматривать эти утверждения, равно как и заявление о последовавшем похищении и транспортировке в Уругвай, поскольку эти действия были совершены уругвайскими агентами, действовавшими зарубежом» . Далее Комитет отметил, что «ссылка в статье 1 Факультативного протокола на «лиц, находящихся под их юрисдикцией», не затрагивает сделанного выше вывода, потому как в этой статье акцент делается не на место, где произошло нарушение, а, скорее, на отношения между индивидом и государством в связи с нарушением какого-либо из прав, установленных в Конвенции, где бы оно ни происходило»[113] [114], и что «пункт 1 статьи 2 Конвенции возлагает на государство-участника обязательство уважать и обеспечивать права «всем находящимся в пределах его территории и под его юрисдикцией лицам», но не предполагает, что государствоучастник не может быть привлечено к ответственности за нарушения прав, зафиксированных в Пакте, совершенные его агентами на территории другого государства, будь то с молчаливого согласия правительства этого государства или вопреки его воле»[115]. Ссылаясь на п. 1 ст. 5 Пакта, где установлено, что «ничто в настоящем Пакте не может толковаться как означающее, что какое-либо государство, какая-либо группа или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на нарушение любых прав или свобод, признанных в настоящем Пакте», Комитет сделал вывод о том, что было бы недобросовестно интерпретировать ответственность по ст. 2 Пакта так, чтобы позволять государству-участнику нарушать на территории другого государства положения Пакта, которые он не имеет права нарушать на своей собственной территории[116]. Анализируя выводы и аргументацию Комитета по правам человека ООН в отношении определения сферы действия Пакта в пространстве, следует указать на то, что, формулируя свою позицию, во-первых, он исходит не из наличия или отсутствия контроля над территорией, а из отношений, возникающих между индивидом и государством в связи с имевшим место нарушением. При этом акцент делается не на осуществлении власти над этим лицом, а на конкретном нарушении. В соображениях по этому делу не приведены доводы в пользу того, что захват и похищение Л. Бургоса квалифицируются как нахождение под властью и контролем уругвайских властей: для Комитета важно, что действия были совершены лицами, чьи действия вменяются Уругваю. Во-вторых, Комитет по правам человека ООН обратился к целям и сущности Пакта и сделал вывод о том, что положения этого международного договора нельзя трактовать в том смысле, что они не могут быть применены к нарушениям прав человека только потому, что совершаются за рубежом. Если с общим выводом, который сделал Комитет, сложно поспорить, то положенная в его основу аргументация далеко не безупречна. Статья 5 Пакта, на которую ссылается этот квазисудебный орган, посвящена вопросам ограничения содержания прав, закрепленных в данном договоре, но не сфере действия самого Пакта. В этом отношении следует согласиться с критикой, высказанной членом Комитета К. Из этого и других решений Комитета по правам человека ООН следует, что, интерпретируя понятие «юрисдикция», этот орган исходил прежде всего из того, что Международный пакт о гражданских и политических правах применим к экстерриториальным действиям государств-участников, и что понятие «юрисдикция» включает осуществление действий лицами и органами, чьи действия могут быть вменены государству[118]. Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах не содержит указаний на сферу применения по территории, однако в ст. 2 Факультативного протокола 2008 г. установлено, что «сообщения могут представляться находящимися под юрисдикцией государства-участника лицами или группами лиц или от их имени, которые утверждают, что они являются жертвами нарушения этим государством-участником какого-либо из экономических, социальных и культурных прав, изложенных в Пакте»[119]. О распространении действия Пакта не только на территорию, но и на лиц, находящихся под юрисдикцией государств-участников, говорится и в принятых Комитетом по экономическим, социальным и культурным правам Замечаниях общего порядка №14 и 15: «учреждения, товары и услуги здравоохранения должны быть доступны каждому подпадающему под юрисдикцию государства- участника человеку без какой бы то ни было дискриминации»[120]; «вода и системы и объекты водоснабжения должны быть доступными для каждого человека без какой бы то ни было дискриминации в пределах юрисдикции государства- участника»[121] [122]. В соответствии со ст. 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, «Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I настоящей Конвенции». Английский и французский тексты этой статьи, которые являются официальными, сформулированы практически одинаково: «everyone within their jurisdiction», «toute personne relevant de leur juridiction». В процессе подготовки текста Конвенции Консультативной ассамблеей изначально предлагалась другая формулировка: «all persons residing within the territories of the 122 signatory states» («все лица, проживающие на территориях подписавших государств»), но со ссылкой на то, что на территории государства могут находиться лица, которые не являются «постоянно проживающими» в правовом смысле этого слова, Межправительственная экспертная комиссия приняла решение заменить выражение «проживающие» на «находящиеся под юрисдикцией». Именно в таком виде текст и был принят Консультативной 123 ассамблеей 25 августа 1950 г. Соответственно, при определении сферы действия Конвенции в пространстве краеугольным камнем выступает толкование понятия «юрисдикция»[123] [124]. Конвенционные органы (Европейский суд по правам человека и до 1998 г. Европейская комиссия по правам человека) с самого начала своей деятельности столкнулись с необходимостью обозначения границ сферы действия этого международного договора ratione loci. Возможность применения Конвенции к экстерриториальным актам государств-участников не вызывала сомнений: в решении о приемлемости по делу «Кипр против Турции», принятом в 1975 г., Комиссия указала, что понятие «юрисдикция» «не эквивалентно и не ограничено государственной территорией соответствующей Высокой Договаривающейся Стороны»; «это ясно из текста, в особенности на французском языке, и предмета этой статьи, а также из целей самой Конвенции, что Высокие Договаривающиеся Стороны обязаны обеспечить указанные права и свободы всем лицам, которые находятся под их действительной властью и ответственностью, вне зависимости от того, осуществляют они эту власть на своей территории или за границей»[125]. Ключевым моментом в истории развития прецедентного права Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ) в области толкования применимости Конвенции ratione loci стало решение о приемлемости по делу «Банковий и другие против Бельгии, Чешской Республики, Дании, Франции, Германии, Греции, Венгрии, Исландии, Италии, Люксембурга, Нидерландов, Норвегии, Польши, Португалии, Испании, Турции и Соединенного Королевства» (далее - «Банкович и др.») от 12 декабря 2001 г.[126] [127] В своей жалобе заявители, выступавшие как от собственного имени, так и от имени погибших родственников, обвиняли 17 европейских государств - участников НАТО в нарушении Конвенции, в частности ст. 2, 10 и 13, в связи с бомбардировкой Белградского телерадиоцентра, осуществленной в рамках военной операции НАТО против бывшей Республики Югославия, которая проводилась с 24 марта по 8 июня 1999 г. Учитывая значение правовых позиций, высказанных в этом решении, представляется логичным исследовать линию толкования ст. 1 Конвенции, рассмотрев вначале решения ЕСПЧ и Комиссии, вынесенные до дела «Банкович и др.», проанализировать аргументацию ЕСПЧ по этому делу и затем проследить, насколько решение по делу «Банкович и др.» повлияло на дальнейшую практику ЕСПЧ. Анализ практики ЕСПЧ и Европейской комиссии по правам человека, наработанной до принятия решения по делу «Банкович и др.», позволяет сделать вывод об использовании этими органами нескольких подходов к определению того, какие акты, совершенные государствами-участниками за рубежом, подпадают под понятие «юрисдикция», сформулированное в ст. 1 Конвенции . Во-первых, юрисдикция трактовалась как осуществление «эффективного контроля» над территорией или частью территории другого государства. В делах «Луизиду против Турции»122, и «Кипр против Турции» ЕСПЧ признал наличие такого контроля государства-ответчика над территорией Северного Кипра. При этом надлежит отметить, что в ряде случаев ЕСПЧ уточнял, что не требуется устанавливать, действительно ли Договаривающаяся Сторона осуществляет «детальный контроль над политикой и действиями властей на территории, находящейся за пределами своей территории, поскольку даже общий контроль за территорией может возлагать на соответствующую Договаривающуюся Сторону ответственность» . Во-вторых, конвенционные органы прибегали к использованию концепции, суть которой состоит в том, что граждане находятся под «юрисдикцией» государства, если оно в лице своих представителей осуществляет над ними «власть и контроль». Например, в деле «Стоке против Германии», где рассматривался вопрос о том, подпадает ли под юрисдикцию государства-ответчика акт похищения заявителя с территории Франции, Европейская комиссия по правам человека пояснила, что «уполномоченные агенты государства не только остаются под юрисдикцией государства, когда [128] [129] действуют за рубежом, но и помещают любое другое лицо «под юрисдикцию» этого государства, поскольку они осуществляют власть над этими лицами», и «в той степени, в которой действия или бездействие государства затрагивает эти лица, государство должно нести за них ответственность»[130] [131]. Подобные выводы были сделаны Комиссией и в деле «Фреда против Италии», которое касалось ареста заявителя итальянской полицией на борту итальянского самолета, находившегося в аэропорту Коста-Рики , а также в деле «Рамирез Санчез против Франции», где аналогичные акты были совершены французскими спецслужбами в Судане. Итак, из прецедентной практики конвенционных органов, сложившейся до 2001 г., следовало, что экстерриториальные акты подпадают под сферу действия Конвенции в пространстве, если они совершены в отношении индивидов, находящихся на территории, над которой государство осуществляет эффективный контроль, или в отношении индивидов, оказавшихся под контролем государства-участника, вне зависимости от того, осуществляет это государство эффективный контроль над территорией, где находились эти лица, или нет. Возможность распространения Конвенции на случаи экстерриториального применения вооруженной силы была поставлена ЕСПЧ под сомнение в решении о приемлемости по делу «Банкович и др.». Суд, исследовав вопрос о том, подпадают ли заявители и их погибшие родственники под «юрисдикцию» государств-ответчиков в соответствии со ст. 1 Конвенции, пришел к отрицательному выводу и не рассматривал другие основания приемлемости, как то исчерпание внутренних средств правовой защиты и действие Конвенции ratione personae. Изложенный ЕСПЧ в деле «Банкович и др.» подход к определению сферы применения Конвенции в пространстве породил массу споров о том, насколько ограничена возможность распространения данного международного договора на акты экстерриториального применения силы государствами, в особенности если речь идет не о наземных, а о воздушных 132 операциях . В решении по делу «Банкович и др.», интерпретируя ст. 1 Конвенции, Суд поставил во главу угла историю создания Конвенции, мотивировав это тем, что рассматриваемая норма имеет принципиальное значение для применения Конвенции в целом[132] [133] [134] [135]. Действительно, как уже упоминалось, в процессе подготовки текста этого международного договора Консультативной ассамблеей изначально предлагалась другая формулировка: «all persons residing within the territories of the signatory states»134 («все лица, проживающие на территориях подписавших государств»). Вместе с тем ЕСПЧ в деле «Луизиду против Турции» заключил, что Конвенция является «живым инструментом», который должен толковаться в свете современных условий, что применимо не только к материальным нормам Конвенции, но и к таким, которые регулируют функционирование системы по исполнению Конвенции . Обстоятельства меняются, и современный уровень развития техники позволяет государствам все больше полагаться на высокоточные авиаудары и все меньше прибегать к использованию сухопутных сил. Из изложенных в деле «Банкович и др.» выводов следовало, что если бы операция проводилась наземными силами, то можно было бы установить наличие эффективного контроля со стороны государств, участвовавших в военной операции. Однако стоит признать, что подобный подход вряд ли соответствует потребностям жертв современных вооруженных конфликтов в защите. Раскрывая содержание понятия «юрисдикция» в решении по делу «Банкович и др.», ЕСПЧ не пошел по пути повторения и анализа правовых позиций, высказанных конвенционными органами ранее, а попытался сформулировать типичные ситуации, которые могут рассматриваться как экстерриториальное осуществление юрисдикции. К этим ситуациям ЕСПЧ отнес экстрадицию или высылку, действие судебных решений одного государства на территории другого, осуществление эффективного контроля над территорией иностранного государства, деятельность дипломатических или консульских агентов за рубежом или действия, происходящие на борту самолетов и судов, имеющих национальность этого государства[136] [137]. В итоге после вынесения Судом решения по делу «Банкович и др.» возможность толкования понятия «юрисдикция», использованного в ст. 1 Конвенции, как осуществления власти и контроля над индивидами, а не над территорией, была поставлена под сомнение, так как, перечисляя ситуации, в которых юрисдикция государства распространяется на экстерриториальные акты, в претендующем на исчерпывающий характер списке ЕСПЧ вообще не упомянул этот вариант. В свете предыдущей практики такое решение сложно было не признать шагом назад: по сути, в деле «Банкович и др.» Суд опроверг собственные правовые позиции, сформулированные по делам «Стоке против Германии», «Фреда против Италии» и «Рамирез Санчез против Франции». Через несколько лет ЕСПЧ снова вернулся к прежнему подходу, пересмотрев ограничительный подход к определению объема понятия «юрисдикция», использованный в деле «Банкович и др.». Одно из них - решение о приемлемости по делу «Пад и другие против Турции», принятое Судом в 2007 г. и касавшееся расстрела группы иранцев из вертолетов вооруженными силами Турции во время контртеррористической операции в прилегающих к границе с Ираном районах . Сославшись на наличие контроля над лицами как на основание считать, что государство осуществляет юрисдикцию в смысле ст. 1 Конвенции, ЕСПЧ, учитывая, что правительство ответчика признало свою причастность к смерти родственников заявителей, сделал вывод о том, что эти действия подпадали под юрисдикцию Турции[138] [139] [140]. Другой аргумент, использованный в мотивировочной части решения по делу «Банкович и др.», состоял в указании на espace juridique - правовое пространство Конвенции, которое, по мнению ЕСПЧ, ограничено не просто европейским континентом, а территорией государств-участников этого договора. Обозначая, что «Конвенция не задумывалась как применимая во всем мире», Суд, по сути, согласился с доводом государств-ответчиков о том, что применение этого международного договора в подобных ситуациях «имело бы серьезные последствия для международных военных коллективных действий, так как ЕСПЧ был бы вправе оценивать участие Договаривающихся Сторон в военных операциях по всему миру в условиях, когда эти страны не смогут обеспечить какое-либо из прав, защищаемых Конвенцией, жителям этих территорий» . Однако в рассмотренных в 2003 и 2004 гг. делах «Оджалан против Турции» и «Исса и другие против Турции», которые касались задержания индивидов турецкими военными и представителями спецслужб на территории Кении и Ирака, т.е. не на территории государств-участников Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ЕСПЧ признал, что эти деяния охватываются или могли бы охватываться сферой действия Конвенции ratione loci140. В резолюции 1386, принятой в 2004 г., Парламентская ассамблея Совета Европы призвала государства-участников, задействованных в многонациональных силах, признать полную применимость Конвенции о защите прав человека и основных свобод к действиям своих сил в Ираке в той степени, в какой они осуществляют эффективный контроль над соответствующими территориями[141]. Кроме того, в целом ряде дел ЕСПЧ пришел к выводу о применимости Конвенции на территории других государств, не являющихся её участниками, к примеру в Судане[142], Иране[143] и Ираке[144]. Одним из центральных аргументов, приведенных ЕСПЧ в деле «Банкович и др.», было и то, что Конвенция может быть применима только полностью, так как, по мнению Суда, именно это следует из текста ст. 1 Конвенции. Напомним, однако, что в деле «Стоке против Германии» Европейская комиссия по правам человека не только сделала вывод о том, что индивид подпадает под юрисдикцию государства в случае, если последнее осуществляет власть и контроль над ним, но и уточнила, что «объем юрисдикции» зависит от «объема власти над этим лицом»[145]. Обратимся к практике ЕСПЧ после вынесения решения по делу «Банкович и др.»: в деле «Илашку и другие против Молдовы и России» Суд пришел к выводу о том, что в случае, когда государство не может осуществлять полный контроль над всей своей территорией в силу de facto ситуации, когда действует сепаратистский режим, вне зависимости от того, сопровождается ли он оккупацией, это не является основанием для прекращения осуществления государством юрисдикции по смыслу ст. 1 Конвенции над частью территории, которая временно находится под властью антиправительственных сил или другого государства; такая фактическая ситуация уменьшает объем юрисдикции до уровня осуществления только позитивных обязательств в отношении лиц, находящихся на этой территории[146]. Это означает только то, что ЕСПЧ в итоге не отказался и, как следует из доклада, представленного в 2003 г. Комитетом по правовым отношениям и правам человека Парламентской ассамблее Совета Европы, не должен отказываться от возможности применения Конвенции в той части, в какой государство осуществляет контроль над соответствующими индивидами[147]. Таким образом, можно говорить о том, что ЕСПЧ не исключает возможности дифференцированного подхода к юрисдикции. В целом вывод о невозможности частичного применения Конвенции противоречит прецедентной практике Суда, сложившейся как до[148], так и после решения по делу «Банкович и др.»[149] [150]. Основные аргументы, использованные в деле «Банкович и др.», были пересмотрены ЕСПЧ в 2011 г. в решении Большой палаты по делу «Аль-Скейни и другие против Великобритании»150. Это дело было связано с применением силы британскими военнослужащими в иракском городе Басра в шести разных ситуациях, имевших место с 8 мая по 14 сентября 2003 г.[151] [152] Родственники погибших жаловались на нарушение государством-ответчиком вытекающих из ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод процессуальных обязательств по проведению эффективного расследования. В этом деле, возражая против наличия у ЕСПЧ юрисдикции, Правительство Великобритании настаивало на применимости основных правовых позиций, сформулированных в деле «Банкович и др.». Во-первых, как указывал ответчик, эти случаи не покрываются espace juridique Конвенции . Во-вторых, хотя Великобритания в этот период и являлась оккупирующей державой, в силу малочисленности контингента, создания Временной коалиционной администрации, которая выполняла функции правительства и не была подотчетна Великобритании, а также отсутствия «эффективной национальной правоохранительной системы», государствоответчик не осуществляло эффективного контроля над частью территории Ирака . В-третьих, применяя силу в отношении родственников заявителей, Великобритания не осуществляла над ними «власть и контроль», а вменение действий государству не влечет автоматически вывода о наличии «юрисдикции» по смыслу ст. 1 Конвенции[153] [154]. В решении по делу «Аль-Скейни и другие против Великобритании» ЕСПЧ подчеркнул, что, несмотря на то, что понятие «юрисдикция», которое используется в ст. 1 Конвенции, является прежде всего территориальным, существует целый ряд исключений. Государство признается обладающим юрисдикцией, во-первых, при осуществлении функций его дипломатическими и консульскими агентами[155], во-вторых, если государство действует на территории другого при его согласии или по его приглашению[156] [157] [158]; в-третьих, индивид может попасть под контроль государства в связи с применением силы представителями этого государства за рубежом . ЕСПЧ проиллюстрировал этот вариант, сославшись на несколько примеров из своей практики. В деле «Оджалан против Турции» Суд определил, что заявитель попал под юрисдикцию ответчика, когда был передан в руки турецких властей представителями Кении . В деле «Исса и другие против Турции», как отметил ЕСПЧ, если было бы установлено, что родственники заявителей были задержаны солдатами и затем убиты, также была бы установлена юрисдикция этого государства[159]. В деле «Аль-Саадун и Муфди против Соединенного Королевства» Суд сделал вывод о том, что два иракских заключенных подпадают под юрисдикцию государства-ответчика, потому что оно осуществляло полный и эффективный контроль за тюрьмами, где содержались эти индивиды[160]. Наконец, в-четвертых, юрисдикция может быть установлена в связи с тем, что государство осуществляет контроль над судном и его экипажем[161]. В отношении espace juridique ЕСПЧ, сославшись на решения по делам «Оджалан против Турции», «Исса и другие против Турции», «Аль-Саадун и Муфди против Соединенного Королевства» и «Медведев и другие против Франции», указал, что никогда не исключал возможности распространения своей юрисдикции на территорию государств, не являющихся членами Совета Европы[162]. Суд пояснил, что смысл espace juridique заключается в том, что если государство-участник окажется под оккупацией со стороны другого, оккупирующая держава должна нести ответственность за соблюдение Конвенции, иначе население осталось бы без уже предоставленных им прав и свобод[163]. Тем самым в деле «Аль-Скейни и другие против Великобритании» ЕСПЧ дал толкование доктрине «правового пространства», которое абсолютно несовместимо с выводами, сделанными в деле «Банкович и др.», не признавая при этом изменения своей позиции напрямую и даже ссылаясь на это решение. ЕСПЧ также отказался от использованного в деле «Банкович и др.» категоричного вывода о невозможности «разделять и выкраивать» права, предусмотренные в Конвенции, признав, что если представители государства осуществляют власть и контроль над индивидом, то они должны обеспечивать те права и свободы, которые имеют значение в этой ситуации[164]. В итоге в деле «Аль-Скейни и другие» Большая палата, ссылаясь на то, что в условиях, когда «с момента падения режима партии “Баас” и до передачи власти Временному правительству Великобритания совместно с США осуществляла в Ираке некоторые функции публичной власти», «в частности, взяла на себя власть и ответственность по поддержанию безопасности в юго-восточном Ираке», государство-ответчик «посредством своих солдат, вовлеченных в операции по поддержанию безопасности, осуществляло “власть и контроль над убитыми индивидами”, что позволяет установить наличие “юрисдикционной связи” для целей ст. 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод»165. Большая палата вывела наличие юрисдикции, по сути, на основе сложения двух компонентов: осуществления Великобританией функций публичной власти на территории, где были убиты родственники заявителей, и непосредственно наличия у британских военнослужащих «власти и контроля» над этими индивидами. Позволяет ли это постановление сделать вывод о том, что ЕСПЧ может признать сам факт применения летальной силы осуществлением власти и контроля над лицами необходимым для установления юрисдикции государства- ответчика по смыслу ст. 1 Конвенции? Специфика фактов дела «Аль-Скейни и другие против Великобритании» состоит в том, что Великобритания формально была оккупирующей державой и, кроме того, несмотря на свои ссылки на объективную неспособность осуществлять эффективный контроль, ее вооруженные силы присутствовали непосредственно на территории г. Басра, где произошли события, описанные в жалобах заявителей. Более того, ЕСПЧ подчеркнул наличие у военнослужащих Великобритании власти и контроля над погибшими гражданскими лицами, однако этот критерий для установления юрисдикции не был единственным. Все это указывает на то, что выводы, сделанные ЕСПЧ в решении по делу «Аль-Скейни и другие против Великобритании», не могут быть автоматически переложены на ситуацию, когда государство-участник Конвенции проводит военно-воздушную, а не наземную операцию и не осуществляет эффективный контроль над территорией, где гибнут люди. Тем не менее решение по делу «Аль-Скейни и другие против Великобритании» следует рассматривать в свете других решений ЕСПЧ по делам о применении силы за пределами территории государства-ответчика. В частности, важное значение в этой связи приобретает решение о приемлемости по делу «Пад и другие против Турции». Отклонив эту жалобу как неприемлемую, Суд тем не менее признал, что пострадавшие от проведенной турецкими вооруженными силами атаки граждане Ирака подпадали под юрисдикцию государства-ответчика. То обстоятельство, что Турция не отрицала своей причастности к проишедшим событиям, а также то, что сами действия были произведены с территории этого государства, не влияют на решение вопроса о наличии или отсутствия юрисдикции и, соответственно, не могут рассматриваться в качестве критериев, которые должны быть выполнены для целей применения ст. 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Решение по делу «Аль-Скейни другие против Великобритании» может быть использовано как косвенное подтверждение приверженности ЕСПЧ идее о возможности установления юрисдикции государства-ответчика на основании осуществления им «власти и контроля» над лицами в силу применения вооруженной силы. Эта линия интерпретации понятия «юрисдикция» получила свое продолжение в принятом ЕСПЧ 20 ноября 2014 г. постановлении по делу «Джалуд против Нидерландов»166. Гражданин Ирака А.С. Джалуд был застрелен, когда машина, в которой он ехал на пассажирском сидении, при резком торможении снесла ограждение блок-поста, где находились иракские силы безопасности и голладские военнослужащие. При этом, в отличие от фактов дела Аль-Скейни, ограниченный голландский военный контингент хотя и участвовал в многонациональной операции, официально оккупирующей державой Нидерланды не признавались. Именно на это делали акцент представители государства- ответчика, подчеркивая также, что Нидерланды не перенимали на себя осуществления каких-либо публичных полномочий, которые обычно присущи суверенному правительству; военнослужащие находились под оперативным контролем офицеров Великобритании; иракские военнослужащие, которые дежурили на этом блок-посту, не находились в подчинении у голландских военных; последние не осуществляли физической власти или контроля над погибшим, так так не задерживали его; и, наконец, Нидерланды были [165] представлены ограниченным контингентом и не обладали такой степенью контроля, которая позволила бы установить наличие «юрисдикции» по ст. 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод[166]. Рассматривая это дело, ЕСПЧ начал с того, что наличие или отсутствие статуса «оккупирующей державы» само по себе не является решающим[167] [168] [169] [170] [171]. Затем Суд установил, что Нидерланды, несмотря на подчинение оперативному командованию со стороны Великобритании, приняли на себя ответственность за обеспечение базопасности в этом районе и сохраняли полный контроль за своим контингентом , в свою очередь, иракские силы безопасности находились в их подчинении . В итоге, как решил ЕСПЧ, государство-ответчик осуществляло юрисдикцию «над лицами, которые пересекали блок-пост», включая убитого А. С. Джалуда . В итоге проведенный анализ решений ЕСПЧ по делам, связанным с действиями агентов государства за рубежом, демонстрирует, что решение по делу «Банкович и др.» являлось отступлением от уже наработанной практики конвенционных органов и действительно вводило неоправданные ограничения в отношении возможностей толкования сферы применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод ratione loci. Исходя из целей всей Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также учитывая то, что ЕСПЧ является не единственным международным органом по защите прав человека, а Комитет по правам человека ООН и органы американской системы защиты прав человека явно пошли по пути более широкого толкования понятия «юрисдикция», у ЕСПЧ не было другого выхода, как постепенно отказаться от жестких рамок, сформулированных в деле «Банкович и др.»112. Последующие решения доказывают, что ЕСПЧ уже преодолел практически все сформулированные им ограничения, связанные с толкованием сферы применения Конвенции ratione loci: ограниченность сферы применения Конвенции «европейским правовым пространством»; неприменение Конвенции в случае, когда государство-участник осуществляет власть и контроль над лицом, а не над территорией; возможность применения только полного списка прав человека, зафиксированных в Конвенции; а также необходимость проведения различия между случаями, когда лица находились в руках государства или когда они становились объектом применения вооруженной силы. Обратимся к американской системе защиты прав человека, основу которой составляют два документа: Американская декларация прав и обязанностей человека и Американская конвенция о правах человека. Американская декларация прав и обязанностей человека была принята на конференции американских государств в 1948 г. в виде резолюции, имеющей рекомендательную силу . Из материалов конференции , а также заключения Межамериканского юридического комитета следовало, что этот акт не имеет обязательной силы, однако с течением времени представления о юридической природе Декларации существенно изменились. В Консультативном заключении о толковании Американской декларации прав и обязанностей человека в рамках ст. 64 Американской конвенции о правах человека Межамериканский суд по правам человека разъяснил, что государства-участники Организации американских государств (ОАГ) согласились с тем, что некоторые положения Декларации, которая не является международным договором, имеют юридическую силу, в связи с тем что Декларация расшифровывает содержание основных прав человека, упомянутых в Уставе ОАГ, а также содержит нормы, ставшие международным обычаем[172] [173] [174] [175]. В соответствии с Уставом ОАГ[176], Американской конвенцией о правах человека и Статутом , Межамериканская комиссия по правам человека наделена правом контролировать соблюдение как Конвенции, так и Декларации прав и обязанностей человека. Статья 44 Конвенции и ст. 19 Статута Комиссии наделяют ее правом рассматривать индивидуальные обращения о нарушении Конвенции, а ст. 20 Статута предусматривает право Комиссии рассматривать дела о соблюдении Декларации государствами, которые не являются участниками Конвенции (среди них такие, как Канада, Куба и США). Из решений Межамериканской комиссии по правам человека, а также Межамериканского суда по правам человека следует, что они признают возможность применения Конвенции и Декларации ratione loci к экстерриториальным случаям применения силы в случаях, когда государство осуществляет эффективный контроль над территорией , а также в случаях, когда 180 оно осуществляет контроль над лицами . В этой связи представляет интерес дело «Армандо Алехандре и другие против Кубы» , рассмотренное Комиссией в 1999 г. В 1996 г. истребители кубинских вооруженных сил сбили в международном воздушном пространстве два маленьких гражданских самолета, в результате чего все четверо находившихся на борту мужчин погибли. Никаких указаний о смене курса или 177 [177] [178] [179] [180] предупреждений о возможности применения вооруженной силы пилоты этих летательных средств не получали. Близкие родственники погибших подали в Межамериканскую комиссию по правам человека жалобы на нарушение Кубой права на жизнь и права справедливое судебное разбирательство, гарантированных ст. I и XVIII Американской декларации прав и обязанностей человека . Этот случай вполне сопоставим с делом «Банкович и др.»: деяние произошло не на территории государства, являющегося членом ОАГ, и имело место применение воздушных ударов. При рассмотрении этого случая, сославшись на принцип равенства и запрет дискриминации, а также на неотъемлемый характер прав человека, Комиссия сформулировала вывод о том, что американские государства обязаны уважать права любого лица, которое находится под их юрисдикцией. «Несмотря на то, что это обычно относится к лицам, которые присутствуют на территории государства, - продолжила Комиссия, - при определенных обстоятельствах это может относиться к поведению, имеющему экстерриториальный locus, когда лицо находится на территории одного государства, но подпадает под контроль со стороны другого государства, в основном из-за действий агентов последнего за границей» . В качестве финального аргумента Межамериканская комиссия по правам человека указала, что «расследование не связано ни с гражданством соответствующей жертвы, ни с ее присутствием в определенной географической зоне, а, скорее, с тем, соблюдало ли государство в таких специфических условиях права человека, попавшего под его власть и контроль» . Анализируя факты этого дела, Комиссия пришла к выводу, что агенты кубинского государства, несмотря на то, что они [181] [182] [183] действовали за пределами национальной территории, подчинили своей власти лиц, находившихся на борту гражданских самолетов185. Сравнивая аргументацию Межамериканской комиссии по правам человека по рассмотренному делу с правовой позицией ЕСПЧ, сформулированной в деле «Банкович и др.», следует указать, что, во-первых, Комиссия не сочла, что «временный контроль за воздушным пространством» является недостаточным для того, чтобы квалифицировать действия по применению силы как осуществление юрисдикции. Отметим, что в небе находились два самолета-истребителя, что несоизмеримо меньше той военной техники, которая была задействована при осуществлении бомбардировок Белграда. Во-вторых, Комиссия не рассматривала вопрос о недопустимости частичного применения Декларации. В-третьих, деяния были совершены не на территории государств-членов ОАГ, а в международном пространстве. Из всех основных международных договоров по правам человека, практика применения которых была проанализирована, только Конвенция о защите прав человека и основных свобод - с подачи ЕСПЧ, давшего ограничительное толкование сфере применения этого международного договора в деле «Банкович и др.», - некоторое время рассматривалась как неприменимая к вооруженным конфликтам, происходящим за пределами территории государства-ответчика, и к ситуациям, когда вооруженные силы участников Конвенции еще не осуществляют эффективный контроль над соответствующей территорией. В деле «Банкович и др.» ЕСПЧ исходил из изначально территориального содержания понятия «юрисдикция», а также, опираясь на travaux preparatories, сделал вывод о том, что расширение этого понятия настолько, чтобы оно охватывало и ситуации нанесения авиаударов по территории другого государства, противоречило бы воле создателей Конвенции. Однако таким ли жестким является понятие «юрисдикция»? На данный момент в науке международного права никто не оспаривает того, что понятие «юрисдикция» многогранно, меняется с течением времени и его содержание очень сложно выразить в одном определении[184]. Здесь неизбежно возникает проблема учета правомерности притязаний государства по реализации своих властных полномочий в пространстве, по кругу лиц и во времени. Вместе с тем необходимо все-таки отделять понятие юрисдикции как сущего от понятия юрисдикции как должного, т.е. различать объем полномочий, который реально осуществляет государство, от того объема, который оно может правомерно осуществлять. Если понимать юрисдикцию только как правомерные действия, тогда осуществление органами государства любого неправомерного деяния не будет подпадать под понятие «юрисдикция». Это неизбежно приведет к абсурдному результату: государство не имело права совершать эти действия, т.е. не обладало юрисдикцией, следовательно, не может нести за них ответственность. Интересно, что хотя ЕСПЧ не рассматривает правомерность как необходимый атрибут юрисдикции, он не выстраивает цепочку рассуждений до конца. Так, рассматривая дела, связанные с похищением или задержанием лиц за рубежом, Суд не задается вопросом, могло ли государство это сделать, а исходит из фактической ситуации, что отдельные лица оказались во власти представителей другого государства. Непонятно, почему следует делать другой вывод только на основании того, что лица не были физически захвачены и к ним была применена вооруженная сила. Если лицо оказывается под прицелом, будь то автомат или бомбардировка с воздуха, результат один и тот же - лицо, при условии возможности вменить эти действия государству, попадает под его власть. Рассуждения о том, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод может быть применима только полностью и в случае с задержанием или похищением лиц государство должно и имеет возможность отвечать за соблюдение всего перечня прав человека, указанных в международном договоре, а если речь идет об операции военно-воздушных сил, то правом, которое может быть гипотетически нарушено, является право на жизнь, не выдерживают критики. Сущность Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. вряд ли согласуется с принципом «либо все, либо ничего», а исходя из максимы «право не требует невозможного», никто и не требует от государства, осуществляющего такую операцию, соблюдать весь каталог прав человека. Проведенный анализ решений по делам, связанным с действиями агентов государства за рубежом, позволяет сделать вывод о том, что решение по делу «Банкович и др.» являлось отступлением от предыдущей практики конвенционных органов и действительно вводило чрезмерные ограничения в отношении толкования сферы применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод ratione loci. Эти и другие критические замечания в адрес решения по делу «Банкович и др.» имели бы, наверно, меньше значения, если бы ЕСПЧ неукоснительно следовал доктрине stare decisis. Однако, как показали приведенные примеры из практики, Суд постепенно отказался от жестких рамок, сформулированных в решении по делу «Банкович и др.». Последующие решения ЕСПЧ, включая дела «Пад и другие против Турции», «Аль-Скейни и другие против Великобритании», а также «Джалуд против Нидерландов» доказывают, что Суд преодолел все существенные ограничения сферы применения Конвенции в пространстве, которые могли бы помешать применению этого международного договора в ситуации вооруженного конфликта, происходящего за пределами границ государства-участника.