§ 2. Право на неприкосновенность произведения
Право на неприкосновенность произведения занимает особое место среди моральных прав, являясь, наряду с правом авторства, одним из старейших и наиболее известным из них. Неимущественный интерес, охраняемый им, задается необходимостью презервации целостности произведения и, в конечном счете, авторского замысла.
Содержание права задается его целевой направленностью и в самом общем виде может быть представлено как право автора запрещать внесение в произведение любых неавторизованных им изменений. Нужно сказать, что данное право, как и право авторства, довольно близко стоит к личным неимущественным с точки зрения своего содержания, так как выделить в его составе сколько-нибудь самостоятельный положительный элемент, кроме дачи согласия на внесение в произведение изменений, затруднительно. Его назначение состоит в предоставлении автору возможности поддерживать свое творение в том положении, в котором оно было первоначально создано, и предполагает его охранительный, негативный характер. Существо права в таком случае заключается не в возможности совершения каких-либо действий автором, а в его праве требовать от третьих сторон воздерживаться от искажений произведения, хотя в [322] литературе можно встретить и иные точки зрения. Так, Э.П. Гаврилов считает, что его реализация предполагает не только пассивные, но и активные действия автора, например, при подготовке рукописи к изданию автору может быть предложено не только принять коррективы издателя, но и внести изменения самому . Эта позиция была поддержана Е.А. Павловой и И.В. Савельевой, выделявшими позитивную сторону в виде права автора самому вносить изменения в
324
произведение .
Генеральное запретительное правомочие автора, хотя и составляет «ядро» содержания права на неприкосновенность произведения, не дает полного представления о нем. Его анализ не может исчерпываться одним только указанием на требование автора, адресованное другим лицам.
Необходимо также определить, на что именно обращено требование, другими словами, от совершения каких именно действий в отношении произведения следует воздерживаться.Кроме того, способы конструирования и формального определения этого права варьируются как в разных национальных правопорядках, так и в пределах одной правовой системы. Поэтому в дальнейшем нами будут рассматриваться два аспекта проблемы: во-первых, каковы легальные способы конструирования права на неприкосновенность произведения в различных странах и каково их влияние на его содержание; во-вторых, какие субправомочия могут быть выделены в праве на неприкосновенность произведения с целью его содержательной детализации.
Что касается первого из них, то образцом изменчивости конструкции права на неприкосновенность может служить отечественное авторское право. П. 1 ст. 480 ГК РСФСР 1964 г. устанавливал, что при издании, публичном исполнении или ином использовании произведения автора воспрещалось без согласия автора вносить какие бы то ни было изменения как в само произведение, так и в его название и обозначение имени автора. Согласно п. 2 этой же статьи, воспрещалось также без согласия автора снабжать произведение при его издании иллюстрациями, [323] [324] предисловиями, послесловиями, комментариями и какими бы то ни было пояснениями. Следующим базовым нормативно-правовым актом, посвященным личным неимущественным правам автора, стал Закон РФ об авторском праве. В нем право на неприкосновенность произведения было определено по-иному и получило другое наименование - право на защиту репутации автора. Согласно п. 1 ст. 15 Закона РФ об авторском праве автору принадлежало право на защиту произведения, включая его название, от всякого искажения или иного посягательства, способного нанести ущерб чести или репутации автора. С момента вступления в силу Части 4 ГК РФ с 1 января 2008 г. отечественное авторское право вернулось к формулировке, практически дословно воспроизводящей ту, что существовала в советском праве: не допускается без согласия автора внесение в его произведение изменений, сокращений и дополнений, снабжение произведения при его использовании иллюстрациями, предисловием, послесловием, комментариями или какими бы то ни было пояснениями (п. Нетрудно заметить, что в одном случае право на неприкосновенность выступает в качестве кристаллизованного запрета на внесение любых изменений, несогласованных с автором. В другом охрана целостности произведения ставится в зависимость от факта причинения вреда чести или репутации автора вносимыми изменениями. Отметим, что право на защиту репутации автора, появившееся в Законе РФ об авторском праве, не было изобретением отечественного законодателя. Напротив, оно было основано на ст. 6bis Бернской конвенции. При этом, по верному замечанию В.И. Еременко, русский перевод текста ст. 6bis неточен, а окончание п. 1 должно читаться следующим образом: «всякому извращению, искажению или иному изменению этого произведения, а также любому другому посягательству, способным нанести ущерб чести или репутации автора» . Именно так понимается текст ст. 6bis и зарубежными учеными . [325] [326] Часть 4 ГК РФ вывела указания на честь и репутацию автора из определения права на неприкосновенность произведения. П. 2 ст. 1266 ГК РФ дополнительно оговаривает, что извращение, искажение или иное изменение произведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию автора, дают автору право требовать защиты на основании ст. 152 ГК РФ. В данном случае законодатель прямо отграничивает общую охрану нематериальных благ от защиты неприкосновенности произведения, что также не может быть названо особенностью лишь российского права. Аналогичного подхода придерживается авторское право континентальноевропейских стран, не замыкая защиту на изменения, наносящие ущерб чести или репутации автора. Наибольшей широтой отличается французское право, ограничивающееся в ст. L. 121-1 указанием на «право автора на уважение своего произведения» (droit au respect de son oeuvre). Сопоставление двух вариантов определения права на неприкосновенность произведения (отягощенного и не отягощенного «репутационной оговоркой») поднимает несколько вопросов как практического, так и теоретического характера. Ответ на эти вопросы можно найти, обратившись к истории появления ст. 6bis в Бернской конвенции. Первоначальный вариант поправок, предложенный итальянскими делегатами на Римской конференции 1928 г., не содержал в себе упоминаний чести или репутации. В их основе лежало чисто европейское доктринальное представление о моральных правах, а в объяснительной записке, прилагаемой к ним, на равных использовались термины «моральное» и «личное» право (второй, очевидно, имел какой-либо смысл лишь для европейских стран). Нагляден сам текст поправок: «Независимо от охраны имущественных прав, регламентируемой нижеследующими статьями, и несмотря на их уступку, автору навечно принадлежат: а) право требовать признания авторства; b) право решать, готово ли произведение к выходу в свет; с) право противодействовать любой модификации произведения, которая причиняла бы вред его моральным 327 интересам» . Таким образом, первоначальный вариант содержат не два, а три моральных права, а в отношении права на неприкосновенность произведения речь шла о моральных интересах. Узость окончательного текста поправок в свое время объяснялась Е.А. Флейшиц страхом поколебать обеспеченность издателей и зрелищных предприятий , однако основой причиной включения положений об авторской чести и репутации все же были требования представителей Великобритании и Австралии, то есть стран, для права которых концепция моральных прав автора была совершенно чуждой. В сущности, ст. 6bis Бернской конвенции и была адресована не континентально-европейскому праву, обеспечивавшему к тому времени несравненно более высокий уровень охраны моральных прав, а в первую очередь англо-американскому. В последующем именно формулировка ст. 6bis станет для него базовой, и все страны с системой copyright сохранили требование о [327] [328] [329] причинении вреда чести и репутации, несмотря на то, что практическая необходимость в этом отпала. Что же касается таких крупных представителей романо-германского права, как Франция и Г ермания, то они исторически почти никогда не использовали честь, достоинство или деловую репутацию как правовые категории со специфическим содержанием при конструировании права на неприкосновенность произведения, что отмечается исследователями при сопоставлении их законодательства с англо- 330 американским авторским правом . В ряде европейских стран признание нарушения права на неприкосновенность произведения может ставиться в зависимость от вредоносности изменений для духовных, неимущественных интересов автора, что служит своего рода балансировочным механизмом между личными интересами автора и интересами других лиц (правообладателя, собственника материального носителя произведения и так далее) . Такой традиции следует ст. 14 немецкого Закона об авторском праве, в силу которого автор имеет право запрещать искажение или любое другое умаление произведения, посягающие на интеллектуальные или личные интересы автора. В связи с этим в литературе имеет место не совсем точная классификация концепций права на неприкосновенность произведения на субъективную (запрет на любые изменения) и объективную (запрет на изменения, наносящие вред интересам автора или авторской чести или репутации) . право на неприкосновенность произведения является абсолютным, тогда как 333 немецкое ограничено личными интересами автора . Сама понятие моральных интересов автора в европейском праве понимается предельно широко и не совпадает с понятиями чести и авторской репутации». Нанесение вреда духовным интересам автора не является самостоятельным и дополнительным по отношению к нарушению целостности произведения [330] [331] [332] [333] юридическим фактом, выступая лишь в качестве одного из признаков, на основе которых в совокупности и устанавливается нарушение права. Реальное значение отсылки к интересам автора состоит в предоставлении суду возможности учета фактических обстоятельств дела. Так, французская модель, которая в рамках приведенной ситуации безусловно относится к субъективным, в действительности всегда берет в расчет множество факторов, среди которых и степень оригинальности произведения, и практика использования аналогичных видов произведений. Искажение и вовсе может быть признано правомерным, если дух и существо работы остаются нетронутыми[334]. Поэтому полагать, что субъективная концепция права безоговорочно защищает произведение от любых изменений, не совсем верно. Следует говорить о другом, гораздо более строгом делении: между конструкцией права на неприкосновенность произведения, использующей понятия чести и достоинства как необходимые элементы в характеристике права, и конструкцией, в которой эта концептуальная связь отсутствует. Их нельзя считать равноценными - первая является редуцированной, ослабленной версией второй, и вызывает возражения как теоретического, так и практического характера. На теоретическом уровне различение прав на репутационную защиту и защиту неприкосновенности произведения основывается на довольно жестком различении объектов этих прав: с одной стороны, чести и репутации, с другой - самого произведения. Их смешение в континентально-европейском авторском праве способно приводить к логическим противоречиям и несоответствиям. Примеры таких противоречий можно было найти и в Законе РФ об авторском праве. Так, п. 1 ст. 152 ГК РФ гласит, что гражданин вправе требовать опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Поскольку сам Закон РФ об авторском праве не содержал специальных положений на случай причинения вреда чести или репутации автора неавторизованными изменениями произведения, следовало субсидиарно применять положения ст. 152 ГК РФ. Но категория «распространение сведений» с трудом применима к случаям искажения произведения, а оценка этих изменений с точки зрения истинности или ложности совершенно несущественна при обеспечении авторского интереса в сохранении неприкосновенности результата его труда. В сущности, применение оговорки о чести и репутации автора ставит в тупик даже англо-американских юристов. Так, в прецедентом канадском деле Snow v. The Eaton Centre было признано нарушение права на неприкосновенность произведения автора, скульптурное изображение которого было украшено в канун Рождества в одном из торговых центров Канады бантами. Разрешая этот спор, суд фактически расписался в собственной неспособности установить связь между искажением произведения и репутационным вредом, признав, что для констатации последнего достаточно ясно выраженного мнения самого автора, если оно, исходя 335 из ситуации, разумно . Не менее важно, что смещение фокуса с факта искажения в сторону оценки его вредоносных для репутации последствий создало бы неверное представление о существе права и привело к удивительному выводу: автор лишен возможности защитить свое творение от самых грубых искажений, если они в общественном восприятии улучшают его и, следовательно, не наносят вреда репутации. Такое понимание противоречит задаче сохранения в целостности первоначального авторского замысла, ставя автора в зависимость от общественного мнения о его творчестве, и заставляет суды выносить эстетические суждения о произведении. Справедливую оценку дала в свое время праву на защиту репутации автора М.Н. Малеина, писавшая, что его содержание включает право требовать запрета даже тех изменений, которые объективно работают на репутацию автора[335] [336]. Учитывая сказанное, возврат законодателя к советской конструкции права на неприкосновенность произведения можно лишь приветствовать. Приведение определения этого права в полное соответствие с текстом Бернской конвенции, попытка которого была предпринята в Законе РФ об авторском праве, на практике приводит к неоправданному ущемлению авторских интересов. Более того, этого не требует и сама ст. 6bis Бернской конвенции, определяющая лишь нижний предел охраны этих интересов. С этой точки зрения крайне любопытно отметить различия в оценке ст. 1266 ГК РФ в отечественной и зарубежной науке. В то время как некоторые российские исследователи негативно отзывались о возврате к советскому подходу [337] , зарубежные отмечали снятие с права репутационных «оков» и существенное повышение уровня охраны интересов автора, превосходящего теперь требования ст. 6bis [338] [339] . Следует согласиться с теми исследователями, которые считают, что в действительности содержание права было расширено по сравнению с Законом РФ об авторском праве . Итак, мы можем констатировать наличие как минимум двух моделей легального конструирования права на неприкосновенность произведения. Одна из них отличается редукцией права и ограничением его привязкой к чести и репутации автора. Другая считает право на неприкосновенность правом с самостоятельным объектом и содержанием. Одна является результатом рецепции положений Бернской конвенции и в этом качестве была воспринята в первую очередь странами англо-американского права и некоторыми европейскими государствами. Другая характерна для стран с развитой, исторически сложившейся доктриной моральных прав. Возможна и третья, смешанная модель, комбинирующая две предыдущие. Например, общая конструкция права в Бельгии (п. 2 ст. 1 бельгийского закона об авторском праве) дословно повторяет французскую - «право на уважение произведения», однако независимо от отказа автора от его осуществления за ним остается право на защиту от посягательств на произведение, причиняющих вред его чести или репутации. Второй аспект проблематики права на неприкосновенность произведения связан уже не с моделью его конструирования, а с его непосредственным содержанием. Большинство легальных формулировок права акцентируют внимание на генеральном запрете на вносимые без согласия автора изменения, и лишь в редких случаях его содержание хоть как-то раскрывается (в п. 1 ст. 1266 ГК РФ приведен краткий перечень нарушений). Каким образом можно конкретизировать существо этого запрета и очертить его пределы? Первая и самая очевидная группа действий, составляющих нарушение права, включает в себя действия, связанные с посягательством на целостность произведения. Правка текста книги, не связанная с исправлением ошибок; неавторизованное удаление из оперы какой-либо из сцен; удаление или добавление из произведения живописи персонажей или деталей; не обусловленное технической необходимостью изменение атрибутов фотографии (цветовой температуры, зернистости, иных художественных эффектов, намеренно приданных ей); колоризация изначально черно-белого кинофильма - все это примеры наличных искажений, которые, без сомнения, должны признаваться нарушением права на неприкосновенность произведения, и защита от них составляет основу его содержания. Речь в этом случае идет о внесении изменений в объективную форму произведения. Если же объективная форма произведения образуется путем сочетания нескольких неразрывно связанных элементов, то искажением следует понимать изменение любого из них, а не всех одновременно. Например, музыкальное произведение как совокупность звуков характеризуется не только мелодией, но также гармонией и ритмом[340]. Поэтому искажением будет являться и такое изменение произведения, при котором сама мелодия оставлена без изменений, но изменен ритм, например, при смене аранжировки. Второе субправомочие связано с защитой от таких действий, которые, хотя и не связаны с искажением формы произведения, тем не менее ведут к искажению авторского замысла при его использовании. Так, во французской доктрине моральных прав признается наличие у этого права двух составляющих элементов. Первый позволяет автору поддерживать произведение в той форме, в которой оно было создано - без дополнений, искажений и изменений (объективное право на неприкосновенность произведения). Второй аспект сводится к запрету на извращение духа работы автора (субъективное право на неприкосновенность произведения)[341] [342] [343]. Такие посягательства не сопряжены с внесением в произведение изменений как таковых и имеют место в процессе его использования. В германском праве то же содержательное различие проводится между искажением (entstellung) и умалением (beeintrachtigung) произведения . Эти правомочия разграничиваются по способам вредоносного действия и наличию его последствий. В первом случае изменение объективной формы произведения являет собой нарушение права, во втором оно считается нарушенным и без такого изменения, но только если произведение было использовано способом или в контексте, которые извращают существо авторского замысла. В подобной трактовке содержание права составляют два элемента (правомочия), каждый их которых имеет дело с отдельной категорией нарушений. Было бы справедливо сказать, что ее описательные возможности превосходят простую модель «запрета на любые изменения». Двухчастная модель получила определенное признание в отечественной науке авторского права. В частности, А.П. Сергеев полагает, что о нарушении права может свидетельствовать порядок использования произведения . М.Н. Малеина также замечает, что нарушение неприкосновенности произведения может состоять не только в изменении содержания произведения, но и в использовании его при таких обстоятельствах или демонстрации в такой обстановке, которые компрометирует его[344]. Аналогичную позицию занимает В. А. Хохлов, по мнению которого нарушением авторских прав может стать изменение направленности 345 произведения, например, перерыв трагедии рекламой мыла . В принципе, нашла она отражение и в законе, так как снабжение произведения иллюстрациями, предисловием, послесловием, комментариями или иными пояснениями фигурируют в тексте п. 1 ст. 1266 ГК РФ в качестве запрещенных действий, а они, безусловно, не связаны с искажением творения per se. Один из упреков, которые можно предъявить действующей редакции статьи, состоит в том, что данный перечень сформулирован как закрытый и не признающий, на первый взгляд, никаких прямо не упомянутых нарушений. Эта особенность, унаследованная от ГК РСФСР 1964 г., отмечалась еще Э.П. Гавриловым. Он в свое время выделял в составе права на неприкосновенность произведения правомочие, касающееся внешних по отношению к произведению элементов, которые могут влиять на его использование, и отмечал, что оно сформулировано крайне узко - как относящееся только к одному способу использования (изданию)[345] [346]. Этот подход объясняется, вероятно, недостатком юридической техники, а не сознательной волей законодателя, так как целый ряд норм ГК РФ и в настоящий момент оперирует такими общими понятиями, как авторский замысел и восприятие произведения. Например, правообладатель после смерти автора может внести изменения в произведение, если тем самым не искажается замысел автора и не нарушается целостность восприятия произведения (абз. 2 п. 1 ст. 1266 ГК РФ). В пп. 4 п. 1 ст. 1315 ГК РФ говорится, что право на неприкосновенность исполнения дает исполнителю возможность защитить исполнение от изменений, приводящих к извращению смысла или к нарушению целостности восприятия исполнения. Оговорка об извращении смысла и нарушении целостности восприятия в последнем случае ограничивает, а не расширяет содержание права (изменения, не влекущие указанных последствий, по смыслу закона на могут считаться его нарушением). Тем не менее, сам принцип генерализации способов нарушения данного права с помощью некоторого признака, а не простого перечисления, очевиден и здесь. Моральные права автора, как было аргументировано в предыдущей главе настоящего исследования, в конечном счете направлены на обеспечение соответствия воплощенного в произведении авторского замысла его общественному восприятию. В связи с этим думается, что право на неприкосновенность произведения должно охранять интересы автора независимо от того, проявилось ли искажение его замысла в нарушении целостности произведения, то есть изменении его объективной формы, или в конкретном способе его использования. Этот подход вполне соответствует современным общеевропейским тенденциям охраны не только буквы, но и духа произведения. Поэтому представляется целесообразным посвятить защите произведения от нарушений неприкосновенности при его использовании, не связанных с искажением объективной формы, самостоятельные положения. Так как закон в других статьях уже содержит квалифицирующие признаки этих нарушений (извращение смысла или нарушение целостности восприятия), то и для конструирования данного права следует использовать именно их, а не другие возможные категории, например, понятие «другое посягательство на произведение», характерное для Бернской конвенции и законодательств стран, заимствовавших формулировки ст. 6bis, или используемый немецким законодательством термин «умаление». Они носят слишком общий характер, не позволяя точно очертить пределы содержания этого права. Таким образом, понятие данного права можно определить следующим образом: это право автора запрещать любые изменения, сокращения и дополнения, вносимые в произведение без его согласия, а также использование произведения таким образом, который приводит к извращению его смысла или нарушению целостности его восприятия. По тому же пути идет и судебная практика. Так, существует толкование п. 1 ст. 1266 ГК РФ, согласно которому нормы последнего запрещают только такое снабжение произведения комментариями, предисловиями и послесловиями, которое нарушает его целостность и при этом изменяет или подменяет его смысл и 347 творческий замысел . Такая трактовка, на первый взгляд, неоправданно узка и никак не следует из текста самой статьи. Однако ее появление вполне логично: судом рассматривался вопрос о том, можно ли считать нарушением права на неприкосновенность музыкального произведения сопровождение его сюжетными комментариями, предисловиями, послесловиями и оценкой при живом исполнении в ходе телепередачи. Представляется, что в данном случае считать это право нарушенным нет никаких оснований. Однако буквальное толкование ст. 1266 ГК РФ привело бы к обратному выводу, поэтому суд и был вынужден искусственно ограничить содержание нормы применительно к конкретной ситуации. Применяя предложенное выше определение права, суду достаточно было бы сослаться на то, что комментарии к исполнению произведения на исказили его смысл и не нарушили целостность его восприятия. Существует и третий потенциально возможный вид негативного воздействия на произведение, а именно физическое уничтожение работы автора. Прежде всего, термину «уничтожение произведения» необходимо небольшое пояснение. Произведение в силу нематериальной природы в принципе неуничтожимо, а потому, на первый взгляд, возможно говорить о нарушении вещного, а не морального, права. Но, помимо легко воспроизводимых, известны категории произведений с высокой степенью индивидуализации: живописная работа, скульптура, архитектурное произведение могут существовать в виде единственного экземпляра-оригинала. Отношение между произведением и его носителем в этих случаях приобретает гораздо более комплексный характер: материальный носитель превращается из обычного медиума, транслирующего существо авторского замысла, в полноправный элемент творческого высказывания, имеющий самостоятельную ценность для автора. Написание романа, пьесы, научной работы означает создание [347] идеального объекта - «текста», причем способ его фиксации не играет роли при восприятии читателем. А вот фреска или скульптура образуют синтез и фундаментальное единство формы и содержания, в силу чего их воспроизведение средствами фотографии, видеозаписи, рисунка не тождественны первоначальному творению. Уникальность материальной, предметной формы произведений изобразительного искусства неоднократно отмечалась в литературе[348] [349]. Закономерен вопрос о том, должно ли право на неприкосновенность произведения распространяться на случаи уничтожения оригинала таких работ. Отечественное законодательство не дает ответа на этот вопрос. По нашему мнению, выбор судьбы материального носителя целиком находится в сфере господства собственника. В силу независимости интеллектуальных прав от вещных (п. 1 ст. 1227 ГК РФ) следует исходить из того, что и уничтожение произведения может посягать на духовные интересы автора лишь в одном случае - если вследствие уникальности, неповторимости его материального носителя уничтожение последнего грозило бы фактическим исчезновением самого произведения как идеального, невещественного объекта. Но охрана этого интереса автора произведения изобразительного искусства может быть обеспечена с помощью права, уже известного отечественному законодательству, а именно права доступа. Существуют, однако, и другие точки зрения. У.К. Ихсанов писал, что в том случае, если нарушение права автора на неприкосновенность приводит к порче или уничтожению оригинала произведения, автор может требовать возмещения расходов по реставрации произведения или уплаты полной стоимости оригинала . Это положение выводилось им из нормы ст. 500 ГК РСФСР 1964 г. М.Н. Малеина считает, что нужно учитывать одно правило соотношения интересов при разрешении конфликта автора и собственника: если произведение имеет утилитарное значение, то собственник вправе уничтожить или внести в него изменения для более эффективного использования, так как автор в таком случае может заранее предвидеть неблагоприятные последствия и повышенный риск, 350 относящийся к целостности произведения . Е.А. Павлова предложила выделять особое имущественное право автора на сохранность оригинала произведения изобразительного искусства. Его содержание состоит в том, что автор вправе решать вопрос о существовании и целостности оригинала созданного им произведения изобразительного искусства. Учитывая, что данное право принадлежит, согласно Е.А. Павловой, только автору- собственнику оригинала[350] [351], возникают сомнения в практической значимости его обособления, так как интересы автора могут быть защищены с помощью права собственности. На наш взгляд, подобное право может иметь самостоятельное значение лишь в случае предположения о том, что оно сохраняется за автором и после утраты права собственности. В законодательстве зарубежных стран примеры эксплицитной охраны от уничтожения средствами моральных прав также редки. Исключение составляют лишь американское и австралийское право. В США авторам произведений изобразительного искусства (17 U.S.C. § 106A (a) (3) (b)) гарантирована защита от уничтожения произведения «признанных достоинств» (recognized stature). Включение в текст закона оговорки о «признанных достоинствах» имеет целью отсеять произведения с низкой степенью оригинальности. Сходным образом, австралийский MRA (п. «а» ст. 195AK) включает уничтожение в понятие «посягательство» (derogatory treatment). На европейском континенте защита произведения от уничтожения не находит нормативного отражения, оставаясь в целом за пределами права на неприкосновенность произведения. Исключением являются случаи частичного разрушения, которые воспринимаются как искажения. Так, в одном из дел неприкосновенность произведения французского художника Б. Бюффэ была признана нарушенной в связи с тем, что расписанный им для благотворительного аукциона холодильник был затем разобран покупателем на отдельные панели с целью продажи . Что же касается полного уничтожения оригинала, то суды крайне скептически относятся к перспективе распространить на нее действие данного права. Нужно отметить, что препятствием для расширения права на неприкосновенность произведения может быть и пресловутая репутационная оговорка. Если искажение способно создать в глазах публики неверное представление об авторе и его творчестве, тем самым нанося ему репутационный вред, то уничтожение таким негативным эффектом не обладает, так как оценка произведения не зависит от состояния его материального носителя. Интересно, что в научной литературе господствует противоположный взгляд на проблему. А. Дитц, один из крупнейших немецких специалистов в области авторского права, приходит к заключению, что если в прошлом существовали споры о том, может ли уничтожение приравниваться к искажению произведения, в настоящее время все более распространяется убеждение, что уничтожение работы автора является наиболее агрессивной формой ее искажения . Т. Дрейер, разбирая существующие в немецкой теории авторского права точки зрения, пишет, что большинство авторов высказываются в пользу расширения содержания права на неприкосновенность произведения вплоть до запрета уничтожения, но при соблюдении должного баланса интересов сторон, предполагающим учет множества факторов. Среди них можно назвать степень творческой оригинальности произведения (очевидно, что произведения с малой степенью оригинальности, так называемые «kleine Munze», не должны пользоваться подобной охраной); значение конкретного произведения по отношению ко всему корпусу работ автора; репутация автора; степень индивидуализации произведения, то есть то, насколько оно воспроизводимо; воплощено произведение в движимой или же в недвижимой вещи (в отношении [352] [353] последней, по общему мнению, права собственника имеют приоритет над моральными правами автора); имеет ли оно утилитарную цель[354] [355]. Во французской литературе предлагается учитывать три фактора: побудительные причины для уничтожения (шикана со стороны собственника), наличие у произведения утилитарной цели, а также его местоположение (в публичном месте или на территории частного лица) . Хозяйственное назначение и наличие у него утилитарной цели особенно значимо. Примечателен случай, имевший место в бельгийской практике и связанный с полной реконструкцией булочной ее собственником с целью модернизации сопутствующей инфраструктуры. Разрешая спор, суд признал право архитектора противодействовать уничтожению произведения. В то же время, учитывая утилитарную природу мотивов собственника, он отказал автору в части, касавшейся инфраструктуры здания, но удовлетворил требования в отношении элементов внутренней отделки и интерьера булочной, так как для их уничтожения не было объективной необходимости[356]. Другим случаем поддержки судебной практикой высказанной в доктрине позиции является французское дело Dubuffet v. Regie Renault. Жан Дюбюффэ заключил договор с заводом Рено о создании архитектурного ансамбля «Salon d’Ete», по условиям которого автор обязался предоставить подробный макет ансамбля с инструкциями и в дальнейшем руководить его установкой. Дюбюффэ исполнил условия договора, но во время возведения ансамбля администрация Рено приняла решение о прекращении работ и разборе уже установленных элементов в связи с превышением затрат. Дюбюффэ обратился в суд с требованием обязать Рено завершить работы, ссылаясь на моральные права на обнародование и неприкосновенность произведения. В ходе судебного процесса представитель ответчика ссылался на то, что моральные права охраняют лишь нематериальную сущность произведения и не должны использоваться для наложения на собственника обязанности по сохранению материального носителя. Такая обязанность необоснованно ограничивает право собственности и означает фактически обременение прав на земельный участок, принадлежащий Рено. Тем не менее, финальное решение Кассационного суда Франции было вынесено в пользу Дюбюффэ - суд установил, что выплата неустойки, предусмотренной на случай отказа от установки ансамбля, не отменяет приоритетного действия моральных прав автора, запретил уничтожение уже возведенных частей ансамбля и обязал Рено завершить строительство . Российская судебная практика справедливо исходит из обратного предположения. Так, по одному из особо примечательных дел истцами в рамках исполнения своих трудовых обязанностей был создан архитектурный проект административного здания со встроенными помещениями и паркингом. В дальнейшем незначительно видоизмененная копия проекта была подана ответчиком на согласование в Комитет по градостроительству и архитектуре Санкт-Петербурга и использована при реализации данного архитектурного объекта. В качестве авторов модифицированного проекта значились не истцы, а другие лица. Исходя из данных обстоятельств истцы потребовали, среди прочего, изменить проектную документацию и указать их в архитектурной части в качестве авторов, а также внести изменения в фасады построенного административного здания путем приведения их в соответствие с первоначальным архитектурным проектом. Районный суд удовлетворил требования о компенсации морального вреда за нарушение личных неимущественных прав и обязал ответчика внести указание авторства истцов в проектную документацию, но отказал в требовании обязать ответчиков внести изменения в фасады построенного здания. Апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда в последней части оставило решение районного суда без изменений. При этом было указано, что доводы истцов о нарушении их права на неприкосновенность произведения при внесении [357] изменений в разработанный ими проект не свидетельствуют об их праве требовать внести изменения в фасады здания, построенного при использовании проекта, то есть при реализации исключительного права на использование произведения, 358 переданного истцами иному лицу . В итоге, потенциальное содержание права на неприкосновенность произведения, несмотря на локальные различия, существующие между законодательством разных стран, на атомарном уровне распадается на три относительно субправомочия. Первое субправомочие позволяет автору запрещать наиболее грубые посягательства, изменяющие объективную форму произведения. Второе субправомочие к искажениям авторского замысла при использовании произведения, не связанным с изменением объективной формы произведения. Третье субправомочие позволяет автору накладывать запрет на уничтожение оригинала своей работы. Содержание права на неприкосновенность произведения в каждой конкретной системе авторского права составляет определенную комбинацию этих субправомочий.