§ 1. Право авторства и право на имя
Право авторства и право на имя представляют собой неимущественные правомочия автора, которые призваны оформлять принадлежность автору конкретного произведения. В этом качестве их основное значение состоит в индивидуализации не самого творца, а принадлежащего ему творения, закрепления его за соответствующим автором в общественном сознании.
П. 1 ст. 1265 ГК РФ определяет право авторства как право признаваться автором произведения, а право на имя - как право использовать или разрешать использование произведения под своим именем, под вымышленным именем (псевдонимом) или без указания имени, то есть анонимно. Нарушение права авторства может выражаться, прежде всего, в неуказании или отрицании авторства в отношении произведения или плагиате, то есть присвоении авторства на произведение путем объявления себя автором чужого произведения, выпуске чужого произведения под своим именем, издании под своим именем произведения, созданного в соавторстве с другими лицами, без указания их имени[286] [287]. Указание должно быть выполнено таким образом, чтобы не возникало сомнений в принадлежности произведения его действительному автору, в частности, указание имени автора фотоснимков в общем списке, опубликованном на титульном листе книги, не позволяет определить, кто является автором конкретного фотоснимка, и
287
свидетельствует о нарушении права авторства .
Праву автора требовать обозначения своего авторства корреспондирует активная обязанность третьих лиц в каждом случае использования произведения указывать его автора. Так, ст. 1274 ГК РФ требует указания имени автора при каждом случае свободного использования произведения в информационных, научных, учебных или культурных целях, а ст. 1275 ГК РФ предусматривает такую же обязанность при свободном использование произведения путем репродуцирования.
Право авторства подразумевает указание имени при любом использовании независимо от того, упомянута ли прямо такая обязанность законом применительно к конкретным обстоятельствам или нет - она предполагается ст.
1265 ГК РФ. Исключение делается законодателем только для некоторых случаев свободного использования. Прямо закрепляя обязательность указания имя автора в двух уже упомянутых статьях, он не упоминает ее в других нормах закона, посвященных ограничению исключительного права (ст. 1273 и 1276-1279 ГК РФ). Здесь отсутствие оговорки «с обязательным указанием имени автора» должно трактоваться как отсутствие обязанности.Кроме того, чаще всего сама эта обязанность обладает пассивным характером и сводится к сохранению информации об авторском праве (ст. 1300 ГК РФ), идентифицирующей автора. В некоторых ситуациях указывать полное авторство было бы трудноосуществимо (публичное исполнение музыкальных композиции с помощью радио)[288], и следует руководствоваться принципами добросовестности, разумности и справедливости.
Нарушение права на имя, в отличие от нарушения права авторства, составляет несоблюдение того способа обозначения авторства, который избрал для себя автор, при этом присвоение авторства может и не иметь места. Так, издатель может нарушить право на авторское имя, опубликовав книгу под подлинным именем автора, использующего псевдоним или предпочитающего оставаться анонимным. С другой стороны, может иметь место нарушение права авторства, но не права на авторское имя, например, при прямом отрицании авторства на конкретное творение вне использования произведения.
Законодательство России традиционно выделяет право на имя в качестве самостоятельного субъективного права. Нужно сказать, что это в целом нетипично для других стран континентальной правовой семьи, признающих право авторства и право на авторское имя проявлениями одного права. Именно такой механизм используется в ст. 13 немецкого Закона об авторском праве, устанавливающей, что автор «имеет право на признание своего авторства в отношении произведения. Он имеет право решать, будет ли произведение носить указание авторства и какое указание будет использоваться». Первое предложение, согласно немецким комментаторам, предлагает широкую и общую дефиницию права авторства, а второе указывает на специфику его реализации[289].
Во французском законодательстве (ст. L. 121-1 Кодекса интеллектуальной собственности) право авторства (droit a la paternite) состоит из двух субправомочий - права на уважение своего имени (droit au respect de son nom) и права на уважение своего статуса (droit au respect de sa qualite), причем содержание второго из них не соответствует содержанию права авторства в России.
Крайняя лаконичность, которой придерживается французский законодатель, не способствует ясности содержания моральных прав, и подлинный смысл формулировки «право на уважение своего статуса» дебатируется во французской науке. Согласно конвенциональной точке зрения, его следует трактовать как минимум в двух аспектах: во-первых, как право требовать признания самого факта существования автора, то есть факта авторства[290] [291] [292], во-вторых, как право автора детализировать свой социальный статус путем указания должности, званий, профессии, и препятствовать преуменьшению своей роли в создании произведения
291
путем, например, указания единственного автора в качестве соавтора .
Мнение о нецелесообразности искусственного разделения права авторства надвое неоднократно высказывалось и в советской науке. В.И. Серебровский писал, что, хотя в отдельных редких случаях и не исключена возможность нарушения права на авторское имя без нарушения права авторства, нет оснований
292
к установлению двух самостоятельных видов прав .
В.М. Г ордон также употреблял термины «право на авторское имя» и «право на авторство» в качестве тождественных, полагая, что право требовать обозначения имени автора произведения само по себе уже предполагает право требовать, чтобы это обозначение было произведено в именно том виде, в каком этого хочет автор .
Б. С. Антимонов, Е.А. Флейшиц придерживались аналогичного мнения и выделяли два правомочия в составе права на авторское имя: избирать способ обозначения автора (под своим именем, под псевдонимом и анонимно) и признаваться и именоваться автором произведения в случае использования произведения другими лицами [293] [294] [295] [296] .
Поддерживал их и В.И. Корецкий, с тем отличием, что данные права он называл правомочиями, связанными с авторством295
на произведение .
Обращает на себя внимание не только тот факт, что в указанных работах совокупность правомочий по идентификации автора рассматривалась в качестве единого права, но и тот, что само это право именовалось, в зависимости от предпочтений конкретного исследователя, то правом на авторское имя, то правом на авторство или обозначение авторства. Провести разделительную линию между ними достаточно трудно даже на семантическом уровне.
К сожалению, законодатель пошел по другому пути, руководствуясь господствующем мнением, согласно которому право авторства и право на имя не совпадают между собой по объему и различаются характером заключенных в них возможностей . Но разве нельзя применить этот же аргумент к содержанию права
собственности, исключительного права на результат интеллектуальной деятельности или любого другого комплексного права - правомочия в их составе также обладают относительной самостоятельностью и имеют особенности в механизме осуществления? Право на имя, как справедливо замечает В. А. Хохлов, в значительной степени есть форма реализации права авторства[297].
Правильнее было бы, на наш взгляд, говорить о конструкции единого права авторства, содержание которого распадается на позитивный и негативный элементы. Негативный элемент носит строго охранительный характер и заключается в праве автора требовать от других лиц указания факта авторства, признания принадлежности творения своему создателю. Позитивный элемент права авторства дает возможность создателю самостоятельными действиями выбрать, каким образом эта обязанность будет исполняться при использовании произведения, другими словами, как будет производиться его атрибуция в общественном сознании: с помощью указания имени, псевдонима или анонимно.
С этой точки зрения признание лица автором и корректное указание его имени образуют две стороны одно и того же явления - обязанности признавать авторство.
Различие между ними лишь в том, что для третьих лиц, не использующих произведение, она логически только и может заключаться в пассивном воздержании от присвоения или отрицания авторства, а для лица, осуществляющего использование, она трансформируется в обязанность активного типа и потому может быть не только не исполнена, но и исполнена ненадлежащим образом, с нарушением выбранного автором способа обозначения авторства. Специфика результатов интеллектуальной деятельности, отличающая их от объектов других абсолютных прав, как раз и состоит в том, что они могут быть физически использованы не только правообладателем, но и потенциально неограниченным кругом субъектов. Активная обязанность по обозначению авторства возникает не ранее волевого действия субъекта по использованию произведения.Нужно заметить, что и само определение права на авторское имя, данное в п. 1 ст. 1265 ГК РФ и без изменений перешедшее в нее из ст. 15 Закона РФ об авторском праве, страдает от терминологической неопределенности. Прежде всего вызывает вопросы формула «право использовать или разрешать использование». Можно проследить прямую генетическую связь между данной формулировкой и текстом ст. 479 ГК РСФСР 1964 г., говорившем, что автору принадлежит право на опубликование, воспроизведение и распространение своего произведения всеми дозволенными законом способами под своим именем, под условным именем (псевдонимом) или без обозначения имени (анонимно).
Если провести мысленную генерализацию перечисленных в последней статье имущественных прав и заменить их словами «право использовать», как это делает и наше законодательство, то мы получим практически дословное определение права на авторское имя по ст. 1265 ГК РФ. Но принципиальное отличие между двумя этими нормами состоит в том, что ст. 479 ГК РСФСР 1964 г., разумеется, закрепляла за автором не только право на имя, но и имущественные права, сводя их в одно предложение, тогда как современная редакция, по существу воспроизводя ее, имеет в виду лишь право на имя.
Это приводит к рассогласованности положений п. 1. ст. 1265 ГК РФ, ведущей при буквальном толковании к тому, что за автором даже после отчуждения исключительного права сохраняется неотчуждаемое право использовать или разрешать использование произведения под выбранным им именем.Представляется очевидным, что при реализации правомочия на имя автор никоим образом не использует сам и тем более не разрешает использование произведения под выбранным им именем другим лицам - все эти действия относятся к сфере имущественных прав. В данном отношении текст п. 1 ст. 1265 ГК РФ слишком широк по своему содержанию, не говоря уже о том, что право «разрешать использование» терминологически не соответствует другим нормам ГК РФ, в силу которых автор или передает исключительно право на произведение (ст. 1285 ГК РФ), или предоставляет право его использования (ст. 1286 ГК РФ). В то же время он слишком узок и не охватывает те случаи, когда указывать авторское имя необходимо, но использование при этом осуществляется не автором, а третьим лицом и без какого-либо авторского согласия (ст. 1274 ГК РФ и ст. 1275 ГК РФ).
Нужно исходить из того, что содержание этого права заключается лишь в его возможности детализировать одно конкретное условие использование произведения, а именно способ обозначения авторства. Только этим и должен ограничиваться текст статьи. В связи с этим предлагается следующая редакция п. 1 ст. 1265 ГК РФ: «Право авторства - право признаваться автором произведения и право автора на имя - право требовать обозначения своего авторства выбранным автором способом (с помощью указания имени, псевдонима или без указания имени, то есть анонимно) при любом использовании произведения, за исключением случаев, когда такое использование допускается законом без обозначения авторства, неотчуждаемы и непередаваемы, в том числе при передаче другому лицу или переходе к нему исключительного права на произведение и при предоставлении другому лицу права использования произведения. Отказ от этих прав ничтожен».
Кажутся не совсем удачными также нормы ст. 1274 ГК РФ и ст. 1275 ГК РФ, обязывающие указывать имя автора. В действительности речь идет, разумеется, не об имени, а о том способе обозначения авторства, который выбран автором. Судебная практика справедливо полагает, что требование об указании имени автора в ст. 1274 ГК РФ обусловлено реализацией принадлежащего ему права на имя, и отвергает требования автора указывать свое подлинное имя, если при обнародовании им был использован псевдоним [298]. Если же автор предпочел оставить свое произведение анонимным, то при использовании третье лицо не просто не обязано указывать имя автора, но и обязано его не указывать.
Другой проблемный аспект содержания права авторства, требующий подробного анализа, заключается в возможности автора противодействовать ложной атрибуции - приписыванию ему авторства произведения, которое в действительности было создано другим. Включение противодействия ложной атрибуции в состав права авторства - сравнительно недавний феномен, характерный в основном для довольно молодого законодательства о моральных правах англо-американских стран.
Так, в ст. 195AC-195AH австралийского MRA подробно расписано
содержание права на защиту от ложной атрибуции (right not to have authorship of a work falsely attributed), которое в целом сводится к двух правомочиям: 1) праву автора запрещать проставление имени другого лица на своем произведении и тем самым введение в заблуждение относительно авторства произведения; 2) право на то, чтобы в случае внесения изменений в произведение третьим лицом они не ассоциировались с первоначальным автором и не приписывались ему. Его содержание, таким образом, не выходит за пределы права авторства в континентально-европейских правопорядках и представляет собой
переформулированный в самостоятельное право запрет на плагиат.
Положение права на противодействие ложной атрибуции в английском и американском праве, обладая сходными с австралийским законом чертами, кардинально отличается от него по своему существу. Согласно VARA, автор имеет право предотвращать использование своего авторского имени в отношении произведений изобразительного искусства, которых он не создавал (17 U.S.C. § 106A (a) (B)), а также совершать те же действия в отношении своего произведения, если оно было искажено изменениями, наносящими вред его репутации (17 U.S.C. § 106A (a) (2)). В силу п. 1 ст. 84 CDPA автор имеет право на то, чтобы литературное, драматическое, музыкальное произведение или произведение изобразительного искусства не было ложно приписано ему как автору.
Возможность препятствовать приписыванию себе чужого произведения, предоставленная автору, логично вытекает из истории эволюции моральных прав в англо-саксонской правовой семье. Механизмом, традиционно использовавшимся в общем праве для защиты от ложного указания авторства, был деликт passing off[299] - введение покупателя в заблуждение в отношении источника происхождения товара посредством продажи его под чужим именем или торговой маркой. Одним из хрестоматийных судебных дел, в которых был применен такой способ защиты, было дело Moore V. News of the World Ltd. 1972 г., в результате которого было оспорено приписывание авторства газетной статьи [300] . Положения законы фактически были не более чем результатом кодификации данного деликта[301], а не рецепцией европейской традиции моральных прав.
В цивилистической традиции проблема расширения содержания права авторства и включение в него правомочия на защиту от приписывания авторства до сих пор не получила однозначного разрешения. Сама эта проблематика не является новой - в отечественной науке еще А.А. Симолин обращал внимание на то, что если личные интересы автора могут быть нарушены, когда его произведение будет опубликовано под чужим именем, то нарушение личных интересов будет иметь место и в случае приписывания авторства[302]. В советский период активным сторонником этого подхода был Ю.П. Табуцадзе, определявший право авторства как право признаваться творцом только своих произведений[303] [304]. В. Л. Суховерхий также замечал, что нормы авторского права, не допуская приписывания авторства другому лицу, «в известной мере препятствуют формированию искаженного представления об интеллектуально-творческой индивидуальности гражданина» . В современном российском и в европейском праве существуют две группы позиций относительно данного вопроса. Одна часть цивилистов склонна признавать право на защиту от приписывания авторства одним из элементов права авторства[305]. Другие исследователи, в частности, О. Пронина[306], Н.В. Зернин[307], В. А. Удалкин[308], занимают противоположную позицию, считая, что оно не может относиться к авторским правам в строгом смысле слова. На наш взгляд, разрешение данного вопроса напрямую зависит от решения вопроса об объекте данного права, иными словами, от того, рассматриваем ли мы сами моральные права автора как подгруппу личных неимущественных прав или же относим их к интеллектуальным правам на произведение. В первом случае для подобного расширения права авторства, как представляется, нет никаких логических препятствий: его в этом случае можно считать конкретизацией общегражданских личных прав на имя и честь гражданина, которые действительно могут нарушаться приписыванием лицу чужого произведения. Однако ранее нами был сделан вывод, что моральные права автора следует относить к правам sui generis на произведение, так как они возникают, осуществляются и защищаются строго в отношении конкретного творения. С этой точки зрения право на защиту от приписывания авторства было бы правомочием с отсутствующим объектом, возникающим на основе несуществующего юридического факта, так как оно не возникает в связи с актом творчества, а имманентно присуще самой личности. Здесь наиболее явно проявляется различие между личными неимущественными и моральными правами. Разумеется, лицо может подать иск о признании того, что оно не является автором произведения такие, и подобные дела знакомы нашей судебной практике[309]. Известным случаем такого рода, которое неоднократно приводилось в советской литературе, является спор между издательством Детгиз и художником Д. Дараном. Книга писателя А. Гайдара была опубликована издательством с искаженными иллюстрациями художника, что привело к иску последнего об исключении его авторства на них. Суд удовлетворил иск и обязал издательство указывать авторство художника только в отношении тех рисунков, которые соответствуют оригиналу[310]. Однако основанием такого рода исков должно служить, на наш взгляд, посягательство на общегражданское право на имя. С другой стороны, если подлинный автор хочет исключить постороннее лицо из числа соавторов, то защите подлежит именно право авторства. К личным, а не моральным правам, относят право противодействовать ложной атрибуции и в европейских правопорядках. Так, во Франции до недавнего времени существовали разногласия по вопросу о том, на каком основании следует предоставлять защиту автору в подобных ситуациях. В решении от 2000 г. Кассационный суд Франции положил начало формированию единообразной судебной практики, указав, что продажа картины, не являющейся ни копией, ни прямой имитацией картины другого автора, но с его ложной подписью, посягает не на его моральное право, а на право личности . Что же касается немецкой юриспруденции, то связь с конкретным произведением признается в ней 312 фундаментальной характеристикой права авторства . В отечественной литературе были предложены и иные личные права, тесно связанные с правом авторства. Одним из них является право на присвоение имени автора или специальное название (номинацию). Так, В. А. Белов пишет, что им следует считать личное право субъекта избрать и присвоить тому или иному лицу или объекту имя, либо иное специальное наименование (название) и запрещать всем другим лицам искажать данное наименование. Среди прав этого рода, названных В. А. Беловым, присутствует и право автора произведения творчества «присвоить наименование своему произведению (хотя бы и не оригинальное), изменить уже присвоенное наименование, заменить его или вовсе отказаться от использования наименования» . Выделяет право на авторское наименование произведения и Е.А. Павлова[311] [312] [313] [314] [315]. В.Г. Камышевым было предложено также личное неимущественное право автора на посвящение произведения определенному лицу, так как такое посвящение часто связано с творческим замыслом автора и помогает понять его мотивы . Попытки подобной атомизации личных неимущественных прав кажутся нам излишними. Как заглавие, так и авторское посвящение являются элементами произведения и в этом качестве они уже защищены моральными правами, в особенности правом на неприкосновенность произведения. В заключение отметим, что праву авторства довольно часто приписывается роль «первого среди равных», основания для возникновения всего комплекса авторских прав, что объясняется не столько юридическими особенностями, отличающими его от иных моральных прав, сколько той функцией, которую оно призвано выполнять. Право авторства гарантирует тождество фактической и юридической фигур автора и действительность правового титула первичного правообладателя. Последнее обстоятельство очень важно для стабильности регулирования отношений по поводу результатов творческой деятельности, потому что отсутствие регистрационного порядка возникновения авторских прав придает праву авторства правоподтверждающую функцию: оно свидетельствует о том, что лицо, производящее отчуждение исключительного права или предоставление права использования, является действительным автором, управомоченным на совершение такого рода сделок. Реальный вес права авторства в свою очередь зависит от того, насколько этот правоподтверждающий аспект, обеспечивающий тождество формального и действительного автора, актуален в рамках конкретной системы авторского права. Наиболее наглядным примером этого утверждения может послужить подход систем droit d’auteur и copyright к вопросу о допустимости практики использования творческого труда «писателей-призраков», создающих за вознаграждение произведения, авторство которых будет ассоциироваться в общественном сознании с их заказчиком, а не подлинным создателем, остающимся неизвестным. В англо-американских странах привлечение труда «писателей-призраков» всегда было не только довольно распространенным во всех отраслях творчества, но и абсолютно законным - отказ от притязаний, основанных на факте авторства, был одним из стандартных условий договора авторского заказа. Более того, единственным действенным средством, только и способным понудить контрагента автора к указанию его авторства, было прямое включение соответствующей обязанности в условия договора. В этом отношении ценность авторства как блага соответствовала крайне скромному и второстепенному положению, занимаемому автором, и отвечала общим ценностным основаниям системы copyright. Ситуация не слишком изменилась и с рецепцией моральных прав, ввиду намеренно оставленной лазейки - возможности отказа от них, присутствующей в позитивном праве практически всех англо-американских стран. Обратный пример отношения к авторству мы найдем в европейских странах, где использование труда «писателей-призраков» относится к порицаемым законом явлениям, что подтверждается не столько даже принципом неотчуждаемости моральных прав как таковым, - уже говорилось, что он успешно обходится с помощью системы гибких судебных толкований, - сколько последовательной и жесткой политикой судебной власти, отказывающейся «расширительно» понимать его содержание применительно к праву авторства. Корни дихотомии двух систем авторского права, восходящие к аргументу о тождестве произведения и сферы авторской личности, проявляются в данном случае наиболее наглядно. Еще в середине XIX в. французское право не испытывало затруднений в признании тот факта, что право авторства способно передаваться в договорном порядке, не демонстрируя, таким образом, никаких отличий от системы copyright. В знаменитом судебном процессе, разразившемся в 1858 г. между Александром Дюма-старшим и Огюстом Маке по поводу авторства романа «Три мушкетера», Огюст Маке требовал признания его соавтором А. Дюма, но суд встал на сторону последнего, объявив, что имя автора или соавтора литературной или научной работы вторично по отношению к этим работам и обладает свойствами чистой частной собственности: оно может быть объектом соглашения, а его указание может быть опущено по соглашению сторон[316]. Отказ от этой презумпции стал возможен только с парадигмальным скачком, в ходе которого произведение перешло из экономического измерения в личностное, а право авторства, наряду с другими моральными правами, приобрело современное значение. Вместе с тем квалификация феномена «писателей-призраков» с точки зрения закона совершенно не отражается на его реальном положении, и для стран системы droit d’auteur этот феномен ничуть не менее характерен. Литературные проекты, в которых целая группа наемных авторов пишет книги, публикующиеся издательством под одним именем, реальным или фиктивным, трактуется в литературоведении как процесс если не положительный, то во всяком случае неизбежный, связанный с тектоническими сдвигами в художественных процессах и приобретением культурой массового характера: «авторская субъективность, которая не просто присутствует, но доминирует в любых формах художественного произведения, организует текст, порождает его художественную целостность в 317 массовой литературе, размывается и нивелируется» . Коллективный литературный проект как вариант авторской стратегии, таким образом, столь же востребован обществом, как и использование авторского псевдонима. Авторское право как юридический институт стоит перед простым выбором: признать этот объективный и социально допустимый феномен сферой отношений, подлежащих регулированию, как это делает система copyright, или вывести его в «серую зону» с помощью запрета на отчуждение права авторства. Интересно отметить в этой связи, что коммерциализация права на имя получила некоторое развитие в Федеральном законе от 30 декабря 2012 г. № 302- ФЗ, которым в п. 4 ст. 19 ГК РФ был введен абз. 2, гласящий, что имя физического лица или его псевдоним могут быть использованы с согласия этого лица другими лицами в их творческой деятельности, предпринимательской или иной экономической деятельности способами, исключающими введение в заблуждение третьих лиц относительно тождества граждан, а также исключающими злоупотребление правом в других формах. Факт ее появления свидетельствует о том, что имя и псевдоним становится de jure оборотоспособным. Э.П. Гаврилов оценивает эту норму как революцию . Фактически данная норма закрепляет признававшуюся еще М.М. Агарковым возможность совершения сделок с правом на имя в той мере, в какой они не затрагивают общественного порядка и не приводят к нарушению тождества [317] [318] индивидуальности с самой собой . Даже если распространить эту норму на авторское имя, оговорка о тождестве исключает возможность ее применения в отношении «писателей-призраков». В контексте сказанного представляется в целом обоснованной позиция В. А. Хохлова, считающего, что деятельности литературных поденщиков требуется соответствующая легитимация как правового явления[319] [320] [321]. В то же время самый очевидный из них - признание за автором возможности передать право авторства - равносилен прямому нарушению фундаментального представлению о его (права) неотчуждаемости. Кроме того, практика англо-американских стран демонстрирует, что автору, не обладающему достаточной переговорной силой, будут навязываться договоры с соответствующей оговоркой. Более изящный вариант решения этой проблемы предложен во французской юриспруденции, считающей, что договорные условия, в соответствии с которыми автор обязуется не раскрывать свое авторство, не следует трактовать как отказ от права авторства. Напротив, эту обязанность следует расценивать как его осуществление в силу того, что очень трудно провести разграничительную линию между автором, реализующим свое право на анонимность, и автором, берущим на себя обязательство не разглашать свое авторство . В рамках этой конструкции автор, в сущности, не связан условием о неразглашении подлинного авторства и может в любой момент изменить способ осуществления права, объявив о своем настоящем имени, но это условие не является и ничтожным, так как лежит в русле осуществления автором своего морального права. Схожий вариант предлагается в литературе С. А. Судариковым, полагающим, что нет препятствий для заключения соглашения, в силу которого заказчик выплачивает гетерониму разовую сумму, если тот выразит желание опубликовать произведение анонимно, а заказчик - под своим собственным именем и что гетероним откажется от притязаний на авторское вознаграждение при опубликовании произведения . Несмотря на то, что эта система аргументации довольно уязвима (согласие автора на анонимность никак не умаляет неправомерность присвоения авторства тем, кто будет обозначен в роли «легального» автора), она является едва ли не единственным способом, позволяющим примирить существующий режим охраны права авторства с практикой привлечения труда «писателей-призраков».