Заключение

Признание в Николае Яковлевиче Данилевском выдающегося русского мыслителя, основоположника цивилизационного метода в исследовании исторического процесса происходит медленно, но неуклонно.

В XIX веке его знал в России небольшой круг ученых, публицистов, писателей, а признавали лишь единицы из них, правда «единицы» весьма весомые: Н. Н. Страхов, К. Н. Бестужев-Рюмин, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, K. H. Леонтьев, В. В. Розанов. ВXX веке его известность перешагнула границы России. Систему его взглядов на историю человечества подхватили и развили немец О. Шпенглер, англичанин А. Тойнби, русский эмигрант, основатель американской социологии П. А. Сорокин.

На протяжении всего советского периода российской истории теория Данилевского клеймилась как реакционная и идеологически вредная, поскольку противоречила марксистско-ленинскому учению о формациях, подрывала теорию классовой борьбы и пролетарского интернационализма. Рамок этих общепринятых оценок, закрепленных в «Большой советской энциклопедии», в разного рода энциклопедических словарях и справочниках, вынуждены были придерживаться и ученые в своих трудах по истории русской философии, социологии и историографии. Хотя многим из них было известно, что на Западе научный интерес к Н. Я. Данилевскому и его книге «Россия и Европа» нарастал с каждым годом, что книга эта была издана на французском, немецком, английском языках, что взглядам Данилевского ученые Германии, Англии, Франции, США, Швейцарии стали посвящать не только научные статьи, но и разделы в монографиях и целые монографии. В 70-х и начале 80-х годов о Данилевском и его книге стали чаще упоминать и советские ученые, появились даже первые диссертации, посвященные анализу его взглядов (Султанов К.

В конце 80-х – начале 90-х годов, в связи с коренными переменами в стране, стала все чаще звучать неудовлетворенность марксистской методологией исторических наук, в частности формационным методом исследования исторического процесса. Одним из первых в советской историософии призвал освободить мысли историка от «упрощенной схемы исторического процесса» в виде смены формаций А. Я. Гуревич. Он вполне обоснованно отметил, что, «поглощенные изысканиями формационных признаков в том или ином обществе, мы упустили из виду такие стороны исторической действительности, которые объемлются понятиями "культура" и "цивилизация", что это "не что иное, как игнорирование самой сущности исторического процесса – истории людей"» [I]. Почти одновременно с А. Я. Гуревичем неудовлетворенность формационным объяснением исторического процесса высказал в своих последних работах и историк М. А. Барг, который, в частности, подчеркивал, что за пределами формационного объяснения истории «оказывается множество исторических явлений, институтов и процессов». Напротив, цивилизационный подход, отмечал он, «впервые открывает возможность построения собственно-исторической методологии истории, которая позволит различать в истории общества не только противостояние общественных групп и классов, но и область их взаимодействия на базе общенародных ценностей; не только проявления социальных антагонизмов, но и область социально-культурного консенсуса; не только роль в истории прерывности, но и роль в ней континуитета; не только роль революций снизу, но и революционных по своему смыслу реформ сверху».

Формационный метод подверг основательной критике и А. А. Искендеров. Он также указал на определенные конкретные преимущества цивилизационного видения истории человечества. По его мнению, цивилизационный метод дает возможность охватить более широкую по времени и более устойчивую категорию в историческом процессе, нежели социально-экономическая формация. Характеризуя эту категорию, автор называет черты, которыми Н. Я. Данилевский наделял культурно-исторический тип, такие «как язык, территория, на которой проживает данный народ, природные условия, религия, нравы и обычаи, традиционные институты, ментальность общества, государственность, роль и место личности по отношению к обществу и государству и др.». Духовно-нравственные ценности, входящие в этот перечень, А. А. Искендеров вполне справедливо считает «стоящими выше любых классовых интересов и партийных пристрастий» и выражающими «интересы общества в целом». Ценность цивилизационного подхода к изучению истории он видит и в том, что при его использовании «именно человек выдвигается на центральное место в историческом исследовании» [З].

Словом, в обстановке острой критики марксистской формационной модели, обещавшей увенчать человеческий прогресс коммунистической формацией – рукотворным человеческим раем на земле, все чаще стали звучать голоса о необходимости заменить эту модель мультимедийной цивилизационной системой. «Именно цивилизационный подход, – пишет, например, Е. С. Троицкий, – призван заполнить теоретический вакуум, образовавшийся в российском обществознании после краха марксизма-ленинизма, падения авторитета вульгарно-материалистического учения о социально-экономических формациях» [4].

Однако в статьях ряда авторов о достоинствах цивилизационного метода имя Н. Я. Данилевского как его первооткрывателя упорно не называется, – а в качестве его авторов указываются О. Шпенглер и А. Тойнби, т. е. те, кто обратился к этому методу через 70–100 лет после Данилевского. Создается впечатление, что некоторые исследователи никак не могут переварить приоритет русского ученого в разработке новой историософской системы. Любое открытие для них действительно только тогда, когда оно запатентовано на «цивилизованном» Западе. Нет сомнения, что некоторым исследователям мешает быть объективными и расхождение с Данилевским по политическим вопросам: идея Данилевского о необходимости единения славянского мира во имя сохранения славянского культурно-исторического типа настолько претит им, что они не могут выговорить признание его первенства в разработке и обосновании цивилизационного метода.

Тем не менее за последнее время все больше ученых, выступающих за цивилизационный метод в исторической науке, называют Н. Я. Данилевского его первооткрывателем. Эта констатация нашла отражение в целом ряде научных работ. В одной из них читаем: «Большую известность принесло Данилевскому то, что он является создателем теории культурно-исторических типов, которая явилась предтечей концепции локальных цивилизаций О. Шпенглера, А. Тойнби» [5]. Другой автор пишет: «Заслуга Данилевского велика и неоспорима в установлении и разработке теории культурно-исторических типов, взглядов, которые намного опередили выводы О. Шпенглера и А. Тойнби» [6]. Третий свидетельствует: «Именно Данилевский задолго до Тойнби научно разработал теорию культурно-исторических типов, каждый из которых имеет самобытный характер» [7]. А для тех, кто склонен единственным авторитетом в науке признавать Запад, исследовательница В. М. Хачатурян напоминает, что «автора "России и Европы" по праву называют в западной (подчеркнуто мной. – Б. Б.) историографии прямым предшественником О. Шпенглера и А. Тойнби» [8].

Теперь уже почти никто не решается открыто защищать версию В.

Не меньшую актуальность и значимость приобрели сегодня для России и всего славянского мира не только историософские, но и политологические концепции, разработанные Н. Я. Данилевским в его книге «Россия и Европа». Критика Данилевским европоцентризма, высказанные им суждения об опасностях насильственного насаждения по всему миру единой западноевропейской культуры звучат сегодня еще более злободневно, чем в его время. Ибо процесс усреднения, универсализации культуры по западному стандарту приобрел поистине глобальный масштаб и тотальный характер благодаря новым возможностям электронных средств массовой информации. С тревогой пишут об этом процессе стандартизации национальных культур по западным суррогатным образцам многие ученые, политики, общественные деятели.

Выдающийся русский мыслитель современности А. А. Зиновьев, много лет живший на Западе и познавший его не по витринам магазинов, предупреждает читателей в одной из своих последних книг: «Западнизация есть стремление Запада сделать другие страны подобными себе по социальному строю, экономике, политической системе, идеологии, психологии и культуре. Идеологически это изображается как гуманная, бескорыстная и освободительная миссия Запада, являющего собою вершину развития цивилизации и средоточие всех мыслимых добродетелей...

Все эти наблюдения целиком укладываются в русло концепции и прогнозов Н. Я. Данилевского. Новым в современном мире является лишь то, что лидерство в западнизации его перешло от Европы к США – к прямым наследникам романо-германского культурно-исторического типа на его цивилизационном уровне развития. Западнизация приобрела характер американизации. Именно сюда, в США, перекочевала идея глобализации, единого мирового порядка, зародившаяся в Европе. И вместе с Европой США стараются воплотить ее в жизнь. Именно в США, явно основываясь на теории Данилевского, но только для того, чтобы задушить на корню помыслы о развитии славянского культурно-исторического типа, некоторые идеологи теперь говорят о необходимости «разрушить цивилизационный код России», чтобы заменить его западным, ставят задачу после падения коммунизма сокрушить в России и православие (3. Бжезинский).

Идеологом универсализации культур по европейско-американскому образцу выступил американский социолог Фрэнсис Фукуяма, опубликовавший в конце 80-х – начале 90-х годов два скандально известных эссе: «Конец истории» и «Конец истории и последний человек». Для него американский вариант – высшее достижение мировой (европейской) культуры. По его представлению, эта культура уже победила во всех ведущих странах мира. Единственный очаг сопротивления, обреченный на подавление, он видит пока только в Китае. Фукуяма – апологет мондиализма, единого мирового порядка, устанавливаемого США. У этого мирового порядка, по его мнению, не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. В совершившихся в мире событиях он увидел не просто конец холодной войны или очередной период послевоенной истории, но конец истории вообще, ее венец в виде глобального торжества универсальной западной «либеральной демократии» как окончательной формы правления. Он не просто за торжество «экономического и политического либерализма», но за торжество «общечеловеческого государства», образцом которого для него являются США.

Во всех этих «новых» историософских построениях явственно просматривается все тот же американо-европоцентристский подход к истории как к однолинейному процессу. В них нет места никаким другим цивилизациям, кроме западноевропейской в ее «наивысшем» – американском выражении. Разумеется, нет места и для славянского культурно-исторического типа. Более того, по-прежнему, как и во времена Данилевского, при всех своих внутренних разногласиях и временных трениях Запад демонстрирует стабильное единство в проявлении открытой или скрытой враждебности к России и славянскому миру. Современные факты, как отмечает Н.А. Нарочницкая, свидетельствуют «об очередном вопиющем предательстве России Западом, удивительно напоминающем отношение к ней, как к добыче для расхищения, в 1917 г.» [11].

Поэтому в последнее время все больше российских ученых и политиков начинают высоко оценивать провозглашенные Н. Я. Данилевским принципы внешней политики России, как оказалось принятые «во всем цивилизованном мире», но, согласно двойному западному стандарту, инкриминируемые России как «макиавеллистские», – принципы приоритета национальных интересов и трезвого расчетливого прагматизма. «Основой внешнеполитической концепции может быть только идея национального интереса», – пишет та же исследовательница, резюмируя сложившееся современное международное положение России [12].

Новое подтверждение получили и мысли Н. Я. Данилевского о судьбоносном значении для России и всех славян всеславянского единения, о всяческом противодействии Запада этому единению. Идея всеславянского единства переживает очередное тяжелое испытание. Смысл происходящих в славянском мире драматических событий хорошо раскрыл сербский философ Драгош Калаич в своей статье «Славяне. Объединение или погибель». Автор с горечью констатирует нарастание дезинтеграционных процессов в славянском мире, что полностью отвечает интересам «нового мирового порядка», агенты которого уже сейчас открыто поощряют и провоцируют «братоубийственные войны», которые ведутся из-за произвольно установленных во времена социализма границ. Автор справедливо отмечает, что над славянами нависла угроза нового порабощения, в которое Запад их загоняет с помощью «долговой экономики», с помощью пропаганды «общечеловеческих ценностей» своей массовой псевдокультуры, опираясь при этом на антинациональные, антиславянские слои интеллигенции внутри славянских государств. Драгош Калаич подчеркивает, что агенты мондиализма в славянских странах, находясь во властных структурах, владея средствами массовой информации, делают все возможное, «чтобы воспрепятствовать стремлению славянских народов к созданию культурно-политического, военного и экономического союза» и «разобщить их, а по возможности и натравить друг на друга, ибо тогда они неминуемо попадут (поочередно или все разом) в рабство к хозяевам "нового мирового порядка"». Отмечая, что свою разрушительную, подрывную работу в славянском мире антиславянские и русофобские силы ведут в первую очередь через завоеванные ими во всех славянских странах, в том числе и в России, телевизионные каналы, Драгош Калаич предлагает начать возрождение славянской независимости и солидарности с овладения «электронным небом».

Автор подчеркивает, что Запад очень опасается союза славянских государств не из-за военной угрозы с его стороны, а именно из-за того, что лакомый кусок ускользнет из сферы его неоколониалистских экономических интересов и расчетов, ибо, в случае союзного единения в какой-либо форме, внутриславянский рынок может оказаться самодостаточным в своей основе для обеспечения независимости славянских государств. Драгош Калаич призывает каждый из славянских народов, сохранив свою государственность, образовать союз славянских государств как надстройку над каркасом своих государственных образований в целях их защиты от внешней угрозы. Он также призывает славянские народы последовать примеру Японии, сумевшей соединить самую современную экономику с самобытной духовной основой своего народа, что позволило ей стать главным экономическим конкурентом США на мировой арене [13].

Для воплощения в жизнь идеи всеславянского единения по сей день существенным препятствием является религиозная рознь в славянском мире, по-прежнему особенно ощутимо проявляющаяся между славянами православного и католического исповедания. Хотя Данилевский был строго привержен православию и критиковал католицизм в вопросах церковной догматики и особенно за агрессивный прозелитизм, он не был сторонником чисто православной славянской федерации. Модель его всеславянской федерации включала в себя и православных, и католиков на равных основаниях. Во всеславянском союзе он предполагал абсолютную веротерпимость, лишенную в то же время каких-либо проявлений прозелитизма с любой стороны. Не случайно он писал и о желательности присутствия Польши в славянском союзе, причем без каких-либо вероисповедных условий. Он даже находил место в этой федерации и католической Венгрии. Не случайно, стараясь убедить славян, что их опасения по поводу возможных проявлений «властолюбия» России являются напрасными, Данилевский привел в пример положение Финляндии в составе Российской Империи, где лютеранское исповедание финнов не подвергалось никакой дискриминации и где, как свидетельствовал даже Б. Н. Чичерин, в те времена «люди жили мирно и счастливо, довольные своей судьбой и своими учреждениями, благословляя охраняющую их длань русских монархов» [14].

Нынешняя драматическая ситуация в славянском мире, когда многие из славянских государств устремились в блок НАТО с его легко угадываемой антироссийской направленностью, повергла в уныние некоторых сторонников идей Данилевского о спасительной возможности славянского единства. Некоторые из них готовы присоединиться к мнениям тех, кто считал эти идеи изначально несбыточными и утопичными. Но нельзя не заметить, что этим сомнениям подвержены чаще всего люди, занимающиеся сегодняшними внешнеполитическими и геополитическими проблемами. В мышлении этих людей доминирует ситуативный подход. Данилевский же оперировал мерками исторического времени, мыслил масштабами столетий и тысячелетий. Он видел, что прежде, чем итальянские племена и земли объединились в единое государство, прошло четыре столетия, что несколько столетий понадобилось русским княжествам, чтобы объединиться в единое Московское царство, а затем создать целую могущественную империю, что столь же нелегок и длителен был путь к соединению германских племен и земель. Во всех этих случаях на долгом историческом пути к интеграции указанные народы пережили немало междоусобных вооруженных столкновений и даже кровопролитных войн. Достаточно вспомнить междоусобицы русских удельных князей, вражду с Москвой Твери или Новгорода. Людям, погруженным во внешнеполитические события какого-либо периода исторического прошлого или сегодняшнего дня, нелегко воспринять прозрения Данилевского, основанные на многовековых наблюдениях и рассчитанные на такие же масштабы будущего времени.

Некоторые исследователи и читатели склонны теперь считать, что более правы были сторонники православного панславизма, находя его идеалы более реальными и достижимыми. Но те же сегодняшние события показывают, что и православие в некоторых исторических ситуациях не способно обеспечить прочной солидарности славянских народов. В НАТО рвется вступить и православная Болгария, а православная Церковь на Украине подверглась расколу из-за неодинакового отношения к православной России, на почве узконационалистических сепаратистских искушений.

Не подтверждают ли эти события вывод Данилевского,что путь к спасительному для славянства единству лежит через осознание славянами их общеплеменных интересов во имя сохранения своего особого культурно-исторического типа, через всемерное развитие славянского самосознания в каждом славянском народе? И может быть, действительно, славянское самосознание, положенное в основу союза славянских государств, важнее конфессиональных разногласий и споров и даже способно скорее их сгладить и совсем погасить при определенной степени веротерпимости и при полном отсутствии агрессивного прозелитизма?

Славянский мир по-прежнему еще слишком молод. Почти все славянские народы, кроме русского (включая украинский и белорусский), обрели свою государственность только после Первой мировой войны, но через двадцать лет снова утратили ее. И только после Второй мировой войны закрепились в своей государственности. Все это время, несомненно, росло их не только национальное, но и славянское самосознание – особенно на почве культурных контактов и в русле народной дипломатии. Нельзя исключить, что интеграция в НАТО и Европейский союз с ее неизбежными последствиями: нарастанием экономической кабалы от Запада, утратой политической независимости, вытеснением национальной культуры западным суррогатом – в конце концов вызовет новый всплеск национального самосознания в славянских странах и усиление их взаимного притяжения. Нельзя забывать, что именно подобный натиск западнизации в период господства в славянских землях немцев, австрийцев, итальянцев вызвал в 30–40-х годах XIX века волну славянского возрождения. И таким образом, мрачное предположение, что западные и южные славяне уже растворились в европейской цивилизации и окончательно утратили свою славянскую самобытность, что славянский культурно-исторический тип реализовался лишь в «русской цивилизации», может в который раз оказаться несостоятельным. И тогда окажутся правы те, кто считает, что надежды Данилевского не могут быть погашены сиюминутной политической ситуацией, которая является именно сиюминутной в масштабах исторического времени, даже если длится несколько лет. Ведь были уже в истории славянского мира подобные сиюминутные ситуации, которые, однако, сменялись противоположными тенденциями.

Влияние историософских идей Н. Я. Данилевского на историческую науку в России было искусственно прервано Октябрем 1917 года. Но самый выдающийся историк России в период от С. М. Соловьева до В. О. Ключевского – К. Н. Бестужев-Рюмин не просто считал его теорию культурно-исторических типов величайшим научным открытием, но и в какой-то степени руководствовался ею в своих исследованиях, что нашло отражение, например, в его «Лекциях по русской истории», в которых он утверждал, что «нет единой спасительной, вечной цивилизации». Высоко оценил теорию Данилевского и историк М. О. Коялович и в значительной мере применил ее в своем труде «История русского самосознания» (1-е издание. СПб., 1884). Несомненное влияние эта теория оказала на выдающегося русского историка-слависта В. И. Ламанского и его многочисленных учеников. Наконец, в своей речи по случаю смерти В. О. Ключевского член-корреспондент Российской академии наук И. А. Линниченко 14 мая 1911 года заявил, что в своих исторических взглядах В. О. Ключевский примыкает «более всего к теории Данилевского» [15]. В доказательство он сослался на такие констатации в «Курсе русской истории» Ключевского, как: «культура-цивилизация – степень выработки того или иного народа»; «непрерывная смена народов на исторической сцене (они писали всеобщую историю)»; «по условиям своего земного бытия человеческая природа как в отдельных лицах, так и в целых народах раскрывается не вся вдруг целиком, а частично и прерывисто, подчиняясь обстоятельствам места и времени» [16]. В нынешних посткоммунистических условиях теория культурно-исторических типов находит среди российских историков все большее признание, а цивилизационный метод – все более широкое применение в практических исследованиях, что подтверждается, как отмечалось, периодически издаваемыми с 1991 года Институтом всеобщей истории сборниками трудов «Цивилизации».

На протяжении многих лет после смерти Данилевского авторы некоторых научных трудов и статей в разных энциклопедических справочниках относили его безапелляционно к славянофилам или к неославянофилам. Этому во многом способствовал П. Н. Милюков своей брошюрой «Разложение славянофильства. Данилевский, Леонтьев, В. Соловьев» (М., 1893)., в которой все трое из поименованных русских мыслителей были причислены к славянофильству эпохи его идейного распада. Прежде всего, следует заметить, что многие русские мыслители, осмысливая позже развитие русской общественной мысли, ее движение, приходили к выводу, что ни о каком «разложении» славянофильства нельзя говорить, что Россия обречена на вечный спор славянофилов и западников своим месторазвитием, своим геополитическим положением, своей принадлежностью к славянскому миру. К. Н. Леонтьев даже считал, что славянофильство не только не разлагается, но находится «еще в детстве» [17]. А В. О. Ключевский, несомненно по поводу указанной брошюры П. Н. Милюкова, записал в своем «Дневнике»: «Разложение славянофильства – пахнет от разлагателя» [18].

Милюкова не смутил тот факт, что Данилевский в своей книге пишет о славянофильстве не только как бы со стороны, но даже решительно отмежевывается от него по весьма важным пунктам. Данилевскому явно не кажется положительным тот момент, что одним из источников славянофильства была германская философия. Слабой стороной славянофилов Данилевский считает их веру в то, что «будто бы славянам суждено разрешить общечеловеческую задачу». В то время как, по Данилевскому, такой задачи «вовсе не существует» (С. 98).

Позднее подавляющее большинство русских и зарубежных исследователей не согласились с упрощенной квалификацией Н. Я. Данилевского как славянофила. Это, например, сделали В. В. Зеньковский, Н. А. Бердяев, американец Д. Таден, современные российские ученые: А. А. Галактионов, Л. Р. Авдеева, С. И. Бажов и др. Подробное, основательно аргументированное изложение отличий позиции Данилевского от славянофильства можно найти в монографии Н. И. Цимбаева «Славянофильство». Из указанных автором пяти пунктов отличий спорным является только четвертый, согласно которому Данилевский почему-то объявлен противником реформ 60-х годов, что не подтверждается даже содержанием книги «Россия и Европа».

К. Н. Леонтьев, которого П. Н. Милюков тоже безоговорочно зачислил в разряд разложившихся славянофилов, а Н. А. Бердяев называл «антиславянофилом», также указывал на существенные отличия Н. Я. Данилевского от славянофилов. А на попытки втиснуть его собственные, Леонтьева, взгляды в прокрустово ложе определенного направления общественной мысли отвечал, что в нем «примирены славянофилы, Данилевский с Катковым и Герценом и даже отчасти с Соловьевым» [19]. Думается, что при оценке Н. Я. Данилевского тоже не стоит во что бы то ни стало заталкивать его в одну из традиционных социологических ячеек. Его общественно-политическую позицию можно лишь приблизительно оценивать как умеренно-либеральный консерватизм. А вообще можно было бы вполне удовлетвориться мнением одного из исследователей, определившего Н. Я. Данилевского просто как «гения русской науки» [20].

Стена молчания вокруг имени Данилевского в России начинает быстро рушиться. Ему, его энциклопедизму, его научным заслугам, начинают воздавать должное не только ученые – философы, историки, экономисты, географы, ботаники, ихтиологи и т.д., но и широкая культурная общественность, причем не только в столицах, но и на периферии, особенно в местах, связанных с его жизнью и смертью. С 1994 года в Крыму каждый год стали проводиться научные чтения, посвященные Н. Я. Данилевскому, его научному наследию. В мае 1996 года местные энтузиасты восстановили его могилу в Мшатке, которая в 30-е годы была срыта бульдозером и залита асфальтом под пионерскую площадку. Через год, в мае 1997 года, около его могилы был заложен камень в фундамент будущей часовни в знак увековечения памяти великого русского мыслителя. 10 декабря 1997 года, в день 175-летия со дня рождения Н. Я. Данилевского, на его могиле был отслужен молебен, а в Крыму были проведены различные общественные мероприятия и учреждена премия имени Н. Я. Данилевского, которую получили первые энтузиасты возрождения его памяти [21]. Торжественные мероприятия, посвященные этой памятной дате, были проведены и в Липецкой области, т. к. место рождения ученого – Оберец – с 1954 года перешло из Орловской в Липецкую область. Вечер, посвященный памяти Н. Я. Данилевского, 17 марта 1998 года был проведен и в Москве в помещении Российского фонда культуры. На нем выступили видные ученые, изучающие научное творчество Н. Я. Данилевского, а также его правнучка – Валентина Яковлевна Данильченко.

Будем надеяться, что это только первые шаги по увековечению памяти гения русской науки.