Семейная группа Шуваловых

Помимо всех своих административных постов Петр Иванович Шувалов обладал еще одним очень мощным ресурсом. Шувалов выступал как глава своей «фамилии», причем бывшей одной из самых влиятельных в Санкт-Петербурге.

Современники Шувалова для описания семейно-клановых группировок использовали понятие «дом». К примеру, секретарь саксонского посольства Пецольд, который, как всякий дипломат, стремился четко определить расстановку политических сил, оперировал знакомыми для него понятиями. В октябре 1742 г. в своей депеше королю он отмечал, что «ссора, происшедшая между домами канцлера и камергера Шувалова, принимает с каждым днем все большие размеры, в нее включаются столько других домов, что даже затрудняешься решить, кто с кем друг, кто

127

враг» .

В записках Екатерины II также содержатся указания на значительное влияние родственных связей. Анализируя расстановку придворных сил в первые годы после прихода Елизаветы Петровны к власти, она отмечала, что сторонники сближения с Францией рассчитывали «на генерал- прокурора, на всю семью Трубецких и, следовательно, на принца Гессен-

128              129

Гомбургского , женатого на принцессе этого дома» .

В структуре «дома» Шуваловых можно выделить несколько условных уровней. Первый из них - это ближайшие кровные родственники графов, братья и кузены, их жены. Далее следует круг приближенных к графу чиновников высокого уровня. Низший слой, основание «дома», представляют технические помощники - секретари, переводчики, курьеры.

Среди членов «дома» Шуваловых надо упомянуть, в первую очередь, родного брата Петра Ивановича, Александра Ивановича Шувалова.

Одним из первых важных дел, в расследовании которых участвовал А.И. Шувалов, было следствие о лейб-кампанце Петре Грюнштейне. Этот офицер был одним из главных участников переворота 1741 г., и следующие несколько лет играл довольно важную роль при дворе. Гвардейца подвела самоуверенность; считая себя незаменимым, он позволил себе поссориться с самим Алексеем Разумовским, фаворитом императрицы. После короткого следствия Грюнштейн был сослан в 1745 г.

По-видимому, А.И. Шувалов справлялся с работой следователя, поскольку в 1746 году он был назначен начальником Тайной канцелярии на смену А.И. Ушакову. Кроме того, «по наследству» Александр Иванович получил и другую статусную должность Ушакова - он был назначен командиром гвардейского Семеновского полка. В качестве шефа Тайной канцелярии А.И. Шувалов принимал участие в расследовании важнейших дел, в частности допрашивал в 1757 г. фельдмаршала С.Ф. Апраксина, наблюдал за содержанием в ссылке членов Брауншвейгской фамилии.

131

дел, которым он занимался наряду со службой при дворе .

Александр Иванович обладал характерной внешностью, ибо «занятия вызывали у него род судорожного движения, которое делалось у него на всей правой стороне лица, от глаза до подбородка»[75]. Несмотря на то, что старшим по возрасту был А.И. Шувалов, современники безоговорочно признавали главой рода Петра Ивановича Шувалова. По свидетельству Екатерины II, Александр Иванович не предпринимал никаких важных решений, не посоветовавшись предварительно со своим младшим и более

133

предприимчивым братом[76].

По мере того, как росло влияние брата Петра, развивалась и карьера брата Александра. В 1754-1761 гг. Александр Иванович помимо заведования Тайной канцелярией являлся также обер-гофмейстером двора великого князя Петра Федоровича. На этом посту, по замыслу императрицы, А.И. Шувалов должен был следить за интригами Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны. Дальновидные братья Шуваловы не собирались, однако, быть слепым орудием в руках императрицы. Елизавета Петровна старела, наиболее вероятным наследником престола являлся Петр Федорович, поэтому Шуваловы стремились установить с великим князем хорошие отношения, что им в значительной степени и удалось. Таким образом, Александр Иванович Шувалов приобрел дополнительную роль для своей семьи, он стал одним из основных посредников в общении с будущим императором Петром III.

Третьим важнейшим членом дома Шуваловых был Иван Иванович Шувалов. Его отец - Иван Максимович Шувалов-младший - был родным братом И.М. Шувалова-старшего. И.М. Шувалов-младший был гораздо менее известен, чем его удачливый старший брат. Сохранились лишь отрывочные сведения о его военной карьере. В 1737 г. он в чине капитана участвовал в походе русской армии под командованием Б.

чине бригадира[77].

Таким образом, перед нами предстает типичная карьера армейского офицера, дослужившегося до полковника и по существующим правилам награжденного при выходе в отставку следующим чином. Подобный карьерный путь не мог обеспечить его сыну И.И. Шувалову каких-либо существенных стартовых позиций. Более надежными поэтому были связи его родственников, в частности могущественного сенатора П.И. Шувалова. Со своей стороны, Петр Иванович был заинтересован в усилении своих придворных позиций, поэтому он целенаправленно расхваливал при дворе своего молодого и симпатичного кузена, стремился показать его императ-

135

рице .

И.И. Шувалов стал «официальным» фаворитом императрицы в 1749 г. В новом статусе он стал важным участником клана Шуваловых. Примеры того, что двоюродные братья действовали заодно, довольно многочисленны. В 1754 г. именно Петр Иванович Шувалов представлял на рассмотрение Сената проект своего брата об учреждении в Москве университета. Проект И.И. Шувалова был незамедлительно одобрен, а денег на первичное устройство университета было приказано отпустить даже больше, чем

1 76»

просил автор .

В некоторых случаях Шуваловы подавали свои проекты один за другим, по-видимому, ради постоянного давления на Сенат. 5 мая 1758 г. П.И. Шувалов подал в Сенат предложение об открытии Комиссии о коммерции. В качестве одной из мер по развитию торговли в этом проекте предлагалось активней заниматься обучением купцов. Через несколько дней, 8 мая, к проекту было приобщено доношение И.И. Шувалова, который предлагал обучать в Московском университете купеческих детей

137

коммерции и иностранным языкам .

О близости братьев, о том, что они в большинстве случаев выступали единым фронтом, пишет и великая княгиня Екатерина Алексеевна. В своих письмах второй половины 1756 г. английскому министру Ч. Уильямсу она рассматривала Шуваловых как единую силу, при всем несходстве характеров братьев.

138

делять четко .

В свою очередь, в письмах Ивана Ивановича императрице есть идеи, которые активно продвигал его кузен. Рассуждая о необходимости развития в России образования, Иван Иванович отмечает, что плохое исполнение обязанностей подданными объясняется тем, что люди «не знают своей должности». Поэтому он предлагал работать над созданием нового Уло-

139

жения: «Главное было рассуждение о приведении законов в порядок» . Тем самым Иван Иванович стал пропагандировать идею своего брата, предложенную им как раз в 1754 г.

Одной из самых важных задач Ивана Ивановича было смягчение противоречий между его властным братом и другими придворными группами. Именно он в 1760 г. неудачно пытался организовать примирение своего брата и Я.П. Шаховского[78].

Иван Иванович Шувалов обладал еще одной возможностью, очень полезной для его кузена: он мог постоянно общаться с императрицей. Эта привилегия стала особенно важной, начиная с середины 1750-х годов, ибо стареющая императрица все больше времени проводила в своих покоях[79]. Задача донести до нее информацию, добиться принятия решения по определенному вопросу становилась весьма сложной. По сути дела, именно к Ивану Ивановичу обращалось большинство лиц, желавших передать какую-либо информацию императрице.

О подобной роли Ивана Ивановича современники оставили много свидетельств. Приехавший осенью 1760 г. в качестве курьера из действующей армии молодой подполковник А.А. Прозоровский (будущий фельдмаршал) «по прибытии в Петербург явился. к вице-канцлеру графу Воронцову, и, нашедши его больным, принят был со всей ласковостью, который приказал мне ехать к Ивану Ивановичу Шувалову. посему

142

приехавши. вручил ему депеши и особенно им обласкан был» .

Влиятельным представителем «дома» была, несомненно, жена П.И.

Именно в этот период она могла познакомиться с П.И. Шуваловым, который, напомню, тоже состоял при дворе Анны Петровны. Одновременно Мавра Егоровна сумела сблизиться с цесаревной Елизаветой Петровной. О том, что отношения М.Е. Шепелевой с будущей императрицей были самые теплые, свидетельствуют сохранившиеся письма. Они полны самых невинных новостей о балах и нарядах[81].

Свадьба Петра Ивановича и Мавры Егоровны состоялась в феврале 1742 г. перед отправкой двора на коронацию Елизаветы в Москву. При дворе новой императрицы Мавра Егоровна стала одной из наиболее влиятельных дам. В день коронации Елизаветы Петровны 25 апреля 1742 г. она была пожалована в статс-дамы, наряду с А.К. Воронцовой и Марией Симоновной Гендриковой[82].

О том, что Мавра Егоровна была влиятельной особой, свидетельствует и то, что сведения о ней мы находим в донесениях иностранных посланников, находившихся при петербургском дворе. Опытнейший дипломат А. фон Мардефельд, занимавший пост прусского посланника в Российской империи свыше 20 лет, так описывал М.Е. Шувалову в поданной Фридриху II записке: «Графиня Шувалова - хитрейшая из всех. Прежде наперсница государыни, коя поверяла ей тайны двора, она и поныне благосклонностью пользуется Ее Величества и правом говорить с нею сво- бодно»[83].

Мавра Егоровна была наиболее полезна своему «дому» именно как человек, который мог постоянно общаться с императрицей. Используя свое положение, она стремилась отстаивать честь и интересы клана, бороться с его противниками. Характерно при этом то, что само понятие «честь фамилии» было автономным и отличалось от личных отношений супругов. Личная жизнь Петра Ивановича Шувалова была достаточно бурной, он не делал особого секрета из наличия у него многочисленных «метресс». Весьма характерен тот факт, что новую любовницу П.И. Шувалов завел в 1742 г., непосредственно после женитьбы на Мавре Егоровне[84].

О Мавре Егоровне Шуваловой и ее роли при дворе Елизаветы Петровны повествует придворный ювелир И. Позье. По его словам, жена Шувалова «была очень дурна собой, мала ростом и всегда из аффектации одевалась по-мужски, она пользовалась дружбой и полным доверием императрицы, обладала большим умом, но была мстительна против тех, к кому не была расположена, госпожа Шувалова заставляла императрицу делать много зла. Хотя Елизавета Петровна была от природы добра и необыкновенно приветлива в обращении со всеми, кто имел счастье прибли-

148

зиться к ней» .

Смерть Мавры Егоровны в июне 1759 г. стала для Петра Ивановича тяжелой утратой. Вскоре после этого он второй раз женился, однако Анна Ивановна (в девичестве Одоевская) не имела столь весомых придворных позиций. Анна Ивановна Шувалова скончалась при родах в 1761 г.

Конечно же, в состав «дома» Шувалова входили не одни лишь его кровные родственники. Присутствовали и люди, связавшие свое благополучие с судьбой патрона по личному выбору. В эту группу входят чиновники высокого уровня, ученые и специалисты, привлекавшиеся Шуваловым к отдельным проектам. Если кровные родственники были тесно связаны с графом на протяжении многих лет, то состав этой категории участников дома достаточно часто менялся, а связи этих людей с Шуваловыми были гораздо более неустойчивыми.

Частично имена сторонников «дома» мы можем восстановить, анализируя состав комиссий, создававшихся по инициативе П.И. Шувалова. В связи с тем, что, согласно предложению графа, была создана Уложенная комиссия, встал вопрос о тех людях, которые под предводительством автора предложения должны были составлять законы. Естественно, что в первоначальный состав комиссии вошли сторонники Шувалова[85]. Среди них мы видим А.И. Глебова (о нем речь пойдет чуть ниже) и академика Санкт-Петербургской академии правоведа Штрубе де Пирмонта.

К тому моменту, когда в середине 1750-х гг. академик на непродолжительное время вошел в доверие к Шувалову, Штрубе де Пирмонт успел прожить в империи полтора десятка лет. Впервые в Россию француз попал в середине 1730-х гг. в качестве секретаря фаворита Анны Иоанновны обер-камергера Э.И. Бирона. В 1738 г. де Пирмонт был назначен в Академию наук профессором юриспруденции и политики, однако уже в 1741 г. он временно оставил службу и возвратился на привычную должность секретаря, на этот раз при назначенном послом во Францию графе Г.П. Чернышове. Именно после возвращения в Россию в июне 1746 г. он начал заниматься изучением законодательства империи и сблизился с П.И. Шуваловым[86]. О его близости к графу свидетельствует и то, что он активно поддерживал идею сочинения нового Уложения, причем именно в его «шуваловском варианте», т.е. с опорой на собственное законодательство, без привлечения европейского опыта[87]. Необходимо отметить, что академик ни с одним из своих покровителей не сотрудничал больше нескольких лет. Так случилось и на этот раз. Уже в 1757 г. Штрубе де Пирмонт оставляет службу в Академии наук и поступает на работу в Коллегию иностран-

152

ных дел, т.е. к оппоненту и сопернику Шуваловых М.Л. Воронцову .

Если француз-правовед оказался лишь временным «попутчиком» графа, то некоторые российские чиновники действительно втягивались в деятельность графа, идеи Петра Ивановича становились их собственными убеждениями. Ярчайшим представителем этой категории лиц может служить Александр Иванович Глебов. Этот человек был фактически «создан» П.И. Шуваловым. До конца 1740-х годов он прошел ничем внешне не примечательный путь армейского офицера, участвовал в русско-турецкой войне 1736-1739 годов, дослужился до чина капитана и в 1749 году пере-

153

шел на статскую службу . На этой стезе он также поначалу не преуспел, обретаясь на незначительных канцелярских должностях.

Однако в начале 1750-х гг. Глебов был замечен Шуваловыми. 6 марта 1754 г. Александр Иванович был назначен обер-секретарем Сената в экспедицию по Генеральному межеванию. 13 мая 1754 г. он стал советником Главной Межевой канцелярии при Сенате. Напомню, что главой этой канцелярии и государственным межевщиком был Петр Иванович Шувалов. Механизм такого стремительного возвышения предельно четко обрисовал сам Глебов в письме Екатерине II, направленном императрице в феврале 1764 г. По словам Глебова, П.И. Шувалов определил его обер-секретарем и «поручал делать по своим мыслям разные сочинения и, убедившись в моей совершенной преданности и повиновении. делал мне многие пове- ренности»[88].

После того, как П.И. Шувалов убедился в преданности Глебова, его роль в клане стала возрастать. Генерал-фельдцейхмейстер для упрочения своего статуса решил «сведать все намерения и действия меньшого двора» (то есть двора великого князя Петра Федоровича)[89]. Для этого был избран проверенный способ - установление родственных связей. П.И. Шувалов прямо предложил Глебову жениться на вдове обер-церемониймейстера

Н.Н. Чоглокова Марии Симоновне, пользовавшейся уважением великой княгини Екатерины Алексеевны и одновременно являвшейся двоюродной сестрой Елизаветы Петровны. Согласно легендарным известиям, императрица была чрезвычайно удивлена согласием Марии Симоновны на этот брак и даже заявила: «Сестра моя сошла с ума, влюбясь в Глебова: как отдать ее за подьячего?»[90] Несмотря на такой отзыв императрицы, интрига удалась, брак состоялся в феврале 1756 г. Однако здесь необходимо отметить иронию судьбы - полностью использовать появившуюся возможность Шуваловым не удалось, ибо уже в марте 1756 г. страдавшая от ту-

157

беркулеза Мария Симоновна Г лебова скончалась .

Несмотря на такое трагическое обстоятельство успешная карьера А.И. Глебова на благо «дома» Шуваловых и свое собственное продолжалась. В том же 1756 г. Глебов стал обер-прокурором Сената. Этот пост являлся одним из самых важных с точки зрения автора проектов государственных преобразований, каким был П.И. Шувалов. Дело в том, что, согласно опубликованному 7 марта 1726 г. именному указу Екатерины I «О должности Сената», сенатская канцелярия должна была находиться в ведении генерал-прокурора и обер-прокурора. Именно чиновники канцелярии вели журналы и протоколы Сената, принимали все входящие документы. Основная масса проектов Петра Ивановича подавалась именно в Сенат, а потому «свой человек», который мог ускорить прохождение документа, был чрезвычайно полезен для графа. Находясь на посту обер- прокурора, А.И. Глебов, в частности, немало поспособствовал продвижению проектов Шувалова, посвященных чеканке легковесной медной мо- неты[91].

А.И. Глебов был верным сторонником графа на протяжении всех 1750-х гг., но в окружение Петра Ивановича входили и более лукавые придворные, умевшие вовремя изменять слабеющему клану. Одним из наиболее характерных примеров является судьба Дмитрия Васильевича Волкова. Искусство Волкова в выстраивании собственной карьеры и умелое заметание следов привело к тому, что сохранилось не много материалов, в которых говорится о причастности чиновника к сторонникам Шуваловых. Для нас важным является тот факт, что в период наибольшего влияния П.И. Шувалова именно Дмитрий Волков был секретарем Конференции при Высочайшем дворе. Маловероятно, что П.И. Шувалов разрешил бы поставить на столь значимый пост своего недоброжелателя. Косвенным подтверждением близости Д. Волкова к Шуваловым может быть факт тесного общения Дмитрия Васильевича и И.И. Шувалова в период царствования Петра III. Общеизвестно, что Иван Иванович Шувалов оказывал большое влияние на императора, поэтому маловероятно, чтобы Дмитрий Волков мог удержать занимаемые должности без помощи Шуваловых.

Дмитрий Волков начал свою чиновничью карьеру в одном из важнейших учреждений империи - Коллегии иностранных дел в 1742 г., а через семь лет он уже занял ответственную должность секретаря этого ве- домства[92]. Поскольку все нити управления в Коллегии иностранных дел вплоть до середины 1750-х гг. находились в руках Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, успешная карьера Волкова подразумевала его тесное сотрудничество с канцлером. По утверждению самого Волкова, канцлер в беседах с ним даже обсуждал придворные события и критиковал великого князя Петра Федоровича[93]. Некоторую сомнительность таким утверждениям Волкова все же сообщает тот факт, что это письмо Орлову было написано после свержения Петра III, когда придворным бывшего императора надо было оправдываться.

Современники признавали деловые качества Волкова. Княгиня Т.К. Голицына в письме к своему сыну А.М. Голицыну, будущему канцлеру, только начинавшему свою дипломатическую карьеру, отмечала, что хорошо пишут по-русски лишь немногие чиновники: «В вашей коллеги[и] лутчие - г[осподин] Алцуфьев, г[осподин] Волков. Очень слагательно пишут»[94]. Эту высокую оценку подтверждает в своих записках секретарь французского посольства Фавье, по словам которого среди всех чиновников российского иностранного ведомства Волков «считался орлом»[95].

Будучи компетентным чиновником, Дмитрий Волков был подвержен и некоторым порокам - в первую очередь, любви к азартным играм. Сам чиновник признавал свою слабость, но, как и положено завзятому картеж-

163

нику, утверждал, что играет всегда «очень счастливо» . Тяга к азартным играм привела к чрезвычайному происшествию - в декабре 1754 г. секретарь Коллегии иностранных дел . пропал. Бесследное исчезновение одного из ведущих чиновников стало событием чрезвычайным. Были организованы тщательные поиски беглеца, посланы письма к российским представителям в Европе, составлен словесный портрет исчезнувшего чиновника. Благодаря этому документу мы знаем, что Волков был «роста среднего, тонок. моложав. борода редкая и малая, волосы темнорусые

164

в косе, глаза серые, в речах гнусит» .

Розыски беглеца не затянулись, уже в декабре 1754 г. Волкова доставили в Петербург. На допросе он сознался, что растратил 200 червонцев казенных денег на карточную игру и сбежал, боясь ответственности[96]. Такая оплошность другому чиновнику могла стоить карьеры, однако Дмитрий Васильевич был прощен и уже 23 января 1755 г. вернулся к своей служебной деятельности.[97]

В 1756 г. Волков получил новое и чрезвычайно престижное место работы - он стал секретарем Конференции при Высочайшем дворе. Напомню, что Конференция фактически руководила действиями российской армии в Семилетней войне и ее снабжением. Именно Волков готовил все законопроекты, рассматривавшиеся в Конференции. В период своего нахождения в Конференции Дмитрий Васильевич был исключительно полезен для П.И. Шувалова, поскольку через это учреждение проходила львиная доля всех проектов Шувалова второй половины 1750-х гг.

Проекты П.И. Шувалова были самого разнообразного свойства, и многие из них предполагали деятельность в самых отдаленных уголках империи. Одним из сторонников Шуваловых был сибирский губернатор Ф.И. Соймонов.

Судьба этого человека сложилась весьма причудливым образом. Администратор и ученый-гидрограф, он впервые отличился при описании Каспийского моря в 1720-е гг., в середине 1730-х гг. примкнул к числу сторонников А.П. Волынского и после падения и казни кабинет-министра в 1740 г. был сослан. После воцарения в 1741 г. Елизаветы Петровны Ф.И. Соймонов был возвращен из ссылки, но к государственным делам не привлекался и до 1753 г. жил в своих деревнях. Возвращению Соймонова к активной деятельности поспособствовал П.И. Шувалов. В 1753 г. граф Шувалов предложил отправить экспедицию вниз по течению Амура для «приискания» новых земель.

Первоначально во главе экспедиции был поставлен новый сибирский губернатор адмирал В.А. Мятлев, однако он предложил передать это дело специальному чиновнику и предложил Соймонова как опытного гидрографа. Получив шанс вернуться к активной деятельности, Федор Иванович им с благодарностью воспользовался и превратился в активного сторонника дома Шуваловых. Об этом свидетельствуют воспоминания Соймонова, в которых он именует П.И. Шувалова «милостивый мой приятель

167

и патрон» . Экспедиция по Амуру, получившая наименование Нерчин- ской, так и не состоялась из-за активных протестов китайских чиновников, однако Ф.И. Соймонов продолжил усердно трудиться в Сибири уже в качестве губернатора (с 1757 г.). В этом качестве он активно помогал графу П.И. Шувалову в попытках развить в Сибири земледелие[98].

В окружении такого деятельного человека, как П.И. Шувалов, было много людей, выполнявших важные технические задания. В первую очередь они исполняли обязанности секретарей и писцов.

М.В. Данилов писал о подьячем сыне Макарове, который «своим проворством, как для письменных дел способным, так и в других нежных услугах, графу понравился»[99]. Еще более показателен пример с адъютантом генерал-фельдцейхмейстера Михаилом Александровичем Яковлевым. Именно ему Шувалов доверял собирать прошения у посетителей. Таким образом, именно Яковлев определял, в какой очередности докладывать графу о прошениях, его комментарии в значительной степени предопределяли резолюцию графа. Пришедший на прием к Яковлеву А. Болотов, добивавшийся определения в армию, «увидел тут множество всякого рода людей. Были тут и знатные особы, и низкого состояния люди, и все с некоторым родом подобострастия дожидающиеся выхода в зал любимца графского... Мое удивление еще увеличилось, когда увидел я, что самые генералы в лентах и кавалериях приехавшие при мне, не осмеливались прямо и без спроса входить в его предспальню, но с некоторым уничижением у стоящих подле дверей лакеев спрашивали, можно ли им войти, и не помешают ли Михаилу Александровичу, так называлась тогда столь знаменитая особа, не имеющая хотя впрочем больше подполковничьего

170

чину» .

М.А. Яковлев усвоил и некоторые манеры своего патрона. А. Болотов вспоминал, как сержанты, приехавшие за получением офицерского чина, были вынуждены всячески угождать секретарю Шувалова для ускорения своего дела. В частности, Яковлев заставлял их выстаивать вместе с собой все церковные службы и всячески демонстрировать свою религиозность.

Вообще, учитывая то количество писем и прошений, которые Петр Иванович Шувалов создавал по самым разным, зачастую неожиданным поводам, задача переписывания бумаг становилась для него одной их самых важных. Данилов отмечает, «что графский дом наполнен был тогда весь писцами, которые списывали разные от графа проекты. Некоторые из них были к приумножению казны государственной. а другие для собст-

171

венного, его, графа, верхнего дохода» .

В число помощников Петра Ивановича входили и переводчики с иностранных языков. Одним из них был Сергей Волчков. К примеру, в предисловии к переводу «Полибиевой военной истории», инициатором которого был Шувалов, Волчков описывал полезную деятельность графа. При этом он прямо отметил, «кто счастие имеет графскому дому причастен быть, те довольно знают, что господин меньше всех рабов своих покоя, а начальствующий войсками меньше последнего сна и отдохновения себе

172

имеет» .

Но если судьбу Волчкова мы можем до некоторой степени проследить, то о других сотрудниках графа мы знаем гораздо меньше. К примеру, мы знаем, что 28 февраля 1752 г. Елизавета Петровна повелела «находящегося в кадетском корпусе унтер-офицера Василия Рубановского произвести в армейские подпоручики и быть ему в должности переводчика

1 77

при штабе Петра Шувалова» .

В «дом» Шуваловых входили и другие персоны. Данилов, описывая свою свадьбу с вдовой одного из родственников Шуваловых, упоминает «Шуваловой фамилии офицеров», которые стремились противодействовать этому браку с той целью, чтобы «имение ее собственное не раздроби-

w              174

лось от ее детей, у которых отцовского не было ни одной души» .

«Дом» Шуваловых располагал и мощными союзниками, которые могли поддержать инициативы братьев, получая взамен поддержку. Одним из них являлся генерал-фельдмаршал С.Ф. Апраксин. Великая княгиня Екатерина Алексеевна отзывалась о нем как о безусловном стороннике

175

«дома» Шуваловых . Степан Федорович Апраксин в сложную для себя минуту обращался к помощи Шуваловых, взамен по мере сил стремясь прославить их деятельность. Так, в своей реляции о ходе Гросс-Егерсдорф- ского сражения, в котором Степан Федорович Апраксин не самым лучшим образом командовал российской армией, генерал-фельдмаршал отмечал «великое действо новоизобретенных генерал-фельдцейхмейстером графом Шуваловым секретных гаубиц, которые толикую пользу приносят, что, конечно, за такой его труд от вашего императорского величества вы-

176

сочайшую милость и награждение заслуживает» .

То, что такие славословия вовсе не были обычным делом в реляциях армейских командиров, убеждает изучение аналогичных текстов. П.С. Салтыков, сообщая о баталии под Кунерсдорфом, ограничился указанием на то, что «наша артиллерия, а особливо же большая посредине армии из новоинвентованных орудий и шуваловских гаубиц устроенная батарея великий неприятельской кавалерии. вред причиняла»[100]. В данном предложении указывается не только то, какие именно орудия входили в данную батарею, но и то, что она была удачно расположена. Тем самым в реляции подчеркивались достоинства П.С. Салтыкова как полководца.

Мы уже упоминали, что, по свидетельству современников Мавра Егоровна Шувалова активно боролась с врагами своего дома, используя близкое знакомство с государыней. Классический пример возмездия противникам клана являет собой история князя Я.П. Шаховского. В середине 1750 -х годов у него случился конфликт с П.И. Шуваловым, связанный с плохим состоянием расположенного в Москве госпиталя. Я.П. Шаховской добился перевода больных в более приспособленное помещение. Это был очень удобный повод ослабить противника шуваловского «дома». Мавра Егоровна, описав императрице действия Шаховского как самоуправство, добилась того, чтобы в качестве наказания все больные из госпиталя

178

должны были быть размещены в доме Шаховского . В итоге постоянный и яростный оппонент ее мужа был на время нейтрализован и вынужден заниматься доказательством ложности предъявленных ему обвинений.

О том, как Шувалов использовал разветвленные связи своего клана для сбора необходимой информации, свидетельствует М.А. Муравьев. Артиллерийский офицер, он вернулся в Санкт-Петербург летом 1758 г. вскоре после баталии при Цорндорфе. Сведениями о недостатках в организации российской армии он поделился с обер-комендантом столицы И.И. Костюриным. Костюрин, в свою очередь, передал рассказ зятю, Александру Ивановичу Шувалову. Глава Тайной канцелярии поделился информацией со своим братом. Итогом всех этих маневров стала личная встреча Муравьева с Петром Ивановичем. Полученная информация напрямую касалась Шувалова, ибо немало недостатков было в действиях созданного генерал-фельдцейхмейстером Обсервационного корпуса.

Представив информацию в выгодном для себя свете императрице, Шувалов смог значительно смягчить реакцию государыни на сведения о

179

слабости формировавшегося им корпуса .

При этом надо отметить, что одним из базовых принципов, которого должен был придерживаться глава клана, был принцип благодарности за преданность. И. Позье отмечал, что после переворота в ноябре 1741 г. он «уверен был, что мне будет хорошо по милости друзей, которых я имел

между людей, состоявших при дворе этой императрицы, и которым я да-

180

вал в кредит, когда они были очень бедны» . Показательная сцена такого вознаграждения приводится самим ювелиром. Возвратив все, что он был должен, Шувалов вывел Позье к другим просителям, сказав: «Он мне делал кредит в то время, когда у меня ничего не было. Тут он чрезвычайно любезно поблагодарил меня, обещал мне, что везде, где только будет воз-

можность оказать мне услугу, он окажет». Позье отметил, что впоследст-

181

вии он убедился в том, что Шувалов говорил искренне .

То, что Шувалов стремился отстаивать членов своего «дома», были вынуждены признавать и его противники. По словам Щербатова, «довольно было быть любиму и защищаему им, графом Шуваловым или его

метрессами, или любимцами, Г лебовым и Яковлевым, чтобы не страшить-

182

ся ничего, всякие неправды чинить» .

В том, что это не пустые слова, позволяет убедиться пример М.А. Муравьева. Артиллерийский офицер, он в конце 1750-х годов вступил в конфликт с начальником сербских поселений в Малороссии генерал-поручиком Хорватом и в мае 1760 г. подал на него доношение в Се-

183

нат, обвинив его в мошенничестве и растрате казенных средств . В результате против самого Муравьева было организовано следствие, тянувшееся вплоть до середины 1760-х годов. Причастность самого генерал- фельдцейхмейстера к этому делу и его покровительство сербскому генералу бесспорны, ибо примиряться знакомые Муравьева предлагали ему

184

именно с Петром Ивановичем .

В то же время далеко не всегда личное вмешательство Петра Ивановича Шувалова могло обеспечить защиту просителя от обвинений. В 1746-1747 гг. граф активно заступался за симбирского воеводу А. Ходырева, которого один из подчиненных обвинял во взяточничестве и других должностных преступлениях. Необходимо отметить, что вмешательство П.И. Шувалова в расследование этого дела, переданного для рассмотрения в Правительствующий Сенат, носило совершенно открытый характер. Другой сторонник воеводы, А.А. Хитрово, сообщал А.А. Ходыреву в письме: «Когда приехал шурин мой Петр Иванович Шувалов, как для моей и жениной просьбы, а больше как доброй совести человек и любящий честь и дворянство, требовал челобитной [А. Ходырева - С.А.] в Сенате, которую нашли и притом рассуждал, что хотя ты по следствию виноват найдешься, но прежде для одной только почтительной команды и для заслуженной чести, которую ты, через много служа, получил, дать тебе пре-

185

имущество» . Таким образом граф фактически признавал вину А. Ходырева, но продолжал его защищать.

Несмотря на столь активную поддержку П.И. Шувалова, весной 1747 г. А. Ходырев был арестован и впоследствии признан виновным[101].

К поддержке П.И. Шувалова были вынуждены прибегать семейства российских чиновников. В марте 1760 г. П.И. Шувалов выступил в Сенате с доношением, в котором он просил оказать помощь семейству бывшего обер-секретаря Сената и главе Оренбургской экспедиции И.К. Кириллова (1695-1737). После смерти И.К. Кириллова его семейство оказалось не в состоянии заплатить за ним долги в размере 7500 руб. и теперь при посредничестве Шувалова просило их списать.

Иван Кириллович Кириллов был одним из крупных чиновников аннинского царствования и идеологом освоения обширных территорий на юго-востоке империи. Именно предложенный И.К. Кирилловым проект освоения Заволжья и дальнейшего проникновения в Среднюю Азию стал основой программы колонизации этих территорий. Сам Кириллов был назначен главой Оренбургской экспедиции и с 1734 по 1737 гг. занимался

              W              ТЛ              W

основанием крепостей и заселением окраинных земель. В своей деятельности по освоению Заволжья Кириллов опирался на И.Э. Бирона, это в немалой степени способствовало тому, что его негативно оценивали в царствование Елизаветы Петровны, а долги руководителя экспедиции не

187

были списаны .

По словам П.И. Шувалова, деятельность Кириллова была успешной и принесла «знатную услугу» империи. По настоянию Шувалова был составлен сенатский доклад императрице, в котором говорилось, что «учинилась коммерция, или торг приезжающими туда чужестранными и российскими купцами. и имеется там заводов медных пять, на них меди выплавливается в год до двадцати шести тысяч пудов; железных [заводов -

С.А.] четыре»[102].

Выступая в пользу Кириллова, П.И. Шувалов реализовывал одну из важнейших функций придворного деятеля - защиту невиновных. С другой стороны, слух графа должны были ласкать слова о многочисленных заводах и рудниках, которые были заведены в Оренбургской экспедиции в период руководства Кириллова.

Необходимо понимать, что положительная оценка действий Кириллова не совсем соответствовала действительности и была нужна для того, чтобы Сенат согласился списать долги. По мнению В.Н. Татищева, сменившего Кириллова на посту главы экспедиции, главной причиной деятельности Кириллова было стремление добраться до месторождений золота в районе Аральского моря. По версии Татищева, «Сенатский секретарь Кирилов, от беспутных предприятий впадши в великие долги и не зная чем оплатиться, по совету с переводчиком Тевкелевым для того ж искания золота с башкирскую сторону представили и по определению начали, но и те с великим вредом производя, обман тот узнали» . Критически оценивали действия Кириллова и другие участники освоения Оренбуржья. И.И. Неплюев отмечал, что, возглавив в 1742 г. экспедицию, он обнаружил, что «главнейшая из тех крепость, именуемая Оренбург, а после мною переименованная Орскою, на реке Яике, была окружена забором из плетня, осыпанным земляным бруствером, и снабжена малым числом гарнизона»190. Сама крепость была выстроена в пойме реки, в местности с нездоровым климатом. В качестве других недостатков Неплюев отмечал отсутствие регулярных войск, вместо которых использовали «беглых крестьян, названных казаками», незащищенность коммуникаций от набегов кочевников, а также то обстоятельство, что командиры экспедиции посещали Орскую крепость только раз в году.

Однако последующее успешное освоение Оренбуржья привело к тому, что за Кириллова стало возможным заступаться. На предложение П.И. Шувалова последовала благоприятная реакция Сената. Было принято решение просить императрицу выдать сыну И. Кириллова 10000 рублей, дабы он с помощью этих денег расплатился с долгами.

Придворная группа Шуваловых просуществовала после смерти Петра Ивановича лишь несколько месяцев. В короткое царствование Петра Федоровича И.И. Шувалов, Д.В. Волков и А.И. Глебов имели большой вес при дворе, и, следовательно, сразу по воцарении Екатерины II оказались если не в опале, то в пренебрежении. Фаворит Елизаветы Петровны И.И. Шувалов после июньского переворота 1762 г. и воцарения Екатерины II отправился в длительное заграничное путешествие, малоинициативный Александр Иванович удалился от дел.

Младший участник группы Шуваловых, А.И. Глебов, продолжил свою административную карьеру и после восшествия на престол Екатерины II. Несколько лет он сохранял свой пост генерал-прокурора, на который его назначил еще Петр III. Корыстолюбие Александра Ивановича привело к тому, что он был смещен с занимаемого поста в 1764 г.

189. Татищев В.Н. Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской // Татищев В.Н. Избранные произведения. - С. 253.
190. Неплюев И.И. Записки // Империя после Петра. - М., 1998. - С. 427.

У Екатерины II сложилось устойчиво-негативное отношение к деятельности Глебова, которого она считала взяточником и махинатором. Доказательством этому служит секретнейшая инструкция императрицы князю А.А. Вяземскому в момент назначения его генерал-прокурором, в которой содержалась такая характеристика Глебова: «Немалое к тому его несчастью послужила знаемость и короткое обхождение в его еще молодости с покойным графом Петром Ивановичем Шуваловым, в которого он руках совершенно находился и наполнился принципами, хотя и не весьма для общества полезными, но достаточно прибыльными для них самих»[103].

Вплоть до середины 1770-х гг. Глебов занимал должность генерал- кригс-комиссара (отвечавшего за снабжение армии), короткое время был смоленским и белгородским генерал-губернатором. В 1776-1784 гг. Глебов находился под следствием по обвинению в злоупотреблениях и хищениях. В 1784 г. Екатерина II утвердила приговор, согласно которому Глебов был признан виновным и уволен в отставку. Вплоть до своей смерти в 1790 г. он уже никаких государственных постов не занимал.

Купец Гомм продолжал свою деятельность и в 1760-е гг. С 1765 по 1769 г. он был придворным банкиром при русском дворе. В этом качестве Гомм должен был переводить государственные деньги в необходимых случаях за границу, закупать за рубежом золотую и серебряную монету. Новое начинание оказалось для Гомма столь же неудачным, как и прежние, в 1769 г. должность придворного банкира была передана другому ли-

1 под              192

цу, а в 1783 г. англичанин окончательно разорился .