Глава 3. Крестьянский вопрос в деятельности учреждений военной диктатуры

Колчаковский переворот и концентрация всей власти в руках военного руководства и фактически безответственного «Российского правительства» открыли новую страницу в истории гражданской войны на востоке страны и в том числе, в регулировании аграрных отношений на занятых белыми территориях Урала и Сибири.

Формирование гражданской и военной администрации антибольшевиков на Южном Урале. Местная администрация на занятой белыми территории была представлена в первую очередь уполномоченными Комуча и комиссарами Сибирского правительства. Институт уполномоченных был сформирован серией приказов Комитета в июне - июле 1918 г., которые определяли их положение в системе государственного управления. Прежде всего им передавалась вся полнота административной власти на местах (приказ № 55 от 27 июня 1918 г.), в т. ч. право давать указания и приостанавливать все распоряжения органов местного самоуправления (приказ № 85 от 6 июля 1918 г.). Такой же властью, только в пределах уезда, обладали уездные уполномоченные. Сам Комуч приказом № 50 ориентировал их на принятое Временным правительством 6 октября 1917 г. «Временное положение об уездных комиссарах», но фактически их права были гораздо больше. При этом уездные уполномоченные, хотя и состояли в определённой связи с губернскими, формально непосредственно подчинялись Самарскому правительству305.

Назначение уполномоченных с такими широкими полномочиями иногда вызывало противодействие местных антибольшевистских учреждений. Так, Временный Комитет Уфимской городской думы выступил против подчинения Самаре через институт губернских уполномоченных. Только 24 июля, в результате закулисных переговоров, председатель Временного Комитета и уфимский городской голова В.

назначение его губернским уполномоченным306. В другом губернском центре - Оренбурге - первоначально также был создан Комитет уполномоченных от членов Учредительного Собрания, в состав которого вошли член Учредительного Собрания Г. Г. Богданов, уполномоченный от членов Учредительного Собрания (Комуча) П. В. Богданович и секретарь Васильченков. Только 24 августа губернским уполномоченным Комуча в Оренбургском казачьем войске, Оренбургской губернии и Тургайской области был назначен П. В. Богданович307.

Западно-Сибирским комиссариатом были восстановлены уездные и губернские комиссары308. Последние получили право издавать обязательные постановления в пределах полномочий, предоставленных бывшим губернаторам по положению о чрезвычайной охране309. В ведении комиссаров находились основные контрольные, финансовые и административные рычаги местного управления, однако в целом их права были меньше в сравнении с уполномоченными. Осуществляя надзор за деятельностью всех должностных лиц и учреждений (за исключением суда, банка и некоторых других), а также руководство милицией в отношении охраны государственного порядка и имущества граждан, налагать наказания он мог только на непосредственно подчинённых ему должностных лиц. Власть комиссара не распространялась на органы местного самоуправления. Он мог лишь опротестовать их действия в административном суде, причём протест не приостанавливал действия самих постановлений310. В этом отношении эсеровский комиссариат более последовательно проводил линию на утверждение местной власти за городами и земствами. Функции комиссаров были определены им так: проведение постановлений и законов Сибирского правительства, содействие организации армии и восстановлению самоуправлений311.

С самого начала своей деятельности уполномоченные и комиссары как по своему положению, так и вследствие обращений населения оказались перед необходимостью активно участвовать в разрешении аграрных противоречий. Многие из них (особенно те, кто был связан с прежней системой управления и теперь вернулся к исполнению своих обязанностей) считали себя, как и в 1917 г., носителями высшей власти в губерниях и уездах, и позволяли себе игнорировать постановления крестьянских съездов,

как решения общественных учреждений, не обязательные к исполнению.

Появление постановления спровоцировало крестьянское возмущение, тем более, что избранный на крестьянском съезде уездный земельный комитет принял решение о распределении сенокосов среди крестьян тех сельских обществ, которым они поступили по весеннему распределению земли314. Начался захват частновладельческих земель и имущества, а также выселение земельных собственников из принадлежащих им усадеб. Для охраны хуторян комиссаром была привлечена милиция, а позднее в уезд был командирован отряд из 30 человек чехов и милиционеров315.

Уездные администраторы, прежде всего ставленники военных властей, выступали сторонниками наиболее жёсткого и непосредственного проведения правительственных мероприятий, в т.ч. и в земельном вопросе, действуя зачастую через голову соответствующих учреждений. Так, назначенный военными властями «административным начальником» Челябинского уезда прапорщик А. В. Баженов (исполнявший в 1917 г.

ством уездным комиссаром, по получении постановления о возвращении имений прежним владельцам от 6 июля 1918 г., поспешил напрямую, минуя местные земельные органы, разослать его по волостям «для сведения и исполнения». Занятие крестьянами некоторых частновладельческих земель (возможно, с санкции уездной земельной управы) он же квалифицировал позднее как «захват крупных овцеводческих хозяйств»316. В то же время руководство Челябинского окружного комиссариата, представленное видными социалистами и независимое в политическом отношении от Омска, и уездная земельная управа ориентировались на постановления уездного съезда, в соответствии с которым «излишки» частновладельческих земель подлежали распределению среди нуждающихся крестьян317.

Столкнувшись с непоследовательностью, а нередко и с сопротивлением со стороны волостных и сельских властей, комиссары проявили себя как сторонники ужесточения курса и крайних мер, по их мнению, адекватных ситуации на местах. Так, Курганский комиссар Алексеев уже в начале августа 1918 г. настаивал на немедленном введении военного положения, запрещении всяких собраний, изъятии дел о проступках и преступлениях из общей подсудности и т. д.318 О необходимости решительных мер говорили и представители правосоциалистических кругов. Видный меньшевистский публицист, редактор челябинской газеты «Власть народа» В. Гутовский писал: «Всякое проявление безвластия... перед лицом населения, с одной стороны, требующего твёрдости, с другой, отвыкшего от подчинения праву и закону - грозит всякой власти дискредитацией и провалом. Без ряда мер, и быть может самых решительных и суровых, подавляющих всякое дезорганизующее действие, с какой бы стороны оно ни производилось. Россия уже не сможет существовать»319.

Несколько позже, чем Комуч, Сибирское правительство также встало на путь расширения полномочий административной власти. Так, уже в августе 1918 г. комиссарам была переподчинена милиция, бывшая до этого в ведении земств320.

нистративной власти, особенно в отношениях с низовыми структурами крестьянского самоуправления. В сравнении с дореволюционной властью, располагавшей мелкорайонным звеном административного контроля в лице земских начальников (нескольких на уезд), опекавших деятельность волостной и общинной администрации, антибольшевики вынуждены были опираться на уездные структуры322. Функции бывших земских начальников и их уездных съездов, игравших важную роль в регулировании земельных отношений до революции, оказались распределены между различными уездными учреждениями: уездными комиссарами и уполномоченными (утверждение приговоров о переделах надельных земель, контроль за деятельностью волостного и сельского самоуправления), уездными по земельным делам советами на «сибирской» территории и советами уездных и губернских земельных комитетов на территории Комуча (разрешение земельных споров и жалоб на постановления сельских обществ, действия должностных лиц сельского и волостного управления по земельным делам) и др.323 При этом штат сотрудников, находившихся в непосредственном распоряжении комиссаров и уполномоченных, был относительно небольшим, что в условиях политической нестабильности серьёзно ограничивало возможности этого ключевого института гражданского управления, превращая его в своеобразную надстройку над различными правительственными, земскими и городскими учреждениями.

Характерной чертой организации управления на занятых антибольшевиками территориях стало тесное сотрудничество гражданских и военных властей. Большая часть края уже с лета 1918 г. находилась на военном положении324. Фактически военная администрация (в частности, руководство Уральского корпуса, а затем Западной армии белых) играла главную роль в формировании ответственного правительственного аппарата в уездах; при её участии назначались и смещались неугодные армейскому руководству комиссары, что изначально делало этот ключевой институт местного управления ориентированным на военные круги.

ной комиссар, затем управляющий Приуральем) А. В. Баженов, Троицкий уездный комиссар А. Иванов и другие, составившие позднее костяк гражданской администрации колчаковской диктатуры325.

Установление режима военной диктатуры потребовало реорганизации аппарата власти, который в значительной части продолжал основываться на законодательных актах революционного 1917 г. Комиссаров заменили управляющие; административные полномочия последних, их контроль над местной хозяйственной и общественной жизнью были значительно расширены. Одновременно устанавливалось верховенство военной власти, в лице главных начальников Самаро-Уфимского (Уфимская губерния, Челябинский и Троицкий уезды Оренбургской губернии) и Южноуральского (территория Оренбургской губернии, Оренбургского казачьего войска и Тургайской области) краёв. Во вновь занимаемых белыми районах именно на них ложилась организация всего гражданского аппарата власти. Так, по занятии белыми Уфимской губернии главный начальник Самаро-Уфимского края генерал Вишневский 5 апреля 1919 г. телеграфировал в Омск, что во все уезды им назначены управляющие. 24 апреля он уже докладывал Колчаку о завершении восстановления органов власти: «Административный аппарат в пределах Уфимской губернии налажен»326.

Случаи вмешательства военных в хозяйственную жизнь деревни были нередкими уже летом 1918 г., но обычно представляли собой самостоятельные действия командиров отдельных отрядов «народной армии» и казачьих частей. Официальная позиция центральных и местных антибольшевистских властей в отношении таких действий была, как правило, отрицательной. Циркулярная телеграмма Комуча (июль 1918 г.) прямо называла требования землевладельцев о возврате земель «незаконными» и предписывала арестовывать их предъявителей. 20 сентября 1918 г. Комитет выпустил специальный циркуляр, осуждавший самовольные действия военных и бывших помещиков327.

По мере налаживания государственного аппарата на местах руководители земельных учреждений начинают обращаться за содействием к военным властям в тех случаях, когда усилий местной администрации и милиции оказывалось недостаточно,

прежде всего для прекращения массовой вырубки лесов и спекуляции лесными материалами. Так, одним из первых приказов, отданных в день вступления в должность, уполномоченный министерства земледелия и колонизации в Приуральском районе Н. Кудрин предоставил лесничим право, в необходимых случаях, передавать дело учёта и взыскания денег за самовольно вырубленный лес военным властям328. При содействии военных был восстановлен контроль над использованием банковских земель в башкирских волостях Челябинского уезда329. С установлением военной диктатуры в ведение последних перешли вопросы, связанные с охраной сельскохозяйственных угодий (прежде всего - казённых) и пресечением различных правонарушений. Как отмечалось в прессе, на казённых землях и имуществах особенно отразилось долгое отсутствие какого-либо хозяина, укрепив взгляд на них как на «ничьи»330. Так, приказом главного начальника Самаро-Уфимского края от 18 февраля 1919 г. отменялись все изданные в пределах края постановления по лесному ведомству и устанавливался новый порядок административного решения дел о самовольных порубках, поджогах, вспашках казённых земель. Ужесточались наказания за «самоуправство и насилия» над администрацией, лесной и полевой стражей, самовольные порубки и распашку; при порубках «скопом с угрозами и целью уничтожить лес зажиганием» виновные предавались военному суду331. При содействии управляющего губернией к пресечению порубок широко привлекались отряды милиции, арестовывавшие порубщиков и отбиравшие вырубленный лес332. На основании обязательного постановления главного начальника Оренбургского военного округа от 26 февраля 1919 г. изымались из общей подсудности и обращались к административному разрешению (с наложением штрафа до 3000 руб. или заключением в тюрьму на срок до 3 месяцев) такие преступные деяния, как «неисполнение законных распоряжений, требований или постановлений» правительственных властей, милиции, земских и общественных учреждений; «ослушание» чинам милиции, волостным и сельским начальникам; «оскорбление словом или действием» чинов милиции, служащих правительственных учреждений, полевых и лесных сторожей333. В марте 1919 г. правительство утвердило «Положение» об отрядах лесной милиции, организация которых обсуждалась с ноября

1918 г.334 Расширение масштабов административно-правового регулирования жизни деревни оказало существенное влияние и на деятельность земельных учреждений.

Реорганизация земельных учреждений. Ещё осенью 1918 г. началась реорганизация земельных учреждений, связанная с передачей земельного дела в руки земств в соответствии с «Временным положением об учреждениях, ведающих земельными делами в Сибири» от 25 июля 1918 г. Фактически работа по созданию земельных отделов при уездных и губернских земских управах завершилась уже после колчаковского переворота, зимой - весной 1919 г., когда состоялись очередные земские собрания, принявшие дела прежних земельных управ, рассмотревшие сметы и избравшие новый состав земельных учреждений. Только в феврале 1919 г. передал свои полномочия новому земельному отделу старый состав Челябинской уездной земельной управы, избранный на уездном съезде в июле 1918 г.335 Ещё в начале января 1919 г. действовала прежняя уездная земельная управа и в Троицком уезде336. В Верхнеуральском уезде местное земство не имело никаких сведений о землепользовании и заведывании земельными имуществами, земельные комитеты не функционировали, «до сего времени учёта земель не произведено ввиду неполучения определённых распоряжений»337.

На обязанности земских самоуправлений лежало формирование уездных и губернских по земельным делам советов, а также организация комиссий по возвращению имений владельцам на основании постановления Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. и инструкции от 1 августа 1918 г. Большинство земельных советов было сформировано и приступило к работе поздней осенью 1918 г., после восстановления нормальной деятельности самоуправлений и правительственных учреждений, представители которых входили в их состав: Кустанайский совет (октябрь - ноябрь), Златоустовский совет (октябрь), Челябинский совет (7 ноября), Троицкий совет (31 декабря), Уральский совет, г. Екатеринбург (декабрь 1918 г. - январь 1919 г.)338.

Осенью 1918 г. через волостные и сельские управы началось возвращение собственникам изъятых у них весной 1918 г. документов на принадлежащие им земельные участки, необходимых для подачи заявлений о возвращении земельных угодий. Специ-

альные комиссии при земствах стали создаваться зимой - в начале весны 1919 г. Так, если в Курганском уезде комиссия уездного земства по возвращению земель приступила к деятельности в начале января 1919 г., то в Челябинском уезде только в середине марта 1919 г., т. е. менее чем за месяц до пересмотра постановления о возвращении имений колчаковским совмином339. При этом возвращение угодий было обставлено многочисленными формальностями (владелец должен был предоставить доказательства состава и размера имения, прав на него и владения им до октября 1917 г., а также план направления предстоящей деятельности), самое же главное - все претензии владельцев к пользователям могли быть законными только в тех случаях, когда имение им возвращалось комиссией. Что касается урожая 1918 г., полученного крестьянами на частновладельческих землях, то Челябинская уездная земская управа характеризовала претензии владельцев на него как противоречащие законам Сибирского правительства и могущие вызвать «нежелательные последствия»340.

Во вновь занимаемых колчаковскими войсками районах организацию земельного дела приходилось налаживать практически заново. Так, 5 апреля 1919 г. министр земледелия уведомил управляющего Уфимской губернией о том, что «закон Сибирского правительства от 25 июля 1918 г.» распространён на губернии Европейской России, и просил издать распоряжение не восстанавливать земельные комитеты и управы341. Соответствующие земельные учреждения - земельные отделы и по земельным делам советы - были организованы здесь значительно позже, весной 1919 г., и практически не успели приступить к работе. Так, в Бирском уезде земство было восстановлено 10 марта 1919 г., и до прибытия эвакуированной управы (28 марта) всей деятельностью руководил избранный на общем собрании служащих президиум. Распоряжения и циркуляры министерства Земледелия рассылались по волостям непосредственно управляющим уездом. 15 мая 1919 г. уездная земская управа постановила считать земельный комитет расформированным, все его дела и имущество принять в ведение вновь организованного земельного отдела, возглавить который на правах члена уездной земской управы было поручено гласному уездного земства Д.М. Ширяеву. Однако уже в конце мая началась эвакуация земских учреждений, в т.ч. земельного отдела342. 12 мая

1919 г. была эвакуирована Белебеевская земская управа и подведомственные ей учреждения, в т.ч. земельный отдел343.

В условиях режима военной диктатуры менялся сам характер работы органов самоуправления, попадавших во всё большую финансовую и административно-правовую зависимость от правительственных учреждений. С зимы 1919 г. были фактически приостановлены перевыборы и довыборы уездных и волостных земских гласных. Проведение земских собраний, осуществлявших решение основных вопросов деятельности самоуправлений, также оказалось в компетенции военных и гражданских властей кол- чаковского режима, взявших курс на свёртывание общественной самодеятельности и деятельности выборных институтов. Так, 27 мая 1919 г., на основании распоряжения министра внутренних дел, исполняющий обязанности управляющего Уфимской губернией Соловьёв запретил созыв земского собрания в Бирском уезде344. В проправительственной печати предлагалось отказаться от выборного начала как неприменимого в условиях гражданской войны, и приступить к назначению «деловых управ» из компетентных, знающих земскую работу местных деятелей345. Одновременно со свёртыванием деятельности представительных земских органов были расширены полномочия управ в формировании бюджета, решении финансовых, административных и кадровых вопросов. Земские деятели назначались вышестоящими властями на административные должности. Так, член Белебеевской земской управы М.С. Кудашев исполнял обязанности управляющего уездом, израсходовав 15574 руб. из личных средств на содержание милиции и другие нужды346. Широкое вовлечение земств, прежде всего их распорядительных и исполнительных органов, в проведение правительственной политики, тесное взаимодействие с местными административными и ведомственными институтами способствовало постепенному превращению земской организации в часть хозяйственного аппарата колчаковского режима. На государство возлагалось и финансирование деятельности земских земельных учреждений. Из 25,3 млн руб., испрашиваемых по смете департамента земледелия на 1919 г., 24 млн предполагалось для передачи на места, в т.ч. 7,6 млн - земствам347.

Работа ведомственного земельного аппарата. Важным инструментом регулирования земельных отношений в условиях во-

енной диктатуры оставались местные учреждения министерства земледелия, сотрудники которого осуществляли основную практическую работу по распределению и использованию находящихся под их управлением государственных земель и лесов, а также контроль за использованием лесных запасов на крестьянских и частновладельческих землях. Их восстановление началось почти сразу после переворота и завершилось в основном осенью 1918 г.348 На территории Уфимской губернии было решено сохранить созданную при большевиках организацию управления лесами (в т. ч. новые лесничества, образованные на частновладельческих землях), передав её в ведение управления земледелия и госиму- ществ349. В работе земельных и лесных учреждений сохранялись элементы коллегиальности. В уездах губернии продолжали действовать уездные лесные советы. Наиболее важные вопросы лесного дела (лесные таксы, жалование лесного персонала) рассматривались на съездах лесоводов либо согласовывались с местными отделениями Всероссийского союза лесоводов, представители которого входили в состав советов соответствующих земельных комитетов350.

Одновременно с восстановлением была проведена реорганизация местного правительственного аппарата. Так, приказом управляющего ведомством Земледелия Комуча К. Воробьёва Оренбургско-Тургайское управление земледелия было разделено на два - Оренбургское и Тургайско-Уральское. Другим распоряжением ряд учреждений (губернское управление земледелия, губернская чертёжная и др.) «в целях объединения деятельности учреждений, ведающих в Оренбургской губернии земельным фондом, лесами и подготовкой материалов для земельной реформы» передавались «в состав» (т. е. в непосредственное подчинение) губернского земельного комитета351. Фактически свёрнута оказалась работа многих отделений Крестьянского Поземельного Банка, земли которого, за исключением некоторых лесных дач, находились в распоряжении крестьян. Так, в Оренбургском отделении Банка ликвидировались эксплуатационный и землемерно- технический отделы. В ходе начавшейся в октябре 1918 г. «разгрузки» и эвакуации Оренбурга большинство сотрудников отделения (75 человек, включая бухгалтеров, делопроизводителей, землемеров и т.д.) были оставлены за штатом, а небольшая группа

руководящих работников во главе с управляющим отделением С. Н. Протасьевым эвакуирована в Челябинск352. Приказом управляющего Уфимским отделением 31 августа 1918 г. были уволены 12 заведующих имениями Банка и ряд других служащих, часть работников была мобилизована в армию или не явилась на службу. В октябре 1918 г. последовали новые увольнения в связи с готовящейся эвакуацией353.

Определённые коррективы в организацию работы правительственного земельного аппарата вносило и разделение территории Южного Урала летом - осенью 1918 г. между несколькими правительственными центрами. Так, Временное Сибирское правительство, опираясь на сформированный им Челябинский округ и тяготеющие к нему территории, занятые сибирскими войсками, учредило в августе 1918 г. должность уполномоченного министерства Земледелия и Колонизации в Приуральском районе, назначив на эту должность руководителя Челябинской уездной земельной управы Н. Н. Кудрина. В район деятельности уполномоченного были включены Камышловский и Шадринский уезды Пермской губернии, Златоустовский уезд Уфимской губернии, Челябинский, Троицкий и Верхнеуральский уезды Оренбургской губернии, и Кустанайский уезд Тургайской области354.

В течение нескольких месяцев уполномоченным и его сотрудниками была проведена громадная работа по созданию единой земельной организации в Приуральском районе, установлены связи с земельными учреждениями на местах и на сопредельных территориях (в т. ч. Оренбургским губернским земельным комитетом, подчинённым Комучу, с которым решался вопрос об откомандировании участковых заведующих государственным земельным фондом), собраны сведения об использовании государственного земельного фонда, начато формирование необходимого штата служащих в Челябинске и на местах. Через уполномоченного было налажено финансирование местных земельных учреждений, в т. ч. земельных отделов при уездных земских управах и уездных советов по земельным делам, а также правительственно-

355

го земельного персонала355.

Колчаковский переворот, ликвидация областных правительств и установление «всероссийской власти» Верховного Правителя сделали возможным возвращение к прежней губернской органи-

зации земельного дела. Восстанавливались Уфимское, Пермское, Тобольское, Оренбургско-Тургаское управления земледелия, а управление Приуральского района расформировывалось. Уполномоченный узнал о расформировании собственного управления из «Правительственного вестника» и, как писал он в письме районному ревизору Пермской губернии Б. И. Ловенецкому, «сам долго не имел ясного представления о всём происшедшем». В течение декабря - начала января 1919 г. им была произведена ликвидация дел канцелярии управления, а местный земельный аппарат должен был поступить в распоряжение восстановленных губернских учреждений356. Одновременно, в декабре 1918 г., была произведена ликвидация дел Главного Управления Земледелия и Государственных Имуществ Урала (бывшего Уральского правительства) и отдела государственных имуществ при бывшем Комуче357.

Сибирское правительство, а затем и колчаковские власти выступили сторонниками расширения полномочий правительственных земельных учреждений, что соответствовало общей тенденции к расширению масштабов администрирования в проведении основных социально-экономических мероприятий. Сохранив участие земских учреждений в распределении земельных и лесных угодий, руководство земельного ведомства стремилось свести его к минимуму, упростив порядок использования казённых земель, не распределённых волостными земствами, «хозяйственным способом» (без устройства торгов), разрешив сдачу земельных угодий, не заарендованных намеченными земством пользователями, другим арендаторам и т. д.358 Специальный циркуляр министерства Земледелия подчёркивал, что распределению на земских собраниях подлежат не все казённые земли вообще, а только находящиеся в «фактическом обладании» крестьянского населения359. Составление списков участков оброчных статей, подлежащих сдаче в аренду через посредство земских учреждений, было также возложено непосредственно на управления госимуществ360. Своеобразным ответом на массовые порубки лесов стало постановление министерства от 31 декабря 1918 г., которым, «в целях упрощения отпуска леса для общественных организаций и населения», разрешалась упрощённая оценка и отпуск леса населению без торгов по фактически установившейся в данной местности цене. При этом, если имеющиеся «очередные» лесосеки были израсходованы или лежали

вдалеке, разрешалось отводить лес в ближних дачах361. Очевидно, что и правительство, и местные власти отдавали предпочтение не только «закручиванию гаек», но и вели поиск каких-то реальных решений, соответствующих условиям момента и весьма скромным репрессивным возможностям режима.

Особое место в осуществлении этого своеобразного «бюрократического компромисса» военной диктатуры и крестьянства занимала низшая земельная и лесная администрация во главе с лесничими и участковыми заведующими государственным земельным фондом. Несмотря на значительные финансовые трудности (оклады земельных работников были часто ниже ставок в других правительственных, земских, общественных и кооперативных учреждениях362), текучесть кадров и недоукомплектованность участков и лесничеств, антибольшевикам в целом удалось сохранить кадровый костяк низшего земельного персонала. В числе тех, кто осенью - зимой 1918-1919 гг. вернулся к исполнению своих обязанностей, было немало опытных и авторитетных среди населения работников, участвовавших в разрешении земельных конфликтов в 1917 - 1918 гг., а также в подготовке и проведении аграрных преобразований весны 1918 г. Немало преданных своему делу людей было и среди рядовых работников. Так, полевой объездчик 8 участка Башкирцев продолжал исполнять свои обязанности с февраля по сентябрь 1918 г., благодаря чему лес на казённо-оброчных статьях его объезда сохранился; на совершённые порубки им были составлены протоколы, переданные в канцелярию участка. Как указал сам Башкирцев, после переворота он обратился к ревизору Веселову, который сказал ему, чтобы без приказа он не оставлял службу, а жалование получит. «До сих пор служу без жалования и всё это время я несу большие убытки и нужду в своём хозяйстве. Более я сохранял казённые интересы»363. Вместе с тем рядовые работники были жителями тех же селений, что и возможные (а чаще - реальные) нарушители земельных прав, порубщики и т. д., и были фактически беззащитны перед лицом непосредственного крестьянского воздействия364. Это объясняет, почему многие из них, проработавшие на службе по охране земельных угодий много лет, не пожелали вернуться к своим занятиям.

Находясь в постоянном и тесном крестьянском окружении, представители низшей земельной администрации не могли не

учитывать в своей деятельности насущные потребности и интересы того сельского населения, которое выступало пользователями казённых земель. Так, при сдаче земель в аренду большинство участковых заведующих выступали за предоставление угодий на 2, 3 и более лет, т. е. на срок севооборотов, что позволило бы крестьянам заготовить пары, возместить затраты на обработку и удобрение (установленный ещё Временным правительством в 1917 г. порядок предполагал сдачу земли в аренду на 1 год). «При сдаче на 1 год пахотные земли в оброчных статьях будут использованы не все, и данная площадь не будет удобрена и обработана надлежащим образом» - писал уполномоченному министерства Земледелия в Приуральском районе заведующий фондом 1 участка Пермской губернии. «Земли одногодичной обработки истощены и заросли сорными травами, и не оправдывают расходов на их обработку» - указывал заведующий 6 участком Челябинского уез- да365. Как участковые заведующие, так и руководство восстановленного Оренбургско-Тургайского управления земледелия (находящегося с января 1919 г. в Троицке) проводили сдержанную ценовую политику, выступая против резкого повышения арендной платы. Так, участковый заведующий 8 участка Челябинского уезда З. А. Костриков в письме на имя начальника управления от 13 февраля 1919 г. предлагал оставить на 1919 г. ту же арендную плату, которая взыскивается за пользование землёй в 1918 г. «Увеличение отразится на площади посева, т. к. вследствие неурожая 1918 г. малоимущее крестьянство вряд ли будет в силах арендовать землю по дорогой цене. Сдавать необходимо целыми статьями или крупными частями нуждающимся в земле обществам, что даст возможность, как и ранее, возложить на них ответственность за цельность прилегающих лесов.» В другом письме, обосновывая рассчитанные им арендные цены, заведующий указывал, что они «достаточно выгодные для казны и вполне приемлемые для населения»366.

В то же время порядок распределения части казённых земель при участии земских учреждений рассматривался представителями земельной администрации на местах как громоздкий и «совершенно неприменимый на практике». Так, заведующий 8 участком считал, что передача распределения оброчных статей земским учреждениям приведёт к тому, что до начала весенних работ они

сданы в аренду не будут, а казённая земля будет крестьянами захватываться самовольно, «и мне придётся лишь регистрировать эти захваты, составлять акты, взыскивать штрафы и обострять и без того плохо налаживающиеся отношения с населением. Захваты же при таком положении совершенно неизбежное явление, т. к. на многих оброчных статьях есть приготовка паров на 1919 г., и мне точно известно, что общества, имеющие пары, не будут ждать, когда закончится распределение и оброчная статья будет сдана им на законном основании»367.

Одной из главных задач, поставленных перед земельной администрацией правительством, было восстановление контроля над использованием казённых, банковских и других земель государственного фонда. Как позволяют судить сохранившиеся материалы, в целом эта задача решалась ими достаточно успешно. Так, на 8 участке Челябинского уезда из 54 оброчных статей общей площадью 15792 дес. 23 статьи полностью и 4 частично были использованы «захватным путём» (т. е. без заключения условий на аренду), а остальные находились в долгосрочной аренде или были сданы на один 1918 г. Уже в ноябре 1918 г. заведующий участком отмечал поступление денег как по договорам прежних лет, так и за пользование «захватным путём», «заметно желание плательщиков быть исправными перед казной»368. В кампании по взысканию денег и заключению арендных договоров были широко задействованы волостные власти и милиция. К июню 1919 г. была выплачена значительная часть денег за пользование землёй в 1917 и 1918 гг. (39 тыс. руб. из ожидаемых 83 тыс. - т. е. около половины), заключено 63 арендных договора с сельскими обществами и товариществами на 1919 г., давшие около 68 тыс. руб., взыскано свыше 12 тыс. руб. штрафов. Доходы за июнь составили около 12 тыс. руб.369

Основным исполнительным звеном реализации аграрного курса оставались волостные и сельские власти. На работоспособности волостных и сельских управ сказывалась их громадная загруженность исполнением приказов, распоряжений, запросов самых разных белогвардейских учреждений и организаций. На местные власти было возложено содействие военно-мобилизационным мероприятиям и восстановление воинского учёта, раскладка и сбор государственных и земских платежей, предоставление раз-

нообразных сведений, анкет, ведомостей на необходимые деревне товары. В связи с отсутствием волостного суда некоторые вопросы были возложены на волостные собрания, а исполнение - на местные власти. Местные земские управы рассматривались властями как правопреемники бывших продовольственных управ, вследствие чего на них было возложено приведениев порядок всей документации последних, а также взыскание с населения всех продовольственных долгов, особенно за советский период370. Оказавшись в эпицентре сильного административного воздействия, официальные волостные власти превращались в низовой рабочий аппарат режима, главной задачей которого стало осуществление административно-фискальных мероприятий и, как следствие, падение их авторитета в глазах населения. Так, в Курганском уезде даже в начале 1919 г. должности председателей и членов земских управ в некоторых волостях оставались незамещёнными. Как указывал корреспондент местной газеты, причина отказа выбранных лиц «или малые оклады, или взгляд крестьян на эти должности как на отбывание натуральной повинности»371.

Принципы и противоречия аграрного курса. Выстроив более жёсткую административную систему (частью которой стали и земельные учреждения), в рамках которой видное место отводилось традиционным для деревни институтам: волостному правлению, сельским старостам, волостному собранию (по существу, «земского» в них осталось очень немного), которые оно попыталось приспособить к решению своих утилитарных задач, правительство Колчака сохранило преемственность в основных моментах аграрной политики. Вместе с тем «всероссийский» характер власти и военные успехи колчаковцев ускорили выработку собственной программы, с тем, чтобы сделать её, хотя бы внешне, более привлекательной для крестьянства. «Из всех изменений, внесённых революцией, - заявлял Колчак, - изменения, происшедшие в области земельных отношений являются наиболее сознательными, действительно важными. Возврата к старому земельному строю не будет и быть не может.» Во главу угла аграрной политики предполагалось поставить «основы права, государственной необходимости и социальной справедливости»372. Главной целью правительства, очевидно, была стабилизация хозяйственных отношений в деревне, которая позволила бы опереться на её люд-

ские и хозяйственные ресурсы и отложить проведение аграрной реформы в полном объёме на будущее.

14 марта 1919 г. Совет Министров принял постановление о предоставлении военнослужащим «льгот и преимуществ в отношении земельного и хозяйственного устройства», которое должно было подкрепить создание массовой крестьянской армии373. 5 апреля 1919 г. постановлением министра земледелия Н. И. Петрова было приостановлено действие постановления Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. о возвращении владельцам их имений, и ликвидированы соответствующие комиссии374. Следующим шагом стала обнародованная 8 апреля 1919 г. за подписью всех членов колчаковского кабинета «Декларация Российского Правительства о земле», с изложением текущих и предполагавшихся шагов правительства в этой области, впредь до окончательного решения вопроса в будущем «Всенародным Национальным Собранием». В частности, было заявлено, что «все, в чьём пользовании земля сейчас находится, все, кто её засеял и обработал, хотя бы ни был ни собственником, ни арендатором, имеет право собрать урожай». Правительство брало на себя обязательство и в будущем обеспечивать безземельных и малоземельных крестьян, в первую очередь из частновладельческой и казённой земли, перешедшей в «фактическое обладание» крестьян. В то же время земли, которые обрабатывались «исключительно» или «преимущественно» силами семьи владельца - земли хуторян, отрубников, укрепленцев подлежали возвращению их законным владельцам. Правительство также заявило, что впредь никакие самовольные захваты земель допускаться не будут и все нарушители чужих земельных прав будут предаваться «законному суду»375.

«Декларация» сообщала, что в ближайшее время последуют законодательные акты «о порядке временного использования захваченных земель» и последующем «справедливом распределении их» (тогда как деревня сопротивлялась практически любой попытке регламентировать землепользование), а также об «условиях вознаграждения прежних владельцев». Правда, общей целью этих законов провозглашалась передача земель нетрудового пользования трудовому населению, широкое содействие развитию мелких трудовых хозяйств «без различия того, будут ли они построены на началах личного или общинного землевладения»376.

Дополнением к «Декларации» стали утверждённые Верховным Правителем правила о порядке производства и сбора посевов на землях, не принадлежащих посевщикам («Правила» от 8 апреля 1919 г.). В соответствии с ними каждый крестьянин, произведший посев озимых на не принадлежащей ему земле, должен был заявить об этом до 1 июня 1919 г. местному сельскому старосте, с указанием количества земли, вида хлеба и места посева. Так же (только до 15 мая 1919 г.) должны были поступать и крестьяне, желавшие сделать яровой посев или вспашку земли под посев 1920 г. По выяснению общей площади посевов, которые могли быть произведены на землях, не принадлежащих данному обществу, сельским сходом производился отвод земли для желающих произвести посев или запашку. Все сведения о посевах заносились старостой в специальную книгу и сообщались волостной управе, которая затем представляла их в уездный по земельным делам совет. Пользователи, кроме общих поземельных налогов, должны были вносить в депозит совета специальный денежный сбор. При этом, как говорилось в документе, «пользование землёй в порядке сих правил не создаёт для пользователей в дальнейшем никаких прав на владение или пользование землёй»377.

Фактически новые пользователи земли переводились на положение её арендаторов. Как говорилось в одном из документов, временный перевод «захватчиков» в арендаторы должен был указать им, что «право собственности на эти земли им не принадлежит». Правда, тут же делалась оговорка: чтобы у крестьян создавалась «уверенность для спокойной работы», за ними признавалось в будущем преимущественное право на приобретение находящейся в их пользовании земли378.

На сибирской территории «Правила» 8 апреля должны были распространяться на пахотные земли имений, не поступившие владельцам и не находящиеся в действительном обладании последних, под которым подразумевалось осуществление владельцем хозяйственного распоряжения и пользования, «никаких новых захватов не может быть допущено». Таким образом, правила не касались земель, переданных владельцам по постановлению комиссий, «частным соглашениям» или «иным способом» (т. е., видимо, и возвращённых владельцами себе силой, при содействии военных властей и т. д.). Под «фактическим обладанием»,

которое давало крестьянам право на распределение не принадлежащих им земель, понималось не «единичное самовольное пользование», а пользование землёй, «как бы отведённой в надел». Спорные случаи должны были разрешаться безапелляционно

379

уездными земельными советами379.

Министерство земледелия и местные управы придавали правилам «исключительно важное значение», как мере к обеспечению спокойствия среди населения и содействия увеличению обрабатываемой площади. Проведение в жизнь этих правил, - указывало министерство, - должно составить в настоящее время «главнейшую заботу» земельных советов, «всё остальное должно находиться в полном подчинении к этой основной задаче.» «В задачи текущего года совершенно не входит какое-либо перераспределение земель в тех или иных целях, - разъясняла населению, основываясь на циркуляре министерства, Троицкая уездная земская управа, - ибо оно могло бы привести к новым раздорам»380. Порядок распределения земли сельскими сходами был достаточно демократичен, а уездные земельные советы санкционировали уже состоявшийся отвод земли (хотя Г. З. Иоффе и называет его «волокитой»). Но крестьянами правила, не без оснований, могли рассматриваться как попытка поставить их в чёткое юридическое положение, установить размеры тех земель, которые были перераспределены, и взять с них плату. Вряд ли поэтому они могли быть встречены населением очень сочувственно, так как землёй крестьяне и так пользовались, не платили за неё, не рисковали потерять её ввиду отсутствия у вышестоящих властей каких-либо сведений. Фактически обмер посевов и заполнение «книг» стали ещё одной мерой, проигнорированной крестьянством. Так, только 3 июня земельный отдел Троицкой управы, вследствие заявления уполномоченных Константиновской волости о неимении ими сведений относительно правил, вторично отправил в волость сами правила от 8 апреля и 2 формы книг, разосланные на места ещё 29 апреля. Вряд ли крестьяне стали бы тянуть в решении такого важного вопроса, если бы действительно хотели ими воспользоваться. На самом деле «Правила» были получены волостной управой ещё 2 мая, но, видимо, так и не были разосланы по селениям381. В Уфимской губернии, учитывая огромный интерес крестьянства к газетному слову, правила были опубликованы в «Уфимских губернских известиях» 3 мая 1919 г.382

Одновременно с принятием «Правил», определявших порядок использования захваченных крестьянами частновладельческих земель, колчаковское правительство подтвердило признание им фактически сложившегося (в т. ч. «захватного») землепользования на казённых землях. В мае 1919 г. увидел свет специальный циркуляр, определявший порядок использования свободных от аренды казённых земель, которым прямо предписывалось предоставить все посевы и распашки 1918 г. за подесятинную плату «тем сельским обществам и частным лицам, трудами или средствами которых означенные посевы или распашки произведены». Как разъясняло позднее руководство министерства земледелия, «указанная статья (статья первая циркуляра от 5 мая) по отношению к казённым землям преследует те же цели, что по отношению частновладельческих земель разрешено Правилами 8 апреля с.г. о порядке производства и сбора посевов, а именно: привлечение всех производительных сил страны к максимальному использованию сельскохозяйственных угодий и обеспечению прав земледельца на продукты его труда.» Дополнительно в июне 1919 г. это распоряжение было распространено и на земли, находящиеся в долгосрочной аренде, поступившие в фактическое пользование населения отчасти самовольно, отчасти по постановлениям земельных комитетов383. В мае же журнальным постановлением совета министров было приостановлено взыскание земельных сборов и повинностей с казённых и частновладельческих земель, находившихся в период советской власти «в фактическом использовании захватчиков», до издания соответствующего закона384.

Признание за крестьянством права на использование занятых им в 1918 г. казённых и частновладельческих земель («право посевщика на урожай») было продолжением линии на регулирование аграрных отношений предыдущих антибольшевистских правительств, и являлось важной частью социально-политического компромисса военного режима и крестьянства. Такой же позиции, по существу, придерживались местные земельные и крестьянские учреждения, ещё до выхода правительственных постановлений («Декларации» и «Правил» 8 апреля) принимавшие решения о сохранении фактического пользования. Так, земское собрание Ма- минской волости Екатеринбургского уезда постановило оставить пахотные и сенокосные земли за теми же пользователями, как и в

1918 г., с условием использования всех земель и уплаты всех налогов и платежей. Неиспользованные земли владельцы должны были своевременно сдавать в сельский комитет. Вопрос о землях собственников был оставлен открытым385.

Защита интересов фактических пользователей получила отражение и в судебной практике колчаковского режима, при рассмотрении исков владельцев к крестьянам, получившим их земли весной 1918 г. Так, в Троицком окружном суде рассматривался иск частновладельца Д. Ярославцева к группе крестьян Косола- повской волости Челябинского уезда, отказавшимся войти с владельцем в добровольное соглашение о «самовольном посеве» и заплатить деньги. Сумма иска была определена Ярославцевым в 20 тыс. руб. Крестьяне прибыли в суд целым «свадебным поездом» на нескольких подводах. Суд, руководствуясь «указом Российского правительства», решил дело в пользу крестьян, возложив на частновладельца все судебные издержки. Крестьяне остались фактическими пользователями земли, и получили право сделать посев на них в 1919 г. «Для нас, крестьян-землеробов, - писал один из крестьян, Павел Голцеков, - сделалось понятно, наглядно и убедительно, что существующая власть не есть власть помещичья... Когда власть разберётся и законно найдёт нужным меня свести с этой земли, я сойду и знаю, что такая власть зря не сведёт, позаботится обо мне и подобных как безземельных и малоземельных. Могущих и желающих обрабатывать землю, и продукт моего труда сумеет сохранить в моих руках»386.

Таких решений известно немного, поскольку стороны - как владельцы, так и крестьяне - редко прибегали к судебному разбирательству, предпочитая другие, чаще неформальные способы решения вопроса. Решения суда вряд ли носило пропагандистский характер, но вот публикация крестьянского письма в «Вестнике Приуралья», официальном издании окружной администрации, несомненно, имела пропагандистское значение, и должна было подчеркнуть намерение правительства поддержать «трудовое» землепользование.

Характеризуя начатое правительством реформирование аграрных отношений, известный челябинский общественный деятель и публицист А. Туркин писал: «Здоровые реформы в земельном деле, начатые вдумчиво и серьёзно, могут сразу внести быстрое

успокоение в крестьянстве. Сам по себе «большевизм», как таковой, для большинства деревенского населения - равен нулю. Волновали всех выкрики «о земле». Как только крестьянство услышит, что правительство приступило уже к удовлетворению земельных нужд, насколько это возможно до созыва Национального Собрания - оно сейчас окончательно отвернётся от всех коммунистов... Только спокойствие, доверие и помощь со стороны самого крестьянства - помогут правительству воплотить в жизнь вопрос о земле»387. Как отмечали уфимские корреспонденты в мае 1919 г., «по деревням принялись за хозяйственные работы и не склонны заниматься политикой», «население устало, жаждет мира, законной власти и ограждения своих законных прав от произвола и насилия»388.

Вместе с тем общее направление аграрного регулирования отличалось от вектора настроений и ожиданий крестьянства. Важнейшей задачей правительства, определявшей разработку долговременного аграрного курса, было восстановление отношений собственности, поколебленных уравнительным распределением земли весной 1918 г. Выступая 11 февраля 1919 г. в Челябинске на соединённом собрании уездного земства и городского самоуправления и характеризуя взгляд правительства на земельный вопрос, А. В. Колчак заявил, что установление права собственности на землю правительство считает основным положением в деле прочного развития хозяйственной жизни государства. Одновременно политика правительства «будет клониться к тому, чтобы будущее земельных отношений базировалось на мелкой земельной собственности, которую оно считает своей обязанностью всемерно развивать и укреплять за счёт крупного землевладения»389. Что касается путей перехода частновладельческих земель в руки крестьян, правительство отдавало предпочтение приобретению их в «полную собственность». Соответствующие законопроекты разрабатывались в колчаковском министерстве земледелия. Предусматривалось принудительное отчуждение крупных частновладельческих земель, за которые выплачивались государственные компенсации. В свою очередь, получатели земли обязывались оплатить её стоимость390.

Линия на укрепление «начал собственности», «законности» и преемственности в аграрных отношениях нашла своё отражение

в целом ряде шагов, предпринятых правительством и руководством земельного ведомства весной - летом 1919 г.: восстановлении долгосрочной аренды казённых земель, прежде всего свободных от «захватного» крестьянского землепользования (март 1919 г.)391, шагах по восстановлению системы земельных банков392, возвращению Церкви причтовых земель, распределённых среди крестьян весной 1918 г. На практике возвращение церковных земель происходило под мощным административным нажимом, и при скрытом сопротивлении волостной и сельской администрации. Так, в мае 1919 г. управляющий Курганским уездом отдал распоряжение земским управам представить ему расписки о возвращении церковных земель, объявив населению, что самовольный посев перейдёт в пользу причта, а также просил доносить ему о случаях упорства крестьян «на предмет посылки военной

силы»393.

В рамках этой линии, определённой уже в «Декларации» 8 апреля 1919 г., находилось и стремление колчаковского руководства передать распоряжение захваченными крестьянами землями непосредственно государственным земельным учреждениям (формально, в соответствии с законом Сибирского правительства от 25 июля 1918 г., все частновладельческие земли находились в ведении земских самоуправлений), и более чётко определить правовой статус их пользователей. «Авторитет правительства, - говорилось в одном из официальных сообщений, - не позволяет ему оставаться молчаливым зрителем того земельного порядка, который произошёл в результате революции, когда население, вопреки закону, отобрало земли у владельцев»394. Одновременно с рассылкой «Правил» о порядке производства и сбора посевов на частновладельческих землях министерство земледелия подготовило «Положение об обращении во временное заведывание правительственных органов земель, вышедших из фактического обладания их владельцев и поступивших в фактическое пользование земледельческого населения». На основании этого документа захваченные крестьянами частновладельческие земли передавались в заведывание местных управлений государственным земельным фондом, на которые возлагалась сдача их в аренду населению (прежде всего фактическим пользователям)395. Комментируя разработку закона, печать указывала, что захваченные крестьянами

земли передаются в распоряжение государства и должны составить арендный фонд для местного населения. «Фактическому пользованию даётся юридическое основание в арендном договоре с государством»396.

На правительственные органы возлагалось также возвращение части земель тем владельцам, кто обрабатывал их преимущественно силами семей, в распоряжение владельцев возвращались усадебные земли вместе с постройками, живой и мёртвый инвентарь, земли, необходимые для ведения промышленных предприятий и показательного хозяйства, а также захваченные земли земств, городов, сельских обществ и земельных товариществ397. Такое возвращение земель не носило характера реставрации, но твёрдо говорило о решимости правительства не допустить новых земельных захватов. «Самовольные захваты земли. после очищения местности от большевиков войсками Российского Правительства, будут преследоваться по всей силе гражданских и уголовных законов», - говорилось в официальном сообщении министерства земледелия. Само право собственности на землю, по мнению министерства, «юридически остаётся непоколебимым»398.

Передача захваченных крестьянами земель в ведение государства на практике должна была вылиться в сложную землеустроительную процедуру (предполагалось установление размера и границ по каждому захваченному крестьянами владению)399. Критики указывали на противоречивость этого шага, с одной стороны, с точки зрения соблюдения принципа частной собственности, с другой - восприятия его крестьянством. Один из членов правительства, Г. К. Гинс, отмечал позднее, что сам процесс принятия земель в ведение государственной власти, и предоставление её крестьянам на началах аренды должен был ассоциироваться у крестьян с восстановлением имений и охраной их государством. По мнению юрисконсультской части министерства земледелия, правительство выступало в отношениях с крестьянами в качестве арендодателя, т. е. фактически «коллективного помещика»400.

Хотя «Положение» ещё не было утверждено колчаковским совмином, уже в мае 1919 г. в посылаемых на места распоряжениях появились указания начать принятие соответствующих угодий в заведывание земельной администрации. Министерство земледелия спешило сработать «на опережение», особенно в занимае-

мых колчаковскими войсками европейских губерниях России, где земельный вопрос имел большое политическое значение. Так, в телеграмме управляющего государственным земельным фондом Князева в Уфимское управление земледелия говорилось, что пользование захваченными угодьями под сенокошение, выгон или пашню необходимо «понимать как признаки для обращения земель в заведывание правительственных органов»401. О том, что частновладельческие земли переходят в собственность государства и конфискуются, несколько ранее, в апреле 1919 г. заявил, со ссылкой на телеграмму министра земледелия, управляющий Уфимской губернией Соловьёв. В ответ на это съезд сельских хозяев направил протест адмиралу Колчаку, с просьбой подтвердить права землевладельцев на лесные дачи и земли402. Вмешалось и министерство, сообщившее телеграммой от 15 мая 1919 г. о возвращении владельцам лесных дач, находившихся до этого в ведении правительственных учреждений403.

Установление контроля над «захваченными» крестьянами казёнными и частновладельческими землями было, таким образом, лишь частью правительственной программы аграрного регулирования. 13 июня 1919 г. Совет Министров отменил действие закона Временного правительства от 12 июня 1917 г. об ограничении земельных сделок и принял «Временные правила о порядке разрешения сделок на землю». Совершение сделок ставилось под контроль министерства земледелия. Целью правил была постепенная передача захваченных земель в собственность крестьян. В проправительственной печати этот шаг именовался «правовым одобрением» революционного захвата. «Крестьянство может в самый короткий срок. устроить свои земельные дела и приобрести бесспорный документ на находящиеся в их обладании земли»404. Еженедельная крестьянская газета «Деревня», рассчитанная на массового сельского читателя, издание которой было начато в Омске весной 1919 г., указывала цель правительственной политики - «закрепить земли за крестьянами на справедливых началах». Частновладельческие и казённые земли, по мнению авторов газеты, подлежали обязательному переходу в руки связанного с землёй сельского населения, или непосредственно от владельцев, под контролем государства, или от государства, которое само отчуждает их405.

Противоречия между этатистскими по характеру правительственными мероприятиями и декларируемой поддержкой земельных собственников (предполагавшей возвращение земель, обрабатываемых «преимущественно» личным трудом, «высококультурных» имений и т. д.) заставили также руководство земельного ведомства дифференцировать свою политику в отношении частновладельческих земель на «сибирской» и «несибирской» (освобождаемой от большевиков) территории. Так, председатель Курганской уездной земской управы, возвратившийся из командировки в Омск, на основании разъяснений, полученных в министерстве земледелия, сделал заявление, что закон о переходе частновладельческих земель в заведывание правительственных органов, готовившийся для европейской России, вышел без примечания, что он не распространяется на Сибирь. «В отношении Сибири следует руководствоваться исключительно законом 6 июля 1918 г.»406 В мае - июне 1919 г. земельными учреждениями уезда - уездным по земельным делам советом, комиссией по денационализации имуществ во главе с уездным комиссаром Алексеевым, и возобновившей свою деятельность комиссией «по денационализации частновладельческих земель» - было рассмотрено около 20 дел, связанных с восстановлением прав землевладельцев и арендаторов, возвращением церковной земли407. Работа по возвращению земель постоянно корректировалась вышестоящими учреждениями, прежде всего департаментом земледелия, следившим за тем, чтобы не были нарушены интересы не только владельцев, но и крестьян-пользователей, разъяснявшим, что все находящиеся в состоянии захвата пахотные земли могут быть использованы захватчиками без согласия владельцев, «при условии обязательной регистрации использованных земель». Арендная плата за пользование захваченными землями должна была платиться владельцу земли по добровольному соглашению или определяться земельным советом408.

Значительная часть дел, намеченных к слушанию, оставалась нерассмотренной ввиду неявки заинтересованных лиц, отсутствия у истцов реальных данных о том, кто учинил «захват», «грабёж» и т. д. Комиссия была вынуждена обратиться к земским управам с просьбой сообщить сведения о земельных захватах в 1918 г., представив соответствующие списки по обществам с указанием

захватчиков и количества захваченных земель по угодьям, а также количества земель, засеянных крестьянами на частновладельческих участках в 1919 г. и приготовленных под пары 1920 г.409 Отсутствие таких сведений у уездных властей указывает на скрытое сопротивление крестьянства всей работе по регламентации «захватного» землепользования, нежелание сельской и волостной администрации (в обязанности которой входило заполнение «посевных книг» и предоставление соответствующих сведений в уездные земельные советы) сотрудничать с земельными учреждениями в деле защиты прав собственников. Департамент земледелия специально обращал внимание Курганского земельного совета на правильное истолкование должностными лицами волостного самоуправления «Правил» от 8 апреля 1919 г., которые нередко использовались крестьянами как прикрытие действий по захвату частновладельческих земель. Сам департамент ограничивал захватное пользование теми полосами, которые были засеяны крестьянами в 1918 г.410 Так, комиссия постановила вернуть частновладельцу А. В. Соловьёву всю его землю ввиду того, что в текущем году она была беспрепятственно использована самим владельцем411.

Таким образом, работа по возвращению земель частным владельцам сдерживалась рамками колчаковского аграрного законодательства, ориентированного на компромисс с широкими кругами крестьянства, и самими возможностями режима контролировать ситуацию в деревне. Как отметил министр юситиции кол- чаковского правительства А. А. Старынкевич, «государственный аппарат вряд ли будет в состоянии в ближайшем будущем приобрести такую мощь и силу, чтобы сказать: «крестьяне, отдайте землю прежним владельцам» или «владельцы, отдайте землю крестьянам»412. Легализацию захватного землепользования в глазах крестьян отмечали и советские земельные работники уже после освобождения края Красной армией. По их мнению, в основе земельных отношений лежал принцип - «кто что захватил и смог удержать, тот тем и владеет». Реальное значение мероприятий по «денационализации» (а точнее, передаче непосредственно не используемых крестьянами земель собственникам) состояло в ограничении новых земельных захватов.

Либеральной направленности аграрного курса объективно противоречили сами условия гражданской войны. Отсутствие необ-

ходимых товаров и дороговизна, массовые мобилизации крестьян в колчаковскую армию413, реквизиции лошадей, фуража и различного имущества (подвод и т. д.) вели к снижению хозяйственной активности населения, перемещению его интересов из сферы производства в сферу приспособления и выживания, повышали значение общинной поддержки и взаимопомощи для всех без исключения хозяйственных групп деревни. В многочисленных газетных корреспонденциях отмечалась чрезвычайная дороговизна рабочих рук - необходимого условия ведения крупного предпринимательского хозяйства414. Удобные частновладельческие земли были переобложены земскими и государственными платежами (в 3 раза в сравнении с крестьянскими), хотя, как отмечали участники состоявшегося в Кургане съезда союза земельных собственников, доходность их значительно снизилась вследствие крестьянских захватов и общей хозяйственной разрухи415.

В этих условиях не достигала своей цели и другая важная составляющая аграрного курса антибольшевиков - свобода торговли, и в том числе - торговли хлебом, последовательно проводимая в интересах поддержки сельскохозяйственного производства. Показателем экономической неэффективности правительственных мероприятий в деревне стало сокращение запашки на крестьянских и частновладельческих землях, перегонка значительной части товарного хлеба на самогон и массовое пьянство сельского населения. Как сообщали сельские корреспонденты из Курганского уезда, административное руководство которого с лета 1918 г. наиболее активно боролось с крестьянскими захватами, «крестьянами в прошлом году было приготовлено чрезвычайно мало паров, в предположении, что земля у них может быть отобрана»416. Тем не менее урало-сибирское крестьянство оставалось мощным производителем товарного хлеба. Урожай основной культуры - пшеницы - 1918 - 1919 гг., по данным местных статистиков, составлял 42 и 30 пуд. с десятины соответственно (тогда как в 1917 г. - 12 пуд., а в 1920 г. - 10 пуд., данные приведены по Южной части дореволюционной Оренбургской губернии)417. О стремлении посевной площади к увеличению сообщали летом - осенью 1919 г., после освобождения края от белых, уездные земотде- лы Челябинской губернии418. По данным сельскохозяйственной переписи 1920 г., посевы на территории Челябинской губернии

(включавшей в свой состав север прежней Оренбургской и Курганский уезд Тобольской губерний) составили 92,3 % от посевов 1916 г., тогда как в 1921 г. - уже около 50 %. При этом в Курганском уезде посевы 1920 г. составили 81,9 % от посевов 1916 г., а в Челябинском - даже 101,1 % (мы оставляем в стороне вопрос о точности материалов самой переписи в условиях гражданской войны и качество посевов)419. По данным переписи, почти 4% крестьянских дворов губернии продолжали регулярно нанимать сроковых и постоянных работников, почти 20 % - засевали более 10 дес. земли на хозяйство, в т. ч. 1,6 % - более 25 дес., т. е. представляли собой сельских предпринимателей420. В целом в Сибири посевы 1920 гг. превышали посевы 1916 г. (104 %), тогда как в производящих и потребляющих районах европейской России их площадь составляла 65-70 % к посевам 1916 г. Это позволило одному из ведущих российских статистиков Л. Н. Литошенко уже в 1922 г. сделать вывод о том, что «условия существования крестьянского хозяйства в тылу белой и красной армий складывались по-разному»421. Иными словами, «буржуазно-помещичья диктатура» оказалась гораздо менее разрушительной для деревни, чем политика советской власти с её натуральными повинностями и продразвёрсткой.

В литературе уже проводилось сравнение аграрного законодательства колчаковского и других антибольшевистских режимов. В частности, отмечалось, что правило статус-кво, сложившееся в результате земельного перераспределения 1917 г., не знало исключения в белых режимах периода гражданской войны, а аграрная политика в целом стремилась к компромиссу между крупным частным и крестьянским землевладением под обязательным контролем правительственной власти422. Однако сами основания разрешения земельных дел на юге и востоке России, в «Деникии» и «Колчакии», были неодинаковы. Так, в соответствии с приказом командования Добровольческой армии от 25 июня 1918 г. «Населению Ставропольской губернии», крестьяне-захватчики должны были выдать собственникам третью часть урожая с захваченных земель423. Декларация генерала Деникина о земельном вопросе так же, как и декларация «Российского правительства», провозглашала курс на обеспечение интересов трудящегося населения, создание и укрепление мелких и средних хозяйств за счёт казён-

ных и частновладельческих земель, одновременно подтверждая сохранение за собственниками их прав на землю. За новыми собственниками земля также должна была укрепляться на правах собственности. Так же, как и на востоке России, отчуждению не подлежали казачьи, надельные и другие категории земель. Вместе с тем, в отличие от документов колчаковского совмина, деникин- ская декларация не была подтверждена практическими шагами по регулированию земельных отношений424.

Наиболее последовательную попытку реформирования земельных отношений на принципах укрепления мелкого крестьянского землевладения предпринял П. Н. Врангель. Основные документы - «Приказ о земле», «Правила о передаче земель в собственность обрабатывающих землю хозяев» и «Временное Положение о земельных учреждениях» - были приняты 25 мая 1920 г., перед наступлением в Северной Таврии. Все земельные угодья оставались в распоряжении обрабатывающих их хозяев, и закреплялись в собственность крестьян после уплаты, деньгами или натурой, ежегодно одной пятой части урожая. Помещикам было запрещено возвращаться в свои имения и занимать административные должности в местностях, где находились их имения. Основные вопросы землепользования на местах должны были решать избираемые крестьянами уездные и волостные земельные советы425. В сравнении с Врангелем, мероприятия колчаковско- го правительство могут быть охарактеризованы как «пассивное реформаторство»426.

Вместе с тем важно отметить известную гибкость политики омской власти, проявившуюся в сохранении роли земских учреждений и органов крестьянского самоуправления в проведении аграрных мероприятий, учёте специфики земельных отношений в урало-сибирском регионе, в т.ч. на территории Челябинского округа («Урала», где сохранялся прежний порядок аграрного ре- гулирования427) и Курганского уезда («Сибири», где относительно последовательно проводился курс на восстановление частного землевладения), на казачьих и башкирских землях. Примером взаимодействия центральной власти и региональных институтов «контрреволюции» стало осуществление в 1918-1919 гг. аграрного реформирования на землях Оренбургского казачьего войска.

Глава 4. Подготовка и проведение аграрной реформы в Оренбургском казачьем войске

Развернувшаяся в России в 1917-1918 гг. аграрная революция поставила вопрос о реформировании земельных отношений и в казачьих войсках России. Располагавшие значительным земельным фондом на началах своеобразной бюрократической «муниципализации», казачьи войска являлись, по существу, крупными земельными собственниками, делегировавшими часть своих полномочий (право пользования) станичным и поселковым обществам. Необходимость пересмотра земельного устройства казачества обусловливалась как ликвидацией прежнего социально- политического строя, юридически закреплявшего сословную обособленность войскового населения, так и потребностями модернизации самого казачьего хозяйства, усложнением реальных земельных отношений за счёт захватного землепользования, аренды, офицерского и чиновничьего землевладения, укрепления в собственность и перепродажи некоторых категорий войсковых земель и находящегося на них имущества (садов, рощ и т. д.). Вместе с тем условия формирования и правовое оформление казачьего землевладения, особенности несения военной службы, хозяйственный уклад и экономическое положение казачества различных войск определили и различия в подходах к реформированию земельных отношений.

Особенности земельного устройства оренбургского казачества складывались под влиянием природных условий и хода военной колонизации края. Еще в XVIII веке занятия и быт отдельных общин оренбургских казаков отличались большим разнообразием. «Пропитание свое, - писал современник, - получают от жалованья и также от промыслов, которые, по различию мест, суть разные. Живущие на Оренбургской линии за недостатком удобных для земледелия полей питаются большей частию и промышляют скотоводством, а многие и торговлею. Живущие в Башкирии, в Уфимской и Исетской провинциях прилежно упражняются и с пользою в земледелии и получают от продажи избытков хлеба по линии изрядные деньги. Живущие же в собственно так называемой или существенной Башкирии имеют хорошие случаи

пользоваться звероловством, чего они не упущают делать, в рассуждении выгодных мест, где живут сии оренбургские казаки, и удобность к приобретению того или другого чего, и службы, не требующей далеких походов, и исполнения оной не многими, и то на короткое время и вблизи жилищ своих. Казаки сии вообще зажиточные и живут лучше донских казаков»428. Среди занятий, особенно на юге войска, важное место также занимали рыболовство и извозный промысел.

В течение первой половины XIX века администрацией был предпринят ряд шагов к распространению земледелия и улучшению скотоводства. В 1818 г. был определен обязательный минимальный размер душевых наделов; в 1822 г. каждому казачьему двору вменялось засеять не менее 2 дес. хлеба и четверик овса. С 1835 г. с целью создания семенных и продовольственных запасов введены общественные запашки; к 1863 г. продовольственный капитал достигал уже свыше 200 тыс. руб., а сбор зерновых с общественных запашек составлял свыше 2 млн пудов. В 1831 г. был образован войсковой конный завод на Общем Сырте возле п. Репина, в 1851 г. преобразованный в конский рассадник и случною конюшню, в 1852 г. переведенный в район Верхнеуральской станицы (существовал до 1861 г.). Предпринимались было попытки создания в станицах конно-плодовых табунов, к покупке каждой станицей племенных быков, но особого успеха они не имели. С 1846 г. начались работы по «приведению в порядок», по образцу Войска Донского, войсковых лесов («боров»); в частности, организация в них заповедных участков на непредвиденные потребности. Развитию сельского хозяйства содействовали также стабилизация военно-политической обстановки на границе с киргиз-кайсацкой степью, отмена в 1871 г. кордонной стражи и сокращение сроков службы429.

Началом землеустройства в войске можно считать 1867 г., когда было опубликовано положение о размежевании его земель. На основании произведённого тогда обследования и оценки земель (при которой учитывались средняя урожайность, стоимость обработки, расстояние до рынков и цены) было проведено районирование и определены конкретные наделы для станиц и посёлков. В зависимости от доходности одной десятины реальный пай колебался от 18 до 48 десятин на мужскую душу. За выделением

усадебного, оброчного, выгонного и других участков в личное пользование казака поступало 40-60 % этого количества430.

Значительный земельный фонд и военная служба определили длительное сохранение наиболее простых, примитивных форм и методов обработки земли, скотоводства, известную небрежность казака-хозяина. Короткий полевой сезон, а также недостаток свободного времени заставляли производить все работы ускоренным темпом. Этому отвечала и структура казачьего хозяйства, хорошо обеспеченного рабочей силой, скотом, сельскохозяйственными машинами. Особенно мощными были хозяйства засушливой степной полосы, имевшие до 6 членов семьи, около 3 рабочих лошадей, 12-15 десятин посева и пр. Это позволяло создавать дополнительные запасы хлеба и фуража на случай неурожайного лета431.

Наиболее распространенной на территории войска была залежно-переложная система полеводства, с бросанием земли на 8-10 лет. Часть земель сдавалась под пастьбу скота "киргизам" (казахам), нередко целыми аулами занимавшим земли в пределах бывшего Новолинейного района. В северной полосе войска преобладало пестрополье, с некоторым севооборотом (чередование пара, посева, покоса и пр.). Часть земель была поделена и передана в долгосрочное заимочное пользование; многие казаки жили на заимках и зимой, имея дом в поселке. Где позволяли условия (разнообразие угодий, водные источники), там постепенно возникали хутора и выселки. Рост населения станиц, увеличение расходов, связанных с военной службой, развитие рыночных отношений стимулировали освоение новых земель. С 1900 г. за 12 лет площадь распашки выросла в войске на 59 %, но в пересчете на душу населения - только на 0,65 десятин. Погоня за посевными площадями привела к сокращению сроков залежи, особенно в 1-м отделе, где не было значительных массивов свободных войсковых земель, до минимума. "Хлеба высевают друг за другом несколько лет беспрерывно, пока земля не откажет в урожае. Поля засорены, распылились, приобрели склонность к заплыва- нию и образованию поверхностной корки", — писал в 1912 г. в своем докладе и.о. войскового агронома Крылов432. Показателем серьёзных трудностей, с которыми сталкивалось казачье хозяйство, были периодические неурожаи, ставившие и крестьянское,

и казачье население губернии (несмотря на его лучшую обеспеченность землёй) на грань голода.

К 1917 г. распахано было 10,5 % всей земли войска, а всего в станичных наделах находилось 82,5 % земель ОКВ (в 1900 г. - 57,7 %), доля свободных войсковых земель сократилась с 36,7 % до 11,1 %433. Внутринадельное расселение сдерживала отдаленность запасных земель и, в связи с этим, высокие расходы на переезд, значительная часть этих земель представляла собою сухие, невозделанные степи. По данным войскового хозяйственного правления (1912 г.), около 80 % казаков малоземельных посёлков так и не переселились на отведённые уже дополнительные наделы. В ряде поселков 1-го и 2-го отделов на дальние поля казаки выезжали за 30-40 верст. Значительной была удаленность пашни от усадьбы и в северных районах, достигая 5-18 верст434.

Войсковыми учреждениями предпринимались определённые шаги по совершенствованию казачьего хозяйства, включавшие в себя законодательные меры (укрепление в собственность рощ и садов, ограничение сроков передела и др.), содействие в организации переселений (выбор и распланировка участка землемером, отпуск леса, кровельного железа в кредит), закупку на средства войскового капитала и передачу казакам, на условиях кредита, разных сельскохозяйственных орудий. По данным Т. К. Махровой, с 1898 по 1914 г. войсковое хозяйственное правление закупило для снабжения казаков сельскохозяйственных орудий и машин на сумму 1 093 581 руб.435 Закупки продолжались и в условиях мировой войны, причём значительная часть инвентаря приобреталась казаками самостоятельно, закупалась кооперативами и т. д.436

Большое внимание уделялось агротехнической перестройке казачьего хозяйства, развитию сельскохозяйственного образования и агрономии. В 1909 году в дачах Атаманского лесничества была открыта войсковая низшая сельскохозяйственная школа I разряда, рассчитанная на 20 стипендиатов и 40 своекоштных учеников, с приготовительным классом при ней (первый выпуск состоялся уже в 1912 г.)437. Важным шагом в этом направлении стало создание в войске участковой агрономической сети (в 1914 г. было организовано 12 участков, по 4 в каждом отделе)438. Становление агрономических участков, налаживание ими работы среди населения совпало с началом первой мировой войны, вызвавшей со-

кращение всех ассигнований и пересмотр структуры остающихся расходов. В условиях войны на агрономов был возложен ряд дополнительных обязанностей, прежде всего оказание помощи семьям военнослужащих по уборке урожая и засеву полей, в форме организации зерноочистительных обозов и прокатных пунктов, обслуживавших все население, в том числе бесплатно семейства призванных439. К 1916 г. штат агрономической организации включал 28 специалистов, в т. ч. 13 агрономов440.

Распространение агрономических знаний и навыков, техническая модернизация казачьего хозяйства были также связаны с деятельностью сельскохозяйственных обществ и кооперативов. К 1915 г. 63362 домохозяина-казака (около 73 %) состояло членами кредитных кооперативов, что значительно превышало общегубернские показатели (по данным Е. Нейфельд, к 1917 г. охват населения губернии кредитными кооперативами составлял 35 %, а их членами состояло 132 тыс. человек)441. Кредитные товарищества осуществляли посредничество по снабжению производителей сельскохозяйственной техникой, устраивали прокатные пункты, зерносушилки, занимались просветительской работой, оказывали содействие развитию племенного животноводства. Важное значение имели проводимые кооперативами хлебозало- говые операции. Только в 1914 г. ими было принято в залог пшеницы на сумму 600 тыс. руб.442 Быстро развивалось, особенно на территории 2-го и 3-го отделов, маслоделие. Казачьи артели объединяли свыше 16 тыс. человек и входили в состав крупнейших кооперативных союзов: Сибирского союза маслодельных артелей (Курган), Союз Приуральских маслодельных артелей (Челябинск), причём в последнем они составляли большинство443. Казаки входили в состав и руководство крупных сельскохозяйственных обществ

• Челябинского (в 1913 г. - 445 членов), Орского, Верхнеуральского, а также организуемых при их содействии местных обществ
• Покровского, Учалинского, Еткульского444. К началу мировой войны вывоз зерна с войсковой территории сменился вывозом полуфабрикатов: муки, крупы, пшена, а Южный Урал превратился в один из крупных центров отечественной крупяной и мукомольной промышленности. Развивались промыслы, прежде всего - пуховя- зание445. О вовлечении казачьего хозяйства в рыночные отношения говорит и широкое распространение аренды - до 30 % казачьих

  хозяйств арендовали землю, причём среди арендующих, по оценке войскового агронома, преобладали «средние» и «сильные» хозяй- ства446.

Таким образом, происходившие в казачьем хозяйстве процессы и патерналистская политика государства в отношении казачества не могут быть оценены однозначно. Хотя военная служба, шаги по сохранению корпоративной замкнутости казачьей общины, по мнению исследователей, сдерживали товаризацию казачьего хозяйства, именно организационная и материальная помощь войсковых структур играли решающую роль в процессе «рыночной адаптации казачьего хозяйства» (Т. К. Махрова)447. Важное значение имело обсуждение «войсковой общественностью» насущных вопросов казачьей жизни и, в частности, деятельность экономического совещания 1912 г., на котором была выработана программа мероприятий по укреплению и развитию хозяйства оренбургских казаков448. Ещё большей стала роль войсковых и станичных структур в условиях начавшейся мировой войны.

Разработка аграрного вопроса в 1917 г. Аграрное реформирование, развернувшееся после революции 1917 г., объединило широкую группу общественных и хозяйственных работников, представителей демократической казачьей интеллигенции, депутатов и руководителей органов казачьего самоуправления, широкий круг заинтересованных лиц на местах. Работу по подготовке реформы непосредственно возглавили руководители соответствующих отделов управы и члены войскового правительства, в частности, руководитель землеустроительного отдела И. Леонтьев, чиновник хозяйственного правления, затем - член войскового правительства А. Выдрин, агроном 1 военного отдела К. Каргин, член войсковой управы, бывший землемер, депутат I Государственной Думы Т. Седельников и др.

Проведение реформы было тесно увязано с общегосударственным разрешением ряда других вопросов: сохранением обособленности ("самобытности") казачьих областей и организацией управления ими, кругом полномочий и прав войска как казачьей общины. Разногласия по этим вопросам имелись внутри самого войскового сословия, где, наряду со сторонниками особой казачьей автономии, сформировалось течение за уравнение казаков в правах с другими сословиями ("саморасказачивание"), пользо-

вавшееся поддержкой казаков-фронтовиков, части казачьей интеллигенции и рядового казачества некоторых войск, например, Сибирского449. Временное правительство выступало за создание в казачьих областях гражданского самоуправления, сохранив в компетенции казачьих учреждений отдельные вопросы, связанные с выходом казаков на военную службу, распоряжением войсковыми капиталами и имуществами.

Позиция верхов оренбургского казачества определилась уже в первые месяцы 1917 г., и нашла своё отражение во «Временном положении о самоуправлении», принятом на 1 Войсковом Круге, и предполагавшем создание общего самоуправления («войскового земства») для казачьего и неказачьего населения, причём основу этого самоуправления должны были составить существующие казачьи учреждения: поселковые и станичные сборы, окружные съезды и Войсковой Круг. Территория войска должна была составить отдельную административно-территориальную единицу по образцу Донского, Кубанского и Терского войск. Представления о войске как единой казачьей общине повлияли и на разработку земельного вопроса.

До 1917 г. правовой основой казачьего землевладения оставались «Законы о поземельном устройстве казачьих станиц». При этом существовавшая «муниципализация» казачьих земель ограничивала как право станиц на владение и пользование землёй («под неусыпным контролем хозяйственного правления»), так и право самого войска на распоряжение его землями. Войско, признанное в 1913 г. юридическим лицом, одновременно, по определению Сената, оставалось «государственным учреждением», подконтрольным казачьему отделу Главного штаба и Военному Совету, выступавшему высшим законодательным органом для населения казачьих земель450. На территории войска сформировалось значительное частное землевладение, оказавшееся фактически вне юрисдикции войсковых учреждений. До 1906 г. земли и леса ОКВ находились на ином положении, нежели в старых казачьих войсках: Донском, Кубанском, Терском (в последних они составляли "неприкосновенное войсковое имущество")451. С 1875 по 1887 гг. офицерами и чиновниками Оренбургского казачьего войска было приобретено в наследственное владение ("потомственную собственность") около 600 тыс. дес. земли, значитель-

ная часть которой была распродана в руки лиц невойскового сословия. В 1903-1906 гг. вышли дополнительные законодательные акты, подтвердившие права офицеров и чиновников войска на довольствие землёй из станичных юртов. В 1912 г., по данным М. Д. Машина, офицеры и чиновники войска владели более чем 500 тыс. дес. земли, причём процент офицерских и чиновничих земель, как и сами размеры отводимых им наделов были значительно больше, чем в других казачьих войсках452. Вместо лучших и расположенных вблизи посёлков земель, отводимых офицерам и чиновникам, казачьи станицы нередко получали неудобные и удалённые, что вело к дальноземелью (станица Павловская, протяжённость надела которой составляла больше 50 верст, тогда как вокруг самой Павловки располагались офицерские участки), уменьшению количества выгонов (Кардаиловская, Сакмарская, Краснохолмская станицы), лесов (Богуславская, Кизильская, Та- налыцкая), лугов (Николаевская, Михайловская, Наследнинская), удобных водопоев (Уйская)453. Из станичных юртовых земель каждой церкви отводилось 300 дес. земли и до 140 дес. - для при- чта454. В собственность лиц войскового и невойскового сословия передавались разводимые ими сады и лесные насаждения, причём участки, занятые садами или рощами, не могли быть зачислены казаку в паевой надел455. Только в 1906 г. вместе с объявлением оренбургским казакам Монаршего Благоволения были подтверждены права войска на вечное владение его землями в бесспорных границах (с ограничениями в пользовании недрами)456. Таким образом, превращение войска в самостоятельного субъекта землевладения до революции так и не было завершено, право казаков на пользование землёй (и казачества в целом на занимаемые им земли) оставалось увязано с несением казаками военной службы и выполнением ими роли одного из охранительных устоев самодержавия. В условиях революции требовался пересмотр всей нормативно-правовой базы казачьего землевладения и землепользования.

Проект решения земельного вопроса, подготовленный в 1917 г., был проникнут своеобразной сословной уравнительностью. Земли войска, включая недра, объявлялись состоящими в достоянии всего войскового населения, и отчуждаться в частную собственность не могли. Ввиду того, что земля должна была при-

надлежать только трудовому народу, и предметом купли-продажи служить не может, - говорилось в докладе земельной комиссии 1 Круга, - офицерские, частновладельческие участки, земли немецких колонистов, сельскохозяйственных товариществ и крестьянских обществ (бывшие офицерские) должны быть отчуждены в пользу войска на основаниях, принятых Учредительным собранием; с сохранением трудовой нормы за владельцами и без права продажи на сторону помимо войска. Монастырские, церковные, лагерные и другие земли, как утратившие значение (! - П. Н.), должны были быть возвращены в войсковой земельный фонд. Причтовые земли возвращались тем посёлкам, из земель которых они были отведены. Главной целью этих положений было закрепление права войска, в лице Круга и Войскового правления (позднее - Войскового правительства), на земли в условиях революции и пересмотра самого статуса войскового сословия, стремление освободить казачье землепользование от опеки военной бюрократии, сохранив решение основных вопросов в руках войскового чиновничества и станичных верхов, игравших главную роль в казачьем самоуправлении.

В апреле 1917 г. Временное правительство разослало по войскам телеграмму о сохранении собственности на землю до Учредительного собрания457. Подтверждая права частных собственников, общественных и государственных учреждений на землю, она давала гарантии неприкосновенности и казачьего землевладения. Со своей стороны, представители войска заявляли, что земля приобретена им по "праву завоевания", а не на основе царского пожалования, подчёркивая усилия казачества по военной колонизации, защите и хозяйственному освоению территории Южного Урала458. Защита прав войска на землю должна была стать одной из самых важных задач казачьих депутатов в Учредительном собрании.

Другой важной частью реформы было проведение широкого землеустройства, с целью изменить существующий в войске порядок использования земли, систему полеводства и сам облик казачьего хозяйства.

К 1 января 1917 г. мужское население войска составляло 267276 душ, а нормы душевого надела, с учётом запаса, выглядели по отделам так: I - 15,5 (условных десятин), II - 23,5,

III - 21,5 десятины, а в целом по войску 20,5 десятины. Всего в границах ОКВ числилось 7448304,8 десятин земли, в том числе 6940579,9 десятин в фактическом владении населения (6116095,1 надельных и 824484,8 запасных), 474407 десятин офицерских участков, в том числе 410169 закреплённых в частную собственность, и др.459 Право на наделение землёй должны были получить все лица войскового сословия без различия полов и возраста (по достижении 10 лет; на I круге этот пункт вызвал возражения и был отправлен на доработку). Общего для всего войска порядка землепользования устанавливать не предполагалось, решение вопроса об этом передавалось самим посёлкам и хуторам, а точнее, поселковым и хуторским сборам. В основу реформы предполагалось положить принцип приближения земледельца к его полю, а её итогом должно было стать установление в войске долгосрочного наследственного пользования землёй. Первым шагом к этому могло стать увеличение сроков переделов с 12 лет до 50, и более, как это было сделано в некоторых посёлках 3 отдела, чем устанавливался бы наследственный порядок землепользования. Другим должно было стать устройство отрубного хозяйства, хотя бы частичного, «неполного», а также расселение станиц на небольшие (в несколько дворов) хутора. Особенно это было актуально для поселков I и части II отделов, многие из которых имели свыше 1000 дворов и 50-60 тысяч десятин надела и, вследствие такой неравноценности угодий, были подвержены частым переделам.

Перемена в землепользовании должна была повлечь за собой улучшение приёмов ведения хозяйства и агрономической культуры казачьего населения. Попутно решались вопросы, связанные с развитием транспортной и сельскохозяйственной инфраструктуры (строительство дорог, колодцев, сооружение элеваторов). Основные расходы по проведению работ брало на себя войско, предусматривались льготные кредиты для переселяющихся и т. д.460 О своём желании изменить порядок землепользования, расселиться и т. п., заявили многие станицы войска. Начало землеустроительных работ было намечено на лето 1918 г.

Таким образом, программа реформы, вместе с другими шагами по переустройству жизни казачества - пересмотром сроков и условий военной службы, изменением управления казачьи-

ми областями и т. д. - выдвигала на первое место хозяйственные, земледельческие интересы казачества, открывала дорогу для превращения его из сословной в региональную социально- территориальную общность. В отличие от закреплённого в дореволюционном законодательстве взгляда на надел как прежде всего условие для "исправного выхода на службу", такой подход предполагал эволюцию казачьего хозяйства в сторону высокодоходного товарного производства, тесно связанного с рынком через систему кооперативных связей. Вместе с тем разработчики реформы не предлагали немедленного отказа от сословного, корпоративного начала (муниципализация земли и ограничения в использовании её неказаками), что придавало реформированию земельных отношений противоречивый характер, пытались сочетать накопленный в стране и войске опыт землеустройства с традиционным, общинным укладом массы казачества и настроениями революционной уравнительности.

В основу земельной реформы должна была лечь новая переоценка и районирование казачьих земель, по масштабам аналогичная той, которая была проведена в 60-70-е гг. прошлого столетия, и на 50 лет определила земельное устройство ОКВ. С 1915 г. на гражданской (неказачьей), с 1916 г. - на войсковой территории губернии начала свои работы почвенная экспедиция профессора Неуструева. Обследование приобрело комплексный характер, включая изучение почв, рельефа, климата, растительного покрова, форм хозяйствования. В 1917 г. было решено перенести центр экспедиции из Петрограда в Оренбург, где были устроены библиотека, музей, разборочная, позже - лаборатория. Вместе с данными переписей 1916 и 1917 гг., которые разрабатывались организованным в 1917 г. оценочно-статистическим отделом, материалы экспедиции должны были послужить основой для выработки трудовых земельных норм, а также вывода оценочных норм доходности земли461. С лета 1918 г. экспедиция действовала на правах почвенного отдела Войскового правительства. Недостаток времени и средств, продолжающиеся военные действия вынудили сократить объём работ как на казачьей (1 и 3 округа), так и на гражданской территории. К началу 1919 г. было обследовано около половины земель войска, в том числе весь первый округ, и больше половины губернии в целом. Оставшиеся работы

предполагалось завершить в 1919-1920 гг., в том числе гипсоло- гические, геологические и ботанические - в 1919 г.462

Важное место при подготовке аграрного переустройства отводилось пропаганде и популяризации земельно-мелиоративных и сельскохозяйственных улучшений. Состоявшиеся осенью 1917 г. окружные съезды высказались за развитие мелкоучастковой агрономии, открытие новых сельскохозяйственных школ и ремесленных отделений при училищах и другие культурные начинания, широко поддержанные казачеством на местах. В 1918 г. предполагалось открытие 3 низших сельскохозяйственных училищ: в Никольском поселке Челябинской станицы, Катенинском поселке Николаевской станицы, в одном из поселков около Орска и сельскохозяйственной школы 1-го разряда в поселке Сухтеленском Степной станицы463.

Согласно резолюции 1-го войскового круга, войсковая управа с 5 июня 1917 г. занялась предварительной разработкой земельного вопроса. Было образовано совещание из заведующих отделами: горным, лесным, агрономическим, поземельноустроительным и инженерным (строительным), под председательством члена управы Т. И. Седельникова. Работа совещания регулярно докладывалась в заседании управы и ревизионной комиссии, с участием всех заведующих отделами и приглашенных специалистов от управления госимуществ, крестьянского банка, губернской чертёжной и переселенческого управления, а также почвоведов, геологов, гидротехников экспедиции профессора Неуструева. К ноябрьскому Кругу и Учредительному собранию предполагалось издать книгу о земельном вопросе в ОКВ, и путях его разрешения464.

Регулирование текущих земельных дел было сосредоточено в руках временных войскового, окружных и станичных земельных комитетов. 28 июня 1917 г. на Войско, решением правления, было распространено «Положение о земельных комитетах» от 21 апреля 1917 г., сообразно его административно-территориальным особенностям. Организация их растянулась почти на 3 месяца. В состав временного войскового земельного комитета вошли 3 члена войсковой управы, ревизионной комиссии, несколько заведующих отделами, представители округов. Возглавили его член управы И. Шангин и руководитель землеустроительного отдела И. Леонтьев. Соответственно строились временные комитеты в

округах, в них входили представители правления, агроном, заведующий оброчными статьями, лесничий, представители ближайших станиц. До утверждения «Положения» о войсковых комитетах и ассигнования на них денег, большинство их членов исполняли свои обязанности безвозмездно465. В составе станичных земельных комитетов были представлены все слои казачества, от бедных казаков до предпринимателей и торговцев, а также разночинцы, с преобладанием состоятельного, зажиточного казаче-

ства466.

Опубликованный «Наказ окружным земельным комитетам», разъяснения, сделанные в июле-августе 1917 г. руководством 1-го округа в ответ на запросы с мест, позволяют охарактеризовать их позицию и деятельность. На земельные комитеты - прежде всего окружные - возлагался учёт свободных казачьих, войсковых и частновладельнеских земель, их равномерное распределение между местным населением и арендаторами (путём сдачи в аренду, причём подчёркивалась важность добровольного соглашения; в крайнем случае - с разрешения окружного комитета), регулирование арендных цен, информирование населения и пр. В то же время, до Учредительного собрания, оставались в силе прежние правила землепользования. Таким образом, круг полномочий комитетов был весьма значительным, действовавшая законодательная база - достаточно противоречивой, требовавшей детального вхождения в каждое конкретное дело. Для немногочисленных станичных, окружных и войскового земельных комитетов, работа сотрудников которых, и без того перегруженных своими прямыми обязанностями, даже не оплачивалась (кроме технического персонала), выполнение подобного регулирования должно было представлять сложную, почти неразрешимую задачу. Собственно говоря, так оно в тот период и было, к разрешению многочисленных земельных споров и конфликтов привлекались представители различных учреждений, в некоторых случаях на места выезжали даже члены Войскового правительства.

Одним из основных направлений в их деятельности стало пресечение самовольных земельных захватов и стихийного пересмотра сложившихся порядков землепользования. Жители Донецкой станицы, например, захватили и разделили между собой и соседними крестьянами офицерские участки - выделенные в своё

время из общих войсковых угодий. Зачастую с мест сообщали об упадке дисциплины, деморализации, неподчинении властям. На местах заменяли лесную стражу из разночинцев, проработавших по 10-15 лет, «своими» казаками. В ряде лесничеств стражники, вместе с группами казаков, «смещали» неугодных им чинов администрации. Некоторые общества поспешили лишить надела казаков, не проживавших («отсутствовавших») в станицах, хотя проект I круга утверждён ещё не был467. Одновременно максимально упрощался порядок использования населением войсковых свободных земель и оброчных статей. В частности, была разрешена сдача населению войсковых оброчных статей хозяйственным способом не только под пастьбу и сенокос, но и распашку, сроком на один год (короткий срок прямо указывает на вынужденность такой меры)468.

20 сентября 1917 г. открылся Чрезвычайный войсковой круг, одним из главных вопросов на котором были отношения казачества и центральной власти. В одном из заседаний круг постановил: "Оренбургское казачество остаётся вольным, свободным братством, сохраняя свою самобытность, право на свои земли, недра и прочие угодия и собственное ...самоуправление, где хозяином войска является войсковой круг"469. Сделано это было накануне выборов и открытия Учредительного собрания.

Атаманом войска и главой Войскового правительства на Круге был избран А. И. Дутов, решительный противник «революционной анархии», что привело к оформлению демократической оппозиции, представленной рядом видных казачьих деятелей (член первой войсковой управы и депутат Круга Т. Седельников, член Войскового правительства М. Копытин, войсковой секретарь А. Завалишин) и частью депутатов Круга470. Однако по основным вопросам войскового строительства и сторонники, и противники «жёсткого» курса атамана в тот момент придерживались, по существу, сходных позиций, в т.ч. и в вопросе о земельной реформе471. Взгляды радикальной части казачества, близкой к большевикам и левым эсерам, выступавшим за национализацию казачьей земли, а не передачу её в собственность казачьих войск (протокол Центрального совета казаков и заявление группы казаков - делегатов Всероссийского Учредительного казачьего съезда Союза казачьих войск от 22 июня 1917 г.), не получили поддержки в органах

казачьего самоуправления и среди самого казачества на местах. За передачу земли казачьим войскам высказался фронтовой казачий съезд, состоявшийся в Киеве в ноябре 1917 г.472

Казачество и советская власть. Политический кризис в Войске, прекращение деятельности Войскового правительства и установление советской власти на большей части территории губернии непосредственно отразились на проводимой в крае аграрной политике.

Попытка казаков сохранить в рамках советов внутреннее самоуправление и, хотя бы до завершения специального обследования, "сохранить обособленность и единство войсковой территории" (предложение земельно-лесной комиссии 1-го окружного съезда)473, как известно, не была принята руководителями советской власти в крае. Сформированный в Оренбурге Временный Совет Оренбургского казачьего войска был распущен, а его лидеры - Т. И. Седельников и М. П. Копытин, а также редактор газеты «Казачья правда» Н. Ф. Турчанинов были арестованы за «агитацию против большевиков»474. Управление 1-го округа почти в полном составе отступило в Уральск, правление 2 во главе с атаманом округа В. Н. Захаровым вместе с Войсковым правительством отступило в Тургай475. Руководство 3 округа во главе с избранным на съезде в станице Коельской войсковым старшиной А. Н. Половниковым попыталось организовать сопротивление большевикам, однако формируемые в станицах дружины оказались небоеспособны, а принудительно мобилизуемые отряды из молодёжи расходились по домам. На местах преобладали растерянность, выжидательные настроения и желание уклониться от участия в гражданской войне. Половников, а затем избранный новым атаманом на чрезвычайном окружном съезде в станице Кособродской фельдшер И. С. Терещенко были арестованы и позднее, в июне 1918 г., расстреляны большевиками. Только в марте 1918 г. на состоявшемся в Троицке уездном съезде, в условиях боевых действий против дутовцев, подступивших к городу, представители казаков вошли в состав уездного совета. К этому времени раскол казачества стал свершившимся фактом. Делегаты уездного съезда, на котором преобладали фронтовики (объявление о созыве съезда ориентировало местные власти и население на выборы делегатов с «демократическими взглядами»), призна-

ли власть советов и роспуск Учредительного Собрания. Одновременно со съездом в окружавших город казачьих посёлках стали формироваться «дружины самообороны», ориентировавшиеся на Войсковой Круг476.

Предложение казачьих деятелей оставаться на платформе «трудового казачества» и не примыкать «ни к одной из политических партий», прозвучавшее на 1-м губернском съезде советов, не устраивало руководство губернии, взявшее курс на фактическое упразднение войскового сословия. Съезд принял решение «деньги существующей казачьей власти не давать, совет казачьих депутатов 1 округа распустить»477. Созданный после съезда казачий отдел во главе с «комиссаром по ликвидации Оренбургского войска» Н. П. Захаровым объявил себя высшим исполнительным органом в войске. «Инструкция для руководства комиссаров войска Оренбургского», принятая за подписью членов казачьей секции при губисполкоме Захарова и Галина определяла, что основными целями комиссариата является созыв съезда трудового казачества, реорганизация, а фактически - чистка аппарата войскового управления и штаба, с передачей замеченных в «контрреволюции» суду, организация на местах советской власти и проведение в жизнь решений губернского съезда478. Одновременно с этим с конца марта 1918 г. в станицах 1-го округа разворачивается повстанческое движение под лозунгом изгнания большевиков с казачьей территории и невмешательства (автономии) казачества, во главе со Съездом объединённых станиц479.

На севере Войска в качестве органа общественного самоуправления казачества выступил Челябинский казачий круг. Создание Круга началось в декабре 1917 г., вскоре после установления советской власти в Челябинске и Троицке (в последнем, являвшемся окружным казачьим центром, вооружённым путём), в условиях развернувшегося политического и военного противостояния верхов Оренбургского казачьего войска и нового руководства страны («Дутовщина»). Организаторами Челябинского круга выступили представители демократической казачьей интеллигенции и фронтового казачества, находившиеся в оппозиции к атаману А. И. Дутову и его окружению. В конце декабря состоялось совещание делегатов «подгородных» посёлков и станиц Челябинского уезда, с участием представителей уездного военно-революционного

комитета, где было высказано положительное отношение к переходу власти в руки советов и прозвучала резкая критика курса войскового руководства «на развязывание гражданской войны». В начале января 1918 г. сформировано руководство Круга, в состав которого вошли братья Н. и Г. Арнольдовы, Е. Арнольдова, П. В. Анфалов, один из организаторов и руководителей казачьей демократической партии Л. П. Шахматов и др.; возглавил Круг герой мировой войны, полный георгиевский кавалер, урядник 3 Самаро-Уфимского полка И. В. Пашнин. Представители челябинского казачества участвовали в 1 и 2 съездах крестьянских и казачьих депутатов (январь и февраль 1918 г.), в результате которых был создан уездный совет крестьянских и казачьих депутатов. Ряд делегатов Челябинского казачьего круга, в т. ч. И. В. Пашнин (как представитель своей части) присутствовали на II Чрезвычайном Войсковом Круге, состоявшемся в феврале 1918 г. в Верхнеуральске под председательством А. И. Дутова480.

В рамках деятельности Челябинского казачьего круга была начата работа по организации Челябинского округа Оренбургского казачьего войска. В январе 1918 г. избрана временная окружная управа, в феврале вопрос об округе получил поддержку казачьих депутатов уездного съезда советов, но, в связи с признанием советской власти и вхождением представителей казачества в состав исполнительного комитета Челябинского уездного совета рабочих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов (март 1918 г.), решение о создании округа не было проведено в жизнь481. В состав объединённого исполкома вошло 8 представителей казачества, в т.ч. и некоторые руководители Круга: Н. и Г. Арнольдовы, Г. И. Смолин, И. А. Ушаков, П. А. Печёнкин, Н. Коновалов и др.482 В то же время казачьи лидеры стремились сохранить известную политическую самостоятельность. Под председательством Л. П. Шахматова в апреле 1918 г. состоялся съезд фронтовиков, и была предпринята попытка создания собственных (под флагом красного казачества) вооружённых формирований, не встретившая поддержки со стороны уездного руководства. Усиление антиказачьей направленности в политике советской власти и рост напряжённости в казачьих станицах, политические разногласия, недоверчивое и враждебное отношение к казакам со стороны многих представителей местного большевистского руководства способ-

ствовали постепенному отходу демократически настроенных казачьих деятелей от сотрудничества с новой властью. Ситуация особенно обострилась после гибели в ст. Изобильной председателя Оренбургского ВРК С. М. Цвиллинга (2 апреля 1918 г.) и новой вспышки вооружённого противостояния на юге губернии.

К апрелю 1918 г., несмотря на вхождение представителей казачества в уездные органы советской власти, политическая ситуация на севере Войска продолжала оставаться сложной. Во многих посёлках 3 округа формировались партизанские отряды; на местах сложилась ситуация «поселкового двоевластия» (Т. К. Махрова), когда, вынужденно уступив руководство станичными и поселковыми учреждениями демократически настроенным фронтовикам, антибольшевистская часть казачества сохранила своё влияние в местной общественной и экономической жизни. Только перевес в силах и отступление Дутова в Тургай позволили большевикам и их союзникам установить политический контроль над северными районами Войска, и приступить к реорганизации жизни на «советских началах»483.

К середине марта 1918 г. большинство учреждений ОКВ прекратили свою деятельность, либо так и не восстанавливались после оставления Оренбурга А. Дутовым. Ряд подготовительных работ проводились землеустроительным отделом - до 4 апреля, когда помещение отдела и квартира его руководителя И. Леонтьева подверглись разгрому, а большинство сотрудников скры- лись484. Заведывание войсковым имуществом и земельное дело частью сосредоточилось в руках исполнительного комитета 1-го округа, при котором существовал совет заведывающих отделениями управления округа, а также в руках губернского, уездных и станичных земотделов, в состав которых на местах входили как казаки, так и представители крестьян, мусульман, разночинцев. В основу землепользования были положены соответствующие пункты декрета о земле и «основного закона о социализации», в духе которого были приняты постановления губернского и уездных съездов485.

Проживавшее в станицах иногороднее население («разночинцы») зачислялись в общества и в большинстве случаев были наделены землей, либо были должны получить её при дополнительном наделении из войсковых, казённых и частновладельческих

земель486. Общее число разночинцев, по сведениям войсковых учреждений, составляло около 80 тысяч, большая часть которых проживала во 2-м и 3-м округах, наиболее обеспеченных в земельном отношении, многие занимались неземледельческими промыслами и ремёслами487. Вместе с тем, по подсчётам Н. В. Булатовой, сделанным на основании подворных карточек переписи 1917 г., среди разночинцев, проживавших на казачьих землях, сложилась значительная (свыше 20 %) прослойка многосеющих хозяйств, весьма активно, наряду с казачьей верхушкой, занимавшаяся хозяйственным освоением войсковых земель488.

Сложнее складывались отношения казаков с крестьянским населением, традиционно арендовавшим свободные войсковые и станичные земли. Вовлечению запасных и части казачьих надельных земель в арендные отношения способствовали низкие арендные цены, причём в условиях войны и сокращения хозяйственной активности казачества, а также спроса на землю «посторонних» арендаторов цены понизились с 3-5 руб. до 70 коп. за дес.489 Часть участков, арендовавшаяся постоянно, специально отводилась к границам соответствующих крестьянских обществ и товариществ, многие зажиточные крестьяне имели там свои заимки; во многих посёлках существовала практика сдачи в аренду крестьянам участков пашни бедных казаков, плата за которые шла в пользу общества в счёт погашения долга490. Вопрос о переходе этих земель в руки крестьян поднимался весной 1918 г., когда значительная часть соответствующих угодий была взята на учёт земельными комитетами соседних крестьянских волостей для распределения среди населения491. «Захваты» войсковых и станичных земель возбуждали казачье население, что, наряду со стремлением казачества сохранить обособленность казачьего землевладения, а также неопределённым отношением к советской власти придавало противостоянию двух групп земледельцев политическую окраску492. На состоявшемся в Троицке уездном съезде делегаты-казаки настаивали на признании в качестве уездного органа власти окружной управы или казачьего совета, а также сохранении контроля со стороны казачества над принадлежащими ему землями. Создание уездных советов с участием представителей казачества стало результатом компромисса, предполагавшего сохранение юртовых (надельных) земель в распоряжении станич-

ных и поселковых обществ. Удовлетворение потребностей безземельного и малоземельного населения предполагалось за счёт войсковых (запасных) и частновладельческих земель493.

В связи с возвращением с фронта казаков-фронтовиков, хозяйство которых за время войны пришло в упадок, в станицах и посёлках был поставлен вопрос о перераспределении земли, значительная часть которой уже была запарена, подготовлена к посеву и засеяна, в т. ч. - крестьянами-арендаторами соседних селений. С организацией казачьих советов в апреле - мае 1918 г. земельный вопрос стал одним из основных в их деятельности. Так, в Усть-Уйской станице перераспределение заарендованных крестьянами земель среди казаков и разночинцев осуществлялось при поддержке местной советской власти494. Был взят на учёт участок крупного предпринимателя, мукомола и торговца, купца первой гильдии М. К. Краснопеева (свыше 1000 дес.), из которого предполагалось выделить землю рабочим и служащим принадлежавшей Краснопееву паровой мельницы (50 человек с семействами)495. В ряде случаев решения о наделении проживавших на казачьих землях крестьян из свободных участков и земель «отсутствовавших» (не имеющих осёдлости) казаков принимались непосредственно на поселковых собраниях, к посеву допускались бедные казаки и крестьяне других посёлков. В этом можно видеть влияние революционно настроенной части фронтовиков, выступавших за переустройство сложившихся земельных порядков. Совет Еманжелинской станицы даже лишил «стариков», игравших важную роль в традиционной станичной верхушке, права на землю. Как жаловались в уезд 25 мая 1918 г. казаки старше 60 лет (35 человек), у них отобрали землю, тогда как они могут работать самостоятельно либо с семействами. За передачу излишка земли безземельному населению без различия сословия для производства посева по трудовой норме выступал и Челябинский уездный земельный комитет, а затем - и земельный отдел, пополненный представителями казаков496. Вместе с тем уравнительная по своему характеру земельная политика новой власти сталкивалась с пассивным сопротивлением казачества. Так, фактически сорванным оказался земельный районный съезд в станице Еткульской в мае 1918 г., а командированный в Еткульскую член уездного земельного отдела, казак Г. И. Смолин

был вынужден ограничиться частным совещанием с приехавшими делегатами497. Тем не менее, начавшееся перераспределение частновладельческих, войсковых и казачьих земель нанесло серьёзный удар по отношениям собственности и сословной обособленности казачьего землевладения.

Аграрная политика войскового правительства в годы гражданской войны. В июле 1918 г. Войсковое правительство возвратилось в Оренбург. В течение июля - августа проходило восстановление учреждений и органов войска, ведавших земельным делом, аппарата лесничеств и пр. Многие сотрудники отсутствовали, другие возвращались прямо с театра боевых действий. Значительная часть инвентаря была расхищена или передана в те или иные советские организации, помещения отделов были заняты воинскими частями

и т. д.498

Большое количество трудоспособного населения, прежде всего - молодёжь, а также домохозяева (составлявшие основу поселковых сходов), было призвано в действующую армию, что не могло не отразиться на самой возможности проведения земельного переустройства. В октябре 1918 г. в рядах только дутовских войск было около 22 тысяч человек; несколько казачьих полков находились в составе войск Комуча и сибирской армии499. Мобилизационная нагрузка, приходившаяся на казачество, намного превышала соответствующую нагрузку среди гражданского населения. Так, к декабрю 1918 г. на гражданской территории было призвано только 2 возраста, тогда как казаки мобилизовали 15 возрастов500. На 1919 г. в документах Войскового правительства указывалась цифра в 60 тысяч человек в частях, штабах, управлениях и учреждениях войска; в другом источнике - около 50 тысяч501. По мере приближения фронта из станиц привлекалось почти все годное к военной службе мужское население - в качестве строевых, обозников и т. д., от 17 и до 55 лет. В результате боевых действий казачье хозяйство постоянно испытывало нужду в рабочих руках, сократилось поголовье рабочего скота и посевные площади502.

В этих условиях на первый план выдвинулись экстренные, наиболее необходимые меры - организация помощи посёлкам в уборке хлебов (для чего организовывались «технические отряды», с весны 1919 г. согласно постановления круга, даже артели для совместной обработки, построенные на добровольных на-

чалах), размещение и устройство беженцев, главным образом на территории 3-го и 4-го округов, и т. д.503

Работа всех отделов правительства, связанных с землеустройством и землепользованием, была сокращена до практически осуществимых мероприятий. Так, намеченные на 1918 г. землеустроительные работы практически не проводились, за исключением нескольких станиц 1-го округа, прежде всего - пострадавших от обстрелов («сожжённых»), которых пожары подтолкнули ходатайствовать о расселении. В августе 1918 г. Войсковым правительством была утверждена специальная инструкция, в которой рассматривались вопросы разделения земель крупных станичных и поселковых обществ на несколько самостоятельных наделов. Были проведены гидротехнические изыскания на наделах Верхне- и Нижнепавловской станицы, Григорьевской станицы, и рекогносцировки в Татищевской и Угольной504. B 3 из них были направлены землемеры. В Павловской конфликтующим сторонам не удалось достигнуть согласия, в Татищевской дело встало за отсутствием рабочих рук. В Донецкой станице, где за раздел выступала меньшая (1/3) часть жителей, не удалось собрать полномочный сход505. Реальный опыт этих первых расселений выпукло продемонстрировал основные преграды, с которыми должно было столкнуться землеустроительное дело в будущем. В докладе, подготовленном войсковой земельной комиссией для 3-го Чрезвычайного круга, предлагалось немедленно издать особое постановление, которое, давая широкий простор в распоряжении землями казачеству на местах, в то же время "не давало бы станичным и поселковым обществам чинить отдельным домохозяевам препятствия к выходу на хутора и мелкие посёлки» на более продолжительный срок, и с преимущественными правами на получение выделенного участка при последующих переделах»506.

Так, в отношении станицы Павловской было подготовлено три проекта раздела, один из которых, если бы согласия обоих обществ не было достигнуто, мог быть осуществлён принудительным порядком властью Круга (хотя комиссия круга и признала принудительные выделы нежелательными). В 1919 г. отдел планировал расширить проведение работ, поскольку требования о производстве землеустройства поступили от посёлков всех округов войска.

Разделение земельных наделов должно было привести к увеличению количества самостоятельных посёлков и децентрализации распоряжения надельными казачьими землями, что непосредственно затрагивало интересы станичной верхушки и зажиточного казачества крупных посёлков, в руках которых концентрировалось распределение и использование юртовых угодий. Так, жители Песчанского выселка Нижнеувельской станицы (60 домохозяев и 384 души обоего пола), обратившиеся в правительство с ходатайством о выделении особого надела и создании самостоятельного поселкового управления указывали, что их земельные паи, находившиеся среди земель Нижнеувельского посёлка, использовались нижнеувельским казаками. В сентябре 1918 г. Войсковое правительство предложило произвести раздел нижнеувельского надела и между остальными выселками. Для производства раздела был необходим приговор со списками душ мужского пола разделяющихся обществ «до 1 февраля 1919 г., а о принципиальном согласии - немедленно». Между тем собрание гласных станицы дважды - в октябре 1918 г. и в апреле 1919 г. - отклонило землеустроительные работы в 1919 г. «в виду тревожного времени» (жители выселка в феврале 1919 г. подтвердили стремление к созданию самостоятельного посёлка)507.

Выделение посёлкам дополнительных наделов и переселение туда части казаков, как показывал уже дореволюционный опыт, также могло столкнуться со значительными трудностями. Многие удобные земли войскового запаса арендовались местным крестьянским и казачьим населением, часть арендаторов образовала на этих землях самовольные хутора и заимки508. В условиях революции права подобных арендаторов - «фактических владельцев» - уже принимались органами казачьего самоуправления во внимание, что делало невозможным «освобождение» казачьей земли путём простого сгона крестьян. Иногда казаки и крестьяне, арендовавшие свободные войсковые земли, оказывали прямое противодействие переселяющимся. Так, группа казаков- калмыков предприняла попытку переселения и создания особого посёлка на р. Тогузак. Ходатайство казаков о переселении было поддержано Войсковым правительством, а затем и советскими властями, однако переселению помешали действия казаков соседних посёлков509.

Откладывание официальных землеустроительных работ не могло задержать само расселение казаков на надельных землях, инициированное на местах и поддержанное казачьими властями. Косвенным подтверждением этому служит факт разделения и расселения некоторых многодворных станиц (Павловской, Сакмарской) в годы гражданской войны «самостоятельно, не дожидаясь разрешения сверху», как это отметил в 1920 г. земотдел Оренбургского губисполкома510.

Изменения в казачьем землепользовании в результате первых советских аграрных преобразований, начавшаяся гражданская война заставили органы казачьего самоуправления и земельные учреждения обратиться к комплексу вопросов текущего регулирования землепользования, а также выработки основ земельной политики. Первые постановления Войскового правительства по земельному вопросу, а также постановления окружных властей, были выдержаны в близком Комучу духе. Вступив в члены Комуча, атаман от имени Войскового правительства 15 июля 1918 г. подписал соглашение, согласно которому войско «в вопросах общегосударственных подчиняется Комитету членов Учредительного Собрания, оставаясь автономным в делах местных»511. В приказе Комуча от 6 июля 1918 г. о передаче всех земель в ведение земельных комитетов на основании закона Учредительного собрания говорилось, что казачьи земли остаются, на основании закона, в пользовании казачьих общин на прежних основаниях512. В Оренбурге был создан местный комитет членов Учредительного собрания, «главноуполномоченным» которого был утверждён Дутов513. Объявлялось о восстановлении в губернии и войске земельных комитетов, и принятию к исполнению решения Учредительного собрания по земельному вопросу. Бывшие арендаторы (крестьяне и разночинцы) получали землю от войска на правах аренды; размер платы устанавливался: 3 р. за дес. - пашня, 1,5 - сенокос, 1 руб. - попас скота, что было существенно ниже цен на гражданской территории (для сравнения: Челябинской уездной земельной управой была установлена стоимость 1 десятины пашни в 15 руб)514. При этом, говоря об аренде казачьих надельных земель неказачьим населением, постоянно проживавшим в станицах, земельный комитет 3 округа подчёркивал: «с несостоятельных разночинцев лучше платы не взимать, а с имеющих средства - не выше существовавшей в прежние года»515.

С июля 1918 г. на территории ОКВ в качестве земельных органов были установлены войсковая и окружные земельные комиссии («Положение о земельных комиссиях», обязательные постановления от 9 и 22 августа 1918 г.). Комиссии и станичные правления должны были осуществлять контроль за распределением и использованием войсковых, казачьих и частновладельческих земель, разрешать возникающие при этом противоречия и споры. Восстанавливалась арендная плата за частновладельческие земли в пользу собственников (под контролем станичного правления)516.

Эти акты легли в основу земельной политики в войске летом 1918 г. Но они не могли носить постоянного характера, учитывая известное единство казачьих верхов в отношении основных моментов решения аграрного вопроса517. На состоявшемся в сентябре 1918 г. 3 чрезвычайном Войсковом круге отмечалось, что частновладельческие и офицерские земли уже фактически используются населением во многих местах, без какого бы то ни было общего плана. Так как Учредительное собрание собраться сможет «лишь в очень отдалённом будущем», и на нём будет лишь решаться вопрос о том, на каких основаниях частновладельческие земли должны перейти к войску, войсковая земельная комиссия прямо предложила Кругу единственный выход из создавшегося положения - «практическое осуществление аграрной реформы в общевойсковом масштабе в самом ближайшем времени», то есть по существу, немедленно начать её.

Подтверждались основные моменты реформы, сформулированные в 1917 г.: «доведение площади землепользования... населения до таких размеров, которые обеспечат... благосостояние земледельца», а также установление форм землепользования, при которых «возможно было бы применение наиболее совершенных для данной местности приёмов хозяйства», то есть землеустройство.

Земельная комиссия предложила кругу немедленно, до окончания полного обследования земель, передать все офицерские, частновладельческие, монастырские земли в войсковой земельный фонд, из которого уже сейчас казаки нуждающихся посёлков могли бы получить землю на льготных условиях. При этом офицерские земли, находившиеся в мелком крестьянском владении

(купчие земли), должны были быть оставлены за теми, кто использует их действительно личным трудом, «тем более, что земля досталась им не даром».

В отношении землеустройства кругу было предложено два принципиальных предложения. Во-первых, ограничить власть общества в отношении отдельных домохозяев, желающих выйти на хутора и мелкие посёлка (см. выше). Во-вторых, земельный фонд, составленный из войсковых оброчных земель и частновладельческих, монастырских и прочих участков, не должен был передаваться, при окончательном наделении, в форме обычных прирезок и отводов, одним сплошным массивом. Все свободные земли и участки, перед их распределением, должны были быть разбиты и устроены на отдельные хутора и небольшие посёлки, и в таком виде уже передаваться казакам518.

На основании доклада комиссии, круг в заседании 29 сентября постановил признать все частновладельческие, монастырские и прочие земли в границах войска собственностью войска, «с момента утверждения настоящего постановления» кругом. За собственниками признавалось право на надел в размерах общевойсковой нормы. Отчуждение земель производилось безвозмездно, впредь до окончательного разрешения вопроса Учредительным Собранием519.

С установлением на занятых белыми территориях власти «Временного Всероссийского правительства» - Директории, а затем власти Верховного Правителя началась работа по согласованию аграрного законодательства казачьих областей и политики центральной антибольшевистской власти. Одним из центров этой работы стало совещание по делам казачьих войск (своеобразное казачье представительство) при военном министре, инициатором создания которого выступил представитель Оренбургского казачьего войска войсковой старшина Н. С. Анисимов520. При активном участии последнего, 2 февраля 1919 г. права казачьих войск на «неприкосновенность территории и принадлежность земель войску, как общине, со всеми недрами» (до Национального собрания) признал колчаковский Совмин. Журналом Совета Министров от 13 февраля 1919 г. было постановлено издать акты, гарантирующие Оренбургскому казачьему войску неприкосновенность, до созыва Национального Собрания, казачьей территории; признание Войскового круга распорядителем жизни войска на установившихся выборных

началах, до выборов войскового атамана включительно; признание территории войска «Областью Войска Оренбургского»521. В начале апреля 1919 г. колчаковское правительство пересмотрело постановление Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. о денационализации земель. Тем самым снимались последние, юридические ограничения на их переход в собственность ОКВ522.

На заседании 9 апреля 1919 г. 3 Очередной Войсковой круг постановил взять все офицерские и частновладельческие земли, отчуждённые ранее из территории войска, на учёт и считать входящими в общинную собственность казаков области войска Оренбургского. Излишки этих земель поступали в земельный фонд войска. Купля-продажа земель на территории войска до «Национального Собрания» воспрещались523. В общее пользование войска переходили также монастырские земли, за исключением 100 десятин на монастырь (решение 3-го Чрезвычайного круга, 28 сентября 1918 г.), в надел своих посёлков переходили церковные причтовые земли; священникам, в том числе и муллам, отводилось по полному казачьему паю524.

Таким образом, в ведение войска должны были поступить, прежде всего, 96 офицерских и 380 частновладельческих участков (по состоянию на 1917 г.; соответственно 38892,1 и 410169,6 дес.)525, а также, для распределения в будущем среди населения, 363593 дес. войсковых свободных земель и оброчных статей, которые в начале необходимо было обмерить, оценить и соответственно устроить526. Вместе с тем при рассмотрении вопроса о частновладельческих землях следует учитывать характер фактического их использования. Около половины земельных собственников ОКВ составляли крестьянские товарищества, общества и отдельные мелкие собственники, что подтверждают и данные сохранившегося фрагмента ведомости по частновладельческим участкам на 1919 г.527 Национализация этих земель, учитывая позицию, занятую земельной комиссией и войсковым кругом, не могла серьёзно повлиять на казачье землепользование.

Кроме того, постоянно арендовавшие и проживавшие на войсковых оброчных статьях, свободных землях, офицерских участках крестьяне и разночинцы - т. н. фактические владельцы - также подлежали наделению из этих участков (решение 3-го Чрезвычайного круга 29 сентября 1918 г.).

Коренные разночинцы, имевшие оседлость в станицах, проживавшие на участках станичных и поселковых обществ на правах аренды, могли быть наделены после перехода в казачье сословие; в качестве временной меры, ввиду ходатайств ряда посёлков о наделении разночинцев, вопрос передавался на усмотрение обществ. 6 марта 1919 г. круг также, по просьбам депутатов 3 и 4 округов, воспретил облагать посаженной платой, за подножные корма и прочее тех из них, кто участвовал в «казачьем движении», и умеренно-сочувствующих528.

Комментируя некоторые ограничения землепользования неказачьего населения (необходимость перехода в казачье сословие для получения права пользования казачьими надельными землями), один из делегатов Круга указывал на исторические права казачества, добытые им при завоевании края и в ходе борьбы с большевиками, «которые стремятся не только отнять у казаков право на автономию, но даже уничтожить самоё имя «казаки». Громадная часть казачьей земли непригодна для земледелия и. если допустить свободную, ничем не стесняемую колонизацию гражданского населения на казачьи земли, то в недалёком будущем само казачество стало бы нуждаться в земле»529.

Одновременно «за рамки» реформы выводилась та часть казачества и неказачьего населения, которая поддержала большевиков. С санкции Круга поселковые и станичные общества составляли протоколы о лишении казачьего звания и выселении за пределы войска казаков и разночинцев, сочувствовавших советской власти. Выселяемые лишались права пользоваться своими землями (в т.ч. казаки - надельными), посевы, запасы хлеба, инвентарь, недвижимое имущество подлежали конфискации в пользу войска530. Так, решением окружного съезда 2-го округа осенью 1918 г. были выселены «без права селиться на казачьей земле» жители крестьянского хутора Кирсы (около 300 семейств); были рассмотрены и утверждены протоколы о лишении звания казака и выселении казаков и разночинцев Янгельской, Катенинской и Сыртинской станиц (113 семейств и 92 человека отдельно; выселение было отложено до весны)531. Вместе с тем практика выселения, опиравшегося на решения поселковых и станичных собраний, не получила в войске массового распространения. Там же, где такие решения принимались, они реализовывались непоследовательно.

В Усть-Уйской станице 3-го округа, где выселению подлежали 16 казачьих и 15 разночинских семейств, большинство выселяемых перебрались в лесные землянки и «погреба», и продолжали поддер-

живать тесные связи с родственниками и соседями в станице

Дифференцированный подход к неказачьему населению демонстрируют материалы Бердского станичного правления за 1918 г. В марте 1918 г. специальным протоколом были приняты в общество крестьяне, оседло проживающие в станице. Одновременно общество просило Оренбургский уездный земельный комитет не зачислять в общество тех крестьян, кто имеет надел в своей волости533. В июле 1918 г., после свержения советской власти, станичный сбор отметил, что крестьяне были причислены вследствие нажима на казаков, а само причисление оформлено постановлениями комиссариата трудового казачества. На этом основании казаки постановили исключить 15 крестьянских семейств, а 2 казачьих других посёлков и крестьян с семействами (10 человек) принять в общество. При этом разночинцев, получивших от общества при советской власти паи, сенокошения и огороды, было решено привлекать к несению общественных повинностей до 1 января 1919 г.534

Материалы станичного правления позволяют проследить повседневную жизнь станицы в условиях революции и смены властей, отметив активность станичного общества (выступавшего то в форме станичного сбора с атаманом во главе, то в форме совета казачьих депутатов) в решении насущных вопросов, будь то вопросы, связанные с общественной запашкой и возвращении продовольственного и семенного хлеба, карантином скота, утверждение торгов на общественную землю или самовольная покупка казаками чужих паёв. Так, общество дважды (в январе и августе 1918 г.) обсуждало циркуляры Войскового правительства о землеустройстве в войске, и оба раза не нашло «никакой пользы в отделении от станицы хуторов, разделении на 2 и более самостоятельных надела, увеличении срока переделов», т. к. «станица по количеству паёв не изобильна», постановив порядок землепользования оставить

535

прежним, а разделение признав нежелательным535.

Важной стороной подготовки к аграрной реформе стала реорганизация войскового «земского хозяйства», начатая в 1917 г. Роль его, по мере проведения изменений в землепользовании казаков, расселении станиц и создании новых посёлков и хуторов, долж-

на была возрастать536. К 1919 г. интересующая нас часть хозяйственного аппарата была представлена лесным, агрономическим, земельно-межевым (землеустроительным), оброчным (войсковые оброчные статьи), строительным с подотделами архитектурным и гидротехническим, ветеринарным, оценочно-статистическим и текущей статистики, страховым отделами, а также экспедицией профессора Неуструева на правах почвенного отдела и войсковой, окружными земельными комиссиями. Все они были укомплектованы, специалисты оброчного, лесного, землеустроительного дела, агрономический персонал получали льготы и отсрочки от призыва (все они считались на службе войска). С 1919 г. значительная часть средств на содержание войсковых управлений и аппарата казачьих войск должна была кредитоваться Верховным правителем, то есть центральной властью. Пропорционально числу населения, финансировались и окружные учреждения 1, 2, 3, а с осени 1918 г. - и 4-го округов537.

С восстановлением штата земельной и лесной администрации на местах была возобновлена работа по хозяйственному использованию свободных войсковых и оброчных земель. Осенью 1918 г., на основании постановления Круга, началось определение порайонных цен на свободные земли и оброчные статьи, для сдачи их населению в 1919 г., а с марта 1919 г. - непосредственно сдача в аренду по новым ценам (как хозяйственным способом, так и с торгов). При содействии станичных властей принимались меры против порубок войсковых лесов и самовольного использования земель под посев и попас скота. Одновременно началась реорганизация оброчного хозяйства, с целью провести его обследование, устроить, подготовить к сдаче в аренду и повысить его доходность. Увеличивались штаты объездчиков и смотрителей538. Продолжалась работа по проектированию дополнительных наделов посёлкам войска, хотя и в меньших, чем прежде, масштабах539.

Были внесены изменения в организацию лесного дела в войске. 4 марта 1919 г. круг утвердил доклад по лесному отделу, регулировавший использование войсковых боров, деятельность лесных чинов и стражи, и т. д. Вместе с ним был представлен доклад окружного правления 3 округа, в котором пересматривалась управление лесами в округах, с передачей части прав Войскового правительства окружным правлениям. В июне 1919 г., войсковой

лесничий подготовил и представил кругу на утверждение проект нового «Положения об общественных лесах ОКВ», в котором рассматривались меры по устройству общественных лесов.

В условиях гражданской войны сохраняла свою актуальность и работа по оказанию агрономической помощи населению. Продолжалось обучение в войсковой сельскохозяйственной школе, велась подготовка к открытию новых учебных заведений, в том числе земледельческого училища с ремесленным отделением в 4 округе540. В станице Кочкарской при школе правительство отвело землю для организации культурного хозяйства541. Весной 1919 г. в распоряжение агронома 3-го округа был передан войсковой лагерь, находившийся на р. Увельке, между Карсинским и 2-м Санарским поселками, в 30 верстах от Троицка. На этой земле была образована образцовая ферма 3-го округа для селекционной работы, создания рассадника и питомника для всех видов животных. Участок охватывал площадь около 2800 десятин, в том числе 300 десятин пашни, 1000 десятин степи, а также лес, выгон, луга и пр.542

С целью аккумулирования денежных средств населения, организации снабжения войска необходимыми товарами был создан Казачий банк.

Необходимо отметить, что централизация политической власти, унификация военного и гражданского управления после колчаков- ского переворота были сравнительно спокойно восприняты казачьими верхами. Атаман Дутов одним из первых признал Колчака. Попытка группы демократических казачьих деятелей (совместно со сторонниками башкирского лидера А. З. Валидова и руководством актюбинской группы «народной армии») сместить и арестовать Войскового атамана завершилась неудачей, хотя и свидетельствовала о политическом расколе в самом казачьем движении. Вместе с тем она была предпринята уже после того, как демократическая оппозиция, с её планами ограничения власти атамана, потерпела поражение на Чрезвычайном войсковом круге осенью 1918 г., где большинство депутатов поддержали курс Дутова на установление «твёрдой» власти в войске543. Во-многом личный характер носил конфликт Дутова и руководства Западной армии, также представленного группой оренбургских казачьих офицеров (командующий армией генерал-лейтенант М. В. Ханжин, генерал-майор Н. Т. Сукин, начальник казачьего отдела штаба армии есаул Печёнкин).

Причиной конфликта, а также критики дутовского руководства некоторыми омскими политическими деятелями (к которым присоединился и представитель войска при военном министерстве Н. С. Анисимов) стали неудачи и низкая боеспособность казачьих войск на оренбургском фронте, а отнюдь не стремление ликвидировать казачье самоуправление, признанное Колчаком во время его личного посещения войска весной 1919 г.544

Оренбургские казачьи верхи сыграли важную роль и в урегулировании отношений между Омском и антибольшевистски настроенным руководством башкирского национального движения. Вскоре после перехода Башкирского правительства и частей бывшего Башкирского корпуса на сторону красных несколько депутатов Круга - мусульман объехали башкирские волости Челябинского и Троицкого уездов, с целью установления контактов с башкирскими деятелями на местах, результатом чего стало обращение башкир с просьбой о «присоединении» их к Оренбургскому казачьему войску и представительстве башкирских интересов перед центральной властью. Посетив Круг, Верховный Правитель издал обращение к башкирам, в котором гарантировал «неприкосновенность земли, национального быта, религии и уклада жизни башкир». Была учреждена должность Уполномоченного башкирского народа, которую занял лидер антибольшевистского крыла башкирского движения М. Г. Курбангалеев, начата подготовка к проведению съезда в Челябинске, где должны были быть избраны новые органы руководства национальным движением. Поддержку военного и политического руководства белых (командующий Южной армией генерал Белов, военный министр М. В. Ханжин, глава правительства В. Н. Пепеляев) получил и вопрос предоставления башкирам «казачьего самоуправления» (по образцу Оренбургского казачьего войска)545. О попытках выработки колчаковским руководством более реалистичного внутриполитического курса свидетельствует также изменение отношения к казахскому движению «Алаш»546.

Аграрная реформа, энергичная подготовка к которой продолжалась всю весну и лето 1919 г., вплоть до оставления войсковой территории, являлась частью общей реорганизации внутренней жизни ОКВ. Итогом всей этой работы стало принятие «Положения об автономном устройстве Области Войска Оренбургского»

(март 1919 г.), и «Временное положение о самоуправлении Области Войска Оренбургского», утверждённое в июне 1919 г. Последнее закладывало основы внутренней жизни войска, военной и гражданской власти, управления земельными и иными имуще- ствами, войсковым земским хозяйством. Интересно отметить, в частности, что округа, станицы и посёлки получали полное право юридического лица, могли приобретать недвижимое имущество, вступать в договора, искать в суде, - чем, по существу, ликвидировалась излишняя чиновная опека.

Сравнение аграрного реформирования в ОКВ с другими казачьими войсками показывает, что на востоке страны (в частности, в Оренбургском, Сибирском войсках) разрешение земельного вопроса отличалось большим демократизмом и более последовательным проведением в жизнь принципов сословной уравнительности, что можно объяснить меньшей остротой сословно- земельных противоречий. Так, 2-й круг Сибирского казачьего войска, состоявшийся осенью 1917 г., высказался за передачу частновладельческих земель в собственность войска без выкупа. 3 круг, состоявшийся в марте - апреле 1918 г., признал власть Совета Народных Комиссаров и Брестский мир, а также принял решение о войсковой социализации казачьих земель, предполагавшей передел юртовых наделов между многоземельными и малоземельными станицами547.

В отличие от Урала и Сибири, на юге страны (в Донском и Кубанском казачьих войсках) законодательная деятельность казачьих учреждений проходила под флагом разрешения конфликта между казачеством и крестьянством. Так, официальные постановления и декларации Донского правительства в 1918 - 1919 гг. постоянно подчёркивали готовность казачества к уступкам донскому крестьянству. Утверждённые 7 сентября 1918 г. войсковым кругом «Положение о частновладельческих землях» и «Основные положения земельного устройства казачьего населения Всевеликого Войска Донского» предусматривали принудительное отчуждение помещичьих, офицерских, дворянских, чиновничьих и других частновладельческих земель; предполагалось уравнение казачьих наделов в различных округах и организация расселения548. Однако реальный курс, проводимый в 1918 г. атаманом П. Н. Красновым в земельном вопросе, был направлен на сохранение неприкосно-

венности частного землевладения. Сентябрьский войсковой круг постановил, что никаких мер по отчуждению частновладельческих земель в 1918 - 1919 сельскохозяйственном году «принято не будет»549. Землевладельцам, пострадавшим от захватов, полагалось возмещение убытков деньгами или частью урожая (тогда как на востоке страны аграрное законодательство гарантировало право посевщика на урожай). Только в июне 1919 г. войсковой круг Все- великого Войска Донского принял земельный закон об отчуждении частновладельческих земель в особый земельный фонд550. Безвозмездно отчуждались земли помещиков, благотворительных, учебных заведений и частично земли Церкви, которые когда-либо были вымежеваны из земель войска. За счёт этих земель должны были наделяться малоземельные крестьянские и казачьи хозяйства. Как и в других казачьих войсках, представители донского крестьянства могли быть уравнены в правах и привилегиях с казаками, если они участвовали в противобольшевистской борьбе. В то же время предусматривалась неприкосновенность станичных юртов, войсковых, надельных и купленных земель сельских обществ, земель, приобретённых при содействии Крестьянского банка, наделов в виде отрубов и хуторов, земель промышленных предприятий551.

Более осторожную позицию занял Донской круг и в вопросе о земельной реформе в России. В специальной декларации отмечалось: «Убеждённый в исключительной важности земельной реформы, Круг считает недопустимым решение земельного вопроса за пределами войска в форме простой реставрации дореволюционных земельных отношений или ликвидации земельных отношений революционного времени в порядке административных кар и репрессий»552.

В отличие от Донского войска, верхи оренбургского казачества заявили, что «все земли в России должны принадлежать трудящемуся населению». «В согласии с этим требованием, - говорилось в резолюции по политическому вопросу, принятой 3-м кругом весной 1919 г., - земли частновладельческие, бывшие офицерские, и монастырские, расположенные на войсковой территории, отчуждены Войсковым кругом в земельный фонд Области Войска Оренбургского для распределения их вместе с войсковыми землями между казаками и гражданским населением, переходящим в казачье сословие. Право на помещичьи, кабинетские, казённые,

удельные и монастырские земли казачество признает за крестьянством и прочим трудовым народом по всей остальной России», и будет отстаивать это право (с выкупом или без выкупа) в Учредительном Собрании553.

Законодательно разрешив основные моменты земельной реформы, войско приступило к первым шагам в их реализации. Развёртывание аграрной реформы происходило в условиях решающих сражений на Восточном фронте, в центре которых оказался Южный Урал. Поражение под Оренбургом, боевые действия, развернувшиеся летом 1919 г. на севере Оренбургской губернии привели к кризису политики белоказачьей власти. Однако судьбу войска решили не столько кризисные явления (наиболее заявившие о себе на территории 1-го округа, значительная часть которого была занята советскими войсками уже зимой - весной 1919 г.), сколько военно-политические события, приведшие к отступлению белых с территории края. Несмотря на существенные противоречия внутри «войскового сословия», включавшего в свой состав, наряду с «рядовым» казачеством, офицерство и чиновников Оренбургского казачьего войска, войсковая казачья организация в целом показала себя в условиях гражданской войны эффективным общественным институтом554.

Аграрная политика, проводимая в Оренбургском казачьем войске в 1918 - 1919 гг., подтверждает «бонапартистский» характер мероприятий военной диктатуры в деревне, сочетавшей уравнительно-этатистские шаги в регулировании земельных отношений с общей «либеральной» ориентацией социально- экономического курса, направленного на восстановление отношений собственности и укрепление мелкого крестьянского землевладения. В этой связи мы теперь можем указать не только на легализацию (в установленных режимом рамках) крестьянских захватов, но и на признание казачьего и башкирского землевладения, носившего сословно-корпоративный характер. Реализация аграрного курса белых на Южном Урале сопровождалась поиском политических решений, выработкой механизмов взаимодействия центральной власти и региональных институтов. Главную роль в регулировании аграрных отношений продолжали играть гражданские институты, в т. ч. местные земельные учреждения и органы самоуправления. Политика колчаковского правительства в сфере регулирования земельных отношений строилась, так же

как и политика «демократической контрреволюции», на основе учёта реалий послереволюционной деревни. Вместе с тем общее направление аграрного реформирования, обозначившееся к лету 1919 г. и основанное на утверждении мелкой земельной собственности, сближало политику омского режима с другими «белыми» правительствами, в частности, крымским правительством Врангеля, также разрабатывавшим планы передачи помещичьих земель в «собственность» крестьян. Оценку мероприятий военной диктатуры в сфере регулирования земельных отношений затрудняет то, что отдельные направления аграрного курса (принятие в ведение государства и укрепление в личную собственность крестьян части захваченных земель) оказались неосуществлёнными в результате отступления колчаковских войск с Урала и политического кризиса режима. О результатах политики в деревне косвенно может говорить отмечаемый в литературе факт отсутствия крупных выступлений против белых на Урале, т. е. как раз там, где существовало помещичье землевладение (в отличие от Зауралья и Сибири, где крестьянские восстания явились одной из причин поражения власти А. В. Колчака)555. Проводимый белыми курс в конечном итоге опирался на традиции управления, опыт, идеалы тех общественных сил, которые пришли к руководству антибольшевистским лагерем, фактически вытеснив оттуда правую урало-сибирскую «демократию». Лицо колчаковского («белого») бонапартизма определял либерально-реформистский вариант решения аграрного вопроса, который был максимумом того, на что могли пойти военные и связанные с ними цензовые круги.

С восстановлением на территории Южного Урала советской власти на казачьи районы были распространены «Положение о социалистическом земледелии» и мероприятия политики «военного коммунизма». Фактически свёрнутой оказалась программа землеустроительных работ. С созданием Челябинской губернии в её состав вошла и большая часть бывших земель ОКВ. Другая часть войсковой территории осталась в составе Оренбургской губернии автономного Киркрая. В июне 1919 г. был упразднён (слит с губернским) и войсковой исполком, организованный вскоре после освобождения Оренбурга, и сыгравший важную роль в привлечении казачества на сторону советской власти556. На состоявшемся в 1920 г. в Москве съезде трудового казачества казачьи войска были упразднены.