195. НЕНАВИСТНИКИ РОССИИ
Мы не должны забывать о них никогда. Нам не следует воображать, будто они «успокоились» и «бездействуют», удовлетворившись тем, что они подкинули нам коммунистов, другие 36 лет поддерживают или разыгрывающих в свою пользу...
Этого им мало: надо еще унизить и очернить русскую культуру, изобразить русский народ, как рабский народ, достойный своего рабства, надо подготовить расчленение русского государства и завоевание русской территории, надо исказить, унизить и покорить его христиански-православное исповедание. Усилия в этом направлении не прекращались за все время большевистской революции. Они продолжаются и теперь. Причем одна из излюбленных форм этой пропаганды состоит в том, чтобы залучать в свои сети чисто-русских или недо-обрусевшнх писателей и побуждать их, как якобы «знатоков» вопроса, выступать в печати со статьями или с целой книгой очернения и оклеветания. Ученым за это обещается (а иногда и фактически устраивается!) кафедра; писателям открываются «тайные двери» и источники, пути к радиовещаниям, паспортным облегчениям, вознаграждениям и лекционным разъездам. Скажем прямо: кто хочет делать карьеру в эмиграции, тот должен идти к врагам России и с невинным лицом становиться в их ряды. Автор этих строк знает этот прием «зазывания» и по другим, и по себе самому, ибо ему не раз делались подобные (иногда совершенно обстоятельные!) предложения. Ему известны также «русские» люди, которые, открыв в себе польское, или шведское, или балтийское, или хотя бы туранское естество, вступали на этот путь и делали карьеру в эмиграции.Мы отнюдь не хотим сказать этим, что всякий, критикующий Россию, русский народ и русскую культуру — «продался» и заведомо клевещет. Нет, возможны люди, ненавидящие Россию и готовые сказать о ней любой вздор и любую мерзость, не будучи подкупленными: что же с ними делать, если Россия им не нравится (напр., католикам; однако не только им!).
Вспомним хотя бы непристойный памфлет, выпущенный в свет некоей госпожой Бертой Экштейн, в 1925 году, под пссвдо-английским псевдонимом «сэр Галахад». Памфлет назывался «Путеводитель идиотства по русской литературе». Здесь все — сплошное невежество, все искажено, поругано, переврано и притом с каким-то апломбом развязного всезнайства!.. Здесь русские (буквально!) уподобляются грязным собакам, обделывающим стенку и заранее визжащим от страха, что их ткнут носом в содеянное (28). Русский — это жестокий, злобный, тупой, лишенный достоинства, сексуально извращенный «эксгибиционист» (29); немузыкальный, антипоэтичный (51. 88—89.111 и др.) «всекретин» вроде Кутузова и Платона Каратаева (44) у не способный ни к какому творчеству (47), но всегда готовый к разрушению (38), все равно будь это «татарин Тургенев» (102. 142), «Иванушка Страшный» (99. 101) или «Ванкья Привратник» (50. 61). (Словом: Россия есть творческая «пустота» (47. 109. 119), а русский народ — «мировая чернь» (100). Не довольно ли? — Вспомним тут же книгу о России католика Гуриана, вышедшую через несколько лет в Германии незадолго до водворения Гитлера в качестве поддержки для рейхсканцлера Брюнинга и прелата Кааса с их просоветской политикой. Он, между прочим, изображал Ленина как великого воспитателя в истории человечества... И мы не имеем доказательств для того, чтобы заподозрить его в «неискренности»: кто знает, может быть, и он, и его предшественница верили в свои соблазны и были «убежденными сторонниками» своих слепых и злобных глупостей? Разве человеческая глупость имеет свою меру? Нельзя же всякую слепоту и всякое невежество уверенно приписывать нарочитой лживости или подкупности автора! Возможно еще и простое отсутствие силы суждения, убожество духа, фанатизм иноверия или, наконец, «конфессиональная дисциплина»...Однако нам гораздо труднее поверить, что те вороха неправды и клеветы о России, о русских Государях и их национальной политике, которые напечатаны в книге русского профессора Гогеля149 (1927, по-немецки) и в статьях г.
А. Салтыкова150 (1938 г. в Бельгии), свидетельствуют именно о их духовной слепоте и о малой силе суждения, ибо они, как люди (не скажу «русские»), но выросшие в России и совершившие там всю свою карьеру, могли и должны были знать, где кончается правда и где начинается ложь.Мы не будем возражать г-ну Гогелю, состоявшему до 1912 года помощником статс-секретаря Государственного Совета, на его выходки против русских Государей и Великих Князей, против русской бюрократии и русского народа в целом, особенно против великороссов. Но когда он, например, сообщает об Императоре Александре III будто у него «из-за голенища сапога всегда торчала бутылка водки» (стр. 42. 51); когда он рассказывает о небывалых «попойках» Императора Николая II (стр. 53); когда он выдумывает, будто Великий Князь Николай Николаевич151 как Главнокомандующий русской армией «работал хлыстом» (117) и будто русская армия вообще держалась «дисциплиной кнута и палки» (135); когда он характеризует русскую бюрократию как «стаю волков», как бессовестную «банду», как «ползучий рак» (59. 107. 34. 125. 49. 120. 126), как секту духовных скопцов (66. 114); когда он отказывается говорить вообще «о великороссах, как о народе» (139. 143 и др.), — то, читая все эти лживые непристойности, невольно спрашиваешь себя, куда он ведет и для чего он старается? И лишь постепенно начинаешь понимать скрытую тенденцию всей этой «композиции» только люди другой крови могут дать русскому хаосу истинную дисциплину и государственную форму. Вера в Россию утрачена; ей нужен иноземный хозяин... в лице немца. Вероятно, эта книга и вышла потому в серии, выпущенной «немецким обществом для изучения Восточной Европы», один из председателей которого профессор русской истории в Берлине Хёч в двадцатых годах спровоцировал профессора С.Ф. Платонова152 в «доверительной» беседе и затем выдал его советскому послу Крестинскому.
За Гогелем пришел Салтыков с его учением о том, будто Православие не пробудило в русском народе ни любви.
ни жажды истины, ни чувства красоты и ранга: наш народ остался детищем небытия, вечной смерти и хаоса; русская душа нигилистична, чужда порядку и иерархии и ненавидит государственный авторитет; она «лишена любви» и «ненавидит всякую форму»... Но именно эти слова публичного самооплеванил, помещенные в католической печати, заставили нас усомниться в самостоятельности салтыковских суждений и вспомнить о его главном предшественнике, Чаадаеве153... Выяснилось, каким путем идут враги Православия — католики, и откуда следует ожидать их дальнейшего нападения. И вот, несколько лет тому назад эта новая атака, подготовленная ненавистными выходками господина Федотова154 против России и Православия, против русских Государей, русского чиновничества и русского народа, к поруганию которых Федотов как бы приглашал в своих клеветнических статьях, состоялась на немецком языке: ненавистники России давно уже перекликаются друг с другом.Мы разумеем увесистую книгу русско-шведского католика Александра фон Шельтннга155 «Россия и Европа в русском историческом мышлении» (1948 г., стр. 404), написанную на немецком языке человеком, знающим хорошо по-русски, с точными цитатами и с претензией осветить «до корня» всю историю России. Он якобы знает основной недуг России и может указать ей путь к спасению. А именно, все дело в том, что России не следовало принимать христианство от Византии: спасти Россию от бед мог только римский католицизм, который равнозначен для автора европейской культуре и цивилизации.
Для этой мысли г. Шельтинг имеет два основания: во-первых, свою католическую веру (источник, ни для кого, кроме католиков, не убедительный!), а во-вторых, мнения своего авторитетного наставника, которого он сам называет своим «вождем» (стр. 130. 170. 213), а именно, Петра Чаадаева (1793—1856). Ему он наивно приписывает «энциклопедическую начитанность», от которой он в восторге (46. 185): он все время «учится» у него, превозносит его, восхваляет, вопрошает его как пророка (45. 54. 87.
138. 142. 144. 198). Незаметно Шельтинг «тонет» в Чаадаеве и становится его наивной и верной «тенью»; Чаадаев же не признает на земле никаких ценностей, кроме римского католицизма...Откуда же могла быть такая универсальная осведомленность у Чаадаева? Ведь он выносил ее уже к началу тридцатых годов, когда он еще не имел возможности овладеть ни историческими источниками о католической Церкви, ни большими научными сочинениями по сему вопросу. Это относится и к историкам Европы и Германии, за исключением Нибура. Историческая наука ходила тогда еще в детских башмачках; научные исследования или отсутствовали, или же были примитивны; первоисточники были еще не напечатаны...; а для протестантизма, в особенности, Чаадаев никогда не имел никакого понимания: он мог только слепо верить тому, что выдумывала католическая пропаганда о своей церкви и о средних веках, и повторять затверженное.
Что же касается истории России, то надо признать, что здесь сила суждения Чаадаева была совершенно беспредметна. Первые томы истории Карамзина, повествователя патриотического, но в смысле исследования источников беспомощного, вышли в 1818 году и в дальнейшем были доведены только до Смутного Времени. С тех пор прошло 130 лет. За эти десятилетия русское историческое исследование, так же как и вся русская культура, переживало эпоху великого расцвета и плодоношения; то, что создали в России литература, музыка, театр, живопись, архитектура, скульптура, наука, религиозное исследование, фольклор, раскопки, преистория, опубликование источников — все это постепенно обреталось и поднималось из глубины народного духа, и все это представляет из себя величайшее богатство. 130 лет назад все это можно было только предчувствовать, прозорливо предвосхищать, подобно Пушкину, как «уже наличное» и в то же время — только еще «грядущее». Вот два примера.
1. — За это время, например, собирали и изучали те самые народные песни, которые тогда «просто пелись»; и чем дальше шло это изучение, тем более и русские и нерусские люди (напр., профессор Рудольф Вестфаль (1826—1892), одинаково изумлялись и богатству мелодий, и творческому ритму этих песен, и выражению их, и особенно их совершенно своеобразным тональностям и гармониям; и до сих пор никому еще не удалось ни свести это сокровище национальных песен к западно-европейским формам, ни музыкально классифицировать их виды.
2. — Что же касается русских исторических исследований за эти 130 лет, как в детальном изучении материала, так и в окрыленных синтезах, — то надо просто признать, что выдумки Чаадаева были совершенно вздорны и беспочвенны, и давно уже ниспровергнуты и рассеяны. В начале XIX века Россия стояла непосредственно перед великим расцветом своей культуры, а Чаадаев не видел ни одного бутона, ни одной завязи из всего этого богатства и проклинал все естество русского духа, предсказывая ему засыхание на корню и гибель. Но проклятие его поразило не Россию, а его самого.