194. ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ РЕВОЛЮЦИИ
5. — Новое, социалистически-тоталитарное государство отличается, далее, тем. что оно обдуманно, принципиально и последовательно заменяет идею правосознания идеей рабочувствия.
Правосознание имеет свои аксиомы: 1. — чувство собственного достоинства и уважения к себе и своему духу; 2. — способность управлять собою и свободно строить свою жизнь — как внутреннюю (духовную личность), так и внешнюю (субъект права с хозяйственной инициативой); 3. — взаимное уважение и доверие правительству. Чем строже и полнее соблюдаются эти аксиомы в жизни, тем выше и благороднее государственность в стране.— Тоталитарный строй попирает эти аксиомы. Соблюдающий свое достоинство — идет на пытки и смерть; самоуправление угашается, и внутренне и внешне; недоверие всех ко всем, подозрение и презрение во все стороны становятся системою жизни. Верный коммунист есть раб власти; и в то же время он есть рабовладелец по отношению к некоммунистам; шпион-предатель по отношению к своим сокоммунистам; и кандидат в палачи для всех. Коммунизм, как система жизни, держится на страхе и предательстве. Боятся все — и застращивающие, и застращиваемые; и каждый должен быть всегда готов купить себе жизнь ценою симуляции, отречения, предательства и доноса. Застращивающие боятся мести своих рабов; и в то же время они боятся расправы со стороны «начальства». А тоталитарное «начальство» охотно казнит не только своих соучастников (Зиновьев, Каменев, Бухарин, Пятаков, Рыков, Максим Горький, Орджоникидзе), но и своих палачей — за то, что слишком старались на службе и слишком много знают (Ягода, Ежов, Берия и др.).Что же касается граждан, то новое государство считает взаимное недоверие среди них и взаимный шпионаж — лучшей гарантией своей прочности; и не только в низах, — ибо какой же возможен политический заговор среди привычных доносчиков, — но и на партийных верхах. И сами коммунисты не раз жаловались печатно, что из двух «доверительно» побеседовавших коммунистов — по крайней мере один наверное донесет из страха, как бы другой его не предупредил в этом.
6. — Одна из самых жутких особенностей нового государства состоит в открытии «безмерности нажима». Казалось, опыт столетий установил уже, что есть «мера» террора и вымогательства, мера порабощения и голода, до которой режимы держатся, а после которой народное возмущение сбрасывает деспотизм. Даже римские «императоры» и итальянские тираны эпохи Возрождения находили эту меру и падали. Опыт тоталитарного коммунизма показывает, что эта «мера», по-видимому, может быть растянута и отложена до «безмерности». Весь вопрос в страхе, в организации полицейского аппарата, в голодно-холодном хозяйственном режиме, в монополии печати и, главное, в пренебрежении к смертности населения. Страх парализует мысль и волю; голод и холод довершают этот паралич; полицейский аппарат, отделяющий мужа от жены, детей от родителей и друзей друг от друга развращает и истощает нравственные силы народа; монополия печати убивает общественное мнение; а умелая вербовка палачей с «идейно» задрапированной готовностью не считать казнимых и погибающих — дает тоталитарному государству средства «гулага», «Катыни» и «Аушвица».
Новая государственность не знает меры в принуждении, предела в вымаривании населения, удержа в казнях, стыда и совести в изнасиловании и погублении человека. Она создала новый способ каторжного правления, новый тип злодейского государства, осуществимость которого зависит от целого ряда условий. А именно: оно тем легче может быть осуществлено, чем больше в народе наивной доверчивости и преувеличенных надежд, чем меньше у него образования и характера, чем неустойчивее его правосознание; оно предполагает в организаторах завершенное безбожие, законченную безнравственность, неутолимое властолюбие и неисчерпаемый садизм; для осуществления такого строя необходима крайняя самоуверенность невежд, не понимающих природу человеческой души и слепо уверовавших в противоестественную доктрину социализма; необходима и школа палачей, организующих террор и политическую полицию. Но, что имеет еще особое значение, это поддержка такого злодейского начинания со стороны людей, лишенных национального и патриотического чувства: здесь очень важно участие людей других наций и рас, не способных одуматься, а может быть, даже озлобленных, мстящих и зложелательных.
Понятно, что введение такого строя непременно поведет к массовому вымиранию и убиванию, которое примет характер «геноцида» (т. е. национального истребления); и если введение этого строя будет осуществляться изнутри авантюристами чуженационального и интернационального порядка и поддерживаться извне — по соображениям страха, корысти или завоевания —другими государствами, то борьба с ним может стать особенно трудною. Именно такой «геноцид» происходит вот уже 36 лет в России, при участии многих других народов и почти всех других правительств, охотно прикрывающихся на словах своею «неосведомленностью» и «нейтральностью».7. — Понятно, что такое государство, как система насилия, доведенного до национального истребления, может позволить себе все и не останавливаться ни перед чем. Такова планомерная экспроприация и пролетаризация народа, составляющая самую сущность социализма и коммунизма. Наивные меньшевики были склонны истолковывать программу Маркса в смысле эволюции, капитализм будет все больше и больше пролетаризировать массы, и когда пролетаризированные граждане окажутся в большинстве, тогда они «экспроприируют эскпроприаторов» и введут райскую «свободу» добренького социализма. Совсем иначе у большевиков: капиталисты и средняя буржуазия экспроприируются немедленно: естественное голодание и казни помогают их исчезновению. Вслед за тем экспроприации подвергается мелкая буржуазия, включая сюда и крестьянство; и опять-таки ее исчезновению помогают голод, казни и ссылки в концлагери. Нищета становится лучшей гарантией беспомощности и покорности. Однако история показала уже, что из этого возникает не «всеобщая и равная» нищета, а имущественный передел, новое классовое строение общества, новая классовая дифференциация (политическая и имущественная): слагается партийная верхушка (числом около 2000 человек), абсолютно привилегированная в командовании и в потреблении благ — это повелевающие, угрожающие и приговаривающие; во-вторых, партийно-покорная бюрократия (числом в несколько миллионов, иные исчисляют ее состав в 10—15 миллионов «совчиновников») — это исполнители, передающие террор по всей стране, вымаривающие, казнящие и тихомолком накапливающие новое имущество; и, в-третьих, остается ограбленная, неимущая масса народа из всех прежних классов и сословий (числом в 170—180 миллионов изнасилованных жертв нового «геноцида»).
Именно в таком порядке погибли и крымские татары, карачаи, черкесы, приволжские немцы и ныне доканываются эстонцы, латыши и некоторые другие российские народности. В общем и целом возникает невиданное еще в истории издевательство над равенством: здесь отбирается кверху весь худший элемент страны — люди с рабской психологией, уголовные, нравственно- и религиозно-слепые; элита противодуховности, бессмыслия, продажности и жадности. Если «аристос» значит по-гречески наилучший, а «какистос» — наихудший, то этот строй может быть по справедливости обозначен, как правление наихудших или «какистократия».8. — Да и могло ли быть иначе, когда с самого начала большевизм — разнуздывал людей, а коммунизм их порабощал. Программа Ленина с его призывом «грабь награбленное», с его разлагательством религий, патриотизма, семьи и правосознания сводилась именно к этому: разнуздать, чтобы поработить. Из этого могло выйти и вышло неслыханное по своей гнусности «государство», — явление антиправовое, противо-органическое, заменяющее правопорядок механизмом страха и насилия — явление мирового рабовладельчества. И замечательно, что это новое псевдо-государство с самого начала выступило с мировой программой для всех остальных государств, с готовым разбойничьим штампом, который и доныне навязывается всем остальным народам — то уговором, то заговором, то восстанием, то завоеванием, то вторжением, то тихой сапою. И нет таких порочных и подлых средств, которые не пускались бы при этом в ход.
9. — Вот почему весь этот новый способ организовывать видимость государства должен быть охарактеризован так: система лжи и система насилия во имя вызывающей и законченной пошлости.
Тоталитарный социализм строится ложью и обманом: лживыми обещаниями для масс, систематической ложью в монопольной печати, обманными договорами и обязательствами, обманными призывами и перспективами. Лгут слова, лгут льстивые пресмыкательства, лгут улыбки при подаче избирательных бюллетеней, лгут каменные лица на неповоротливых шеях, лгут «чистосердечные признания», лжет статистика, лжет огромное большинство ученых и их книг, лжет продажное искусство, лжет приспособившаяся к «отцу лжи» псевдо-патриаршая «церковь»...
Наряду с этим тоталитарный социализм строится страхом и насилием, — сверху донизу; и если бы было возможно погасить в душах страх перед этим насилием, то весь этот злодейский строй расползся бы в одну неделю.
И все это — во имя величайшей и невиданной в истории пошлости. Произнося это слово, разумею не «банальность» и не просто низкий уровень коммунистических познаний и идей, а воинствующее посягательство на все великое, чистое, божественное и благородное, что доступно земному человеку. «Идея» нового государства есть безбожное мировоззрение, механическое миропонимание, выдуманный сослепу материализм, отвержение Евангельского учения, попрание философии и науки, презрение к совести и чести, издевательство над самодовлеющим искусством, практика предательства и убийства, или, короче, утверждение на земле дьяволова духа и дела; а этот дух и есть слепота для Божественного и культ ничтожного.
И все это, вместе взятое, именуется тоталитарным социализмом. Господа социалисты! Вы еще не уразумели этого? Вы не поняли еще, что это вы снесли это сатанинское яйцо, высиженное ныне большевиками? Вам еще не жутко? Вы еще настаиваете на ваших затеях? — Будьте же уверены, что кара истории не минует вас...
lt;1—15 ноября 1953 г.gt;