182. О ВОСПИТАНИИ В ГРЯДУЩЕЙ РОССИИ
Тот, кто испытал влияние Предметности на человеческую душу, тот сразу поймет, если я скажу: Предмет есть некая живая и священная стихия, субстанция или «эссенция» духовной жизни, которая несет человеку множество драгоценных даров.
И, прежде всего, она дает ему чувство предстояния: «есть нечто высшее и большее, нежели я сам, такое, что я вижу и к чему я стремлюсь, что мне светит и зовет меня и с чем я связан благоговением и любовью». И далее — чувство ответственности: ибо это предстояние связывает меня, возлагает на меня обязанности и полномочия, за осуществление коих я отвечаю. Отсюда новый дар: чувство реальной силы, которая призвана к действию, так, что решения ее не безразличны и усилия ее не бессильны, но необходимы и драгоценны в плане Божьего Дела. С этим связан новый драгоценный дар - чувство служения, т.е. уполномоченного и призванного самостоятельного делания перед Лицом Божиим, чувство несения бремени, разрешения заданий, - словом, творческого участия в деле мироустроения. В естественной связи с этим стоят новые дары Предметности: с одной стороны, - неподдельное смирение, ибо предстоящий духовной субстанции мира чувствует свою малость и беспомощность, и ответственный знает, за что и перед Кем он отвечает, и несущий служение учится скромности и смирению; — ас другой стороны — Предметное служение дает человеку уверенность в своей правоте, которая свободна и от самомнения, и от гордости,— и некую духовную строгость и властность, которые проистекают непосредственно из чувства Предметной наполненности, призванности и силы. Человек, живущий ответственным Предметным созерцанием, есть вдохновенный человек, а настоящее вдохновение есть именно проявление Предметности и ее дар; человек во вдохновении дышит законом самого Предмета, выговаривает Его содержание, осуществляет Его ритм; и так обстоит везде — в искусстве, в науке, и в политике. Именно поэтому Предметному человеку присущ дар верного целеполагания, ибо цели, которые он видит и ставит, имеют всегда далекую силу и высокий смысл;они бывают верны и в земном, эмпирическом плане, но никогда не ограничиваются им и не исчерпываются, потому что их главная сила и их главный смысл — в «небесно-земном» плане, т.е. в том, что они включены в ткань Божьего Дела. Предметный человек — знает он о том или не знает, а иногда он об этом и не знает, - есть орудие или орган Дела Божьего на земле, а потому и судьба его не безразлична в высшем плане бытия, и сам он спокойно поручает себя Руке Божией,— вот так, как Пушкин выговорил это в своем «Арионе» и как Тютчев выговорил это о самом Пушкине («Ты был богов орган живой»...) Такой человек не считает свой земной конец «гибелью» и не верит в неуспех или поражение своего земного дела: ибо он знает, что «его» дело не есть только «его» дело, а есть Дело Предметное, и потому — Божие, что неудача его есть лишь видимая неудача и что конечная победа его обеспечена высшею Силою. Образно это можно было бы выразить так: он всю жизнь как бы держится правой рукой за небо. Во всяком случае, он твердо знает, где находится его главная опора и Кто, в конечном счете, решает его судьбу.
Все это можно было бы выразить так, что Предметность дает человеку верное чувство собственного духовного достоинства.
Напрасно современные безбожники полагают, будто Бог есть фантастическое существо, пребывающее где-то «за облаками», о коем мы воображаем всякие страхи и перед которым мы все время унижаемся. На самом деле вера в Бога не унижает и не обессиливает человека, а, напротив возносит его, преображает и укрепляет. Это объясняется тем, что Божие присутствие и веяние мы воспринимаем в нас самих, и притом не страхом, а любовью, не протестом, а радостью, н не унижением, а преображением и вознесением. Это-любовь и радость, это восприятие и созерцание Божьего веяния сердцем и волею, это осуществление Его воли, как своей, и признание всего этого мыслью — нисколько не унижает человека, а преображает и возносит его.
Безбожники представляют себе отношение человека к Богу, как отношение маленькой и слабой вещи к огромной и сильной, т. е. как внешнее отношение,— какое-то «внестояние» и «противостояние», страшное, угрожающее...— вот-вот обрушится гора и раздавит... На самом же деле все это обстоит совсем иначе. Это есть внутреннее отношение,— отношение восприятия и любви, присутствия и радости, откуда и возникает своеобразное и таинственное единение человека с Богом.Человек воспринимает дыхание Божие в глубине своего личного духа,— не слухом, и не словом, а сердцем тем таинственным и глубоким чувствилищем, которое мы называем «верою» и «молитвою», а также — вдохновением, совестью, очевидностью или иным актом созерцающей любви. Испытав что-либо из этого,— одним актом или многими, долго или кратко,— человек обновляется. Сущность этого обновления состоит в том, что человек, по слову Евангелия, научается быть и жить па земле в качестве земного «сына» Божня. Для этого надо, чтобы человек любил Бога и вместе с Богом любил то совершенное, что Бог любит; и желал Бога и вместе с Богом желал того божественного, чего Бог желает; — и созерцал Бога и Его Творение лучом своего сердечного созерцания и стремился узреть то, что Бог зрит в людях и в мире. Пережив это, человек осуществляет и утверждает свою способность — «быть с Богом заодно», любить Его н любить с Ним вместе, желать Его и желать с Ним вместе, созерцать Его и созерцать с Ним вместе. И если человек раз осуществил эту способность, оценил се смысл и значение, на деле доказал ее и утвердил за собою, то это значит, что он вошел в ткань духовной Предметности мира, приобщился ей и включился в нее. Это значит, что он стал к Богу в отношение «сына» к «Отцу», стал человеком-сыном. Он перестал быть человеком-волком, или просто — «человеком-сыном-земного отца». Он стал человеком, воспринявшим своего Небесного Отца: — искрою Его огня; каплею из Его предвечного водомета, ценным камнем из Его сокровищницы; дыханием Его уст;—Его органом, Его носителем, Его жилищем или храмом,— Его сыном, имеющим призвание и право говорить Ему «Отче наш!»..
Вот откуда родится то основное, без чего нет духовной личности - чувство собственного духовного достоинства; - это не самомнение, не самоуверенность, не тщеславие, не честолюбие и не гордость, а именно чувство собственного духовного достоинства, в котором уважение к своему духу есть в то же самое время смирение перед лицом Божиим; - и это даже не «чувство», ибо чувство неустойчиво и скоропреходяще, это предметная уверенность, доведенная до очевидности, до убеждения, до основы личной жизни. Это не есть повышенная или преувеличенная самооценка, всегда голодающая по чужому признанию; здесь дело не в оценке своего земного состава, но в способности утвердиться в своем сверхземном составе, т е. установить в себе алтарь Божий и поддерживать па нем огонь Божий (по древнему гимну: «Тебе в сердцах алтарь поставим»...), и обратиться к Богу со словом «Отец» и с делами «сына».
Всякому человеку доступно, и достойно, и необходимо поставить в своем сердце этот молитвенный алтарь, внимать зовам совести и чести и сделать свою волю орудием Воли Божией,— и тем утвердить в себе духовное достоинство, как основу личной жизни, как верное мерило людей и их поступков, как чувство личного, общественного и политического ранга. От этого у человека делается непроизносимое устно и словесно, по вечно-живое «рассуждение» или волевое решение, вроде следующего: «как совершу я это злое дело, я, предстоящий моему Богу и освещаемый Его огнем?»; или: «как войду я сегодня в единение с Богом, покривив душой?»; или: «как соблазнюсь я взяткою, если я призван ткать ризу Божию?»; — «как оправдаю я эту жизнь притворства п лжи перед живущим во мне сыном Божиим?»; — «как уроню в себе носителя Духа?»; — «если совершу эту низость,— то куда я денусь от живущего во мне дыхания уст Его?»;— «что останется от меня, если угашу в себе Его огонь?»...— И все это есть не что иное, как голос собственного духовного достоинства, дающий человеку живую совестливость, повышенное чувство ответственности, непрерывное предстояние, верное и спокойное хождение по Его путям, прилежное ткание ризы Его. А если выразить все это в общей, осторожной и скупой философской формуле, то это есть Предметность сердца, воли и дела.
Вот к чему надо воспитывать новые поколения русских людей. Вот в чем нуждается свободный, достойный, гражданственный русский человек. Вот в чем спасение и расцвет грядущей России. И о том, как нам создать на этих основах новое русское воспитание и образование,— должны быть все наши помыслы.
lt;15 июня 1953 г.gt;