171. КРИЗИС СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛИЗМА

I

Жизнь есть опыт, и учит она нас прежде всего трезвому опыту. Она учит нас, что все отвлеченные доктрины, не выросшие из такого опыта, суть праздные выдумки, ведущие к неудачам и крушению.

В дореволюционное время среди русского студенчества считалось, что тот, кто все время отдает науке или искусству и, в сущности говоря, накапливает и бережет духовный и жизненно-реальный опыт, — а от «общественности» и «политики» сторонится, тот «академист», «карьерист», «шкурник»-и «реакционер». Он, по словам поэта Некрасова, принадлежит к «ликующим, праздно болтающим, обагряющим руки в крови»91. «Настоящий» студент призван прежде всего желать и требовать политического и социального обновления. Он должен иметь «идеал» и содействовать какой-нибудь определенной партии. Но идеал — «один»; другого нет... Это «социализм». Что такое «социализм», из чего он исходит, к чему ведет, как осуществляется, — этого не знал никто. Да и что тут надо знать? Социализм это, по выражению одного пустомели, выведенного Островским, — «все высокое и прекрасное»; мало того — это осуществление справедливости; а справедливость, всеконечно, требует равенства; а если осуществить «справедливое равенство», то начнется братство, свобода и всякое благорастворение воздухов... В это надо верить; за это надо бороться; и «честный» человек непременна стремится «в стан погибающих за великое дело любви»...

В действительности первый признак ответственного и вдумчивого человека состоит в том, что он умеет различать, во что надо веровать и чего нельзя принимать на веру. Именно этого русская радикальная интеллигенция никогда не умела. Ей с самого Вольтера все казалось, что в религии вера неуместна, а верить надо в радикальные политические лозунги. «Просвещенный» человек не может принимать всерьез Евангелие, учение Христа и традицию Церкви; если он это делает, то он или «чудак», которому можно дать снисхождение, или «корыстный лицемер», которого надо осмеять и разоблачить. «Просвещенный» человек должен прилепиться сердцем, воображением, мыслью и волею — к тезисам западного демократизма, республиканства, и, конечно, социализма. Он должен благоговейно читать пошлости Писарева, наивности Чернышевского, сентиментальные вирши Некрасова, сумбуры Михайловского и Лаврова, невежественные глупости народовольческих брошюр и мертвую, абстрактную трескотню марксистской литературы. В это надо верить; и по вере — делать; а для дела — жертвовать.

Кто имел хоть какое-нибудь представление о социализме до 1917?! Никто. Как представляли себе социальную революции ее вожди? Вот, например, князь П. А. Кропоткин, вождь анархического коммунизма, всеевропейски известный своею проповедью индивидуального террора против буржуазии... Сколько убийств было совершено с его одобрения! Вспомним хотя бы свирепое и бессмысленное убиение Императрицы Елизаветы Австрийской в Женеве (1898), итальянского короля Гумберта (1900), португальского короля Дон Карлоса и его наследника Луи Филиппа (1907)... Вспомним убиение целого ряда президентов республик: французского, Сади Карно (1894), уругвайского, Борда (1897), гватемальского, Барриса (1898), домиигикаиского, Эро (1899), североамериканского, Мак Кинлея (1901)... Это все дела рук анархистов-коммунистов, объяснявших свои злодеяния, как «пропаганду фактом»... А эти бомбы, бросавшиеся ими же в кафе и театры, полные народа! «Если ты сидишь с сытой буржуазией, то и погибни вместе с нею» (Рава-шоль92, Вальян93 и другие провозвестники противоестественной химеры...).

И во имя чего все это делалось? Что предносилось Кропоткину, когда он призывал к коммунизму? Он представлял себе дело так: собираются граждане, отменяют всякую власть, отменяют частную собственность и затем вытаскивают из квартир все свое и чуасое имущество и складывают его на площади; образуется огромный ворох (le tas), груда всякого добра, из каковой груды всякий имеет право взять в свое личное пользование то, что ему нужно (prise au tas). Каждому по потребностям; а в смысле труда — с каждого по способностям. Источник зла (власть!) устранен. Немедленно расцветает повальное братство и начинается эпоха свободной «взаимопомощи среди людей и животных» (заглавие одной из его книг). Можно представить себе, как «прозревал» этот престарелый «пророк» анархо-коммунизма, когда он при большевиках вернулся в Россию и поселился в Москве на Новинском бульваре!.. Благодушный старичок со светскими манерами приходил в сущее отчаяние от всего, что делалось в России, он пытался даже уговаривать Ленина и, не преуспев в этом деле, поспешил скорее скончаться... Похоронили его с почетом, как «героя революции»...

А разве далек был от этого Керенский, выпустившим из тюрем в марте 1917 года всю уголовную шпану и пытавшийся вести мировую войну на уговорах и при солдатском митинговании? А прочие эсеры, сумевшие захватить большинство в Учредительном Собрании при помощи самой беззастенчивой всероссийской демагогии, но не умевшие создать никакого отряда для защиты от щелкающей затворами ружей матросни...

Но если так думала и поступала «элита» русской революции, то чего было ждать от волнующегося студенчества? А это значит, что русская радикальная интеллигенция, мечтавшая и вопившая о «социализме», не имела о нем ни малейшего представления. А тут еще эта, не то наивно-глупая, не то демагогически-лживая фраза Карла Маркса, обещавшего, что с водворением социализма сама собою отпадает государственная организация... Он-то о чем думал? Он-то что себе представлял? Или он умалчивал о том, что думал, и вслух произносил другое? И не за ним ли вслед смертельно-больной Ленин, создавший в 1917 году Чеку и требовавший крови, пробормотал, что социализм — это «кооперация плюс электрофикация»?..

Вот этот исход мы и предсказываем для социализма: он рожден «прогрессивным параличом», поразившим дух, разум и инстинкт радикальной интеллигенции, и приведет он к «прогрессивному параличу» хозяйственного инстинкта и духовной культуры. Человечеству нужно социальное устройство, а не социалистическое: ибо последнее по самому существу своему антисоциально.

Жизнь есть опыт, н учит она нас прежде всего ответственному опыту. И когда человечество вынашивает — мыслью, воображением, волею и верою — какую-нибудь социальную химеру, то разоблачить и преодолеть ее может только опыт. Ныне это и происходит во всех странах, захваченных социализмом или коммунизмом. Трудно массе отказаться от вековой мечты; трудно дать воле, окостеневшей в вековых резолюциях и организациях, новое направление; трудно, уверовав, разувериться. И людям социалистической химеры — и вождям, и массам — все еще кажется, что произошло .какое-то «недоразумение», что где-то что-то неверно истолковали, исказили и ошибаются: ведь «идеал» гласил — свобода, демократия равенство, общность (социализм); какой же это социализм, если нет ни свободы, ни демократии, ни равенства? Нет, надо по-прежнему веровать, что социализм это «вес высокое и прекрасное»: обилие, всеобщие сытость и комфорт, равенство, братство, гуманность... Вот как в Англии «лэбэристы» так хорошо (было) завели: всем бесплатные очки, парики, челюсти, корсеты, резиновые удобства. Вот это был социализм: при свободном всеобщем голосовании — исключение частной инициативы, водворение повсюду нового социалистического чиновничества, захват больших предприятий, миллион контролеров и обер-контролсров и всюду — очки и парики, парики и корсеты — бесплатно.

Но именно опыт ведет к пересмотру. И пересмотр этот иыие начался повсеместно... конечно, за исключением таких деятелей, как Бован91 в Англии, Шумахер95 в Германии, Нении96 в Италии, Абрамович97 со Шварцем98 в «Социалистическом Вестнике», по мнению которых все сделанное — «удалось» и надо только продолжать «полным ходом». Эти так до самой смерти не поймут, что социализм уже разоблачен и провалился и что «полный ход» неизбежно приведет или к крайнему левому, или к крайнему правому деспотизму.