137. СТАВКА НА КОЛИЧЕСТВО
Когда читаешь статьи и программы современных русских зарубежных партий, то невольно удивляешься на ту торопливую беспечность, с которой они все (или почти все) спешат засвидетельствовать о своей “вере” в формальную демократию и “потребовать” для России западно-демократического строя.
Мотивы их, в сущности, понятны: 1. — Они отвергают тоталитарный режим (и в этом они правы); но противопоставить ему они не умеют ничего, кроме западной формальной демократии (а это близоруко и беспомощно). 2. — Они ищут опоры у иностранных партий, закулисных организаций и тому подобной, заведомо нерусской или противорусской среды (что всегда опасно или прямо гибельно), а там без присяги формально-демократическому строю и разговаривать не хотят; вот и приходится приспособляться. 3. — Только такой, формально-демократический строй обеспечивает им всем надежду на политическое фигурирование в будущем, а эмигрантская партия только и живет этой надеждой (“я буду министром, ты будешь губернатором, он-она будут сенаторами”...). 4. — Они все еще живут предрассудком, будто всякая демократия гарантирует человеку “права” и “свободу” и будто вне демократии “нет культуры” (то и другое опровергается историей).
Читая их журналы и газеты, понимаешь все это и все-таки удивляешься. Ведь “демократия” есть предмет не веры, а опытного знания. Что же, опыт тридцатилетней эмиграции, а. нередко и шестидесяти-семидесятилетней жизни — не научил русских политиков, что демократия не есть величина однозначная и всюду сама себе равная? Неужели они доселе не поняли, что демократия не есть просто “государственная форма”, которую можно нахлобучить любому народу, — “сойдет-подойдет, не прямо, так набекрень”?.. Ведь демократия предполагает у народа — хозяйственную самостоятельность гражданина, высокий уровень массового правосознания, личный характер, определенность политического понимания и воззрения, гражданское мужество и в особенности опытное разумение государственного дела (см.
“Наши Задачи” 134—135).Как же это они не уразумели, что западно-европейская формальная демократия — не есть ни единственная, ни лучшая разновидность демократии?России надо не заимствовать и не подражать, а искать и находить свое, только для нее подходящее. Нам, русским людям, надеяться не на кого; и бремя наше мы должны поднимать и нести сами. Не можем же мы надеяться на то, что какие-то другие, нерусские люди сумеют понять своеобразие России, постигнуть ее душу, ее дух, ее веру, ее природные трудности и внутренние (душевно-духовные!) недочеты и изобрести для России тот новый политический строй, который ей необходим... Иностранцы не знают России и не понимают ее; они боятся ее; и собираются навязать нам свой политический штамп, в расчете, что он разложит и обессилит Русское Государство.
А России действительно необходимо совсем особое и иное.
Автор этих строк нисколько не сомневается (и давно уже не сомневается), что народу подобает участвовать в политической жизни своего государства: это необходимо государству для единения, это может быть очень полезно правительству для осведомления и контроля, это важно, достойно и воспитывающе для самого народа. Это имеет великое — духовное, нравственное, политическое, хозяйственное и военное значение. Но форма этого участия и степень этого участия должны соответствовать умственному и нравственному уровню народа, а также личным способностям и духовной зрелости человека. Вся задача состоит в том, чтобы научиться верно распознавать эти способности и верно распределять эти права. А эту задачу нельзя ни замалчивать, ни обходить.
Прошло то время, когда Ульянов-Ленин, этот верный представитель русского политического радикализма, уверял, что “каждая кухарка” способна управлять государством. Уже в 1921—1922 годах он открыто выговаривал: “Мы люди вроде того как бы полудикие”, “ни одного шага не умеющие делать со своими правами и со своею властью”; “нам необходимо прежде всего учиться читать, писать и понимать прочитанное”; нас “государством управлять в тюрьмах не учили” и т.
д. Уже тогда этот умный авантюрист понял, что наболтал глупостей, что личная непорядочность и массовая некультурность коммунистов губит советское государство и что политика требует качества. Но ставка на беспринципного и безбожного коммуниста была уже сделана и ему оставалось выделять кверху негодный человеческий материал и губить качественных русских людей. Сталин продолжал это дело с еще большей свирепостью.Совсем не считаться с качеством голосующего человека все-таки невозможно; и это молчаливо признается, как общее правило, всеми конституциями и всеми партиями. Именно поэтому малолетним и невеликовозрастным избирательное право не предоставляется (еще не способны); сумасшедшие также не голосуют и не избираются (уже не способны); уголовные преступники утрачивают на время или навсегда публичные права (доказали свою негодность). Вспомним еще и о женщинах, которым недавно “демократичнейшая” Швейцария в целом ряде кантонов снова отказала в избирательных правах, и притом в порядке всенародного голосования “референдума” (женщины имеют свое, неполитическое призвание).
Это означает, что есть категории людей, признаваемых неспособными и непризванными строить государство своим изволением; и еще, — что в разных государствах эти категории людей определяются различно.
Но вслед за тем у фанатиков формальной демократии начинается слепо-наивный и ничем не оправдываемый оптимизм; а может быть и так, что эти люди не хотят видеть реальную жизнь и ее опасности... Все, все, все остальные признаются политически зрелыми гражданами, полноправными голосователями, компетентными судьями пользы и вреда, политического “добра” и “зла”: все они “призваны” распоряжаться законодательством, национальным воспитанием, обороной государства, благом народа, свободой, культурой и хозяйством страны — и притом независимо от того, какое невежество, какая деморализация и порочность, какая глупость, какой ограниченный кругозор и какие предательские замыслы живут в их душах...
Фанатики формальной демократии стремятся даже всемерно расширить право голосования: они жаждут признать политический авторитет за всяким взрослым-не-су-масшедшим, призвать к свободе некомпетентного и злокозненного суждения и допустить к урнам возможно большее количество обывателей.
Прежде всего — всех женщин, невзирая на органически верный принцип разделения труда (“ты блюдешь дом, а я — на службе”; “ты строишь семейную жизнь, а я государство”); не считаясь с образованием женщин и их естественным, органическим бременем (деторождение); и совсем не оберегая их женственное достоинство, их высшее нравственное, духовное и религиозное призвание. Им надо вытащить всех женщин на митинги, на улицу, на трибуну, заставить их судить и рассуждать за пределами их подготовленности, вовлечь их в партийные раздоры, в политическую клевету, в ругань и драки (ибо теперь дерутся и в парламентах, и в сенатах!); им надо разложить множество браков и семей — партийно-политическим страстным разногласием между мужем и женой.
Затем они стремятся отодвинуть как можно дальше возрастной предел голосования: “Почему 21 год, а не 20? Почему не 19? Почему не 18? Кто зарабатывает свой хлеб, тот взрослый гражданин. Самостоятельный заработок есть признак политической зрелости!”... — Ну, что же, многие юноши и девушки зарабатывают себе на жизнь уже в школе: иной второклассник репетирует двух приготовишек, да так потом и кормится через всю гимназию. Кто не вспомнит десятилетних “папиросников” на улице? трактирных и лифтовых “пикколо”? В Западной Европе нередко пяти- и семилетние дети разносят по домам газеты..; а в некоторых странах труд малолетних применяется в мастерских и на фабриках... А советские беспризорные несомненно сами зарабатывают себе на жизнь...
В революционной России господа “февралисты” пошли еще дальше: в марте 1917 года, на революционных радостях и в знак братского умиления — они освободили из тюрем всех уголовных и дали им право голоса, о чем не без негодования и не без презрения свидетельствует начальник Всероссийского Уголовного Розыска, умный и даровитый Аркадий Францевич Кошко (ныне покойный). Ну, что ж, тюрьма — хорошая школа жизни; и “невинные страдальцы” (мошенники, грабители и убийцы) имели полное основание войти в радость февральского, а потом октябрьского режима и проявить свою “гражданственность”...
И действительно: проявили!“Обидели” только сумасшедших и обошли детскую...
Забыли дать свободу помешанным... Или, по крайней мере, произвести революционную проверку и демократическую чистку среди них, чтобы оставить вне голосования одних буйных и идиотов... — Помилуйте, среди душевнобольных так много добрых и даровитых людей! Душевнобольными были поэт Батюшков207, благороднейший Глеб Успенский208, даровитый Гаршин209, гениальный Врубель210, поэт Кёльдерлин211, романтик Шуман212 и столь популярный среди мистических дам стихописатель Райнер Мария Рильке213... Да, наконец, сам Дмитрий Иванович Писарев214, нигилистические заслуги коего общепризнаны и воспеты даже в энциклопедических словарях,— сидел в сумасшедшем доме, потому что вообразил себя “Богом”... (факт!) Как же можно лишать сумасшедших права голоса — огульно?
Да и детей не следовало бы обижать: у них души чистые, доверчивые и добрые; они наверное стали бы голосовать за “справедливость” — все: галчата, волчата, пыжики, рыжики и все остальные...
К сожалению, надо признать, что это тяготение к расширению голосующего кадра считается у фанатиков формальной демократии сущим проявлением “демократичности” или прямо ее критерием: чем большее количество людей имеет право голоса, тем “демократичнее” данный режим... Ибо они исходят из ложного воззрения, будто человек “воистину” участвует в государственной жизни тогда и именно тем, что от времени до времени всовывает в государственную “урну” установленный билетик, чтобы высказаться по вопросу, в котором он мало или ничего не понимает и выдать свое личное, классовое или партийное вожделение за всенародную и государственную пользу...