ОНТОЛОГИЯ ДУХА ПРАВА И ДУХА МУЗЫКИ
Вопрос об онтологических основаниях права не позволяет обойти вниманием проблему их общей природы с онтологическими основаниями музыки. Как известно, издавна существует устойчивая традиция государственной регламентации музыкального творчества.
Так, еще в древнем Китае из музыки изгонялось все то, что считалось нарушающим общепринятые представления о гармонии мироздания, казалось «аморальным» и угрожающим правопорядку. За создание и исполнение «аморальной» музыки виновные подвергались уголовным наказаниям, вплоть до смертной казни.Являлось ли это чрезмерное внимание к нормативно-ценностной стороне музыкального искусства культурно-историческим казусом или же оно имело под собой какие-то глубокие и вполне оправданные основания? Ответ на этот вопрос содержался уже в древнекитайских философских системах даосизма и конфуцианства, для которых музыка была духовным началом, причастным к нормативным началам бытия. Даосизм видел в музыке непосредственное порождение Дао, этого перводвигателя Вселенной. Уже после того, как из Дао возникла музыка, появились социальные нормы, правила морали и законы.
В конфуцианстве логика рассуждений была несколько иной. -пппяпка. не существова-
ло и музыки. Лишь после того, как правители-мудрецы утвердили иерархические отношения между властями и подданными, установили социальный порядок с помощью морали и права, они занялись упорядочением звуков и созданием музыки.
Древние натурфилософские умозрения открыли, что у права и музыки единая онтологическая основа. Она именовалась либо Дао, либо Логосом, либо Числом, задающим одновременно и музыкальные интервалы, и социальные нормативы. Обнаружив генетическое, структурное и функциональное сходство музыки и права, античность обратила внимание на два типа причинных связей между ними и онтологией миропорядка. С одной стороны, онтологические структуры мироздания равным образом предопределяют строй и музыки, и правопорядка.
И наоборот, музыка и соционормативная реальность способствуют увеличению меры упорядоченности и гармоничности бытия в целом.Архаические культуры открыли, что бытие Вселенной протекает не в великом безмолвии, что оно озвучено и что его онтологические структуры несут в себе сходную акустическую и нормативную информацию о строе мироздания и принципах миропорядка. Эта информация говорит хотя и разными языками, но об одном — о ритмической динамике бытия и о необходимости для человека подстраивать под эти ритмы свое физическое и социальное существование.
Для музыки и права нормативным идеалом служит совершенство социума и мира в целом. Но если для музыки это совершенство выступает как гармония, то для права — только как порядок. В античных картинах мира бытие и совершенство считались состоящими в «интимном сродстве» между собой. Предполагалось, что бытие и является важнейшим из совершенств, выступая самозамкнутым и уравновешенным в своей полноте. Если совершенство мыслилось как атрибут космоса, бытия в целом, то все неустроенное, бесструктурное, дурное, хаотичное объявлялось «не-сущим». Поскольку в этом последнем не было и намека на совершенство, то ему отказывалось в праве быть и оно расценивалось как причастное небытию.
Позднее, уже в средние века способность «быть», а значит «быть совершенным» стала неотъемлемым атрибутом Бога. Бог не только сам способен «быть», но и наделяет этой способностью все вещи. Тем самым он открывает перед ними возможность быть совершенными. Поскольку Бог пребывает во всех вещах, они «есть», «бытуют», и бытие для них является даром Творца своим творениям'.
1 См.: Аверипцев С С Поэтика ранневизантийской литературы. М , 1977, с. 36—52.
Совершенство в качестве атрибута Бога и бытия имело несколько главных модификаций:
а) благо и ведущая к нему нравственность;
б) справедливость и восходящее к ней право;
в) красота как предмет устремлений всех видов искусства, в том числе и музыки.
Таким образом, у музыки и права оказывались общими не только онтология, но и метафизика. Эта общность с разительной отчетливостью обнаруживает себя в «духе музыки». В свете метафизической категории «духа музыки», введенной Ф. Ницше, живая музыка, звучащая в повседневной действительности, — это всего лишь явление этого духа. Сам же дух музыки представляет собой некую глубинную «метамузыку», раздающуюся из метафизических глубин универсума и заставляющую отзываться «струны» самых разных реалий, начиная с живого космоса (музыка небесных сфер) и вплоть до человеческого духа и созданных человеком музыкальных инструментов.
Дух музыки имеет два ведущих модуса — модус становления, творения (дух творящий) и модус разрушения и гибели (дух разрушающий). Это энергия созидания-разрушения, пронизывающая все бытие, повсеместно разлитая во всем сущем, способная в разных формах заявлять о себе, в том числе в виде музыкальных гармоний и дисгармоний и социальных норм и аномии. Имея собственный метафизический ритм, способный попеременно чередовать темы созидания и разрушения, дух музыки своими маятниковыми колебаниями побуждает целые народы то к созиданию порядка и гармонии, то к разрушению и хаосу.