Юстиниан I и оформление церковно-государственной доктрины
После смерти Юстина I в 527 г. на престол вступил его 45-летний племянник Юстиниан, причастный к политическим делам еще при жизни дяди и самостоятельно правивший вплоть до 565 г.
Положение дел в государстве, которое застал Юстиниан было достаточно плачевным. На территории Западной части империи с начала V в. одно за другим возникали варварские королевства: вестготов, вандалов, бургундов, франков. В 476 г. Западная Римская империя вообще перестала существовать[422] [423]. Под властью Юстиниана оставались восточные области бывшей империи. В Европе к ней принадлежал Балканский полуостров (до Дуная) без северо-западной части (Далмации), захваченной остготами. В Азии владения империи занимали всю Малую Азию до Армянских гор (почти до Кавказа), Сирию (за верхний Евфрат) до Месопотамии и отчасти северную Аравию. В Африке за ней сохранились Египет и Киренаика. Вся территория разделялась на 64 провинции (έπαρρίαι), соединенные в две неравные префектуры претория (ύπαρριαι): громадный Восток (51 провинция) и гораздо менее значительный Иллирик (13 провинций). С востока империи угрожало сильное новоперсидское царство Сасанидов; на Дунае ее тревожили гунны и славяне; на северо-западе не вполне твердо была425
установлена граница с остготами . К тому же восточные провинции были склонны к сепаратизму, поскольку их церкви в большинстве своем не признали Халкидонский Собор, а население придерживалось монофизитства.
Главным руководящим началом политики Юстиниана являлось восстановление единой Римской империи в границах I - II веков и последующее её сохранение во главе с единым императором. Для осуществления этой идеи он вёл продолжительные войны, проводил исключительную церковную политику и издавал соответствующие законы[424]. Так, в одном из законов, изданном в 534 г., Юстиниан пишет: «Об одном мы умоляем святую и славную Деву Марию, чтобы по ходатайству Её удостоил Господь меня, Своего последнего раба, воссоединить с Римской империей то,
что от нее отторгнуто, и довести до конца высочаишии долг наш» .
Опорой политического единства должно было стать единство идеологическое - единство веры, которое, с нашей точки зрения, продолжало восприниматься в языческих традициях, как единство культа, единство обрядов и т.д., иными словами различные течения в христианстве считались еретическими, поскольку отступали от такого рода единства. Юстиниан в начале своего правления попытался восстановить это единство культа, чем и объясняется его борьба с еретиками. В то же время он первым из императоров осознал, что основные принципы религии, принципы веры у всех христиан, включая еретиков, одинаковы, т.е. в первую очередь, все они - христиане, а значит единство веры, а именно веры христианской, присутствует несмотря ни на что. Постигнувший это император основные свои усилия направил, в первую очередь, на борьбу с нехристианами - иудеями, язычниками и др.
Вместе с тем Юстиниан понимал, что распри внутри христианской церкви подрывают её единство, а следовательно и единство империи, олицетворением которого является единый император. Для того чтобы религиозная борьба не задела фигуру императора Юстиниан отстраняет себя (точнее фигуру императора) от участия в ней. Проявлением этого, на наш взгляд, и стало разделение полномочий царства - императорской власти и священства - церковной власти (церковной организации, иерархии, как таковой). Разделение духовной и материальной сфер жизни империи четко обозначено в знаменитом предисловии к VI Новелле следующим образом: «Величайшие дары Бога людям от человеколюбия свыше данные - священство (ιερωσύνη) и царство (βασιλεία), одно, служа божественному, другое о человеческом заботясь и управляя, - каждое из одного и того же начала вышли, и привели в порядок человеческую жизнь. Поэтому пускай ничто так не было бы весьма желанным царству, как величавость иереев, если бы только за него самого всегда они молили Бога. Ибо если первое было бы беспорочно [425] со всех сторон и с искренностью к Богу сопричастно, второе верно и подобающим образом вверенное ему государство приводило бы в порядок, было бы согласие некое благое, так что всё благо роду человеческому было бы подарено»[426].
Таким образом, духовную сферу олицетворяет священство, материальную - царство. И то, и другое, по словам Юстиниана, является даром Божиим, а значит, подчеркнуто равенство между ними. Итак, царство заботится о делах человеческих, т.е. императору вверяются сугубо политические функции, в первую очередь, сохранение мира в единой империи, священство же служит делам Божественным, т.е. сохранение мира в церкви перекладывается на плечи духовенства. При этом, если священство «беспорочно ... и с искренностью к Богу сопричастно», а царство «подобающим образом вверенное ему государство приводит в порядок», между ними устанавливается согласие (συμφωνία) на благо человечеству. Следовательно, Юстиниан подчеркивает союз, сотрудничество священства и царства. Отделив столь гениальным образом идеологическую сферу от политической, Юстиниан, во-первых, снял с фигуры императора вину за церковные распри, а во-вторых, фактически изъял из обязанностей императора исполнение функций pontifex maximus, вверив данные функции церкви. Однако это отнюдь не означало, что император совсем отстранился от религиозных дел, он по-прежнему принимал в них непосредственное участие (не случайно речь шла о союзе), но это участие уже не являлось вмешательством, имело четкие границы и в случае выхода за них вело к конфликтам между императором и церковными иерархами. По существу, отныне император, символизировавший ранее и религиозное единство в качестве pontifex maximus, стал олицетворять только политическое единство, как обладатель высшей верховной власти. А это существенно отличало византийского императора от римского рекса и принцепса. С этого времени религиозные разногласия, по мнению Юстиниана, не должны были подрывать единство самой империи, точнее, осознание этого единства.Подчеркивая, что и царство, и священство произошли из одного и того же начала (εκ μιας τε και της αυτής αρχής), Юстиниан уравнивает эти две власти по значимости, но по значимости именно в деле сохранения единства империи - о политическом единстве заботится император, о религиозном - церковь.
Отсюда следует, что император добровольно отказывается отвечать за духовную сферу жизни подданных, перекладывая эту ответственность на церковь. Иными словами, император сам определяет свои полномочия, отвергая так называемый цезарепапизм.Но ни в коей мере Юстиниан не наделяет церковь теми полномочиями, которыми обладает только император, а именно репрезентативными, т.е. полномочиями воплощать единство империи. Следовательно, отказываясь от цезарепапизма, Юстиниан подчёркивает невозможность и папоцезаризма, т.е. подчинения государства церкви. Сама концепция взаимоотношения церковной и государственной властей в Византийской империи, сформулированная Юстинианом, стала ведущей для всей истории Византии. По мнению Ф.Курганова, дух и характер Юстинианова законодательства об отношении церкви и государства находился в связи с практикой и отдельными постановлениями предыдущих императоров, затем это законодательство было «принято и хранимо до конца империи, частью восполнено последующими императорами, и будучи сопоставленным с их определениями, оно может служить истинным выражением отношений византийских императоров к
429
церкви и церковной власти» .
Первый шаг конкретной политики Юстиниана к осуществлению широких планов мировластительства был сделан в Африке[427] [428]. В 533 г. Юстиниан отправил сначала небольшое войско для покорения северной Африки, где в V в. образовалось Вандальское королевство, затем, воспользовавшись кризисом власти и недовольством местного населения политикой завоевателей-вандалов, он заключил мир с Персией, после чего направил в Африку значительно большее и лучшее войско во главе с полководцем Велисарием, которое уже в марте 534 г. отпраздновало триумф[429] [430] [431]. Император в упоении победой выразился: «Г осподь наградил меня своей милостью, дозволив мне возвратить одну из римских провинций и уничтожить народ вандалов. Теперь там будет
432
господствовать единство веры» .
Не случайно некоторые исследователи считают Юстиниана не только приверженцем римских традиций, но и своего433
рода «крестоносцем» за веру . Сразу после завоевания Юстиниан издал определение об управлении Африкой, в котором своей основной задачей провозгласил отмщение «обид и оскорблений», нанесенных вандалами официальной церкви и «освобождение народа столь большой провинции от ярма рабства»[432] [433]. Фактически, Юстиниан исполнил просьбу африканских епископов, собор которых просил его заняться исправлением церковных дел, нарушенных вандалами. В новелле 535 г. «Об Африканской церкви» (De Africana Ecclesia) император подчеркивал, что все движимое и недвижимое имущество церкви, захваченное у нее в период господства вандалов, подлежало немедленному возвращению. В этой новелле, кроме того, подтверждалось распространение на африканские владения церкви общего закона о церковных имуществах 535 г., согласно которому запрещалось отчуждать путем продажи, дарения или обмена церковное имущество, движимое и недвижимое, в том числе сельских рабов и колонов. Церкви африканского диоцеза получали разрешение отбирать у «незаконных» владельцев как res proprias, так и possessiones. Карфагенской церкви предоставлялись все права, которыми пользовались церкви метрополии. Одновременно все инаковерующие - ариане, донатисты, иудеи, язычники, подвергались преследованиям; им запрещалось отправлять церковные обряды, занимать какие-либо общественные и административные должности435. Как арианам, так и донатистам было запрещено проводить собрания, совершать крещение, строить церкви, рукополагать епископов или клириков. Они не могли иметь никакой власти над православными и не должны были причинять им никакой обиды. Все эти меры вызвали волнения в среде ариан436. Кроме того, после ухода Велисария с войском в Северной Африке вспыхнули ожесточенные восстания, самыми крупными из которых были восстание
437
туземного племени маврусиев и движение под руководством Стотзы .
Оставленному оккупационному корпусу было очень трудно бороться с сопротивлением, которое, то разгораясь с большей силой, то временно затухая, длилось около 15 лет, с 534 по 548 г. Оно охватило большую территорию, ареной борьбы длительное время были Бизацена, Нумидия, Авразия,438
Карфаген . Эта война унесла огромное количество жертв. По словам Прокопия Кесарийского, «если сделать примерный подсчет по тем землям, которым довелось обезлюдеть, скажу, что погибли мириады - мириады мириад. Ливия, протянувшаяся на столь огромные пространства, была до такой степени разорена им (Юстинианом - Л.К.), что встретить там человека на протяжении долгого пути - дело нелегкое и, можно сказать, примечательное»[434] [435] [436]. Впрочем, сам Юстиниан, говоря о завоевании Африки, считал себя орудием, посредством которого Бог отомстил еретикам за поругание своей церкви[437]. Таким образом, восстанавливая единство империи, Юстиниан пытался восстановить и единство религиозного культа. В новелле, изданной после покорения Африки, Юстиниан выразил пожелание, чтобы Бог дал ему силы освободить и другую страну от господства ариан[438]. Здесь он имел в виду Италию, где в конце V в. образовалось Остготское королевство. В 555 г. ценой крайнего напряжения сил Италия была покорена[439]. Помимо северной Африки и Италии, войска Юстиниана в середине VI в., воспользовавшись междоусобной борьбой претендентов на вестготский престол, завоевали юго-восточную Испанию. Таким образом, в середине VI в. значительная часть провинций прежней Западной империи оказалась под властью константинопольского императора[440]. Помимо северной Африки и Италии, войска Юстиниана в середине VI в., воспользовавшись междоусобной борьбой претендентов на вестготский престол, завоевали юго-восточную Испанию. Таким образом, в середине VI в. значительная часть провинций прежней Западной империи оказалась под властью константинопольского императора[441]. В результате наступательных войн подвластная Юстиниану территория удвоилась: Далмация, Италия, восточная часть Северной Африки (часть современного Алжира и Тунис), юго-восток Испании, Сицилия, Сардиния, Корсика и Балеарские острова вошли в состав владений Юстиниана. Г раницы их простирались от Г еркулесовых Столпов до Евфрата. Но несмотря на успехи, разница между замыслами Юстиниана и действительными результатами была значительна: западную Римскую империю в целом возродить не удалось. Вне его власти остались западная часть Северной Африки, Пиренейский полуостров, северные части остготского государства к северу от Альп (прежние провинции Реция и Норика). Вся Галлия также осталась независимой от Византии.
В своих завоевательных походах в Италии Юстиниан очень рассчитывал на поддержку римской епископской кафедры. В 534 г., накануне войны, в Рим была направлена византийская церковная делегация высокого уровня, добившаяся у папы Иоанна II (532-535) формального отлучения некой секты
435 Там же. С. 18 - 19.
436 Курганов Ф. Взаимоотношения между гражданской и церковной властью в Византийской империи.... С. 508-509.
«неусыпающих» (ακοίμητοι)[442], которые являлись друзьями папского престола и противниками Константинополя. Однако уже в начале завоевания, папой был избран Агапий I (535-536), которого готский король отправил в столицу с просьбой отозвать византийские войска от Рима. Несмотря на все почести, с которыми он был принят императором, он получил отказ. От гнева готов его спасло лишь то, что в мае 536 г. он скончался в Константинополе[443]. Юстиниан послал в Рим своего кандидата на папский престол, а именно Вигилия, друга и секретаря умершего Агапия. Не без помощи Велисария он и стал папой (537 - 5 5 5)[444]. И хотя Вигилий являлся ставленником Константинополя, между ним и Юстинианом всё же возникли разногласия несмотря на то, что после возвращения Италии Юстиниан признал папу первым лицом в церкви, а константинопольского патриарха — вторым. Так 130-я (131-я) новелла Юстиниана подтверждает преимущество чести римского епископа: «Согласно с определениями святых Соборов, чтобы святейший папа древнего Рима был первым из всех иереев, а блаженнейший епископ Константинополя, нового Рима, занимал второй чин после Апостольского престола древнего Рима и имел преимущество чести пред всеми прочими; и чтобы блаженнейший архиепископ первой Юстиниании, нашего отечества, имел всегда подчиненными себе епископов областей: Дакии Медитерренийской и Дакии Риненсийской, Триваллеи, Дардании и верхней Мизии и Паннонии, и чтобы они рукополагались от него, а сам он чтобы рукополагался от своего собора, и чтобы в этих подчиненных ему областях сам он занимал место Апостольского престола Рима...»[445]. Изданием данной новеллы Юстиниан в какой-то степени уменьшил недовольство римской курии политикой возвышения константинопольского престола. Исследователи называют несколько причин, побуждавших римских пап добиваться главенства над другими патриархами, - во-первых, желание возродить утерянный престиж Рима, во-вторых, нежелание потерять возможность вести независимый образ жизни и проводить свою политику, поскольку перенесение столицы в Константинополь ослабило влияние императоров на Западе, а независимость пап от императорской власти способствовала укреплению их престижа, наконец, римские папы не хотели терять ореол неприкосновенности и крепости, приобретённый ими во время нашествия варваров[446] [447]. Казалось бы, после признания Юстинианом главенствующего положения римского епископа в церкви, можно отбросить сомнения в лояльности папы Вигилия по отношению к политике императора, тем не менее, конфликт между ними всё же произошёл и связан он был с «восточным вопросом».
Поставив в основу церковной политики сближение с Римом, Юстиниан должен был выступать защитником Халкидонского собора 453 г., против которого были непримиримо настроены монофизитские восточные провинции, но это противостояние совершенно не входило в планы императора, желавшего установить единую веру в своем государстве. Осуществить же религиозное соединение Востока с Западом, Александрии и Антиохии с Римом, оказалось невозможно. Получилось, что правительство Юстиниана в церковной политике представляло собой двуликого Януса, одно лицо которого было обращено на Запад, и спрашивало директив у Рима, а другое на Восток, где искало истины у
450
сирийского и египетского монашества .
Для решения восточного вопроса, в котором речь шла о сохранении таких важных для государства провинций, как Египет и Сирия с Палестиной, Юстиниану следовало определить политику по отношению к монофизитам. В самом начале своего правления он вступил на путь примирения с ними. Изгнанные ещё при Юстине и в первые годы царствования Юстиниана монофизитские епископы получили право вернуться из ссылки. Многие монофизиты получили приглашение в столицу на религиозное примирительное совещание с халкидонитами, состоявшееся в 532 г.[448]. Кроме того, константинопольским патриархом стал епископ Трапезундский Анфим, известный своей терпимостью по отношению к монофизитам. По-видимому, монофизиты торжествовали, поскольку и императрица Феодора сочувствовала им. Однако вскоре ситуация изменилась. Приехавший в Константинополь папа Агапит и партия акимитов (строго православных) подняли такой шум против религиозной уступчивости Анфима, что Юстиниан вынужден был уступить: место смещённого Анфима получил православный пресвитер Мина. Уступка императора папе отчасти связана с началом остготской войны в Италии, поскольку Юстиниан нуждался в сочувствии папского престола. Но совершив эту уступку, император не отказался от дальнейших примирительных попыток с монофизитами. На этот раз он поднял вопрос о так называемых трёх главах, т.е. о трёх церковных писателях V века, Феодоре Мопсуестийском, Феодорите Киррском и Иве Эдесском, относительно которых монофизиты ставили в упрек Халкидонскому собору то, что эти авторы, несмотря на свой несторианский образ мыслей, не получили осуждения на нём. Юстиниан, раздраженный противодействием папы и акимитов, признал, что в данном случае монофизиты правы и что православные должны пойти на компромисс. В 543 г. он опубликовал трактат, в котором подвергал анафеме сочинения этих писателей и грозил анафемой всем, кто станет защищать или одобрять их труды. Запад был смущен тем, что согласие подписать императорский указ будет означать посягательство на авторитет Халкидонского собора. И в то время как восточная церковь соглашалась признать указ и осудить трёх писателей, западная церковь высказалась против. Трактат Юстиниана «О трёх главах» общецерковного значения не получил. Для того чтобы привлечь западную церковь на свою сторону, нужно было убедить римского папу одобрить этот фактический императорский указ. Папа Вигилий был вызван в Константинополь. Явившись туда, он открыто выступил против указа Юстиниана и отлучил от церкви константинопольского патриарха Мину. Но постепенно в силу различных влияний, в том числе и помня том, благодаря чему стал папой, Вигилий уступил Юстиниану и в 548 году издал осуждение трёх глав, так называемый Judicatum. Однако западная церковь не одобрила уступки Вигилия. Италия и Африка восстали против затеи Юстиниана и вовлечения в нее личности папы. Особенной твердостью отличалась Африка, со свойственной ей защитой местной церковной свободы даже против папского Рима[449].
Африканские епископы, созвав собор, даже отлучили папу от церковного общения. Под влиянием критики и со стороны западной церкви Вигилий начал колебаться в своем решении и взял обратно Judicatum. В таких обстоятельствах Юстиниан решил прибегнуть к созыву Вселенского собора, который и собрался в Константинополе 5 мая 553 году. Весной съехались в Константинополь до 150 епископов греческих и около 25 латинских. He было никого ни из ближайшего Иллирика, ни из далеких Галлии и Испании. Из Африки вызваны были подобранные императорской властью 8 человек[450]. Задачей этого пятого Вселенского собора являлось урегулирование некоторых вопросов, связанных с деятельностью третьего и четвертого соборов и касавшихся несторианства и монофизитства. Император хотел, чтобы на соборе присутствовал папа, проживавший в то время в Константинополе. Но папа уклонялся от этого, так что все заседания состоялись без него. Разобрав сочинения вышеназванных трёх писателей и согласившись с мнением императора, собор осудил и предал анафеме «нечестивого Феодора, который был епископом Мопсуестийским, вместе с нечестивыми его сочинениями, и все, что нечестиво написал Феодорит, и нечестивое послание, приписываемое Иве, и тех, которые пишут или писали в защиту их». Постановление собора получило обязательную силу, и Юстиниан стал преследовать и подвергать ссылке епископов, не согласившихся с осуждением трёх глав. Папа Вигилий под давлением императора признал решения собора. В своём «Декретальном послании об утверждении Пятого Вселенского собора» он писал: «Итак, вышеназванные нечестивые три главы мы анафематствуем и осуждаем...И всякого, кто убежден, что эти три главы в какое-либо время должны быть приняты или защищаемы, или же кто будет стремиться когда-нибудь отменить настоящее осуждение, подвергаем такой же анафеме. ... Что же сделано было или мною, или другими, в защиту вышеназванных трех глав, то мы упраздняем определением настоящего документа»[451]. Этим актом папы единство в церкви, которого так добивался Юстиниан, на время было восстановлено.
Готы в Италии были разбиты в 552 г. Папа Вигилий видя это, чувствовал твердость власти Юстиниана. Но он решил вернуться в родной Рим не раньше, чем добьется от Юстиниана льгот для благоустройства разоренной столицы Запада и потрясенной 20-летней войной Италии. Когда 13 августа 554 г. Юстиниан издал, наконец, эту конституцию для Италии под названием «Прагматическая Санкция»[452], папа через 8 лет своего «восточного плена» собрался в обратный путь. Однако он не увидел Рима, в дороге заболел и в Сиракузах 7 июня 555 г. скончался[453]. Запад до конца VI века не признавал решений собора 553 года, и только при папе Григории I Великом (590-604), объявившем, что «на соборе, на котором дело шло о трёх главах, ничего не было нарушено в деле веры или каким-нибудь образом изменено», собор 553 года наравне с первыми четырьмя был признан на всем Западе Вселенским собором.
Из Прагматической санкции, формулировавшей политические и гражданские отношения новых подданных, видно, что Юстиниан смотрел на Италию, как на провинцию, которая ни чем не должна отличаться в своём устройстве от других византийских провинций, общее законодательство империи признавалось обязательным и в Италии. Одной из важнейших фигур в городе становился городской епископ. Его влияние простиралось на управление, суд и полицию. В соответствии со 128 новеллой, святейший епископ избирал городских правителей и по истечении каждого года он вместе с пятью почетнейшими гражданами требовал у них отчета. Следовательно, под надзор местного епископа были поставлены администрация и доходы городов;
457
ему же подлежал и контроль за нравственностью населения . Новелла 86 даровала епископам право высшего надзора над судопроизводством префектов провинции. Если истец потерпит несправедливость от судьи или заподозрит его в пристрастии, он мог обратиться к епископу и тот рассматривал его дело вместе с провинциальным судьёй. Если кто-либо претерпевал от судьи обиду или оскорбление, то епископ разбирал это дело один. Префект обязан был принимать во внимание советы епископа и следовать им в своих решениях под угрозой жестокого наказания. Кроме того, епископы должны были исправлять злоупотребления в светской администрации. Им предоставлялось право контролировать точность исполнения законов провинциальными властями и
458
право высшего надзора за общественными работами . Получив столь обширные полномочия из рук императора, епископы, тем самым, не могли его не поддерживать.
Напряженная религиозная борьба, которую вел Юстиниан с Римом с целью примирить монофизитов с православными, не оправдала его надежд. Монофизиты спокойно относились к развертывавшимся событиям и не казались удовлетворенными сделанными уступками. К чему это привело, выяснилось впоследствии.
И попытка императора примирения с монофизитами, и борьба с Римом, и созыв Собора, и издание Прагматической санкции, казалось бы, противоречили обозначенному самим Юстинианом разделению полномочий «царства» и «священства». Однако если учесть, что все эти меры предпринимались Юстинианом, в первую очередь, в политических целях, а именно, в целях объединения империи, то это противоречие исчезает само собою.
Не последнюю роль в деле объединения Римской империи сыграло [454] [455] единое законодательство. Издание Юстинианом «Corpus Juris Civilis» трудно переоценить. В своде законов значительное место уделялось вопросам религии. Так, в Кодексе первые 13 титулов первой книги содержат в себе исключительно церковное законодательство. Названия титулов говорят сами за себя: 1) о высшей Троице, 2) о церквах 3) о епископах, клириках и их привилегиях, 4) о судебной власти епископов, 5) о еретиках, манихеях и самаритянах, 6) о неповторимости крещения, 7) о безбожниках, 8) о запрете изображений Христа, 9) об иудеях 10) о запрете иметь еретику или язычнику в собственности христианина 11) о языческих святынях и святилищах, 12) о поиске убежища в церквах, 13) об отпущении в церквах на волю (об освобождении рабов в церквах)[456]. По справедливому замечанию исследователей, чрезвычайно показательно, что все указы, касающиеся религии, были расположены в первой главе Кодекса, воплотившем всё лучшее, что создавалось в римском праве[457], и это означает, что христианство легло в основу правового строя государственной жизни Византии[458]. Более обширное церковное законодательство Юстиниана содержат «Новые конституции» (Novellae - лат., αί νεαραί διατάξεις - греч.). из 177 новелл[459] около 30 посвящено делам церкви, в частности 5, 6, 46, 56, 58, 67, 83, 123, 131, 133, 136, 149[460]. Особого внимания заслуживает 123 Новелла, носящая заголовок «О разных церковных важных положениях»[461]. В 44 главах этой новеллы содержится обширное законодательство о качествах, необходимых для определения на церковные должности, об обязанностях, связанных с духовным званием, о пребывании епископов при своих церквах, о правильном созыве соборов патриарших и провинциальных, о правильном, чуждом злоупотреблений, осуществлении епископами их дисциплинарной власти, о порядке церковно-судебных инстанций, о монастырской дисциплине[462]. В ней, в частности, Юстиниан запретил священникам, дьяконам, иподьяконам и клирикам держать в своём доме любую женщину, кроме матери, сестры, дочери, а монахам - иметь совместную обитель с женщинами, и епископская хиротония людей, живущих с женами и имеющих детей, также воспрещалась[463]. Сами заглавия новелл очерчивают довольно широкий круг церковных проблем, затронутых императором: «О том, как необходимо быть рукоположенными епископам и священникам, и дьяконам, и дьякониссам и какое наказание (должно последовать) в отношении нарушителей формы предписания» (6), «О том, что церковные вещи не отчуждаются, не обмениваются и не отдаются под отдельный залог заимодавцу, но последний довольствуется общими залогами» (7), «О привилегиях архиепископа Первой Юстинианы» (11), «О том, чтобы клирики были ответственны перед архиепископами» (83), «Об отчуждении и эмфитевзисе церковных вещей» (120), «О монахинях и отшельницах и их образе жизни» (133) и т.д.[464]. При этом, если до 556 г. конституции Юстиниана попеременно обращались к церковным, административным и частноправовым темам, то из последних десяти новелл девять посвящено делам церкви и нравственности, поскольку в 556 - 565 гг. престарелого императора интересовали почти исключительно проблематика вероисповедания и мелкие личные вопросы[465]. В церковном законодательстве Юстиниана I затрагивался ещё один существенный вопрос, а именно вопрос о рабстве. Одним из главных последствий христианизации империи явилась фактическая отмена рабства. Согласно христианскому учению, провозглашавшему идею равенства, пред Богом нет «ни раба, ни свободного». Начиная с Константина, императоры принимали законы, фактически предоставлявшие рабам-христианам свободу. Так, 21 октября 335 г. был принят закон, по которому рабы-христиане, покупаемые евреями, освобождались[466], а по конституции 415 г. рабы- христиане, находящиеся в собственности евреев, должны были продаваться церкви, что также означало их освобождение[467] [468] [469] [470]. Эти законы были 471 подтверждены Юстинианом в 530 г. , и тогда же вступил в силу изданный им рескрипт о том, что никакой приверженец иудейства, самаритянства или иного неправославного вероисповедания не может владеть рабом-христианином под 472 угрозой значительного штрафа в казну, а раб при этом получал свободу . Другие основания для освобождения от рабства император указал в своих новых конституциях. Согласно новелле 5 от 20 марта 535 г. раб, вступивший а монастырь, оставался в течение трёхлетнего срока новицием (послушником), если за этот период не было притязания на него со стороны господина, он становился монахом и тем самым обретал свободу, если же он уходил из монастыря, господин имел право вернуть его к себе в качестве раба. Это подтверждала и 123 новелла от 1 мая 546 года. Кроме того, в ней предписывалось освобождение рабов при ординации их епископами, а также, если раб с ведома господина становился священником, он получал свободу и статус свободнорожденного, если же господин не знал об этом, он имел право в течение года вернуть раба в его прежнее состояние . По мнению И. Мейендорфа, Свод законов отражал мечту Юстиниана о всемирном христианском римском порядке[471]. Так, и 123, и 5 Новеллы представляют собой полноценный регламент имперской Церкви, основанный на каноническом законодательстве, изданном соборами, но одновременно эти новеллы создают законы в областях, которых соборы не касались. Например, Юстиниан придал официальную форму «Пентархии» - системе, согласно которой Вселенская Церковь должна управляться пятью патриархами - Римским, Константинопольским, Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским. Как можно видеть, некоторые вопросы, затрагивают внутрицерковную сферу, что, казалось бы, противоречит изложенным в предисловии к VI новелле принципам, которые разграничивают поле деятельности царства и священства. Но здесь вновь на первый план выходят политические интересы императора. Осуществляя нормотворческую деятельность, Юстиниан, по его словам, добивался обновления законодательства, функционирования «хороших законов» на всей территории империи, введения подобающего порядка, соблюдения общих и универсальных законов «для общественного блага», 475 «чтобы предоставить будущему времени подобающую гармонию» . Кроме того, Юстиниан был сторонником правления, основанного на законе, желая избежать обвинения в тирании. При этом, по мнению западного исследователя Дитера Зимона (Dieter Simon), идея закона у Юстиниана должна была включать такие основные характеристики и элементы современной законности (legality), как инструментальность (instrumentality), всеобщность (generality), абстракция (abstraction) и позитивизм (positivism). Под инструментальностью закона в данном контексте понимается его всеобщее применение в качестве средства политической организации и руководства. Инструментальность включает в себя также образовательно-миссионерский аспект и требует, чтобы император сам занимался изданием законов. Что касается всеобщности, в принципе, все законы Юстиниана обращены ко всем подданным. Когда он издавал особое предписание для определённых групп, он отмечал, что это специальный закон. Идея всеобщности закона исходит из идеи равенства всех подданных перед законом. Что же касается абстракции, то Юстиниан не был знаком с ней, как категорией. Он предполагал, что только множество похожих событий оправдывает вмешательство законодателя: «Так как мы слышали, что проблемы такого типа возникают часто, мы считаем [472] правильным решить их посредством общего закона». Если же говорить о позитивизме закона, то конечно, Юстиниан полагал, что истинный закон будет вечным. Однако и он говорил о превратностях жизни, которые оправдывают постоянное вмешательство императора. В целом же намерение Юстиниана править по закону означало то, что он верил, что написанными правилами можно решить все проблемы в обществе[473] [474] [475]. Отсюда следует, что и проблемы, имеющие отношение к церкви, являющейся неотъемлемой частью общества, также можно и нужно решать посредством закона. Впрочем, это дало повод ряду исследователей говорить о вмешательстве Юстиниана в дела церкви и о попытках цезарепапизма с его стороны. В частности Ш. Диль подчёркивает, 477 что в VI в. церковь была в полном подчинении у императора . О том, что Юстиниан утверждает супрематию царства и фактически считает себя главой 478 церкви, говорит и современный историк церкви протоиерей В. Асмус . Выход же из данного противоречия находится внутри решения ещё одной проблемы, а именно, взаимодействия закона и канона. По словам, А.Вишневского, проблема отношения права (закона) и благодати составила сердцевину юридической проблематики раннего христианства, при этом понятие «закон» включало в себя не просто светский закон и даже не просто религиозное предписание, а любое внешнее предписание, противопоставленное по своей сути свободному внутреннему нравственному императиву[476]. Ко времени правления Юстиниана проблема отношения закона и канона обострилась, и причинами этого, на наш взгляд, явились два момента: во- первых, всеобщая христианизация населения привела к тому, что паства стала жить по заповедям Божиим, по канонам. Но поскольку паству составляли граждане империи, они должны были подчиняться государственным законам, поэтому при противоречии между законом и каноном, они вставали перед дилеммой - что главнее, чему следовать. Кроме того, в обществе возникал также вопрос в принципе о допустимости подобного конфликта, и о том, каким образом должны взаимодействовать закон и канон между собою. В качестве второй причины обострения вышеуказанной проблемы иногда называется отсутствие кодекса церковных правил, известного государству и принятого всей церковью. В частности, по мнению Ф. Курганова, только после того, как в первой половине VI в. Константинопольский патриарх Иоанн Схоластик собрал известные в то время соборные постановления, сопоставил их с 85 апостольскими правилами и обнародовал[477] [478], правительство могло определить их отношение к светскому законодательству и установить более точные 481 отношения между церковью и государством . Однако, сам Иоанн Схоластик утверждал, что еще до него были попытки систематизации канонов (в частности, некий составитель разместил каноны по их содержанию под 60 титулами или рубриками), кроме того, как считает Суворов Н.С., сборник канонов Схоластика был составлен во второй половине VI в., и материал был систематизирован под 50 титулами в подражание Дигестам[479] [480]. Таким образом, проблема согласования канонов и законов на уровне государственной власти существовала и до правления Юстиниана. Так, под давлением участников IV вселенского собора императоры Валентиниан и Маркиан издали 12 ноября 451 г. конституцию, согласно которой все законы, изданные в нарушение 483 церковных канонов, признаются недействительными . Юстиниан в конституции от 18 октября 530 г. провозгласил, что «церковные каноны имеют такую же силу в государстве, как и государственные; что дозволяется или запрещается первыми, то дозволяется и запрещается последними: поэтому преступления против первых не могут быть терпимы в государстве, по законам государства»[481] [482]. А в предисловии к 131 новелле от 545 г. он точнее определил и сами каноны, которые должны иметь силу государственных законов: «Предписываем, чтобы священные церковные каноны, изданные или подтвержденные четырьмя святыми соборами, а именно - Никейским, Константинопольским, Эфесским и Халкидонским, имели ранг законов; ибо догматы четырёх вышеназванных соборов мы признаём наподобие святых 485 писаний, а их каноны храним, как законы» . Итак, стоящий на страже законности Юстиниан, заботясь о церковных канонах, как о государственных законах, тем самым, во-первых, оправдывает своё вмешательство во внутрицерковные дела, а, во-вторых, фактически уравнивает две сферы - священство (каноны) и царство (законы), что не противоречит концепции симфонии двух властей, а, напротив, подтверждает её. Своего рода подтверждением этой концепции явилось и добавление в титулатуру императора термина «φιλόχριστος» - Христолюбец, и формулы «εκ θεου βασιλευς» - imperator ex Deo - император от Бога. Реальным воплощением этого принципа впоследствии стал двухместный византийский императорский трон, одно из мест которого предназначено для Царя земного, другое - для Царя Небесного[483]. По мнению И.Мейендорфа, непосредственное вмешательство Юстиниана в богословские споры можно объяснить тем, что он рассматривал христологические вопросы как существенно важные для духовного благополучия людей. А принудительные меры, которые он применял по отношению к противникам его политики были выражением его понимания своей ответственности христианского императора, обязанного награждать добродетели и исправлять ошибки подданных . Однако ни одно из предписаний императора, касающихся собственно догматических вопросов, не было признано церковью авторитетным, все его постановления такого рода обсуждались и, как правило, отвергались собраниями епископов. Так, в конце жизни Юстиниан был готов издать указ, покровительствующий афтартодокетизму - одному из направлений монофизитства - и даже сослал патриарха Евтихия за сопротивление его проекту. Но в Антиохии патриарх Анастасий созвал собор епископов, которые также воспротивились намерению императора. В результате, указ так и не появился. Если, подводя итоги церковно-религиозной политики Юстиниана, задать вопрос, достиг ли он установления единой церкви в империи, ответ придется дать отрицательный. Примирение православия с монофизитством не состоялось; несторианство, манихейство, иудейство и, в отдельных случаях, язычество продолжали существовать. Религиозное единство не было достигнуто, а все попытки Юстиниана установить таковое должны быть признаны неудавшимися. Действительно, основной его заслугой явилось узаконенное разграничение полномочий светской и церковной власти и провозглашение их взаимного сотрудничества (симфонии) в главном деле - сохранении благосостояния империи и её граждан. Таким образом, и сама концепция симфонии появилась исключительно ради единства империи. Данная теория церковно-государственных отношений стала ведущей в политике всех последующих византийских императоров за некоторым исключением. Впрочем, следует согласиться с известным исследователем П. В. Безобразовым, что в истории Византии нельзя понять ничего, если не различать теорию и практику - провозглашаемые законом нормы и их доо соблюдение . [484] [485]