«Исагога» («Эпанагога») и «Василики» - законодательное воплощение идеала церковно-государственных отношений
Период правления Македонской династии является, пожалуй, наиболее изученным в византинистике. Это касается и практики церковногосударственных отношений700. В рамках данного исследования затронем лишь одну проблему, имеющую отношение к периоду с IX по XI вв., а именно - законодательное оформление взаимоотношений церкви государства.
Исследователи обращают внимание на то, что с восшествием на византийский престол в IX в. императоров македонской династии начинается «классицистический» период в истории византийского права. Была задумана и разработана программа «очищения древних законов» (ανακάθαρσις των παλαιων νόμων), суть которой сводилась к переработке Свода гражданского права Юстиниана в соответствии с потребностями времени701. Все устаревшее было предписано опустить, добавить кое-что новое и сделать разъяснение специальной латинской терминологии, переведя её на греческий язык702. Необходимость в новом законодательстве назрела в силу ряда причин. Во- первых, латинский язык кодекса Юстиниана не соответствовал потребностям [692] [693] [694] [695]Византийской империи, так как он был малознаком даже образованным людям, в том числе и чиновникам, следовательно, судьи должны были составлять руководства для частого употребления этих законов, внося туда и местные обычаи, что привело к множеству противоречий. Во-вторых, правительство издавало законы по текущим вопросам, но их нужно было согласовать с уже действующими законами, что также вызывало затруднения703. Наконец, применение права Юстиниана затруднялось разбросанностью законодательного материала по четырём сводам, причём отдельные статьи противоречили друг другу704. Как отмечает Д.Азаревич, вскоре после вступления на престол Василий I Македонянин увидел всё безотрадное положение существующего законодательства, осознал необходимость его реформы и поставил следующие цели: отменить устаревшие и уже не применяемые законы, уничтожить противоречия в старых, но действующих законах, составить краткое руководство по праву для облегчения его изучения705.
И.П.Медведев полагает, что для реализации этогопредусматривались «программа-максимум» и «программа-минимум». Первая была рассчитана на создание универсального свода действующих законов, своеобразной энциклопедии права, а вторая - на облегчение практического применения законов - создание компактного и общедоступного законодательного сборника, в котором бы сосредоточилось все самое необходимое для отправления правосудия70б. На практике реформирование законодательства привело к появлению трёх крупных сводов: «Эпанагога» («Исагога»), «Прохирон», «Василики». Правда, существует расхождение во времени их появления между дореволюционными и современными правоведами. Так, по мнению Д . Азаревича, между 870 и 878 годами было обнародовано «Руководство к познанию законов» (о Πρόχειρος νόμος707); в 884 г. появилось собрание того, что осталось в силе от Юстинианова законодательства; в 884 - 886 гг. появилась «Эпанагога» (Επαναγωγη του νομου708)709, как второе издание «Прохирона»; наконец, к 888 - 889 гг.
относится появление «Василик» (τά Βασιλικά νόμιμα - законы царские)710. Современные исследователи считают, что в рамках реализации «программы- максимум» первым по времени начал создаваться свод действующего законодательства (το πλάτος), финалом чего стало создание Василик - собрания законов в 60 книгах, полностью завершённого только при Льве VI Мудром (886-912), а позднее обогащённого несколькими томами схолий711. В 885 - 886 гг. комиссией, возглавляемой патриархом Фотием , был разработан сборник , названный Исагогой (Εισαγωγή), т.е. «Введением», который долгое время в истории науки числился Эпанагогой712 и опубликованный от лица царствовавших «всеблагих и миротворящих императоров» Василия, Льва и Александра.
Наконец, согласно новейшей интерпретации, в 907 - 908 гг. появился Прохирон, который, по существу, явился новой редакцией Исагоги713. Ещё одну датировку предложил немецкий исследователь Д. Локин: Прохирон - 872 г., Исагога - 880 г., Василики - 900 г.714.Впрочем, независимо от времени проявления законодательных памятников их структура и содержание остались неизменными. Остановимся на них подробнее, чтобы выяснить, какие церковно-государственные отношения они обрисовывают.
Наибольший интерес в этом плане представляет «Исагога». Материал в сборнике разделяется на 40 титулов и содержит нормы процессуального, вещного, брачно-семейного, наследственного, обязательственного и уголовного права. Наряду с ними в сборнике есть не характерный ни для римской, ни для византийской правовой традиции публично-правовой раздел, [696] [697] [698] [699] [700] [701] [702] касающийся власти светской и духовной и её представителей - императора и патриарха. По мнению В.М.Грибовского, положения этого раздела официально «узаконили народные византийские воззрения на царя и таким образом закрепили, оформили данные народного правосознания, сказавшегося в различных литературно-политических памятниках»715. Исследователь Д. Зимон отметил, что Исагога начинается с необычной законодательной идеи: Бог, когда сотворил человека из духа и материи, предоставил закон, как линию между ними. Т.е., по мнению патриарха Фотия, главного автора этого сборника, у Бога во время Творения имелись три субстанции: материя, дух, закон. Подобная троичность в светской перспективе может обозначать, что Бог желал ввести монархию, как правление трех субстанций - императора, патриарха, закона, а не диктат одной из них. Божественный закон, действуя как посредник между духом и материей, телом и душой, императором и патриархом вытеснил императора с позиции абсолютного главы государства. Государство и мир управлялись уже не только императором, но скорее триумвиратом716. В «Исагоге» утверждалась идея, что император и патриарх являются не представителями разных властей, государственной и церковной, а двумя главами единого церковно-государственного организма. «Так как государство, - говорится в документе, - наподобие человека состоит из частей и членов, то наиважнейшими и необходимейшими членами являются царь и патриарх; поэтому мир и благоденствие подданных зависят от единомыслия и 717 согласия царской и патриаршей власти» . Они вместе знаменуют собой полноту земной власти в Византийской империи. Верховным же 718 законодателем, судьёй и правителем данного организма является сам Бог . Функции и полномочия императора и патриарха строго разграничены. Во II титуле «Исагоги» «О василевсе» сказано, что император - «правовая власть, общее благо для всех подданных, ни наказующая из ненависти, ни награждающая по пристрастию; царь, как справедливый посредник в [703] [704] [705] [706] состязании, каждому воздаёт должное по заслугам (§1). Задача императора - охрана и обеспечение существующих сил (народных) добрым управлением, восстановление повреждённых сил бдительною заботою, приобретение новых сил мудростью и справедливыми путями и действиями (§2). Цель императора - благодетельствовать (§3)...Император должен защищать и подкреплять, во- первых, всё, написанное в Божественном Писании, потом все догматы, установленные семью Святыми Соборами, а также избранные римские законы (§4). Император должен быть отличнейшим в православии и благочестии и прославленным в божественном усердии, сведущим в догматах о Святой Троице и в определениях о спасении.» (§5)[707]. Что касается остальных полномочий василевса, то они совпадали с теми полномочиями императора, которые перечислялись в «Дигестах» Юстиниана, за исключением того, что при принятии новых законов он должен был руководствоваться существующими обычаями и духом действующих законов и не допускать введения того, что противоречит церковным канонам[708]. Что касается титула о патриархе, то он является самостоятельным отделом в рассматриваемом законе, поскольку в предыдущем законодательстве ничего подобного не содержалось. В титуле III «Исагоги» «О патриархе» патриарх - «есть живой и одушевленный образ Христа, словом и делом свидетельствующий истину (§1). Задача патриарха - чтобы тех людей, которых он принял от Бога, охранять в благочестии и чистоте жизни, он должен всех еретиков по возможности обращать в православие и присоединять к церкви, и неверных примером светлых и славных поступков склонять к принятию истинной веры» (§2). Цель патриарха - спасение вверенных ему душ...(§3). Отличительные свойства патриаршего достоинства должны заключаться в способности носителя сана к учительству, в равном обращении с возвеличенными и униженными судьбою, в милосердии в отправлении правосудия, суровости к неповинующимся и в смелости относительно обличения царя в случае нарушения им догматов и погрешении против истины (§4). Патриарх один только должен толковать правила древних, определения 721 святых отцов и положения святых синодов» (§5) . Очень важными в «Исагоге» являются статьи о положении Константинопольского патриархата, который «признан первенствующим, вследствие чего...споры между другими 722 кафедрами должны восходить на его окончательное решение» . Он имеет право высшей юрисдикции над всеми, подчинёнными ему митрополиями и епископиями, монастырями и церквями, и может решать возникающие распри не только в них, но и в других патриархатах, орт него независимых. Он разбирает религиозные преступления и ереси, произносит о них своё суждение. Митрополиты и епископы в своих епархиях пользуются той же властью 723 относительно духовных дел . Эти статьи являются значимыми, поскольку de jure ставили точку в давних дебатах между столичным и римским архипастырями о главенстве. Впрочем, de facto этот спор никуда не исчез и продолжался вплоть до окончательного разделения восточной и западной церквей. Таким образом, функции обеих властей в «Исагоге» рассматриваются, как полностью параллельные: глава светской власти обязан заботиться о материальном благополучии своих подданных, глава церкви - о духовной их 724 жизни . 725 догматов и канонов, и на их основании, управление церковью . Если принять во внимание, что подданные императора и паства патриарха, в основном, одни и те же люди, становится понятным, почему государство и церковь, согласно «Исагоге» образуют один организм. «Как человек состоит из души и тела, так и для государственного организма необходимы две власти: духовная и светская, т.е. император и патриарх; и как жизнь человеческая может быть правильной только тогда, когда душа и тело находятся в гармонии между собою, тело следует разумным велениям души, так и в государственном организме благополучие подданных и правильное течение их жизни могут быть только тогда, когда священство и императорство находятся в согласии между собою»[713] [714]. Становится очевидным, что концепция симфонии государственной и церковной властей, сформулированная в VI веке не только не исчезла, но получила своё развитие в IX веке. Принцип равноправности царской и патриаршей власти в теории оставался основным принципом византийского 727 государственного права[715] [716], хотя на практике, отступления от него были далеко не редкими. Исследователи по-разному оценивают идеи и значение «Исагоги». Так, И.П.Медведев, считает, что представления Фотия о строгом разграничении полномочий императорской власти и власти патриарха имеют нонконформистскую направленность, что особенно выражено в стремлении Фотия ограничить власть императора рамками «царства» (βασιλεία), оградить от её посягательств церковную сферу, находящуюся в компетенции патриарха, возвысить и эмансимпировать власть последнего, придав ему своего рода 728 папский статус . Именно поэтому, по мнению учёного, у «Исагоги» с самого начала не было шансов получить прочный статус официального законодательного сборника, пользующегося поддержкой государственной власти[717] [718] [719] [720] [721] [722]. Более того, до сих пор в науке идёт спор о том, была ли «Исагога» 730 вообще официально издана и действовала ли хоть какое-то время? Оставляя данный спор в стороне, остановимся ещё на одной, довольно схожей с предыдущей, оценке этого документа. В.М.Грибовский считал, что в возвеличивании константинопольского патриарха сказались западнопапистские настроения, а сама «Исагога» представляла собой образец временного торжества западной партии, и была вызвана претензиями «восточных пап», воспользовавшихся некоторой слабостью императорской 731 власти . С ним соглашается А.М.Величко, который считает неудивительным, что папистские притязания довольно быстро сошли на «нет», как мало- 732 совместимые с церковно-политическими обычаями Византии . С другой стороны, по мнению иеромонаха Михаила, «хотя «Эпанагога» («Исагога») узаконивала строй только желаемый,... она не могла уничтожиться и не уничтожилась вместе с Фотием.её идеи должны были стать действительностью...следы её влияния видны и в близкое к ней время, затем 733 это влияние усиливается» . Прямым подтверждением этого являются слова А.Васильева о том, что для нас Эпанагога интересна тем, что была переведена на славянский язык. Извлечения из нее находятся в славянских кормчих и в русской печатной кормчей. Идеи Эпанагоги оказывали влияние и на позднейшую российскую историю; так, например, в документах по делу патриарха Никона, при царе Алексее Михайловиче, прямо приводятся 734 постановления Эпанагоги о царской власти . Реализацией «плана-максимум» в программе «очищения древних законов» стало появление универсального свода действующих законов - «Василик» (τα βασιλικά νόμιμα. - царские законы). Работа по составлению большой компиляции из Индексов к Дигестам, Кодексу и Новеллам 735 Юстиниана , начатая ещё при Василии I, завершилась при его сыне - Льве VI Мудром. Из предисловия к Василикам следует, что Лев Мудрый разделил их на шесть томов. Кроме этого все Василики распадались на 60 книг. Отдельные книги делились на титулы. Их число в разных книгах различно. Титулы состоят из глав, которые очень часто распадаются на параграфы[723] [724] [725] [726] [727]. Василики представляют собой целую энциклопедию права, в которой все разделы законодательства Юстиниана объединены и распределены по тематическому принципу. После первой книги, посвящённой Святой Троице и православию, следуют общие теоретические принципы права (кн. 2), собственно церковное право излагается в книгах 3, 4, 5. Нормы, регулирующие деятельность государственных институтов, процессуальное и исковое право содержатся в 6 - 8 книгах. Наиболее крупный раздел - частное право охватывают книги 10 - 53 и 58. Военное право содержится в 54 - 57 книгах, регулирование смерти и захоронений - в 59 книге. Завершается свод разделом 737 «уголовное право» . Главным источником Василик, как уже отмечалось, явилось право Юстиниана, но непосредственного заимствования не было, так как во время составления Василик латинский текст законов затруднял их понимание, на практике же применялись их греческие обработки и комментарии, другие источники не принимались во внимание. Основной целью Льва Мудрого было соединить законодательный материал, разбросанный по четырём различным 738 трудам Юстиниана, в один сборник . Как отметила Е.Э.Липшиц, в Василиках сочетаются два различных типа юридических источников - памятники официального законодательства и плоды трудов юристов, комментировавших 739 эти законоположения . Каждый титул Василик начинается фрагментом из Дигест, затем следуют конституции Кодекса и положения Институций и Новелл, которые подтверждали или дополняли положения Дигест. Василики руководствовались одним комментарием (во избежание коллизий между мнениями юристов). Лев VI приказал перевести латинские термины на греческий - позднее они назывались εξελληνισμοί. Всё вышедшее из употребления в Василики не включалось, при этом туда не вошла большая часть церковного законодательства Юстиниана, так же, как и большая часть Кодекса и Новелл. Дигесты же вошли в Василики целиком. По мнению Д. Азаревича, при рассуждении о том, что внести и что выпустить, редакторы не руководствовались каким-нибудь принципом[728] [729] [730]. Опущены многие конституции по семейному и наследственному праву, а также конституции, относившиеся к отдельным провинциям, в IX веке уже не принадлежавшим Византийской 741 империи . В предисловии к Василикам сам Лев VI выразил желание выключить из юстинианова права то, что ему казалось ненужным. Из церковного права составители свода выпустили то, что уже не применялось на 742 практике . В то же время составители Василик напоминали должностным лицам и в целом гражданам империи о существовании многих, хотя к тому времени и забытых, законов, указывая, что «хотя это обычно и не соблюдается, но против того, кто нарушит положение данного закона, можно подать в суд жалобу на насилие»[731]. Кроме того, следует отметить, что эксцерпирование старого законодательства производилось неодинаково. Некоторые тексты цитировались буквально (новеллы, написанные по-гречески), другие же нередко передавались суммарно. Притом первоначальный смысл часто был выражен крайне туманно. Текст был сильно сокращён, отсутствовали имена императоров и даты появления законов[732] [733] [734] [735] [736]. Все произведённые сокращения показывают, что целью императора было - облегчить изданием данного свода пользование законодательным материалом в судах. В то же время отсутствие в законах Льва Мудрого «лишней» информации позволяет некоторым исследователям полагать, что его законодательство имело высоко символичный характер, и 745 говорить о его сходстве с современным законодательством . В этой связи следует вскользь упомянуть о дискуссии среди византиноведов о том, использовались ли Василики на практике или были предназначены для школьного образования и научной интерпретации законов, и являлись лишь 746 источником для изучения византийского правосознания , а также о соотношении «Василик» и Corpus Juris Civilis. Что касается последнего, то все исследователи едины в том мнении, что издание Василик не вытеснило законодательство Юстиниана из употребления, и на практике можно было приводить положения юстинианова права в греческих обработках наравне с 747 Василиками . Причём, некоторые считают, что при решении вопроса о соотношении Дигест с Василиками, Дигестам принадлежало первое место. Лишь в том случае, когда Василики явно устанавливают новое право, тогда оно делает недействительным старое, т.е. формального акта отмены права и замены его Василиками не было. Ослабляющее же влияние на действие этого права оказывало обычное право, которое привело к фактическому прекращению 74R действия Корпуса Юстиниана . Однако с конца 12 века Corpus Juris Civilis окончательно вытесняется. Император Мануил Комнин в своей новелле о судебной реформе предписывает применение одних Василик. Поскольку в сборнике содержался весь практически применимый законодательный материал, на него стали смотреть, как на основу правоведения и стали забывать остальные своды[737] [738] [739] [740]. Однако, по мнению ряда исследователей, в Василиках воспринято большое количество устаревших норм, и пользоваться ими следует 750 с крайней осторожностью . Ещё Грибовский В.М. указал на это, заметив, что «повеление императора (Льва Мудрого - Л.К.) не могло вдохнуть жизнь в то, что давно изжило своё старое содержание и заменило его новым. Буква закона разошлась с действительным положением вещей». В качестве примера он привёл параграф 1 тит. 6 книги II, провозглашавший, что император не подчинён законам, и отметил, что христианские императоры сами признавали 751 ограничение своей воли предписаниями Евангелия и вселенских соборов . Вопросам, имеющим отношение к церкви, Василики посвящают три книги и 8 титулов. В частности, книга III титул 1 называется «О епископах и 752 клириках (священнослужителях) и их хиротонии» . В ней повторяются положения Кодекса Юстиниана (кн. 1. тит 3 (14, 22, 35), тит. 4 (23, 25, 29), тит.6 (1) и Новелл 137, 6, и особенно детально - 123[741]. Титул 2 книги III - «О числе клириков в Великой Церкви Константинополя» - цитирует Новеллу 3 Юстиниана[742] [743]. Титул 3 этой книги начинается с предисловия к 16 новелле Юстиниана, а затем воспроизводит статьи книги 1 Кодекса тит. 3 (1-3, 6, 11, 27, 755 33, 50) и тит. 5 (1) . Книга III титул 4 «О клириках (священнослужителях), отсутствующих в своих церквях и о назидающих домашних своих» состоит из предисловия к 57 Новелле[744] [745]. IV книга состоит из одного довольно пространного титула «О монастырях, монахах и аскетах и их образе жизни», который включает Новеллы 5, 123, 133 и положение ст.29 тит. 3 книги 1 757 Кодекса Юстиниана . Следующая книга начинается с титула «О церквях и монастырях и святых обителях и имуществах и правах их», который приводит положения из Кодекса: кн.1 тит. 2 (1-3, 5, 6, 11, 15, 19, 20, 22), тит. 12 (3, 4, 6) 8) . Эту тему продолжает титул 2 книги V, также определяющий статус церковного имущества, а именно строений и эмфитевзисов на основе 120 Новеллы Юстиниана с добавлениями из 111 и 119 Новелл. Для нашей темы интерес представляет титул 3 книги V «О церковных канонах и законах», 759 повторяющий основные положения 131 Новеллы Юстиниана : «Повелеваем, чтобы имели силу государственных законов святые церковные правила, изложенные или утверждённые святыми семью соборами, а именно: Никейским..., Константинопольским..., Эфесским 1-м...,Константинопольским 2-м..., Константинопольским 3-м., Никейским 2-м. Догматы вышеупомянутых святых соборов мы принимаем, как Св.Писание, а правила соблюдаем, как законы государственные»[746] [747] [748]. Таким образом, если у Юстиниана законами признавались правила первых четырёх соборов, заканчивая Халкидонским (451 г.), то Василики расширили сферу действия 131 Новеллы вплоть до 2 Никейского собора (787 г.), признав законами догматы Пято- шестого (Трулльского) и Седьмого (2 Никейского) соборов. Интерес представляет также толкование этого закона византийским юристом начала XIII в. Фёдором Вальсамоном, который проблему соотношения канона и закона решает следующим образом: «Правила (каноны - Л.К.) имеют больше силы, чем законы, потому что правила, изданные и утверждённые императорами и св. отцами принимаются, как Св. Писание, законы же, приняты или составлены только императорами и поэтому не имеют преимущества ни пред Св. Писанием, ни пред правилами»[749]. Таким образом, сами византийцы подчёркивали ограничение законодательной власти императора, призывая, в случае противоречия между каноном и законом, следовать первому. Разумеется, это ни в коем случае не умаляло практического значения собственно гражданского законодательства. Для того чтобы облегчить использование многотомного свода Василик в дополнение к нему были составлены специальные справочные пособия типа синопсисов, т.е. обзоры содержания, изложенные в алфавитном порядке по предметному принципу. Известны Большой (кон. Х в.) и Малый (нач. XIII в. ) синопсисы, а также указатели к Василикам, в частности, составленный в конце ХІ в. «Типукейтос» (Τιπουκειτος) («Типукит»), то есть «что где находится»[750]. По мнению Д.Азаревича, Василики могут считаться первым систематическим сводом римских и греко-римских законов, поскольку это выборка начал действующего права, расположенных в строгой системе, без нагромождений тождественных положений различных юристов[751]. Этот свод служил основой действующего права многих восточных народов (Греция, Румыния, Грузия и Армения). Длительное время Василики считались (и большинством исследователей считаются до сих пор) последней официально обнародованной «кодификацией Византии»[752]. Согласно новейшей интерпретации западных и ряда российских исследователей последним по времени из задуманной программы «очищения древних законов» появился Прохирон (ο Προχειρος Νομος - находящийся под рукой закон), преамбулу к которому написал сам император. Свою задачу Лев VI сформулировал так: искоренить из сознания людей страх перед законами, сделать их усвоение более доступным, для чего рассмотреть всю совокупность писаных законов и «из каждой книги избрать самое необходимое, наиболее полезное и часто отыскиваемое и всё это по главам письменно разложить в данной ручной книге законов, почти ничего не опустив из того, что должно быть закреплено в знании многих». Главной же задачей, которой руководствовался император, являлось сведение до минимума церковного влияния и освобождение императорского суверенитете от «недостатков» Исагоги[753]. В 40 титулах Прохирона говорилось о браке и приданом (тит. 1 - 11), об обязательствах (тит. 12 - 20), о наследовании (тит. 20 - 37), о частных и публичных постройках (тит. 38), о преступлениях и наказаниях (тит. 39), о военной добыче (тит. 40). При этом избавиться от влияния церкви императору не удалось. В первую очередь, это касалось брачно-семейного права. Так, титул 7 «О воспрещении женитьбы» провозглашал запрет браков лиц, находящихся в родстве через участников крещения. 11 титул перечислял поводы к расторжению брака. 24 титул говорил о наследственных правах епископов и о завещательной способности монахов. 28 - был посвящён правилам хиротонии епископов и пресвитеров[754]. Прохирон был переведён на славянский язык и входил в состав Кормчих под названием «Градский закон» (Νομος πολιτικος)[755] [756]. Наконец, своего рода завершением законодательной реформы Льва VI стали его 113 Новелл, охватившие широкий круг вопросов, касающихся церковного, брачно-семейного, права, имущественных отношений, наследственного, обязательственного, процессуального и уголовного права, регламентации городского строительства. Новеллы мыслились автором, как единый законодательный свод, снабжённый специальным предисловием, в котором Лев Мудрый даёт следующее оправдание активного законотворчества правителей: во-первых, законодателю не дает отдыхать изменчивая природа человека, во-вторых, деятельность императора и состоит из улучшения законов, 768 запрещения или одобрения обычаев и т.п. . Однако в порядке изложения Новелл трудно уловить какую-либо продуманную систему, отчего у исследователей сложилось впечатление, что, либо Новеллы создавались от случая к случаю[757] [758], либо незнание текущих законов побуждало императора к 770 собственному законотворчеству . Впрочем, последнее мнение опровергается другими учёными, считавшими Льва VI человеком образованным, весьма сведущим и отнюдь не лишённым юридической подготовки[759]. Значительная часть его законоположений не только не осталась мёртвой буквой, но употреблялась как в Византии, так и в странах, подвергшихся её влиянию, государствах православной ойкумены. Новеллы Льва VI не предусматривали какого-то особого урегулирования церковно-государственных отношений, на наш взгляд, они подчёркивали их симфонический тип, тот, о котором писал император Юстиниан. Несмотря на конфликт, происшедший между Львом Мудрым и церковными иерархами по поводу четвёртого брака василевса, несмотря на явное стремление поставить церковь под свой контроль, выразившееся в рекомендации и избрание на константинопольский патриарший престол младшего брата императора - Стефана, новые императорские законы предусматривали как распределение компетенций государства и церкви, так и тот союз, который сложился между ними. Наличие церковно-государственного сотрудничества, в частности, подтверждает 89 Новелла, запрещающая заключать браки, не освящённые церковью[760] [761] [762] [763]. Ещё одним доказательством союзных отношений является 72 Новелла, предписывавшая, чтобы «всякое соглашение, в котором гарантией его подлинности является указание на божественное участие, считается действительным и нерасторжимым, даже если в него не включён никакой пункт 773 о пене» . Можно также в качестве примера симфонии привести 54 Новеллу, запрещавшую земледельцам работать в воскресный день, который у христиан 774 считался праздничным . С другой стороны, Лев VI чётко разграничивал сферу церковных и государственных интересов. Так, 86-я новелла постановляла, «чтобы ни епископ и никто из клира не занимались ни защитою на суде, ни откупами, ни поручительством; делающего же что-либо таковое повелевала на некоторое 775 время отлучать; а пребывающего в сем - извергать» . Всем этим могли заниматься либо чиновники, получавшие жалованье, либо миряне. Кроме того, если 123 Новелла Юстиниана передавала беглых монахов, или священников, отказавшихся от сана в распоряжение городских властей, то 7 и 8 Новеллы Льва VI повелевали, «чтобы клирики и монахи, которые переменили одежду и сделались мирянами, были облекаемы в прежнюю одежду и против воли их»[764]. Однако права монахов не умалялись. Так в 5 Новелле им было предоставлено право завещать своё имущество, как принесённое с собой при вступлении в монастырь, так и приобретённое во время пребывания в монастыре. «Если монах ничего не принёс при вступлении в монастырь, то его имущество делится на две неравные части. Две трети находятся в полном распоряжении 777 монаха, треть же должна быть передана монастырю» . При этом, император встал на защиту интересов всех собственников, изменив законы о рабах императора Юстиниана. 9, 10 и 11 Новеллы Льва VI провозглашали, что «раба, принятого в клир без ведома господина, также и принявшего монашество и сделавшегося епископом, должно возвратить к прежнему господину, хотя бы и 778 против воли» . Если Юстиниан ограничил право хозяина востребовать своего раба обратно в случае бегства в течение трёх лет, то Лев VI отменил данный срок. Таким образом, государство ограничило вмешательство церкви в сферу имущественных отношений. Итак, Новеллы Льва VI в какой-то мере детализировали провозглашённую Юстинианом концепцию симфонии властей. В целом же законодательство императоров Македонской династии означало последнюю широкомасштабную правительственную инициативу в области права. В дальнейшем византийская правовая мысль двигалась, главным образом, в русле частной инициативы, систематизации законодательного 779 материала и его эпитомирования, схолирования и глоссирования . В частности, нормы церковного права - каноны и гражданские постановления, касающиеся церкви, для более удобного использования систематизировались в сборники - номоканоны (νομοκανονες - букв. перевод «законоправильник», νομος - закон гражданский, κανων - правило церковное). Самым известным и исторически значимым является Номоканон в 14 780 титулах или Номоканон Фотия , составленный также в IX веке. С XII в. стали появляться толкования норм номоканонов. Знаменитыми стали толкователи XII в. - канонисты Алексей Аристин, Иоанн Зонара и Федор Вальсамон. Уже в XIII в. некомментированные списки Номоканона были признаны устаревшими и 781 стали выходить из употребления . Императорское законодательство также продолжало оставаться источником церковного права в форме новелл и хрисовул, т.е. грамот с золотыми печатями, представлявших привилегии разным духовным лицам и учреждениям. Однако его анализ выходит за хронологические рамки данного исследования. Чётко сформулированное в Исагоге понятие государства и церкви как единого организма стало доминирующим в определении церковногосударственных отношений и оставалось таковым до конца существования империи. Более того, это понятие наряду с идеалом симфонии было рецепировано странами «восточноевропейского содружества», странами 782 «православной ойкумены» вместе с христианизацией . Исключением не стала и Русь. Восприняв византийскую идею «симфонии властей», русская церковь, строясь сама, устанавливая отношения с формирующимся государством, играла важную роль в устроении этого государства на принципах согласованности закона и канона, взаимной помощи и поддержке. Особенно наглядно это проявилось в области права, поскольку византийские законы, пришедшие на Русь вместе с православной верой в номоканонах, либо служили образцами для русских законодателей, либо прямо использовались как самой церковью, так и 783 государственной властью . Более или менее гармоничные отношения между церковной и светской властью в России вплоть до XVII века, а в начале XVIII в. вместо прежнего согласия Церкви и государства установился новый характер 780 Номоканон Константинопольского патриарха Фотия с толкованиями Вальсамона. Ч.2. Русский перевод с предисловиями и примечаниями Василия Нарбекова. Казань, 1899. 578 с. 781 Цыпин В. Церковное право...С.88. 782 Оболенский Г. Византийское содружество наций. М., 1998. 334 - 342 783 Николин А. Церковь и государство...С.52 - 53. взаимодействия этих институтов, в основе которого лежит приоритет власти государственной и полное подчинение ей власти церковной.