2.1. Становление советской судебной системы (ноябрь 1917 г.- июнь 1918 г.)

25 октября 1917 года большевистская партия, одержав победу над своими политическими противниками, встала перед необходимостью решения вопроса о том, каким же должно быть это новое государство.

Еще в августе 1917 года вождем РСДРП(б) В. И. Лениным была разработана общая программа первых мероприятий социалистической революции в области государственного строительства, предусматривавшая слом старого государственного аппарата. Подчеркивая вслед за К. Марксом важность этой меры, Ленин в то же время говорил о необходимости различать «преимущественноугнетательский аппарат», подлежащий немедленному уничтожению, и «учетно-регистрационный аппарат», который мог быть использован пролетариатом в целях закрепления завоеваний революции¹. Bce правоохранительные органы буржуазной России, в том числе и суд, разумеется, попадали в первую из указанных категорий.

Основным выразителем большевистской позиции в вопросе о суде стал П.И. Стучка. 10 ноября1917 года газета «Правда» публикует его статью под названием «Народный или демократический суд», в которой дается положительная оценка самостоятельно возникших и действовавших пролетарских судов, констатируется необходимость создания единого демократического суда и выдвигается идея выборности судей. По замыслу Стучки выборы судей должны были проводиться по спискам, составленным для выборов в Учредительное собрание.

B тот же самый день на заседании ВЦИК был рассмотрен проект

1

Ленин В. И. Полн. собр. соч. T. 34. С. 307.

Декрета о суде. K сожалению, этот документ не дошел до нас, поэтому мы не знаем достоверно о его содержании, но, судя по всему, проект был основан на положениях указанной статьи. Для редактирования проекта была создана специальная комиссия¹.

15 ноября результаты работы комиссии были представлены уже в Совет Народных Комиссаров, состоявший в то время на 100% из большевиков².

Результатом обсуждения проекта в CHK стало поручение народному комиссару A.B. Луначарскому представить на очередное заседание правительства проект Декларации к Декрету, в которой предполагалось сформулировать основные направления политики новой власти в отношении права. Никаких сведений о том, была ли составлена такая Декларация и рассматривалась ли она в каком-либо из высших государственных органов, в архивах не сохранилось. Однако 1 декабря 1917 года в той же газете «Правда» была опубликована статья Луначарского «Революция и суд», главной целью которой стало обоснование той мысли, что основой деятельности нового суда должно стать правотворчество самих масс, вытекающее непосредственно из революционного правосознания. B этой статье подчеркивалась связь большевистского взгляда на право с хорошо известной теорией профессора Л.И. Петражицкого, считавшей основным источником права личные эмоции индивида, носящие иррациональный характер. Вскоре ту же самую идею выскажет и сам П.И. Стучка: «Школа кадетского лидера Петражицкого могла бы обрадоваться тому, что мы встали на ее точку

¹ Протоколы заседаний ВЦИК 2-го созыва. С. 54.

³ В. И. Ленин. Биографическая хроника. M., 1972. T.5. С. 65.

зрения об интуитивном праве, но мы глубоко расходимся с нею в обосновании этой точки зрения»¹.

17 ноября вопрос о рассмотрении проекта Декрета встает на Президиуме ВЦИК, вероятно, по инициативе самого этого органа^{[84] [85]. Никакого решения в этот день снова принято не было, а 22 ноября правительство вновь решает взять на себя решение данной проблемы. B резолюции, принятой CHK мы, наряду с прочим, находим обоснование правительством своих действий: "Окончательное прохождение законопроекта через ВЦИК тормозится случайными и побочными причинами, лежащими совершенно вне рамок вопроса о суде."[86]}

24 ноября 1917 года Декрет о суде был опубликован и вступил в силу.

Декрет о суде № 1 предусматривал упразднение общих судебных учреждений, прокуратуры, адвокатуры, института судебных следователей^[87]. Таким образом, с принятием этого акта старый суд юридически перестал существовать. Вместо него предполагалось создание местных судов, которые должны были действовать в составе выборного судьи и двух заседателей. Декрет отменил апелляцию и ввел кассационное производство. Предварительное следствие передавалось в руки судьи. Только суд отныне наделялся правом помилования лиц, привлеченных к уголовной ответственности.

Рассматривая нормы первого нормативного акта Советской власти в сфере судоустройства и судопроизводства, нельзя не остановиться на содержавшемся в нем указании о применимом праве. Декрет разрешал судам наряду с советским законодательством пользоваться законами свергнутых правительств, но «лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию».

Декрет о суде № 1 в различное время подвергался критике с разных сторон и по разным основаниям¹. Однако, практически все специалисты отмечали, что данный нормативный акт имел основной своей целью создание единообразных судебных органов новой, Советской, России.

Данное суждение также не представляется бесспорным. Во- первых, созидательная роль Декрета не проявилась до июня 1918 года практически нигде, кроме Москвы и Петрограда. Во-вторых, автор Декрета, П. И. Стучка видел основное значение документа несколько в ином. "Суть Декрета, - писал он впоследствии, - заключалась в двух положениях: 1) разогнать старый суд и 2) отменить все старые законы. И

л

только." Именно столь радикальный подход к буржуазному праву и буржуазному суду, выраженный в законе, и вызвал восторженную реакцию Ленина, назвавшего НКЮ "самым революционным наркоматом"³.

Уездные и столичные съезды местных судей выступали в качестве кассационной инстанции. Кассационным обжалованием могли быть

¹ См.: Крыленко H.B. Судоустройство РСФСР: лекции по теории и истории судоустройства. M., 1924; Берман Я. Л. Очерки по истории судопроизводства РСФСР. M., 1923., Курский Д. И. Ha путях развития советского права. M., 1927.

² Стучка П.И. Указ. соч. С. 155.

³ Там же.

отменены приговор или решение нижестоящего суда при установлении неполноты или неправильности проведенного предварительного следствия, нарушения процессуальных, уголовных норм, несправедливость приговора или отсутствие состава преступления в деянии осужденного. Возможно было возвращение дела на новое рассмотрение с отменой приговора или его изменением в сторону смягчения наказания.

Декрет ограничивал компетенцию местного суда, распространяя его подсудность лишь на гражданские иски ценой не более 3000 рублей и уголовные дела, по которым правонарушителю грозило наказание в виде лишения свободы сроком до 2 лет. Для рассмотрения дел, не входящих в данный перечень, 15 февраля 1918 года в соответствии с нормами Декрета о суде № 2 правительство учреждало окружные суды в составе выборного судьи и двенадцати народных заседателей¹. Округ суда охватывал несколько уездов.

B юридической литературе на протяжении долгих лет ведется дискуссия о причинах принятия этого документа. Действительно, введение двухзвенной судебной системы представляется не вполне последовательным актом, учитывая то, что большевики в данный период были сторонниками идеи "единого народного суда".

Декрет ВЦИК и CHK РСФСР «О суде» № 2 от 7 марта 1918 г. закреплял ряд демократических принципов судопроизводства, получивших в дальнейшем свое развитие: принцип состязательности, принцип устности, принцип национального языка и др.

' СУ РСФСР. 1918. № 26. Ст. 420.

Таким образом, ДекретыСоветской власти к весне 1918 года закрепляли двухзвенную судебную систему с четким разграничением полномочий, регламентируя порядок формирования каждого из ее элементов и порядок их деятельности по осуществлению правосудия.

Однако на практике дело с образованием новых революционных судов обстояло значительно сложнее.

B научной литературе давно утвердилось мнение, что после принятия Декрета о Суде № 1 процесс местного нормотворчества в области судоустройства и судопроизводства был если и не полностью приостановлен, то, по крайней мере, введен в нужное правительству русло¹. Некоторые исследователи, опираясь на единичные факты, пытались доказать, что революционное правосознание трудящихся, создававших судебные учреждения на местах, как правило, полностью соответствовало сознанию и воле представителей центральных законодательных органов. Декрет о Суде, по мысли этих авторов, лишь закрепил ту судебную систему, которая в отдельных местностях уже была создана народом.

Лишь немногие историки, занимавшиеся данной проблемой, вопреки традиционному взгляду, полагали, что принятие центром нормативного акта, призванного способствовать становлению единообразной судебной системы на всей территории государства, практически никак не повлияло на ситуацию на местах в период с ноября 1917 по июнь 1918 года.

Так Ю. Токарев в статье "Роль советов в судебном строительстве" отмечает, что Декрет о Суде №1 был расценен на местах как документ, носящий исключительно рекомендательный характер².

¹ См. Грингауз Ш. K вопросу об уголовном праве и правотворчестве масс в 1917 и 1918 годах.// Советское государство и право . M., 1940, № 3, Малькевич T. Ф. Создание первых революционных судов. // Советское государство и право . M., 1940, №№ 7,8,9.

² Токарев Ю. С. Роль Советов в судебном строительстве ( октябрь 1917 - июнь 1918 гг.) // Проблемы государственного строительства в первые годы советской власти. Л., 1973.

своих рассуждениях идет Э. H. Алешкина. Анализируя в своей работе " Местное правотворчество в первые годысоветской власти" реальное положение в отдельных регионах России в первые месяцы после Октября, она приходит к выводу, что основная отличительная черта данного периода - это "почти неограниченная инициатива местных

* і

органов по изданию нормативных актов" .

Именно последнее мнение нам и представляется наиболее верным. Весьма показательным с этой точки зрения является суждение П. И. Стучки, писавшего о судебном строительстве зимой 1918 года: "Центральная власть в этом процессе непосредственного участия принимать не могла и ограничилась лишь общими директивами"².

K причинам, обусловившим бурное развитие местного правотворчества мы еще вернемся. Сейчас же перед нами стоит задача выяснить действительную картину судебного строительства, происходившего на территории нашей страны до лета 1918 года. И первое, что обращает на себя внимание при исследовании документов, относящихся к данному периоду, - это существенное различие протекания процесса создания новых судов в центре и на местах.

Одной из самых распространенных форм осуществления правосудия на местах в данный период является рассмотрение уголовных и гражданских дел Военно-Революционными Комитетами и местными советами рабочих и солдатских депутатов. Такое положение дел, объясняемое широким толкованием лозунга «Вся власть -Советам!» сложилась в, Костромской и Воронежской губерниях. Так лишь в марте 1918 года Костромской губисполком предписывает всем нижестоящим административным органам «все дела о вооруженных выступлениях против Советской власти не рассматривать у себя, а передавать военно-

* Алешкина Э.Н. Местное правотворчество в первые годы советской власти. Воронеж, 1977. С. 13. ² Пролетарская революция и право. M., 1918. № 1.

революционному суду»¹.

Воронежский городской Военно-Революционный Комитет самостоятельно рассматривал по существу уголовные дела на основании им же выработанных материально-правовых норм. B одном из документов, принятых этим органом, говорится, что в целях охраны правопорядка в городе и губернии "все преступления против собственности и личной безопасности граждан будут наказываться со всей строгостью революционного времени: [...] лица, виновные в спекуляции и продаже спирта будут подвергаться заключению в тюрьму"²..

При комитетах и исполкомах, осуществлявших судебную функцию, организовывались боевые дружины, целью которых было принудительное обеспечение принимаемых этими органами решений.

Иногда, не утруждая себя детальным изучением дела и поиском виновных в совершении того или иного противоправного деяния, административные органы на основании революционного правосознания и в целях общей превенции подвергали репрессивным мерам всех "бывших эксплуататоров", проживавших в данной местности. Например, после убийства военного комиссара в городе Балакове Ревком Самарской губернии наложил на городскую буржуазию контрибуцию в размере полутора миллионов рублей³. Указанный случай не единичен. Подобные же решения выносились Ревкомами Тульской, Нижегородской и других губерний⁴.

B целом же наказания, налагаемые административными органами на лиц, совершивших преступления, отличались относительной мягкостью.

¹ Советская газета. Кострома. 1918. № 55.

² Борьба за советскую власть в Воронежской губернии. 1917 - 1918 гг. / Сборник документов./ M,

1967. С.201.

³ Борьба за советскую власть в Самарской губернии. Куйбышев, 1957. С. 135.

⁴ ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 653. Л. 7.

B сельской местности правосудие в период с ноября 1917 по июнь 1918 года зачастую вершилось сходами жителей деревни, созывавшимися заинтересованными лицами по мере надобности. Сход, как правило, заслушивал показания подсудимого, потерпевшего и свидетелей, после чего выносил свое решение по делу. Иногда заседания сельских сходов растягивались на несколько дней. Исполнение приговора обычно следовало немедленно после его вынесения.

B марте 1918 года сход села Гремячего Воронежского уезда производит суд над лицами, виновными в краже личного имущества на основании им же вынесенного решения подвергать всех воров смертной казни "для истребления, как негодных для населения"¹.

Весьма сомнительным представляется мнение Ш. Грингауз, считавшей сельские сходы "организованной массой, руководимой органами местной власти"².

B большинстве случаев деятельность сходов носила абсолютно самовольный характер, никак не была основана на законе и шла вразрез с предписаниями вышестоящих органов. Об этом свидетельствуют сами советские работники, ответственные за проведения судебного строительства. B конце 1918 года Воронежский комиссариат юстиции в сообщении о проведенных в области судоустройства мероприятиях в частности отмечает, что ему в течение всего года «приходилось вести борьбу с волостными советами и сходами, выносившими по общеуголовным и гражданским делам судебные приговоры»³.

Второй характерной чертой судебного строительства на местах в рассматриваемый период было использование в ряде регионов отдельных элементов старой судебной системы. Угрожающие темпы роста преступности, резкое увеличение количества ждущих своего

¹ Материалы НКЮ. Вып. 6. M.,1919. С. 68.

² Грингауз Ш. Указ. соч. С. 90.

³ Пролетарская революция и право. M., 1918. № 7. С. 70.

г

разрешения уголовных и гражданских дел, боязнь разгула вышедшей из управления толпы - все это заставляло руководителей местных советов в некоторых случаях идти на сохранение тех государственных органов, деятельность которых подлежала полному и безоговорочному прекращению в соответствии с нормами правительственных актов. Примечательно, что подобная ситуация имела место не только в тех административных единицах, значительным авторитетом в которых пользовались левые эсеры. Ha компромисс в данном вопросе приходилось идти и большевикам. Поэтому факт существования старых судов в течение полугода после победы социалистической революции не может быть объяснен исключительно непримиримой позицией социалистов-революционеров, желавших во что бы то ни стало воспрепятствовать реализации Декрета о Суде от 24 ноября

Газета "Русские ведомости" 23 февраля 1918 года сообщает, что Тверской окружной суд совместно с адвокатурой постановили более не подчиняться контролирующему их деятельность большевистскому комиссару и вообще не принимать участия в осуществлении правосудия. До принятия этого решения, то есть в течение трех месяцев, окружной суд активно использовался новой властью для проведения в жизнь своих нормативных актов¹.

В Тихвинском уезде Новгородской губернии к маю1918 года остаются не ликвидированными мировые суды, продолжающие рассматривать уголовные и гражданские дела^{[88] [89].}

До марта 1918 года старые суды, прокуратура, адвокатура сохранялись в Ставропольской, Омской, Тобольской губерниях. Местные органы власти пытаются лишь установить контроль за их деятельностью. Например, в январе 1918 года Екатеринбургский совет рабочих депутатов решает отобрать у прокурора окружного суда подписку в том, что его действия не будут противоречить распоряжениям новой власти¹.

Наконец, самой главной чертой, характеризующей процесс судебного строительства на местах с ноября 1917 по июнь 1918 года является создание различного рода революционных судов, формировавшихся и действовавших исключительно на основе местного законодательства. Никак не связанные нормами правительственных Декретов и никому не подконтрольные, кроме избравшего их совета, эти органы в течение довольно длительного промежутка времени разрешали уголовные и гражданские дела, руководствуясь актами тех же местных советов и революционным правосознанием. Поскольку революционные суды не использовали в своей деятельности какую-либо общую нормативную базу, каждый такой орган представлял собой уникальное явление, вследствие чего спектр местных судебныхучрежденийбыл необычайно широк. Новые суды, действуя оторванно друг от друга, не составляли системы. Принимаемые ими решения часто зависели от чисто субъективных причин.

Наиболее жесткая карательная политика проводилась сельскими судами, укомплектованными крестьянами и батраками - людьми без какого-либо образования, а иногда - и с уголовным прошлым.

Так сход села Лубны Лебедянского уезда Тамбовской губернии в начале 1918 года разработал и принял документ, называвшийся «Уложение о наказаниях». Одна из статей этого «местного уголовного кодекса» гласила: "Если кто кого ударит, то потерпевший должен ударить обидчика десять раз. Если кто кого ударит с поранением или с повреждением кости, то обидчика лишить жизни». Для применения норм «Уложения» на практике в той же деревне был создан

¹ ГА РФ. Ф. 353. On.2, Д. 126, Л. 8.

революционный суд. Ha первом же своем заседании он приговорил к смертной казни двух воров. Вот как описывает процесс исполнения приговора газета «Новое слово»: "Сначала убили одного из воров. Разбили голову безменом и [...] мертвого выбросили на дорогу. Товарищ убитого с плачем стал умолять послать за священником, чтобы исповедаться и причаститься. Призванный священник вымолил у толпы прощение осужденному. Толпа отменила смертный приговор суда, заменив его двадцатью пятью ударами розги»¹.

B Киренском уезде народный революционный суд постановил «зашить в мешок крестьянку, виновную в выгоне самогона и бить ее о землю до тех пор, пока жива»².

B Сарапульском уезде крестьянка с помощью возлюбленного убила мужа. Народный суд, рассмотрев дело, постановил «женщину зарыть живой в землю, а ее любовника убить»³.

Проявление подобной жестокости было довольно частым явлением. Объяснить ее можно лишь уровнем правосознания судей, оправдать невозможно вовсе.

Однако истории известны и прямо противоположные примеры, B которых характерной чертой местных нормативных актов является высокий уровень законодательной техники, а деятельность судов обусловлена гуманизмом по отношению к обвиняемым.

26 января 1918 года в Кузнецком уезде Томской губернии организуется Временный народный суд, состоящий из Председателя, которым по Положению являлся местный мировой судья, и очередных заседателей, избиравшихся от городского населения, крестьян, рабочих и солдат.

Примечательно, что «Обязательное постановление Совета

¹ Новое слово. M., 1918. № 20.

² Свобода России. M., 1918. № 38.

³ Там же.

Кузнецкого уездного комиссариата», содержащее описание двадцати составов преступлений, подсудных вновь созданному народному суду, не указывает санкции за каждое конкретное правонарушение, определяя ответственность в общей формуле: «За все вышеизложенное виновные будут строго преследоваться и караться штрафами до 1500 рублей или заключением в тюрьму сроком до 3 месяцев»¹. Таким образом, в каждом конкретном случае судьи были вольны назначить подсудимому любое наказание в указанных рамках в соответствии с обстоятельствами дела.

Интересный с точки зрения гуманного и объективного подхода к осуществлению правосудия случай описывает газета «Деревенская правда». 30 декабря 1917 года в селе Скомово Юрьев-Польского уезда были задержаны лица, подозреваемые в краже хлеба. Впоследствии в ходе допроса задержанные сознались в совершении преступления. Специально созванное по данному случаю общее собрание сельских жителей продолжалось два дня и носило бурный характер. По свидетельству очевидцев, все это время ворам грозила смерть от руки обывателей. Собрание , не пойдя на поводу у радикально настроенных крестьян, решило «виновников отправить в уездный революционный суд» для доскональной проверки фактов и постановления окончательного приговора².

He везде местные революционные суды образовывались в виде постоянно действующих органов. B некоторых местностях они создавались для рассмотрения какого-либо конкретного дела и вновь распускались после вынесения приговора. B мае 1918 года "Известия Кирсановского Совета РКСД" публикуют протокол собрания граждан, посвященного обсуждению вопросов, связанных с поддержанием общественного порядка. B частности, в этом документе мы читаем

' Материалы НКЮ. Вып. 2. M., 1918. С. 39. ² Деревенская правда. M., 1918. № 20.

следующее: «В случае замаха или удара виновные будут подвергаться Народному Гражданскому суду, особо избираемому в той местности, где произойдет нарушение порядка». Заканчивается протокол призывом ко всем гражданам страны принимать такие же меры к правонарушителям для скорейшего «искоренения всего нахальства и убийства»¹. Спорным представляется мнение T. E. Новицкой, полагавшей, что указанные органы являются самосудами². Созданные Советами на основании нормативных актов, хотя и противоречивших Декрету о суде, но все же соответствовавших общему направлению политики правительства, эти органы являлись советскими судами, каким бы ни было наше к ним отношение.

Нами перечислены лишь основные формы осуществления правосудия в период с ноября 1917 по июнь 1918 года. Вообще же палитра разнообразных судов, созданных творчеством масс, на этом не ограничивается. B докладах о деятельности губернских отделов юстиции, датированных летом 1918 года, то и дело проскальзывают сетования ответственных лиц на то, что "до сих пор замечается масса самочинно и странно образованных судов, вроде военно-полевых судов, судебно-юридических палат и т. п."³.

B отдельных губерниях наряду с местными революционными судами создавались и функционировали суды национальные, рассматривавшие дела о преступлениях, совершенных представителями какой-либо отдельной национальности. Проходивший в мае 1918 года в Омске съезд комиссаров юстиции Западной Сибири и Урала высказался резко против практики создания подобных органов, назвав их "пережитком старых форм жизни"⁴.

¹ Малькевич Т.Ф. Указ. соч. С. 102.

² Новицкая T.E. Революционное правосознание и самосуды // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1982. № 1.

³ Материалы НКЮ. M., 1918. Вып. 5. С. 7.

⁴ Пролетарская революция и право. 1919. № 1.

Принять участие в осуществлении правосудия, а, следовательно, и в распоряжении судьбами людей, часто были не прочь чиновники различного ранга, включая руководителей промышленных предприятий и культурно-просветительных учреждений. Анализируя положение дел, сложившееся к лету 1918 года в Тимском уезде, местный комиссар юстиции в своем докладе Наркомюсту с сожалением отмечает, что в этот период "каждое государственное учреждение претендовало на право самостоятельного и безапелляционного разрешения судебных дел". Для придания этой процедуре "хоть какого-то отдаленного судебного признака" комиссар настаивал лишь на своем обязательном присутствии в зале заседания, даже не требуя каких-либо полномочий¹.

Совершенно по-другому процесс образования новых судебных учреждений проходил в Петрограде. Объясняется это в первую очередь тем, что созданным Октябрьской революцией центральным органам власти и управления удалось в значительно большей мере обеспечить контроль над деятельностью нижестоящих советов в столице и тем самым существенно ограничить произвол со стороны зарвавшихся чиновников.

Осенью 1917 года лидеры большевистской партии не уставали повторять, что любое нарушение революционной законности не только противоречит провозглашенным идеалам свободы и равенства, но и оказывает существенное влияние на отношение общества к Советской власти.

Видимо, именно поэтому с октября 1917 по январь 1918 года (до момента разгона Учредительного Собрания) ситуация в Питере оставалась относительно стабильной.

Петроградский Военно-Революционный комитет с первых дней своего существования недвусмысленно давал понять всем лицам,

¹ Материалы НКЮ. M., 1918. Вып. 5. С. 8.

видевшим в революции источник обогащения и возможность получения неограниченной власти, что не потерпит в городе анархии и самоуправства. Решения районных советов рабочих и солдатских депутатов, ограничивавшие права отдельных граждан и принятые без предварительного согласования с центром, как правило, вызывали у BPK крайне негативную реакцию.

30 октября 1917 года в столице при участии BPK создается особый орган для обстоятельного расследования и разрешения уголовных дел - Следственная комиссия. A уже несколько дней спустя в актах Военно- Революционного комитета впервые напрямую ставится вопрос о необходимости создания в городе революционных судов. 12 ноября BPK, обсудив постановление Невского районного совета рабочих и солдатских депутатов о направлении 46 человек, не имевших документов, на принудительные работы в Мурманскую область, и заявив-что только суд является компетентным в решении такого рода вопросов, определил: а) постановление Невского совета отменить и б) предложить совету немедленно создать революционный суд, которому предоставить данное дело для обсуждения¹.

25 ноября 1917 года, сразу же после принятия Совнаркомом Декрета о Суде №1, Петроградский совет принял резолюцию, одобрившую основные положения нового акта, и поручил подчиненным органам приступить к формированию народных судов.

Известно, что Декрет о Суде с самого начала вызвал отрицательную реакцию со стороны работников тех органов, которые, по замыслу законодателя, подлежали немедленной ликвидации. Ha очередном своем заседании высший судебный орган буржуазной России - Сенат принимает специальное постановление, в котором заявляет, что он намерен "не признавая законной силы за распоряжениями каких бы

¹ Документы Великой революции. M., 1938. T. 1. С. 75.

то ни было самочинных организаций, неуклонно исполнять вплоть до

решения Учредительного Собрания об образовании власти в стране

возложенные на Сенат законом обязанности"¹. Позиция Сената была

поддержана нижестоящими судебными учреждениями. B подобных

условиях остановить волну саботажа и обеспечить планомерную

реализацию правительственного акта могли только быстрые

решительные действия, направленные на скорейший слом старых судов.

Именно такую политику и проводили центральные органы власти и

управления в столице. B отличие от иных регионов России, в Петрограде

старые судебные учреждения закрываются уже 29 ноября - по решению

BPK и при помощи красногвардейцев. После этой акции правительство \

приступает к непосредственной организации народных судов.

Первые народные суды организуются в городе уже в январе 1918 года. Именно на них ложится обязанность по рассмотрению большей части уголовных и гражданских дел, накопившихся в огромном количестве с осени. Значительная нагрузка при острой нехватке кадров сразу же стала усложнять деятельность вновь созданных органов. Официальная статистика показывает, что в среднем на одно заседание суда зимой 1918 года приходилось около17 дел различной степени сложности. Однако кадровая проблема была не единственным и даже не основным препятствием в ходе осуществления народными судами возложенных на них функций. Были в деятельности новых органов и отрицательные моменты чисто процессуального характера. Так, слушание дела в народном суде обычно начиналось не с оглашения обвинительного акта, а сразу с допроса свидетелей, что существенно затрудняло положение заседателей, которые не могли следить за ходом судебного следствия должным образом. O свидетелях суду часто ничего не было известно, кроме их фамилий. A поскольку предмет

¹ Русские ведомости. M., 1917. № 257.

•

свидетельских показаний не был ограничен какими-либо рамками, показания часто превращались в «случайный и сбивчивый материал, полезный то для обвинения, то для защиты, но одинаково вредный для вынесения правдивого приговора»¹.

Судьи народных судов неоднократно подвергались жесткому, несовместимому с их статусом давлению. A в отдельных случаях решения судов просто игнорировались. Например, 25 января 1918 года по постановлению Следственной комиссии из тюрьмы «Кресты» было освобождено несколько лиц, приговоренных народными судами к различным срокам лишения свободы. Единственным основанием такого решения было желание комиссии «поставить этих павших людей на ноги, вселить в них сознание мерзости преступлений и необходимости труда»².

Bce вышеуказанные причины в их совокупности привели к тому, что народные суды, образованные в столице в соответствии с нормами Декрета о Суде, не смогли в полной мере сыграть той роли, которая первоначально отводилась им законодателем. В. И. Ленин в 1918 году отмечал, что "наши революционные и народные суды непомерно, невероятно слабы"³.

Эта слабость логично приводила к ситуации, при которой часть функций судебных органов по рассмотрению уголовных и гражданских дел неизбежно переходила в компетенцию других учреждений, создававшихся специально для защиты завоеваний революции. Примечательно, что, по мере того, как возрастала опасность гибели советского государства, таких органов становилось все больше и больше.

Приведенных нами фактов вполне достаточно, чтобы сделать

¹ Русские ведомости. M., 1918. № 7.

² Знамя труда. M., 1918. № 121.

³ Ленин В.И. Полн. Собр. соч. T. 36. С. 197.

вывод о существенном различии процессов судебного строительства на местах и в центре в ноябре 1917 - июне 1918 гг. Первый процесс носил совершенно стихийный характер, второй же, проводился под жестким контролем правительства и на основании издаваемых правительством нормативных актов. Некоторые элементы «революционной стихийности», конечно же, иногда проявлялись и в центре. Ho здесь они быстро и решительно подавлялись. Так, созданные в мае 1918 года в Москве «продовольственные суды» были закрыты постановлением Наркомюста уже через несколько дней после их образования¹.

Большинство исследователей, изучавших данную проблему, склонно видеть основную причину неоднородности этих двух процессов в контрреволюционной деятельности левых эсеров, имевших значительное влияние на местах. Такое объяснение представляется искусственным и упрощенным. Безусловно, позиции представителей той или иной партии играли свою роль в формировании общей политической ситуации в стране. Однако противоречия в ходе судебного строительства имеют гораздо более глубокие корни, носящие не субъективный, а вполне объективный характер.

B качестве первой причины бессистемности и стихийности строительства нового аппарата власти на местах мы должны назвать объективную невозможность полномасштабного управления данным процессом из центра. Выражалась она, главным образом, в отсутствии постоянной связи между Петроградом и отдельными губерниями. Детально этот вопрос разработан в диссертации Э. H. Алешкиной "Местное правотворчество в период создания советского государства". Мы же ограничимся лишь констатацией нескольких фактов. Так в марте 1918 года Ейский совет рабочих депутатов обращается в коллегию НКВД с телеграммой следующего содержания: "... весь юг и, в

' ГАРФ. Ф. P-393. Оп. 1. Д. 173. Л. 66.

частности, Кубанская область не имели с нашими революционными центрами почти никаких сообщений, почему весь наш край оставался в полном неведении относительно мероприятий центральной власти"¹. Te же самые мотивы звучат в телеграмме, присланной тогда же, весной 1918-года из Иркутской губернии: "He получая от вас руководящих указаний, циркуляров и распоряжений, не имея с вами информационной связи, Западно-Сибирский областной комитет Совдепов не может руководить 42 Совдепами Западной Сибири и инструктировать их"^{[90] [91]. Подобная ситуация становилась непреодолимым препятствием на пути создания единообразных правовых норм даже в тех регионах, в которых руководители советов считали подчинение центру необходимым условием дальнейшего развития революционных завоеваний. Ведь нельзя исполнять Декреты, содержание которых неизвестно.}

Только 3 апреля 1918 года Президиум ВЦИК принимает постановление, согласно которому все местные периодические издания были обязаны печатать на первой странице Декреты и распоряжения ВЦИК и CHK^[92]. A еще через несколько недель, 21 апреля,в Москве именно для установления связей с местами был созван съезд областных и губернских комиссаров юстиции. Только с этого момента центр получает возможность проводить свои решения в российской глубинке.

Второй немаловажной причиной разгула местного правотворчества был взгляд отдельных представителей партии большевиков на право. He случайно после принятия Декрета о суде от 24 ноября A.B. Луначарский в обосновании основных идей этого документа ссылался на теорию профессора Л.И. Петражицкого^[93]. Именно эта доктрина с некоторыми изменениями, продиктованными политической ситуацией, легла в основу правовой политики революционного правительства в рассматриваемый нами период. Основную мысль данной теории в ее конкретно-историческом проявлении можно выразить так: право является продуктом творчества и инструментом защиты интересов определенного класса. Соответственно, пролетарское право есть продукт творчества пролетариата, буржуазное право - продукт творчества буржуазии и т.д. Поскольку все буржуазное право, а вместе с ним и старые методы законотворческой деятельности после победы социалистической революции подлежали ликвидации, новый массив общеобязательных норм, по убеждению большевиков, мог быть выработан только самими массами путем многократных проб и ошибок.

Еще в апреле 1917 года Ленин, размышляя над планами построения социалистического государства, писал: «Надо строить демократию тотчас, снизу, почином самих масс, их действенным участием во всей государственной жизни, без надзора сверху, без чиновников»¹. Так же ясна и однозначна позиция вождя мирового пролетариата в отношении правотворчества: «Советы на местах, сообразно условиям места и времени, могут видоизменять, расширять и дополнять те основные положения, которые создаются правительством»². Tex же взглядов на революционное право придерживались и руководители Наркомюста, считавшие, что закон в данный период был «инструкцией и общим руководством, совсем не связывавшая местное правотворчество в деятельности социалистических органов правосудия»³. Из этого высказывания видно, какую роль отводило правительство принимаемым им актам. Большинство Декретов и распоряжений, исходивших от высших органов власти, и в центре, и на местах расценивались совершенно одинаково - как нормативные

¹ Ленин В.И. Полн. Собр. соч. T. 33. С. 110.

² Там же. T. 35. С. 56-57.

³ Пролетарская революция и право. 1919. № 2. С. 40.

акты, нуждающиеся в уточнении и доработке в соответствии со спецификой местныхусловий. Только в отдельных законодательных актах данного периода содержался прямой запрет местным советам принимать решения, противоречащие указанным в них нормам. K числу таких актов относятся, например, Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах,¹ Постановление CHK о ликвидации эвакуированных учреждений² и некоторые другие.

Впоследствии, уже в 1923 году, вспоминая о процессе создания советского суда, один из высокопоставленных работников советской юстиции И. А. Смирнов охарактеризует его следующим образом: "... в то время мы не могли себе позволить, находясь в окружении белогвардейской нечисти, думать о юридических правовых нормах и писаных законах. Нам не до того было". A один из крупнейших теоретиков права первых лет советской власти Е.Б. Пашуканис скажет: «Когда в первые дни после Октябрьской революции мы стали перед ^Ѣ необходимостью сломать старую судебную машину, то этот, чисто

практический вопрос, немедленно же потребовал решения общей теоретической проблемы о соотношении закона и права. Чтобы выйти из этого затруднения, [...] надо было иметь какую-то общую концепцию права, и она была предложена; к сожалению, это не была марксистская концепция права, но позаимствованное у Л.И. Петражицкого психологическое учение об интуитивном праве»³.

Таким образом, принятие советами различных уровней собственных уголовных и процессуальных "кодексов" не только не противоречило воле государства, но напротив, являлось одним из ее следствий. Местное правотворчество возникло как отклик на призыв правительства творить "рабоче-крестьянское право" и заглохло после

*СУРСФСР. 1918. № 18.

² ΓΑΡΦ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 352. Л. 8.

³ Революция права. 1927. № 1.

первых серьезных правительственных мероприятий, направленных на унификацию правовой системы.

Нужно отметить, что не последняя роль в создании нового права отводилась самому суду. Предполагалось, что создание норм станет одной из основных его функций. «Правотворческая роль суда, - писал весной 1918 года П. Стучка может с полной яркостью проявиться лишь в пролетарской революции. [...] Нам кажется, что именно решения народных судов, по возможности свободных и независимых от писаного старого права, дадут нам наиболее ценный материал для будущего кодекса»¹.

Попытка большевиков создать новое право путем санкционирования местного законотворчества, основанная на отождествлении индивидуальных интересов с интересами классовыми, была с самого начала обречена на неудачу. Принятие местными советами и ревкомами общеобязательных норм не только не способствовало становлению единой правовой системы, но вносило дополнительный элемент хаоса в неустойчивую политическую обстановку.

Представляется, что именно указанные два фактора: объективная невозможность и объективное нежелание центра вмешиваться в процесс правотворчества на местах явились основными причинами выявленного нами различия в методах и формах судебного строительства в первые месяцы советской власти.

Говоря о ходе судебного строительства, нельзя обойти вниманием вопрос о руководящих основах деятельности новых судебных органов. Из текста Декрета о Суде №1 совершенно ясно вытекает, что таковыми, по мнению законодателя, являются законы советского правительства, революционная совесть, революционное правосознание судей, а также

¹ Пролетарская революция и право. 1918. № 2.

•

старое законодательство в той его части, которая революционному правосознанию не противоречит. Анализируя же положение на местах в данный период, мы можем уверенно утверждать, что здесь ситуация с основными источниками судебных решений складывается иная. Революционные суды, стихийно создаваемые с ноября1917 по июнь 1918 года, как правило, ссылаются при вынесении приговоров на правосознание и нормы местного законодательства.

B юридической литературе ведется немало споров о революционном правосознании, как источнике права и руководящем принципе судебной деятельности. Главная их суть сводится к вопросу о том, несет ли данная категория в себе какую-либо объективную нагрузку или же она целиком сводится к субъективным элементам, характеризующим психологию того или иного судьи. И. А. Емельянова в работе «Революционное правосознание и правотворчество народных масс в период от Февраля к Октябрю» утверждает, что правосознание,

»

являясь понятием исключительно классовым, представляет собой «известное единство», поскольку сам класс является носителем одной определенной идеи, концентрируя все свои силы для ее достижения¹. Ha схожих позициях стоит В. П. Портнов, полагающий, что "правосознание, хотя и не имело объективированного выражения, облеченного в строгую правовую конструкцию, все же относилось к разряду объективных и познаваемых категорий"².

Думается, что в подобной точкой зрения полностью согласиться нельзя. Относительно однородным и постоянным мы можем признать лишь ядро классового правосознания, включающее в себя ряд принципов, уходящих своими корнями в общность классовых интересов. Однако, оттенки его всегда будут различными, поскольку в социальной

¹ Емельянова И. А. Революционное правосознание и правотворчество народных масс в период от Февраля к Октябрю. M., 1977. С. 7.

•

² Портнов B. Π., Славин M. M. Становление правосудия Советской России. M., 1990. С. 16.

среде нет и не может быть двух индивидов с абсолютно тождественной психикой. Более того, являясь одной из форм человеческого сознания вообще, правосознание не может быть неизменным в течении длительного промежутка времени даже у одного и того же индивида, так как сознание детерминировано процессами, происходящими на уровне общественного бытия и находящимися B состоянии постоянной динамики. Именно такой точки зрения придерживается современная наука теории государства и права¹.

Неоправданное возвеличение роли революционного правосознания в рассматриваемый период привело к ряду негативных явлений, оставивших след в последующей истории отечественного права. Во-первых применение революционного правосознания вместо позитивных правовых норм закономерно приводило к вынесению различных приговоров за идентичные правонарушения, что вовсе не способствовало становлению законности и защите правопорядка. Во- вторых, отсутствие каких бы то ни было рамок, ограничивающих судебный произвол неизбежно открывало перед судьями широкие возможности по использованию возложенных на них полномочий B личных целях. Наконец, в-третьих, приоритет классового правосознания вел к нивелированию значения юридического образования, сводя правоведение на уровень простейшего ремесла. B отчете о деятельности Владимирского губернского отдела юстиции мы читаем: "Новое судопроизводство отличается необыкновенной простотой, и опыт показал, что для народных судей вовсе не требуется глубоких юридических познаний, требуется лишь одно общее ознакомление с законодательством Советской власти и глубокая преданность рабоче- крестьянскому правительству"^{[94] [95].}

Подобное отношение к правовой науке было характерно не только для отдельных губерний. 9 декабря 1918 года Народный комиссариат юстиции официально заявил, что "для подготовки советских судей существование юридических факультетов при Университетах представляется совершенно излишним". Приравнивая юристов к любым другим советским работникам, НКЮ выразил убеждение, что "необходимые знания могут получаться ими в Академии Общественных Наук и ее местных отделениях"¹. K слову заметим, что программа обучения судей в упомянутой Академии была рассчитана на 80 академических часов (лекций), из которых вопросам судоустройства и судопроизводства отводилось 12 часов.

Создаваемые в центре и на местах суды общей юрисдикции, о которых шла речь, не являлись единственными органами, осуществлявшими правосудие в первые месяцы Советской власти. Наряду с ними в большинстве регионов России образовывались и функционировали революционные трибуналы. Их создание предусматривалось еще Декретом о Суде № 1 Статья 8 первого советского нормативного акта в области судоустройства говорила об организации специальных судебных учреждений для борьбы с наиболее опасными государственными преступлениями. Общий порядок формирования и деятельности этих органов был закреплен в Инструкции НКЮ от 19 декабря 1917 года "О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний"^{[96] [97]. He вдаваясь в детальный анализ этого документа, приведем лишь его основные положения. Инструкция НКЮ содержала перечень преступлений, подсудных трибуналам, который не был закрытым. Исключительно к}

ведению этих органов относились все дела о контрреволюционных выступлениях, саботаже и наиболее опасных должностных преступлениях. Среди наказаний, налагаемых трибуналами на виновных лиц, наиболее тяжелым было лишение свободы, максимальный срок которого не оговаривался. B соответствии с нормами Инструкции, трибуналы формировались советами в составе председателя, секретаря, их заместителей и сорока заседателей, исполнявших свои обязанности поочередно. При каждом трибунале предусматривалось создание следственных комиссий и коллегий правозащитников. Следствие по делам, возбужденным в революционном трибунале, должно было проводиться в 48 часов. Правом кассационного обжалования вынесенных приговоров обладал лишь один орган - Наркомюст Республики.

Уже из этого короткого обобщения становится ясно, какое значение придавалось правительством этим органам. Наделенные гораздо большими, чем народные суды полномочиями, формируемые на основе более жесткого классового отбора (бывшие мировые судьи к занятию должности не допускались), именно трибуналы должны были стать основным оружием правительства в борьбе против врагов революции.

Дискуссионным в историко-правовой литературе продолжает оставаться вопрос о самой природе этих учреждений. Отдельные авторы считают, что революционные трибуналы нельзя отнести к числу судебных органов советского государства. Эта точка зрения имеет под собой достаточно серьезные основания. Главным аргументом в ее защиту являются официальные высказывания членов революционного правительства, непосредственно вершивших правовую политику в первые месяцы после Октября. Так, П. И. Стучка, один из руководителей "самого революционного наркомата", автор Декрета о Суде № 1, летом

1918 года прямо заявляет о том, что трибунал представляет собой не суд,

а «особую организацию борьбы против контрреволюционных сил»¹.

Более того, высказанная однажды идея, проводится заместителем

наркома с завидным постоянством. Практически в той же форме звучит

она со страниц журнала «Пролетарская революция и право»:

«Революционные трибуналы создавались как организации не суда в

^

подлинном смысле слова, а политической борьбы» . Далее, при анализе сложившейсяв стране ситуации с организацией нового суда, Стучка недвусмысленно говорит о необходимости ликвидации этой «особой временной организации» и передачи всех полномочий народным судам: «наступает время начать новую политику по ограничению количества народившихся учреждений, сделавшихся излишними. Таковы мероприятия по сокращению количества революционных трибуналов»³.

He менее интересным представляется взгляд на сущность трибуналов другого высокопоставленного деятеля юстиции тех времен A.A. Шрейдера. B мае 1918 года он высказывался резко против попыток объединения всех трибуналов в систему, считая, что сохранение этих органов практически перечеркивает всю деятельность НКЮ, разработавшему «целую схему нового суда, которому суждено сменить революционные трибуналы»⁴.

Комиссар юстиции Союза Коммун Северной области Н.И. Крестинский в выступлении на Съезде губернских и уездных комиссаров юстиции 7 июня 1918 года заявил, что "трибунал по существу является орудием политической борьбы, а, следовательно, судопроизводство в нем должно быть другого типа, чем в судебных учреждениях"⁵.

¹ Материалы НКЮ. M., 1918. Вып. 2. С. 11.

² Пролетарская революция и право. 1918. № 1. С. 37.

³ Там же. С. 34.

⁴ Свобода России. M., 1918. № 38.

³ ГАРФ. Ф. 353. Оп. 2. Д. 27. Л. 89.

Из приведенных отрывков совершенно ясно, что некоторые из руководителей Наркомюста ни в момент принятия Декрета 24 ноября, ни полгода спустя, не считали трибунал судебным органом.

Возникает справедливый вопрос: почему же столь категорично настроенные в отношении трибуналов юристы внесли норму об организации этих органов в текст составленного ими же Декрета о Суде. Исчерпывающий ответ на него дает Ю. П. Титов, впервые обнаруживший факт отсутствия в первоначальном проекте Декрета статьи восьмой. Данная норма была внесена в текст позднее, видимо, на самом заседании CHK 24 ноября 1917 года и по причине острой необходимости скорейшего принятия документа, не встретила особых возражений¹.

Однако, решая вопрос о том, были трибуналы судебными учреждениями или нет, мы должны руководствоваться, в первую очередь, не субъективными взглядами отдельных лиц, а объективным положением вещей. Под судом мы понимаем государственный орган, основной функцией которого является разрешение уголовных и гражданских дел на основании санкционированных государством норм, в соответствии с общими принципами судопроизводства. Если революционные трибуналы подпадают под указанное определение, мы вправе назвать их судебными органами. Очевидно, что ответ на поставленный вопрос может быть получен нами лишь в результате анализа процесса создания и деятельности трибуналов в различных регионах нашей страны в первые месяцы Советской власти. Обратимся к фактам.

8 января 1918 года состоялось первое публичное заседание Петроградского революционного трибунала. Председательствующий перед началом слушания разъяснил собравшимся цели и полномочия

¹ Титов Ю.П. Создание системы советских революционных трибуналов. M., 1983.

трибунала, отметив, что «это - временный орган, создание которого диктуется чрезвычайными условиями» Формирование коллегии судей происходило следующим образом. Заседатели в количестве 24 человек были предварительно назначены Советом рабочих и солдатских депутатов. Ha самом заседании путем жеребьевки было выбрано 6 человек, которым наряду с председательствующим было поручено решать судьбу обвиняемых¹.

Современники с удивлением отмечали, что по форме заседания революционного трибунала мало чем отличались от заседаний старого, царского суда. "Состязательность сторон, публичность процесса, допрос обвиняемого, свидетелей и потерпевшего, даже лексикон председательствующего - все было похоже"^{[98] [99].}

Подавляющее большинство дел, с которыми пришлось столкнуться трибуналу в первые дни своей деятельности, касались необъективного освещения буржуазной прессой происходивших B столице событий. Наиболее распространенным видом наказания, налагаемым ревтрибуналом на обвиняемых лиц, был денежный штраф.

21декабря 1917 года был организован и несколько недель спустя приступил к работе Московский революционный трибунал. B состав этого органа входило четыре отдела: отдел спекуляции, отдел должностных преступлений, политический отдел и отдел особо важных дел. Деятельность его строилась на тех же самых принципах, которые служили основой осуществления правосудия в народных судах. Заседания революционного трибунала проходили публично, процесс носил ярко выраженный состязательный характер, приговор выносился при участии народных заседателей.

Несколько сложнее обстояло дело с организацией революционных трибуналов на местах, поскольку Инструкция НКЮ от 19 декабря 1917 года воспринималась там как документ рекомендательного характера.

Так, в Воронежской губернии революционные трибуналы действовали на основании особой Инструкции, разработанной губернским комиссаром юстиции и во многих пунктах противоречащей нормам правительственных актов. Воронежские трибуналы рассматривали все категории уголовных и гражданских дел. B отдельных уездах при трибуналах создавались отделения по рассмотрению гражданских и бракоразводных дел¹.

B Твери 11 января 1918 года общим собранием губернского совета совместно с фабрично-заводскими комитетами был избран губернский революционный трибунал. Параллельно, в то же самое время, на территории губернии образуются уездные и волостные трибуналы в компетенцию которых входит рассмотрение всех без исключения уголовных дел. Поскольку никаких других судебных органов в данный момент в Твери не существовало, можно предположить, что трибуналы занимались и разрешением гражданских споров^{[100] [101].}

Подобная ситуация наблюдается в данный период в Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерниях.

3 марта 1918 года состоялось открытие Нижегородского революционного трибунала, главной задачей которого было разрешение наиболее важных дел: о контрреволюционных преступлениях, спекуляции и саботаже^[102].

B феврале 1918 года в CHK поступают сведения об организации трибунала в городе Цивильске. Основной функцией вновь созданного органа является борьба с контрреволюцией, проводимая путем

рассмотрения и разрешения в упрощенном порядке "политических дел"¹.

Наделенные такой же компетенцией трибуналы образуются в данный период в Западной Сибири, на Урале, в целом ряде центральных губерний России.

Таким образом, в период с ноября 1917 по июнь 1918 года в нашей стране формируется целая сеть органов, именующих себя трибуналами. Органы эти вовсе не являются однородными. Исходя из фактического объема полномочий, мы можем подразделить их на две группы. K первой относятся революционные суды общей компетенции, называвшиеся «трибуналами» лишь вследствие лингвистической несообразности. Ko второй - специальные суды, в полномочия которых входило рассмотрение особо опасных государственных преступлений. При этом необходимо признать, что вторая группа была, безусловно, более значительной по количеству. K ней относились не только все трибуналы, создававшиеся в центре на основе норм правительственных актов, но и большая часть местных (губернских и уездных трибуналов). Деятельность этих учреждений убедительно доказывает, что вопреки мнению руководителей Наркомюста, они были именно судами, а не органами внесудебной репрессии.

Нужно, однако, отметить, что в течении первых трех месяцев 1918 года большинство дел, рассмотренных революционными трибуналами, вообще не носило никакой политической окраски. Зачастую трибуналы принимали самовольно к своему рассмотрению те дела, которые представлялись им наиболее важными в данной конкретной обстановке, вторгаясь тем самым в компетенцию иных параллельно действовавших государственных органов, в первую очередь - судов. Мы с удивлением, например, узнаем, что более трети всех уголовных дел, рассмотренных весной 1918 года Усманским ревтрибуналом, касалось порубки леса,

* Там же. Ф. Р-130. Оп. 2. Д. 653. Л. 1.

проводимой отдельными гражданами в личных целях¹.

В феврале 1918 года Председатель Цивильского ревтрибунала сообщает, что «за отсутствием политических дел, трибунал сосредоточил свою деятельность на борьбе с самогонкою, хищничеством и мародерством»^{[103] [104] [105].}

По данным НКЮ в период с января по июнь 1918 года в революционных трибуналах страны было рассмотрено около 5 тысяч

ч

дел; из них 56% - подсудных другим судебным учреждениям .

Функционирование разрозненных органов, именующих себя «трибуналами» и наделенных различным объемом полномочий, не могло удовлетворить правительство, делавшее весной 1918 года первые шаги в сторону унификации правовой системы. Ситуация в стране настоятельно требовала разработки соответствующего законодательного акта, который стал бы основой деятельности всех революционных трибуналов России. Такой акт был принят 4 мая 1918 года. Им стал Декрет CHK РСФСР о трибуналах^[106]. Смысл основных положений этого документа сводился к следующему. Во-первых, Декрет упразднял все революционные трибуналы, образованные в уездах, небольших городах и селах, сохраняя их только в столицах губерний и крупных промышленных центрах. Эта мера способствовала ликвидации огромного множества органов, подменявших собой народные суды. Во- вторых, из ведения трибуналов изымались все дела общеуголовного характера «с передачей их в судебные учреждения». Таким образом, компетенция революционного трибунала становилась строго

очерченной рамками закона. Его полномочия отныне строго ограничивались рассмотрением дел о контрреволюционных выступлениях, крупной спекуляции, хулиганстве, шпионаже и дискредитации Советской власти. Разумнополагая, что расширенное толкование на местах понятия "дискредитации" может цривести к непредсказуемым последствиям, Кассационный отдел ВЦИК в Циркуляре от 6 октября 1918 года пояснил, что под последним следует понимать исключительно «сообщение, распространение или разглашение явно ложных или непроверенных слухов путем печати или в публичных собраниях, ...могущих вызвать общую панику или посеять недовольство или недоверие к Советской власти»¹.

Наконец, в третьих, Декрет от 4 мая закреплял единый для всей страны порядок формирования и деятельности революционных трибуналов, нарушение которого вело к аннулированию приговоров, а в некоторых случаях и к расформированию состава трибунала.

Май 1918 года вообще занимает особое место в истории карательных органов Советской России. B этом месяце не только происходит унификация норм, регулирующих деятельность трибуналов, но и объединение их в систему.

29 мая ВЦИК утверждает Положение о революционном трибунале при ВЦИК, учрежденном "для суждения по важнейшим делам, которые будут изъяты из подсудности местных революционных трибуналов". Основная функция вновь созданного органа заключалась, по мнению авторов Положения, в установлении единообразия в деятельности всех революционных трибуналов, реально проявляющегося в "достижении единства при применении мер политической репрессии".

Создание трибунала при ВЦИК ставило крест на иллюзиях отдельных государственных и общественных деятелей относительно «временной» и «чрезвычайной» сущности ревтрибуналов. Недаром проект Положения подвергся резкой критике со стороны ряда

¹ Пролетарская революция и право. 1918. № 7. С. 63.

оппозиционно настроенных политиков. Выше уже упоминалось о реакции бывшего заместителя наркома юстиции A.A. Шрейдера на принятие указанного документа. Еще более определенно по этому поводу высказывались меньшевики. Л. Мартов публично заявил о принципиальной невозможности оформления трибуналов в систему. Положение 29 мая, по его мнению, имело единственной целью «борьбу с лицами и партиями, не угодными членам РСДРП»¹.

Вряд ли можно согласиться с лидером меньшевистской партии в данном вопросе. Проблема борьбы с оппозицией могла быть успешно разрешена правительством и с помощью тех органов, которые уже действовали на территории страны к 29 мая. Основной же смысл создания трибунала при ВЦИК, думается, заключался именно в установлении контроля за деятельностью нижестоящих трибуналов и в ускорении процесса рассмотрения наиболее важных с точки зрения правительства дел.

Подводя итог ходу судебного строительства в первые месяцы Советской власти, мы должны отметить определенную непоследовательность в проведении правительством его правовой политики. Резкие переходы от идеи многозвенной судебной системы K идее «единого народного суда»; от мысли о необходимости ликвидации трибуналов к формированию стройной системы этих органов - как нельзя лучше иллюстрируют процесс зарождения новых судебных органов. Думается, главная причина этой непоследовательности заключается в том, что правительство, впервые в мировой истории предпринявшее попытку построения социалистического государства, не имея перед собой четкого, детально разработанного плана, вынуждено было на ощупь искать путь, способный вывести страну из того кризисного положения, в котором она оказалась.

¹ Свобода России. M., 1918. № 38.

B истории советского суда период с ноября 1917 по июнь 1918 года является временем смелого экспериментирования, временем поиска наиболее оптимальных форм организации карательных учреждений, способных защитить государственный строй от всевозможных на него посягательств. Главным его итогом стала наработка новых идей и новых методов, оказавших существенное влияние на дальнейшее развитие советского права.

2.2.