Состояние крестьянских хозяйств Ставропольского и Терского округов накануне коллективизации.

Одними из наиболее актуальных тем для исследователей в 90-е годы XX и в начале XXI веков являются темы, связанные с развитием крестьянского хозяйства в конце 20-х - начале 30-х годов.

Из исследователей современного периода, выбравших предметом своего изучения крестьянское хозяйство, можно выделить отечественного исследователя Виктора Бердинских [2] и зарубежного Шейлу

Фрицпатрик [3].

Рассмотрение крестьянского хозяйства следует начать с характеристики крестьянских жилищ. Представления о типах построек можно получить из данных анкетного и выборочного опросов, проведенных ЦСУ в 1928 году. Сведения с мест о состоянии строительства были получены от экспертных комиссий, встречались данные от местных отделений госстраха, земотделов, райтехников, подрядчиков, застройщиков. Согласно этим данным, крестьяне в 20-х годах XX в. жили в небольших, требующих минимальных денежных вложений на строительство, хатах

дореволюционного образца. Для Ставропольского и Терского округов типичными были постройки с саманными стенами. [4] Каменные и деревянные дома встречались очень редко. [5] Жилые строения из камня,

например, можно было встретить в селе Михайловском, так как недалеко от села находился каменный карьер. Для покрытия крыш использовали преимущественно черепицу (в целом в Северо-Кавказском крае наиболее часто встречавшимися были соломенные крыши). В Терском округе практически все жилые деревянные постройки имели черепичную крышу, а в Ставропольском - 73,7 % и 26,3 % изб были покрыты соломой или камышом и тростником, что свидетельствовало о том, что казачество было более состоятельным, чем остальное сельское население.

Стоимость жилого крестьянского саманного дома при черепичной крыше оценивалась страховыми органами в 667 рублей, а при соломенной крыше в 607 рублей. Это было гораздо дешевле постройки деревянного дома, который обходился хозяину на 350-400 рублей дороже. [8] Каменные же дома могли позволить себе редкие домохозяева. Если, по расчетам в районных статистиков, в Московском районе на 1 апреля 1928 г. постройка саманного дома с соломенной крышей с учетом рабочей силы стоила 526 руб. 63 коп., с черепичной 557 руб. 93 коп., с железной 604 руб. 63 коп., то каменного с черепичной крышей 1 544 руб. 65 коп. и с железной 1 616 руб. 65 коп., а продукция крестьянских хозяйств стоила дешево: например, в октябре 1928 года на рынке за пшеницу можно было выручить по 17,5 рублей за центнер. [9]

По размеру дома были небольшими. Типичные для Среднего

3

Восточного подрайона постройки - это дома объемом 75-200 м . [10] Обычно в Ставропольском округе постройки имели длину 8,5 метра, ширину 4,5 метра и высоту 2,5 метра. Большие по размеру дома были характерны для

33

Благодарненского (236,25 м ) и Петровского (240 м ) районов, маленькие

33

жилые строения - для Курсавского (78,75 м ) и Медвеженского (95,63 м ) районов. [11]

Говоря о состоянии ставропольской деревни накануне коллективизации, необходимо заметить, что и по отношению к 1928 году, то

есть по отношению к начальному этапу коллективизации, можно говорить о деревне как о доколлективизационной, поскольку первоначально реформирование сельского хозяйства проходило медленными темпами. Поэтому ряд данных 1928 года могут быть использованы для характеристики крестьянских хозяйств накануне коллективизации. В 1928 же году основным производителем сельскохозяйственной продукции был крестьянин- единоличник. В Ставропольском округе в тот период времени было 120 тысяч индивидуальных крестьянских хозяйств. [12] Они на территории Ставрополья (в границах на 1 января 1937 г.) имели 938 тыс.

В конце 20-х годов еще сохранялось общинное землепользование, но полномочия общины в тот период ограничивались государством по мере того, как они начинали мешать построению социалистической деревни. Община не должна была мешать выделению земли колхозам, поступлению налогов в государственный бюджет и как только права общины сталкивались с интересами государства, последнее в законодательном порядке сужало полномочия общины.

Крестьянская община, в том числе и периода конца 20-х годов, изучалась различными исследователями. А. А. Куренышев, например, характеризуя крестьянские организации первой трети XX века, обратился и к истории общины. По мнению автора, община была сохранена советским правительством до 1930 года, так как сдерживала расслоение деревни и тем

самым ограничивала массовое перемещение обедневшего крестьянства в города, где рабочие места для них еще не были обеспечены, и содержание армии безработных потребовало бы больших средств. Кроме того, община, с существовавшей в ней круговой порукой, могла обеспечить стабильное поступление налогов, а позже - облегчить проведение контрактации. [15]

Другой исследователь, затрагивавший в своей работе проблему крестьянской общины 20-х годов, Ибрагимова Д. Х., считает, что именно «исконный артельный дух крестьянского «мирского» общества» стал основой создания добровольных крестьянских организаций в период нэпа.

Что касается общинного землепользования на Ставрополье, то, согласно распространенным итогам, в Ставропольском округе в 1927 году было 116 641 хозяйство с общинной формой пользования землей и 14 435 хозяйств - с отрубной и хуторской (все приводимые данные о состоянии общинного и хуторского и отрубного землепользования собраны в ходе весеннего выборочного опроса 1927 года и являются распространенными, поэтому могут характеризовать лишь общие тенденции развития деревни). В общине состояли преимущественно те хозяйства, которые имели небольшие участки пахотной земли и более других страдали в неурожайные годы, то есть хозяйства с посевом до 8 десятин. По данным выборочного опроса,

59.2 % хозяйств с посевом до 8 десятин состояли в общине. Беспосевные хозяйства и хозяйства с посевом до 0,09 десятин составляли 1,84 % общинников, с посевом от 0,1 до 2,09 десятин - 9,5 % общинников. Основная масса членов общины - хозяева, имевшие в своем хозяйстве от 2,1 до 8,09 десятин посева. Это 47,86 % хозяев. Согласно статистическим данным, у общинников с посевом до 8 десятин в пользовании находилось 568 691,58 десятины земли, или примерно 44,97 % пашни, находившейся в пользовании членов общины. Большая часть земли, то есть 695 910,56 десятин или

55.3 % находилось в пользовании средних и зажиточных хозяев- общинников и кулаков. [17]

Община в 1927 г. еще была сильна. Хозяйств с отрубной и хуторской формой пользования землей по отношению к общему числу хозяйств с общинной и отрубной и хуторской формами пользования было всего 11,01 %. В пользовании самостоятельных хозяйств находилось 12,56 % пашни, имевшейся в то время в фактическом пользовании. В качестве отрубников выступали как владельцы крупных, так и мелких хозяйств. Большинство среди самостоятельных хозяйств, хотя перевес был незначительный, составляли хозяйства с размером пашни до 8,09 десятин включительно - 50,46 % хозяйств. Остальные 49,54 % хозяйств - с количеством пахотной земли от 8,1 десятины. Но эти 49,54 % хозяйств владели основной частью внеобщинных и внеколхозных земель.

Исторически сложилось, то в Ставропольском округе образовывались многодворные общины. Это стало причиной образования дальноземелья и длинноземелья. Часто наделы, принадлежавшие крестьянам, были размером в 20 десятин и находились от мест поселения на расстоянии 15-20 верст. Встречались селения, где наделы располагались в двух совершенно отдельных массивах на расстоянии до 100 верст друг от друга. Учитывая дальноземелье, разное качество почв и расположение водных источников, для справедливого распределения земли крестьянское хозяйство получало свой надел размером в среднем 15-20 десятин на двор, состоящий из нескольких участков, иногда в 5-10 местах.

После октябрьских событий 1917 года государство способствовало трансформации прежней общины. Общинное устройство было сохранено, в том числе и на Ставрополье, потому что природные условия Ставрополья (недостаточность водных источников, отсутствие разнообразия почв), а также плохо развитая сеть железных дорог затрудняли хуторское ведение хозяйства; кроме того, община была удобна как фискальная единица. Столыпинская реформа в свое время способствовала выделению хуторов, но действенной реформа оказалась в местностях с достаточным количеством водных источников. Кроме того, реформа не способствовала уничтожению дальноземелья. В итоге земля, выделенная отрубникам, оказалась в большинстве случаев в руках скупщиков. После революции на местах отрубов начала восстанавливаться общинная форма землепользования.

В первые годы советской власти, до того как был взят курс на коллективизацию, шли поиски оптимальных путей развития крестьянских хозяйств, поэтому предпринимались меры по развитию различных форм землепользования. С одной стороны, для устранения дальноземелья и чересполосицы, улучшения водоснабжения Земельное Управление, по сути, продолжая землеустроительные работы, начатые до 1917 года, поставило задачу раздробления многодворных общин путем образования выселков, отселков, поселков, товариществ, отрубов по возможности с приемлемыми по размеру и качеству земельными участками.

землепользование. Принципы землеустройства, указанные в декрете «О социализации земли» от 19 февраля 1918 года, способствовали уменьшению размеров земельных участков в хозяйствах, имевших площади земли большие, чем было положено для них по новой норме. Землю теперь получали и женщины, а до революции октября 1917 года земля выделялась с учетом количества мужских душ, безземельное и малоземельное местное земледельческое население (и в их числе иногородние в селах и в казачьих станицах, которые землей до революции не наделялись, а купить землю могли из них не многие), батрачество, земледельческое население, прибывавшее после опубликования закона о социализации земли, неземледельческое население, зарегистрировавшееся в земельном отделе. Причем, при расчете потребительско-трудовой нормы земельного участка на хозяйство для того или иного пояса должна была браться средняя норма землеобеспечения хозяйства в одном из уездов данного пояса с плотностью населения, низшей для данного пояса, с учетом среднего качества и урожайности десятины. При определении среднего крестьянского земельного участка должны были сначала учитываться только те земли, которые до 1917 года были в пользовании крестьян-труженников. В расчет не брались земли частновладельческих нетрудовых хозяйств, находившиеся до 1917 года в фактическом владении и пользовании у казны, частных банков, монастырей, уделов и помещиков. Из этих земель составлялся запасный земельный фонд, из которого наделялись землей безземельные и малоземельные с наделами ниже существовавшей потребительско-трудовой нормы и в исключительных случаях ими могли наделяться имеющие средний участок земли крестьяне, если этой земли было недостаточно для безбедного существования. [20]

Кроме того, сокращению посевных площадей в хозяйствах способствовали войны. C 1913 по 1917 год площадь посева на хозяйство уменьшилась с 17,77 до 11,65 десятины и, таким образом, общая посевная площадь в Ставропольской губернии сократилась с 2 899 000 десятин в 1913 году до 2 047 410 десятин в 1917 году. Гражданская война и политика военного коммунизма имели следствием еще большее уменьшение размера крестьянских посевов: если в 1917 году, как уже было отмечено, средний размер посева на одно крестьянское хозяйство составлял 11,65 десятины, то в 1920 году - 8,51 десятины. [21]

Одновременно с землеустроительным проектом создавали и агрономический проект перехода к улучшенным севооборотам, и оба проекта пытались осуществлять вместе. [22] Широко в Ставропольском округе была развернута работа по организации агроуплотненных поселков, в которых хозяйство велось с учетом агрономических достижений. [23] Эти поселки создавались в целях недопущения распыления средств и организационных усилий. То есть, государственная помощь в виде кредитов, семенных ссуд, сельхозинвентаря, машин направлялась не по отдельным хозяйствам, а в

поселки. Хозяйствование в поселках велось под руководством

агрономов. [24] В 1927 году было решено уплотнить 1 300 крестьянских хозяйств, и для этого было выделено 700 тысяч рублей. Опыт предыдущего 1926 года по созданию новых поселков был удачным, и идея культурного улучшения хозяйств вызвала интерес у ряда крестьян. В частности, на 1927 год по Ставропольскому району к уплотнению было намечено 169 хозяйств, а заявок от крестьян поступило около 400. [25]

С началом борьбы с кулачеством, создание агроуплотненных поселков государственные органы посчитали вредным. И. А. Шимченко, секретарь Ипатовского райкома, в своих воспоминаниях о проведении коллективизации писал о неклассовом подходе, существовавшем в практике организации поселков: руководящую роль в уплотненных поселках предполагалось отдать «культурным хлеборобам», то есть кулакам, которые составляли подавляющее большинство «культурных хлеборобов». [26] В плане

государственных мероприятий по сельскому хозяйству на 1927-28 год в этом отношении четко говорилось, что землеустройство, в той его части, которая способствует росту кулацких элементов, следует прекратить. [27]

Необходимо также добавить, что при определении путей развития форм землепользования в 20-е годы активное участие принимали не только экономисты, политические деятели, а и крестьяне. Некоторые из них посылали в периодические издания, прежде всего в «Крестьянскую газету», письма со своими предложениями о будущем деревни. Мнения были разные: оставление общинной формы землепользования, создание отрубов и хуторов, организация коллективных хозяйств. [28] Особо здесь выделяется письмо крестьянина из Северо-Кавказского края, в котором говорилось, что поднять сельское хозяйство можно только через допущение свободы выбора форм землепользования, и время выявит лучший способ организации пользования землей; коллективизация же станет неизбежной после поднятия сельского хозяйства, так как в хозяйствах уже имеется необходимость в совместной обработке земли. Хотя крестьянин в итоге и отдал предпочтение коллективным хозяйствам, но основная мысль проходит через все письмо - предоставление производителям сельхозпродукции свободы в выборе форм землепользования. [29]

Таким образом, на 1928 год российская деревня еще сохраняла свой традиционный общинный уклад с единоличным ведением хозяйства. Но в этот период уже происходило изменение государственного внутриполитического курса. Большие планы советского правительства в области индустриализации требовали больших капиталов. Невысокие урожаи и самостоятельное распоряжение крестьянами сельскохозяйственной продукцией своих хозяйств сильно затрудняли процесс накопления денежных средств для последующего их вливания в промышленность. И. Сталин решил изменить ситуацию коренным образом. На XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года были определены основные направления новой государственной политики. На съезде была принята резолюция «О работе в деревне», в которой говорилось, что основной задачей партии в деревне становится преобразование мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы.

В резолюции было намечено провести мероприятия по улучшению жизни крестьян: необходимо было следить за исполнением решения партии об освобождении маломощных крестьян от сельхозналога и ввести соответствующее требованиям времени прогрессивное налогообложение, предполагалось вовлечь в кооперацию крестьянок, содействовать механизации и развитию кустарной промышленности, развернуть при сельхозкооперации машинные прокатные пункты, где бы маломощным крестьянам машины сдавались на льготных условиях, создать возможность для снабжения колхозов и слабых хозяйств техникой через кредитование или предоставление иных льгот, расширить кредитование бедноты, провести землеустройство с одновременным оказанием агрономической помощи, организовать строительство мелиоративных сооружений, ввести законы о пенсионном страховании маломощного крестьянства, провести культурные преобразования. [30] Эти мероприятия начнут осуществляться сразу после их декларирования, но результатом их будет упадок хозяйства в начале 30-х годов и как следствие - голод 1932-1933 годов, но не процветающая деревня.

Кроме того, в принятой съездом резолюции была обозначена позиция государства в отношении наиболее конкурентно-способных сельских производителей: необходимо было подорвать положение кулаков на рынке зерна, на потребительском рынке сельскохозяйственных машин, в сфере производства и в политической сфере. [31]

Последующие документы, принятые партийными органами, дополняли и конкретизировали решения XV съезда. На Объединительном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), проходившем с 6 по 11 апреля 1928 года, была принята резолюция «О хлебозаготовках текущего года и об организации хлебозаготовительной кампании на 1928/29 год». Кроме того, что в ней были даны установки на социалистическое переустройство села, в ней определялись способы достижения этой цели, по крайней мере, на первом этапе. Рекомендованные в резолюции методы ведения заготовительной кампании были жесткими, но как окажется впоследствии, достаточно либеральными, по сравнению с последующими годами. Во-первых, предлагалось стимулировать продажу крестьянами сельскохозяйственной продукции завозом в села промышленных товаров, которых крайне не хватало, и из-за чего крестьянам приходилось удерживать свой хлеб в хозяйстве, так как вложить вырученные за него деньги они никуда не могли. Во-вторых, предлагалось наладить бесперебойное поступление от населения налоговых платежей, чтобы крестьяне продавали свой хлеб для оплаты налогов, распространить займы, обложить налогом зажиточные хозяйства. В- третьих, рекомендовалось производить конфискацию хлеба за скупку и спекуляцию зерном с применением наказания по статье 107. В числе других мер предполагались организация контроля партии за ходом хлебозаготовок и «вычищение» из местных и центральных органов управления лиц, мешавших проводить правительственную линию, сливание действовавших заготовительных организаций в общесоюзное акционерное общество Союзхлеб (таким образом пытались убрать конкуренцию между заготовительными организациями, так как конкурентная борьба заставляла их поднимать заготовительные цены, чтобы крестьяне сдавали хлеб им; за потребительской кооперацией было решено оставить право производить заготовки, но хлеб, собиравшийся для выполнения общесоюзных планов, а не для местных нужд, подлежал ссыпке на ближайшие элеваторы, мельницы, пристанционные и пристанские пункты Союзхлеба. [32]

Что касается крестьянства, которое уже было объединено в коллективы, то большинство колхозников в тот период имели свои посевы, огороды и скот, потому что процент обобществления в коллективных хозяйствах был низкий (например, на 1 июня 1928 года в Ставропольском округе было 702 колхоза и из них 34 - это машинные товарищества, 594 - это товарищества по обработке земли, 42 - артели и только 32 коммуны). [33] Колхозникам в 1928 г. принадлежало 13,6 тыс. гектаров озимых посевов края (в границах на 1 января 1937 г.) (1,37 %), 30,3 тыс. га яровых и бобовых культур (4,29 %), 29,4 тыс. га посевов технических культур (9,27 %), 4,2 тыс. га огородно-бахчевых культур (3,28 %), 1,2 тыс. га кормовых (5,8 %). В хозяйствах колхозников также находилось 4,63 % всего поголовья лошадей в крае (20,2 тыс. голов), 2,71 % поголовья крупного рогатого скота (34,3 тыс. голов, причем более трети, 38,19 %, из них составляли коровы и 32,36 % - телята до одного года), 0,91 % овец и коз (20,5 тыс. голов), 4,05 % свиней (14,7 тыс. голов). [34]

Несмотря на то, что к 1928 году крестьяне имели в своем пользовании почти весь обрабатываемый земельный фонд, размер их надела, по сравнению с дореволюционным, по уже указанным выше причинам (установление принципа уравнительного землепользования, тяготы войны), был меньше. Средний размер земельного обеспечения на хозяйство в начале XX века на Ставрополье был 23,8 десятины, не считая арендованных земель, и в среднем 7,41 десятины на душу мужского пола, хотя в разных селах были разные нормы: и 20, и 2 десятины на душу. [35] В 1916 году в Терской области беспосевные хозяйства составляли 21,1 %, хозяйств с посевом до 8 десятин было 30,2 %. Остальные 48,7 % хозяйств имели посевных площадей более 8 десятин. [36]

Изучение районов Северного Кавказа в середине 20-х годов показало, что 8,8 % всех хозяйств вообще не имели посевов, 18,2 % хозяйств имели менее 2-х десятин земли, 21,4 % хозяйств располагали 2-4 десятинами, 17 % - 4-6 десятинами. Таким образом, 56,6 % крестьянских семей имели до 6 десятин посева. У 1,7 % хозяйств был посев в 6-8 десятин, у 7,5 % - 8-10 десятин, у 10,3 % - 10-16 десятин, у 5,1 % - свыше 16 десятин. [37]

В сельской местности Ставропольского округа беспосевные и низкопосевные хозяйства с размером пахотной земли на хозяйство до 0,09 десятин были представлены, согласно данным весеннего опроса 1927 года, 2,91 %. До 8,09 десятин посева было у 58,8 % крестьянских хозяйств. 28,44% хозяйств владели пахотной землей размером 8,01-16,09 десятин. Остальные 12,8% хозяйств на 27 год можно считать наиболее крупными и они имели на хозяйство свыше 16,09 десятин. [38]

В Терском округе в 1927 г. беспосевные хозяйства составляли 9,2% Особенно большое количество беспосевных хозяйств наблюдалось в Воронцово-Александровском (16,1 %), Арзгирском (14,3 %), Наурском (13 %), Кисловодском (12,2 %), Горячеводском (11,9 %), Моздокском (10,9 %) и Прикумском (10,4 %) районах. Незначительное число беспосевных хозяйств было в Степновском (2,2 %), Левокумском (4 %), Суворовском (5,2 %), Александрийском (6 %) и Георгиевском (6,6 %) районах. Хозяйства с посевом до 6,09 десятины составляли 43,7 % хозяйств округа, с посевом 6,098,1 десятины - 11 %, с посевом 8,1-16,09 десятины - 23,1 %, от 16,1 десятины и выше - 13 %. Значительный процент крупных хозяйств, имевших от 16,1 десятины, был в Прохладненском (27,6 %), Арзгирском (23,5 %), Прикумском (21,1 %) районах. [39]

Такое измельчение хозяйств для региона рискованного земледелия, которым является Северо-Кавказский край, было нежелательно. [40] 8 июля 1925 г. постановлением ЦИК и СНК СССР Северный Кавказ, наряду с другими 16 административными единицами (затем их количество увеличили), был признан частью засушливой области в пределах РСФСР. В Северо-Кавказском крае засушливыми были названы Донской, Донецкий, Шахтинский, Таганрогский, Сальский, Ставропольский и Терский округа. [41] В отчете по обследованию засушливых районов говорилось, что в таких регионах крупнопосевное хозяйство необходимо рассматривать в ином ракурсе, чем крупные хозяйства других районов. Большие площади посевов - это гарантия устойчивости хозяйства в местах рискованного земледелия. На Северном Кавказе, по мнению специалистов, устойчивым могло считаться хозяйство, имевшее в своем распоряжении более 8 десятин. Но после революции размер крестьянского посевного фонда на семью уменьшился и почти уравнялся с посевными наделами в других регионах. Далее в отчете говорилось, что при проведении социально-экономической политики необходим районный подход.

С целью выхода из сложившейся в Северо-Кавказском крае ситуации в Народном комиссариате земледелия предлагали реорганизовать середняцкие хозяйства, объединить низкопосевные хозяйства в коллективные, в общественном порядке оказать агрокультурную помощь зажиточным, стимулировать скотоводство, животноводство, садоводство, огородничество, чтобы уменьшить зависимость хозяйства от погодных условий, строго дифференцировать налоговую политику и сделать ее регулятором хозяйственного развития. Кроме того, предлагалось страховать хозяйства от неурожаев (наиболее выгодными считали кооперативное страхование скота и организацию общественных семенных запасов), облегчать возможность получения кредитов из фонда борьбы с засухой и распространять долгосрочное кредитование (наладить кредитование производственно способных середняков и бедняков, а остальным предоставить возможность

получения общественных займов, гарантируемых общественными

комитетами при контроле органов власти и общественных организаций за использованием кредитов), обеспечить использование достижений

агрономической науки (посев устойчивых к засухе сортов и т.д.), расширить травосеяние для увеличения кормовой базы скота, проводить

землеустройство и производить постройку ирригационных сооружений, по возможности обеспечить крестьян средствами производства, организовать сбыт, развивать самостоятельность населения в своей хозяйственной деятельности и направлять развитие «в кооперативное русло». [42]

Таким образом, более половины хозяйств края не владели достаточным количеством земли, гарантировавшим их от голода в неурожайные годы и система хозяйствования региона требовала реорганизации.

До начала проведения коллективизации широко распространенным явлением была аренда земли. Сдачей в аренду земли занимались преимущественно хозяева небольших по посеву хозяйств, а арендаторами выступали главным образом хозяева крупных хозяйств. Социальный состав сдатчиков и арендаторов сильно затрудняет определение точных масштабов аренды из-за неточности статистических материалов, поскольку, как отмечал В. П. Данилов, сдатчики земли, несмотря на то, что их интересы были законодательно защищены, по возможности старались избегать огласки факта сдачи путем регистрации в совете или простым сообщением организациям, производившим опросы, хотя более грамотные арендаторы охотнее сообщали, что имели арендованную землю. Кроме этой, Данилов назвал и еще ряд причин необъективности статистических материалов об аренде (отсутствие сдающих землю во время опросов и т.д.). [43] Тем не менее, общая картина развития арендных отношений по имеющимся данным восстановима [44]:

Что касается рабочего скота, то он концентрировался в крупных хозяйствах. [45] Согласно весеннему опросу 1927 года, в сельской местности Ставропольского округа 41,44 % хозяйств не имели рабочего скота [46]; в крестьянских хозяйствах Терского округа (по данным весенней выборочной переписи 1927 года) рабочего скота не имели 35,3 % хозяйств. [47] От 80 до 92 и более процентов крестьянских хозяйств Ставрополья с площадями посевов до 3,09 десятины рабскота не имели. По одной единице рабочего скота имелось в Ставропольском округе немногим более чем у четверти (27,48 %), а в Терском немногим менее (23,9 %) чем у четверти хозяйств [48], причем в законе «О едином сельскохозяйственном налоге на 1928-1929 год» говорилось, что к числу хозяйств не имеющих тягловой силы, в условиях Ставропольского и Терского округов, следует относить хозяйства, не имеющие двух лошадей или пары волов. [49] По две единицы рабскота в Ставропольском округе имели 20,22 % хозяйств, а в Терском - 25,8 % хозяйств, по три в Ставропольском 5,94 %, в Терском 9,1 %. По четыре головы рабочего скота могли себе позволить редкие хозяева и главным образом это были владельцы очень крупных хозяйств. [50] Более подробно об обеспеченности ставропольских и терских крестьян скотом можно судить из следующих таблиц:

Группировка крестьянских хозяйств Ставропольского округа по обеспеченности рабочим скотом по распространенным итогам весеннего опроса 1927 года [51]

Группировка крестьянских хозяйств Терского округа по обеспеченности скотом по данным весенней выборочной переписи 1927 года [52]

Экономическое положение крестьянских хозяйств в Ставропольском и Терском округах, как уже говорилось, определяли погодные условия, а в 1928 году погода не способствовала получению хорошего урожая. Урожай озимых в 1928 году был еще ниже, чем в предыдущем. В 1927 году на

момент выхода посева из-под снега его состояние в Ставропольском округе Окружной экспертной комиссией оценивалось в 2,9 балла, в Терском округе - в 2,5 балла. На момент ухода озимого посева под снег в 1927 г. в Ставропольском округе он оценивался в 3 балла, а при выходе в 1928 г. в 2,3 балла; в Терском округе ситуация была аналогичной: уходящий под снег посев оценивался в 3,8 балла, а после таяния снега в 2,5. [53] Озимые пострадали от мороза, яровые посевы 1928 года пострадали от засухи. Засуха же сказалась и на количестве заготовленных кормов. В Степном Восточном подрайоне (включал Донецкий, Шахтинский, Сальский, Ставропольский и Терский округа) в 1928 году было заготовлено сена на 18,2 % меньше, чем в

1927 году, соломы меньше на 6,4 %. Только запасы мякины оказались на 1% больше запасов 1927 года. [54]

Сложившаяся ситуация с хлебом и кормами и отсутствие в селе промышленных товаров сказалось на состоянии рынка, так как рынок являлся и является своеобразным термометром и сразу реагирует на кризисные явления в сельском хозяйстве. В 1928 году рынок еще определял частник как основной производитель сельхозпродукции. Плохой урожай

1928 года повлиял на товарность крестьянского хозяйства и на уровень цен на продукты сельского хозяйства на базарах. После уборки владельцы маломощных хозяйств повезли урожай на рынок, чтобы за вырученные деньги удовлетворить потребности хозяйств и уплатить налоги, поэтому цены на рынках снизились. Например, если в июне центнер ячменя по городу Ставрополю можно было купить за 8 рублей 54 копейки, в июле за 12 рублей 20 копеек, то в августе (цены указаны за первый день месяца) за 6 рублей 90 копеек. [55] После продажи мелкими хозяйствами своих незначительных излишков зерна поступление его на рынок сократилось. Обобщенные данные по обследованным 352 крестьянским хозяйствам Северного Кавказа свидетельствуют о том, что в ноябре доходная часть хозяйства от продажи зерновых хлебов составила 10 %, а в декабре 9,7 %, от продажи масличных в ноябре 7,2 %, в декабре 2,2 %, от продажи муки и круп в ноябре 3,6 %, в

декабре 1,9 %. [56] Одновременно с этим шло снижение уровня

хлебозаготовок. В Северо-Кавказском крае в октябре было заготовлено 42 831 тонна пшеницы, 2 230 тонн муки, 9 270 тонн ячменя, 9 821 тонна ржи и суржи, 2 642 тонны овса, в ноябре же 21 851 тонна пшеницы, 1 409 тонн муки, 3 915 тонн ячменя, 5 340 тонн ржи и суржи, 1 589 тонн овса. [57] В Ставропольском округе заготовки упали с 5 062 тонн в ноябре до 2 101 тонны в декабре, причем из 2 101 тонны 1 544 тонны - это были маслосемена и техкультуры, а остальное - хлеб и хлебофураж. [58] Причина из месяца в месяц осложнявшейся ситуации с заготовками зерна была очевидна: крестьяне не хотели сдавать государству свои небольшие товарные запасы за бесценок. Директивные цены в Северо-Кавказском крае НКСнабом на это время были установлены в 7 рублей 75 копеек за центнер мягкой пшеницы и 8 рублей 24 копейки за твердую пшеницу, хотя, например, на относительно стабильном сельском рынке Винодельного с октября по декабрь 1928 года на пшеницу установилась цена 17 рублей 50 копеек за центнер. Рожь закупалась у населения по 5 рублей 49 копеек за центнер, на рынке Винодельного крестьянин мог продать свою рожь в октябре-ноябре за 15 рублей. [59]

Крестьяне не везли на рынок и не сдавали государству зерно еще и потому, что не имели возможности реализовать обесценивавшиеся деньги, так как промышленные и бакалейные товары поступали в село крайне слабо. Например, в декабре в сельской местности Ставрополья не хватало чая, махорки и т. д., резко снизился объем завоза текстильных товаров (по отделению Крайсоюза ПО в декабре краем было завезено 5 вагонов текстиля, в то время как в ноябре 15 вагонов), были трудности в покупке обуви, режущих товаров, эмалированной посуды, некоторых видов сельскохозяйственных машин, строительных материалов (лесоматериалов, гвоздей, кровельного железа и так далее), бельевого мыла. [60]

В целях сохранения запасов зерна в хозяйстве крестьяне начали распродавать скот. Если доля дохода крестьянской семьи от продажи живого скота в ноябре была 23,7 %o, то в декабре 28,1 %o, доля дохода от реализации мясопродуктов за месяц выросла с 5,6 % до 8 %. [61] Вывоз на рынок большого количества мяса стал причиной падения на него цен. [62] Заготовки у населения скота и мяса в тот период времени также проходили более интенсивно, чем обычно. В ноябре крупного рогатого скота по Ставропольскому округу было заготовлено на 675 076 рублей, в декабре на 572 011 рублей, то есть снижение составило 20 %, но, несмотря на некоторое снижение количественных показателей, качественные характеристики заготавливавшегося скота говорили о том, что население избавлялось от животных, которые в сложной экономической обстановке оказывались лишними. Так, с ноября по декабрь упали заготовки по взрослому крупскоту с 7 814 до 4 052 голов, то есть на 48 %, но выросли заготовки по молодняку: с 754 голов в ноябре до 1 219 в декабре. Эта ситуация на рынке скота и мяса вызывала опасение у специалистов, так как создавала угрозу сохранения поголовья крупного рогатого скота в округе. [63] Кроме того, в хозяйствах происходило постепенное сокращение численности овец. В декабре заготовка овец по Ставрополью выросла до 4 197 голов, а в ноябре было заготовлено 2 015 голов.

В целом же в конце 1928 года крестьяне старались обеспечить поступление денежных средств в хозяйство не продажей сельхозпродукции, а занятием промыслами и заготовками, что было связано с резким уменьшением или отсутствием излишков в хозяйствах и придерживанием продукции хозяевами, которые эти излишки имели. Если в ноябре статья дохода от выхода на заработки или от занятия промыслами составляла 16,7 %, то в декабре 19,1 %. [64]

Итак, кризисные явления на рынке сельхозпродукции и в хлебозаготовках в 1928 году имели объективные причины - неурожай, наличие в стране большого количества мелких, неспособных противостоять непогоде хозяйств, и субъективные - создание на селе (как и в городе) товарного голода и участившееся применение насильственных методов воздействия к владельцам экономически рентабельных хозяйств. Тем не

менее, в качестве одной из серьезных причин плохого хода хлебозаготовок и роста цен на базарах и нехватки сельхозпродукции руководством называлось сопротивление кулачества. Андреев А. А., секретарь крайкома ВКП(б), оценивая обстановку в деревне в тот период, в числе имевшихся недостатков отметил следующий: нет еще всюду четкого, правильного проведения на практике линии партии и «в связи с отчаянным сопротивлением кулаков, с острой классовой борьбой, не всюду обеспечен еще в достаточной степени нажим на кулака так, как этого требует линия партии». По словам Андреева, недостаточный нажим на кулака особенно сказался на хлебозаготовках и в вопросах сельского хозяйства. [65] Е. И. Турчанинова, занимавшаяся исследованием коллективизации на Ставрополье и издавшая в 1963 году результаты своих исследований, также называла сопротивление кулачества как один из факторов, отрицательно влиявших на рынок и заготовки и, как представитель советской историографии, положительно оценивала

предпринимавшиеся местным и центральным руководством попытки обеспечить выполнение заготовительных планов давлением на владельцев крупных хозяйств через привлечение к судебной ответственности, конфискацию сельхозпродуктов и так далее. [66]

Постсоветская историография не склонна трактовать сопротивление крестьянства хлебозаготовкам как кулацкий мятеж. В частности, А. В. Баранов, оценивая социально-экономическую и политическую

обстановку в деревне в конце 20-х годов, говорит не о кулацком сопротивлении, а о сопротивлении всех социальных групп в селе политике государства, так как от заготовок-конфискаций страдали все категории крестьянства, а политику в отношении зажиточных слоев автор называет разорением. [67]

Таким образом, накануне коллективизации деревня еще сохраняла свой традиционный уклад. Крестьяне жили в домах дореволюционного образца, так как, во-первых, строительство нового дома обходилось крайне дорого, а во-вторых, были сильны традиции в строительстве. В деревне того периода существовала община и единоличное ведение хозяйства. Крестьянин еще оставался основным производителем сельхозпродукции, ему принадлежал почти весь обрабатываемый земельный фонд. Однако к концу второго десятилетия произошло измельчение крестьянских хозяйств, что сделало их экономически уязвимыми. Для преодоления проблемы малоземелья на протяжении 20-х годов происходил поиск приемлемых форм землепользования, в процессе поиска активное участие пыталось принимать крестьянство. В итоге определения возможных путей развития директивно выбор был сделан в сторону коллективизации. Это положило начало слому рыночных отношений, применению насилия по отношению ко всем слоям деревни. К концу 20-х годов община выполнила свои роли по сдерживанию расслоения деревни и как фискальная единица, которые отводились ей советским государством, поэтому с началом коллективизации начался последний этап в истории существования этого института.

2.2.