<<
>>

МОИ ТОМСК

В. И. Деревцов

IVIoh юные годы пришлись на сибирский город Томск и его окрестности. Там прошли годы учёбы, и создавалось мировосприятие, во многом подсказанное семейным укладом жизни, приветливой уважительной атмосферой взаимного общения томичей, а также городскими окрестностями, где провел немало времени на природе и охоте.

До десяти лет моё детство протекало вполне безмятежно. Будучи единственным ребёнком в семье, возрастал под опекой родителей, бабушки и четырёх тёток. Тут, однако, началась война, круто отличив военное время от мирного. В корне изменились условия человеческого существования, и в семейном обиходе у мальца появились совсем недетские дела, требующие повседневной занятости. Пилка и колка дров; снабжение водой - летом с полными ведрами на коромысле, зимой - с кадушкой на санках; огородные работы - посадка, прополка, поливка, окучивание и уборка урожая - вот их неполный перечень. Труды не столь тяжкие, сколь исключающие свободное время. Однако вскоре этому, установившемуся было, распорядку суждено было нарушиться, когда на смену пришла одна- единственная, но жизненно значимая обязанность.

Первый же год войны, несмотря на отдаленность фронта, дал понять, что означает слово «лихо». Ощущение голода и вялость организма были постоянными, а мысли заняты одним: что бы поесть. Как-то очень скоро питание жителей, не готовых к такому повороту событий, свелось к пайке хлеба - 800/600/400 - для рабочего, служащего и иждивенца. Пока стоишь в очереди за хлебом, до голодного обморочного состояния нанюхаешься витающих в магазине №19 (что на углу Красноармейской и Фрунзе) манящих запахов. Понимая, что вторую военную зиму дети могут не пережить, родители пошли на такой крайний шаг, как обзаведение коровой в городских условиях. Вовремя подоспело разрешение на создание подсобных хозяйств в черте города, наполовину деревенского. Поведением наша Лилька была чисто бык, даром что корова.

По свойственной всем красавицам вздорности обладала ужасным нравом, который не замедлил трагически проявиться. Стоило товарке по стаду пересечь капризуле дорогу, как у той между рёбер оказался острый рог. А я в последующие три лета, будучи в подростковом возрасте, оказался пастухом «индивидуальной» коровы. В отличие от подпаска деревенского я стал пастухом городским.

На култук[4] не сунешься, и поэтому вместо близких тучных луговых пастбищ в нашем с Лилькой распоряжении оказывался то берег Ушайки, с его чахлым травостоем, то неукосица лесных опушек, до которых путь не близок. Рано утром - ни свет ни заря - дождь или вёдро - мы уже в дороге, и впереди у нас дни, непохожие один на другой, хотя бы ты сегодня выбрал то же пастбище, что и вчера. Пройдет такой день, заполненный до отказа всячинкой, и ты, ложась спать, в нетерпении прихода нового утра торопишь сон. Смутно помню, что в первый пастушеский «сезон» я лишь осваивался с поиском выпаса, близкого к водопою, да избегал мест, богатых слепнями. Немало пришлось повозиться, прежде чем был найден «общий язык» со своенравной скотинкой. Заботы о «хлебе насущном» (обед - ломоть хлеба и поллитровка молока - съедены еще утром по дороге на пастбище), занимали остальное время. Ловля пескарей и ельчиков, корешки, травы, ягоды, грибы...

К чтению я пристрастился с малолетства. Папа всячески поддерживал этот мой интерес, приобретая детские книги. В пять-уже читал «Буратино», в семь знал наизусть «Конька- горбунка». Неудивительно, что стал брать с собою в поле печатное слово, чтобы скоротать время. Листы, нещадно выдранные из подшивки дореволюционного журнала «Нива» и приложений к нему, составляли это чтиво. Привлекали прекрасные иллюстрации: природные и городские виды, картины военных действий и госпиталей Первой мировой войны; стихи русских и зарубежных поэтов, еще с «ятями». Помнится, читал все подряд, особо не осмысливая прочитанное и, тем более, не заучивая. На Байроне, однако, споткнулся (захотелось повторить): рифма незапоминающаяся, но ловко закрученная, а уж содержание....

Hy как пройти мимо чайлд-гарольдовской строфы:

Все фантастично! В яхонтах, в алмазах,

Вокруг ручья - холмов зеленых ряд.

И ящериц проворных, быстроглазых,

И пестрых птиц причудливый наряд.

Они прохожим словно говорят: - Куда спешишь? Останься, путник, с нами,

Не торопись в свой город, в шум и чад!

Манят фиалки синими глазами,

Окрашенные в синь самими небесами.

Разве не чудо, оторвав взгляд от книжных строк, наблюдать воочию прочитанное?! Правда, ничего фантастического в своем тогдашнем окружении я не находил. Лужок, опушка леса, корова и сам я, невольный пастух - какое в этом волшебство?! Даже в проворно убежавшей прочь ящерице, хвост которой за секунду до того был прижат мною к камню. Случайное знакомство со стихами Байрона заставило взглянуть на окружающее иными глазами. Все упомянутое в строфе было: речка, зеленые холмы и поющие птицы. Даже анютины глазки, которые на лугу не росли, но зато их можно было встретить среди густой травы лесных опушек.

...Листок за листком читаю седьмую песнь «Дон Жуана», и вдруг среди описания стародавних, казалось бы, событий, взгляд выхватывает знакомую фамилию - Суворов! И это в тревожные дни войны, не той, из глубины истории, а современной, жестоко и всечасно напоминающей о себе. Имя на слуху, оно символ будущей победы. Как тут не проникнуться признательностью к автору, описывающему доблесть русских воинов при взятии Измаила? ! Как не уважать иностранца, прославляющего гений российского полководца:

Суворов появлялся здесь и там, смеясь, бранясь, муштруя, проверяя,

(Признаться вам - Суворова я сам без колебаний чудом называю!).

То прост, то горд, то ласков, то упрям, то шуткою, то верой ободряя,

Он гением блистал в бою любом.

Нашлись у Байрона строки и для моей пастушьей доли. Едва ли тогда они были мною восприняты, но как созвучны:

... пастушок на круче.

Простых забот вся жизнь его полна:

Мечтает, спит, глядит, откуда тучи,

Или в пещере ждет, чтоб минул дождь ревучий.

Пещеру мне заменяли хвойные деревья - очень даже сносные укрытия от морочка[5].

Так корова-кормилица и мировой гений стали моими наставниками на пути познания природы как истинного чуда мироздания!

Лёжа полдня на спине, можно насмотреться всякого. Лазурная, без единого облачка высь с ярким, до боли в глазах, светилом располагает к общей расслабленности; даже ко сну, когда не очень жарко. Из неподвижно застывших кучевых облаков - снежно-белых и темно-серых - понастроено замков, высящихся громадами над пропастями, а перистые - одиноко затерялись в голубых небесах. Но вот несущаяся наперегонки череда облаков - слоистых или клочьями ваты - способна подхватить душу подростка и увлечь за собой. Куда!? А никуда, - лишь бы лететь невесомо, глядя на проплывающую под тобой землю!

И наоборот, облака могут ползти - медленно и вразброс, подобно кормящемуся на лугу стаду коров.

Бывало и неприятие неба, и самое отвратное - с угрюмо нависшими черными буграми туч, готовыми вот-вот разразиться грозой. Те хотелось разгрести руками до хотя бы маленького оконца чистого неба. Больше всего привлекала беспрерывная смена фигур, словно кто-то там, в вышине, забавляется, поворачивая тубус гигантского калейдоскопа! Вот в гуще белых кучевых облаков возникла серая туча: ни дать ни взять бог северного ветра Борей, как его принято изображать на литографиях. А какие зори! В городе их вовсе не замечаешь, но совсем другое восприятие алого горизонта, когда движешься через поле навстречу утренней заре, сулящей погожий день. По окрасу вечерних зорь удавалось предсказать, какая погода ждет меня завтра. Впоследствии, на Севере, порой весеннего гусиного перелёта доводилось множество раз вместе с облаками мысленно возвращаться в детство. Располагал к этому поиск летящих в небе стай, а также бесстрастное созерцание небосвода в часы их отдыха и кормежки.

Со временем, пообвыкшись, я стал более внимательно приглядываться к окружающему, явлениям природы, задаваться вопросами и, как следствие, размышлять. Ныне всех природных явлений не упомнить, но грозу, от которой укрыться в лесу не успел, буду помнить вечно.

...Ничто не предвещало непогоды. Серенькое утро уступило место ясному дню. Солнце осветило привычную красочную картину: вблизи - синь реки, вдалеке - опушка соснового бора и лазурь неба над головой.

Как прежде в волнах воздуха и света жужжит и строит сот пчела,

И небо чисто и роскошно лето...

Все существа в таинственном сиянье, в едином хоре говорят одно:

«Я славлю мощь Творца, я им сотворено».

Наблюдение за синими стрекозами на желтых цветах кубышки увлекло настолько, что действительность под забылась. Внезапно дневной свет померк, повеяло прохладой, появился непривычный запах. Чуть дующий ветерок превратился в ураганный, темные тучи на глазах перекрыли небо. Клубясь и разрастаясь, они на глазах перекрыли солнечный диск. И тут же расколовшееся под зигзагом молнии небо, а затем, после недолгой, но полной дурного предчувствия паузы, последовал удар грома ужасной силы... Корова моя, издав невообразимый вопль, переходит на громкое беспрестанное утробное мычание. C каждым новым ударом незримого громадного молота по невидимой же наковальне звучание грома нарастает. Ощущаю себя букашкой перед небесами, пришедшими в небывалое раздражение. Понимая, что искать укрытия поздно, сворачиваюсь калачиком на речном галечнике, кляня на все лады чумового Перуна с его громом и огненными стрелами. Поэтическое описание природной вакханалии кратко, но очень выразительно:

Сверкая, пляшут капли дождевые.

И снова тьма, и,вновь озарена,

Гудит земля, безумствуют стихии и сотрясают мир раскаты громовые.

Но вот гроза проходит, и в небе повисает необычайно цветистая, словно умытая, радуга. Не познав мрака, не оценишь света. Страхи испаряются, и душа раскрепощается.

Вдруг радуга у них над головой на крутизне воздвиглась голубой.

Все стало сразу ярче, словно споря сияньем с этой аркою цветной.

После той памятной грозы всегда старался упредить разборку божьих сил, торопясь под защиту леса. Памятуя, очевидно, пережитое, с этим соглашалась Лилька: почуяв грозу, что есть духу, чесала[6] впереди пастуха.

У амхарцев есть пословица: «Юноша видит сначала небо, а потом землю». В моем случае этот переход ускорила война, но сегодня я к прошлому не в претензии, поскольку взамен получил немалую жизненную школу. Справедливо сказано, что мы все родом из детства. И тому примером наше последующее поведение, отдельные поступки, корень которых (давший росток в молодые годы) можно найти, если покопаться в прошлом.

К выпуску 1949 года средняя мужская школа № 9 Томска объединила два девятых класса в один (без приставки), однако на качестве обучения это не сказалось, поскольку все 33 «гаврика» получили аттестат зрелости. Класс был очень дружным, без

группировок и трений между ними. Были и отдельные примечательные личности. Гриша Шахнович, к примеру, перерешал все задачи из сборника по геометрии. «Вооруженный» правильными ответами, класс (к удивлению Виктора Васильевича) дружно сдавал контрольные работы задолго до звонка. На межшкольных олимпиадах по физике и химии без призов не оставались. Выпускалось три стенгазеты по интересам - в каждую учебную четверть. Поэтов, выступающих открыто, было пять и еще полдюжины тайных. Полкласса систематически сражались в шахматы, а Ким Аристов играл на первенстве города среди взрослых. Футболисты девятой (10-й и 9-е классы) стали обладателями первого юношеского Кубка города-1948 и составили со временем костяк «ТПИ-1», уступившей «взрослое» городское первенство лишь команде артучилища (ТАУ).

Питалось все от накопленного потенциала университетского города - библиотек, лекций, концертов и т.п. - и, конечно же, прекрасных учителей. Каждый из них - яркая индивидуальность, но всех, во главе с выдающимся педагогом А.Н. Стронской, счастливо объединяло одно бесценное качество: умение привить любовь к своему предмету. Вот почему класс, как завороженный, слушал отрывки из произведений классиков в исполнении

Л.Н. Горизонтовой, дружным «ух ты!» встречал доказательство теоремы, сделанное мелом на доске упомянутым математиком В.В. Егоровым, вместе с физиком А. А. Ботаки погружался в мировые тайны материи. Всю жизнь я считаю себя участником осады Трои (вот только не знаю, на чьей стороне) и войны Белой и Алой розы - к чему мне эти древности, если б не BA. Имайкина. Всеобщий наш кумир - физрук В.М. Ичитовкин - прошедший войну офицер, без специального образования, - сумел привить ребятам такую любовь к движению, что и две трети века спустя они себя без того не мыслят. Закрывал глаза на травмоопасную чехарду, заполнявшую переменку от звонка до звонка, но посмел бы кто войти в спортзал без шаровар и тапочек. Абитуриентом, сдавая иняз, я поздоровался и представился на английском. Экзаменующий только и спросил: «Из девятой?! У Шипулина...» - и вывел в листке «5».

На выпускном вечере - без возлияний, но с танцами (партнерши из 6-й женской) - я, помнится, сказал: «Случилось так, что я еще не выбрал будущую специальность. Но где бы я ни находился, какой бы путь ни избрал, всегда буду помнить школу и учителей, а полученные знания приложу с пользой для Родины». Прозвучало несколько пафосно, но зато искренне патриотично.

Пять томских вузов предоставляли широкие возможности выбора специальности. Однако естественные науки своим стремительным развитием привлекали более других. Большинство из нашего выпуска стали горняками. Не по призванию, а по причине гарантированной и повышенной стипендии и студенческой формы. Раскидало моих одноклассников по всей стране, от Владивостока до Украины, Но где бы ни находились, честно служили народу и всегда помнили школу.

К выбору химии, как перспективной науки и отрасли, меня склонила тетя Люба, выпускница химфака ТГУ. За мной как старостой класса и капитаном футбольной команды потянулись в Политехнический друзья.

Студенческие годы, - заполненные не только учебой, но и всем, что составляет понятие молодости, это отдельная статья, - пролетели, как мгновение! Яркое и... невозвратное. Однако как не припомнить военные лагеря - дисциплинирующие и сближающие одновременно.

...После двухчасового марш-броска по азимуту, насквозь пропотевшие и уставшие донельзя, строимся в колонну. Старшина Серых - один на два отделения артиллеристов - дает команду:

- C места с песней шагом марш! - Тут же следует мой непроизвольный удар кулака в спину идущему впереди запевале Женьке Заруцкому:

- Молчи! - Какие песни, когда в горле пересохло, слюна во рту слиплась и пить хочется страшно. По строю прошелестело солидарное:

- Молчать!

Песня, по мнению старшины, неотъемлемая составляющая марширующего строя, и команда в повышенном тоне следует вновь. В ответ безмолвие внутренне напрягшихся вневойсковиков... В тишине подходим к развилке: столовая налево, стадион - направо. Кадровику перед офицерами, приступившими к обеду, лица терять нельзя, и он командует:

- Левое плечо вперед! По кругу бегом марш! - Бежим по стадиону в угрюмом молчании, позвякивая ложками и кружками на поясе. На выходе из виража Серых, уверенный, что урок пошел впрок, повторяется: - Шагом марш! Запевай!

Ответом все то же безмолвие... И вновь:

- Левое плечо...бегом по кругу...

Не знал тогда упрямый хохол, что нарвался на не менее упрямых сибирских парней, которые и черту не уступят, в случае чего. А случай был как раз тем. Не покидает строй даже Эдик Старке, у которого в очередной раз «лопнул баллон», то бишь размоталась обмотка, волочащаяся следом. Близится развилка (и развязка!), по команде переходим на шаг, но противостояние нарастает, судя по нарочито громкому топоту ног, зловеще вколачивающих шаг в землю.... Разыгрывающаяся интермедия привлекает внимание присутствующих, и те заинтересованно тянут шеи: чем дело кончится. И тут из студенческих рядов раздается голос - прокуренный, далекий от благозвучия, но тем не менее высокий:

- Из-за леса, леса темного привезли Его огромного.

II везли Его на семерых волах,

он, бедняга, был закован в кандалах...

Это, спасая положение, вмешивается в конфликт опытный фронтовик, ефрейтор Кокорин - самый старший из нас и с двумя орденами Славы на груди. Серых, забегая вперед, истошно кричит:

- Отставить песню! - Но мы уже бежим мимо хохочущих офицеров к солдатским столам.

Вечером в знак примирения, строем возвращаясь с ужина, мы особо душевно исполнили для нашего старшины, меломана хренова, его любимую:

- Не камыш с волной шептался,

C тополем шептался лист.

Там с подругою прощался Молодой артиллерист.

Горячи подруги руки -ит.д.

Многое было связано со спортом. Полностью солидарен с определением роли спорта, как средства, повышающего жизненный тонус, сделанным Николаем Тетериным[7] в письме незадолго до кончины, в январе 1999 года: «Столько лет прошло, а я все не перестаю удивляться его (спорта) воздействию на самочувствие. Иногда уставший, через «не могу» выхожу на лыжню, хорошо пропотею и, придя домой, чувствую, как угнетающее состояние куда-то испарилось и все вокруг не кажется таким уж мрачным. Происходит перестановка ценностей». Мой товарищ прав, и залогом тому его собственная спортивная жизнь, которую он успешно совмещал с преподавательской деятельностью. Как старший по возрасту он опекал меня на футбольном поле и трамплине.

Со спортом я не расставался всю жизнь, и не только как вполне квалифицированный участник соревнований в различных видах (их набралось с дюжину), но как организатор и страстный пропагандист. Начало дружбе и признанию полезности было положено еще в томские школьные годы, когда являлся капитаном юношеской футбольной «Науки» и выступал в лыжных гонках на юношеском первенстве города. В институте капитанство в

ТПИ-І продолжилось, с добавлением пятилетних обязанностей физорга факультета. Должность незавидная и времязатратная. Из гимнастического спортзала в общежитие, с шахматного турнира в тир или к боксерскому рингу, с лыжни на каток и т.д. А еще существовал учебный процесс, в котором участие также было желательным. Зато и подвижка была заметна. О футболе уже говорилось, но если поначалу лыжники ХТФ держались в межфакультетской середке за счет девушек (3. Греченина, Н. Федоренко, Г. Мадриченко, А. Маслова, Долгополова), то к третьему курсу и юноши (Г. Соломонов, И. Мыкольников, А. Луферов, В. Савенков, А. Бахмат) продвинули факультет до третьего места, уступая лишь горнякам и геологам. В составе тех традиционно выступали чемпионы института (В. Гладких, А. Брагин, Е. Дашкевич). Однажды, нарушив их гегемонию, ХТФ выиграл гонку патрулей в составе: Мыкольников, Листов, Деревцов. Причем от лыжного финиша на Клиническом бежали с винтовками до тира, который располагался в подвале геологического корпуса. Как-то, готовя команду к весенней комбинированной эстафете (очень показательное и престижное соревнование), я через институтскую газету «За кадры» призвал ХТФ занять (хотя бы) третье место, а получилось - первое! То-то было смеху и подначек. Все это было в духе времени и места, которым являлся Томск. Мешал ли спорт учебе? Пожалуй, да!

Томск первым из сибирских городов еще в 20-х годах XX века взял курс на спорт и не ошибся в выборе. Тяжелая атлетика, борьба, велосипед, легкая атлетика, гимнастика и акробатика, коньки, лыжи... Особой популярностью пользовался футбол и русский хоккей. В 1954 году В. Толмачев стал первым мастером в лыжных гонках (в гонке 50 км на первенстве страны). Эстафетная четверка в составе П. Шабанов (поначалу Г. Тирский), В. Иванов, Ю. Красильников, В. Толмачев долгое время не знала поражений на первенстве Сибири. Как и прыгуны с трамплина (А. Томашич, И. Абызов) во главе с Н. Тетериным и горнолыжники с юным Димой Карташевым. Не случайно именно в Томске построен первый сибирский 70-метровый лыжный трамплин и позже создан клуб аквалангистов... Так что многоборство у томичей в почете. В стороне от многих видов не остался и я.

Спорт очень пригодился в трудовой деятельности, особенно в работе с молодыми цеховыми кадрами. Позиция руководителя, понимающего значение физкультуры и спорта для производственного коллектива, накладывает на него определенные обязанности, состоящие не в одной словесной агитации, но в активном личном примере. И тут спуску себе давать нельзя: вышел на лыжню - беги, взялся за гриф штанги - подними, сел в лодку - греби, до хруста в костях. Необходимо забыть о ноющих травмах и постоянно поддерживать спортивную форму, чтобы не ударить в грязь лицом. Есть, конечно, в таком подходе немаловажная деталь: желательно, чтобы сам ты в спорте что-то значил, дабы не выглядеть белой вороной на дистанции или игровой площадке. Начальник, способствующий развитию физкультуры и спорта на предприятии, небескорыстен. Ведь за этим-здоровый работник, выделяющийся сноровкой и реактивностью, незаменимый в своей настойчивости и выносливости как при авралах, так и в повседневности.

Но вернемся к специальности... ХТФ 559.

К четвертому курсу обучения в группе химиков 559 от исходной специальности осталось 15 студентов, остальных Родина призвала на открывающуюся новую - физико-техническую. Как можно догадаться по фотоснимку выпускников в аллее ХТФ, то были парни. Оставшийся - преимущественно женский - состав не дрогнул и, несмотря на потерю бойцов, полный курс обучения завершил без потерь.

Троих одноклассников объединило сходство характеров сибирского происхождения, закаленных военным лихолетьем и, конечно же, футбол. Нашлись общие интересы, связанные с чтением книг, природой и охотой. Сближали дальние походы в лес и футбольное поле. После института пути трех друзей разошлись, но дружба осталась. Попарно виделись редко, а втроем сошлись лишь в 2001 году. В какой-то мере причиной этому «закрытость» тем и производств, над которыми и на которых довелось работать. В промежуток от снимка до снимка уложилось более чем полвека. Печать времени сколь красноречива, столь и неумолима, но нам-то какое дело до морщин, если, встретившись, ощутили себя молодыми и только накануне расставшимися!

На долю каждого пришлось немало забот и тревог, чередовавшихся подъемом духа и всем тем, ради чего стоило жить!

Листов Владимир Владимирович (в юношеском просторечии Вовка) - пик карьеры пришелся на 70-е - 80-е годы и связан с Ми-

нистерством химической промышленности СССР (возглавлял с 1980 по 1986 г.). Дела и достижения министра - в делах и достижениях отрасли. Лауреат Государственной премии СССР. Отмечен многими правительственными наградами, среди которых

особо выделяет «Знак Почета», поскольку тот был первым. Почетный выпускник ТПУ с 1995 года.

Забелин Леонид Васильевич (Ленька) - известный ученый, доктор химических наук, профессор, академик Российской академии ракетных и артиллерийских наук, заслуженный химик РФ. Автор многих книг и публикаций по специальности. Его творческая деятельность успешно сочеталась с руководящей работой в Министерстве машиностроения, где в ранге зам. министра проявил себя как умелый администратор. Отмечен высокими правительскими наградами. Лауреат премий: Ленинской, Совета министров, Правительства РФ. В 1995 году избран почетным выпускником ТПУ.

Во многом помогло моим друзьям то доверие, что было оказано им переводом на обучение новой специальности, сулящей будущую ответственность за порученное дело. Да, напрямую оба не были связаны с Норильском, но сколько общего было в делах ведомств! Затравку для наращивания многогранного кристалла будущих физикотехников первые выпуски ФТФ сделали хорошую, в чем можно было убедиться и впоследствии. Двадцатью годами позже, поработав на предприятиях Красноярска, прибыл в Норильск выпускник ФТФ (одно это уже высокая презентация).

Пронников Валерий Викторович. Томича в нем, с первого же знакомства, выдавала общительность и дружеское расположение, а базисную спецподготовку - выказанная вскоре многопрофильность и разносторонность; качества, мною ценимые и близкие по духу. В короткий срок он освоился настолько, что стал во многих направлениях формировать то лицо комбината, каким его себе представляют норильские ветераны и поныне.

...Еду автобусом из аэропорта Богашево в общежитие ФТФ, куда был поселен, как приглашенный институтом на празднование 400-летия Томска. Из окошка вижу старушек, что торгуют дарами сибирской природы. Схожу задолго до своей остановки и, купив банку ранеток, съедаю все до единой.

Солнечным утром просыпаюсь в умиротворенном состоянии, несвойственном приезжему человеку. И тут же ощущаю: «Я дома!». Окружающая студенческая масса - серьезна и выдержанна, весела и подвижна одновременно - все же чем-то выгодно отличается от питерской, не говоря уже о норильской. Дело не в традициях (поскольку те надуманы), а в исконно томской ауре. О чем это я, надеюсь, поймет и читатель не томич.

Прибыли мы в Норильск с одногруппником В. С. Шушари- ным 14 августа 1954 года. Путешествие из Красноярска самолетом ЛИ-2 продолжилось на открытой площадке дрезины на «бензиновом» ходу в обнимку со студенческим скарбом. Катясь по узкой колее в неизвестное и озирая окрестную панораму пустынной, уныло-ненастной тундры, спрашивали мы друг друга озабоченно-шутливо: «Куда это мы попали?».

Но когда ступили на асфальт величественной площади с памятником Ильичу в центре, то контраст поразил.

В коридоре Отдела кадров комбината меня перехватил кадровик медного завода И.С. Матвеев: «Молодой специалист? Нам нужны позарез!». И через неделю я уже работал инженером- химиком в заводской химлаборатории. C того далекого года началась моя сорокадвухлетняя норильская жизнь. В основе ее был труд, разделившийся по времени, как два к одному, на производственный, полностью связанный с промышленной площадкой медного завода, и институтский, отданный подготовке инженерных кадров.

Первые впечатления (как известно, самые яркие) сложились при ознакомлении с заводом, чему я уделял каждую свободную минуту. Картины производственного процесса с его непрерывным ритмом, завораживающими потоками льющегося металла в главном пролете, сливом шлака на отвале, пакетами листовой меди на складе готовой продукции утвердили молодого человека в мысли, что заводская жизнь - дело интересное и стоящее. Настолько, что в дальнейшем я иной доли уже и не искал. На выборе производительного труда как основы жизненного пути сказалось, очевидно, военное лихолетье, высоко ценившее материальные плоды. К тому же времени относится первая серьезная проверка на прочность: насколько сам я соответствую избранному делу.

...В плавильном цехе Медного завода от разлома крюка упала с высоты транспортируемая многотонная чаша с расплавом. Погибло много людей, находящихся в пролете, и была назначена комиссия по разбирательству. Как одна из причин справедливо усматривался брак стального сплава, из которого крюк ковался. Дело в том, что за отсутствием поставок марочного металла на изготовление деталей шел собственный втормет случайного состава, не исключающий вредных примесей. К тому времени я, будучи инженером-химиком заводской химлаборатории, уже освоился с производством анализа подобного рода сплавов, и посему был подключен к проблеме.

Делаю одно аналитопределение металлической стружки за другим, и каждый раз получаю в итоге марку, вполне приемлемую для прочного крюка. Параллельный анализ той же стружки, производимый базовой лабораторией Механического завода, показывает содержание углерода (а значит, и хрупкость сплава), граничащее с браком. Моим данным доверия, естественно, меньше, но я продолжаю стоять на своем, пока не выясняется, что «базовой» лаборанткой в расчетах не учитывается атмосферное давление, которое, в свою очередь, может на широте Норильска «скакать» от утренних 730 мм рт. ст. до 770 вечерних... Причина поломки выясняется случайно и с неожиданной стороны. Стоило мне, поднапрягшись, перевернуть лежащий на стенде злополучный крюк, как на его оборотной стороне бросилась в глаза большая раковина от выгоревшей примеси - явный брак при плавке втормета. Этот пример - отнюдь не масштабный - утвердил меня в истине, что в знании - сила, и что мало быть уверенным в правоте - надо и уметь ее отстоять. Сколько еще впереди ожидало схожих ситуаций, гораздо более весомых и ответственных, из которых находился выход, если ты был заранее уверен в своей правоте.

C самого начала несказанно повезло. Это ли не удача для молодого специалиста - попасть на строящееся предприятие,

каким был тогда сернокислотный цех, чтобы, - пройдя пусковые огонь, воду и медные трубы, - набраться универсального производственного опыта. C годами все рельефнее выделяются значимые для тебя фигуры того периода. Своим становлением как специалиста и организатора производства я прежде всего обязан умудренным наставникам в лице начальника цеха Григория Соломоновича Калюского и директора завода Константина Александровича Кибалина.

Первый научил оперативным производственным взаимосвязям, бережному отношению к оборудованию и значению воспитания трудовых кадров. Другой - преподал наглядные уроки сложной науки управления предприятием. Заведомо субъективный взгляд на Кибалина, руководителя и человека.

Для меня он Учитель. Именно так, с большой буквы. Всегда знал верный курс и твердой рукой удерживал штурвал. Не заискивал - ни перед коллективом, ни перед начальством - и все относились к нему уважительно. C мелочами к нему не обращались - не разменивался: есть «замы». Зато, когда шел по заводу, руководители подразделений тревожно оглядывались вокруг - не упущено ли что, иначе будет взбучка. Посему готовность №1 была нормой. Обстоятельным, уравновешенным поведением благотворно влиял на окружающих, а меткими, по делу, замечаниями мог вмиг раскрыть суть происходящего. Неоднократно убеждался, в том числе и на себе, сколь был он проницательным, особенно в определении характера человека. Пустословам и обманщикам преподал не один урок. Доверял сам и учил верить людям. И не дай бог, если кто-то эту веру подрывал - восстановить репутацию в его глазах было трудно. Подчиненные верили ему беспредельно - ни разу не обманул. Очень

привлекала уверенность в себе, явное превосходство в интеллекте и опыте. Неожиданно для себя (и для него тоже) из переписки с ним (пенсионером) узнал, что он в 1935 году закончил... Томский индустриальный институт!

Параллели в общении - прежнем, институтском, и новом, заводском, - были неизбежными.

Чаще других приходило на ум сравнение директорас Леонидом Петровичем Кулёвым - профессором, заведующим кафедрой оргсинтеза, непосредственным наставником будущего специалиста. Та же весомость и размеренность сказанного, тот же спокой- Л.П. Кулёв

ный тон и логика выводов, то же чувство аудитории, - уставшей либо от бесконечных реакций сложного синтеза, либо очередного разбора аварийной ситуации, - когда требуется срочно разрядить обстановку какой-нибудь отвлеченной байкой. Одно упоминание о том, что я ученик Леонида Петровича, в корне изменило отношение кафедры к моему предложению, сделанному сорок лет спустя после окончания института. До чего уважаем был всеми (и по делу) мой вузовский Учитель! Его лекционные часы пролетали незаметно: настолько увлекательно подавался материал и, самое главное, запоминался! Цепочка реакций при синтезе какого-нибудь лекарственного вещества, - едва помещаемая на развороте тетрадного листа, - на экзамене легко воспроизводилась в памяти, поскольку преподносилась образно, с напоминанием усвоенного материала. Как исследователь превратил красный стрептоцид, имеющий токсичные примеси, в белый безвредный. Вдвое упростил синтез BB на анилиновой основе - и это в первый военный год, - за что стал лауреатом Сталинской премии (благодарственную телеграмму Сталина за передачу премии в помощь фронту хранил на виду в кабинете). Терпеть не мог чесночный запах (об этом новичков на кафедре

предупреждали). Полагаю, эта реакция организма была следствием отравления сероводородом, выделяющимся при проведении реакций нового синтеза. Не успел создать лекарства от рака, чумы XX века, хотя намерения такие имел. Сам к лекарственным средствам относился с предубеждением, предпочитая при своем заболевании траву подорожник. Рассказывая о производстве пахучих веществ, отозвался о ширпотребных духах и одеколонах («гвоздик», «роз», «анютиных глазок» и проч.) так: «Они и рядом с цветами не лежали!» Для нуждающихся студентов завел кассу помощи. Внес немалую начальную сумму и тех денег уже не касался. Студенты сами брали деньги из-под стекла его кабинетного стола и сами со стипендии погашали задолженность. Та касса никогда не пустовала, последнюю банкноту никто брать не решался: «А вдруг кому-то еще нужнее». Должно быть, немало за свою исследовательскую жизнь нанюхался всякой дряни, наподобие той, что содержится в пиридиновых основаниях. Как-то в лаборатории аспирантка разбила колбу, содержащую «самую чуточку» этого реактива. Его «аромат» - совершенно нестерпимый для обоняния и столь же вредный - мгновенно достиг кабинета, откуда выскочил Леонид Петрович и с криком: «Все вон!» - стал выпихивать зазевавшихся в коридор... Помещение проветривалось целую неделю. Да, недаром одна из улиц Томска названа в честь профессора Кулёва. Изредка видел его, прогуливающегося с моим отцом, Иваном Андреевичем, в сквере площади Революции. Думается, было о чем поговорить педагогу и естественнику. Но, во всяком случае, не обо мне, который обоим никаких проблем не создавал.

Ничто из того, чему тебя учили, втуне не пропадает. И нужно добавить - не забывается. На мое тридцатилетие, отмечаемое в Кемерово, друзья подарили мне толстенный том «Органической химии» Каррера, И это зная, что химическую специальность я успел сменить на металлургическую. Однако точки соприкосновения нашлись. От частого обращения к ней книга распухла настолько, что учебник пришлось обменять на новый. Столь долгое общение нашло свое отражение в исследованиях по извлечению металлов из промышленных сред в виде комплексных металлоорганических соединений, до сих пор науке не известных и в производстве не применяемых. Это ли не связь науки C практикой?! Разве корни наших знаний и успешности их применения не в нашей семье, школьных и вузовских учителях.

Начальником цеха я был назначен в двадцать девять лет, и затем почти тридцать оставался у руля этого ключевого производственного звена. «Сернокислотные» годы (1955-1970) расцениваю как период становления, тогда как «металлургические» (1971-1985) - инженерные и организаторские - явились отражением зрелой творческой мысли и житейского опыта. Приобретенный навык позволил твердо усвоить производственные заповеди. От простейшей - что делу нужно отдавать предпочтение при любой ситуации, до стратегической - если ты сегодня не работаешь на перспективу, то завтра производство начнет руководить тобой. Некий перифраз мудреца Конфуция, имеющий производственный уклон: «Когда не ведают далеких дум, то не избегнут близких огорчений».

В оперативной повседневности хорош девиз: если ты не в состоянии сделать, как хотелось бы, делай, как можешь. Исследовательский поиск привел к выводу: мало что лежит на поверхности, а потому сразу копай глубже. Никогда не задумывался над необходимостью искусственного подъема авторитета. Помню, как коробило от словесных потуг министерских работников, неуклюже пытающихся подчеркивать заботливость и значимость министра или очередного зама. Прав Е. Евтушенко, заметивший: «Я делаю карьеру тем, что не делаю ее». Лучший двигатель авторитета - успешно исполняемое дело. А об остальном можно не заботиться. Для его утверждения очень полезны правила: «Чтобы не впасть в ошибку, выслушай обе спорящие стороны» и «Обещал - исполни, не получается - предупреди». Еще важнее для престижа-в любой ситуации оставаться самим собой... И так далее - всего не охватить.

Мало уважать должность необходимо ей соответствовать. На склоне лет (житейские ценности непреходящи) вычитал, кстати, в библиотеке ТГУ, у Марка Аврелия, наставляющего современников: «Проявляй же те свойства, которые всецело зависят от тебя: чистосердечие, серьезность, выносливость, пренебрежение к наслаждениям, довольство своей судьбой, немногочисленность потребностей, благожелательность, свободу, умеренность, отсутствие пустословия и высокомерия». Конечно, в свое время с наставлениями подобного рода знаком не был, но, оглядываясь, могу сказать, что многому из перечисленного следовал в силу природных наклонностей, полученного воспитания и приобретенного опыта. Добавлю, что я за порядок во всем, безалаберность и бестолковость не воспринимаю нутром.

Место в номенклатурном строю меня заботило мало, однако инженерные дела всегда были на первом месте. Именно исследовательские разработки, их внедрение придавали повседневности несомненный интерес. Тему подсказывала сама жизнь, точнее, узкое место производства, требующее немедленного «расшитая».

Придя в 1986 году в НВИИ на должность заведующего кафедрой металлургии цветных металлов, я, с позиции состоявшегося производственника и инженера-исследователя, встретился с явно закоснелой методикой обучения, которая видимо отставала от современности. Сообщать на лекции материал справочного характера, который студент просто обязан усваивать самостоятельно, означало кражу времени у рассмотрения конкретных технологических и прочих взаимосвязей. Средний уровень выпускника напрямую указывал, сколь малые усилия нужны, чтобы стать советским инженером. Местный консерватизм, прежде всего, проявлялся отстраненностью от передовой промышленной базы, какой во все времена являлся комбинат.

Установка Российской высшей школы, возглавляемой Г.А. Ягодиным, на интеграцию с производством была своевременной. Ректору норильского института 1990-х годов, прирожденному реформатору В.М. Рогинскому, при методичном подходе, совместно с производственниками многое удалось изменить. Чтению курсов «с пожелтевших листков» (выражение Владислава Матвеевича) был противопоставлен перевод учебного процесса на промышленные рельсы. Результаты такого подхода не замедлили сказаться, однако норильские возможности в этом плане используются недостаточно.

Важнейшим критерием готовности специалиста к самостоятельной работе является дипломный проект. Повелось издавна, что тема «Цех, производительностью...», совершенно неподъемная проектировщику-одиночке, получила прописку на многие десятилетия. Так проще руководителю и дипломнику, ибо избирается проторенный путь, не требующий никаких затратных усилий, но и не приближающий выпускника к сути инженерного труда. Не нужно большого умения, чтобы скопировать имеющиеся образцы и пополнить институтский архив еще одним никому не нужным проектом. При подобном холостом подходе за кадром остаются истинные способности будущего инженера. В то время как самостоятельная, полезная для производства или научного исследования тема наглядно раскрывает его потенциал. Да, увеличивается затраченное на проект время у дипломника и руководителя, так ведь для пользы! Дело за переломом сознания этих непосредственных участников (что парадоксально!). Здесь, регулярно повышая требования, свое веское слово должна сказать Госкомиссия.

Попытка отойти от порочной практики встретила откровенный афронт со стороны руководителей «глобальных» проектов, и пришлось на деле доказывать правомочность своей точки зрения. Число дипломных работ, воплощающих исследовательские идеи, возросло. Немедленно проявился интерес к ним со стороны членов Госкомиссии и предприятий. Каково же было мое разочарование, когда на защите дипломных проектов-2001 убедился - по засилью «Проектов цеха..» - в возврате на «круги своя».

Десятилетнее тесное общение с системами подготовки кадров привели меня к выводу, что без создания более гибкой системы воспитания специалистов не обойтись. Той самой, что по ходу процесса обучения раскрывает природные данные и успехи обучающегося и, в зависимости от этого, загодя определяет ниву приложения его будущих усилий. Вкратце это выглядит так. К четвертому курсу обучения металлургической (химической и т.п.) специальности выявляются персональные способности каждого из студентов: имеет ли он склонность к исследованиям или тяготеет к решению организационных задач. Два определившихся направления осуществляют свои специфичные учебные планы, по завершении которых одни получают диплом инженера, другие - менеджера. Первый обязан доказать свою инженерную состоятельность поиском новых теоретических направлений, экспериментальным совершенствованием технологии или реконструкцией производственного узла. Вторые (для которых проект «Цеха...» приемлем), до того как стать менеджером, пополняют ряды линейного персонала ИТР предприятий. При таком подходе отпадает необходимость: для народного хозяйства - траты времени на выявление склонностей специалиста; для высшей школы - в общепрофильных институтах менеджмента. Несмотря на кажущуюся сложность подобного подхода, за ним будущее - таково веление времени, все более детализирующее труд, ибо без ограничения сферы деятельности нельзя ни в одной области совершить ничего значительного. В этой идее утвердился еще больше после того как прочел собственную статью «Теория и практика. Молодой специалист. Каким ему быть?» (Газета «Заполярная правда» от 21 мая 1987 г.), написанную после первого года работы в институте. Многие из пожеланий бывшего производственника ныне уже нашли свое воплощение.

Относительно современной вузовской науки я полон скептицизма, поскольку та не располагает серьезной материальной базой (речь об естественных науках) и, как следствие, исследовательскими кадрами. Фрагментарность и частность лежат в основе попыток возрождения ее былой славы, если таковые где- то предпринимаются. А ведь именно на техническом творчестве обязан воспитываться будущий специалист.

Как бы там ни было, верю, что придет время, когда слову «инженер» , в приложении к выпускнику высшей технической школы, будет реально придан его изначальный смысл.

Связь Норильска с Томском с самого начала просматривалась всесторонняя. Начать с того, что первыми норильчанами стали выпускники Сибирского технологического института, которые в составе экспедиции, организованной Сибирским геологическим комитетом (г. Томск), под руководством Н.Н. Урванцева открыли богатые месторождения медно-никелевых сульфидных руд (1920 - Норильск-1 и 1926 - Норильск-2). Прошло совсем немного времени, и зарождающемуся гиганту цветной металлургии потребовались многопрофильные специалисты, которыми располагали вузы Томска: геологи и горняки, механики, энергетики, химики, строители, педагоги, врачи, юристы...Тысячи выпускников томских вузов оставили свой след за Полярным кругом, сотни работают и ныне. Перечислять всех было бы шагом опрометчивым - вдруг кого не упомянешь. Из пионеров второго поколения норильчан, бывших томичей, отмечу шахтера В. Ky- ренчанина, первого председателя Совета молодых специалистов комбината, 1954 год (с закрытием шахт перебрался в Якутск, где основал Горный институт), В. Шестаковского - гл. инженера шахты «Центральная», Э. Вотякова - директора рудников и зам гл. инженера комбината, Б. Благих - гл. механика комбината, А. Павлова - замдиректора комбината, В. и В. Чумановых - проектировщика и библиотекаря, В. Макарова - гл. маркшейдера комбината, Н. Барабанову - нач. коксового участка НЗ, В. Шуша- рина - долголетнего начальника антикоррозионного цеха комбината, Л. Чайковскую - нач. лаборатории драгметаллов завода № 26, Г. Садовского - ректора НВИИ, Н. Максименко - д.т.н., профессора, А. Колегова - ректора НВИИ, профессора, и многих, многих других.

Связи с Томском старался не прерывать и использовал малейшую возможность посещения любимого города. Там осталась могила бабушки Пелагеи, похороненной в 1945 году на кладбище возле ж/д станции Томск-1. Тоскуя, жадно улавливал любые городские вести, делая пометки в рабочих записных книжках. Всего за полвека Томск из деревянного превратился в каменный. Как бы ни было жаль старины, это веление времени, от которого не уйти. Да и не во внешности дело, а тех преобразованиях, которые затронули все жизненные сферы.

Настало время «прогуляться» с самим собой по тем посещениям и записям.

1955 год. Радио: «В Томске открыт телевизионный центр!» Знай наших! Припомнилось, как в тесном, помещении смотрел, телевизионное изображение на экране размером с рукавичку.

1957 год. Первый, отпуск и, сразу в Томск. Кругом, повзрослевшие, друзья юности, тот же состав кафедры и, некоторые, изменения в школе. На стадионе, «Динамо» футбольную команду ТГУ выводит на поле Сергей Москвитин. Давно ли, чемоданчик старшему брату носил, и, вот, поди, ж, сам с капитанской, повязкой, на руке. Видел, в городе Л.П. Кулева, подойти, не решился, тот был, не один. И еще ~ ведь я, стал, «изменником», ■переметнувшись к неорганикам на сернокислотное производство.

1959 год. Весть из Томска от молодого специалиста. Борис Владимирович Тронов, профессор кафедры, стал, заслуженным деятелем науки РСФСР. Как его побаивались горняки, и, геологи при сдаче зачета по органической химии!

1958 год. Встреча с Николаем Тетериным в Кирове на финале I зимней Спартакиады народов РСФСР (он в составе команды прыгунов и двоеборцев Томской обл., я - Красноярского края; он в десятке, я - далеко...)

1961 год. Зимний отпуск. Готовлюсь к лыжному сезону на томском трамплине, построенном по проекту М. Лебедева и Н. Тетерина буквально накануне. Молодец Коля: осуществил, свою давнюю мечту! И трамплин на славу получился, первый семидесятиметровый в Сибири. Случайная встреча и разговор на улице со школьным математиком Егоровым. Припомнил. Виктор Васильевич наш «перенаселенный» класс и нас с Володькой, сидящих на первой парте.

1962 год. Печальная весть: скончался Леонид Петрович Кулёв.

1963 год. Умер хирург А. Г. Савиных, чье имя еще в довоенные годы было на слуху у томичей.

1964 год. Среди, суматохи встречи выпускников химфака-54 нас везут в район бывшей д. Березовки, где показывают опытн ый атомный реактор с манипулятором, прообраз будущей АЭС. Расширив сквер на площади Революции, «похоронили» стадион «Динамо». Как жаль...

1965 год. В ТПП запущен первый в страт синхротрон мощностью

1,5 млрд электрон-вольт. Даже подумать страшно...

196*7 год. Газете «Красное знамя» 50 лет! C редактором газеты, И.А. Мизгиревым, инвалидом войны, оставшимся без руки, в 1940-е годы был дружен мой. отец. Открыт авиапорт в Богашово. Не пострадал ли знаменитый богашевский кедрач с деревьями в два обхвата и ростом за тридцать метров ?

1970 год. Нет больше в Томске артучилища, вместо него связисты. Надеюсь, эти продолжат футбольные традиции ТАУ, с которым мы сражались за первенство.

1975 год. Томск отметил 125-летие ботаника П.Н. Крылова, создателя. Ботанического сада и Гербария. ТГУ. Улица Черепичная, где до войны во дворе Алексеевского монастыря жила наша семья, к 100-летию со дня. рождения ученого была переименована в улицу Крылова. Он умер в декабре 1931 года, в тот месяц и год, когда я. родился,

1976 год. Забита первая свая, на строительстве завода полипропилена нефтехимкомбината. При этом присутствовал министр химической. промышленности СССР В. В. Листов, мой близкий друг, - из тех, что на всю жизнь, ~ который явился, инициатором, строительства.

1978 год. Открыт новый корпус библиоспеки ТГУ с хранилищем на 2,5 миллиона книг. Интересно, осталось ли прежнее помещение за библиотекой? Цел ли мой абонемент, открытый 15-летним школьником ? Заглянуть бы в формуляр: какой духовной пищей питался ? А сколько часов проведено в читальном зале! К учебнику - обязательно подшивка дореволюционных журналов.

1979 год. Из результатов переписи населения,: в Томске более 420 тыс жителей. Растем...

1980 год. 100 лет Университету!

1981 год. Скончался А. А. Воробьев, более четверти века возглавлявший ТПИ, в т.ч. в годы моей учебы.

1989 год. Знаменательный. Сорокалетие окончания школы, которое по инициативе Валентина Арзамасского (Запорожье) решено было отметить, ведь скоро каждому минет шестьдесят житейских, а мы ни разу не собирались вместе. Да и в Томске давненько не был.

Понятно волнение вступившего на привокзальную площадь и не узнавшего ее. Старые границы лишь угадываются - вокруг современный многоэтажный город... На диво приветливый и понятливый администратор встречает в гостинице «Турист». Поселившись, чуть ли не бегом стремлюсь к центру. Родной политехнический встречает траурной каймой некролога заведующему кафедрой М.Н. Курину, однокурснику. Рановато, пожалуй, Мише на тот свет. Коридоры главного корпуса пусты, что в период абитуриентского наплыва выглядит непривычно: или все желающие зачислены, или стране инженеры не нужны? Химкорпус еще больше утонул в зелени, но монументальность сохранил. У Г.Н. Ходалевича - из портретной галереи преподавателей - «украдено» полтора десятка лет верного служения институту.

Университетская роща и корпус смотрятся, как всегда, отрадно. Сколько часов проведено в читальном зале НТВ и по большей части не за чтением страниц учебников.

Вместо ТЭМИИТа институт другой специальности. Ба-а, а где же «Динамо»!? Кому этот уютный стадион помешал?

В финале розыгрыша Кубка города по юношескому футболу встретились «Наука» (9-я школа, опекаемая ТПИ) и «Трудовые резервы» (сборная ремесленных училищ). Когда перед началом матча команды выстроились на поле, бросилось в глаза: насколько школьники уступают в росте «ремеслу», но кого в ту пору ин-

тересовали подобные вещи. Навалились они на нас дружно и вскоре их нападающий Олег Пикуля, истинный виртуоз мяча, возвращает закрученный мяч из-за линии ворот... затылком, и не просто в поле, а мимо рук вратаря в гол. 0:1. Неужели прошло больше сорока лет, а помнится, как вчера... Никак не удавалось отыграться: то с ударами не ладилось, а то судьи вмешивались, не засчитывая верные голы. Но есть на свете непомерное упорство и высшая справедливость: хрустальный кубок, первый в нашей спортивной жизни трофей, за нами!

На том же «Динамо» 25 августа 1953 года футболисты ТПИ-1, начисто проиграв первый тайм «Шахтеру» 1:5, сумели во втором переломить ход поединка и выиграть матч со счетом 7:5! Причем, что самое замечательное, второй гол был забит студентами всего за двенадцать минут до окончания встречи.

Тогда у нас, немыслимо молодых, был впереди последний учебный год и большая интересная жизнь. Но где и кем бы ни трудились мои товарищи - не всем, понятное дело, довелось освоить кресла союзных министров, как Владимиру Листову или Леониду Забелину, - работники из них получились отменные. И о футболе не забывали - кое-кто успел поиграть в классных республиканских командах.

В спортивной жизни каждого, независимо от уровня мастерства, рано или поздно наступает свой звездный час. К нам он пришел августовским днем 1953 года. И пусть это было давно, но это случилось в нашей жизни. Было высшее проявление - не просто спортивного - человеческого борцовского духа. И не индивидуального, - чему примеров предостаточно, - а коллективного, завершающего нашу совместную спортивную жизнь. Меня воспоминание об этом матче не однажды побуждало к решительным действиям в трудную минуту.

Горком партии на месте, полуразобрана филармония, где приобщался к классике. Музыкальный статус города всегда был на высоте: имелся свой филармонический оркестр. Дом офицеров тоже на ремонте, кажется, совсем недавно с его сцены пели К. Шулъженко, М. Александрович, 3. Рождественская, Г. Виноградов, выступал сам Мессинг.

Иду по городу, где впервые ощутил окружающий мир, где прошли детство и юность. Іде многое из того, что случается в жизни, произошло с тобой впервые. Замечаю, что дышится необыкновенно легко. И хотя томичи жалуются- на «Нефтехим», норильская, загазованная серными газами атмосфера куда как тяжелее. А может, просто повезло томичам, что не нашлось в их пределах вредоносных руд. А то, что притулили под бок химию, так это сами, в погоне за рабочими местами.

Вечером встреча на квартире Анатолия Грицанова, самого старшего из нас (ему исполнилось 60!). Узнавание, дружеские объятья, и какая- то атмосфера умиротворенности и возврата в прошлое, наступившая, незамедлительно. Немногие решились на вояж - горняки Арзамасков и Жестиков, морской офицер Моисеев, геолог Афанасьев, инженер Тукта- ев, - география под стать великой стране: Владивосток, Красноярск, Норильск, Новосибирск, Запорожье... Память наша избирательна и слишком индивидуальна. Товарищи мои, оказалось, не помнят самые яркие события школьной жизни, а мне не всегда понятно, о чем идет речь у очередного рассказчика. Только вот сердятся все одинаково: «Как можно этого не помнить!!» Поздним вечером Лагерный сад, блеск излучины Томи, тихий говор...

На следующий день после посещения, новой школы № 9 (в старой даже побывать не удалось) в Академгородке (ни о чем подобном мы и мечтать не могли), дернуло меня, пройтись по прежним адресам, где семья. жила в 1930-40-е годы. Обход начал с богом забытого Горшковско- го переулка, тротуары которого вечно купались в воде и заодно грязи. Общий большой двор на два двухэтажных дома выгодно отличался от улицы заботой о детворе. Можно было покачаться на качелях, покружиться на вращающемся круге; подтянуться или крутануть «солнце» на турнике, сыграть в городки; освоить, держась за канат и как можно сильнее отталкиваясь, «гигантские шаги». Подростки повзрослев шагали на ходулях, соревнуясь в искусстве равновесия и скорости передвижения, несмотря на топкую почву. Ничего из этого не осталось и в помине. Дома почернели и обветшали., дворовые амбары, пришедшие на смену качелям и «шагам.», вросли в землю... От увиденного пришёл, в угнетенное состояние.

На территории Алексеевского монастыря, семья, поселилась, когда отец стал заведовать педагогическим училищем. От старых дворовых построек осталось покосившееся общежитие. Не уцелел и флигель ~ наше прибежище. Новострой настолько хаотичен, что на продуманность и не претендует. От кирпичной стены остались одни руины. Когда-то, в поисках монастырских тайн, пацаны нашли в ней ухоронки монахов. В каждой по нескольку монет «серебру шек» в углублении выбитого кирпича, скрытых от глаз его же обломком. На место одного из изъятых «кладов» я положил несколько монеток из своей копилки в виде поросенка и замуровал землей... Там же на кладбище покоится старец Федор Кузьмич (предположительно, царь Александр I), о могиле которого если кто и знал, то помалкивал. А сколько еще было укромных тенистых уголков, заросших малиной и кустами волчьей ягоды.

Какой музей старины в центре города мог бы получиться, если восстановить весь комплекс.

Некогда высокое, по пояс, крыльцо дома по улице Никитина сровнялось с землей - настолько источились нижние звенья. Неужели тут еще кто-то живет! ? Бабка, вышедшая на стук в дверь, разрешила зайти внутрь и после осмотра горестно подвела итог: «Жили в гнилушках, и помирать в них будем...»

Добавлю, что двух домов за № 29 больше не существует. Большое девятиэтажное общежитие ~ замена миогожвивалеитиая, но где те детские радости, что были во дворе на каждом шагу.

Угол. Красноармейской и Фрунзе. Где же водоразборная, колонка, откуда брал, воду и вез на санках. Где магазин № 19, где, бывало, нанюхаешься до полуобморока хлебных запахов, прежде чем дождешься, очереди за пайкой ? Где мой второй университет - бойкий базарчик с мешками картофеля, на санях колхозников, торговками мизерным товаром, инвалидами, торгующими махрой и дурящими простаков в «веревочку». Чего только не насмотрелся я там, не наслушался... Не жаль, конечно, что всё снесено - зато универсам возвели, залюбуешься.

Дом 13 на Фрунзе обновлен после пожара, томится в ожидании заселения. Знакомое каждому человеку в возрасте чувство утерянного безвозвратно, уже не грусть и печаль ~ тоска зеленая! Дорогие мои земляки, во имя чего и для кого создавались Атомск, «Нефтехим » и Стрежевой ?! Как можно было руководителю города захлебываться, славословя достижения, когда существовали уголки, подобные богом забытому Горшков- скому переулку или той же Никитинской, при наличии которых «отцам» города следовало бы помалкивать в тряпочку.

Но продолжим поход и переместимся не куда-нибудь, а на стадион «Медик», благо, тыльное окно дома выходило на его территорию. В дни большого футбола наша квартира превращалась в подпольную проходную для болельщиков. И вновь о спорте: как же без него, родимого.

Бурная спортивная жизнь послевоенного города (в отличие от нынешней послеперестроечной, вялой) вернулась на стадионы. Исчезла спиленная на дрова вышка для прыжков с парашютом, но сколько всего интересного творилось на ядре и в спортзале. На беговой дорожке в спринтерских, стайерских и эстафетных забегах (от 4x100 м до 10x1000 м), метаниях диска и копья соревновались легкоатлеты. Набирал приличные очки в десятиборье Хайновский. Крутил педали своего велосипеда с немыслимо большой передачей Торопов. C утра до вечера летал мяч над волейбольной и баскетбольной площадками. Именно там, с приходом в Томск хоккея с шайбой, появилась первая ледовая коробка. Различные аттракционы в праздничные дни также привлекали немало желающих шутейно посоревноваться. Бег в мешках, бой торбами с сеном, сидя на бревне. Во главе аттракционов - неизменный затейник-распорядитель, физрук нашей школы Владимир Михайлович Ичитовкин.

Никогда не пустовал спортзал: гимнасты, игровики, борцы, тяжелоатлеты непрерывной чередой сменяли друг друга. Помню, как следом за Григорием, Новаком, приютил «Медик» дальневосточного моряка Аркадия Воробьева, который за непродолжительный срок успел не только обновить все тяжелоатлетические рекорды области, но и замахнулся на республиканские. Несмотря на относительно малые размеры, зал был в состоянии принять, скажем, первенство Сибири по баскетболу, и тогда зрители располагались на всех мыслимых и немыслимых местах. Дух спортивности, кажется, так и витал в районе двух стадионов, заглавных в Томске.

На «Медике», в пятнадцатилетием возрасте, я сыграл свой первый официальный футбольный матч, вратарем за взрослую команду завода резиновой обуви «Богатырь». Запомнилось, как после хлестких ударов взрослых парней иголками жгло ладони; как сбитый плотными разгоряченными телами летел на землю после очередной попытки перехвата мяча на выходе из ворот; как сочилась кровь из рассеченного колена после броска в ноги нападающему. Там же мне, уже восемнадцатилетнему, в матче с извечным противником - «Трудовыми резервами» - сломали берцовую кость левой ноги. Отчаявшись пройти к воротам

через центральную зону защиты, их нападающий, прозванный «Сирота», с разбега прыгнул двумя ногами на мою опорную ногу. Для меня одним из вынужденных последствий травмы явилось углубленное изучение основ неорганической химии. Профессор Г.Н. Ходалевич при первом знакомстве с уровнем подготовки экзаменующегося студента на костылях нашел его знания поверхностными и решил, что тому не повредит их углубление, для чего еще дважды приглашал на переэкзаменовку. На третьем заходе я начинал писать реакцию еще до ее озвучивания. Таким образом, провальный сезон имел для меня благотворные последствия, в отличие от динамовца Арнольда Томашича, которому ногу сломали в тот же день (но на стадионе «Торпедо»), и для него, чемпиона России по лыжному двоеборью, это было катастрофой, сгубившей ближайшую зиму.

Каких эмоций стоила игра с клубной командой «Торпедо» в 1952 году! К этому матчу студенческая команда ТПИ-1 (все, как один, двадцатилетние) подошла, имея одинаковое количество очков с основным нашим соперником за первенство города - командой «ТАУ» (артучилища). Необходимо было не просто выиграть встречу, а забить одиннадцать (!) безответных голов для лучшего соотношения забитых и пропущенных мячей! Цель, казалось бы, недостижимая, но, на счастье, день выдался дождливый, что нам, не знавшим понятия «плохая погода» (был бы мяч!), в отличие от рафинированных соперников, было на руку. Сноровка по укрощению чавкающего мяча, непредсказуемо застревающего посреди лужи, сказалась, и уже через полчаса (!) после начала встречи мы вели-6:0. Настолько все было сложно для торпедовцев и просто для нас в условиях разразившегося ливня, что вся игра состояла из навесных передач в штрафную площадку соперника и взятия ворот после энергичной возни в грязи. На доставку мяча к центру растерявшимися вконец заводчанами времени уходило больше. И вдруг, в самый разгар матча, раздался продолжительный свисток, останавливающий игру. Бегу к судье, укрывшемуся от водного потока под табло, и узнаю, что встречу он решает прекратить из-за проливного дождя! Судил матч преподаватель нашего института A. Ba- садзе, выпускник тбилисского института физкультуры, к тому же считавшийся нашим тренером (на тренировках ни единого раза не замеченный). Стоило великих усилий сдержать ребят, твердо усвоивших правило: «Матч состоится при любой погоде!» Но зато наслушался наш «наставник» нелестных эпитетов в свой адрес несчетно! Думаете, проявлял заботу о нас? Нет, конечно. Скорее о себе, мокнущем. Равнодушным к собственной профессии оказался человек. Матч через день был переигран, но уже на «Динамо» и в сухую погоду. Счет 1:0, понятное дело, ни удовлетворить, ни утешить нас не мог.

Годом позже тот самый Васадзе, будучи официальным тренером, представителем институтской команды на первенстве ЦС «Наука» в Воронеже, на потеху зрителям бегал во время игры вдоль кромки поля, громко призывая гортанными криками подопечных «играть по семнадцатой странице». Это страница из чуть ли не единственного в то время методического пособия по футболу «Игра полузащитников» Б. Аркадьева.

А игра с «Локомотивом» (Институт инженеров железнодорожного транспорта), за который выступало девять корейцев из КНДР - студентов этого института - своего рода международный матч. В технике им отказать было нельзя, но вот на ногах наши восточные соседи были нестойки. Словом, задавили мы их на виду у всего «Медика» - 6:0.

Самый каверзный футбольный матч тех лет в Томске игрался тоже на «Медике» в 1953 году. Против «Науки» (студенческая сборная) выступала команда «ТАУ» (тогда уже орденоносное «ТОКЗАУ»).

Цвета черный и зеленый на переполненной трибуне четко разделялись. Игра подходила к концу, когда при счете 1:1 последовал коварный удар студента Виктора Валиса, и мяч, подпрыгнув на неровном поле, через руки упавшего вратаря проскочил в ворота.

Что послужило вспышкой, кто кого ударил первым - навряд ли можно было установить, только с финальным свистком болельщики скатились с трибуны, и началась грандиозная драка. C мостика через ров, по которому мы шли в раздевалку, было видно мелькание ременных пряжек над черно-зеленой массой копошащихся тел. За судьей матча Юрием Усенко (который вообще был ни при чем) погнались курсанты, и тот - через заборы горсада, как заяц от гончих - спасся, запершись в динамовской раздевалке. Уже на следующий день «Голос Америки» передал: «В сибирском Атомске произошли студенческие волнения. К усмирению была привлечена армия». Какие дисциплинарные взыскания понесла «армия», не знаю, а в качестве институтской карательной меры несколько студентов-зачинщиков драки (кто бы их там разбирал!) были отчислены из института. Правда, к чести замдиректора Политеха А.П. Казачека, вскоре они были восстановлены.

Годы не ждут, лишь двигают время к рубежу, тому самому. А как хочется, чтобы оно притормозило, хотя бы на миг...и вот каким образом.

Наш футбол

Мы - это выпускники Томского политехнического института (в просторечьи - Политех) и, по совместительству, игроки футбольных команд трех поколений из далеких 1950-х годов. Собралось нас восемь человек в августе 2008 года под Тверью, в загородном доме Эдуарда Вотякова (ГФ 1954/59, норильский горняк, правый полузащитник, в спортивном обиходе - «Парень из Тайги»). Настолько это было нежданно-негаданно, что когда кто-то из собравшихся выразил недоумение, как подобное могло произойти, все дружно указали на Анатолия Петрова (ХТФ 1951/56, сотрудник нефтехимического института, центрфорвард и вратарь - по необходимости, «Ус» - по юношеской принадлежности лица, где, помимо -щеточки усов, бросались в глаза кустистые брови). Это он, томимый памятью прошлого, проявив инициативу, смог зажечь и объединить сердца людей, давно потерявших друг друга из вида. Горячность ли призыва оказалась столь действенна, или пробудились дремавшие чувства каждого, а скорее, и то и другое вместе, - только, забыв про болячки и житейские неурядицы, бывшие футболисты дружно пустились в путь.

Дальнейшее общение только подтвердило предварительные выводы. Мы остались верны избранной специальности на протяжении всей трудовой жизни. Разве что расширили диапазон за счет смежников. Так, Валерию Деревцову (ХТФ 1949/54, норильский металлург, центральный защитник, капитан, «Деревец»), попавшему по распределению в Норильск, ничего другого не оставалось, как стать металлургом. Константин Москвитин (МФ, 1949/54, левый инсайд, свой «Рыжий» в команде) к основной специальности механика по роду деятельности добавил знания и опыт технолога. Его младший брат Сергей (ТГУ, биофак, орнитолог, -полузащитник), которого мы не без основания считаем своим, до сих пор занимает пост директора университетского зоологического музея, единственного на всю Сибирь заведения такого рода. Наш почетный гость Николай Козлов (старшина в/ч, затем - ТГУ, юрфак, нападающий, «Рысачок») - легенда томского футбола из 1950/60-х, завершив футбольную карьеру, продолжил работу по специальности. Виктор Громченко (МФ, ТПИ, 1953, левый защитник, тренер команды «Металлург» г. Выкса в 1962-1969) стал выксунским металлургом. Во время нашего пребывания оказавшийся на проводе Владимир Листов (ФТФ, ТПИ, 1949/55, левый защитник, «Лист», но не сухой), министр химической промышленности СССР из 1970/80-х, поздравил собравшихся, посожалев, что не смог присутствовать.

Его Величество Наш Футбольный Матч

Наконец, одеты - пёстро, но добротно, и, во всяком случае, «наряднее», чем некогда, на заре футбольной «карьеры», когда, к примеру, гетрами служили старые материнские чулки. Несколь-

Слева направо: А. Петров, В. Деревцов, К. Москвитин, Н. Козлов, В. Громченко, Э. Вотяков, С. Москвитин, В. Фёдоров.

ко ездок на другую сторону Волги, и мы на корте с искусственным покрытием, которому предстоит стать свидетелем нашего виртуального возврата к прошлому. Фото наскоро, ибо футбольный хмель уже ударил в голову! Вот он, мяч, вот оно, поле, и вот они, мы так в чем же дело?!

Того, кто заинтересуется дальнейшим ходом событий, адресую к томской газете «Футбол», где помещен очерк «Наш футбол». А пока стихотворный привет всем поколениям футболистов, выступавших под флагом «ТПИ - ТПУ».

ФУТБОЛ КАК СТРАСТЬ

Звучит свисток, взлетает в небо мяч, Хоть нет здесь ни трибун, ни стадиона. В Твери проходит необычный матч - Матч ветеранов томского футбола.

Игра в футбол! Вершина наслажденья! Азарт и риск, и хитрость, и напор!

Не обошлось без провиденья,

Когда в воротах оказался первый гол!

Игра в футбол - рулетка самомненья,

Где выигрыш велик, а проигрыш не мал.

Где гнев фанатского презренья Вам вряд ли обеспечит капитал.

Играть, играть - одно мечтанье!

Адреналин пьянит, как алкоголь!

И в зрелости шепчу тебе признанье:

«Ты чудо из чудес, футбол!»

Виктор Громчемко

МОИМ ДРУЗЬЯМ - ФУТБОЛИСТАМ-ВЕТЕРАНАМ

Забыть футбольную игру И не грустить о ней?

Забыть футбольную игру И дружбу прежних лет?

За дружбу крепкую - до дна!

За счастье давних лет Мы с вами выпьем, игроки,

За счастье юных дней!

Футбол, как отблеск юных дней,

Сияет снова в юности моей!

Валерий Деревцов, 2008

1996 год. Ветеранское Первенство Сибири по лыжным гонкам и беседа с заведующим кафедрой технологии органических соединений об исследовании полученного мною осмий-органического соединения, класса триазинов, которое еще никем не было синтезировано и, соответственно, не изучено.

1999 год. Траурный. Умер мой старший товарищ и друг по спорту Николай Тетерин. Немного было общений после окончания института, тем. значимее и душевнее каждая встреча (Красноярск, Киров, Томск, Москва). И письма - обстоятельные, приветливые... хорошие.

2004 год. Юбилейный Томск и трагический Беслан, радость и горе. В те дни газета «Красное знамя» от 3 сентября под рубрикой «Известные томичи» поместила заметку «Три. товарища» и фото трех друзей, оставшихся верными дружбе и родному городу на всю жизнь.

Третий год подряд клятвенно заверяем друг друга в посещении Томска, дабы попрощаться с городом юности, могилами родных, повидаться с друзьями, но каждый раз что-то мешает. И нет тому оправдания, разве что...

1999 год. Не смог я выбраться, на 50-летие (уже с «материка»), но отправил, друзьям, поздравление в прозе, а взамен получил стихотворное:

К 50-ЛЕТИЮ ВЫПУСКА 1949 ГОДА ШКОЛЫ № 9 г. ТОМСКА

Hy что сказать вам, дорогие братцы?

Как здорово, что я на вас гляжу!

Казалось бы, уж что мне волноваться,

А вот волнуюсь, слов не нахожу.

Полвека - это все-таки полвека,

Как тот роман - «Полсотни лет в строю». Перед собою вижу человека,

А вместе с ним и молодость мою.

Все помнится: Веселое - Печальное.

Все наши шутки, «подвиги», приколы... Для нас ты, как колечко обручальное, Девятая, родная наша школа.

Теперь важны не так уж наши званья,

И должности, и прочие регалии.

У каждого из нас своё призвание,

И те, кто могут, трудятся и далее.

Посвятил старшим товарищам Буткевич Евгений, выпускник 1951 г.

Да, не скудеет поэтами наша школа!

C хронологией взаимоотношений завязываю. Всего не охватить...

Накопленный научный и педагогический потенциал позволил томским вузам выстоять в черные годы т.н. перестройки и не только выстоять, но и утвердиться на традиционно высоких позициях, доказывающих их жизненную стойкость. Неслучайно Томску присвоен статус Особой экономической зоны (ОЭЗ), позволяющей со временем выпускникам оставаться в родных местах. Пока, похоже, дело сводится к земельным участкам, на которых еще нечего возводить за отсутствием должной промышленной базы. Остается пожелать землякам удачи в этом начинании.

* * *

Провожая меня на «материк» в 1996 году, А. Львов на страницах «Заполярного вестника» в материале «Проводим старейшину» писал: «Не будет конца его глагольному ряду - продумать, проверить, проконтролировать, убедить, доспорить... - и, если откровенно, нет полного удовлетворения, не может сказать себе: сделал все, что мог». Что ж, так оно и есть. И, что печальнее всего, - так оно и останется.

Заканчиваю. Для меня связь Томска с Норильском несомненна, буду рад, если удалось передать эти ощущения читателю.

Я был своим в производственном, научно-прикладном и спортивном мирах, среди футболистов и гребцов, лыжников и горнолыжников, биатлонистов и бадминтонистов; на тундровой гусиной и таежной соболиной охотах, в рыбацкой лодке... Почти всего этого лишился, покинув Сибирь - Томск и Норильск. В каждом из нас сидит некто, таящийся до поры и проявляющий себя при крутом повороте судьбы. Вот и о моем нынешнем внутреннем состоянии лучше всего поведает поэтический перифраз:

В тайге мое сердце... Поныне я там За соболем юрким бегу по горам.

А после избушку во мраке ищу.

Что бросил погоню, себе не прощу!

Прощай, моя Родина, Север, прощай!

Суровой природы и мужества край.

Невольной судьбою в Европу гоним,

Навеки останусь я сыном твоим.

Прощайте, деревья под гнетом кухты.

Прощайте, манящие далью хребты.

Прощайте, лесные откосы гольцов.

Прощайте и Вы, молодой Деревцов.

В тайге мое сердце... Поныне я там За соболем юрким бегу по горам.

А после избушку во мраке ищу.

Что бросил погоню, себе не прощу!

Центральный научно-технический и производственный журнал России «Цветные металлы» (№ 12 за 2011 год), подводя итоги моей производственной, научной и общественной деятельности, такими словами отметил мой 80-летний юбилей:

<< | >>
Источник: Б.Ф. Шубин. Томские политехники - на благо России: Книга шестая. M.: Водолей,2014. - 416 с.. 2014

Еще по теме МОИ ТОМСК: