КОМАНДИРОВКА

В.Д. Топорков

Командировки в моей работе занимали значительное место. Если первая командировка носила познавательный, почти экскурсионный характер, то последующие, в основном, были деловыми.

Как-то на досуге я подсчитал, что налетал более полутора миллионов километров и пробыл в воздухе два с лишним месяца. Летчикам за налёт одного миллиона километров давали специальный значок, которым они заслуженно гордились. Жаль, что Аэрофлот не удосужился учредить подобный значок для пассажиров.

Мне приходилось летать почти на всех типах самолётов Аэрофлота, начиная от Ил-14 и Ту-104 и заканчивая Ty-114 и Ил-86. География полётов: Москва, Ленинград, Киев, Волгоград, Саратов, Куйбышев, Казань, Воткинск, Смоленск, Магнитогорск, Актюбинск, Томск. Чаще всего, конечно, бывал в Москве - по 6-8 раз в году. Почти 15 лет летал на полигон ВВС MO в Ахтубинске (летал-то до Волгограда, а далее на поезде, на автобусе или по Волге на «Комете»). Не раз бывал на полигоне ГРАУ MO в Kany- стином Яре. Кстати, С.П. Королёв первые свои баллистические ракеты запускал именно с этого полигона, и нам местные старожилы с гордостью показывали место старта этих самых ракет.

Конечно, путешествия и поездки вообще, а командировки в частности, дают массу впечатлений и это отдельная тема для разговора. Я же опишу лишь одну из них.

Прелюдия. Рабочий день в разгаре. Телефонный звонок. Беру трубку:

-Топорков! Стрелой на «Искру» (спецтелефон), Саратов на проводе, - сообщает мне секретарь директора и я, сломя голову, мчусь с третьего этажа на второй. По дороге соображаю, что случилось какое-то ЧП.

Беру трубку и слышу голос Матлахова:

- Владимир Дмитриевич! Приезжайте, спасайте положение. Ваш прибор вышел из строя на завершающем этапе периодических испытаний ракеты. Мы горим, конец квартала и план под угрозой срыва, а главное, военпреды могут тормознуть как серийные заводы, так и эксплуатацию доработанных ракет в войсках. Приезжайте 19 сентября.

Да, положение хуже губернаторского. Незадолго до этого мы провели доработку нашего лазерного НВ, и всё было прекрасно. Что-то здесь не то, но червь сомнения гложет и полной уверенности в том, что наш прибор ни при чём, нет. Понимаю, что от командировки не отвертеться и что из этого гнифельного дела никто, кроме меня, не сумеет выпутаться.

Докладываю директору. Решение одно - надо лететь.

19 сентября - пятница, что делать на заводе? К тому же 19 сентября - день рождения моего племянника Виктора. Решаю вылетать в воскресенье, чтобы в понедельник быть в Саратове. Дома тоже сплошные проблемы: жена улетела в Хабаровск к своему племяннику, новоиспечённому старшему лейтенанту. Холодильник забит мясом, за три дня его не съесть, а холодильник без присмотра включённым не оставишь. Hy ладно, мясо на хранение отдам сестре.

На работе тоже возникает уйма дел. Надо всех озадачить, чтобы в моё отсутствие все были при деле, в срочном порядке оформить командировку и получить деньги, купить билет и забронировать рейс до Саратова, т.к. прямого рейса нет.

В четверг к восьми часам прихожу в кассы Аэрофлота. В очереди я второй, это хорошо. Покупаю билет до Саратова через Куйбышев. Дата вылета из Куйбышева не проставлена, а это значит, что надо бронировать. Мчусь к окну № 20. Там милая и невозмутимая девица говорит, что связи с Куйбышевым нет и с индифферентным видом отворачивается, возобновляя прерванный разговор с парнем, который ремонтирует «Сирену», прообраз теперешних компьютеров. Дальнейшие мои вопросы остаются без ответа. Минуты через две девица говорит, что связь с Куйбышевым будет после 11 часов и заказ она не примет, а если я хочу забронировать место в самолёте, то я должен прийти снова.

Возвращаюсь на работу. Здесь тоже надо срочно составить перспективный план на две пятилетки вперёд. Сочиняю. Всё прекрасно, руководство довольно.

ну, всё. Билет я забронировал на 22 сентября 1986 года, аванс и командировочные получил, неделя закончилась. Завтра домашние хлопоты, а сегодня вечером к племяннику на день рождения.

Полёт. Хотя самолёт летит в 19 час. 55 мин. по нашему времени, т.е. можно спокойно спать и нет опасности опоздать, но всё равно сон тревожный, лезут всякие мысли: не напутали ли в билете со временем вылета, придёт ли вовремя самолёт, не будет ли задержек с вылетом и т.д. и т.п. Но главная заноза - что же там могло случиться? Ведь всё было тщательно проверено и испытано после доработки. Проигрываю кучу вариантов и по технике, и по линии поведения: надо держать марку фирмы и не дать себя затюкать, а у нас это - любимое занятие.

15.30, пора выходить. Всё выключаю, беру упакованное мясо, портфель и тут меня прошибает холодный пот - чуть не забыл справку по форме № 1 Первого отдела, а без неё и на порог не пустят. Ну, теперь всё. Пошёл. В городском агентстве Аэрофлота меня встречает племянник Виктор, передаю ему мясо, минуты через две приходит автобус-экспресс. Прощаемся. Вхожу в автобус, занимаю удобное место, народу мало, тепло, светит солнце. Поехали. Через час мы в Толмачёво.

Хожу по аэровокзалу и перрону, ловлю себя на мысли, что по собственной воле я бы никуда не поехал. Почти тридцать лет мотаюсь по командировкам, и уже давно прошли тот азарт и радость, с какими я ездил в командировки в первые годы работы. Я сочувственно смотрю на тех людей, которые добровольно обрекают себя на дорожные мытарства и радуются, что сумели выбраться на юг или к родственникам...

Моё внимание привлекает молодёжная хоккейная команда юношей, степенно и солидно вышедшая из спецавтобуса. Все в модных спортивных куртках. У каждого по две импортных сумки, большой и маленькой, с надписями «Тольятти». Отдельно упакованы клюшки, одних вратарских - штук пять.

В полёте я люблю сидеть у иллюминатора и теперь решаю две задачи: поскольку рейс проходящий - нас будут рассаживать на свободные места, надо войти в самолёт в числе первых, и с какого борта сесть, чтобы больше увидеть интересного. Решаю сесть с левого: солнце не будет слепить.

После регистрации билетов объявляют посадку через два выхода. Транзитников собирают в одном «накопителе», а новых пассажиров - в другом. На досмотре, как всегда, внимание проверяющей привлекает «скелет» моего складного универсального ножа. Я не ошибся, меня просят открыть портфель. Дежурная на досмотре, предчувствуя «добычу», быстро вынимает из портфеля мой нож. Но, увы, нож обыкновенный и она с безразличным видом возвращает его мне, не застегнув чехол.

В «предбаннике» площадью метров 30-40 набилось человек восемьдесят. Двери на лётное поле закрыты, вентиляции никакой. Минут через тридцать начинают капризничать, а потом и откровенно плакать маленькие дети. Мужикам хочется курить, но теперь это тяжкий грех, и курильщики в империи Аэрофлота вне закона. На стене скромный плакатик «За курение - штраф 10 рублей».

Чувствуя настроение толпы, расчёской открываю нехитрый запор и распахиваю дверь на лётное поле. Народ оживился, дышать стало легче. Обычно в таких случаях работники Аэрофлота бесцеремонно кричат: «Кто Вам разрешил открывать дверь?! Немедленно закройте!» И как правило, это неприкрытое хамство безропотно воспринимается пассажирами.

Hy вот, через сорок минут маринажа подают два автобуса: для транзитников и для нас. Автобусы отправляются одновременно и высаживают пассажиров у трапа тоже одновременно. Задуманный план раздельной посадки разваливается. И транзитники, и новые пассажиры мгновенно перемешиваются. Первыми на посадку пригласили транзитников, но как всегда кто-то не понял, а кто-то на арапа пошёл в самолёт. Молодая дежурная аэропорта, которая сопровождала группу, не затрудняя себя в выборе выра- жений, осадила бестолковых пассажиров.

Стартуем. Делаем разворот над городом и берём курс на запад. Я люблю рассматривать землю с самолёта, находить знакомые ориентиры, сверяя их с картой. Жаль только, что Аэрофлот всё ещё запрещает пассажирам пользоваться биноклями и фотоаппаратами, хотя американские спутники-шпионы засняли всю нашу необъятную страну не один раз. Однако на трассе полёта почти везде сплошная облачность и земли не видно. Рассматриваю причудливые замки из облаков или читаю «Крокодил», который я купил в аэропорту.

Минут через сорок капитан выговорился и к разговору с девушкой подключился я. Она едет к маме в отпуск, в село Отрадное, что под Куйбышевым. Работает в Сургуте аппаратчицей по очистке газа. Сутки дежурит, трое отдыхает и получает за это 350 рублей, т.е. фактически за 7,5 дней. Деньги приличные и работой довольна.

- Я не представляю, - говорит она, - как можно жить у нас в Отрадном. Я теперь там от скуки умру. У нас в Сургуте есть кафе, дискотека, клуб. Очень весело и интересно.

- Ты наверно за женихом на Север поехала? - спрашиваю я. - Ведь там много молодых парней.

- Дожидайся, держи карман шире, выйдешь там замуж. Мужики едут на Север на заработки, а жён оставляют дома. C девчатами только балуются, а чуть что - в кусты.

- А как ты будешь добираться до Отрадного, на поезде?

- Вот ещё! «Тачку» возьму, отдам 40 рублей и в два счёта буду дома.

- Но ведь это большие деньги. От Новосибирска до Москвы можно доехать за 30 рублей в купированном вагоне скорого поезда.

- А я могу себе это позволить.

Вот так, девчушка лет двадцати, окончившая техникум, получает в полтора раза больше начальника лаборатории оборонного НИИ... Тем временем наш самолёт заходит на посадку и стюардесса просит пристегнуть привязные ремни.

Ночёвка в пути. Приземляемся в Куйбышеве почти в полной темноте. Идёт дождь, температура +7 градусов. Рысцой к окошечку начальника смены. Занимаю очередь, хотя никакой очереди нет, а есть сплошной рой в основном из узбеков и азербайджанцев: отправляются рейсы на Ташкент и Баку, все хотят улететь этим рейсом. Минут через 15 улучаю момент и просовываю в амбразуру свой билет. На правах транзитника получаю направление в местную гостиницу аэропорта. Это уже половина победы.

Быстрым шагом в гостиницу. У окна администратора один человек. Заполняю анкету: где родился, где крестился, где и кем работаю, где прописан и т.д. и т.п. и всё это только для того, чтобы провести одну ночь в гостинице.

- Свободных мест нет, могу разместить только на раскладушке, - охлаждает мой пыл администраторша.

Я пускаюсь в сложный дипломатический разговор, который растапливает сердце женщины. Она снимает трубку и кому-то звонит. Оказывается, одно место всё же есть. Ура! Мне дали двухместный номер, это лучшее, что есть в гостинице. Горничная сама ведёт меня в номер, сама его открывает, долго и нудно объясняет, что на два оборота замок закрывать нельзя, потому что потом не откроешь и из номера не выберешься.

Номер сверхаскетичный: две железные кровати с панцирными сетками, два металлических стула и всё. Ни шкафа, ни стола, ни вешалки. Правда, на подоконнике стояли два гранёных стакана подозрительной чистоты. Стены голы. Лампочка на потолке под матовым колпаком еле светит. Второе место тоже оказалось свободным. Чуть не забыл: у каждой кровати лежало по коврику. Судя по виду, им было лет по тридцать, но всё же рисунок ещё можно было разобрать. Там была выткана идиллическая карти- на: по джунглям идёт слон, а на нём две или три обезьяны и ещё несколько обезьян резвятся на лианах.

Минут через тридцать пришёл молодой грузин. Он не транзитник, а помещён почти в люкс. Не умывшись, сразу лёг спать. Я пошёл в буфет поужинать. В буфете - шаром покати. Кофе с молоком и тот как помои, по 18 коп. стакан. Хотел купить, буфетчица уже налила мне в стакан этот странного напиток, но вид у него был просто безобразный и я отказался. Буфетчица демонстративно бухнула содержимое стакана снова в чайник. Пришлось возвращаться в номер и в собственной походной эмалированной кружке вскипятить карманным кипятильником воду для чая. Оказалось, что я забыл чай в пакетиках, который всегда беру с собой в командировки. Пью кипяток и ем отварное мясо без хлеба: уже нет сил идти куда-нибудь за хлебом или другими харчами.

В шесть утра бегу в аэропорт: вдруг удастся улететь пораньше. Нет, мой рейс № С-528 на 14.25 самый ранний. Возвращаюсь и снова ложусь в постель. Грузин ещё спит.

Здесь уместно будет сказать о постельном белье. Оно стирано- перестирано, землистого цвета и кое-где в дырках. Вместо пододеяльника - простыня. Она такая узкая, что то и дело съезжает в сторону. Об одеяле и говорить не хочется. Замызгано и со следами въевшейся грязи неизвестного происхождения. Заснуть уже не могу. Смотрю газету и «Крокодил». Жду, когда будет 10 часов, чтобы пройтись по магазинам городка, прилегающего к аэродрому. Может быть, здесь куплю насадку-смеситель для кухни.

Грузин встаёт, споласкивает лицо над раковиной (ни ванны, ни душа, ни даже туалета в номере нет), прощается и уходит. Его самолёт вылетает в 10.30. Потом ухожу и я. За сорок минут обошёл все магазины и сам городок. Смесителей в магазинах нет. Купил только ученическую тетрадь в клеточку и за оставшееся до отлёта время написал начало этого рассказа. На улице тихо, солнечно и прохладно. Из плакатов и лозунгов узнал, что городок называется Красноглинск. Странно, почему тогда аэропорт называется Курумоч? Захожу в кафе. Там только варёные курицы и всё тот же кофе с молоком. Иду в ресторан аэропорта. В ресторане никого. Вот вам результат очередной борьбы с алкоголизмом, начатой с мая 1985 года Горбачёвым. Заказываю полсолянки, бефстроганов и чай. Не успел оглянуться, как всё принесли. Большой прогресс, раньше приносили минут через двадцать.

Солянка действительно очень солона, огурцы кислые и круто посолены, плавает лук и ещё что-то. Картошки в солянке нет. Из мясных продуктов обнаруживаю почки и кусочки колбасы, но всё съедобно, а главное - горячее. Бефстроганов же холодный, и съел я его потому, что деньги «запл чены». Обед обошёлся в 1 руб. 80 коп., а суточные - 2 руб. 60 коп.

Иду в гостиницу и остаток времени провожу в постели, т.к. неизвестно, где придётся ночевать в следующий раз.

Продолжение полёта. Регистрация началась за час до вылета. Наш самолёт Як-40, № 81917 стоит рядом со зданием аэропорта, и к нему нас ведёт дежурная по аэровокзалу. Небольшая остановка у трапа и стюардесса приглашает на посадку: «Занимайте свободные места». По билету у меня место у прохода, сейчас представляется богатый выбор. Сажусь на 4 «Г», место у окна. Переменная облачность и я многое смогу увидеть. Взлетаем и берём курс на Жигулёвск. В разрывах облаков чётко видна Волга, а затем плотина Куйбышевской ГЭС. Видны города Тольятти и Жигулёвск. Доворачиваем на юг и вот в панораме появляется Сызрань и ж/д мост через Волгу.

В районе Хвалынска, который я вижу, стюардесса объявляет: «Минут через 15 наш самолёт произведёт посадку в аэропорту города Саратова». Она явно ошибается. По моим расчётам лететь нам ещё минут 30, ну минимум 25.

К Саратову подходим с северо-востока, низко летим над Волгой.

Здесь она широка, много островов. Виден автодорожный мост. Если бы заходили на посадку с другого направления, то можно было бы увидеть центральную часть города, а так захватываем только окраину.

Приземлились действительно через 30 минут, а не через 15, как объявляла стюардесса.

В салоне я обратил внимание на генерал-майора, который летел в сопровождении майора. Генералу лет 55, лицо мужиковатое, на голове ни одного седого волоса. Хорошо живёт! В порту его встретил подполковник, поодаль их ждала чёрная «Волга» с молоденьким солдатиком-водителем.

Солдатик ждал генерала у открытого багажника и при подходе начальства резко козырнул и мгновенно опустил руку. У генерала был только портфель-дипломат и багажник не потребовался.

На авиазаводе. Итак, время 16.30, цех работает до 17 часов, администрация до 18. Значит, на территорию завода я сегодня не попаду, но на завод надо ехать всё равно. В городские гостиницы устроиться едва ли удастся, а у завода есть места для командированных в общежитии. C двумя пересадками еду с одного конца города на другой. В 17.40 по местному заводскому телефону звоню администратору гостиницы и слышу стандартный ответ: «Мест в гостинице нет, и бронь на вас не поступала». Звоню Матлахову, никто не отвечает. Звоню секретарю директора и удача: трубку берёт сам Матлахов, он в приёмной ожидает начало совещания.

- Вы с кем приехали? - спрашивает он.

- Один.

- Я гостиницу не заказал, потому что не знал, сколько вас будет. Ну, ничего, я сейчас позвоню, а ты иди в гостиницу.

Лукавит Павел Лукич. Забыл заказать номер, а теперь выкручивается. Ладно, не в первый раз устраиваться. Дежурный администратор гостиницы хотя меня и узнала, в прошлый раз я жил здесь, но всё равно говорит, что хороших номеров нет и что она может поселить меня в пятиместный номер. Пришлось напомнить и показать документы, что я главный конструктор. «Ну, это совсем другое дело», - заворковала она и предоставила мне двухместный номер с приятным соседом.

C утра направляюсь к Матлахову. Ровно в девять вхожу в его кабинет. Там уже все в сборе: ведущий инженер по ракете, начальник КИС, военпред. C порога бросается в глаза их подавленный и, я бы сказал, виноватый вид. В первый мой приезд они выглядели орлами. После общих фраз Павел Лукич говорит:

- Дмитрии, извини, произошла накладка, мы на периодические испытания засунули в ракету учебно-действующий образец ЛНВ вместо штатного. И что удивительно, испытания шли успешно, мы их почти закончили, и вот на тебе, отказ. Сразу бросились звонить тебе. Обнаружили оплошность только после того, как ты выехал. Что делать, не знаю. По закону мы должны начать испытания заново и на удвоенном количестве. На это уйдёт минимум месяц, если всё отработает без сбоя. Квартальный план псу под хвост, я уже не говорю о премии...

Вот так. Они тут спутали монаха с горчицей, а я чуть - инфаркт за эти дни не схватил. По большому счёту я бы мог тут же уехать восвояси, но надо было выручать товарищей, попавших впросак.

- Ну, это ещё не худший вариант, - говорю я. - Сейчас, не теряя времени, надо сочинить хороший акт анализа причин, по которым остановлены испытания. Когда акт будет утверждён, попытаемся всех убедить, что испытания необходимо продолжить с пункта забракования. Тогда мы спасём и план, и квартальную премию.

- Это дохлый номер, военпреды на это не пойдут, - обреченно говорит Матлахов.

- Посмотрим. Я думаю, нам удастся их убедить.

Не теряя времени, создаём рабочую группу и садимся за акт. Акт получается как конфетка в фантике, а мы все белые и пушистые. О том, что заводчане и военпреды разгильдяи, не сразу и догадаешься. Акт директором завода и руководителем военной приёмки подписывается. Рабочий день закончен.

В гостинице вечером обдумывал свой вариант решения - продолжить испытания с пункта их остановки. Надо найти убедительные аргументы, чтобы военпреды с ними согласились. Думал и о том, почему же Матлахов не верит в возможность принятия такого решения. За спиной Павла Лукича богатый жизненный опыт. В каких переделках он только не бывал. Ещё в 60-х годах он, как специалист по ракетному вооружению, был в командировке во Вьетнаме. Попадал под варварские американские бомбёжки напалмовыми бомбами, которые сжигали всё живое. Бомбили его и израильтяне в Египте во время «семидневной войны». Потом были Югославия, Сирия, Ирак и Индия. Да и на заводе быть заместителем главного инженера тоже нужны недюжинные способности. Может быть, есть иные причины, о которых ему не хочется рассказывать мне.

Утром предлагаю свой вариант Матлахову и говорю ему: «Павел Лукич, ты и Суворинов (военпред в цехе) подпишите решение снизу, ты утвердишь его у директора, а я пойду к Игошину (руководитель ВП). Если он подпишет, это будет удачей, а если нет, то ты вроде и ни при чём». На том и порешили.

Окончательно согласовываем текст и отдаём в печать.

Напряжение несколько спало, и мы пускаемся в долгие разговоры «за жизнь». Роберт, ведущий инженер по испытаниям, рассказал, как однажды его отправили в колхоз пасти отару овец в заволжских полупустынных степях. В один из дней приехал ветеринар кастрировать подросших баранов. Бараньих яиц настригли почти ведро. C едой была напряжёнка, даже хлеба порой не было, так что яйца ели за милую душу.

Обращаюсь потом к майору Суворинову, который сидит тут же и слышал уже не раз этот рассказ:

- Геннадий Наумович, у тебя чисто русское лицо и склад характера тоже, откуда тогда этот иудейский налёт в отчестве?

-Дед мой, деревенский парень, ухаживал за девушкой, которая приглянулась молодому пономарю. Пришлось деду «начистить морду лица попику». Прошло какое-то время. Дед женился. Родился сын. Пошли крестить, а пономарь стал уже попом. Родители хотели назвать ребёнка Василием, а поп сказал, что согласно Священным книгам чадо должно быть наречено Наумом. C попом не поспоришь...

Тем временем решение отпечатано, мы его подписываем, и Матлахов уходит к директору. Мы идём обедать.

Итак, решение директор подписал, и я иду к Игошину. Путь не близкий. Кабинет Матлахова находится в производственном корпусе на краю необъятной территории завода, а кабинет Игошина совсем в другом конце. Ходьбы пешком минут двадцать. Делать нечего. Иду. Попутного транспорта что-то не попадается.

После небольшого ожидания в приёмной меня приглашают к Игошину. Константина Александровича Игошина я знаю только заочно. Захожу в кабинет, здороваемся, сразу подаю ему решение. Он молча и внимательно читает:

-Хорошее решение вы предлагаете, только оно не соответствует нормативной документации.

- Это не совсем так, - парирую я. - В нормативной документации ничего не сказано, что нужно делать, если вместо штатного изделия испытывается учебно-действующее. Тут мы с вами должны решить, что делать дальше. Игошин мгновенно понял, что это спасательный круг. Действительно, если бы он стал настаивать на повторном проведении периодических испытаний на удвоенной выборке, то заводчане в своё оправдание выложили бы, что военпред виноват в равной с ними степени, так как допустил на испытания учебно-действующее изделие вместо штатного. Военное руководство в Москве Игошина за это по головке бы не погладило. Вижу, что такой вариант ему нравится, и, чтобы окончательно развеять его сомнения, добавляю:

- Константин Александрович, если уж учебно-действующее изделие, требования к которому предъявляются на уровне требований к бытовой технике, выдержало практически все испытания, то штатное изделие их и подавно выдержит. У вас есть все основания подписать это решение.

- Hy и ушлые эти сибиряки. Вам бы юристом работать, - улыбается Игошин и подписывает документ.

Всё. Вопрос решён.

Обратно возвращаюсь на попутном автокаре. В кабинете у Матлахова накурено, хоть топор вешай. Кладу бумагу на стол, а он глазам своим не верит. Меня готовы на руках носить. Павел Лукич даёт команду продолжить испытания.

Работали остаток дня и всю ночь. Когда утром я пришёл в цех, испытания были успешно закончены. Срочно сели за составление протокола, а руководство завода за составление Межведомственного решения и организацию межведомственного совещания. К вечеру стало известно, что совещание по подписанию Решения состоится в Минавиапроме завтра в 12.00.

В Москву на совещание. В пятницу в 9.30 нас подвозят к трапу самолёта Як-40, который стоит на заводском аэродроме. Самолёт - собственность завода и изготовили его здесь же, так что билет покупать не надо. Нас набралось человек десять, в том числе Матлахов и Игошин. День солнечный, и, как только все разместились, самолёт взлетает. На аэродроме в Быково нас уже ждёт микроавтобус, на котором мы без промедления направляемся в Минавиапром в Уланский переулок.

В министерстве встречаю полковника Габриэляна. Ашот Аршакович - начальник отдела одного из Управлений ВВС. Ему 42 года. C Габриэляном у меня отличные, почти приятельские отношения.

- А ты что тут делаешь? - спрашивает он.

- Решение приехал подписывать, - и я коротко рассказываю о проделанной работе.

Совещание по нашему вопросу длилось минут пять. Матла- хов отрапортовал об успешном завершении периодических испытаний, а начальники двух главков и генерал ВВС подписали решение.

Всё. Гора с плеч. Можно лететь домой. Но не тут-то было. Встречаю Кобера, начальника бригады МКБ «Радуга», где разрабатываются эти ракеты, и он мне сообщает, что вчера послана телеграмма с просьбой в ближайшее время направить меня к ним в командировку. Курт Владимирович сказал мне, что КБ начинает разработку нового изделия и со мной хотели бы обменяться мнениями относительно возможности применения ЛНВ.

Кобер - русский немец. Война застала его студентом МАИ. Репрессии его не коснулись, но и на фронт не взяли. В 1941 году рыл окопы вокруг Москвы. Сразу после института стал работать под руководством Александра Яковлевича Березняка (1912-1974), создателя первого в СССР реактивного истребителя БИ-1. После войны Березняк возглавил КБ по разработке авиационных ракет.

C Кобером я познакомился в 1967 году, когда меня назначили главным конструктором JIHB для ракеты, которую разрабатывали в бригаде Кобера. Замечу, что в Минавиапроме традиционно подразделения отдела называют бригадами, а не лабораториями или конструкторскими секторами.

Курт Владимирович - это личность: знающий инженер, толковый руководитель, тонкий дипломат и психолог, мастер компромиссов. Работать с ним было легко и приятно. Вначале он прощупал, на что я способен. Убедившись, что имеет дело с грамотным инженером, стал знакомить с ведущими специалистами фирмы. Особенно запомнился Лев Николаевич Боголюбов, ведущий теоретик, доктор технических наук. Он смотрел на меня, как отец на любимого сына, и задавал каверзные вопросы, с лукавством и удовольствием наблюдая, как я нахожу решения и ответы.

Через некоторое время Кобер решил, что я созрел для встречи с А.Я. Березняком. «Ты ему коротко расскажи о своих лазерах, а потом спроси об истребителе БИ-1. Это самая первая и любимая его разработка», - напутствовал Кобер. Беседа в присутствии Курта Владимировича продолжалась минут двадцать. В завершение беседы Александр Яковлевич не без гордости показал мне макет БИ-1 и рассказал эпизод, как он вместе с А.М. Исаевым чуть ли не голыми руками и без респираторов таскали концентрированную азотную кислоту, которую использовали в качестве окислителя. Созданный ими истребитель был по сути дела ракетопланом.

На этом Кобер не успокоился и летом 1968 года устроил мне встречу с Виктором Андреевичем Зуевским, директором одного из ведущих НИИ Средмаша. C юношеским задором рассказал я о своих разработках, а они ещё только на бумаге да в макетах, нет ещё даже лазера, который может работать в адских условиях современных ракет. Элементная база по нашим ТЗ находится в разработке, но уверенность в торжестве нового направления - полная. Видно, Зуевского заинтересовали мои работы, он попросил меня побеседовать более детально с разработчиками, и меня уводят в какой-то отдел...

Еду в МКБ «Радуга». Решаю сразу ехать в Дубну, там с гостиницей нет проблем. За два выходных отдохну. Заскакиваю в министерскую гостиницу, где меня уже хорошо знают, и оставляю у них кое-какие покупки, чтобы не таскаться с ними в Дубну, и на Савёловский вокзал. В Дубну раза три в день ходит прямой поезд, который без остановок преодолевает расстояние в 130 км за два с небольшим часа. Это лучше, чем в электричке. В вагонах поезда кресла самолётного типа, чисто, уютно, комфортно.

В Дубне устроился в институтской части города в одноместном номере гостиницы «Дубна», построенной болгарами. Всё здесь принадлежит Объединённому институту ядерных исследований АН СССР и эта часть города очень похожа на наш Академгородок. Из окон моего номера видна Волга. Здесь она неширокая, но уже полноводная, и по ней часто проплывают теплоходы, носятся скутеры с воднолыжниками на привязи или величественно проплывают яхты.

В понедельник утром отправляюсь на работу. МКБ «Радуга», детище Березняка, располагается на левом берегу в так называемой заводской части Дубны. Примерно на полдороге форсируем канал Москва Волга, но не как обычно, через мост, а по тоннелю под каналом. Это очень необычно. C дороги ни канала, ни воды не видно и белоснежные теплоходы как бы едут по земле. Над каналом возвышается огромная статуя В.И. Ленина. До разоблачения культа личности по другую сторону канала стояла точно такая же статуя И.В. Сталина, теперь её можно увидеть разве что в кинофильме «Волга-Волга».

Все жители левобережья так или иначе связаны с МКБ. Официальная легенда: МКБ «Радуга» проектирует и изготавливает детские коляски, которые один-два раза в неделю через парадные ворота вывозит один грузовик, а по ночам через «заднее крыльцо» железнодорожными вагонами время от времени вывозится основная продукция. И все делают вид, что «неугомонный враг» ничего не знает.

Встречаюсь с Юрием Фёдоровичем Быковым. Он теперь возглавляет бригаду Кобера, а Кобер давно уж занимается другими проблемами. Быков уже второй начальник после Кобера. До него был Леонид Васильевич Семёнов, но он скоропостижно скончался, прожив чуть более пятидесяти лет. Вскоре в кабинете начальника отдела собираются все заинтересованные лица. Речь идёт о возможности создания ЛНВ для ракет, предназначенных для борьбы с маломерным флотом. Дубненцы давно занимаются этой проблемой, и разработка медленно, но верно идёт к финишу. Обсуждаем разные варианты, но приемлемых решений пока нет. Задача, по сути, сводится к распознаванию образа на фоне помех, в качестве которых выступают волны. Согласно ТТЗ все системы должны работать при волнении моря до пяти баллов, а при таком волнении маленькие корабли по своим размерам соизмеримы с самой волной. И всё бы ничего, но решение надо принять в считанные доли секунды, а точнее - в тысячные доли. Договариваемся, что я в предварительном порядке и без всякого ТЗ просчитаю кое-какие варианты и в следующий приезд доложу им результаты. На этом и расстаёмся.

Скорее домой, а завтра... Не теряя времени, еду в гостиницу, забираю свой портфель и на ближайшем поезде в Москву. Если повезёт, т.е. если будут билеты, то вечером улечу домой. Из Москвы звоню жене. Она уже вернулась из поездки и с нетерпением ждёт меня домой. Поздно вечером аэробус Ил-86 взлетает из Домодедова и берёт курс на Новосибирск.

Рано утром на пороге меня встречает жена. Из кухни идёт обалденный аромат. Догадываюсь, что к этому аромату есть и кое-что существенное.

Пока то да сё, время уже девять часов. Хотел сразу завалиться спать - идут уже вторые сутки, как я на ногах, но совесть не даёт покоя: надо позвонить начальству и доложить о приезде. Звоню директору Николаю Ивановичу Прокопенко.

- Ты откуда звонишь? - спрашивает он.

- Как откуда, из дома конечно.

- Как из дома! У тебя завтра в 10.00 доклад в министерстве. Я тебе дал телеграмму и Гущина (наш куратор в министерстве) озадачил. Hy ладно, поспи до обеда, а мы пока тебе командировку оформим. Вечерним рейсом вылетишь.

Hy что тут скажешь! Слов нет, одни междометия остались. Вечером жена проводила меня до автобуса. Если бы рейс был утренний, то она, как обычно, проводила бы меня до трапа самолёта и посмотрела бы, как мы взлетаем.

Когда почти в 12 часов ночи я появился на пороге министерской гостиницы в Старосадском переулке, администратор очень удивилась:

- Вы что, не улетели?

- Нет, я снова прилетел.

Было чему удивляться. Ведь накануне вечером я у неё забирал свою поклажу...

Утром решаю ребус, как бы побыстрее проникнуть в министерство. Надо отыскать свои плакаты и доклад, которые давно уже отосланы. В запланированные сроки совещание не состоялось, и мой доклад перенесли на потом. Бюро пропусков откроют в девять. Пока принесут заявку, пока отстоишь очередь, времени на подготовку не останется. Пошёл пораньше, благо министерство в двух шагах от гостиницы, в надежде встретить Гущина, нашего куратора, или ещё кого-нибудь из знакомых. И вот удача. Навстречу мне идёт Мария Ивановна, секретарь Бэ-Бэ-Зэ, так ближайшее окружение зовёт Бориса Борисовича Зайченкова, заместителя министра машиностроения СССР. C Зайченковым и Марией Ивановной у меня давнее знакомство. В 60-х годах Зайченков был директором опытного завода при

НИЭТИ, а я занимался микро модулями, и его производство делало для НИИЭП кое-какую оснастку. Мария Ивановна была и в то время его секретарём. Позже, когда Борис Борисович стал заместителем министра, при встрече, которые иногда случайно бывали, он спрашивал, чем я занимаюсь и неизменно говорил: «Заходи, если что».

Мария Ивановна спрашивает:

- А ты что тут делаешь в этакую рань?

- Да вот хочу поскорее попасть в главк, - и я рассказал ей в двух словах о своих делах.

- Пойдём со мной, я проведу тебя без всякого пропуска.

Поднимаюсь на лифте на 10-й этаж, где располагается наше 8 ГУ. Народу ещё никого, только уборщица машет по коридору своей «авторучкой». Минут без десяти девять ожил лифт. Я подхожу к двери и мне навстречу выходит Игорь Алексеевич Стасе- вич, начальник главка:

- Ты что, здесь ночевал?

- Да нет. Я пораньше пробрался, чтобы разыскать свои материалы к докладу.

- Hy ладно. Всё равно ещё никого нет, пойдём ко мне, потолкуем.

1986; 2002