ИВАНОВ Александр Иванович

Родился 11 ноября 1937 года в г. Свердловске. Отец - Иванов Иван Андреевич, военный юрист, мать - Прохорова Клавдия Федоровна, кадровый партработник.

Учился в школе № 9 г. Томска, по-своему знаменитой своими порядками. Учился неважнецки, успеваемость была через пень-колоду, занимался ( портом, преимущественно классической борьбой (другой в городе не было), был членом юношеской сборной области.

На ФТФ поступил случайно. Успеваемость, как и в школе, была весьма неровной. Ι'χ> всяком случае, учился гораздо хуже, чем мог бы. Соответственно любимых предметов выделить не удаётся. Из лучших преподавателей вне конкурса Нина Петровна Мягкова, впоследствии, если не ошибаюсь, была заведующей кафедрой английского языка. Это, безусловно, было по заслугам и в высшей степени полезно для дела. За пределами факультета считаю своим долгом отметить преподавателей физической культуры Ивана Мефодьевича Селетникова и Петра Антоновича Самышкина. Два примера бесконечной преданности делу.

Из худших преподавателей па первом месте, безусловно, В.К. Титов, бывший декан факультета. Его курс, беспардонно именовавшийся «Электроснабжение спецпредприятий», никакого отношения не имел ни к электроснабжению, ни к спец- предприятиям, ни вообще к чему бы то ни было. На середине семестра лекции по этому «предмету» вообще заканчивались.

Делалось это из года в год на глазах у всего факультета и характеризовало не только лично В.Н. Титова, но и порядки на факультете в целом. О преподавателях так называемых «общественных дисциплин» надо говорить особо, но и тут особенно выделяется в моей памяти некто Тропов (имени-отчества не помню), читавший нам на первом курсе ОМЛ.

Жил дома, стипендии тем не менее не хватало, подрабатывал, где и как удавалось.

Досуга тоже хватало, увлечением оставался спорт - продолжал заниматься борьбой, в институте познакомился с туризмом, затем с альпинизмом.

Более или менее важных предметов для работы и для жизни инженера нет вообще. В принципе невозможно угадать («предсказать»), что, когда и по какой причине понадобится в жизни. Как сказал нам однажды наш заведующий кафедрой Б.А. Кононов, которого я вспоминаю с бесконечным уважением, «образование - это то, что останется, КОГДА ВСЁ ЗАБУДЕТСЯ». После долгих размышлений над этими словами я пришёл к выводу, что останется способность и умение самостоятельно разобраться с проблемой, внезапно возникшей в какой-то момент принципиально непредсказуемого хода жизни. Умение зависит от самого человека, а способность даётся именно образованием. И эта способность оказывается тем больше, чем, с одной стороны, обширнее система знаний, полученных в вузе, и чем, с другой стороны, она гармоничнее организована.

В этом смысле в той системе знаний, которая была получена нами в ТПИ, дело обстояло сравнительно неплохо на первых курсах, где преподавались традиционные со времён Технологического института дисциплины, включая черчение и сопромат, и чем дальше, тем хуже.

Начинали с того, что каждая последующая дисциплина самым существенным образом базируется на предыдущей. Мы обнаруживали это исключительно эмпирически, приступая к изучению очередной дисциплины. На наши настойчивые вопросы «зачем нам это нужно», «как это используется на практике» и, наконец, «как это связано с нашей специальностью» всегда был стандартный ответ: «так положено по программе». Единственным исключением оказался доцент Скрипов, читавший нам курс начертательной геометрии. На первой лекции он дал нам четкий список причин, по которым нам читается этот курс. Разумеется, мы (лично я, по крайней мере) не оценили этой детали в той мере, какой она заслуживала, но, во всяком случае, поняли это потом.

Разумеется, от преподавателей «общих», «непрофилирующих» дисциплин неразумно требовать, чтобы они говорили что- то содержательное о значении этих дисциплин для конкретного инженерного профиля, хотя, в общем, это всё-таки возможно и в целом крайне желательно.

Особенно это касается математики. Преподавание высшей математики у нас строилось на двухтомнике А.К. Берманта, причём основное внимание было уделено освоению первого тома. В самом же томе внимание сосредоточено было, как мне теперь представляется, на тех темах, которые произвели наибольшее впечатление на современников их открытия, а не на тех, которые приобрели решающее значение для текущего времени. В результате образовались куски из анализа, линейной аналитической геометрии, табличных интегралов и векторного анализа, между собой либо крайне слабо, либо вообще не связанные и друг друга не обслуживающие.

Насколько подробно рассматривались простейшие теоремы анализа - Ролля, Копти, Лагранжа, настолько же бегло проскочили то, что составляло математическую основу профилирующих курсов - функции многих переменных и, соответственно, самые начальные сведения по векторному анализу. В результате, например, такая тема, как ускорители заряженных частиц, была изложена на чисто описательном уровне. Физические основы работы ускорителей остались, по существу, не раскрытыми.

Два молниеносно прочитанных курса уравнений математической физики и специальных функций, очевидно, были вставлены для престижа и для последующего обучения никак не пригодились. Читали их какие-то крайне возвышенные товарищи, по-видимому, приглашённые из ТГУ, и спрашивать их о месте их курсов в нашем образовании было заведомо бессмысленно. Мы и не спрашивали. Они отнеслись к преподаванию предельно аккуратно, и не более того. По ходу дела пришлось изучать эти дисциплины с нуля, и прослушивание их для этого изучения мне лично ничего не дало.

В краткую, но очень яркую для меня эпоху моего общения с кафедрой линейных ускорителей почти великого Вальднера в МИФИ я с искренним изумлением узнал, что для них бесселевы функции - это основа основ.

Важнейшей для инженерного дела оказывается такая область математического анализа функций многих переменных, как неинтегрируемые дифференциальные формы. Не владея этим материалом в надлежащем объёме, бессмысленно приступать к изучению термодинамики. Между тем в нашем курсе высшей математики они даже не упоминались. Я, по совести говоря, не понимаю и сейчас, как преподаватели термодинамики сами без этого обходятся. К сожалению, по жизни я никогда не имел возможности непосредственно говорить со специалистами на эту тему. Что же касается стандартных учебников - Вукалович и Новиков, Путилов и прочие - это к ним полностью относится. Приходится думать, что они просто наизусть применяют то, что сохраняется в нетронутом виде от Гиббса, и не более того.

Преподавание квантовой и статистической физики без предварительного систематического курса теории вероятностей и математической статистики, как это делалось в наше время, есть просто профанация. Впрочем, абсурд с местом математической статистики в высшем образовании распространён повсеместно, вплоть до МГУ (вне мехмата, разумеется), так что здесь ТПИ- ТПУ никому не уступал (ет?) и никого не опережал (ет?).

Мне вспоминаются признаки того, что такое положение дел на факультете уже понималось, и первые попытки исправить его уже предпринимались. Я горячо надеюсь, что с появлением А.М. Кольчужкина дело пошло так, как надо.

Курс общей физики излагался по «Фриш и Тиморева», который, как я понимаю, до сей поры в ходу. И сам курс, и его преподавание велось так, что сложилось впечатление абсолютного отсутствия какого-либо единства в том нагромождении сообщений (рука не подымается написать информации и тем более знаний), который составил этот двухтомник.

Механика деформируемых сред в этом курсе затрагивается лишь символически. В результате сопромат в нашем курсе обучения воспринимался как самостоятельный и резко изолированный от остального обучения предмет. Что касается теории упругости, механики сплошной среды, не говоря уже о теории пластичности и реологии, её у нас вообще не было, как, видимо, нет и сейчас.

Как в общих курсах физики, электротехники, радиотехники, так и в профилирующих курсах внимание полностью сосредоточено на свойствах явлений, позволяющих использовать эти явления и устройства, в которых эти явления используются. Совершенно не обсуждается вопрос о том, что в любом материальном процессе непременно участвуют различные явления. В результате для молодого специалиста, начинающего работу, это оказывается полной неожиданностью - если только в данном конкретном вузе не занимаются этой проблемой специально. В нашем случае этого не наблюдалось.

В прикладном смысле от этого сильнейшим образом страдает, прежде всего, обучение теории измерений и метрологии.

Как погрешность измерительного средства, так и его разрешающая способность (как, впрочем, и вся система его метрологических характеристик в целом) - это итог взаимодействия трудно выявляемого и обозримого множества самых различных факторов. В их числе могут оказаться и самые неожиданные как для того, кто разрабатывал ИС, так и для того, кто им пользуется. Понять метрологию ИС, грамотно оценить её в числе, а тем более целесообразно повлиять на неё, в принципе невозможно без самого широкого владения теорией функций многих переменных (на жаргоне - ТФМП). Тем самым проблема ТФМП оказывается жизненно важной для инженера вообще, для инженера- исследователя - в особенности. На так называемое «общее развитие» тут ссылаться можно только по незнанию сути дела.

В мое время изложение курса «электрических измерений» состояло из описания разных классов уже существующих типов приборов, то есть, по существу, представляло собой введение в предмет на уровне техникума.

Но в целом плохую общематематическую подготовку специа- листов-метрологов я наблюдал повсеместно. Пришлось мне поработать по измерительной тематике с воспитанниками метрологической специальности МЭИ. Я могу засвидетельствовать, что насколько они были вышколены в смысле организации и выполнения измерительных работ, настолько же беспомощны в теоретическом смысле. Был случай, когда я, изнемогая от тоски (с непривычки к многомесячным повторным измерениям), сначала написал для настраиваемых мною цепей законы Кирхгофа (пришлось вспоминать общую электротехнику), затем решил полученную систему уравнений (пришлось вспоминать линейную алгебру), упростил решение, как мне надо было по делу. В результате вместо подбора элементов настраиваемых цепей мы их стали рассчитывать, и это сэкономило моему начальнику отдела несколько месяцев работы (речь шла о его докторской диссертации) .

Это был далеко не единственный и даже не самый яркий случай, когда, согласно Б.А. Кононову, сработало то, что осталось, когда всё забылось.

Для меня было колоссальным потрясением обнаружить, что в скромнейшей заметке Д.У. Керста «Бетатрон», перепечатанной в УФН в 1944 г., тема раскрыта несопоставимо шире и глубже того, что нам было дано в целом курсе «Электрофизические установки», посвященном именно этому типу «электрофизических установок». Особенно прекрасно то, что изложение теоретической части Керст начинает непосредственно со второго закона Ньютона. У нас к четвертому-пятому курсу тогда сложилось четкое убеждение, что начала механики, включая второй закон, - это вообще не для нас, атомно-ядерных инженеров- физиков. По крайней мере, у меня - точно, но вряд ли у кого- либо из нас было иначе.

В том курсе математической физики, о котором я упоминал, не было и намёка на идею о том, что решение задачи математической физики настолько же зависит от краевых (граничных и начальных) условий, сколько от самого уравнения. А это в точности то, что следует знать, приступая к построению конфигурации магнитного поля бетатрона. У Керста имеется намёк на это обстоятельство, но развивать его он не стал.

По поводу термеха (преподаватель - Бельтюков, имени и отчества не помню), мы не задавали стандартного вопроса о необходимости данного предмета для нас: он увлекал своей стройностью. Для последующих курсов «термех» практически не понадобился, за исключением сопромата, где есть вековая традиция ссылаться на раздел «статики». Но зато кое-какой вкус к строгости и логической стройности мы худо-бедно приобрели. Однако никому никогда, и первому, по всей видимости, самому Бельтюкову, не пришло в голову, что «верёвочный треугольник» - это проявление одной из весьма общих закономерностей материального мира. Соотношение между семейством сил и их верёвочным треугольником - то же самое, что соотношение между лучевой и волновой оптикой: то и другое нам преподавалось в курсе общей физики и осталось без применения. А это в свою очередь - соотношение между градиентом поля и его поверхностями уровня (эквипотенциалями) и так далее вплоть до соотношений между решением систем дифференциальных уравнений и их первыми интегралами.

На мой взгляд, это был бы прекрасный пример того, как ради локальной унификации предмета была потеряна возможность (не замеченная и не оценённая) выявить важный аспект внутренней гармонии материального мира в целом.

После курсов теоретической механики, начертательной геометрии, частично математики, да и собственных мыслительнокультурных резервов было довольно очевидно, что «Капитал» Маркса - это нечто очень близкое к халтуре, по неряшливости и бессистемности изложения, ерническому стилю и так далее. Прямое научное изобличение марксистской политэкономии, данное Д.И. Менделеевым, в то время было абсолютно скрыто, да оно и сейчас известно только тем, кто его разыскивает целенаправленно.

Конечно, преподаватели ОМЛ, «научного коммунизма» и им подобные не любили думать (говорю о тех, с кем имел дело лично, как по учёбе, так и по общественной работе), чтобы это сознавать. И действовали они вполне добросовестно, насколько это слово здесь уместно. Существенно иначе дело обстояло на кафедре политэкономии. Там догадывались или точно знали, что как «Капитал», так и «политэкономия социализма» в том виде, как они их должны были преподавать, - это заведомая халтура. И кое-кто из них в качестве влиятельных партийных фигур сосредоточивался на том, чтобы выручать из беды глупую молодёжь, бунтовавшую против окружавшей их фальши. Конкретно могу назвать доцента Книгина и профессора Нехорошева, который курировал в парткоме «культурную жизнь» института. Имен и отчеств не помню, но вспоминаю с уважением и благодарностью.

В целом вся суть «общего развития», связанного с изучением «марксистско-ленинской философии» была в том, чтобы несколько поколений людей, претендующих на образованность, были сбиты с толку. Сознавая это, поколение «перестройки» совершенно равнодушно восприняло падение КПСС или даже приветствовало его, рассчитывая, что теперь всё пойдёт как надо. Эта надежда или даже уверенность основывалась, прежде всего, на том, что собственная квалификация, собственный профессиональный уровень, производственный потенциал всего поколения был очень высоким. Все были уверены, что достаточно только убрать искусственные препятствия для работы, включая парткомы и «первые отделы», и производство пойдёт как положено. Вместе с тем это поколение, прекрасно сознавая государственную необходимость настоящей, в понятном смысле, политэкономии, отчётливо и ответственно сознавало отсутствие её в своём собственном профессиональном багаже. И тут открылось неограниченное поле действий для шарлатанов типа пресловутого Гайдара, которые с молчаливого одобрения деморализованной части академии начали окончательно добивать ещё не до конца сбитую с толку часть публики.

Тем самым «перестройка» свелась к тому, что безграмотная и закосневшая в безделье клика была оттеснена от власти кликой столь же безграмотной и безответственной, но гораздо более подвижной. В силу вековой языковой традиции слово «клика» осталось запретным, и вместо него было запущено слово «элита». Однако и тут, и там адекватным является термин «паразитизм».

Для полноты картины воспоминаний о нашем обучении следует упомянуть еще «военное дело». В смысле образования, в том числе подготовки к защите родины, курс так называемой «военной подготовки» был только и исключительно потерей времени и порчей нервов. Иное дело, что в житейском смысле это была ценная школа жизни, столь же ценная, как, например, наблюдение за такой инстанцией, как партком.

Моя производственная деятельность начиналась с того, что на распределении заведующий вновь организованной в тот момент кафедры дозиметрии Горбунов по рекомендации Б.А. Кононова пригласил меня на должность инженера НИСа. Я был крайне польщён, не понимая, что это приглашение не почётное, как мне показалось, а безнадёжно провальное. Работа моя в этом качестве была столь неудачной, что и вспоминать не хочется. Перспективы могли быть весьма неплохие, но ими воспользоваться я не сумел. Во всяком случае перебравшись после законного срока отработки в Москву, я обнаружил, что в целом нас учили очень хорошо, несравненно лучше, чем в среднем в подавляющем большинстве вузов.

Из Советского Союза взял бы всё, за что его попрекают: всеобщее обязательное, то есть бесплатное образование, бесплатная медицина, право на труд, свобода совести и прочее.

Считаю, что в настоящее время важно более полное освоение публикой, претендующей на образованность и добросовестность, тех гигантских возможностей для образования, сохранения и повышения квалификации и культуры мышления, которые дал распад прежней государственной системы запретов и крушение власти выродившейся КПСС. В настоящее время это освоение хотя и продолжается, и даже растёт, но далеко не с такой скоростью, какая потребна для того, чтобы справиться с «элитой», паразитирующей на российском народе и государстве.

Жена - школьная учительница, преподаватель русского языка и литературы. Сын - энергично растущий компьютерщик. Иногда пользуется моими советами математического плана. Очень здорово помогает мне в компьютерных делах. Внуков нет.

Награжден медалью в честь 850-летия Москвы за весомый вклад в геоэкологическую безопасность города.