Заявление Акушерско-Гинекологического Общества.

Многочисленные привлечения ленинградских врачей к судебной ответственности всегда останавливали внимание различных врачебных групп, но дело не шло дальше частного обмена мнений между товарищами.

Последний процесс врачей Родильного Дома имени Снегирева—Лебедева и Каяловой — произвел угнетающее впечатление на всех врачей. Суровый приговор по обвинению их в халатном отношении, повлекшем за собою смерть больной, был вынесен вопреки данным судебно-медицинского вскрытия и заключению экспертизы.

Научное Акушерско-Гинекологическое Общество считает своим долгом возбудить вопрос о положении врача-специалиста в тех условиях, когда, во первых, он постоянно подвергается риску судебной ответственности и, во вторых, когда при всей тяжести лежащей на нем работы он встречает не только недоверие, но норою даже враждебность со стороны некоторых кругов общества.

Случаи привлечения врачей к ответственности за допущенные ими ошибки имели место и ранее, однако они являлись чрезвычайно редкими и даже единичными; в большинстве случаев это были дела о производстве аборта или о преступном использовании медицинского звания врачами, недостойными носить это высокое звание.

Отчего же теперь число судебных процессов так возросло и обвинения врачей в неправильном лечении больных продолжают расти в ошеломляющей прогрессии? По г. Ленинграду за последние четыре года имеются следующие данные:

По специальности дела эти таковы:

Такова удручающая статистика. В чем же дело, где причина этого роста обвинений? Ответа приходится искать не в ухудшении качества врачебной работы, а в несоответственных требованиях, пред‘являемых обывателем к врачебному искусству. Здесь излишне было бы доказывать, что практические достижения врачебной науки имеют известный предел, несмотря на большие научные достижения. Между тем, малая осведомленность обывательских групп в вопросах медицины создает преувеличенные надежды на излечение и повышенную требовательность к отдельным врачам.

з

нулю. Повидимому таких же результатов ожидают от хирургического, гинекологического и всякого другого больничного отделения. Здесь упускают из вида, что об‘ектом лечения является капризный, еще не вполне изученный человеческий организм с его подчас загадочными биологическими законами. Забывают далее, что решение многих вопросов практической медицины ныне еще вообще технически неосуществимо, независимо от личных качеств того или другого медика.

Дальнейшее внедрение санитарного образования в народную толщу положит в свое время конец ложным обывательским представлениям о врачебной работе. Но в наши дни представления эти еще не изжиты, и их ярким отражением служит Ленинградская пресса.

Газеты не перестают писать о невежестве, корысти и халатности врачей, врачи, привлеченные к суду, шельмуются еще до судебного разбора; сами же судебные отчеты составляются односторонне и предвзято.

Благодаря этому в мало - сознательной части населения создается впечатление, что врачебное сословие кишит закоренелыми злодеями. Виновность врача презумируется. На него возлагается ответственность за все законы биологии, открытые и не открытые. И иной раз, как было с д-ром Стуккеем, дело кончается кровавым самосудом.

Можно было бы привести сотни случаев невероятной требовательности больных, переходящей границы допустимого. Учитывая неблагоприятную для врачей кон‘юнктуру, делаются попытки терроризирования их судебной расправой. Известен случай, когда рожавшая женщина требовала от акушера выдачи свидетельства о своей девственности (для вручения поджидавшему в приемной жениху), угрожая в противном случае судебным преследованием за разглашение ее „врачебной тайны“.

Как ни тяжело врачам работать в атмосфере недоверия, можно было бы с этим примириться, если бы дело ограничивалось газетными нападками. Однако, считающий себя потерпевшим, редко довольствуется газетным шумом и обыкновенно переносит дело в суд.

Суд, при достаточно вдумчивом отношении, мог бы положить предел неосновательным жалобам и диким обвинениям. Органы судебной власти, разбираясь беспристрастно в толще всевозможных претензий, могли бы отделить истинное от ложного, важное от ничтожного, рассмотреть обстоятельства дела и возбудить судебное преследование лишь в случае нахождения состава преступления в действиях врача.

На практике, однако, мы не всегда наблюдаем такое отношение. Следственные органы относятся, повидимому, слишком доверчиво к обвинениям, возбуждаемым против врачей частными лицами. В результате многие дела, пройдя предварительное следствие, попадают в судебное заседание без достаточной предварительной проверки и еще до суда становятся предметом обсуждения в печати, принимающей факты, еще судом не проверенные, за факты доказанные. Вследствие этого врачам подчас приходится нести моральный, порою и материальный, ущерб совершенно незаслуженно. Вокруг его имени поднимается соответствующая газетная шумиха. Иногда врач, не дождавшись приговора, падает жертвой тяжелых переживаний, вызванных возбужденным против него обвинением (самоубийство д-ра Ипатова).

Прискорбней всего, конечно, то, что даже судебный разбор иногда протекает в неблагоприятной для врачей обстановке. Отношение судей к врачам — обвиняемым и свидетелям — в общем недоверчивое. Положение экспертизы таково, что на процессе д-ра Лебедева один из экспертов просил его освободить от обязанности дачи экспертизы.

Нельзя не указать на крайнюю скудость и неопределенность статей Уголовного Кодекса, относящихся к установлению границ врачебной ответственности.

Допущенные врачем ошибки в области врачевания, повлекшие для больного смерть или тяжкое телесное повреждение, могут подводиться под ст. 147 и 154 Угол. Кодекса и, в частности, под 2-е части этих статей, поскольку при производстве операции врач сознательно нарушил установленные законом правила своей врачебной деятельности. При этом требуется доказать, что данный врач персонально допустил в отношении больного явную небрежность в силу своего незнания или невнимательности. Между тем практика многих судов, вместо применения этих статей, вводит неопределенное правило ст. 108 У. К. о халатном отношении к служебным обязанностям, карая врача за допущенную небрежность, как за тяжкое служебное преступление, распространяя притом ответственность не только на врача, допустившего ту или иную неправильность, по и на всех руководителей больничного учреждения. Ст. 108 (в особенности, в ее первой редакции) имела отношение к служебно-делопроизводственным обязанностям служащих и отнюдь не может быть распространяема на ответственно-профессиональную работу врача.

Следует указать еще на допускаемое в некоторых судах расширение судебной ответственности врачей. За ошибку малоопытного врача - экстерна отвечает именно помимо него контролирующий его действия более опытный ассистент, затем следующий по служебной иерархии заве- дывающий и т. д. Едва ли такое возложение ответственности на ряд лиц может считаться правильным. Ни прежние, ни современные законы не ограничивают в профессиональных правах молодых врачей. В лечебных учреждениях работают только дипломированные врачи, приобревшие это звание в государственных испытательных комиссиях, и право их на профессиональную работу подтверждено компетентным отзывом местного Губздрава. Само собой разумеется, что среди больничных врачей, особенно молодых, немало людей, только приступающих к изучению данной специальности и не обладающих нужным опытом для ответственных случаев. В силу внутреннего распорядка учреждений лечение тяжело больных, серьезные операции и проч. таким врачам не поручаются. И если бы по той или иной причине последовало активное вмешательство неопытного стажера в дело лечения, то это было бы нарушением внутреннего распорядка работы, а не уголовным преступлением, так как юридически все врачи одинаково ответственны за свои действия.

В виду этих соображений представляется совершенно непонятным, почему за ошибки врачебной молодежи должны отвечать их старшие товарищи и притом по самым серьезным статьям Уголовного Кодекса. С точки зрения последовательности оставалось бы только возложить целиком всю тяжесть консультационной, оперативной и всякой иной работы на профессора, академика или другое лицо, возглавляющее лечебное учреждение, как на самого квалифицированного спеца на данной территории.

Все вышеизложенное заставляет думать, что при таком подходе к разрешению вопроса о врачебной ответственности интересы правильного отправления врачебной профессии являются недостаточно обеспеченными. Выявление истинных виновников, авторитетная оценка фактов сведущими лицами, даже установление самого об‘ема преступления — не всегда может быть проведено с нужной полнотой. Поэтому создается впечатление, что только исключительно счастливое стечение обстоятельств может избавить обвиняемого от сурового приговора.

Наконец, нельзя обойти молчанием одного тяжелого последствия этих многочисленных судебных процессов и кар. Стоя у кровати больного и мысленно взвешивая, напр., шансы за и против оперативного вмешательства, врач невольно задумывается... И нужно сознаться, что перспектива скамьи подсудимых в случае печального исхода операции может оказать, пожалуй, решающее влияние на выбор способа лечения... Связана ли такая рефлекция с ущербом для здоровья населения или нет, — этот вопрос, очевидно, остается открытым.

Нам представляется несомненной необходимость внесения известных коррективов в существующую судебную практику. Здесь не место разбирать, каким путем это может быть достигнуто, — уточнением ли отдельных статей Кодекса, более ли внимательным отношением к заключениям экспертизы в стадии предварительного и судебного следствия. Мы надеемся, что центральная власть сама сумеет изыскать методы и формы для урегулирования этого наболевшего вопроса.

Эта теневая сторона врачебного быта так или иначе должна быть ликвидирована. Пусть закон карает виновных за совершенные ими проступки. Пусть без снисхождения судят врачей за их ошибки по невежеству или небрежности, но нельзя ставить под постоянную угрозу уголовной ответственности врача, по крайним своим способностям выполняющего свои врачебные обязанности.

Необходимо помнить, что врачебная работа — не ремесло, а искусство, что талант врача — не пустой звук, и что его самообладание, темперамент, личные достоинства не могут не отразиться самым решительным образом на его работе. Каждый врач должен работать по силе своего разумения, не за страх, а за совесть, а его работа проходит на глазах и под контролем всех товарищей. Строгий суд товарищей и совесть врача — два важных стража на нашем трудном пути, которые должны оберегать и интересы больных и ограждать врачей от незаслуженных обвинений и недоверия.

А потому мы считаем правильным, чтобы каждое заявление о привлечении врача к судебной ответственности за допущенные им неправильности во врачебной работе было предварительно направлено на заключение того органа, который призван к руководству и организации дела охраны здоровья населения в данной местности, а именно соответственных отделов местных Губздравов.