§ 4. Задачи исследования
Цель настоящей работы — исследовать политические про* цессы в России 1870-х годов, с одной стороны, как орудие карательной политики царизма, а с другой стороны, и это главное, как арену революционной борьбы с царизмом.
Центральная задача усматривается в раскрытии смысла процессов как особого рода революционных акций, поскольку именно такой смысл отличал, в первую очередь, политические процессы 70-х годов. Сами революционеры хорошо понимали это; «Политический процесс,— декларировал «Вестник «Народной воли»,— является всегда актом революционной борьбы, в котором проявляется деятельность не только правительства, но ц революционеров»[59].B зависимости от того, как изучены два главных сюжета нашей темы, предполагается освещать: а) революционное
движение — в общих чертах, выделяя в нем наиболее важные для понимания судебных процессов, а также дискуссионные моменты; б) карательную политику царизма — несколько подробнее, но тоже большей частью обзорно, с преимущественным вниманием к судебному законодательству и судопроизводству; зато сами процессы и непосредственные отклики на них — со всеми (разумеется, возможными и нужными) подробностями.
Методологическим руководством в работе над темой явились принципиальные воззрения марксизма-ленинизма на общественное движение как на «естественноисторический процесс», подчиняющийся объективным законам[60], а также многочисленные (отчасти указанные в историографическом разделе, но использованные, главным образом, по ходу исследования) конкретные оценки К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина по истории внутренней политики царизма и освободительной борьбы в России 1870-х годов. B основу основ исследования положен принцип историзма, который В. И. Ленин сформулировал таким образом: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками» [61].
Таковы общие задачи и методологические основы исследования. Что касается частных задач, то, естественно, предполагается исправлять относящиеся к нашей теме ошибки, которые бытуют в литературе из-за отсутствия специальных исследований. Так, существует принципиально ошибочное представление, будто «до 1905 года суды играли в борьбе с революционным движением второстепенную роль»[62]. Без обобщающего исследования локальные работы об отдельных процессах заведомо чреваты ошибками в оценке места того или иного процесса в ряду других. Например, в квалифицированной статье H. Б. Панухиной специально о процессе «50-ти» (1877 г.), утверждается, будто этот процесс представил собой «первое дело о «хождении в народ» и первое же судебное дело, оказавшееся «своеобразным актом революционной борьбы» [63]. B действительности, процесс «50-ти» не был ни тем, ни другим. Первыми судебными делами о «хождении в народ» были четыре дела 1876 г.: А. П. Альбова, И. И. Тефтула и М. Д. Терентьева, В. И. Телье, И. П. Розанова, а своеобразным актом революционной борьбы впервые стал еще процесс нечаевцев 1871 г.
Встречаются ошибки в толковании подсудности политических дел 70-х годов и порядка судопроизводства. «Политические процессы 70—80-х годов,— читаем у Б. В. Виленского,— рассматривались либо в Особом присутствии сената (единственное исключение составляет только дело нечаевцев, которое в соответствии с судебными уставами 20 ноября рассматривалось судебной палатой), либо в военно-окружных судах» [64]. Это неверно. И в 70-e, и в 80-е годы политические процессы шли в разных инстанциях. Например, судебные палаты, кроме дела нечаевцев, рассматривали только в 70-е годы- еще двенадцать дел. Семь политических процессов 70-х годов прошли в окружных (не военных) судах, по одному делу разбирали Верховный уголовный и Тобольский /губернский суды.
Чтобы исправить уже имеющиеся в литературе фактические ошибки, вроде тех, которые только что перечислены, и не допускать их повторения, пришлось составить по возможности полный перечень всех политических процессов в России за 1870-е годы с указанием точных дат и судебных инстанций,, а также список подсудимых по всем процессам с анкетными сведениями о каждом из них[65].
Первая и пока единственная попытка составить такие (впрочем, скупые, без анкетных сведений) списки была предпринята в календаре «Народной воли», но — с большими пропусками, неточностями, ошибками. Теперь списки «Народной воли» тщательно выверены по всем опубликованным и многим архивным источникам, уточнены и значительно дополнены. B итоге, за 1871—1880 гг. оказывает- ся не 72 процесса, как считала «Народная воля»[66], а 118. Что касается подсудимых, то, во-первых, выявлены десятки людей (25 — только из дела о Чигиринском заговоре), не упомянутых даже в био-библиографичрском словаре «Деятели революционного движения в России», где, как известно, с замечательной полнотой регистрировались все прикосновенные к политическим дознаниям, а во-вторых, установлены имена, отчества, социальное происхождение, национальность, возраст, образование лиц, о которых словарь сообщает только фамилии и ничего более (например, Вдовенко, Голот, Дейнега н др.).Наконец, последнее. Акад. H. М. Дружинин в монографии о государственных крестьянах писал: «Очень важно избежать однообразно обезличивающего описания общественных явлений, устраняющего из закономерного хода исторического процесса живые индивидуальности»[67]. Это замечание, сделанное в труде на тему социально-экономическую, еще более уместно для нашей, историко-революционной темы. Разумеется, я учитываю наличие обширной биографической литературы о революционерах 70-х годов и намерен характеризовать не столько их личности вообще, сколько проявление их личных качеств в драматических коллизиях под арестом, на суде, в тюрьме и ссылке, на каторге и эшафоте, дополняя тем самым сущест- вуюшие характеристики. Что же касается деятелей царского правительства, суда, прокуратуры, жандармерии, то формальные данные о тех, кто играл главную роль или был наиболее характерен для своей сферы деятельности, иллюстрируются портретными зарисовками. Это поможет читателю отчетливо представить себе не только общее направление и конкретные акты карательной политики царизма, но и людей, которые направляли политику и осуществляли ее.
Такое внимание к личностям (разумеется, не в ущерб выявлению объективных закономерностей) вполне оправдывается, поскольку в конечном счете «история вся слагается именно из действий личностей» и «задача общественной науки состоит в том, чтобы объяснить эти действия...»[68]