XII (Кодификационные работы после упразднения Второго Отделения)

Князь С.Н. Урусов был последним главноуправляющим Второго Отделения. Еще в бытность его на этом посту, - а именно немедленно вслед за вступлением на престол Императора Александра III, - возобновился возбуждавшийся им уже в 1867 году вопрос о сближении кодификационной деятельности с законодательной.

На выполнение вышеуказанного поручения, прежде всего нуждавшееся в историческом обзоре предшествующих работ над Сводом законов, требовалось известное время. Чтобы не прерывать издательской деятельности, Кодификационный отдел, ранее осуществления возложенной на него задачи, должен был, конечно, идти по стопам Второго Отделения. В 1884 году им было выпущено очередное двухтомное продолжение 1883 года, содержавшее в себе и несколько мелких новых изданий. Около того же времени состоялось переиздание Судебных уставов. Если первый труд не представляет никаких особенностей - Высочайшее повеление, при котором было обнародовано продолжение*(468), не отличалось от текста однородных предшествовавших ему актов, - то новое издание Уставов 20 ноября 1864 г. заслуживает того, чтобы несколько подробнее остановиться на его значении.

Впервые Судебные уставы были отпечатаны Вторым Отделением, немедленно вслед за их обнародованием, в виде особой книги, без включения в систему Свода законов и без означения прямой к нему принадлежности. Только в 1876 году, при переиздании главнейших томов Свода, законоположения 20 ноября 1864 г. подверглись, с Высочайшего соизволения, распределению между этими томами согласно исконной системе Свода*(469). Таким образом, часть учреждения судебных установлений оказалась в I томе, другая его доля в общем губернском учреждении, Устав гражданского судопроизводства - во 2-й части X тома, Устав уголовного судопроизводства - во 2-й части тома XV. Такое дробление представляло, с практической стороны, неудобства для судебных деятелей, хотя, надо сказать, во внимание к их интересам Второе Отделение отступило от обычных своих приемов в том отношении, что оставило наряду с новой нумерацией статей по Своду также и прежние подлинные номера этих законоположений, сохранив, таким образом, возможность ссылок на статьи самых Уставов.

Однако ко времени завершения работ комиссии успел состояться ряд новых узаконений, которые, принадлежа уже к новому царствованию, не удовлетворяли формальному признаку, положенному в основу издания, долженствовавшего именоваться Судебными уставами Императора Александра II. Чтобы не нарушать задания, но в то же время не слишком отойти от современности - естественного требования от всякого нового кодификационного труда, т.е. чтобы, говоря словами комиссии, сохранить за выпускаемой книгой Уставов "значение действующаго закона", она изготовила проект продолжения к нему, включив в него узаконения до 1 июля 1883 г. Совместно докладывая об этом Государю в марте 1884 г., министр юстиции Набоков и Главноуправляющий Кодификационным отделом Фриш представили, в виде своих уже предположений, о тех дополнительных изменениях, которые, по их мнению, надлежало сделать в труде комиссии как в отношении изложения некоторых статей (по приложенному к докладу особому списку), так и во внешней стороне.

Содержание этого указа несколько иное, чем других, упоминавшихся выше, указов о выходе отдельных уставов Свода новыми изданиями. Прежде всего в нем отмечено выполнение изготовленного труда особой Высочайше учрежденной комиссией. Засим, после перечня составных частей окончательно, "по тщательном разсмотрении", изготовленного издания, которые были представлены министром юстиции и Главноуправляющим Кодификационным отделом "на воззрение" Государя, так определено назначение сборника: "Дабы издание сие, служа законодательным памятником царствования в Бозе почивающаго Родителя Нашего Императора Александра Втораго, вместе с тем могло иметь значение действующаго закона, в оное включены дополняющия Судебные Уставы узаконения, изданныя по 30 июня 1883 года". Самые же постановления именного указа ограничиваются двумя пунктами, из которых в первом устанавливается новое наименование Судебных уставов и соответственное сему название изготовленного нового их издания, а во втором заключается предписание "все в делах ссылки и указания на законы, вместо статей учреждения судебных установлений, уставов гражданского и уголовного судопроизводства, устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, и положения о нотариальной части, помещенных в Своде законов и в продолжениях к оному, делать на статьи Судебных Уставов, издания 1883 года".

Особый порядок, в котором было составлено обсуждаемое издание, а отчасти и некоторые выражения самого указа, при котором оно было обнародовано, могут вызвать предположение о законодательных свойствах этого сборника, устраняющих возможность внесения кодификационных исправлений в отредактированные в нем постановления. Действительно, Судебные уставы 1883 г. не представляли собой труда одного только кодификационного учреждения, а были рассмотрены в особом порядке, наиболее обеспечивавшем полноту собранных законодательных материалов и точность их изложения. Нельзя забыть и того, что целью Высочайше учрежденной комиссии было не только исполнение этих двух заданий всякого кодификационного труда, но и "разрешение могущих возникнуть при сем вопросов и недоразумений", - тогда как кодификационное учреждение, при обычных условиях, не призвано, собственной властью, к такому разрешению. Наконец, из приведенного выше содержания всеподданнейшего доклада 21 марта усматривается, что многие изменения были представлены на непосредственное Высочайшее разрешение. При всем том, однако, приведенные данные еще не могут, по нашему мнению, обосновать приравнение Судебных уставов 1883 года к тем изданиям Свода, которые получили силу закона*(472).

Главный довод против наличности такой силы заключается в том, что в именном указе 17 апреля 1884 г. не содержится прямого указания ни на состоявшееся Высочайшее утверждение изготовленного труда, ни на то, чтобы ему присваивалась сила закона. Высочайше утвержденными в составе этого кодификационного сборника могут почитаться лишь те дополнительно внесенные изменения, о которых докладывали 21 марта Фриш и Набоков, остальные же, проектированные комиссией, изменения особой санкции не получили, ни в отдельности по докладу, ни в общей совокупности всей переработки - по указу. С другой стороны, содержащаяся в сем последнем характеристика издания в качестве имеющего "значение действующаго закона", как она ни близка в обычном словоупотреблении к юридическому термину "сила закона", далеко не однозначаща последнему.

Изложенные соображения приводят нас к выводу, что по допускающему различные мнения вопросу о силе издания Судебных уставов 1883 года чашка весов склоняется более в сторону отрицательного решения: издание это может иметь за собой больший внутренний авторитет, но юридическая его сила не отличается ни от предыдущего, ни от последующих выпусков книг судопроизводства законов.

Все дальнейшие за этим, не по обычному руслу протекшим, изданием 1883 года кодификационные издания как Кодификационного отдела при Государственном Совете (в том числе Уложение и Устав о наказаниях, издания 1885 г.)*(473), так и унаследовавшей его обязанности и полномочия Государственной Канцелярии, лежат уже, так сказать, в орбите правил 5 ноября 1885 года*(474), преподанных для переработки Свода законов Кодификационным отделом, во исполнение упоминавшегося выше требования указа 23 января 1882 г. об образовании этого отдела взамен Второго Отделения. Будучи изданы в виде Высочайше утвержденного мнения Департамента Законов Государственного Совета, т.е. не в настоящем, а, так сказать, в полузаконодательном порядке, - либо заключение Департамента Законов не проходило через Общее собрание Государственного Совета, - правила эти и по содержанию носят несколько смешанный характер. В некоторых частях они являются постановлениями инструкционного свойства, а в других заключают нормативные указания (напр., относительно порядка разрешения возникающих при изготовлении нового издания вопросов кодификационного и законодательного свойства). Здесь сказалось, надо думать, желание составителей объединить в одной общей инструкции, кроме правил новых, также и все прежние правила, когда-либо установленные или отдельными всеподданнейшими докладами, или в узаконениях, оставшихся не обнародованными. Неодинаковый удельный вес изданных в 1885 году правил отразился и на дальнейшей их судьбе. В то время как одни из них либо уже исчерпаны в своем значении, либо, по малозначительности своей, только вскользь и суммарно с правилами о Полном Собрании Законов упомянуты, под неопределенным означением "особо установленныя правила", в одной из статей той главы действующего учреждения Государственного Совета, которая посвящена порядку издания Государственной Канцелярией Свода законов, - другие, более важные, правила возведены в этой главе на степень постоянного закона. Формальное это деление ведет свое начало со времени нового Учреждения Государственного Совета 30 марта 1901 г.*(475), в котором впервые воспроизведены были главнейшие из правил 1885 года, в том, надо думать, соображении, что они должны иметь значение не только на срок "переработки" Свода (как позволяло бы думать общее заглавие, данное всем правилам в 1885 году), но и на все время, покуда существует кодификационная "обработка" текущего законодательства. Учреждение преобразованного Государственного Совета 24 апреля 1906 г.*(476) вновь подтвердило и это деление, и большую часть получивших законодательное значение статей из состава инструкции 1885 года.

Не вдаваясь в полный постатейный разбор правил 5 ноября 1885 г., как уже сделанный в специальной литературе*(477), отметим только некоторые их постановления, имеющие отношение к затронутым выше вопросам. Несомненным отголоском того, что произошло с Судебными уставами, является статья 2, требующая при помещении в Свод отдельных уставов и вообще узаконений, имеющих значение самостоятельных законодательных актов, сохранения, по возможности, не только их самостоятельности, но и счисления статей. Из числа будущих источников Свода статьей 9 окончательно устранены постановления, издаваемые министрами и главноуправляющими, в силу предоставленной им законами власти; изъятие, сохраненное в этом отношении для VI тома, впредь до утверждения законодательным порядком нового таможенного устава, оказалось возможным отменить уже в следующем 1886 году*(478). Дальнейшее включение в Свод сенатских указов ограничено статьей 8 случаями особой их важности для разъяснения закона и обусловлено испрошением, в каждом отдельном случае, Высочайшего на то соизволения. Постановление это большого применения на практике не получило, судя по тому, что за 9 лет, с 1885 по 1893 год, состоялось всего 35 всеподданнейших докладов относительно этого предмета (причем из включенных в таком порядке сенатских указов в действующем Своде сохранилось лишь 8). Перестав применяться со времени возложения кодификационного дела на Государственную Канцелярию, т.е. в течение уже более 23 лет, правило статьи 8 подверглось в прошлом 1916 году, в связи с обсуждением в Государственном Совете известного законопроекта об изменениях в производстве дел в Правительствующем Сенате, полной отмене*(479).

Внимания заслуживают, с точки зрения нашей темы, еще постановления статей 14-17, из которых большинство составляют ныне постоянные нормы в виде ст. 123 и 124 Учреждения Государственного Совета. Ими узаконена действовавшая уже с шестидесятых годов система частичного переиздания Свода и смешанная система продолжений, т.е. выпуск "по мере надобности" ряда очередных, заменяемых потом время от времени сводным, продолжений, - в противоположность господствовавшей в тридцатые годы прошлого столетия системе сводных, а в сороковые - исключительно очередных продолжений. Они же закрепили применявшийся уже много десятков лет порядок обнародования кодификационных изданий. Наконец, в одной из этих статей, не перешедшей, как она того заслуживала бы по своему содержанию, в Учреждение Государственного Совета 1901 года и потому не имеющейся и в действующем его Учреждении 1906 года, определен был порядок исправления ошибок, могущих обнаружиться в новом издании. В дальнейшем нам предстоит еще встретиться с этими постановлениями.

Если правила 1885 года и не исчерпали, быть может, предмета во всей его полноте, тем не менее, благодаря их изданию, возможно утверждать, что кодификация с этого времени поставлена была в законные рамки и, следовательно, стала из акта, имевшего за собой авторитет постоянного участия стоящей над законом верховной власти, действием подзаконным. Не вполне очерченным в этих правилах является вопрос обращения дел на непосредственное Высочайшее разрешение. Прямо предусмотренным оказывается только: испрошение Высочайшего соизволения на включение сенатского указа (ст. 8) и на обнародование Свода через Правительствующий Сенат (ст. 14). При самой, однако, разработке правил участие это предполагалось более широким, ибо, согласно проекту*(480), Главноуправляющий Кодификационным отделом уполномочивался, между прочим, "представлять на Высочайшее воззрение, всеподданнейшими докладами, все те относительно системы и содержания Свода вопросы, кои не изменяют существа самых узаконений". Сколько можно судить по мотивам*(481), это право должно было обнимать не только вопросы системы Свода, т.е. распределения в нем законодательного материала по рубрикам, но даже и "необходимое для целей кодификации разъяснение (?) законов". Постановление это в Высочайше утвержденный и обнародованный текст правил не вошло. Означает ли это, что выраженное в нем начало было отвергнуто или же что право поднесения на Высочайшее разрешение таких вопросов, разрешение коих не подлежало законодательной власти и которых не желал разрешать глава ведомства собственной властью, не требовало особого упоминания, как вытекающее из общего права непосредственных всеподданнейших докладов, предоставленного Главноуправляющему статьей 3 именного указа 23 января 1882 года*(482)? В журнале Департамента Законов*(483) прямых по этому предмету объяснений не приведено, хотя и упомянуто, что вышеуказанное правило, при наличности в дальнейшем тексте проекта перечня условий, при коих вопрос подлежит разрешению не иначе, как в законодательном порядке, может быть исключено, как разумеющееся само собой. На этом, вероятно, основании Кодификационный отдел не считал себя лишенным того права, которым пользовалось в этом отношении Второе Отделение. Так, всеподданнейшим докладом 4 июня 1886 г. Главноуправляющий, отмечая, что все изменения, внесенные в изготовленное новое издание учреждения Сената, составлены по соглашению с министром юстиции, испрашивал разрешение Государя на целый ряд своих предположений и на выработанную новую редакцию некоторых статей, причем доклад этот начинался ссылкой именно на упоминавшийся выше указ 1882 года. Тогда же испрошено было высочайшее соизволение на новое изложение некоторых статей учреждения Комитета Министров. В позднейшие, однако, годы существования Кодификационного отдела подобные доклады прекратились совсем (за исключением вопросов, относившихся до редакционных изменений в Основных законах). Не возобновились они и после возложения в 1893 году обязанностей Кодификационного отдела на Государственную Канцелярию, когда Государственному секретарю было повелено: "по предметам кодификационной части, подлежащим непосредственному (Государя Императора) разрешению, испрашивать указаний... всеподданнейшими докладами"*(484). Отсюда возможно заключить, что вскоре же после подчинения кодификационной деятельности определенным правилам признано было не соответствующим их духу обращаться к Высочайшей власти за утверждением выработанного в кодификационном порядке текста. Таким образом, еще при старом строе устранился тот путь придания отдельным статьям Свода самостоятельной силы, на прохождение которого намекала там и сям наличность среди цитат заключенной в скобки ссылки на "Выс. утв. докл. Главноупр. Код. Отд. при Гос. Сов." или на "Выс. пов. (по II Отд. Собств. Е.И.В. Канц.)"*(485), - ссылки, не сопровождаемой обычным указанием на номер по Полному Собранию Законов или по Собранию узаконений. Тем менее, конечно, допустимо возвращение на этот путь при современных условиях, ибо ныне статья 120 Учр. Гос. Сов. никак не может, среди "предметов, относящихся до издания Свода и Полнаго Собрания Законов и подлежащих непосредственному Государя Императора разрешению", подразумевать присвоение статьям Свода, по всеподданнейшему докладу, какой-либо иной силы в сравнении с той, какая принадлежит каждому их источнику в отдельности.

Возвращаясь к значению правил 1885 года, как той правовой основы, которая создана была для дальнейшей кодификационной деятельности, мы напрасно, конечно, стали бы искать в них прямых указаний на силу вышедших уже изданий Свода, но вправе все-таки ожидать хотя бы намеков на юридическое значение тех изданий, какие имели воспоследовать на основе новых правил. В этом отношении мы должны обратить внимание на упоминавшиеся уже выше статьи 123 и 124 действующего Учреждения Государственного Совета, воспроизводящие, с поправкой*(486), статьи 14 и 16 правил 1885 года и требующие обнародования новых изданий отдельных томов и частей Свода, равно как и продолжений, очередных и сводных. Так как и те, и другие составляются, в силу статьи 10 тех же правил 1885 года, только из узаконений обнародованных и, следовательно, уже почитаемых известными и применителям закона, и частным лицам, то выполнение этого юридического обряда "обнародования" вызывается иными соображениями, чем те, ради которых публикуется новое узаконение. Основания для него следует искать в наличности особого для Свода законов, изложенного в Учреждении Сената, правила, которое заключается в обязательности ссылок, во всех правительственных и судебных делах, на Свод законов. Обнародованию подвергается, конечно, не текст вышедшей книги законов, а то Высочайшее повеление о приведении ее, в вышеуказанном смысле, в действие, которое испрашивается Государственным секретарем и которое, на основании тех же статей, должно быть объявлено им Правительствующему Сенату. Этим, следовательно, косвенно подтверждено дальнейшее действие упомянутых правил сенатского учреждения. Далее, установляя одинаковый порядок приведения в действие как изданий, так и продолжений, обсуждаемые постановления тем самым признают равносильность этих двух типов кодификационных сборников, несмотря на некоторое различие приемов их составления. Вместе с тем статья 123, обращая свои предписания к новому изданию только "отдельных томов или частей", совершенно не предопределяет порядка обнародования нового издания всего Свода законов. Такое умолчание оставляет простор для всяких предположений; намерениям же составителей правил 1885 года, т.е. Кодификационного отдела, соответствовало, как это в точности видно из его представления, издание Свода при именном указе, без какого-либо в этом участия Государственного Совета*(487).

Уже эти немногие постановления дают некоторый материал, чтобы отнести дело составления Свода законов к области управления. И если прежде, во времена Второго Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, особое положение кодификационного учреждения и презумпция, сопровождавшая появление всякого его труда, могли служить к юридическому обоснованию принадлежности этой отрасли управления всецело к области верховного управления, то со времени 1885 г. и, a fortiori, при ныне существующем разграничении, она должна быть приравнена, в обычных условиях текущей работы, к сфере управления подчиненного*(488). Участие верховной власти необходимо или для того, чтобы сообщить выпускаемому кодификационному сборнику то юридическое значение, которое присвоено Своду в учреждении Сената, или по тем могущим встретиться вопросам, для разрешения которых необходимо соблюдение порядка, указанного статьей 120 Учреждения Государственного Совета. Постановление деятельности кодификационного учреждения в те же примерно условия, какие присущи законоподчиненным "ведомствам" (за исключением, однако, непосредственной подчиненности Правительствующему Сенату*(489), сказывается в статье 15 правил 1885 года, в силу коей ошибки в новых изданиях устраняются, независимо от того, каким путем они были обнаружены, простым "распоряжением" главноуправляющего (подобно порядку исправления, по общему началу министерского управления, властью министра, ошибочного действия подчиненного органа), причем "в потребных случаях" главноуправляющий входит по этому предмету в соглашение с подлежащими ведомствами. Этот порядок, установленный, можно думать, на случай обнаружения неточности, пропуска или иной ошибки в Своде тем или другим правительственным органом, вполне применим и к случаям оспаривания правильности текста в Своде со стороны частного лица, которое, доводя дело, путем обжалования судебного решения или вообще действия правительственной власти, до центрального учреждения, может добиться этим, хотя бы и медленным, способом устранения вкравшейся ошибки, если бы кодификационное учреждение не успело уже к тому времени, само усмотрев эту ошибку, исправить ее в ближайшем продолжении. Неясным, однако, остается в настоящее время порядок разрешения того ведомственного "разномыслия", которое могло бы возникнуть при обсуждении подобного вопроса. Статья 15 правил 1885 года предписывает для этих случаев внесение вопроса, подавшего к сему повод, "на разрешение Государственнаго Совета, установленным порядком". В прежнее время, действительно, законосовещательное учреждение призывалось и к разрешению такого рода разногласий. Ныне же, со времени объединения правительства в Совете Министров, законодательные учреждения уже не имеют дела с формальными среди ведомств разногласиями; последние считаются полностью устраненными в Совете еще до внесения дела в Государственную Думу. Таким образом, вторая половина статьи 15 уже не может быть признана соответствующей новому нашему строю. Практическое ее значение, впрочем, не настолько велико, чтобы ощущалась потребность ее переработки, ибо за те 30 лет, которые уже существуют правила 1885 года, ни одного, по-видимому, раза не наступало условий для ее применения.

При вышеописанном порядке исправления новых изданий Свода, какое, собственно, значение может быть приписано этим новым изданиям? Если, как мы видели выше, еще в начале шестидесятых годов прошлого века первое, вышедшее после Свода 1857 года, отдельное издание уставов рекрутских, почитавшееся как бы усовершенствованным продолжением подлежащей части тома IV, 1857 года, было названо официальным руководством, то правила 1885 года не установили ничего, что сообщало бы дальнейшим таким изданиям иное свойство, более приближающее их, напр., к первому Своду. С другой же стороны, эти правила совершенно открыто указали тот простой сравнительно путь к исправлению Свода, который, хотя применялся и прежде, но продолжал до того времени оставаться негласным. Благодаря этому то, что доступно было прежде инициативе единственно правительственных учреждений, стало доступным и для всякого заинтересованного лица. Таким образом, и после 1885 года за всеми новыми изданиями, как не утратившими еще значения усовершенствованных продолжений к отдельным частям третьего издания Свода, не может быть признано иного значения, как официального, обязательного к употреблению, систематического сборника действующих законов, который должен служить единственным руководством*(490) как в деятельности всех правительственных установлений, так и в сношениях с ними частных лиц. Такое его свойство выражается в требовании всегда и при всех обстоятельствах, кроме определенных, в законе*(491) перечисленных случаев, ссылаться, вместо отдельных узаконений, на подлежащие статьи Свода. Вместе с тем, однако, эти отдельные узаконения отнюдь не утрачивают самостоятельного своего бытия. Лишь в целях практического удобства, - чтобы избавить органы правительственной власти от траты времени и от риска впасть в неверное заключение при разыскании и сопоставлении между собой относящихся к делу узаконений, а также чтобы устранить возникновение домогательств, основанных на неправильных выводах о соотношении между собой этих отдельных узаконений, - закон обязывает обращаться к Своду. В этом официальном издании уже соображены, вне конкретных случаев практики, все вопросы такого соотношения, и задача эта выполнена правительственным учреждением, не только специально для того приспособленным по организации и по обеспечивающему его беспристрастие положению среди других учреждений, но и располагающим, вследствие близости к законодательным источникам, всеми средствами для возможно безошибочного раскрытия их истинного смысла. Выпуская в обращение новое издание, правительственная власть как бы заранее объявляет, как она понимает взаимную связь чередовавшихся отдельных в данной области узаконений и что именно и в каком виде является ныне действующим законом. Так как выработанные в Своде статьи, предполагается, вполне верно отражают и смысл и текст их источников*(492), а посему всякий ссылающийся на Свод не обязан доказывать его правильности*(493), как всегда подразумеваемой, donec probetur contrarium, за этим достоверным сборником, - то государственная власть не только освобождает применителя этих статей от исследования ее источников, но даже обязывает его принимать статьи Свода на веру, поскольку не возникает вопроса о неполноте, неясности, недостатке или противоречии законов. Но как только эта презумпция правильности падает, как только сторона, утверждающая наличность ошибки, успела ее доказать, выступает на сцену подлинный текст источника, всегда сохраняющий свое полное и преимущественное значение, - который и должен быть применен, не ожидая исправления подлежащей статьи в Своде. Таковы те последствия, которые вытекают из признания за современными кодификационными сборниками значения руководства или, как выразился один из государствоведов*(494), "своего рода комментария к законам". Но как ни скромна роль такого руководства в сравнении с тем, что представляло из себя первое издание Свода, тем не менее между ними допустимо следующее теоретическое сближение. Если издание 1832 года может быть охарактеризовано как акт аутентического истолкования накопившегося к тому времени законодательства, то ныне действующий Свод являет собой тоже как бы вид официального изъяснения законов, - но только в узкой сравнительно области отношения разновременно изданных по одному предмету узаконений между собой*(495). Эта сторона толковательной деятельности, вообще кодификационному учреждению не присвоенной, совершенно для него неизбежна, раз Свод предназначен содержать одни только действующие узаконения и притом в надлежащей между собой связи. При всем том и этот приближающийся к легальному вид толкования имеет свои границы: как только вопрос о соотношении между новым и старым законом не может быть в точности разрешен на основании тех данных, которыми располагает кодификационное учреждение, или допускает различное разрешение, обязанность дать в Своде прямой и определенный ответ отпадает, - ибо Свод является лишь отражением законодательства со всеми его неясностями и недомолвками, - и все старание кодификаторов должно быть направлено в таком случае лишь к изложению статьи Свода так, чтобы не отнять у практики возможности самостоятельного в ту или другую сторону ее истолкования. В этих пределах, но не далее их, возможно вполне согласиться с проф. Н.И. Лазаревским, который среди усматриваемых им у нас пяти видов "официальнаго толкования в форме абстрактных положений" отводит самостоятельное и видное место "кодификационному толкованию законов", ставя его, по значению, вслед за аутентическим толкованием*(496).

Признание современного Свода только "руководством", в противоположность первому его изданию с самостоятельной силой закона, связано еще с одним последствием. Сколько по условиям первоначального своего составления, столько же и под влиянием одинаковой силы закона, при абсолютном государственном строе, всех Высочайше утвержденных постановлений, Свод сложился из весьма различных источников. Правила 1885 года также допустили (ст. 7) дополнение его не только законами в собственном, тогда же формально отмежеванном, смысле, но и пояснительными постановлениями, удостоившимися Высочайшего утверждения, а также - смотря по содержанию - состоявшимися в порядке верховного управления Высочайшими повелениями. Таким образом, Свод законов никогда не был сборником законов в формальном смысле, а объединил в себе законы-нормы в материальном смысле, как их разумели статьи 47 и 53 старых Основных законов*(497). По необходимости сохраняя это свое свойство и в то время, когда вышеозначенные понятия и по нашему праву стали доступны к разграничению, Свод отнюдь не предназначен к тому, чтобы менять юридическую природу включаемого в него материала. Только основное его издание отсекло, так сказать, разыскание происхождения его статей. Но с тех пор, как Свод есть только руководство, включение в него той или другой нормы ни в какой мере не отражается на ее силе: то, что заимствовано из Высочайшего повеления, не становится, хотя и значится в сборнике, именуемом Сводом законов, от этого законом; распоряжение министра финансов по таможенной части, будучи включено по силе статьи 9 правил 1885 года в VI том Свода законов, не теряло этого свойства административного постановления, ибо, в противном случае, оно не могло бы быть изменено властью того же министра; наконец, и включенное на основании статьи 8 тех же правил сенатское разъяснение не могло, конечно, от одного такого включения возвыситься до степени нормы, изданной в законодательном порядке. Именно для того, чтобы оттенить происхождение, а следовательно, и порядок дальнейшей изменяемости всех подобных постановлений, правила 1885 года*(498) (а равно и предыдущая практика) стремились обособить их внешним образом в Своде. Но если бы этого и не было предписано, то не от кодификационного, конечно, учреждения зависело, и в дореформенное время, сравнять, объединением в составе Свода, юридическую природу отдельных постановлений. Если таково было значение Свода законов при действии правил 1885 года и соответствующих им статей Учреждения Государственного Совета 1901 года, то изменилось ли что-нибудь в этом отношении с преобразованием государственного строя? Основные законы 23 апреля 1906 года о Своде законов не упоминают ни разу. Сопутствовавшее им новое Учреждение Государственного Совета воспроизводит в статьях 119-124 почти полностью содержание постановлений об издании Свода предыдущего учреждения*(499), причем в первой статье содержит ту же самую ссылку на "особо установленные правила", по коим и впредь имеет быть составляем Свод. Этим как бы подтверждено действие Высочайше утвержденного 5 ноября 1885 г. мнения Департамента Законов, поскольку таковое не было заменено или изменено Учреждением Государственного Совета 30 марта 1901 г. и некоторыми другими узаконениями. Все это указывает, что ни роль, ни сила Свода законов, ни главные черты его составления, не мыслились законодателем стоящими в какой-либо непосредственной зависимости от изменения государственного строя. Да это и не должно удивлять, раз Свод законов не был и не мог быть сборником одних только законов в формальном смысле и раз сила его давно уже не была более силой закона. Если Свод был и остается руководством и первенствующее значение, в вопросах сравнительной силы, всегда сохраняется за подлинным текстом узаконения, то ни главенство закона не будет умалено, ни сила акта, состоявшегося в порядке верховного управления, не будет возведена на степень закона, хотя бы они стояли в Своде рядом или даже подверглись, по редакционным соображениям, слиянию в одной статье.

Сказанное не означает, однако, чтобы и самые правила, установленные для переработки Свода, остались без всякого воздействия со стороны установивших новый строй законоположений 1906 года. Одно из постановлений 1885 года, не отвечающих уже современным условиям, нами было отмечено выше, при разборе статьи 15 правил 5 ноября о порядке исправления ошибок в Своде. Другое изменение уже получило свое осуществление в действующей статье 121 Учреждения Государственного Совета 1906 года, которая, подобно послужившим ей источником статье 134 предыдущего Учреждения 1901 года и статье 11 правил 1885 года, перечисляет случаи, когда Государственному секретарю или подлежащему министру надлежит входить с представлениями "о разъяснении, изменении или дополнении подлежащих статей Свода или других узаконений", но, в отличие от тех же своих источников, не указывает, куда надлежит вносить эти представления. В 1885 году для сего указан был один путь: "в Государственный Совет". В Учреждении 24 апреля 1906 года этих слов не воспроизведено, - очевидно, в том соображении, что среди статей Свода законов есть весьма много таких, установление или изменение которых при новых Основных законах должно следовать не законодательному порядку, а порядку верховного управления*(500). И в самом деле, Собрание узаконений уже дает несколько примеров разрешения, в порядке статьи 11 Основных законов, через Совет Министров, нескольких вопросов по таможенному и горному уставам, а также по особому приложению к IX тому, которые не могли быть разрешены порядком кодификационным*(501).

Затем, более глубокого согласования с существом происшедших изменений требует и статья 7 правил 1885 года, перечисляющая главные источники для дополнения Свода со времени издания этих правил. В качестве таковых указывались: на первом месте "законы", т.е., как тут же пояснено, Высочайшие повеления за Собственноручным Его Императорского Величества подписанием и Высочайше утвержденные мнения Государственного Совета, и на втором, кроме пояснительных, удостоившихся Высочайшего утверждения, постановлений (к числу коих относились положения департаментов Государственного Совета), также "Высочайшие повеления, состоявшияся в порядке верховнаго управления по тем имеющим отношение к содержанию Свода предметам, по коим не существует правил, изданных в порядке законодательном". Как надлежит ныне читать ту часть 7-й статьи, которая касается законов, в этом никаких сомнений быть не может, ибо с 23 апреля 1906 года мы имеем вполне точно отграниченное понятие закона в формальном смысле*(502), а прежнее определение может относиться только до актов, получивших Высочайшее утверждение до 27 апреля (т.е. не позже 26 апреля) того же года. Не столь легким для замены "в кодификационном порядке" представляется постановление той же статьи о субсидиарной прежде группе источников. Здесь надлежит считаться: а) в отношении пояснительных постановлений - с тем, что в переходную эпоху, узаконением 6 июня 1905 г.*(503), "преподаваемое Высочайшею властью изъяснение истиннаго разума законов" отнесено было всецело к области законодательного порядка, но что, с другой стороны, статья 31 Учреждения Государственной Думы, перечисляющая предметы ведомства законодательных учреждений, не упоминает, в частности, об этом изъяснении*(504); б) касательно Высочайших повелений - с тем, что то соотношение между ними и законами, какое предполагается в обсуждаемой статье, стремящейся избежать в Своде законов коллизии между статьями законодательного происхождения и позднейшими постановлениями, состоявшимися вне этого порядка, - в известной мере, быть может, отвечает конструкции статьи 11 Основных законов (указы "в соответствии с законами" и "повеления, необходимыя для исполнения законов"), но не обнимает той обширной группы Высочайших повелений, которая является последствием выделения дальнейшими статьями Основных законов некоторых предметов в исключительное ведение верховной власти. Наконец, следует иметь в виду еще одно обстоятельство. Статья 7 правил 1885 года, обусловливая включение Высочайших повелений наличностью их связи с предметами Свода законов и отсутствием относящихся к тем же вопросам законодательных постановлений, ставила Главноуправляющего Кодификационным отделом как бы в роль единоличного судьи в законности изданных не в законодательном порядке правил. Так как в настоящее время, по силе статьи 92 Основных законов*(505), наблюдение за такой законностью сосредоточено в Правительствующем Сенате, ибо несоблюдение при издании постановлений законодательного свойства установленного для того порядка влечет за собой необнародование их, то единственным ныне мерилом для кодификационного учреждения в вопросе помещения или непомещения обнародованного Высочайшего повеления в Своде законов является наличность или отсутствие связи его с предметами Свода, вопрос же о том, имеется или не имеется в настоящем случае коллизия с правилами, изданными в ином порядке, должен в глазах сего учреждения почитаться разрешенным самым фактом его обнародования со стороны Сената. Но если бы все намеченные выше вопросы даже и находили правильное себе разрешение в современной кодификационной практике, то нельзя все-таки не пожалеть, что статья 7 правил 1885 года в свое время не вошла в число тех постановлений, которым было сочтено нужным, при разработке в 1901 году нового Учреждения Государственного Совета, дать место в числе основных положений о Своде, ибо в этом последнем случае она не преминула бы предстать в Учреждении 1906 года в надлежащем, согласованном с новыми Основными законами, виде, и тогда, вероятно, над простым, самим по себе, вопросом о будущих источниках Свода не реял бы тот туман, какой создался вокруг него при первых же после 1906 года продолжениях. В одном, впрочем, отношении, даже и в случае такой своевременной переработки статьи 7, она - можно быть уверенным - не сумела бы дать исчерпывающего ответа, а именно по вопросу, включать ли в Свод и если включать, то с соблюдением каких ограничительных условий те изменяющие и дополняющие Свод законов временные постановления, которые издаются на основании статьи 87 Основных законов. Ведь в 1906 году едва ли кто мог предвидеть, сколь обширный источник действующего права суждено будет составить, к концу первого десятилетия, мероприятиям, принимаемым по чрезвычайным обстоятельствам во время прекращения занятий Государственной Думы, сколь сильно ими окажется затронутым Свод законов и сколь много иногда может потребоваться времени, чтобы даже более важным из таких мероприятий (каков указ 5 октября 1906 г. о крестьянском равноправии) претвориться в закон.